Сегодня, в день его рождения, наш друг, независимый журналист М. Михайлов, решил мысленно побеседовать с известным австрийским писателем Карлом Краусом. Эту беседу мы имеем честь предложить Вашему вниманию.
Карл Краус ( 28 апреля 1874, Йичин, тогда Австро-Венгрия, ныне Чехия — 12 июня 1936, Вена, Австрия) — австрийский писатель, поэт-сатирик, литературный и художественный критик, фельетонист, публицист.
М.– Уважаемый господин Краус, не так давно мы широко и торжественно отпраздновали 65-летие окончания Второй Мировой войны, которую Вы, на свое счастье, не застали. Казалось бы, люди должны одуматься и ценить мир превыше всего. Тем не менее, человечество никогда не переставало и, вероятно, не перестанет решать свои конфликты вооруженным путем. О чем люди думают, развязывая очередную бойню, как Вы считаете?
К.К.– Война – это сначала надежда, что нам будет хорошо; потом – ожидание, что им будет хуже; затем – удовлетворение, что им не лучше, чем нам; и, наконец,– неожиданное открытие, что плохо и нам, и им.
М.– Но как же все-таки получается, что мир снова и снова ввязывается в ужасные катастрофы? Кто в этом виноват?
К.К. – Как управляется мир и разгораются войны? Дипломаты лгут журналистам и верят своей же лжи, читая ее в газетах.
М.– Тем не менее, думается, что ответственность за это всегда лежит на власти, не щадящей своих солдат. А простые люди идут сражаться и умирать за свое отечество, потому что есть приказ, и они – патриоты.
К.К. – Вполне естественно умереть за отечество, в котором жить невозможно.
М.– А кто делает эту жизнь невозможной? Ведь власть исходит от народа, разве нет? Или это происки дьявола, который портит все добрые начинания и соблазняет добрых людей?
К.К. – Дьявол – большой оптимист, если думает, что людей еще можно ухудшить.
М.– А можно ли их улучшить, давая им правильное воспитание, например? Ведь многие люди не столько порочны, сколько просто слабы.
К.К. – Ни одна сила на свете не сравнится с энергией, с которой многие защищают свои слабости.
М.– Возможно ли, что, в конце концов, вмешаются высшие силы, и небывалый прогресс в ХХI веке превратит людей в неких сверхчеловеков?
К.К. – Сверхчеловек – идеал преждевременный, поскольку предполагает существование человека.
М.– Ну, пожалуй, мы хоть несовершенные, а порой и недостойные, но люди.
К.К. – Если человек поступает по-свински, он говорит: «Помилуйте, я всего лишь человек!» Но если с ним поступают по-свински, он восклицает: «Позвольте, я ведь тоже человек!»
М.– Это верно. Но как бы там ни было, есть мнение, что в конце времен мы все предстанем перед Высшим Судом. А пока не наступил конец света, пытаемся справляться с жизнью как можем. Или не можем.
К.К. – Состояние, в котором мы живем, и есть настоящий – то есть стабильный – конец света.
М.– Что бы Вы сказали, если бы довелось, на Высшем Суде в защиту людей?
К.К. – Боже, прости им, ибо ведают, что творят!
М.– Если люди творят зло сознательно, то, чтобы их простить, милосердие Божие должно быть поистине безграничным. Во всяком случае, люди обычно ведают, хоть редко это признают. Но не всегда даже наиболее хищные и успешные, добиваясь своего, становятся счастливее. Так что такое жизнь: это бесценный дар или тяжелое испытание?
К.К. – Жизнь – это усилие, заслуживающее лучшего применения.
М.– «Быть или не быть?» Боюсь, что у людей практически нет выбора. Если не считать суицида. Остается терпеть и принимать мир таким, каков он есть со всей его несправедливостью и глупостью. Вот, например, часто достойные и умные люди, проводящие всю жизнь в трудах и приносящие много пользы ближним, остаются одинокими и непонятыми. Почему?
К.К. – Мир – это тюрьма, в которой одиночная камера предпочтительней.
М.– Значит, уединенный образ жизни для мыслящего человека – это естественный путь. Своего рода монастырь духа. Кстати, о монастырях: могу Вам сообщить, что в нашей стране на развалинах социализма и бурного роста нового непонятного строя наблюдается возврат к православию и, особенно, к религиозным обрядам. Наверное, так и должно быть?
