Такой толстый задачник! Просто талмуд какой-то, а не пособие для обучающихся! При одном взгляде на объем скопившихся в одном месте нерешенных задач волосы шевелятся на голове. Утешают две вещи. Во-первых, все эти задачи придумали сами люди; во-вторых, мы можем биться над ними хоть всю жизнь, но в одном уверены – решение имеется, ответ в конце задачника. Другое дело – повезет отыскать его самому или нет. Я бы даже сказала иначе: хватит ли смелости решить задачку?
Мне за мою жизнь удалось одолеть массу различных задач. Вон, по полу раскиданы листки с формулами и словами, со схемами и графиками функций. К примеру, существует в математике так называемая функция с разрывом первого рода. Эти разрывы устранимы. Все предельно просто, как сама жизнь: встреча-разлука, есть-нет, в глаза-отвернулись, обнялись-разбежались…
Но бывает и функция с разрывом второго рода. Это бесконечный разрыв: два графика разделены осью ординат, но все-таки приближаются к ней. Приближаются бесконечно, по асимптоте, но так никогда и не сойдутся в одной точке… Мы с тобою похожи на график этой функции. И задачу я опять не решу, мешает разделяющая прямая.
… В детском парке среди радостного визга ребятни и журчания воды в фонтане, надрывного крика павлина и всплесков листвы под порывами ветра слышалась печальная музыка. Казалось, скрипочка почти шепотом рассказывала о том, как созревают плачи на безлиственном древе несбывшихся надежд.
На лавочке под навесом, прислонившись спиной к стене и уронив голову на грудь, спал мужчина. Его одутловатое лицо, помятые синие брюки, несвежая рубашка и пыльные стоптанные туфли безошибочно указывали на то место, которое он сам себе определил в этой жизни. Рядом с ним лежал полиэтиленовый пакет, из которого выглядывал рукав серого свитера.
К лавочке на большой скорости на трехколесном велосипеде подкатил симпатичный карапуз лет четырех. Он дернул спящего за рукав.
– Дядь, дядя! Дай шоколадку, а?
Человек буркнул что-то сквозь сон.
– Ну, дядь! А то милиционера позову! – пригрозил младенец.
Мужчина открыл глаза, посмотрел на небо, потом по сторонам и, наконец, опустил свой взгляд на малыша.
– Где-то скрипка играет? – спросил он то ли ребенка, то ли себя.
– Дядь, а шоколадку? – настаивал мелкий вымогатель.
Мужчина вздохнул, сунул руку в карман и вытащил большую яркую плитку шоколада.
– Ой, какая красивая! – малыш резво соскочил с велосипеда и быстренько развернул подарок.
Мужчина поднялся и, пошатываясь, пошел по дорожке из парка. Навстречу ему шла пожилая чета, прикрываясь цветным зонтиком от яркого летнего солнца.
– Простите, вы слышите музыку? – спросил он.
– О, Господи! – шарахнулась в сторону дама. – Какую еще музыку? Концерт только в шесть!
– Спасибо. Понял, – ответил бродяга и приткнулся к оказавшейся на его пути лавочке.
– Вот он, вот он! – метрах в десяти от лавочки откуда-то из за кустов возникла стайка ребятишек. Они показывали пальцами в сторону мужчины и переговаривались.
Один, видимо, уже знакомый с ним, отделился от толпы, подошел и по-свойски сел рядом с пьяным.
– Привет, дядь Коль!
– Здорово. Тебе чего?
– Пепси! А ребятам – фанту!
Бродяга почесал нос, полез в один карман, потом во второй и стал одну за другой доставать оттуда бутылки с газировкой. Малышня с шумом расхватала добычу и в мгновение рассыпалась в стороны.
– Федька! – вдруг крикнул мужчина вслед детворе. – Ты музыку слышишь? Ну, сейчас вот, слышишь? А?
– Не-а! – прокричал Федька, оторвавшись от бутылки. – Слышу машины, и вороны кричат!
– Понятно, – самому себе тихо сказал мужчина. – Значит, глюки.
Скрипочка продолжала изливать свою душу то адажио, то анданте, то затихая, то набирая силу.
– Поесть бы чего, – произнес мужчина и неровной походкой направился к одному из киосков.
В окошке миловидная пышногрудая продавщица в голубом переднике и кружевном колпаке обслуживала немногочисленных покупателей.
– Валь, а Валь! Дай бутербродик, – прислонившись к киоску, выговорил бродяга.
– Иди, иди, нечего! – Валентина была тверда, как стальные конструкции намертво приваренных к полу столиков.
– Я ж еще ничего не ел…
– А ты работать иди! – Валя точно знала нужное направление. – Ишь, шатается, такой мужик! На тебе пахать можно!
– Валь, ну ладно тебе. Жрать-то охота.
Валентина сквозь заложенное товаром стекло махнула ему рукой. Он поправил волосы, откашлялся и как-то несмело подошел к дверке киоска.
– Так, – твердо и неотвратимо в своей истинности изрекла продавщица. – Так, только в обмен! Вот тебе два бутерброда – с ветчиной и с сыром. Гони коньяк, да только «Квинт» пять звездочек, понял!
– Угу, – кивнул мужик, откусывая от бутерброда. – Сейчас, погоди, доем.
– Да быстрее, клиенты ждут! – возмутилась Валентина.
