Мальчик открыл глаза и глубоко зевнул. Свет восходящего солнца отсекал бледно желтый треугольник на обоях и потолке комнаты. Настенные часы с гирями мерно тикали, через открытую форточку доносился легкий шелест густой листвы и редкое журчание птах. Мама спала. Мальчик несколько минут лежал на спине, не думая ни о чем. Но вдруг он вскочил:
- Мама! Будильник! Включи будильник!
Он подбежал к телевизору. Включил. Потом к потягивающейся и зевающей матери.
- Что, сыночка?
- Там будильник идет! Включи! Включи! Включи!
Мать тяжело поднялась и босиком прошлепала к рябящему телевизору. Взяв плоскогубцы, она стала громко щелкать программы. Раз. Два. Три - и вдруг рябь всплыла изображением, шипение прервалось детскими криками. На черно-белом экране по спортивному залу носилась ребятня. Мальчик прыгнул на кровать, поджав под себя голые пятки:
- Мааам! А мультик уже был?
- Ой, сынок не знаю. – зевнула мать, зарываясь в одеяло.
- А что они делают?
- Играют, сыночка… играют.
- А во что они играют?...
- Ой, не знаю…
Со скрипом отворилась дверь, вошла бабушка с полотенцем в руке:
- Полдесятого, на дачу надо собираться. – устало произнесла бабушка и закрыла дверь.
- Бааб! Щас мультик будет!
Мать перевернулась на другой бок. Викторина закончилась, появился ведущий, объявивший дорогим ребятам про новую серию мультфильма «Коапп». Мальчик спрыгнул, схватил со стола яблоко с бурым откушенным краем и, нечаянно задев свой ночной горшок, уселся у матери в ногах – поближе к телевизору. На полу осталась высыхать маленькая лужица.
Через десять минут снова вошла бабушка, неся в руках сковороду со скворчащей яичницей и чайник. Пока она прибиралась на столе, мать медленно вставала, застегивая пестрый халат. Мальчик надел колготки и побежал по длинному коридору в туалет.
- Привет! На дачу едете? – успела крикнуть из кухни соседка тетя Женя.
- Ага! – откликнулся мальчик.
Туалет был занят, и мальчик поспешил в ванную. Прямо там он помочился, почистил зубы и умыл лицо.
Все уселись за стол. Бабушка расставила тарелки, порезала колбасы и налила чай.
- Мам, а мы Мурзика возьмем?
- А куда ж его девать? Его тут Машка быстро отравит, - сказала мать сыну и, обращаясь ко всем и в никуда. – эта зараза опять вчера на кухню вышла, видит, что я стою, грибы чищу и говорит Женьке: «а мы за грибами никогда своим ходом не ездим, нас Мишка возит. А на машине - сама понимаешь – и места совсем другие и грибов больше. А ягод-то – сколько банок закатали!». И вот знает сучка, что я все слышу – так нет, она специально, громко…
- Да-да, специально – что бы на нервы действовать, - вторила бабушка, - это они из-за того, что ты сапоги японские достала, а им не хватило…
- Так раз не хватило, - тут же поддержала мать, - у них червоточинка сразу – а как это у них, мало того, что две комнаты на троих, а еще и сапоги хорошие на работе…
- Мам! А мы возьмем мои резиновые сапожки?
- Возьмем, сыночка, возьмем…, - мать откусила бутерброд с колбасой и отправила в рот большой шмат яичницы.
- А как эта зараза, Шурка: «щас как шарну шваброй!» - ух я бы задушила эту гадину! – вспоминала бабушка.
- Ага, - азартно поддерживала мать, и продолжила, наигрывая жалостливую интонацию, - На шестилетнего ребеночка! Ребеночек играл в коридоре (ну а кто ж не играет! – «угу» - подтвердила бабушка). Попал из арбалета присоской по ноге – и все – катастрофа!
Мальчик захихикал, мать продолжала:
- А у самих дети – не приведи господь! Как эта мелкая дура сказала-то – «а он ненадмальный». Я так и хотела ответить – «а это ты что ли коза вонючая надмальная?!». Рожа у обеих дебильная, а все туда же!
- Да-а! Все норовят на место поставить. – бабушка отхлебнула из блюдца чай, мелко потряхивая головой.
- Ага, а сами-то скобарье! Вот так! Понаедут из Тмутаракани и все нас учат, как жить.
- Мам, а в мутаракании тараканы живут?
- Живут, сыночка, живут… ой время-то уже пол-одиннадцатого почти, собираться пора.
- И у нас живут?
- Так, допивай чай, вынеси за кошкой, и будешь помогать собираться.
- Надо узлы вязать, - сообщила бабушка. – пойду собирать белье.
- У-гу. – подтвердила мать, - а я пока посуду соберу. Ты не помнишь, там сковородки есть?
- Ну откуда я помню? Мне не двадцать лет, я не могу все помнить! Девочку тоже нашли…
Уходя, – господи седьмой десяток пошел, а они хотят, чтобы я все помнила.
Уже за дверью, - я то, что вчера было - не помню, тем более что год назад, а они всё…
- Ой ладно иди уже, - негромко сквозь зубы процедила мать, открывая шкаф - собирай-ка свои вещи, давай!
Мать стала из шкафа вышвыривать колготки, шорты, трусы, рубашки и майки.
- Мам, а круг возьмем?
- Ищи сам свой круг, где рюкзак твой?
- Не знаю.
- Вот найди и клади туда свои вещи.
- А сапожки не влезут. – пожаловался мальчик.