К.К. – Когда какая-то культура чувствует, что приходит ее конец, она посылает за священником.
М.– Да, конец эпохи и культуры всегда печален. Многим людям особенно трудно живется в переломные времена. Нужна большая сила духа, чтобы сохранить свою личность и не впасть в отчаяние. Возможно, народу не следует говорить всей правды для его же блага, как Вы считаете?
К.К. – Ложь во спасение извинительна. Нельзя прощать лишь того, кто говорит правду, когда его об этом не просят.
М.– Но большую часть информации, ложной или правдоподобной, мы обычно получаем от журналистов. В чем, Вы думаете, специфика этой профессии?
К.К. – Не иметь ни одной мысли и суметь ее выразить – вот что создает журналиста.
М.– Возможно, так кажется из-за того, что он вечно в цейтноте, и особенно долго размышлять ему просто некогда.
К.К. – На журналиста срочность действует возбуждающе. Он пишет хуже, если у него есть время.
М.– Зато историк может никуда не торопиться и все обдумать досконально. И в этом его преимущество перед журналистом.
К.К. – Историк – не всегда пророк, предсказывающий назад, но журналист – это всегда человек, который потом все знал заранее.
М.– Потом мы все провидцы. Но если бы действительно можно было знать хоть что-то о будущем, мы бы не так мучились в юности при выборе пути и не совершали столько ошибок.
К.К. – Что нас мучит – это упущенные возможности. Быть уверенным в невозможности чего-либо – уже облегчение.
М.– Это верно. Как Вы считаете, например, абсолютно счастливый брак возможен?
К.К. – Каждое супружество – мезальянс.
М.– Но ведь не всегда. Бывает, что супруги во всем равны. Более того, они часто – единомышленники.
К.К. – Женщина не должна быть того же мнения, что и я. Она вообще не должна иметь мнения.
М.– Но ведь любая женщина имеет свои мнения, умные или глупые, это – другое дело.
Это выясняется уже потом. А при знакомстве?
К.К. – Женщина должна выглядеть настолько умной, чтобы ее глупость была приятным сюрпризом.
М.– И тогда с ней можно прожить всю жизнь в согласии и верности.
К.К. – Не доверяй женщине, которую удалось уличить в верности. Сегодня она верна тебе, завтра – другому.
М.– Кажется, Вы вообще не склонны к супружеству?
К.К. – Семейная жизнь есть вмешательство в личную жизнь.
М.– Но просто общаться с прекрасным полом разве не удовольствие?
К.К. – Я долго остаюсь под впечатлением, которое я произвел на женщину.
М.– Значит, Вы любите иногда побеседовать с дамами?
К.К. – С женщинами я охотно веду монолог. Но диалог с самим собой увлекательней.
М.– Чтобы вести с собой увлекательные диалоги, надо быть, вероятно, очень начитанным и эрудированным человеком?
К.К. – Я могу сказать с гордостью, что целые дни и ночи занимался тем, чтобы ничего не читать, и с железной энергией употреблял каждую свободную минуту на то, чтобы все больше и больше пополнять свою энциклопедическую необразованность.
М.– Это делает Вам честь. Тогда поговорим на эту тему. Наш нобелевский лауреат И.Бродский, как известно, не закончил даже среднюю школу, но так много самостоятельно учился, что смог преподавать в университетах США на английском языке и поражал студентов своей эрудицией, причем не только в литературе. В то же время довольно многие люди, получившие высшее образование, ничем свою образованность не выдают, и даже создается впечатление, что диплом ими или куплен, или получен обманным путем. Что же такое настоящее образование и как его получить?
К.К. – Образование – это то, что большинство получает, некоторые передают и лишь немногие имеют.
М.– Как Вы правы! И как точны Ваши формулировки! Афоризм всегда попадает в цель.
К.К. – Я, слава богу, часто попадаю выше цели и редко – рядом с целью.
М.– Вы – действительно мастер афоризма.
К.К. – Тот, кто способен писать афоризмы, не должен размениваться на трактаты.
М.– Спасибо, уважаемый г-н Краус, за интересную беседу. А что бы Вы пожелали на прощание человеку, решившему посвятить себя творчеству?
К.К. – Нужно всякий раз писать так, будто пишешь в первый и последний раз. Сказать так много, словно это твое прощание, и так хорошо, словно это дебют.
На этой великолепной фразе дух нашего собеседника нас покинул…