НИКАНОР ШУЛЬГИН И КАЗАНСКОЕ ГОСУДАРСТВО 400 ЛЕТ НАЗАД
ГЛАВА 6
КАК БЫЛО УСТРОЕНО КАЗАНСКОЕ ГОСУДАРСТВО?
Как бы это ни звучало для современного слуха, нет ничего удивительного в термине «Казанское государство». Тем более, невозможно интерпретировать его в категориях модерного сепаратизма или приписывать его изобретение Никанору Шульгину. Как писал Сергей Платонов: «Наши предки «государствами» называли те области, которые когда-то были самостоятельными политическими единицами и затем вошли в состав Московского государства. С этой точки зрения, тогда существовали «Новгородское государство», «Казанское государство», а «Московское государство» часто означало собственно Москву с её уездом» [7]. Вместе с этим, Казанская земля в русских текстах с XV до XVIII века носила название «Царства». Появление термина «Царство Казанское» связано с тем, что в Казань с середины XV столетия являлась столицей для владык из династии Чингисхана, а их, как и византийских императоров, русские именовали титулом – царь.
В источниках периода Смуты термины «Царство Казанское», «Казанское государство», «вся земля Казанского государства» соседствуют. Сопоставление различных случаев их употребления во всем корпусе русских текстов XVI-XVII веков могло бы стать интересной темой для историко-филологического исследования. Но уже сейчас можно вспомнить «Очерки по истории Казанского ханства» Михаила Худякова. Популярный у татарской интеллигенции русский историк указывал на то, что термином «вся земля Казанская» в русских источниках XV–XVI веков назывался Курултай – татарский сословно-представительный орган. И Худяков специально отмечает, что термин «вся земля Казанская» употреблялся в случаях «междуцарствия, когда в Казани организовывалось временное правительство, которое и управляло страной иногда в течение нескольких месяцев». [10] Именно такой период междуцарствия был в Казани с 1611 по 1613 годы. И точно также, как руководители государства казанских татар, русские воеводы и дьяки казанские, составляя документы от «всей земли Казанского государства» перечисляли те группы населения, от имени которых действовало их правительство. Таким образом, можно наблюдать непрерывность политической традиции, которая проявлялась не только в сохранении «царствующего» статуса Казани, но и в способах самоорганизации местных социальных групп.
Политический строй всей земли Казанского государства сочетал в себе инерцию 60 лет русской администрации и новые черты, рождённые в ответ на распад старых институтов. Как и в других областях России, в Казани, в это время активно развивается гражданское самоуправление, уходящее корнями в земскую реформу Ивана Грозного и, шире, в русские вечевые традиции. Для Казани это довольно необычно, учитывая, что практика управления завоёванной страной ориентировалась на сильную военную и церковную власть, а здешние русские посады не имели за собой большой истории. Как и положено, в периоды социально-политических трансформаций, огромную роль в Казани играл фактор личности.
Формально главой казанской администрации являлся митрополит Ефрем, за ним (в отсутствие воевод) по порядку следовали два казанских дьяка. Но фактически верховным правителем города и земли стал первый дьяк Никанор Михайлович Шульгин. Именно с его именем уже четыре столетия отождествляются самые значительные события Смутного времени в Казани.
Еще прежде роль Шульгина превосходила обычные должностные обязанности городового дьяка. Известно, что во время войны тушинцами он командовал крупным отрядом казанских стрельцов [2, с. 242]. С 1611 года он стал главным вершителем внутренней и внешней политики Царства Казанского, за что впоследствии получил от историка Николая Загоскина эпитет – «казанский диктатор» [4, с. 502]. Даже обрывки дошедшей до нас информации о Никаноре дают понять, что это был сильный и решительный политик, превосходивший то социальное положение, которое было предначертано ему от рождения.
К Никанору прочно приклеился ярлык авантюриста, воспользовавшегося Смутой в своекорыстных целях, но такое суждение грешит чрезмерной пристрастностью. Точно также «авантюристом» можно назвать и более известного участника тех событий, несостоявшегося русского Кромвеля – Прокопия Ляпунова. Оба этих деятеля родились в провинциальных фамилиях средней руки и имели неважный стартовый капитал для карьеры в Московской Руси. Распад старого государства открыл для них дорогу к вершинам власти. Каждый из них желал этой власти и, действуя от лица сословных корпораций и земель, ни в коем случае не забывал про свой личный интерес. И Шульгин и Ляпунов были «выскочками» в глазах старой аристократии. Хотя мнение высшей московской элиты – малопригодный критерий, ведь даже Дмитрий Пожарский – князь из Рюриковичей, занял после победы 1612 года более чем скромное место.