Началась хаотичная суета. Время от времени входила бабушка с простыней, полотенцем или юбкой, уточняя брать или не брать. Мальчик спорил, доводя мать до истерики, какие класть сандалии или кофту. Мать, ругаясь, подолгу искала термос, миски, яйцерезку, подстилку, фонарик, консервооткрыватель, мешок с ручками, пояс, свечи, радиоприемник и многое другое. Бабушка вошла и вдруг засвистела в свистульку. К радости мальчика оказалось, что она нашла ее под сервантом. Мальчик с трудом, уминая, стал запихивать ярко синие резиновые сапоги в пузатый рюкзачок. Мать расстелила на полу простыню и стала укладывать на нее халаты, кофты, платья, полотенца, пастельное и прочее белье. Когда на простыне образовалась приличная горка, она стянула диагональные концы, туго их завязав. Бабушка изготовила примерно такой же узел. Когда мальчик пришел в комнату к бабушке, чтобы показать с каким кругом они будут купаться на озере, он с разбегу прыгнул на узел.
- Тихо, ты! – буркнула бабушка и похлопала мальчика по попе: «ах, ты заинька мой».
- Слушай, где расписание электричек? – спросила мать, войдя к бабушке и обнаружив играющих. Бабушка встала, открыла ключом бар серванта и достала старую сумку на замке. Среди стопок квитанций, чеков, открыток и писем она нашла бумажку с расписанием.
- Ведро пластиковое надо взять, – сказала мать, разворачивая бумажку.
- Так там есть ведро, - утвердила бабушка.
- Ой, ну я лучше знаю, есть там или нет, - начала раздражаться мать.
- А я говорю – есть ведро. – упрямствовала бабушка.
Мать закипела:
- Где ж есть, когда нет?! В позапрошлом было, а в прошлом сами привозили! Что не помнишь? То старое - треснуло! Совсем башка уже не варит на старости лет!?
Бабушка удивленно выпучила глаза:
- Ой, гадина вшивая… Ей говорят, есть ведро, а она – нет! – она изумленно посмотрела на мальчика, как на объективно-непредвзятого свидетеля.
Мальчик перестал резвиться и беспокойно глазел на обеих. Мать взорвалась:
- Гадина вшивая?! Да ты старая сволочь!!! Дура безмозглая!!! У тебя башка и раньше-то не ахти варила, а теперь совсем крыша набекрень съехала!!!
- Мама, не надо, пожалуйста! – испугался мальчик.
- Да пошла ты на ***! И с дачей своей и с ведром! – бабушка носоглоткой отхрипела и плюнула в мать.
- Ах, ты ****ь старая!!!
Мальчик заплакал и выскочил из комнаты, в которой уже началась возня. В коридоре появились соседи, мальчик прильнул к тете Жене.
- Ну что ты, не плач. Пойдем-ка я тебе кое что дам.
Но тут хлопнула дверь, метнулась разъяренная мать:
- А ну пошли в комнату!
Около полутора часов мама с мальчиком пялились в телевизор. Бабушка закрылась у себя и смотрела в окно. Мальчик молчал, наблюдая, как Юрий Сенкевич на яхте рассекал океанические волны, общался с низкорослыми туземцами и что-то обсуждал в студии вместе с бородатым мужчиной. Мать, остывая, водила скулами и шипела.
- Мам, а когда на дачу поедем? – наконец прервал молчание мальчик, когда заметил, что мать успокоилась.
- Иди к бабушке и спроси, когда электричка.
Мальчик обнаружил бабушку на кухне. Она завернула вареную курицу в бумагу и укладывала ее в пластиковое ведро, откуда уже торчал термос и свертки.
- Бабушка!
- Что мой хороший?
- Мама спросила, когда электричка.
- Передай ей в шестнадцать двадцать три.
Мальчик прибежал в комнату:
- Мам, в шестнадцать двадцать три!
- Ой, через час уже выходить! – спохватилась мать, - надо супу поесть.
Все быстро и молча поели куриный суп с лапшой, стали одеваться.
- А кошку-то?
Минут десять мальчик бегал по квартире за котом. Ее посадили в корзину, закрыли марлей. Кот начал вырываться, отчаянно мяукая.
- Сынок выноси вещи пока к выходу, - попросила мать.
Мальчик взял обеими руками узел и, пиная его коленями, потащил к входной двери. Одевшись, к двери подошли мама с бабушкой.
- Ну все, с Богом, - сказала мама и надела на мальчика красную кепку. Бабушка держала тележку с большой котомкой и ведро. Мать повесила сумку через плечо и взяла два узла. На спине мальчика висел круглый сиреневый рюкзачок, а руке болталась корзина с котом.
***
Лифт не работал. С сумками и узлами пришлось спускаться четыре этажа. Кот притих, изредка издавая раздраженно-обиженные стоны. В парадной стоял вечный прело-затхлый дух, в котором было что-то от окурков, что-то от мочи, что-то от кала, что-то от женой пластмассы. Но на улице было свежо и солнечно. До остановки автобуса шли молча, но вдруг бабушка остановилась:
- Я пенсионный забыла.
- Ёшкин кот! Старая карга безмозглая! – прошипела себе под нос мать. Но бабушка не обратила внимания. Из-за угла выворачивал 47-й автобус. Он шел до самого вокзала. Бабушка, оставив вещи, поплелась домой за пенсионной книжкой, а мать с мальчиком пропустили еще два автобуса. Когда бабушка вернулась, до электрички оставался час. Мать злобно жевала булку, а мальчик, сидя на узле, тыкал прутиком в корзинку. Пустынный проспект был объят знойной духотой.
- Мам, купи мороженное.
