Лектор рассказывал про катастрофы, которые с такими людьми, как мы, никогда не произойдут. Зал скучал. Кто-то клацал в телефоне, некоторые переговаривались между собой, обсуждая какие-то неважные темы, и периодически поглядывали не преподавателя. Один парень на второй парте спал. Под угрозой пыток, я бы не поверил, что в зале есть люди, которых интересует подобная чушь. Никто ничего не писал, кроме меня.
Что могут дать врачу знания о цунами и землетрясениях? Я высмеиваю это, потому что вероятность погибнуть от цунами в нашем районе, куда меньше, чем тебя зашибет гопник в подворотне- вот реальная угроза.
Если бы не кофе, я бы точно сдох. Когда тебе что-то не интересно, можно смело сесть на первую парту поближе к выходу и заниматься своими делами, писать рассказы, например.
Катастрофы и смерти- это то, что необходимо слышать утром за распитием кофе. Тысячи людей потеряли зрение при выбросе особо опасного химического вещества… Отлично. Я отпиваю кофе с картонного стаканчика ( что их выгодно отличает от пластиковых, в которых при воздействии высоких температур выделяются фенолы, вещества способные вызывать рак). Цунами лишило крова 10 тысяч человек… Кофе приятно обжигает горло. Затем началась эпидемия дизентерии… А вот это уже скукотище. Я начинаю дремать.
Улицы Исландии покрыты слоем пепла. Белые хлопья медленно оседают на машины и тротуары. Люди с перепуганными глазами ходят в масках. Такое ощущение, что время тут остановилось. Твои следы исчезнут через полчаса, как пройдешь по этому тротуару. Моя голова соскальзывает с руки, и я просыпаюсь. Снова реальность.
Преподаватель говорит «социальная катастрофа» в нашей стране. Я слышал что-то подобное по телевизору в те редкие моменты, когда он работал. Ясно одно, голодных и несчастных людей не заставишь воевать бесплатно. Поэтому переворотов в этой стране в ближайшее время можно не ожидать. Выборы – это та «социальная катастрофа», которая приходит к нам раз в 4 года.
Петрович, так отчество лектора, утверждает, что чему не суждено утонуть в огне, обязательно сгорит в воде. Вот такой оксюморончик. Нас убивают невидимые силы : радиация, ядовитые газы, любовь. Жертв с каждым годом будет становиться все больше. Мы никогда не знаем, отчего умрем, хотя прекрасно понимаем, что нас убивает. Вспомним Чернобыль. Вспомним первую сигарету, выкуренную перед завтраком. Вспомним первое разочарование.
Когда возникнут пострадавшие- будет уже слишком поздно. Мы все пострадавшие с рождения. Новорожденные не орали бы так, если бы им тут нравилось. Физическая целостность ничто, потому что есть вещи способные поднять или опустить наш внутренний мир. Я говорю вам: любовь, алкоголь, хорошие книги, первый альбом Джастина Бибиера, а вы уже мысленно продолжаете этот список. И перед тем, как закончится очередная страница в блокноте, я вывожу неровным почерком «Почему-то большая часть того, что может принести нам удовольствие, приносит только страдание»
Он стоит за кафедрой и жестикулирует рукой. Что-то о власти и правительстве. К тому, что правительство имеет нас, все уже давно привыкли. У нас уже иммунитет. И все-таки, если вы встретите человека в строгом дорогом костюме. То лучше поздороваться, потому что это может оказаться юристом и когда-нибудь от него может зависеть твоя судьба. Он может оказаться врачом и когда-нибудь от него может зависеть твоя жизнь.
«Чтобы ликвидировать последствия, потребуются колоссальное количество техники»,- продолжает наяривать Петрович. Ему практически удается достучаться до моих мыслей. Огромное количество техники нужно, чтобы забыть то, что мы знаем и разучиться делать то, что умеем. Телевизоры, пылесосы, мобильные телефоны. Может кто-нибудь сделает мне еще кофе? Для этого нужен отдельный прибор. Человек уже практически никуда не годится. Быть человеком скоро станет не модно. Слишком много думает и малая производительность. Хотя потенциал огромный. Потенциал – тоже мне словечко. Еще один черный крестик в блокноте.
Он говорит, что мы все работаем на это звено. Я вижу лишь сокращения. Петрович говорит: «Чтобы было понятно, я напишу ШМД, БСМП, РДА, ГДА». Это совершенно ничего не прояснило. Жизнь человека наполнена непонятными сокращениям. Мы любим все упрощать. Я бы написал МЛВУ, но боюсь, что вы меня не поймете.
