Я остался наедине со своей любимой Короллой, сел поудобнее, включил приёмник. Звучит джазовая музыка. Можно отдохнуть,расслабиться, мысленно представить себя в райском саду.
Моя жена только несколько минут назад вышла из машины и пошла за угол. Там в старинном доме принимает глазной врач, доктор Кляйнман. Обычно я жену сопровождаю всюду, где надо общаться на немецком, но доктор Кляйнман свой человек, он не только русскоговорящий, но и русскомыслящий. Жена пошла по пустяковому поводу - выписать очки для чтения. Зрение ухудшилось, я настоял на том,чтобы она начала,наконец, пользоваться, при чтении, очками. Джазовая музыка закончилась. Объявляют пробки на автобанах, затем последние новости. Наконец, опять в эфире музыка - хитпарад.Хорошо!
Но что такое? Идёт жена, я вижу,что лицо её невесёлое. Что-то её вывело из равновесия. Может Кляйнман рассказал пошлый анекдот, без анекдотов он пациентов не отпускает, у него в голове их сотни. Причём, он также их рассказывает и своим немецким пациентам. Они,как ни странно, их хорошо понимают и воспринимают. Злые языки говорят, что к нему ходят не глаза лечить ,а душу. Очень большой весельчак.
Но жена вот уже садится в машину.
- Ты чем-то недовольна, в чём проблема?
- Кляйнман нашёл у меня катаракту. Поражены, якобы, оба глаза. Через три дня хочет сам
оперировать. Ужас какой! Я не хочу, я прекрасно вижу. Он просто хочет на мне заработать.
- Так и не соглашайся, откажись. Успокойся и забудь.
- Тебе хорошо рассуждать, а если зрение ухудшится? Операцию, чем раньше сделаешь, тем лучше
результат. Так объяснил доктор.
Но я ему не верю. Он всё шутит, анекдоты травит. Какой-то легкомысленный. Не поймёшь, когда
он серьёзно говорит, а когда шутит.
- Пойдём к нему и обо всём поговорим. Я его хорошо знаю, мы с ним на ТЫ. Он мне скажет, как
есть, без всяких шуток. Пошли всё выясним. Ну же...
- Нет, сходи один. Я не хочу, вся нервничаю. У меня разболелась голова. Ты что, правда с ним на
ТЫ? Я что-то этого не знала. Где ты с ним общался?
- Ну,...почти на ТЫ. Вернее он со мной на ТЫ, а я пока на ВЫ...Всё же доктор.
Приходит он , иногда, по праздникам, в синагогу с женой. Там и общаемся.
- Что он верующий?
- Такой же, как и я. Он ни столько молится, сколько анекдоты там травит.
А жена у него очень верующая . Знает иврит и читает талмуд.
- Вот и хорошо, ты с ним найдёшь общий язык и поймёшь, как мне поступить.
Делать нечего: надо жену вернуть в состояние покоя. Иду к Кляйнману, а сам не знаю зачем. Что я буду ему говорить? Чтобы оставил мою жену в покое?
* * *
Медперсонал в «предбаннике» уже собирается на выход. Вопят хором: « Гешлёссен, гешлёссен, фаер абенд»- мол, закрыто, рабочий день закончился. «Найн»- напролом лезу я , это для вас закончился, а для меня только начинается. Поднялся шум, говорят, что позовут POLIZEI.
«Кляйнман, доктор Кляйнман мне нужен, позовите доктора»- пытаюсь вразумить непонятливым. Наконец, бегут в кабинет к шефу. Через секунду выбегает из кабинета сам Йозеф Кляйнман. Грозное, наводящее страх на «налётчика» лицо, мгновенно превращается в радостную улыбку. Медсёстры облегчённо вздыхают , и смотрят уже по-дружески, как должны себя вести преданные собачки, когда хозяин отменяет команду «фасс» и подал команду «фу».