- На вокзале, сынок, если не опоздаем из-за этой ссс…
- Да ладно тебе, еще целый час! – воскликнула бабушка, - уж и забыть ничего нельзя. Все на старуху взвалили! И приготовь им, и собери, и принеси, и поднеси и жопу еще подотри, и помни все. А мне милая моя уже седьмой десяток, слава богу!
- Да ты и раньше такая была. Ничего в башке не держится, как решето дырявое…
- Ой, прекрати уже!
- Ну тебя к едрени фени! – огрызнулась мать, - вон автобус, пошли уже!
Мальчик резво вскочил по ступенькам и занял место у окна, положив ладошку на соседнее сидение:
- Мам садись сюда!
Мать сначала поставила в автобус узлы, затем влезла, приняла ведро и тележку и, схватив трясущуюся руку, втащила кряхтящую бабушку в салон. Дверь с шумом закрылась. Автобус, покачиваясь, тронулся. В салоне было пусто, только рядом с кабиной водителя сидел старик в коричневой кепке, в руке держал трость.
Всю дорогу мальчик смотрел в окно, сообщая маме или бабушке о том о сем, ерзал, залезал с ногами и спрыгивал. Бабушка задремала, а мать постоянно одергивала мальчика, то и дело выписывая подзатыльники. Кот в корзине был сильно напуган - его вопли стали замогильно безнадежными, и это очень раздражало мать. Через сорок минут автобус сделал кольцо прямо у вокзала. Мать взглянула на часы.
- Мама дорогая, пятый час!... а ну пошли быстро – опаздываем!
Так же поочередно они выгрузились и, навьючившись, гуськом заспешили к кассам. Работало всего три кассы, от каждой из которых тянулись длинные очереди по семь-восемь человек.
- Все, не успеем. – бабушка, тяжело дыша, опустила багаж на асфальт.
- Ладно, погоди. Стойте тут. – мать пролезла в очередь:
- Пожалуйста – у нас электричка, опаздываем… можно мы…
В одной очереди ей отказали. Однако в другой молодой парень пропустил мать к окошку:
- Один детский, один взрослый и льготный – вот пенсионная книжка. А?... Ах да, до Пудости. Спасибо большое! Спасибо огромное Вам!
Раскачивая узлами и дребезжа тележкой, все трое побежали к платформам. До отправления оставалось три минуты.
- Мам, а мороженное?
- Не успеваем сынок. На даче купим.
- Ну мааам! – захныкал мальчик.
- А ну замолчал быстро! Щас сядем – яблоко дам!
На платформе оказалось, что электрички нет.
- Все опоздали. – выдохнула бабушка.
- Простите, а до Гатчины уже ушла? – метнулась мать к диспетчеру.
- А ее и не было. С июня новое расписание.
- А когда следующая?
- Смотрите на табло. Не раньше чем через час, вроде бы.
Согласно новому расписанию, ближайшая электричка отправляется через два часа десять минут.
- Ну вот, а мы бежали. – держалась за сердце бабушка.
Семья подошла к скамейкам, все вещи были сложены в одну кучу. Мальчик прыгал на одной ноге и лизал мороженное в вафельном стаканчике, бабушка разговорилась с соседкой, а мать раскрыла книжку «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина. Вечерело. Вокзал утопал в шаркающих звуках и густой духоте.
- Мам, а поезд скоро придет?
- Скоро сынок, – автоматически произнесла мать, плюнув на пальцы.
- Я есть хочу.
Рядом была пирожковая, все взяли вещи и потянулись туда, попить чаю с пирожками. Помещение было тесным. Посереди стояли высокие круглые столы, с ламп свисали липучки, облепленные, словно изюмом, сотнями мух. Мать поставила два кофе с молоком, бабушка принесла чай и тарелку с тремя пирожками. Мальчику – с рисом и мясом, бабушке – с капустой, матери – с луком и яйцом. Стаканы прилипали к столешнице, и мальчик нечаянно пролил кофе, оставив лужу – будущий клей.
- Я юбку свою шерстяную не могу найти, - между прочим сообщила мать, отхлебывая, - ты у себя не видела?
- А ты ее разве Нинке не отдавала?
- Нет. Я ей халат отдала, мне мал. А юбку не могу найти.
- А я вот грелку забыла, надо привезти потом.
- Ладно, привезу.
- Чего есть сегодня будем? Магазины уже закроются.
- Так ты курицу брала.
- А что курица? Разве с нее сыт будешь? Надо картошку, макароны, там, наверное, соли нет, сахар я взяла немного…
- Чай взяла?
- Я думала ты возьмешь… – изумилась бабушка, - чай у вас же!
Мать снова заводила скулами:
- Ой дура, не могу больше…
- Да хватит тебе уже! Надо напомнить было! Не могу я за всех соображать-то!
За соседним столиком два мужика оглянулись.
- Мам, не надо кричать!
- Ну как не кричать? Это же бред какой-то! Ничего по-человечески сделать не может! Куру взяла, а чай нет! Кипяток что ли пить будем?
- Да попрошу я чай у хозяйки, перестань!
Полная продавщица вышла к дверному проему покурить и навострила уши. Мать стала успокаиваться. Допив и доев, все взяли поклажу и поковыляли опять к скамейкам в зал ожидания.
- Сколько щас в месяц-то будет? – устало спросила бабушка.
- Не дороже денег, – ответила мать.
- Если запросит больше ста восьмидесяти – надо другую дачу искать.
- Ха! Сто восемьдесят…, в прошлом году двести было – не помнишь? Цены-то растут. Сто восемьдесят три года назад было, а щас милая моя это уже не деньги. Щас люди и по триста и по четыреста платят.
