Время одуванчиков
Когда наступали последние дни ноября и ветер уставал голыми ветками хлестать воздух, шторм на море нехотя затихал. На небосклон выкатывалось маленькое красноватое, как глаза старого пьяницы, ноябрьское солнце, улицы подмораживало. По утрам дружно дымили трубы и воздух в старом Кемери становился особенно вкусным. Так пахнут горные склоны Зёльдена, Шамони или Мадонны ди Компилья, но всего этого старая Марта не знала, и знать не могла. Свои семьдесят пять она прожила здесь, в маленькой курортной деревушке под Ригой. После свадьбы Элвис раз отвёз её в Ригу, покататься на троллейбусе, но ей не понравилось, и с тех пор она больше никуда не выбиралась.
- Чего ещё надо? Живём-то на курорте, - говорила Марта в профсоюзе, пытавшемся за хорошую работу отправить её во всесоюзную здравницу в Пицунду. Впрочем, с той далёкой поры и курорт Пицунда, и профсоюз, и санаторий, в котором работала Марта - всё ушло, растворилось, словно не было вовсе.
Да и сам Кемери, в котором лет двадцать не чинили ирригационную систему, всё больше заболачивался, распространяя вокруг неповторимо-знаменитый, полезный и доказанно лечебный запах сероводорода, и медленно, подобно легендарному Китежу, погружался в топь, на которой был построен.
Марта встала в шесть. Могла подняться и раньше, всё равно в старую голову сон не идёт и артрит ломит руки. Но больно темно в ноябре. Поэтому лежала, терпела. Наощупь сунула в тапочки ноги, наугад пошла топить печь. А чего? Делов-то. За сорок лет в доме каждый угол знаком. «Хороший был мужик Элвис, работящий, пил в меру. Дом-то какой поставил! Живи. Радуйся. Некому. В прошлом году схоронила. Предатель!» - вслух, неожиданно для себя подумала Марта.
В сумерках, набрав в чулане картошки, больно стукнулась головою о низкий косяк. «Тьфу ты!» - чертыхнулась в сердцах.- Экономили, понимаешь, поставили не дверь, так - дверцу. Всю жизнь маюсь, прости господи, забрал бы уже, а? – и она с надеждой перекрестилась в сторону угла с иконами. Когда картошка сварилась, Марта решила себя побаловать. Достала из холодильника старый сверток сливочного масла, замороженный с лета укроп. «Вкусно, батюшки святы!.. Вкусно. И что там Юрчик рассказывал, что картофь испанцы из-за моря привезли. Повыдумывают глупости, работать не хотят, вот и живут худо. Ничего, рассветёт, первым делом, флаг повешу», - решила она.
Электричеству, за исключением холодильника, Марта давно объявила бойкот. «Жечь свет - всё равно что топить печь деньгами» - говорила она соседке. Но сегодня большой праздник – День Независимости. Потому надо повесить флаг, вечером включить телевизор и посмотреть салют. Может, Эльза удосужится оторвать от дивана свою задницу и сводит сынишку на набережную? Тогда оператор обязательно выхватит его лицо из толпы и она увидит любимого внука. А завтра они с Эльзой приедут. Должны. Дочка ещё с лета обещала. Сердце подсказывало ей, что всё так и будет.
В деревне Марта считалась зажиточной. Пенсионерка. У них твердый доход, не то что у молодых: сегодня густо, вечером пусто. Но и ей приходилось экономить. Дочь, внук, продукты, главным образом мясо и рыба, остальное-то свое, лекарства ещё, а в последние годы дрова, колоть самой уже никак невозможно - съедали пенсию так же быстро, как уличная кошка проглатывает сосиску.
С юных лет Марта была не то, что прижимиста, нет, но хозяйка отменная и рачительна необыкновенно. Поэтому несмотря на невзгоды имела заначку. Сто латов(долларов аж сто шестьдесять семь)! Сантим к сантиму скопила она за десять лет, аккурат по десятке в год. Было больше, но половину с собой унёс Элвис. А как же: гроб справить, поминки…, чтобы всё как у людей. Чтобы не стыдно. И хорошо, муж сознательный попался: сам тоже копил и ,главное, сказать успел, где спрятал.