- Шаббат Шалом, Аркадий, Херцлих вилкоммен. – произносит радостно Кляйнман. Это он поздравляет меня с наступившей субботой, хотя у всех ещё, только, пятничный вечер. Поскольку, говорит - "добро пожаловать!", стало быть я свой и мы проходим к нему в кабинет.
В кабинете приглашает сесть на кушетку и неожидано задаёт идиотский вопрос:
- Что, твоя жена у меня свои трусы забыла?
У меня чуть зубной протез ни выпал на пол. Я растерялся , хотел что-то ответить , но
стал заикой.
- Ты....ты... – (вот мы уже с ним действительно на ТЫ перешли).
- Ты что, Аркаша, не знаешь этот анекдот:
Бегает женщина по поликлинике,
заглядывает в кабинет к гинекологу и спрашивает :
- „ Доктор, я у вас свои трусы, случайно, не оставляла?"
- " Нет, не оставляли".
- " А, тогда у окулиста".
- Неужели не слыхал, а вот ещё посвежее....
- Погоди ты, с анекдотами, не до шуток нынче. Скажи, что у моей жены с глазами? Так ли, уж,
явно без операции не обойтись? Она в шоке от твоего «вердикта».
- Аркадий, я же ей по-русски всё объяснил, это просто, как дважды два:
возраст, дорогой, возраст, всем нам предстоит через это пройти. Чем
раньше доктор обнаружит, тем лучше. Да пусть она не волнуется, я уже
сотни таких операций провёл и тпу...тпу, не сглазить бы, без осложнений.
Один раз, только, пришлось повторно одну оперировать. Так она сама
виновата- нарушила режим, вздумала старая проститутка на второй
день после операции бурным сексом заниматься. Вот линза и сместилась.
Хотела немка на меня в суд подать, говорит, что я её не предупредил,
что секс вреден. Аркаша, ты только подумай, бабе 70 лет, а я должен
ей сказать, чтобы сексом она очень осторожно занималась. В инструкции,
которую мы выдаём, сказано остерегаться вибрации тела и головы, не
нагибаться ,не напрягаться. Скажи, чего тут не понятно?
- Так что, ты сделаешь операцию моей жене , а я должен ходить по борделям?
- Аркаша,я тебя умоляю, тебе не надо беспокоиться. Это жене нельзя напрягаться,
а тебе можно, только ос-то-рож-но. Давай с тобой по маленькой опрокинем. Что тебе: виски,
коньяк?
- Ты с ума сошёл, я же за рулём.
- А ты на 50 промиллей выпей, больше я тебе не дам, а мне ехать ни куда
не надо , это мой дом, тут я и живу и работаю. Все три этажа мои.
Вернее, наши, Кляйнманов .
Или вот что, драгоценный мой, веди сюда свою жену.
Где она, в машине тебя ждёт? Веди её сюда, пойдём
к нам в гостиную, посидим, потравим майсы- есть
повод, наступает наш праздник, СУББОТА. Ты что забыл?
Святое дело- нельзя не выпить. Ты оставишь машину
здесь, завтра заберёшь. Домой поедете на такси.Я плачу.
Спорить с ним было бесполезно. Не долго споря, он попросил у меня ключи от машины,выскочил и через несколько минут вернулся, держа за руку мою жену. Вижу,что она не упирается, он и мёртвого уговорит. А ещё через минуту он стал показывать нам свой дом и этот показ завершился в большой, уютной гостиной, обставленной добротной мебелью, в стиле « АНТИК». Нам было предложено разместиться в роскошных креслах. Йозеф зажёг субботние свечи, миноры, разлил по стаканам виски с минералкой, даме приготовил коктейл. Поздравил нас с субботой, пожал руки :Шаббат Шалом!
Где его жена? Почему дом пуст? Оказывается, его Элизабет (Лизочка) по пятницам посещает синагогу. Молится за него. Дай ей Бог здоровья! Чудесная жена! Всё,что он достиг в жизни, благодаря ей и её молитвам. Для подъёма настроения рассказал пару еврейских анекдотов, ну очень смешные, и стал рассказывать историю своей жизни.