- Ой, етиттвою! По триста! Ошалеть можно!
- Да - по триста! За то своя веранда. Садик ухоженный. А нам-то… поспать, да посрать и слава богу! Двести это минимум.
Время тянулось долго, вязко. На вокзале делать было нечего. Мальчик скучал, ныл и в конце концов выпустил кота. Тот сразу прижался брюхом к земле и стал осторожно обнюхивать асфальт вокруг себя. Мальчик просил у бабушки кусок курицы, чтобы покормить кота. Бабушка запрещала это делать, но все-таки сдалась и, плюнув на все, развернула сверток. Кот долго обнюхивал кусок белого мяса, чем очень раздражал и мать и бабушку:
- А и не жрет ничего!
- Вот гадина – деликатесы ему подавай…
- Приучили к рыбе – вот он и брезгует. А наша Машка все жрала – и яйца и хлеб, даже огурцы жрала…
Но кот все досконально обнюхав, как-то подкинул кусок, схватил и стал кусать его то левой, то правой стороной челюстей.
Объявили поезд. Засунуть обратно кота в корзину было не так-то просто, и мальчик прижал его рукой к груди и заспешил за родителями.
***
В вагоне стало спокойно. Чувство уверенного комфорта и неизбежности дачного отдыха овладело всеми. Это настроило на доброжелательный лад. Все сумки и тюки были компактно распиханы под сиденья и на полки. Мальчик ерзал на желтой скамье с алюминиевой ручкой, прильнув к оконному стеклу, бабушка достала вязание, а мать книгу. Кот в корзине уснул, поджав передние лапы под себя. Через решетчатое отверстие в стене что-то прошуршало, и поезд сильным толчком тронулся. В окне медленно стали скользить обшарпанные дома, гаражи, бетонные заборы, пустыри с клочками кустарников, гнилые лужи с масляными пятнами. Затем быстрее понеслись девятиэтажки, универсамы, перелески, высокие новостройки и город оборвался. Мелькая, потянулась зеленая стена леса. Он то сменялся бледно-желтыми полями, то поселковыми домиками, то недостроенным предприятием. Остановки были частые, пассажиры сначала прибывали, а потом стали убывать. Мальчик пытался привлечь внимание мамы или бабушки к тому, что мелькало за заплеванным стеклом, однако в ответ слышал отстраненное «да-да сыночка, большой» или «да что ты говоришь, мой сладенький!». Приближалась станция, где было видно, как взлетали и приземлялись самолеты.
- Бабушка смотри! Мам гляди! Самолет летит!
- Ух-ты какой самолет! – отзывалась бабушка.
- Да сынок… летит, - поддерживала мать.
Были контролеры, проходила шпана с гитарой, перед каждой остановкой из решетчатого отверстия что-то шуршало. Мальчик развлекал себя тем, что смотрел на провода. Они от столба к столбу опускались, а потом как волна резко поднимались. В этой периодичности было что-то завораживающее. Вдруг волну резко обрывал грохот электрички или товарняка. Считать вагоны электрички мальчику было неинтересно – он знал - их было десять. За то товарняк – дело другое. Считали все.
- Семьдесят два. – уверенно говорила бабушка
- А у меня семьдесят три. – делилась мать, - а ты сколько насчитал?
- Семьдесят два и три! – хотя на самом деле мальчик считал только до двадцати.
Все смеялись. Мальчик попросил яйцо. Бабушка очистила яйцо, и мальчик, набив щеки, стал строить планы на завтра.
- Ма! Ба! А мы пофем купафа?
- Ой, вряд ли, заинька - посмотри погода-то какая. Завтра, наверное, дождик будет.
Мальчик посмотрел на небо и в ту сторону, куда заворачивала электричка. Головной вагон несся именно в ту сторону, над которой нависала свинцовая грозная туча. Солнце осталось позади и, спускаясь к горизонту, освещало край тучи, выдавая всю ее мокрую упругость. Мальчику стало грустно, но вдруг он вспомнил, как в прошлом году с Борькой они сидели в шалаше под дождем и делали стрелы для лука. У мальчика заколотилось сердце, когда он представил, как он снова будет стрелять из лука по деревьям и кошкам. Он вспомнил сельский магазин, мороженное, орешник в лесу, стадо коров, подсолнухи, запах чистой клеенки на столе, парное молоко, тетю Валю, у которой всегда есть конфетка, собаку Раду, малину, раздавленную лягушку, велосипед, Лизку – девчонку, которую он обидел, качели, жаренную картошку на веранде, фильм в клубе про индейцев, футбол…
На соседнем месте, у противоположного окна сидел мужик и смотрел на мальчика в упор. Его рот был полуоткрыт, глаза полуприкрыты. Одет был во что-то засаленное и мятое. На красной пупырчатой гусиной шее выступал кадык. Мужик заметил взгляд мальчика и поманил пальцем. Мальчик испугался. Бабушка и мать ничего не заметили. Мальчик отвернулся к окну, но страх не давал отдаться спокойному потоку. Мальчик невольно взглянул на мужика, а тот погрозил ему кулаком. Мальчик сдался и расплакался.
- Что случилось, сынок? Что такое? – быстро встрепенулась мать.
Но она тут же заметила мужика и все поняла:
- Ах ты тварь пьяная! Скотина мерзкая! Козел вонючий!!
- Мааать, – развязно протянул мужик.
- Я тебе, ****ь такое сделаю, гнида!!! – заорала она неистово.
Пассажиры обернулись.
- Дааа маааать…
- Я урод щас милицию вызову. Это ж гад к ребенку пристает!!
