Я вчера купила себе новый костюм и опять черного цвета. У меня почти весь гардероб темных оттенков. А что? К чему мне менять проверенное годами? Я знаю, что в черном я элегантна, как ни в чем другом. Зачем же утрачивать шик? Осталось немного, совсем немного из того времени, когда мужчины еще провожают тебя взглядами.
Мужчины как платье – они или к лицу тебе, или нет; или к сердцу, или в стороне. К примеру, у меня с ними всегда все начиналось сверху. И в самом деле, стоит ли затевать отношения, если нет духовного родства и сердечного притяжения? Секс никуда не убежит, приложится потом. Я считаю, это не главное, и никогда для меня главным не было.
Но вот пришло время, когда внутри меня трон, где обычно восседала Ее Величество Любовь, захватила Ее Ничтожество Пустота. Ее царствием я довольна не была и потому все чаще оглядывалась вокруг, искала того, кто мог бы все изменить.
Но – пусто. Когда я надеваю свое черное платье, я обязательно украшаю его яркой бижутерией. Стопроцентный мрак жизни украсить некем.
Пришла осень. Листья, опадая, с опаской шептали о приближении стужи. Но что им стужа? Они уже мертвы. И мне вдруг пришло в голову, что вместе с ними я плавно могу перейти в состояние «под снегом» и не дождаться весны…
Эта мысль и заставила меня действовать.
На фоне желтой листвы
Теперь я уже не стану травмировать своего мужа, он ничего не узнает о моих встречах на стороне. В конце концов, нужно учиться быть благодарной за то, что и я, прожив с ним столько лет, ничего не знаю про его похождения. Я даже не знаю, были ли они в принципе.
Полагаю, что были.
Я смотрю, как вечером после работы, сидя напротив, он наливает вино мне в бокал, а внутри себя вижу, как то же самое три часа назад делал другой мужчина.
– Ну, хватит уже! – сказала я. – У нас, кажется, другая программа. Или будем пить?
– Немножко, – улыбнулся он, протягивая мне бокал. – За тебя. За то, что ты все-таки пошла мне навстречу. Я ждал этого почти два года.
Он не был мне неприятен, но сердце билось ровно, не обещая острых ощущений. Мне просто стало его жаль. Вначале он сильно болел и не появлялся на работе, а если и приходил, то вместе со своей болью, искажавшей черты лица и превращавшей степенного мужчину в ребенка, который молча умолял приласкать его.
Потом он позвонил мне. Взял трубку муж, поэтому пришлось общаться только на производственные темы.
Наконец он назначил свидание. Я раздумывала недолго, потому что уже давно не ощущала вкуса жизни. Мне показалось, что, помогая другому обрести желаемое, я смогу обменять свою пустоту хоть на какой-то сюжет.
Мы встречались три или четыре раза, я уже и не помню. Конечно, он радовался любой возможности, а я все ждала, когда мне пошлют то состояние, в котором я считаю себя живой. Ждала, но больше не жду.
Наверное, я откажу ему в следующий раз, потому что листва облетает, ветви деревьев обнажаются, добавляя к моей внутренней пустоте еще и внешнюю. Теперь она повсюду.
Под листвой
Это опыт, подумала я. Их стало трое – муж, сотрудник и знакомый, который, видимо, сегодня, перейдет в иной статус. Три мужчины одновременно, и ни один из них не обращен к моей душе. К чему она им? Они и без того получают желаемое. А я? Чего желаю я?
Я не желаю ничего, кроме любви.
В одном из апокрифов, в Евангелии от Филиппа, сказано: «Когда Ева была в Адаме, не было смерти. После того, как она отделилась от него, появилась смерть. Если она войдет в него и он ее примет, смерти больше не будет».
Я всегда говорила своим мужчинам: «Вы входите в нас, а для полного счастья требуется принять нас в себя». Они не понимают этого. Или не умеют. Вот смерть как синоним пустоты и царствует в мире наших душ.
