Там, в лесу, он читал ее спиною.
Пока фотограф пытался поймать в объектив всю группу, то отступая на полшага, то присаживаясь на корточки, облизывая губы и старательно прищуриваясь, он лежал впереди нее на траве, опершись на локоть, и читал ее спиною.
Ее улыбка мягко и по-летнему сочно струилась поверх его головы, в руках она держала небольшой букетик лиловых цветов. Цветы еле слышно напевали что-то похожее на блюз.
Его взгляд обратился внутрь, границы тела растворились, и время потекло с другой скоростью. Замерли звуки.
- ...Ну, что ты? – он отстранился и попытался заглянуть в ее глаза, но она опустила взгляд. – Что случилось?
– Не могу.
– Почему? Что мешает?
– Не знаю. Просто не могу. Выключи свет.
– Привет! – он потянулся к выключателю. – Теперь нам свет мешает! Это впервые за последнее десятилетие. А теперь?
– Все хорошо, спасибо.
В комнате резко запахло озоном, словно невидимая молния преддверием грозы предрекала новые сотрясения и потрясения.
– А теперь что? – он сел и прислонился к стене. – Слушай, я тебя не узнаю, честное слово. Очнись, а?
– Да, – она натянула одеяло до самого подбородка. – Да, вот именно, мне надо очнуться.
– А что происходит? Внутри или снаружи?
– Везде. Ты почувствовал запах?
– Нет. Ничем не пахнет. Если только твоими цветами. Хочешь, я их выброшу?
– Выброси. Они и так стоят уже неделю.
Он резво соскочит с дивана и прошлепал босыми ногами к телевизору, на котором в небольшой керамической вазочке стоял букетик лиловых цветов. Одно неловкое движение – и…
Вазочка несколько раз ойкнула и затихла. В комнате стало светлее: на полу желто-красным пятном, непрерывно меняя форму, расплывалось пятно. Понятно, что это должна была быть вода, но прозрачные язычки пламени, поднимавшиеся вверх от странной жидкости, своим светлым танцем опровергали все законы разума, утверждая власть очевидности.
– И ничего страшно, мы просто переутомились, – сказал он, присаживаясь на корточки рядом с упавшими цветами. – Ты тоже видишь огонь?
– Да… – ей стало страшно, потому что она его уже видела раньше, во сне.
Во сне? Когда этот мальчик приближался, всякий раз в ее мозгу возникала картина танцующего пламени, чистого, безобидного, но все-таки огня. Когда он брал в руки гитару и струны вздрагивали от прикосновений, каждая из них, словно кровью, сочилась светом и улетала в пространство искрой. Может, он Прометей? А может, я больна, думала она и терялась в закоулках мысли, где вынуждены была блуждать в одиночестве. Мужу такое рассказать она не могла.
Почему они так однозначны, а? Если со мною что-то происходит, что не вписывается в их картину мира, у меня только один выбор: молчать. Остальные варианты ведут от непонимания к отторжению, от ревности к неприятию.
Но ведь это факт, со мною что-то происходит, решила она.
И теперь он увидел все сам. Значит, не только со мною?
– Веником, что ли, замести? Или тряпкой? Не сгорит? – рассуждал он над огненным пятном, непричастный к нему, но уже и не безучастный.
– Я сама, – она медленно сползла с дивана и села на пол.
Ее тело отозвалось на игры света и тоже заиграло живыми узорами пламени. Она протянула руки и коснулась огня.
– Ты что? – он оттолкнул ее. – А вдруг это яд?
– Это, конечно, яд, – спокойно сказала она, подняв к нему лицо. – Это, безусловно яд. И я его соберу, чтобы ты успокоился.
– А ты не обожглась?
– Я знаю, чье это письмо, – не к месту улыбаясь и, как ему показалось, совершенно невпопад ответила она.
– Какое письмо?
– Подай мне цветы, вон там, позади тебя.
Он задумчиво почесал бороду, потом наклонился и поднял букетик лиловых цветов. Ему вдруг захотелось одеться и уйти. Из собственного дома? Да, он почувствовал себя совершенно неуместным здесь, рядом со своей женою, с улыбкой умалишенной качающей на ладони собранные с пола огоньки.
Она взяла из его рук цветы, поцеловала их и снова отдала ему.
– Черт те что! – выдохнул он. – Я тебя не узнаю! Трезвая женщина, занимаешься какой-то дурью! И меня в мистику тянешь! Не верю я этому! Не верю! А дальше что?
Она, продолжая улыбаться, встала, вытянулась и быстро плеснула себе на грудь необжигающее пламя. Оно в одно мгновение покрыло все ее тело. Он кинулся к ней и начал сбивать огонь, но тот за доли секунды охватил и его.
Он засмеялся.
– Ну, хорошо! Скажи, по крайней мере, чей это подарок!
– Не скажу. Просто он позаботился о нас с тобой, и все.
– И все? Да он в тебя влюблен, пламя – совершенно очевидный символ!
– Он в меня не влюблен, – возразила она, рассматривая, как пламя с поверхности ее тела устремляется к нему. – Он меня любит. Это и дает ему право заботиться о том, чтобы мне было хорошо.
– А тебе хорошо? – он притянул ее к себе и ощутил, как ее дыхание входит в него.
– Хорошо, – ответила она. – И он знает, что мне с тобою хорошо. И, возможно, счастлив от этого.
– Ну, ты придумаешь! Чтобы один мужчина был счастлив оттого, что его возлюбленная спит в объятиях другого! В принципе невозможно!
– Поцелуй меня, – шепнула она. – Все возможно.
…Затвор фотоаппарата щелкнул, все дружно рассмеялись и стали расходиться.
Он продолжал лежать, глядя внутрь самого себя.
– Э-эй! – ее рука с букетиком цветов оказалась прямо напротив его лица. – Эй, проснись, друг мой! Спектакль окончен!
– Да, – сказал он, возвращаясь. – Сюжет был простенький, но очень яркий.