Бабушка тоже стала вскипать:
- Ой, сволочь! Гадина проклятая!
Один из пассажиров спросил:
- Что случилось?
- А вы не видите!? Эта дрянь на ребенка руку поднять решил!!!
Пассажир – молодой мужик – схватил пьяницу за шкирку и выволок в тамбур. Тот там и остался, а на следующей станции сошел. Мальчик видел как мужик, шатаясь, проковылял мимо окна. Ему все еще было страшно.
- Это ж надо сволочь какая! Мерзость! Гнида! Дрянь! Ненавижу скотину! Тварюга! – мать ругалась так, что бабушка и мальчик стали чувствовать себя не ловко.
- Да ладно, успокойся. Хватит! Все уже! – твердила бабушка.
Мать больше читать не могла. Бабушка равнодушно смотрела в окно. Мальчик облокотился на бабушку и болтал ногой, глядя в пол.
Электричка приехала в Пудость. Шел девятый час. Небо стало низким и темным – вот-вот начнется ливень. Мать, бабушка и мальчик со всей поклажей стояли на платформе, осматриваясь. С прошлого года кое-что изменилось, но что именно было не понятно. До дачи автобусы уже не ходили, поэтому около часа придется идти пешком.
- Ну что. Пошли потихоньку? – спросила мать.
- Мам, я пить хочу! Купи лимонад!
- Все сынок - магазин уже закрыт. На колонке попьешь.
- Ну-ууу…
- Ладно, ладно, обойдешься до завтра…
***
У старого деревянного здания вокзала, сооруженного и выкрашенного под терем, около разбитой телефонной будки толпилась молодежь – несколько парней и девушек, два мопеда. Они пили портвейн, курили и смеялись. Один в школьном пиджаке без рукавов на голое тело держал на плече кассетный магнитофон, из которого отполированной реверберацией доносились ритмичные звуки «Modern talking». По дороге ездили редкие машины, в проселочный переулок завернул подросток на велосипеде. Неподвижную тишину прерывал лай собак и отдельные выкрики.
Бабушка попросила мальчика взяться за низ тележки, чтобы спустить ее по лестнице с платформы. Мать, поджав узлы, спустилась следом. Узлы болтались, это мешало движению ног. Кот в корзине с интересом водил носом, вспоминая за год забытые запахи. Все вышли на дорогу и неспешно побрели вверх до поворота. Нужно было пройти весь поселок, пересечь поле и добраться до следующего села – там была дача. На повороте мальчик и мать подошли к колонке. Мать начала ритмично давить на рычаг, под люком что-то заклокотало, и из железного крана брызнула белесая струя воды.
- Мам, как молоко? – спросил мальчик, вытирая рукавом кофты рот.
- Да сынок, тут вода хорошая, с минералами. Много кальция.
- А что такое кальций?
- А это чтобы косточки твои росли хорошо, понял?
- Ага.
- Ну пойдем, пойдем уже, – занервничала бабушка, – скоро дождик пойдет.
Небо стало мрачным, улицы пустели, а в окнах домиков стал зажигаться свет. Было уже восемь часов, и все порядком устали от дороги. Хотелось растопить печь, выпить чаю, слушая радио и нырнуть под сыроватое, хрустящее одеяло.
Вот поселок и кончился. Из последнего двора залаяла псина, послышался грубый голос хозяина:
- А ну хватит! Я кому сказал!
Дорожка идущая меж колосьев была все та же. Небо распахнулось серой массой до самого горизонта, на краю которого тускло мерцали огоньки дачи. Ни людей, ни скотины, ни трактора. Вдоль пыльной дорожки шел ряд черных столбов, в проводах которых уже начало завывать.
- Щас ливанет. – сообщила мать, - ты зонт-то взяла?
- А как же?
- Надо дождевики достать.
Мать скинула сумку и из бокового кармана вынула два дождевика, одела мальчика и себя. Порыв ветра выбил из бабушкиной прически прядь волос, мальчик еле успел схватиться за козырек кепки.
- Пошли скорей, - скомандовала бабушка, поправила прядь и как-то очень быстро зашагала с тележкой, нагнувшись чуть вперед. Ветер с новым порывом поднял дорожную пыль, все разом отвернулись, ударили первые капли. Мальчик спрятал корзину под дождевик, бабушка достала из ведра зонт. Неудачно открывшись его вывернуло спицами наружу, но, быстро направив купол против ветра, бабушка выправила зонт. Ведро теперь она взяла той рукой, которой везла тележку. Зонт под напором ветра сжался, крупные капли стали громко долбить по зонту, полиэтилену, ведру.
Когда прошли половину поля, бабушка крикнула:
- Я не могу, рука болит!
- Давай тележку сюда! – отозвалась мать.
- Чего?!
- Тележку, говорю, давай!
Мальчик повез тележку, стараясь обходить лужи.
- Сапоги одевай! – выкрикнула мать.
Все остановились. Бабушка накрыла мальчика зонтом, тот с трудом снял рюкзачок, развязал и вытащил сапоги, зацепив и другое белье.
- Что ж за ептвую мать! – выругалась она. Белье упало в лужу, - а ну-ка давай сюда!
Мальчик с грехом пополам надел сапоги, хотя ноги были уже мокрые. Все двинулись дальше. Узлы стали намокать, небо то и дело рассекали страшные молнии, от грохота кот обреченно выл. Мальчик сильно испугался и почти вплотную льнул к матери.
- Мама, мне страшно!
Ливень стал серой стеной – различались лишь ближайшие колосья, призраки столбов и кусок дороги на пару шагов вперед.