Большой намечался день. В Тукумсе, по случаю праздника, обещали ярмарку, значит, можно будет присмотреть на зиму внуку шубку. Повезёт, «зацепит» и сапоги. С дочкой отношения не сложились. Пока жила дома, росла солнышко-солнышком, но выпорхнула в Ригу - и пошло-поехало. Институт.... Не доучилась, бросила. Мужиков как перчатки меняла, не работала. Сразу миллионов хотелось. И ведь кто-то нашелся, надоумил: фирму открой, тыщи загребать начнёшь, там и до них недалеко.
Поверила. Нашла партнера, Эдгара. Учредила. Только ведь никто не сказал, что миллионы они криком и подписыванием бумаг не делаются. Да и партнера нашла... Всё вокруг крутился: Эльзочка то, Эльзочка это, и Эльзочка - умница, и разумница, и масляна головушка, и шелкова бородушка... Тьфу! Веретено! Егоза треклятая! Марта сразу поняла: дела не будет. Обведёт, её, дурочку, вокруг пальца, бросит.
В молодости кто мать слушает? Тещей называл, платок подарил. Скажи пожалуйста, расщедрился. Из того платка в три месяца вся шерсть повылезла. Ну ничего, с паршивой овцы, как говорится... На стельки в сапоги пригодилась. До сих пор ноги греют. Да, разве их теперь до конца согреешь! Эльзу два года по прокуратурам таскали, допытывались, где налоги запрятала? Миллионы искали. Первый раз в жизни собственная дурь-то дочке и помогла. Рот на допросе перед следователем откроет, тот сразу видит: набитая... Так, по доброте людской, и отвертелась.
Дальше хуже. В художники подалась. У самой из образования только лицо, ну, и курила ещё через мундштук. Соседка, правда, утверждала, в профиль - вылитая Айседора Дункан. От этих американских англичан - как был один срам, так и остался. Всё Леопольда свово малевала: Леопольд сидит, Леопольд стоит, Леопольд клюёт, тьфу ты, сеет зерно.
А как посорились, пошла в скульпторы. Ивара из Огре завела, тот ей материал для экзерсисов поставлял. Горшка для цветка слепить не может, а море ваяла. Хочу, говорит, поймать за хвост волну. Поймала. Мрамора извела - целое кладбище. В общем, Ивар - мужик был неплохой, но финансово не потянул.
Вот тут-то она до дизайнера и докатилась. Ну, и опять, песня-то старая: знаешь, мама, этот Эрнис такой молодчина, голова светлая... Господи, надоумил бы скудоумную! Что Эрнис? Самой умишком раскинуть пора. Почти сорок девке, а что ни приезд так: мам, подкинь чуть-чуть, завтра верну. Что-то это завтра никак наступить не может, и не наступит, похоже. Хорошо, внука Юрчика сострогать успела.
Рассвело. Марта натянула сапоги, надела верный дождевик, налила кошке воды, вынула из-за иконы припрятанную десятку и вышла за околицу. Пробивавшееся было с утра солнце сменила моросящая пелена дождя. Не простыть бы, вздохнула Марта и зашагала к дороге ловить попутку.
От общественого транспорта она отказалась года три назад, после очередного выравнивания цен с Европой. Европа Марте представлялась местом загадочным. Это ж как надо работать, чтобы в старости сыром в масле по курортам кататься, в таких хоромах жить и такие деньжищи на проездные отваливать?! – вспоминала она подсмотренную давно у соседки передачу о жизни немецких пенсионеров. Вот же люди! Двужильные! Сталь! Сама она работать больше, чем работала, не могла, и потому считала, что живёт по заслугам: хоть и скромно, но сыто, и никому не завидовала.
* * *
- Fuck! Fuck! Fuck! - переворачивая всё вверх дном, носилась по квартире Эльза. - Юрис, сидишь, как безучастный болван, помоги матери! Оставь в покое чертов компьютер! Ты не видел свой паспорт?
- Нет, мам, ты же никогда не даешь мне в руки документы. Я даже не знаю, что действительно скрывает в себе та, красная книжка, которую ты иногда держишь в руках и говоришь: смотри, Юрис, это твой паспорт, теперь мы можем поехать куда захотим.