– На! – он сунул руку за пазуху и извлек на свет стройную фирменную бутылку золотистого коньяка. – Небось, сама выпьешь?
– А то с тобой! – дверь захлопнулась.
Мужчина стукнул по ней ногой, и звук барабана войны заглушил небесное звучание скрипки.
– Я те стукну! – зло прошипела из-за приоткрытой двери хозяйка киоска.
– Валь, а ты слышишь скрипку?
– Девушка, ну, сколько можно? – подала свой голос очередь.
Мужик свернул пакет, сунул его под мышку и побрел прочь.
...Я сидела у реки уже полчаса, не решаясь войти в воду. Цвели тополя, и пух волнами прибивало к берегу, так что зеленая кайма травы была выгодно подчеркнута белесой пуховой оторочкой.
Сидя на расстеленной рубахе, руками я опиралась о землю. Мои пальцы с удовольствием читали песчано-травяную подстилку вперемешку с камешками. Я смотрела на мелкую рябь на воде и слушала, как где-то высоко, должно быть в парке, нежно перебирая варианты печали, играла скрипка.
Слева от меня что-то шлепнулось на траву, и к моим ногам по склону скатился измятый полиэтиленовый пакет. Следом появился его хозяин.
Это был мужчина лет сорока, такой же помятый и совершенно нежелательный и в моем одиночестве, и на фоне приятного пейзажа.
– Хотите шоколадку, девушка? – спросил он.
– Хочу! – с вызовом ответила я, понимая, что взять ему ее неоткуда, так что будет повод отстраниться.
К удивлению он быстро достал из кармана брюк мой любимый «Бабаевский» шоколад.
– Мой любимый! – сказала я.
– Кто, я? – он вскинул брови.
– Да нет, –я смягчила тон, – шоколад, конечно!
Я развернула плитку и протянула ему половину. Он посмотрел на шоколад, потом на меня, потом – снова на шоколад.
– Не, мне нельзя! – он пожал плечами.
У него были очень грустные глаза, словно он давно забыл что-то очень важное и уже отчаялся вспомнить.
– Ешьте, ешьте, –я настаивала.
– Я могу только отдавать, – сказал он и достал еще одну плитку, на этот раз – с миндалем.
– Классно! И что, сами не едите? – удивилась я. У меня пропало всякое желание быть колючей.
– Это для других. А мне – только что подадут. Иначе не получается, – вздохнул он и растянулся на траве.
– А подают? – спросила я, глядя на него с интересом. Я бы, наверное, уже могла к нему и прикоснуться, может, даже погладить по руке.
– Хреново! – он закинул руки за голову и закрыл глаза. – Если подают изредка, то я голодный, но всем от меня хватает, раздаю, кто что просит. А если объедаюсь – все! Ничего в кармане, блин!
– А пьете на что?
– На что? Угощают друзья.
– Так они есть, друзья?
– Друзья-то? – Он приподнялся на одном локте. – А как же! Есть! Это меня у них нет, а они у меня есть! Одному – компьютер, другому – сотовый. Олег, тот вообще говорит: «Коль, а слабо достать мне сто долларов?» А я что? Как будто я сам их делаю, что ли? На!
– Знаете, – я поднялась и стала натягивать джинсы, – почему бы вам ни достать из своего волшебного кармана хороший мужской одеколон?
– Кому?
– Себе.
– Вот девка бестолковая! Не могу себе я!
– Тогда – мне. А я вас побрызгаю, хотите?
Он резко сел и уставился на реку. Я надела рубаху. Надо было ополоснуть хотя бы ноги, стыдно уходить, даже не прикоснувшись к воде.
Я легко сбежала к реке, и прохлада освежила ступни так бережно, что у меня возникло ощущение, будто я иду по тонкой зеленоватой блестящей на солнце атласной ткани.
Скрипочка пела уже не одна. Две мелодии, переплетаясь, то обгоняли одна другую, то снова складывались в причудливый узор.
– Девушка!
Я обернулась. Он смотрел на меня, двумя руками держа перед собой небольшой букетик белых и розовых гиацинтов.
Я подняла брови.
– Из кармана?
– Угу.
– А ум оттуда извлечь нельзя?
– Это тоже будет не для меня! Как же ты не поймешь! Возьми цветы!
– Не хочу, – я надела босоножки прямо на мокрые ноги.
– А меня?
– А вас – тем более. За шоколад – спасибо.
Он размахнулся и бросил цветы в реку. Волна приняла их и стала ласково покачивать, словно утешая.
Мне было легко уйти и вскоре забыть этого странного типа, клоуна-неудачника, целых пять минут развлекавшего меня на городском пляже. Но что-то произошло. Что-то изменилось вокруг, нет, не вокруг, а там, в вышине! Вот что: скрипка снова звучала соло. «Ты поняла?», – спросила я сама себя.
Я вытащила букетик из воды, отряхнула его и поднесла к лицу. Дивный запах сладковатой звездной ночи, исходивший от гиацинтов, уверенным мажорным аккордом поднимался над землею.
Там, наверху, два светлых Ангела, опустив свои скрипочки, с улыбкой следили, как мужчина, стараясь не шататься, поднялся и, встретившись с девушкой взглядом, кивнул ей.
– Господи! – он поднял глаза вверх. – Что Ты творишь со мною?!