Поле пересекли в забвении. Появился поселок, ливень стал стихать. Стали слышны хлюпанье шагов, тихая брань и оханья, лай собак.
- Не-еет ребят, мне такая дача на *** не нужна, - серьезно протянула мать, - серые, а снизу черные узлы беспорядочно болтались в ее посиневших руках.
- А мне-то! Мне вообще подыхать уже пора! Господи за что мне такие мучения?! – взвыла бабушка, задрав голову к темному небу.
- Маам! Я домой хочу!
- Свят-свят-свят-свят, - быстро затараторила мать, не обращая внимания на сына, - эта ****ь какая-то нечистая сила весь день водит. Какая-то сука сглазила.
- Машка и сглазила, - догадалась бабушка.
***
Домик нашли быстро. Закрыв скрипучую калитку, первым делом выпустили кота. Тот, оглядевшись и обнюхавшись, сразу метнулся к сараю – своему любимому и досконально знакомому месту.
Ничего не изменилось – та же каменистая тропинка, неухоженные заросшие грядки, две яблони, старый, кое-где скосившийся заплесневевший домик рыжего цвета. В окне Галины Афанасьевны – восьмидесятипятилетней пенсионерки уютно горел свет, серым мелькал телевизор. Подходя, стали слышны звуки – хозяйка смотрела «Три мушкетера». Спасительно-успокаивающее ощущение дома объяло всех - настроение стало лучше. Мать поставила отяжелевшие от влаги узлы на скошенную скамейку, отчего та чуть не рухнула совсем и постучала в окно. Белесая занавеска затрепыхалась, сухонькая ладонь провела по запотевшему стеклу – возникло непонимающее лицо старухи:
- Кто?
- Это мы, Галина Афанасьевна! Дачники!
- Кто, кто?
- Дачники Ваши!
- Сейчас.
Отдельные капли падали в ржавую бочку, стоявшую прямо под жестяным водостоком, в доме были слышны скрип дверей и половиц. Наконец входная, обитая серой ватой и клетчатой клеенкой дверь, с трудом распахнулась. На пороге, сгорбившись, стояла маленькая старушка. На носу сидели большие очки в толстой черной оправе, из-за толстых стекол скошенные глаза казались огромными. Они как будто плавали в этих линзах. Сморщенное желтоватое лицо приняло вид детского удивления:
- Ох, ты! Это вы приехали?
- Здравствуйте, Галина Афанасьевна. Да… ваши старые знакомые, - с наигранной добродушной шутливостью громко произнесла мать.
- Здравствуйте, здравствуйте, - старуха переодела тапки на калоши и вышла на улицу, - и как же это вы?...
- Ой, не говорите – еле добрались. Такой ливень. Просто ужас!
- А зачем же вы в ливень-то?...
- Он потом начался, а днем хорошая погода была.
- Ох, ты господи, промокли совсем…
- Ну так как, - мать по чему-то стала сильно нервничать, - снимем мы на месяцок нашу комнатушку?
Хозяйка наиграла вежливо-виноватое выражение:
- Да уж как?
- А что, - у матери перехватило дыхание и подкосились ноги.
- Да к сдала я уже… живут у меня…
- Как же…, – не поверила мать.
- Ну всеее…, - с усмешкой протянула бабушка и молча пошла на другую скамейку под яблоню. Мальчик бегал по огороду, заглядывая под листья клубники.
- Так с июня уже живут.
- Ну а как же… Вы же… Вы же знаете, что мы приезжаем… Вы что… Мы же каждое лето…
Старуха села рядом с узлами, удержав задом скамью от падения и упершись ногой. На ее лоб капнуло.
- А откуда я могу знать-то, приедете вы или нет? Хоть бы открыточку прислали…
- Нет, погодите…, мы четыре года подряд к Вам ездим, - мать стряхнула воду со складок дождевика, - без всяких открыток. Вы нас давно знаете и тут вы нас так подставляете, что называется, срать под монастырь что ли?…
- Ну откуда ж я знаю? А вдруг вы другую дачу нашли, а тут приехали - триста рублей задаток дали, а пенсия у меня – сами знаете.
- Э нееет… вы нас подвели. Вы прекрасно знаете, что мы рано или поздно приедем. Мы ваши постоянные клиенты, что называется, а вы вот так по сволочному поступили?
- А вы меня не оскорбляйте, - возмущенно протянула хозяйка, вперившись своими глазищами в мать.
- А я милая моя не оскорбляю, а называю вещи своими именами – понятно? А если правда глаза режет – так на себя и пеняйте!
- Я эту комнату вам не дарила и не продавала! Сама хозяйка – сама решаю. Вот так!
Мать схватила узлы, склонилась над Галиной Афанасьевной и чуть ли не в самое лицо заявила:
- Ты не хозяйка, а бессовестная старуха – ясно?
- Что!?
- А ничего! Бог тебя покарает, и будь ты проклята!
Мать резко зашагала к выходу:
- Поехали отсюда на ***!
Бабушка тяжело встала, пошла к тележке и ведру. Мальчик опешил, выпрямился из-за кустов крыжовника. Подбежал к родителям.
- Мам, а мы что…. не…, - и мальчик горько заплакал.
- Мурзик-мурзик-мурзик-мурзик, кс-кс-кс-кс-кс-кс-кс-кс-кс! – попыталась бабушка.
Но отыскать кота было невозможно. Мальчик разревелся на весь поселок, чем очень злил и без того разъяренную мать. Бабушка охала и мечтала поскорее умереть. Дождь полностью кончился, но небо стало быстро темнеть. Все трое были изнеможенны, промокшие, усталые и злые. Голод перебивался отвратительным душевным состоянием. И больше всего на свете хотелось навсегда отключиться в теплой постели.
