Странники

Людмила Назарова
Такой красоты мне еще не приводилось видеть. Радость тонкими сладкими струйками пронизывала меня насквозь и собиралась где-то чуть выше сердца, где, как говорят, прикреплена серебряная нить нашей души.

Я смотрела на то, что происходило прямо у меня перед глазами, и Небеса являлись не только желанными, но и вполне достижимыми, приближаясь на расстояние вытянутой руки, приглашая к счастью. Получается, что счастье на небесах? Нет, оно рядом, но мы обретаем его тогда, когда открываются наши глаза, и мы становимся способными видеть Чудо.

Передо мною сияла его Душа. Она представляла собой большое прямоугольное полотно, вертикально расположенное в воздухе напротив меня. Это удивительное Нечто нельзя было назвать тканью, столь тонка и прозрачна она была. Скорее, это напоминало разноцветный туман, тончайший слой переплетения самых нежных цветов – розового, салатового, сиреневого, желтого, золотого, голубоватого… Они двигались, создавая полную уверенность в том, что перед вами нечто живое.

Живое всегда отличишь от неживого. От живого идет сила, распространяющаяся далеко за пределы его границ. Неживое находится внутри самого себя.

Сила и радость, исходящие от его Души, выстилали пространства от земли до неба, поднимались выше неба, опускались в глубины океана и, я подозреваю, уходили далеко за пределы Земли, к иным мирам, к иным душам.

Все сопровождалось музыкой. Мелодия, которая казалась еще тоньше радужной ткани его Души, лилась чисто и изысканно. Флейта рассказывала о том, откуда приходят сны и куда уходит любовь.

Любовь моя, куда ты уходишь? Задержись на мгновение, всего на миг, чтобы он стал Вечностью для меня, и Вечность обрела бы твои черты, и в ней поселилась бы твоя Душа, не отлетая далеко и надолго, потому что в Вечности времени не существует. Останься со мною хотя бы на те две минуты, что звучит созданная тобою небесная мелодия световых и цветовых превращений, дающих возможность если не прикоснуться к Душе твоей, то узреть ее.

Я видела твою Душу. Теперь я счастлива. Сомнений нет, это была она. Когда вечером я слушала мелодию, которую ты мне принес несколько дней назад, я еще не могла себе и вообразить, какое дивное зрелище именно на ее фоне мне подарит сон. Это было прекрасно.
Интересно, а видел ли ты сам собственную Душу? Она как задержка дыхания, после которой воздух кажется слаще и упоительней. Остановись, загляни в себя. Или так и будет проходить твоя жизнь в суете, в спешке, в непроговоренности? И, возможно, ты ни разу не ощутишь восхищения от того, что было вложено в тебя Творцом, не познаешь собственную принадлежность к Свету. Если тебе об этом скажу я, это останется только словами влюбленной женщины. Они ничего не прибавят, ты должен увидеть и понять сам.

… Дожди зачастили. Земля не успевала просохнуть, как ее снова омывали потоки воды, унося покой тепла, лишая равновесия. Несмотря на дождь, мне во что бы то ни стало нужно было сегодня добраться до ворот города. Там, налево, за торговыми лавками, живет предсказательница, о которой говорят, что она никогда не ошибается.

Я принесу ей винограда и молока, пусть расскажет мне, чего ждать в жизни еще. А чего я жду? Моя однообразная жизнь складывается из серых камней похожих друг на друга дней и бесцветных пустых ночей, в которых не вспыхнет огонь, не прозвучит голос, не прошелестит упавшая на пол одежда. Одежды ветшают – их можно заменить. Человек ветшает – его тоже заменяют, на его место приходят его дети. А у меня детей нет.

Когда родился мой сын, я взглянула ему в лицо и поняла, что родила чужого человека. Мне не было страшно, мне было пусто и одиноко. И пока он рос, и когда он вырос и оставил меня, пустота внутри кристаллизовалась в крохотные ледяные иголочки, к которым сердцем не прильнешь.

Пусть гадалка скажет, чего мне ждать от жизни и от себя самой.
– Как вы себя чувствуете, соседка? – спрашивает меня почтенный господин, живущий рядом.
– Прекрасно, сосед! – с очаровательной игривой улыбкой отвечаю ему я, а сама себе говорю: «Я себя не чувствую совсем…».
– Вы сегодня выглядите замечательно! – продолжает он, напрашиваясь на ответный ход. А я не выгляжу, я даже не выглядываю из себя, мне не на что смотреть снаружи. Но отвечаю:

– Это, дорогой сосед, ваши глаза сегодня смотрят иначе, в них играет солнце, а не льют дожди!