* * *
- Что мне вам сказать, дорогие мои. Я очень рад что вы у меня
согласились остаться. Я соскучился по русской задушевной
беседе. Моя Лизочка не говорит по русски, она немка .
Она родилась в Израиле, а отец её родился в этом доме, где мы
с вами сейчас находимся. Он всегда говорил, что он немец иудейского вероисповедания.
Но немцы его за немца не признали и вышвернули из родного дома вместе с пожилыми родителями.
Старики его погибли, а сам он, чудом, спасся и добрался до Палестины.
Там встретил такую же « немку», как он сам, от чего и появилась на свет моя Лизочка (дай ей
Бог здоровья).
Он сделал два больших глотка , извинился перед нами, что хочет закурить, с большим смаком затянулся сигаретой, предложив мне сделать то же. Я предложение принял, (хотя курю очень редко и не свои) понимая, что беседа станет от этого ещё более доверительной.
Йозеф разоткровенничался, ему уже не хотелось шутить, как прежде, чувствовалось, что ему надо высказаться,открыться, что он давно не мог сделать. Не представлялось возможности, а тут, вдруг, представилась. Мы с большим вниманием слушали его не перебивая.
- Родители Лизочки (пухом им земля), были прекрасные люди.
Очень нуждались материально, полуголодные, сумели добиться того,
чтобы единственная дочь получила университетское образование и стала врачом-офтальмологом.
Она работала в Хайфе, где я с ней и познакомился 35 лет назад. Мне не было тогда
тридцати, когда я пришёл работать в клинику. Она мне помогла освоиться в незнакомых мне
условиях, с плохим знанием иврита.
И, хотя, я имел за плечами хорошую научную и практическую школу клиники Филатова в Одессе,
степень кандидата и мог самостоятельно оперировать, пришлось доказывать свою квалификацию.
Мы только стали на ноги и решили пожениться, как её драгоценный папочка поставил нам
непреодолимое условие. Он, видите ли, согласится выдать Лизу за меня, при условии, если мы
всей семьёй возвратимся на его родину, в Германию.
Он к тому времени добился возвращения своего дома, незаконно отобранного нацистами, и его
потянуло на родину, где могилы всех его предков, живших здесь, чуть ли ни, шесть веков.
* * *
- Подумать только, что придумал дорогой папашка. Его потянуло на родину, а я здесь причём?
Моя родина Одесса и там тоже могилы моих предков, может нам всем поехать туда? Я только стал
на на новом месте чего-то стоить:
признали мой диплом, учёную степень, работаю в современной клинике, оперирую. Что мне ещё
надо? Хочу жить с Лизой, я её люблю, у нас будет скоро ребёнок. Израиль это страна евреев,
почему я должен её покинуть ради Германии, жить среди немцев, которые такое натворили!!!
А Хайфа? Это чудо! Город у тёплого моря, почти Одесса...
Но папаша ничего не хочет слышать. Да, он меня хорошо понимает, но дочь мне не отдаст.
Я остаюсь в Израиле, а Элизабет поедет с ними «НАХ ФАТЕРЛАНД».
Лиза переживала, но молчала, она была не в силах отказать отцу и отпустить родителей одних в
Германию.
Через несколько недель я начал потихоньку сдаваться.
Мы взяли отпуск и поехали смотреть, что нас ждёт в Германии. Вы не можете себе представить,
какая дрожь по всему телу одолела меня ,как только мы поднялись в воздух. Мне казалось, что
меня везут на заклание.
* * *
Волновался я, пока ни увидел сказочный город с названием Гейдельберг, в котором мне
предстояло поселиться.
Я увидел его в первый раз со стороны набережной. Широкую реку, живописные горы,
средневековые замки и спокойный, сказочный облик, как иллюстрация к моей детской книге
сказок Братьев Гримм. В первый же день мне стало легче. Я убедился, что мой немецкий,
который я изучал в школе, мединституте и аспирантуре, а главное,несколько лет общения с
Лизочкой и её семьёй, не такой уж безнадёжный.