Главной опорой Никанора Шульгина был казанский посад с его торгово-ремесленным населением. Правой рукой дьяка-правителя являлся посадский староста Федор Оботуров. Выборные посадские должностные лица в это время участвовали не только в управлении самим городом, но и решали различные вопросы в Казанском уезде. [2, с. 245] Как уже было сказано выше, подобные процессы были характерны для всей страны периода Смуты. Потенциальные городские коммуны России повсеместно брали свою судьбу в собственные руки и проводили самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику. Отмечая рост влияния средних слоев дворянства и посада в местном управлении, советский историк Лев Черепнин даже употреблял термин «третье сословие». [11, с. 169] Кроме посадских людей, сторонниками Шульгина в числе сторонников была часто казанского духовенства и служилых людей. Заметную роль, по всей видимости, играли родственники дьяка, приехавшие вслед за ним из Луха. [2, с. 259]
По видимости, не были гладкими отношения Шульгина с митрополитом Ефремом. Корецкий, Лукичёв и Станиславский предполагали даже, что в конце 1612 года казанский владыка был отстранён от власти. [2, с. 246] Без пиетета первый казанский дьяк относился к церковной земельной собственности, а она была в числе главных опор русской колонизации после 1552 года. Известно, что в пользу казанского посада им было переписано село Борисоглебское (ныне в черте Казани), принадлежавшее Казанскому Спасо-Преображенскому монастырю. [2, с. 245] На себя Шульгин переписал село Теньки на берегу Волги (ныне Камско-Устьинский район Татарстана), принадлежавшее удалённой и в то время вдовствовавшей Астраханской епархии. [8] Однако большим преувеличением было бы утверждать, что проводилась осознанная политика секуляризации. Все действия в отношении церковных земель зависели от текущей политической ситуации. Известно сделанное в июле 1612 года пожалование митрополиту Ефрему земельных угодий в Кобяковской пустоши на реке Мёше [1, с.89-90], а также решение спора Трифонова монастыря в Вятской земле с крестьянами в пользу монастыря [2, с. 247].
Мало что известно об отношениях правительства Шульгина с татарами. Распространено мнение, согласно которому Никанор проводил свою политику по воссозданию независимой Казани с опорой на татарское население. Некоторые историки по незнанию даже предполагали, что он – выходец из современной Ивановской области – был наполовину татарином [2, с. 240]. Если судить строго по источникам: татары (а вслед за ними и другие этносоциальные группы) фигурируют в грамотах казанского правительства, татары составляют значительную часть казанского войска, но, к сожалению, подробных сведений об этой стороне жизни Казанского государства нет. Скорее всего, режим казанского дьяка действительно пользовался поддержкой татарских служилых людей, а все тонкости этих взаимоотношений еще предстоит выяснить историкам.
Символом легитимности власти первого дьяка была Печать Царства Казанского [6, с. 239] с коронованным драконом, от которой ведёт свою историю современный герб Казани. Печать прикладывалась ко всем документам, которые выходили из казанской администрации, а её использование было жестко регламентировано. Хранилась она в Разрядной избе Казанского кремля, в ящике, запечатанном личными печатями воевод и дьяков. В обычное время правом использовать её обладал только первый воевода. Однако один из самых ранних оттисков относится именно к периоду независимого Казанского государства. Печать приложена к грамоте на имя хлыновского архимандрита Ионы за подписями Шульгина и Дичкова. [6, с. 237]
Территориально власть Шульгина в это время распространялась на историческое ядро Царства Казанского: Казанский и Свияжский уезды. Вместе с этим Казань влияла на соседние области: Вятскую землю, Понизовые города и Арзамас. [2, с. 248]
Интересным сюжетом для исследования могли бы стать внешнеполитические связи Казани. Здесь не было Речи Посполитой и Швеции, как в Москве и Новгороде, однако присутствовал восточный вектор. Казанское государство поддерживало отношения со своим ближайшим соседом – Ногайской Ордой. Известно, что 30 апреля 1612 года казанские дьяки без согласования с правительством Второго земского ополчения приняли ногайское посольство, и «отпустили» послов обратно. [2, с. 245] В марте 1611 года польский король Сигизмунд III в своём письме в Москву писал о том, что совместно с Астраханью, Казань «хотят отложиться к персидскому шаху». [3, с.92] Некоторые авторы готовы воспринимать это сообщение на веру [4, с. 496], однако ничего больше о «проиранской позиции» Казани неизвестно. Чуть позже, в 1613 году Иван Заруцкий, утвердившийся в Астрахани, действительно ждал поддержки от шаха Аббаса Великого.
Гораздо важнее отношений с другими государствами, для Казани были отношения с новым земским ополчением, которое с осени 1611 года формировалось в Нижнем Новгороде. Вопреки однобоким представлениям о казанском сепаратизме, правительство Никанора Шульгина поддержало предприятие, начатое Мининым и возглавленное князем Пожарским.