Так и живу много лет. Где я? Кто мне скажет, где я бываю, когда все это говорю, совершаю действия, которые полагается совершать всем людям, тихо продвигаясь в своей очереди к смерти. Время идет, очередь движется все быстрее, а я, похоже, так и не узнаю, почему истаяло мое ощущение жизни.

Этот каменный дом выделялся среди остальных тем, что дверь его была обведена красной краской. Я взошла на порог и постучала. Мне открыли не сразу.

На прорицательнице было свободное одеяние. Ее светлые волосы, распущенные и перехваченные лентой на лбу, спадали на плечи легком водопадом.

Я протянула кувшин с молоком и корзину, в которой лежал спелый, пресытившийся солнцем виноград. Она сделала приглашающий жест и молча повела меня в дом.

Посреди комнаты лежал пестрый желто-зеленый ковер, по его углам, немного коптя, горели масляные лампы. Я оставила приношения справа у двери и вошла следом за хозяйкой. Она велела мне вымыть руки, лицо и ноги. Затем она раздела меня донага и уложила на ковер навзничь. Я смотрела вверх, на каменный потолок, и разглядывала причудливые трещинки, бежавшие по нему. Они, пересекаясь, складывались в узоры, которые порою образуются на ткани, если вы используете для плетения неровную нить.

Прорицательница села рядом со мною, положила одну руку мне на лоб, другую – на живот и запела. Это монотонное пение меня слегка успокоило, и я сказала себе: будь, что будет. Даже если ничего хорошего в моей жизни не предвидится, я проживу ее такой, какая она есть. Даже если в теле останется только сотая доля меня самой.

– Жди на пятый день следующего месяца, – сказала прорицательница, закончив петь. – Он придет к твоему порогу. Жди.
– Кто – он? Это может оказаться и осел, кто подойдет к моему дому, – устало уточнила я.
– Осел или человек – не важно, – ответила она. – Главное, что он принесет перемены в твою жизнь.
– А перемены добрые?
– Мне этого не показали. Просто перемены.

И вот сегодня с утра я жду того, кто изменит всю мою жизнь. Я жду, а день уходит навсегда, в своей большой солнечной переполненной корзине унося и мою надежду. Я жду, а ничего не происходит. Может быть, я жду не там? Или мешаю своим присутствием?

Я взяла кувшин и отправилась к источнику.

Набрав воды, подняв кувшин на плечо, я медленно подходила к дому, когда вдруг увидела сидящего рядом с ним странника. На нем была длинная серая хламида, запылившаяся и помятая. Его обожженное солнцем лицо обрамляла неопрятная борода.

Я поставила кувшин на порог. Он поднял на меня глаза. Я вздохнула. Все равно, говоря о переменах, мы ожидаем лучшего, ну, по крайней мере, красивого. Хорошо, подумала я, странника я накормлю. Завтра он отправится дальше, а моя жизнь снова потечет тонкой струйкой, не орошая ничьих посевов, не утоляя ничью жажду.

Я полила ему на руки, чтобы он мог освежить себя после долгого пути. Смотреть на него не хотелось. Он исходил столько дорог, что тяжесть легла на него несмываемым клеймом. Под этим клеймом угадывалась сила, принявшая многое на себя и многому противостоящая. Но мне уже было все равно.

После того, как мы поели, я без единого слова постелила ему у окна. Он молча лег и отвернулся к стене. В полумраке я долго смотрела на его седые волосы, пытаясь представить, что там, внутри этого сосуда мудрости, есть для меня. Просто подойти и спросить?

Завтра наступит утро, и он уйдет. Вот и перемены – я уже подгоняю время! Так нельзя.

Я встала и подошла к окну. Странник поднял голову. В неверных сумрачных осыпаниях теней его лицо не казалось таким уж старым и усталым. Я присела рядом с его ложем.

– Расскажи мне что-нибудь, – попросила я, – что-нибудь о странствиях.
– О странствиях по земле, под землей или над землей? – спросил он, приподнимаясь на локте.
– А ты странствовал везде?
– Везде.
– Тогда о странствиях души. Я иногда чувствую, как она оставляет меня, и тогда я живу, словно во сне, – все делаю, разговариваю, но меня здесь нет. Меня нет во мне. Где бывает в это время моя душа?
– Она улетает к тому, кто ее зовет, – ответил странник.
– А кто ее зовет? И последнее время – все чаще?
– Ее зовет тот человек, которому она нужна.
– А я? Моя душа нужна, а я – нет? Как это соединить в одно, скажи? Мне не хочется жить. Я так на тебя надеюсь!

Он встал и начал собираться. За окном ночь уже нашептывала домам и людям слова покоя, а он хотел отправиться в путь.

