Самое главное

Людмила Назарова
– Нет, вы только посмотрите на этот салат! То, что его уже ели, я даже не сомневаюсь! – мое презрение вместо майонеза обильно обкапало скудный обед в столовой санатория.

– Да, питают здесь слабо,– скривила губы Маргарита. – Слава Богу, что послезавтра я уже уезжаю. Вылечилась.

Ирочка молча крошила хлеб поверх вялых обрезков помидор и останков переспелых огурцов. Ее лицо выражало полное согласие со мною, но для ее миролюбивого нрава даже отвратительного обслуживания было недостаточно, чтобы начать возмущаться. Это можно было списать и на возраст,  я была почти вдвое старше нее.

Когда подали борщ, в котором в печальном молчании плавала черная свекла, меня снова прорвало:
– Ей Богу, я им устрою! За кого они меня держат? Такие деньги заплачены! Мне что, пятнадцать лет, чтобы меня водить за нос?!

В эту минуту я поняла, что своими словами задеваю миловидного черноглазого юношу, сидящего за соседним столиком. Он всегда вежливо здоровался с нами и желал приятного аппетита. На вид ему было что-то около пятнадцати.

– Простите, молодой человек, – сказала я. – Я не хотела Вас обидеть своим замечанием про пятнадцать лет.

Он повернулся в нашу сторону, очаровательно улыбнулся и без всякого раздражения произнес:

– Мне уже шестнадцать.
– А как Ваше имя?
– Заур.
– Красиво! Это – Маргарита, это – Ирина, а я – Наталья. Вы уже были на Машуке?
– Нет, – ответил Заур.
– Вот, Ирочка, кого мы пригласим с собою, чтобы в надежном сопровождении спускаться пешком. Туда мы поедем на канатке. Поедите с нами?
– Конечно.
– Тогда встречаемся в три у входа.

Мы провели прекрасный день. К обаянию, пластике и молодости Ирочки добавилась трогательная забота о нас обоих молодого и симпатичного человека.
Ребенок обладал редким даром жить без маски. Возможно, у них в станицах этого не принято. Заметив жучка в моих волосах, он без лишних слов и поз осторожно снял его и отпустил в траву. Шутил, смеялся и оберегал Ирину там, где ей требовалась помощь. Добрый мальчик, решили мы с Ирой позже.

– Ты будь готова к тому, что он в тебя влюбится.
– Ты что?! Как я могу? И мужа я люблю, я ему еще ни разу за четыре года не изменила!
– А причем тут это? Мальчику неважно, есть у тебя муж или нет, если у него проснутся чувства. Что будешь делать?
Ирочка надула губки.
– Не знаю даже. Ну, я буду себя так вести, чтобы ничего не произошло.
– Ничего? – усмехнулась я. – Значит, ты уже увидела, что может произойти?

Ирочка рассмеялась вместе со мной, и мы решили в этот же вечер пойти с Зауром на танцы.
После танцев они пропали. Дня два-три продолжались невинные прогулки, и Ирочка улыбалась все чаще и чаще, говоря о Зауре.

Однажды за завтраком я ей сказала:

– Послушай, у меня есть ощущение, что вы уже целовались.

Ирочка рассмеялась и опустила глаза.

– Люд! Он такой добрый мальчик! Знаешь, я просто себя не узнаю. Он такой ласковый! А когда танцевали, так он прижался ко мне! Все там, как надо…
– Да-а-а… Дело близится к развязке, – сказала я.
– Нет, ты пойми, я только тебе рассказываю про нас, потому что доверяю!
– Я это ценю, Ирочка, – ответила я. – Смотри, он еще неопытный. Резинки есть?
Ирочка снова рассмеялась, а я подумала, что все идет своим чередом.

Они ездили на озеро, ходили в горы, загорали, а потом резко перестали все это делать, потому что… Времени оставалось мало, Ирочка уезжала через три дня.
Перед отъездом она пришла ко мне в номер. Я лежала на кровати под толстым томом Шекспира, но все отложила в сторону, лишь взглянув на поникшую Ирочку.

– Что ты? Загрустила?
– Я даже не представляю себе, как мы расстанемся. Он дал мне три своих телефона, просил звонить. А как же я не позвоню? Позвоню, конечно! Я споткнулась, а он говорит: «Киса (я у него – киса, а он у меня – зая), вот если бы ты палец сломала!». Я ему  говорю: «Ну, ты что, зая! Мне было бы больно!». «А я тогда бы на руках тебя носил…»
– Ну, носил? И без сломанного пальца?
– Носил.
– Насладились сполна?

Ирочка тихо засветилась тем светом, который считается неуместным демонстрировать посторонним.

– Я ему говорю: «Смотри! Берегись! Я – горячая женщина!»
– А он?
– Он не знает, что такое усталость, ему все мало!
– Молодой. Ты, наверное, для него выступала в роли учительницы?
– Конечно, у него это было только однажды. Все новое, интересное! Но вот, надо ехать…Приходи ко мне в номер, мы с Ксенией стол организуем для нашей компании.

Ксения жила в одном с Ирочкой номере уже целых два дня. Это было неинтересное, но обаятельное в силу молодости создание с редким набором самых разнообразных болезней, непонятно откуда взявшихся и обосновавшихся в стройном девятнадцатилетнем теле. Она училась на втором курсе МГИМО, вся тумбочка ее была завалена умными книгами, которые она пыталась читать, пока  у нее не было компании.

Ирочку после умеренных возлияний мы проводили на поезд. Заур на вокзал не поехал. «Чтобы не расстраивать мальчика», – сказала Ирочка, почти плача.

На следующее утро Заур с Ксенией на завтрак пришли вместе. Они улыбались, переглядывались друг с другом, сидя за разными столами, и ушли тоже вместе, взявшись за руки.

Меня, признаться, удивить очень нелегко. Богатое общение дает возможность предсказывать поведение людей с точностью, если так можно сказать, до сантиметра. И то, что Ксения приняла эстафету, не выглядело для меня как нечто из ряда вон. Ирочки больше нет, и бирка «мое» с Заура снята. Все просто. Жизнь продолжается.

Но удивиться мне все-таки пришлось.

Мне не было обидно за Ирочку, мне было просто любопытно. Исходя из этого чисто женского любопытства, я могла задать вопрос Зауру, и я его задала.

Как-то после обеда мы с ним сели на лавочку. Я доверительно наклонилась вперед и, заглядывая ему в лицо, сказала:

– Заур! Я уверена, что ты поймешь меня правильно. Ваши отношения с Ириной проходили на моих глазах, и Ирочка доверяла мне свои чувства. Мне бы очень хотелось поговорить на эту тему и с тобой.

Заур вопросительно посмотрел на меня и улыбнулся.

– Нет, ты не подумай, я не лезу в вашу койку. Я просто пишу книгу, и ваши отношения лягут в основу одного из рассказов.
– А о чем Вы пишете? – спросил Заур.
– О самом главном, – почти торжественно ответила я, имея в виду любовь. – О том, на чем держится весь этот мир, вся вселенная. Ты понимаешь, о чем я говорю? Что это такое?
– Да, – спокойно подтвердил Заур, – понимаю.
– И о чем же речь? – я улыбалась, чувствуя себя чуть-чуть учителем.

Но учил меня Заур.
– О маме, – сказал он.