Чтобы привести казанское войско в состав Второго земского ополчения в декабре 1911 года в Казань из Нижнего Новгорода прибыл Иван Иванович Биркин – второй, после князя Дмитрия, человек в новом ополчении. Он был рязанец и родственник Ляпуновых. В Нижнем он находился с января 1611 года в качестве представителя Прокопия, а затем в качестве сотрудника местной администрации. К инициативе Кузьмы Минина сначала отнёсся недоверчиво, но затем стал ближайшим помощником Пожарского. В Казани, согласно «Новому летописцу» и последующей историографии, Биркин сблизился с дьяком Никанором («вступил в недобрый совет») и стал одним из первых лиц местного правительства.
Казанское войско не успело застать рать Пожарского в Нижнем Новгороде. При этом Никанор Шульгин добивался присоединения к земскому движению от соседних городов. Известно послание казанских дьяков от 9 февраля 1612 года воеводе Курмыша Смирному Васильевичу Елагину. Уличив воеводу в сношениях с казачьим правительством Первого ополчения, которое присягнуло Лжедмитрию III, а также со сторонниками Марины Мнишек и «Ворёнка», казанцы с угрозами требовали, чтобы Елагин присоединился к Нижегородскому ополчению. «А буде ты учнешь вперед так делати, ратных людей собрав, в Нижний не пошлешь и с Казанским государством учнешь рознь чинити – и мы, не ходя в Нижний, со всеми ратными людьми придем под Курмыш и тебя взяв, отошлем в Казань или в Нижний Новгород». [5, с. 23]
В апреле 1612 года центром земского движения стал Ярославль, где сформировалось новое правительство Совета всея земли. Одним из руководителей этого правительства стал бывший первый казанский воевода Василий Морозов. Туда же в Ярославль был перенесен список с чудотворной Казанской иконы Богородицы, доставленный под Москву летом 1611 года. Уже в Ярославле казанское войско во главе с Иваном Биркиным соединилось с остальной земской ратью, но совместным действиям помешал вспыхнувший конфликт. Глубинной причиной конфликта, по мнению Руслана Скрынникова, стали изменения в социальном составе ополчения. Чем ближе к Москве, тем большую роль играли в нём представители бояр и знатных дворянских родов. Представители посадов, незнатные служилые люди и даже худородные Рюриковичи вроде Пожарского теряли позиции, которые получили в период кризиса старого порядка.
«Когда Биркин явился в совет и от имени казанцев потребовал себе прежнюю должность, бояре и воеводы прервали его на полуслове. Будь то обычная местническая тяжба, спор не вышел бы из стен приказной избы. Но затронутыми оказались более глубокие интересы. За Биркина заступились казанцы, а также хорошо знавшие его смоленские дворяне и нижегородские стрельцы. Против него объединились бояре и дворяне. Раздор едва не привел к кровопролитию. Казанская «партия» изготовилась к бою. Но благоразумие все же взяло верх». [9]
Получив плохие вести от Биркина, Никанор Шульгин отдал приказ казанской рати возвращаться домой. Большая часть казанцев последовала приказу правителя. Меньшую часть, оставшуюся в Ярославле, составили 20 татарских князей и мурз, 30 русских дворян и 100 казанских стрельцов. [3, с. 96] В освободительном походе на Москву силы верные Никанору Шульгину участия не приняли.
Марк Шишкин
Источники и литература
1. Акты XVI-XVIII вв., извлеченные А.Н. Зерцаловым. – М., 1897.
2. Документы о национально-освободительной борьбе в России 1612-1613 гг. / Публ. подгот. В.И. Корецкий, М.П. Лукичев, А.Л. Станиславский // Источниковедение отечественной истории: Сб. ст. М., 1989. С. 240-267.
3. Ермолаев И.П. Среднее Поволжье во второй половине XVI — XVII вв. (Управление Казанским краем). – Казань, 1982.
4. Загоскин Н.П. Спутник по Казани. – Казань, 2005.
5. Летопись занятий археографической комиссии. 1861 год. – СПб, 1862.
6. Лукичев М. П., Станиславский А. Л. Печать Казанского царства начала XVII века // История и палеография: Сб. ст. М., 1993. Ч. 2. С. 237 - 245.
7. Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. – http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Plat/_11.php
8. Саввинский И.И. Астраханская епархия за 300 лет ее существования с 1602 по 1902 гг. –
9. Скрынников Р.Г, Минин и Пожарский: Хроника Смутного времени. – http://lib.rus.ec/b/121214/read#t24
10. Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства. – http://kitap.net.ru/hudyakov.part05.php#h05_03
11. Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства в XVI-XVII вв. – М., 1978.