Я разговаривал с коллегами и хорошо понимал их в Университетской клинике, куда мы оба
наметили с Лизой определиться.
Что касается этого дома, то он вполне не плохо выглядел, хотя и требовал определённых
инвестиций.
После мучительных размышлений, сомнений и взвешивания положительных и отрицательных
аспектов, я согласился начать всё с начала, съесть ещё один пуд дерьма , как подабает
эмигранту. Благо, были мы тогда ещё молодыми, жизнь была впереди.
Но тут мой немецкий тесть опять стал приставать с новыми идеями. У меня, видите ли, фамилия
не подходящая для счастливой жизни в Германии. Немцы , якобы, не воспримут доктора по
фамилии Гуревич. Гуревич Иосиф, коим я родился, есть чужак для немцев и, на все сто
процентов, будет для них изгоем.
А ведь мне, в будущем, предстоит открыть свою врачебную частную практику, и привлечь
пациентов. Ох, как будет это не просто - конкуренция , в городе множество глазных врачей,
знаменитая клиника.
Что же мне делать? Родиться второй раз с фамилией Мюллер или Шмидт? Я не понял куда он
клонит.
Оказывается всё очень просто: здесь, в немецком загсе, когда мы будем оформлять брак с
Лизочкой, я должен взять Фамилию супруги, то есть из Гуревича стать Кляйнманом, а из Иосифа,
стать Йозефом.
Я,когда услышал это, чуть ни схватил инфаркт. Мало того,что я должен пожертвовать своей
сионисткой мечтой- жизнью в «Земле обетованной», так ещё изменить своему отцу - отречься от
его имени. Словом я был в шоке.
Но Лизочка мне сказала, что наш ребёнок, а я был уверен, что это сын, уже бьёт её ножкой.
Целую ночь я не спал думал, про имя и фамилию. Йозеф, это ещё куда ни шло, но какой из меня
Кляйнман - маленький человек, когда во мне почти два метра?
Абсурд какой-то! Но на утро тесть сказал, чтобы я не волновался, у него и дед и отец были
ещё выше меня и не тужили.
Зато, он подарит мне огромную квартиру в первом этаже своего дома, чтобы я смог
организовать в ней частный медицинский центр для лечения глазных заболеваний.. Это, как бы,
приданное за Лизочку.
На что я сказал, что Лизочку я беру без всякого приданного.
Вот так я, через два года открыл частную глазную практику "доктора медицины Йозефа
Кляйнмана".
За тридцать лет, что прошли с тех пор, я ни разу не пожалел, что послушался тестя. Конечно,
мне много пришлось пережить, днём и ночью работать над собой, доказывать свою
профессиональную и социальную состоятельность, Германия не любит чужаков. Но моя семья ,мой
покойный тесть, моя покойная тёща, моя Лизочка, сокровище моё,-все вместе меня толкали к
цели, как толкают машину, с надеждой, что мотор вот- вот заведётся. И он ,таки, завёлся:
у нас в семье все признанные в городе специалисты-офтальмологи, включая двух наших сыновей.
Старший, наградил нас двумя внуками, не сглазить бы , те ещё Архаровцы. А младший преподнёс
мне подарок к шестидесятилетию – оформил себе двойную фамилию. Теперь он Кляйнман-Гуревич
(идея была его добровольная, я даже его не просил). Он говорит – „Папа, пусть мои дети
станут продолжателями твоего рода, а дети брата, маминого". Мало того, так он зачастил в
Одессу, делает там сложные операции в Филатовской клинике. Я не удивлюсь, если он, однажды,
вернётся оттуда с невестой.
Говорит-„ Папа, там тебя ещё помнят и хвалят". Но это он мне льстит : за 35 лет, что прошли
с тех пор, как я там работал, все убыли, кто на небо, кто в чужие края.