- Не умничай, через три часа самолёт, мы летим в Лондон!
- Правда? Мамочка, ура! – и Юрис, в порыве чувств подскочив на стуле чуть ли не до потолка, бросился к матери. Эльзе согрело сердце такое воодушевление, и она на секунду расслабилась. Но нет, стоп, не время киснуть.
- Не мельтеши, помоги маме, собери вещи и найди же паспорт! В твоем возрасте я знала, где лежат мои вещи! Давай, Юрик, не спи, через час такси, – и она пошла на кухню.
- Мам, я уложу всё в рюкзак, – донесся из-за дверей голос сына.
- А куда же ещё! – Эльза открыла кухонный шкаф, извлекла из-за посуды пачку сигарет, надорвала, закурила. Всё, дело решённое, надо валить. В этой стране ничего не светит. Горбатиться жизнь за сраную штуку! Считать сантимы, как мать! В гробу видала! Если бы лет десять назад... Если бы не Юрка на руках... Надо, надо валить, пока Эдгар в Лондоне. Сам приглашал. Пусть поучаствует в сыне, там поглядим: через три месяца Эрнис к йогам в Индию собирался, может, выйдет Юрку пристроить и...
- Мама, а ты знаешь, что Лондон ещё и порт! Что в нём живут почти 8 миллионов жителей и что метро там построили в 1863 году!
Чему-то их всё-таки учат подумала Эльза.
- Застрелиться и не жить! Паспорт нашёл, академик?
- Да, мам. Валялся за шкафом.
- Ка-анешно, прям-таки валялся! Кто на шкафу в Гарри Потера играл? Если уж притащил с улицы волшебную палочку, это ещё не повод руками, как мельница, размахивать. Во дворе колдуй сколько влезет, а дом не место для шабаша. Давай тащи сюда!
* * *
Марта мокла с полчаса. Так бывает с попутками. Иногда выйдешь, руку не успеешь поднять, иногда - как сегодня. Чем хуже погода, тем дольше ждать и ловить – закон. Испортит парня, дура. Такой хороший мальчишка, умница. Бабушке розетку справил, дрова сложил. Сам ведь. Не просила. Воспоминания расцвели на лице Марты улыбкой.
Тут же перед ней, обдав водой с головы до ног, эффектно затормозила сигаровидная серебристая стрела со звёздочкой «Мерседеса» на капоте. Про «Мерседес» Марта, конечно, ни сном, ни духом, просто раньше такие шикарные авто перед ней не тормозили.
- Мать, куда путь держишь, не в Тукумс? – стекло «мерса» плавно опустилось, и в проеме возникла коротко стриженная, говорящая с сильным русским акцентом голова.
- В Тукумс, сынок, в Тукумс, но куда подвезёшь и на том спасибо!
- Садись, мать!
Пока Марта устраивалась, возилась с ремнём безопасности, «мерс» набрал крейсерские сто двадцать. В салоне укачивало, было тепло, проигрыватель выдавал тихую инструментальную музыку, лысый не лез с разговорами. Марте стало так хорошо, что она задремала. Ей приснилось первое мая 1969-ого. Ходили тревожные слухи о скорой войне с Китаем. В санатории играл духовой оркестр. Было тепло, и дали премию. Элвис повёл её в разъездную лавку выбирать отрез на платье.
Трёхлетняя Эльза, смешно переваливаясь, бежала впереди. Это была неслыханная щедрость. Роскошь, в которую не поверить.
- Откупиться, паразит, хочешь? Добровольцем намылился? Сирот плодить надумал? Или завёл кого? – причитая, Марта дергала за рукав мужа, заглядывала ему в глаза, пытаясь отыскать в них правду.
- Уймись, глупая, подарок хочу тебе сделать. Отстань!
И вечером, уложив Эльзу, добавив для верности в её чай валерианы, он повёл её на сеновал, и они долго потом смотрели на звёзды. Тот запах счастья снился Марте до сих пор.