Лектор говорит, что 100 бригад скорой помощи могут решить эту проблему. Мне кажется, что 100 бригад скорой помощи могут решить любую проблему и в следующий раз, когда меня спросят, что мне нужно, я отвечу – 100 бригад скорой помощи.
Все это время я писал и, кажется, Петрович думает, что я конспектирую его лекцию. Мне кажется, что это «социальная катастрофа». Такая же, как болеть за футбольную команду «Ильичевец» - не смертельно, но моральную травму получить можно.
Я опять начинаю дремать. Учитель математики стоит передо мной. Он говорит, что жизнь элементарна, как кубический корень из 37. Есть математический способ высчитать это. Только мне никто не говорил, что для элементарных вещей можно пользоваться калькулятором. О самом важном всегда молчат. Всегда приходится докапываться самому.
«Для того, чтобы стать кем-то другим, достаточно просто сойти с ума»,- долетает до меня сквозь сон. Аудитория неприлично хихикает. Я не могу до конца понять, сон это или явь. Я смотрю на свои руки и просыпаюсь. Вовремя – перерыв. Можно выпить чая. В буфете куча народу. Я думал взять еще и булочку, подумал. И взял пиццу. Сон отошел.
Синяя ручка перестала писать, поэтому пришлось заменить ее черной глеевой. Все снова в сборе. Шоу должно продолжаться. Я задаю какой-то глупый вопрос преподавателю. Мне кажется, что он прозвучал в тему. Всегда нужно делать заинтересованный вид. Мой друг не раз мне говорил, что я положительный персонаж, причем останусь им, даже если перетоплю всех его котят. Мы смеялись долго и искренне – до слез и соплей.
Преподаватель говорит, что у каждого человека есть тропизм к чему-то, говоря простым языком – склонность. Тут главный параметр – угол склона, после которого ты не сможешь уже держаться и улетишь в пропасть.
Мы говорим об сублетальной дозе. Если вы решили покончить жизнь самоубийством – не пейте ртуть. Металлическая ртуть не токсична. Отравление вызываю пары. То, что вас не убьет вас, поселит страх в душе до конца дней. Вы же прекрасно все помните.
Я прекрасно помню цену ошибки. Нельзя прикладывать вату на открытую рану. Она слишком гигроскопична и прилипает. Ни одна книга не опишет вам ощущения, которые возникают, когда отдираешь подсохшую вату, пропитанную кровью, от пальца. Петрович это подтверждает. Для этих целей больше подойдет марлевые тампоны.
Как раз недавно, я стоял в ванной и размышлял о гигроскопичности человеческой души. У психологов это принято называть эмпатией – способностью к сопереживанию. Вечно они все усложняют непонятными терминами. Чем большей гигроскопичностью обладает ваша душа, тем больше чужого дерьма вы можете впитать и тем тяжелее его будет извлечь. Такие мысли иногда возникают, когда стоишь в ванной и видишь отражение ваты в зеркале.
В Америке жизнь остановилась из-за торнадо. Я размешиваю остатки чая в стаканчике деревянной мешалкой таким образом, чтобы получилось подобие воронки, похожей на торнадо. В такие моменты я могу понять американцев. У них жизнь остановилась, а у нас и не приходила в движение. Может нам тоже нужно получить свою сублетальную дозу. Страх – это отличная мотивация для бездействия.
Молодая девушка вышла из аудитории, но вскоре вернулась с стаканчиком кофе. Небо затянули тучи. Стало темно. Лампы дневного света противно жужжали, но давали свет.
«Перед вами 100кг веса»,- говорит Петрович и показывает на себя. У некоторых людей нет ничего, кроме веса. Их можно воспринимать, как суповой набор. Мясо, кости, вода. Микроэлементы.
Мы много не знаем и многим не интересуемся. Вот взять, например, историю. Жизнь каждого человека –это уже эпоха. Любой может рассказать вам десяток интересных историй, но есть одна, которую он бережет в чулане своего сознания. И достать ее можно только жестокими пытками, потому что пытками можно добиться всего. Вы уже начинаете подбирать исключения, которые подтверждают правило. На первом этапе общения людям вообще свойственно рассказывать предварительные сказки.
Лекция затянулась. Мне казалось, что я завис в вечности. В блокноте осталось всего несколько листов. Конец близок – я это ощущал, как никогда.
Лектор говорит, что ко времени мы будем привязывать все остальное: судороги, пену изо рта, головокружение. Время можно ощутить, только когда что-то происходит. А на сегодня лекции окончены.
Все вышли из аудитории. Я еще немного посидел. В этом была какая-то наигранная кинематографичность. С 8го этажа я спустился пешком. Погода была отвратительная, как я любил. В наушниках заиграла приятная мелодия. Прогнав от себя остатки сна, отправился домой. Хотелось есть.