58 метров – это длина тоннеля до озера Провал в Пятигорске. Вся дорога укладывается в мои 70 шагов.
Когда я впервые ранним утром оказалась перед входом в провал, я испытала легкий страх, потому что снаружи не видно его окончания – того, куда стремишься. Идти без гарантии, что темнота закончится, не хотелось. И все-таки я рискнула пройти путем тысяч и тысяч не устрашившихся.
Ступив под своды тоннеля, я шла, внутренне сжимаясь, чувствуя над собою громаду горы. Я словно оказалась в живом организме. Страх уплотнился. Не утешали даже следы присутствия людей в виде имен на стенах и потолке.
Я передвигалась внутри какого-то канала, складчатая дряблая ткань которого подтверждала мое предположение о том, что это существо очень древнее. Не знаю, какие образы возникли у вас, а я, добравшись до озера, совершенно четко увидела, что нахожусь во чреве, в огромной каменной матке, и путь назад, к свету, грозит обернуться моим рождением.
Там, внутри, на складчатых известняковых стенах жили голуби. Свист их крыльев был особой песней, то долгой, то прерывистой. Эхо умножало и делало пронзительным содрогание воздуха под их крылами.
Дух Святой явился в образе голубя. У озера их было много. Два-три мелькали перед глазами, перелетали с камня на камень, пили сине-зеленую воду, а остальные незримо творили нечто такое, от чего мое сердце сжималось снова и снова.
Когда мы говорим «Голуби воркуют», эти слова рисуют картину умиротворения, примирения, согласия и даже любви.
Здесь же разместившиеся в стенных нишах птицы издавали стоны. Я понимала, что это все проделки акустики, но стоны были такими близкими и явными. Они то доносились откуда-то издалека, приглушенно, то усиливались, нарастали, звучали тоном выше, а потом или срывались в тишину, или постепенно сходили на нет. Казалось, стонет женщина, которая вот-вот родит, и родовые схватки уже дошли до предела своей силы и частоты.
Я мысленно перенеслась в тот день, когда увидел свет мой ребенок.
Проснувшись поутру и проходя мимо стоявшего в коридоре зеркала, я с ужасом увидела, что стала плоской. Мой живот исчез, не просто освободив меня от бремени, но и лишив самого вдохновенного на этой земле – ожидания.
Я взращивала его в себе, читая книги или слушая рассказы о жизни мамочек из нашей палаты. Когда ожидание достигло своего пика, спелости, он позвонил.
Это был звонок из Тулы с совершенно обычными вопросами, словно не произошло чуда появления на свет его ребенка.
– Как ты?
– Нормально. А ты?
– Я работаю сейчас в Туле.
– Сбежал, короче.
– Не сбежал, а спрятался.
– Ты способен быть честным?
Он замолчал на минуту, а потом я ощутила, как в нем поднялась волна злости. Наверное, я специально сковырнула эту болячку, чтобы увидеть настоящее.
– Ну, мы еще встретимся! - в его голосе кипела нескрываемая злоба.
– Вряд ли. Или ты изменил свое отношение к ребенку и примешься нас воспитывать?
– Я убью тебя! – заорал он в трубку, но я уже опускала ее на рычаг.
Ждала ли я все эти дни именно такой развязки? Или еще надеялась, что извращения абсурда сами по себе сойдут на «нет», и он станет нежным, внимательным, трогательно заботливым?
Больной сукин сын.
А здорова ли я в свои солнечные двадцать семь, если слепа и глуха? Может быть, это рок, подумала я. Но не судьба уж точно!
И я отказалась от сюжета, в котором меня не считают за человека, ненавидят моего ребенка и ежесекундно ищут повод, чтобы объявить, что жива я пока исключительно по милости сильнейшего.
Ребенок вырос, стал большим и красивым, а я прошла свой путь в поиске человека, который способен был меня понять. Это не оттого, что я натура сложная. Скорее, напротив. Так я училась сама понимать мужчин, этих инопланетян.