– Прости, что разбудила тебя. Не уходи. Мне предрекли, что ты изменишь всю мою жизнь. Не уходи.
– Я изменю ее, возможно, именно своим уходом, – сказал он, закрывая за собою дверь.

Я долго плакала, сидя на его постели. Наверное, он ушел, почувствовав мое первоначальное презрение к нему. А может, он был мудрецом, который знает, как возбуждать чужие души к жизни. Но остатки моей души уже не хотели жить.

Рано утром я пошла к морю, на ту скалу, откуда всегда любовалась поющим простором, снующими в волнах судами, купающимися ребятишками. Там начинается утро, там может завершиться моя жизнь. Острые скалы освободят душу от постоянных мучений, от разделенности, соединив ее с утраченными частями.

В течение своей жизни я оставляла  частички своей души каждому, с кем приходилось встречаться, и не только тем, кого я любила, а даже простым прохожим из шумной рыночной толпы. Я давно уже поняла, что живу неправильно, но по-другому меня никто не научил. И вот во мне осталось совсем немного меня, ровно настолько, чтобы решиться на последний шаг – шаг в пропасть.

Ветра не было, море дышало сонно, ровно. Восходящее солнце щедрыми разноцветными букетами разбрасывало свои лучи во все стороны. В такое утро завершить свою жизнь очень трудно, подумала я. Утро – это всегда продолжение, обещание.

Я стояла над волнами, смотрела вдаль, и сама не заметила, как начала петь. Я пела долго и радостно, потом вкинула руки и снова запела. Откуда ни возьмись, со всех сторон стали слетаться чайки. Они всегда в это время еще спят, а тут их налетело тысячи и тысячи.

Птицы садились на землю вокруг меня так, что вскоре все было покрыто их телами, словно белым живым ковром.  Ступить было некуда. Оглянувшись, я увидела невдалеке странника. Он взмахнул рукой, и все птицы разом поднялись в воздух – небо стало снежным и плотным. Я хотела проследить, куда полетит эта белая туча, но они вдруг совершенно незаметно для глаза превратились  одну огромную чайку, которая простерла свои крылья прямо надо мною.
Странное чувство возникло в моей груди. Мне казалось, я смотрю сама на себя, и мне было весело сознавать, что от меня во все пространства устремилась сила. Значит, я живая.
Странник подошел ближе и стал рядом, под крыльями зависшей в небесах белоснежной чайки. Потом он поднял руку, прикоснулся к оперению птицы, и она сочной струей стремительно соскользнула с небесной сини вниз, прямо в самый центр моей груди.

– Вот и все, – сказал странник. – Все части твоей души собраны воедино. Теперь ты можешь и сама делать это для других людей, не боясь растерять себя снова. Помогай тем, кто страдает.
– А я больше страдать не буду? – спросила я. – Теперь я буду счастлива?
– Ты всегда была счастлива, – ответил он, – только в разных местах, в разных временах, в разных людях. Они приходят к нам и уносят частички нашей души. Кто не умеет ее удерживать, часто вскоре становится только телом. Сегодня я тебе помог, а придет время, и ты поможешь мне.
– А когда придет это время? Мне стало так хорошо, что я хочу отблагодарить тебя прямо сейчас.
Он посмотрел на восходящее солнце. Свет вспыхнул в его глазах, и ко мне тотчас пришла уверенность, что мы еще встретимся.
– Это случится немного позже, веков через восемь, – сказал он задумчиво.
– И мы узнаем друг друга? – удивилась я. – Но как? Говорят, память прошлых жизней стирается?
– Не вся, – ответил старик и протянул мне маленькую тростниковую флейту. – Возьми. Это память будущего. Когда однажды прямо к тебе в дом кто-то принесет мелодию флейты, и ты, благодаря ей, сумеешь увидеть душу этого человека, ты вспомнишь все. И меня тоже.
– И тебя тоже, – повторила я, чувствуя, как внутри возникает мирное и неистощимое тепло, которое тут же поднимается к моим глазам светлыми слезами. Я обняла странника. – А кем я буду в той жизни, где услышу флейту?

Он вытер мои слезы и тоже обнял меня. Мы стояли, крепко прижавшись друг к другу, и тихо покачивались. Наконец я услышала, как он шепнул:

– Моей возлюбленной. Но мы никогда не будем вместе.
– Почему?
– Потому что мелодия флейты слишком коротка.

Иногда в конце дня я играю на флейте, которую подарил мне странник, и вечерние тени, сгущаясь, рисуют неуловимые контуры моей будущей жизни, в которой мне, возможно, воочию удастся увидеть Душу человека.

Может быть, это тоже будет птица. А, может, цветок. А, может, и нечто такое, красоту чего даже невозможно себе вообразить, потому что эта красота неземная.