* * *
Наша беседа отвлекла нас от главной цели нашего визита – устранить сомнения жены в целесообразности срочной глазной операции . Гуревич сварил кофе, разлил по чашкам, поставил диск с одесскими песнями.
„ Как на Дерибасовской, угол Решельевской, в
восемь часов вечера разнеслася весть:
как у нашей бабушки, бабушки-старушки шестеро налётчиков
отобрали честь..."
Видно было по-всему, что тридцать пять лет, прожитых в чужой культурной, языковой и эмоциональной среде, не изменили внутренний мир его душевного состояния и симпатий. Можно приспособиться к жизненным изменениям, сменить внешнюю оболочку , начать думать по-иному, не настальгировать по прошлой жизни и географическим пунктам. Но привычки и пристрастия, пришедшие с молоком матери ,с генами предков, не исчезают.
„ Бабушка, вздыхает,бабушка страдает, потеряла бабка и покой и сон.
Двери все открыты, не идут бандиты. Пусть придут не шестеро, пусть хоть вчетвером"...
Попили кофе. Доктор сам вернулся к главной теме, волнующей нас.
- Совсем недавно приходит ко мне на приём одна наша иммигрантка.
Обнаружив у неё катаракту, предлагаю согласиться на операцию в моём центре. Она мне
неожиданно говорит: „ Доктор, Кляйнман,признайтесь, Вы работали когда-то в Одессе в
Филатовской клинике?
Не Вы ли носили, в прошлом, имя Иосиф Абрамович Гуревич? Я хорошо
Вас помню, потому, что я одесситка и Вы делали операцию моему папе".
И что? Я оперировал Вашего отца неудачно, каковы последствия?
"Последствия таковы, что мой папа до 90 летнего возраста читал без очков. Большое Вам
спасибо.
Но я оперироваться у Вас не желаю. У нас в городе лучшая в Германии глазная клиника .
Какой смысл мне у Вас оперироваться, если в клинике работают видные профессора,
используют новейшие приборы и технологии? К тому же мне не нравится, что Вы отреклись
от фамилии своих предков, преследуя чисто меркантильные цели. Что если мне эта операция не
столь необходима?".
Её откровение подействовало так, будто она меня ошпарила кипятком . Мне нечего было ей
сказать, я только охотно выдал ей направление в университетскую клинику.
Существует одно железное правило:
" Пациент должен верить врачу, иначе врач не имеет право проводить какие-либо лечебные
манипуляции".
Что касается тебя, майне Фейгеле – моя Птичка, обратился он к моей жене, на языке идиш - раз
есть хоть малейшее сомнение в моей диагностике, то советую, запишись на приём в амбулаторное
отделение Университетской клиники, пройди полное обследование и решай сама, у кого
оперироваться.
Направление тебе я уже выписал , вот оно бери ,желаю всего хорошего.
Мы не стали с ним спорить, поблагодарили за всё, пожелали спокойной ночи и направились к своей машине ,чтобы уехать домой. На прощание, уже на крыльце дома, Иосиф напомнил, что началась суббота и мне управлять автомобилем запрещено. Тут же у него нашёлся анекдот по теме:
„ У раввина спрашивают:
- Послушайте, ребе, а в субботу можно прыгать с
парашютом?
- Прыгать можно , но парашют открывать нельзя".
Эта ночь была не спокойной для нас. Уснуть мы не могли, очень долго делились друг с другом впечатлениями от той информации, которая к нам так неожиданно пришла,запала в душу и сознание.
* * *
Утром,следующего дня, рано, мы уже сдали направление и магнитную карту медицинской страховки в приёмную глазной клиники . Просят подождать. Перед нами пять-шесть человек,не больше. Не успели занять место на мягком диване, подходит молодой буфетчик, предлагает кофе. Лезу в карман за кошельком, протягиваю деньги.Нет ,нет, денег не берёт, всё бесплатно, если хотим, можно взять кексы или печенье. Не успели выпить кофе , уже вызывают в кабинет. Заходим вместе. Очень приветливая девушка, в хиджабе, представляется студенткой-практиканткой из какой-то арабской страны. Она то и будет обследовать глаза моей жены . Приглашает сесть перед прибором и смотреть в стеклянные объективы. Видно, что прибор практикантка не очень хорошо освоила, зовёт на помощь коллегу. Прибегает очень миловидная девушка, без хиджаба.