* * *
- Сдачи не надо! – Эльза оставила в руке таксиста замусоленную десятку, выдохнула и решительно выскочила из машины. Час назад она написала своей компаньонке по съемной квартире записку: «Инга, я решилась, лечу в Лондон, к Эдгару. Деньги, отложенные на квартплату, пришлось взять. Извини. Ты же умничка, выкрутишься. Как обустроюсь, отдам сразу. Целую, Юрис тоже тебя целует, всегда твоя Э.К.»
Пройдя паспортный контроль, она оставила сына на скамейках возле гейта охранять сумки, купила в ларьке бутылку «Фанты», в баре маханула сто беленькой, подошла к стойке с интернетом. Набрала: «Будем вдвоем с Юрисом к вечеру. Дождись. Эльза». Клик - и письмо кануло в пропасть всемирной паутины. Запершись в туалете, она забила трубочку, раскурила... Вдох, задержка дыхания. Ух! Господи! Хорошо!.. Пружину внутри стало разжимать.
В самолёт Эльза садилась уже закутанная в броню траво-алкогольного оптимизма. Называла сына братишкой, заигрывала со стюардом, после взлёта заказала томатный сок. Не дождалась. Заснула.
* * *
Полчаса, больше провёл Эдгар, тупо уставившись в экран монитора. Комната, которую он снимал с двумя литовцами и парнем из Лодзи, насквозь пропахла сладким дымом дешёвых сигарил. Он встал, распахнул настежь окно. Ехать или не ехать? Сорри, оф кос - идти о не идти? Контракт с траулером «Бродяга» стоял перед ним открытым на компьютере. Эгри о нот? Труд рабский - это Эдгар знал. С другой стороны, в строительстве всё катиться в татарары. А тут за три месяца - девять «штук»!
Можно будет перебраться к брату в Чикаго, останется на девочки-мальчики и все дела. Эльза уже порядком надоела ему: частыми звонками, фото по мэйлу, на которых плохо выглядела, нелепыми требованиями и наездами. Что он должен этому, наполовину беззубому мальчику? Сказать в компании: имею сына? Приятно, но зачем, чёрт возьми, тратить жизнь на букварь и детскую одежду?
Вырастет, через десять лет позвонит. А что его связывает с этой женщиной, с рыхлыми ягодицами и дряблой кожей? Её идиотские претензии на исключительность? Дзинь! Почтовый ящик известил о новом послании. Вот, блин! Вспомнил, называется! Это был мейл Эльзы. Прочитав, операцию «удалить» Эдгар выполнил автоматически, без особого раздражения. Дзинь! На этот раз звонили в дверь.
- Это моя крошка, – заикаясь, порекомендовал Эдгару Линас несколько свиноподобную негритянку бальзаковского возраста и, дыхнув перегаром, развил очевидную мысль, - старик, за полчаса райского блаженства всего полтинник фунтов. Оп-ля - и ты участник нашего кружка!
Эдгар открыл на экране компьютера контракт, ткнул мышкой на клавишу «да, согласен», ухватил баул с вещами и, уже стоя в дверях, обронил:
- Завтра приедут Эльза с сыном, пусть поживут дня три здесь, пока не определятся, держи деньги и передай Юрчику машинку в моей тумбочке. Я схожу в море, если что, кидайте инфо на мейл.
- Старик, ты гений! Целую, люблю, базара нет, сына вырастим, – захлопывая в любовном томлении дверь, уверил спину Эдгара Линас.
* * *
К праздничному салюту по телевизору Марта всё-таки опоздала. Назад добиралась на мотоцикле, продрогла. Чудной парень, в шлеме с рогами. Молодой, женатый. Что, что, а обручальное кольцо она разглядеть успела. Модный, ишь ты. Всё для форсу. Так ведь не долго на деле рогатость-то накликать. Марта была довольна. Куртку Юрчику удалось прикупить модную, красную, заграничную, из самого Китаю. Штаны тоже ничего, маленько ношенные, зато тёплые, прочные, ещё его сын бегать в них будет. И денег осталось на большой пакет молока. Завтра они приедут и она приготовит его любимые блины. Достанет из погреба любимое внучка земляничное варенье. С лета припасено. Скоро Юрчику десять. Каким он вырастет? На той фотографии на папу моего похож... Куртка хорошая... И цена... – засыпая, думала счастливая Марта.
Такие, Котя, у нас дела, твой д. Вадим.