- Маааам! Я домооой хочууууу!! – верещал на всю округу мальчик, будя собак.
- Замолчи зараза! – скрежетала зубами мать и выписывала очередной подзатыльник.
- Я щас брошу это ведро на ***! – буркнула бабушка, - говорила же не надо брать!
Мать прицепила один узел к тележке, которую снова повезла бабушка, а сама освещала дорожку фонариком, держа в другой руке и узел и ведро. Часть свертков из ведра переложили в опустевшую корзину мальчика.
В ночной тиши в поле слышалась брань, стрекотня, хлюпанье по лужам и лязг тележки.
В одиннадцатом часу они еле-еле доковыляли до вокзала. Мальчик и бабушка рухнули на мокрую скамейку, а мать пошла за билетами в зал ожидания. На платформе и вокруг не было ни души, лишь рысцой пробежала дворняга в сторону магазина. Фонари отражались в лужах на перроне, в ночной прохладе стоял мерный треск сверчков. Зал ожидания был закрыт. Мать выругалась и стала со всей мочи трясти дверь помещения, но все тщетно. Посвятив в расписание фонариком, выяснилось, что ближайшая электричка будет только в семь часов утра.
***
- Все – хана! – сообщила мать, еле добредя до скамейки, где, прижавшись к друг к другу и дрожа от холода, сидели мальчик и бабушка.
- Каплах? – спросила бабушка.
- Угу, - подтвердила мать. Мальчик ничего не понял.
- Погоди, - сказала бабушка и чуть подумав, встала.
- Ты куда?
- Дай фонарик.
Бабушка взяла фонарик, спустилась с платформы и через кусты прошла чуть вдоль. Она заглянула под платформу и посветила.
- Давай сюда! Э-ээ – узлы бросай. Остальное - сами.
Мать сбросила узлы и с тележкой и ведром пошла к ступенькам. Мальчик поспешил следом.
Они подошли и увидели бабушку, освещающую пространство под платформой.
- Вот сюда давай, - бабушка пролезла, и, согнувшись, прошла вглубь. Свет фонаря выхватил кусок земли с пучками травы, обломками кирпичей, и различным мусором. Неподалеку лежал старый разодранный матрас. Пахло сыростью и калом.
- Видишь? – бабушка осветила матрас.
- Ага, - сказала мать.
- Давай сюда вещи.
Мальчик ничего не понимал, ему стало нестерпимо жутко.
- Мааам! Я домой хочуууу!!
- Каплах! – прикрикнула мать, и мальчик почему-то сразу притих.
Женщины быстро перетащили все вещи. Мать подтащила матрас и быстро застелила его мокрыми простынями и одеялом. Бабушка стала доставать кофты, плащ, платья, юбки, халаты, полотенца. Мать подвесила фонарик к потолку платформы, зацепив его за торчащий арматурный крюк. Образовалось пятно света. Мать резкими движениями стала быстро откидывать весь мусор в стороны, на всякий случай, осматривая предметы. Так остались две пластиковые бутылки, три дощечки и кусок фанеры. Прямо под фонарем она положила фанеру и застелила ее кухонным полотенцем. Рядом был матрас, на который облокотилась бабушка. Мать пододвинула к бабушке ведро, и та стала вынимать свертки на фанеру. Мальчик сидел на коленях на дождевике со своим рюкзачком и дрожал. Мать из всех тряпок стала делать лежаки, там и сям подкладывая сухие пучки травы. Найдя самые сухие майки, колготки, носки и кофты, мать молча стала переодевать мальчика. Также быстро и молча мать переодела себя и бабушку. Для тепла мать оборачивала всех прочим оставшимся бельем. Все расселись на своих лежаках и уставились на стол. На столе лежала вареная курица, несколько вареных яиц, стоял термос с чаем, пачка печенья, вареная картошка в мундире и хлеб.
- Включи приемник, - попросила бабушка.
Мать достала приемник, включила, настроила радио «Маяк». Прошипев пару секунд, радио заговорило официальным женским голосом:
«… ЦККПСС было предусмотрено усилить контроль над работой органов местного самоуправления. Также были рассмотрены вопросы об эффективности работы судебных органов и средств массовой информации. Особое внимание было уделено совещанию, состоявшемуся 21 июля, на котором были обсуждены задачи партийных и хозяйственных органов по ускорению развития перерабатывающих отраслей агропромышленного комплекса страны. Председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ Громыко доложил необходимости конструктивных решений в отношении НАТО для ряда стран Варшавского договора. Президент США Рональд Рейган свое традиционное субботнее радиообращение посвятил проблемам контроля над вооружениями. Он заявил о возможности прогресса в переговорах в отношении ограничения наступательных движений и дал положительную оценку в договорах о РСД и производству ракет меньшего радиуса…».
Мальчик задумчиво и отрешенно кусал куриную ножку и макал картофелиной в соль. Мать смотрела куда-то сквозь землю, чистя яйцо. Бабушка прихлебывала из крышки чай, громко хлюпая и кашляя.
«… с сингапурским флагом. На танкере возник сильнейший пожар. Часть нефти вылилось в море. Погиб один человек шестеро получили тяжелые ранения. Лидер правой французской группировки «Национальный фронт» Ле-Пен и делегация ультраправых депутатов Европарламента были вынуждены отменить свое совещание на Мартинике и Гваделупе из-за протестов местного населения. Группа манифестантов из восемьсот человек заблокировала взлетно-посадочную полосу аэропорта столицы Мартиники, вынудив самолет, на котором находился Ле-Пен, совершить экстренную посадку на Гваделупе. Однако и там на взлетно-посадочной полосе демонстрантами были возведены баррикады. В результате после нескольких часов пребывания на Гваделупе ультраправые были вынуждены вылететь обратно в Париж…»
- Ой, надоела чего-то эта мутатень. – сказала мать и стала искать другую станцию.