Ну,очень миленькая, но тоже практикантка. На кофточке у неё приколота карточка с очень трудновыговариемой фамилией. Она студентка из Конго.
Эта очень резво обращается с прибором и наша, та что в платке, легко усваивает урок.
Через пять минут моя жена сидит уже в другом кабинете, за другим прибором и ,на сей раз, "милая девушка из Конго", осваивает устройство сразу трёх приборов. Действует она очень квалифицировано. Успеваю замечать, что у неё стройный стан и очень ароматные духи.
Моя жена чем-то недовольна. Чувствую опять её что-то смущает. А про себя думаю: " доктору Кляйнману ты не доверилась, куда подадимся мы после знаменитой университетской клиники?"
Потом опять, "девочка в хиджабе" колдовала с какими-то непонятными лучами, от которых у жены окончательно сдали нервы. Наконец, нас вежливо попросила подождать в зале ожидания.
Как только мы сели, нам опять предложили кофе. Но поскольку, много кофе пить вредно, нам предложили выпить какао. От какао мы не отказались. Силы наши были совсем на исходе, надо было их пополнять.
Когда нас пригласили опять в кабинет, то практикантки больше к приборам не садились. На сей раз объявился, наконец, сам шеф, он представился профессором и каким-то «оберляйтером»(по нашему завотделением, не меньше). Теперь уже профессор проделал всё то,что уже делали девочки. Посмотрел в записи , что они ему представили и сказал: « СУПЕР». Мы поняли, что диагноз, который поставили практикантки, профессор подтвердил. Подтвердил он и диагноз ,который установил Кляйнман: « КАТАРАКТА» , как правого,так и левого глаза и назначил даты операций - через неделю первую и через семь недель вторую. Неделя прошла неспокойно...
* * *
Глаза, зрение это то важное, что мы каждый день принимаем, как должное, не замечая, что эта роскошь, подаренная нам природой, есть одно из главных наших неприкосновенных богатств. « Хранить , как ЗЕНИЦУ ОКА», с Ветхозаветных времён означало, что нет ничего дороже для человека ,чем зрение.
А если вы уже не молоды, как прежде, и зрение не столь острое и ясное , стали носить очки ,всё чаще пользуетесь лупой при чтении мелких шрифтов?
Идите к глазному врачу и узнаете, что у вас КАТАРАКТА. Что это за напасть? Доктор объяснит, что ваша «ЗЕНИЦА» уже не пригодна для пользования и её беречь не надо, просто выбросить в помойку, а взамен вам вставят другую ,искусственную из какого-то эластика. Волноваться не надо, глаз примет этот имплантант – крошечную линзу (хрусталик) и «зеница ока» опять новая , менять её уже не надо до конца жизни. Надо же до чего додумались? Случайно и очень давно. Ещё в войну английские лётчики имели после боя осколочные ранения глаз от пластиковых кабин. Один из глазных хирургов, по имени Ридли, заметил,что эти осколки очень хорошо вживляются в глаз, не вызывая воспалительных реакций. Изобрести линзы ему уже не представляло большого труда.
* * *
- Не волнуйся, всё будет хорошо, операция рутинная, здесь опытные
врачи , как ни как Университетская клиника.- успокоил я жену ,когда её повели в операционную.
Я жду её выхода около двадцати минут, не более получаса. От волнения успеваю выкурить две сигареты. Наконец, жена выходит бодрая, с заклееным левым глазом ( правый глаз выглядел весёлым, ему предстоит испытание через шесть недель). Улыбка на лице говорит о приятных ощущениях и напрасных переживаниях. По дороге домой, в машине ,рассказывает, как всё было, подробно:
- Аркадий, то, что я пережила, как вела себя в операционной, трудно передать словами.