Ведь недаром, по последним утверждениям ученых, на нашей планете существует не один вид –Человек разумный, а две его разновидности – мужчина и женщина. Просто они способны скрещиваться и давать потомство. Как, например, ишак и лошадь. Это нетрудно. А вот могут ли они понять друг друга… Кому-то из них это нужно или достаточно - раз-два? Нам, женщинам, совсем недостаточно.
И вот спустя годы и годы мы с ним встретились в обстоятельствах, которые исключали всякий тесный контакт, но позволяли, как в экране телевизора, наблюдать друг друга. Если бы я придумывала этот поворот, то, наверное, добавила витиеватости, хотя вряд ли она выгодно оттеняла бы ход событий.
Простота сразу бьет кирпичом по голове. Простота радостна своей неожиданностью, уверением тебя в том, что еще не разучился удивляться.
Мой любимый провожал меня после моего очередного к нему визита. Мы стояли у входа в мое купе в плацкартном вагоне и целовались. Мое лицо было обращено к проходу, поэтому в моменты, когда глаза открывались, я видела проходящих по нему пассажиров. Все торопились занять места и расположить свои баулы; им было не до нас.
Как вдруг какой-то лысый мужик обернулся, потом еще и еще раз.
– Вот лысый гад! Оглядывается! – шутя, сказала я.
– Это он завидует, – пояснил Володя и обнял меня крепче.
– Нет, какая наглость! Он возвращается! – я отстранилась и увидела лицо пассажира.
Он сбрил усы. Двадцать пять лет не лучшим образом легли на кожу. Но не внешний вид меня поразил, а внутренняя пропасть, которая стала еще глубже.
Мы с моим другом присели. Я ждала, что внутри шевельнется былой страх, сердце сожмется. Но, пожалуй, впервые за всю жизнь я ощутила надежную защиту и плечо рядом. Именно тогда мы ее можем осознать, когда рисуем себе варианты возможные нападения.
Внутри было мирно и безоблачно. И - интересно. Я наклонилась к Володе и, целуя его, прошептала:
– Знаешь, кто это сидит напротив? Отец моего ребенка.
– Серьезно?
– Представляешь, случай?
– А ты не бойся, маленький!
– А я и не боюсь! С тобою рядом?
Когда поезд тронулся, моя соседка стала уговаривать лысого типа поменяться местами с ее дочкой в другом купе. Он отказался. Я насторожилась, но через некоторое время поняла причину отказа: шатаясь, к нему подошел его пьяный друг.
Они ехали вместе и вначале разговаривали вызывающе громко на темы, вряд ли уместные для пассажирской публики, – о Боге, о самопознании, о йогических упражнениях. Почему-то выглядело все это очень фальшиво. Я поняла, что он так и остался на демонстративном уровне: вот я какой!
Я уже улеглась на своей нижней полке, когда пьяный обратил на меня внимание. Моя стройность и затемнение вагона обманули его.
– О! Девушка! Вот молодость хороша! Девушка, как вас зовут?
Я держала молчание и внутренний покой, как свежий сияющий цветок: я радовалась себе новой. Это была хорошая проверка всего, что накопилось за годы.
Пьяный долго разглагольствовал о высоких материях, а мой несостоявшийся супруг поддакивал и посмеивался, глядя в мою сторону. Конечно, он узнал меня сразу же, при первом взгляде.
Когда пьяный пересел ко мне и несколько раз попытался прикоснуться ко мне рукой, я спокойно, четко и жестко сформулировала все, что он него требовалось. Он опешил. Пересел к себе. Долго молча круглыми глазами смотрел в мою сторону.
– Вот это да! – наконец, произнес он.
– Да, они такие, москвичи! – откликнулся его спутник и засмеялся.
– В шестьдесят лет у вас будет прозрение. Вы родитесь заново, – напоследок сказал пьяный и замолчал уже до утра.
Придется дожить, подумала я.
А поезд устремлялся по тоннелю времени, стуча колесами на стыках. Каждый удар – встреча, темная или светлая, но всегда нужная.