- Тут только маяк ловит. – предупредила бабушка.
И действительно пройдя весь диапазон, мать вынужденно вернулась на «Маяк», где уже были новости спорта.
- Сейчас про спорт кончится, потом погода, а потом будет другая передача.
Мальчик насытился, допил чай и прилег на лежак. Он был полностью опустошен, глаза стали закрываться. Он посмотрел на закутанных мать и бабушку, на тусклый свет фонаря. На объедки и кромешную тьму за платформой. Вдруг послышался слабый шум.
- Во – товарняк идет! – сообщила бабушка. – щас лягу на рельсы и слава Богу!
- Не надо, бабушка!!! – завопил мальчик, и вцепился в бабушку, заливая ее слезами.
- Ну что ты мой маленький! Не буду, не буду…
Земля затряслась, и под проемом замелькали страшные черные колеса. Пошел ветер, и мальчик прижался к матери. Поезд долго гремел и, уходя, оставил лишь шум радио. Мать стала вертеть колесико, но, кроме шипения ничего не было. Фонарик стал мерцать. Видимо садились батарейки. Мальчик съежился в комок. Разглядывая в тусклом освещении травинки, камушки, окурки. Дул сырой холодный ветерок. Но была мертвая тишина. Две темные фигуры сидели рядом неподвижно и молча. Фонарик почти потух, когда он услышал тихое:
- Каплах?
- Каплах.
Глаза мальчика закрывались, тянуло к земле. Одна из фигур приблизилась к глазам мальчика и провела чем-то липким по лицу, прошептав: «Каплах». Разом все уютно померкло. Не стало ни холода, ни сырости, ни звуков, ни запахов…
***
Мальчик открыл глаза, потом зевнул и все увидел. Из низкого окна било жаркое солнце. У носа жужжала муха, а с веранды аппетитно шкварчала яичница. Мальчик привстал и глянул в окно. Бабушка выплеснула из таза мутную воду в пышущий зеленью огород и вошла на веранду:
- Вера! У тебя не горит?
- Нет мам! Овощи помыла?
- Помыла. Сейчас салат сделаю!
Мальчик улыбнулся и зарылся под одеяло, сладко захихикав. Но спать уже не хотелось. Он встал, нащупал сандалии и в одних трусиках вышел на веранду.
- Мама!
- С добрым утром мой зайчик! – бросилась мать к сыну и крепко обняла его.
- С добрым утром, мамочка! Баба! А купаться пойдем?
- А вот и не пойдем! – весело сказала бабушка, войдя с пучком свежей моркови. – кто тут такой голоногий бегает, а? А вот я тебя!
Бабушка стала гоняться за внуком, тиская его. Все смеялись.
- Мам, я тебе про это платье говорила! – мама вошла и покружилась – платье сделало бело-розовый колокол. Успокоившись, платье явило на легком фоне крупные розы.
- Ой, какое красивое! Правда, внучек? Нравится?
- Ой, какая мама красивая!
Мама подскочила, объяв всех своих и целуя:
- Как же я вас люблю!
- Ах, ты дочь моя милая!
- И я, и я! – воскликнул мальчик, обняв материны бедра, - а дядя Вова отвезет нас на озеро?
- Если не почистишь зубы – не отвезет, - наказала мама, - ну-ка быстро к умывальнику!
- А мы будем рыбку ловить на спуске?
- Ну-ка умывайся!
Мальчик побежал в припрыжку к умывальнику. Солнце поднималось к зениту, Галина Афанасьевна поливала грядки:
- Проснулся, егоза? Иди малины поешь.
- Щас, баб Галь! Смотрите, как я умею! – он сделал корявое колесо и упал.
- Ой ты – осторожно! А то ушибешься! – забеспокоилась Галина Афанасьевна, но мальчик уже поскакал к веранде.
Он впрыгнул на крыльцо и утерся махровым полотенцем.
На столе стояла огромная сковорода яичницы с колбасой, большая хрустальная салатница с помидорами, огурцами и зеленью. На блюде красовалась оранжевая морковь и алый редис. Свежий хлеб был крупно порезан. На газовой плите зашипел чайник.
- Мам, а где мурзик?
- Ой, сынок, я его со вчера не видела. – сказала мама, намазывая на хлеб желтое масло.
- А вот он! Вот он! – воскликнул мальчик, тыча в окно пальцем. Кот ступал по крыше сарая и вскоре спрыгнул в траву.
- Наверное, мышь увидел, - пояснила бабушка, разрезая яичницу на три части.
Послышалось, как скрипнула калитка. Мальчик высунулся и вскочил.
- О, все! Завтрак отменяется, - констатировала бабушка, - Борька пришел.
- А пускай с нами поест, – предложила мама.
Бабушка вышла на крыльцо.
- Здрасьте Нина Геннадьевна! А Димка у вас?
- Привет Боря, у нас. Иди – вместе позавтракаем.
Смурной конопатый Борька. Выкинул в траву огрызок, и, размахивая прутом по траве, вошел:
- Здрасьте теть Вер! Привет Димон! Купаться сегодня идешь?
- Мы поедем на карьер! Дядя Вова приедет, поедешь с нами?
- Ну-уу надо у бабушки спросить…