Откроюсь тебе,я всю неделю до операции боялась
только одного – вдруг, случится такое несчастье и мне будут
делать операцию студенты, те самые, которые обследовали мои глаза,
или начинающие ассистенты. Я сто раз пожалела, что отказалась
оперироваться у Кляйнмана. Я понимаю, что клиника, даже самого
старейшего университета, готовит молодых специалистов и они
должны когда-то начинать оперировать пациентов, но это не
должно меня касаться, только не меня. Когда меня повезли на
катафалке в операционную, дрожь всех моих органов, казалось,
содрогает перекрытие всего этажа. Я подняла с огромным трудом
голову и увидала улыбающиеся, приветливые глаза троих молодых
сотрудников, в масках. Один из них ближе всех подошёл ко мне и начал
отдавать команды двум другим. Зубы мои так стучали, что не заметить
этого было не возможно. Сотрудница, которая сопровождала меня,
держала свои пальцы на моём пульсе и доложила, что моё сердце
выскакивает из груди. « ВАС ИСТ ДАС ?» - что такое, что с Вами?
Все трое прокричали в один голос. Стуча зубами я едва произнесла:
« ИХЬ ВИЛЬ НИХТ ОПЕРИРЕН БАЙ ШТУДЕНТЕН!!!» Я не хочу чтобы
меня оперировали студенты! Раздался дружный хохот...
"ВЕР ИСТ ХИР СТУДЕНТ?" Кто здесь студент? Женщина шепнула мне возле уха, что
меня оперирует профессор, ведущий микрохирург глазной клиники и
подвела к моему носу кислородный шланг. Не могу сказать, что это
меня как-то успокоило и я поверила. Но оперировать уже начали и
очень скоро я почувствовала, что мой глаз плотно заклеен пластырем.
«СТУДЕНТ» попрощался со мной и сказал, что он оперировал до меня
несколько тысяч пациентов.
* * *
Пора мне завершить свой рассказ, и если я не утомил Вас, ещё несколько строк добавлю для любопытных. Как всё завершилось? Каков результат? Всё ли закончилось благополучно у моей жены? Да, да, конец счастливый. Видит она на много лучше и никаких последствий операций не испытывает. Не сглазить бы!
Когда, через шесть недель, состоялась операция второго глаза, молодой профессор выглядел несколько старше. За шесть недель он заметно постарел - стал отращивать бороду. Объяснил, что изменил свой облик, чтобы придать себе солидности и не пугать пациентов своим моложавым видом.
Послеоперационное наблюдение должен осуществлять наш доктор Кляйнман.
Вот мы и идём к нему на приём. У нас с собой запечатанный конверт с бумагами из клиники. Он радушно нас встречает у порога своего кабинета, осматривает жену, проверяет состояние глаз на всех приборах и остроту зрения. Всё «СУПЕР». Прекрасный результат! Мы рассказываем ему смешную историю, как моя жена назвала профессора студентом и подняла большой переполох в операционной. На что последовал совершенно неожидаемый вопрос:
- А вы хоть поинтересовались, как фамилия этого молодого профессора?
- Нет. Нам не сказали, да и мы , почему-то, не поинтересовались.
- Тогда посмотрите эти сопроводительные бумаги, которые вы принесли
из клиники в конверте, они подписаны этим вашим профессором.
И доктор Кляйнман показал нам это письмо. Мы взяли его в руки, взглянули и чуть ни обалдели : Подпись на сопроводительном письме стояла –
ПРОФЕССОР КЛЯЙНМАН.
- Не удивляйтесь, молодой профессор это наш с Лизочкой старший сын. Он мне всё рассказал, это я посоветовал отпустить ему бороду для солидности.
Хотите расскажу одесский анекдот по этому случаю..."Одному еврею захотелось быть профессором...
Р.S. Но анекдот я пересказывать уже не буду, так как он не совсем приличный, но, правда, очень смешной. Прощайте.