Шопен над дерьмом

Юрий Лучинский
Уже не помню их фамилий.
Это были отец и сын. Оба неоднократно судимые. Оба «не вставшие на путь исправления». Оба состоящие под административным надзором.
Вдвоем жили в задрипанной трехкомнатной «хрущевке». И смертельно ненавидели ментов. В том числе, естественно, и меня, как непосредственно осуществлявшего за ними этот надзор. (С ограничением перемещения и обязанностью после 22 часов находиться дома. – прим. авт.)

Осень 1982 года.
Вечер в опорном пункте на Бульваре Новаторов, 26.
Время к полуночи. Уже собираюсь заканчивать дела и идти в отделение. Сдавать наработанные документы и табельное оружие.

Распоряжение по телефону от дежурного.
Выйти и разобраться с совсем недавно образовавшимся на участке трупом. Возмущаюсь, напоминаю, что рабочее время уже закончено, и что на полночный труп надо направлять из дежурки резервного офицера.
Дежурный уговаривает, обещая подослать машину для комфортного перемещения.

Соглашаюсь. С чувством глубокого удовлетворения узнаю адрес дислокации трупа. Знакомо до боли – квартира двоих надзорников. Со слов дежурного, помер старший.

Через пару минут подъезжает «УАЗик», в котором также сидит коллега с соседнего участка.
С собой имею бутылку водки из подношений граждан. На всякий случай.
Едем в адрес.

Осиротевший рецидивист, слегка пьяный, встречает нас с зубовным скрежетом. От ненависти.
Знакомая зачмыздранная хата. Мебели и обоев практически нет – все пропито и ободрано. Почему-то сохранилось старое разбитое пианино. Наверное, никак не пропить – спроса нет.

Под тихий речитатив сына о «суках ментовских», доведших папаню, провожу быстрый осмотр трупа отца в маленькой комнате. Фиксирую отсутствие механических повреждений, золотых зубов и иных ценностей. Морщусь от запаха экскрементов, извергнутых усопшим в момент бесславной кончины.
Непочтенные речи сынку прощаю ввиду экстраординарности момента. В другое время за такую вольность он бы уже огрёб суточек пятнадцать.

Закончив оформление документов для «труповозки», расслабляюсь и подзываю к себе осиротевшего поднадзорника.
- Ты, мудак, до х** не п***и, а найди в своем бомжатнике три стакана. Да вымой почище, – приветливо прошу поднадзорного.
- Сам ты мудак, мент поганый, - вкрадчиво бубнит тот, но через пару минут притаскивает с кухни три с трудом отмытых стакана.

Разливаю на троих (и коллеге с соседнего участка) принесенную с собой водку и провозглашаю тост за упокой души новопреставленного раба божьего.
- Ну ты, начальник, в натуре, даешь, - надзорник смотрит на меня просветленным взглядом и проглатывает водку, - по-человечески делаешь.
Допив остатки водки, я окончательно расслабляюсь, присаживаюсь за разбитое пианино. Начинаю наигрывать траурный марш Шопена.
Рецидивист рвет на груди грязную рубаху и проливает скупую мужскую слезу.
- Да я, б***ь,… Да е***ый в рот… Да я разве, ****ь, мог подумать, что менты, б****, так папаню будут поминать. Он же, б****, всю жизнь сидел…

Из соседней комнаты грустно глядит на нас обгаженный труп вечного сидельца.

Менты тоже люди.


2001 - 2009 г.г.