Мы были знакомы давно, но только на уровне разговоров. Однажды он позвонил мне и пожаловался на плохое самочувствие, на одиночество и нелюбовь внутри. Как похоже, подумала я. А самое главное – тривиально. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что крик о помощи заставит любую женщину повернуться лицом к вопиющему.
Он ждал меня на перекрестке, такой одинокий с одинокой желтой хри-зантемой в руке. Мы сразу же пошли к нему.
После вступления, программно отцелованных рук и коленей, он сказал:
– Ну, хватит уже! Раздевайся!
– Ну, нет! – я отстранилась. – Прости, так со мной ни один мужчина не позволял себе разговаривать! Сам раздевайся.
Он молча скинул одежду и забрался под одеяло. Я снимала свое платье медленно. Мне не требовалось, чтобы мною восхищались. Просто не люблю суеты.
Когда я поднялась с постели, он еще спал. Стукнула дверка шкафа, откуда я доставала свое пальто.
– Ты уже уходишь? – он удивленно и чуть растерянно улыбнулся. Наверное, даже слегка виновато. А за что ему себя винить? Он свободен.
– Мне же надо идти, пора, – ответила я. – Меня ждет семья.
– Как же так? А я ведь тебя еще хочу…
– Ну, это уже твои проблемы, – ответила я, и холод трезвого отчуждения разделил нас прозрачной, но непроницаемой стеной.
– Я тебя провожу, – он быстро натянул на себя брюки, рубаху…
– Не торопись, меня не надо провожать, – остановила его я. – Я хочу побыть одной и подумать.
А о чем мне было думать? Все ясно и так. В который раз убеждаюсь, что жалость есть порок. Это сострадание делает так, что мы помогаем человеку выкарабкиваться из той ямы, в которой он оказался. Сострадание есть рука помощи. А жалость заставляет нас делать все за другого человека. Там, где ему самому следует приложить усилия, напрячься, чтобы жизнь потекла по иному руслу, он сидит и ждет, когда все будет сделано руками других, пожалевших его.
Разворошив эту листву, я поняла, что меня никто не жалеет и мне не сострадают. Может, это оттого, что я не нахожусь в трудном положении? А, наоборот – в легком? Может, пустота – это облегчение?
Я ничего не знаю. Мне известно лишь то, что эти две нелюбви оконча-тельно лишили меня иллюзий. Я уже не надеюсь.
Опадает листва.
Под снегом
Я разглядывала морозные узоры на стекле, и они были изящны. Если мысленно двигаться от начала одной из этих охлажденных веточек по всем ее ответвлениям, то рано или поздно оказываешься у пропасти: путеводная нить вначале истончается, а потом ставит точку в твоем дальнейшем про-движении. Идти назад? В воспоминания?
Но рядом с выбранной веточкой сияет масса других, нужно только перескочить разделяющее их пространство, зимнюю пустоту внутреннего одиночества. А мы смотрим под ноги, а не по сторонам.
Маршрутка остановилась, пора было выходить.
Спускаясь по порожкам, я вдруг прямо перед собою увидела протянутую мне руку.
Обаятельный молодой человек, улыбаясь, помог мне сойти вниз.
– Благодарю Вас, – сказала я и подняла бровь.
– Пожалуйста, – ответил он и вошел в маршрутку.
На нем было длиннополое зеленое пальто, модная короткая стрижка дополняла имидж. «Стильно, – подумала я. – Лет тридцать, не более».
Я шла от остановки вниз.
Свет молодости просиял за моей спиной.
Я поправила на плечах свой бордовый клетчатый палантин, двумя пальцами прикоснулась к берету, и ощутила легкую теплую, почти весеннюю волну, которая мягко, но неотвратимо поднималась от живота к голове. Эта волна проникла и в сердце. Я оглянулась.
Маршрутка еще стояла на месте, а молодой человек, глядя в мою сторону, мило улыбался. Мы встретились глазами. Я не смогла не ответить на его улыбку, и в этот момент поняла: все зарождается под снегом. Не стоит его пугаться, он нужен для того, чтобы по весне из него образовалась влага, питающая жизнь.
Все-таки я подожду.