Караул устал и хочет спать...
Ваша болтовня не нужна трудящимся!
Повторяю: караул устал!
Анатолий Железняков
Ну… вот и в общем-то это и все, тля, что я хотел сказать…
Ага.
Совсем все.
Ггггоспода мои хорошие и не очень, и прочая колхозная худоба, я понимаю, что караул, мать его, таки-да устал, но потерпите еще немного, твою дивизию.
Скоро кккконец, тля!
Действительно полный, хе-хе, конец и кончик, так что буду краток.
Осталось рассказать совсем немного, тем более, что и сил у меня почти не осталось…
Совсем, хе-хе.
Вот только дали бы уже дописать последнюю и самую мою короткую главу, а то жалко…
Столько уже тут всего нацарапал и не закончить эти мои скрижали было бы действительно абыдна!
Ну, время пока есть, мать его.
Немного, но есть…
Пока я тут еще подаю признаки жизни, хе-хе, они не рискнут штурмовать мой сарай.
Но, главное, все, что родилось и задумалось, все сделалось и сбылось, тля.
Хотел я им всем сотворить полный капец-трындец, и таки сотворил, твою дивизию!
И отнюдь не в стакане, хе-хе!
Все уже сделано, тля!
Все!!!
На данный момент сарай окружен со всех сторон «отважными», хе-хе, стражниками Королевской Службы, начальство которых, кажется, только сейчас, по прошествии четырех или пяти часов от начала этого моего ночного, хе-хе, «праздничного» фейерверка, поняло, что происходит и, главное, откуда, хе-хе, происходит и понагнало сюда своих толстожопых героев, твою дивизию!
Но, вместо того, чтобы просто храбро ворваться в мой сарай и арестовать старого террориста, поднявшего, хе-хе, единственную руку и, действительно, хе-хе, посягнувшего на Короля и его Дело и на все остальное «все святое», то есть изничтожить и обезвредить, хе-хе, самого настоящего Врага всех Настоящих Людей мира, Дела и так далее, эти «герои» попАдали в окружающую грязюку и помои, закрыли, хе-хе, глаза и стали ожесточенно палить из своих автоматов и пулеметов в сторону моего сарая.
Причем, хе-хе, судя по воплям и матюгам периодически попадая, в основном, друг в друга.
Вот суки.
Так что делать мне, в общем-то, тут больше и нечего, хе-хе.
Тут мне в мегафон опять начали орать, чтобы я сдавался и не валял дурака.
Но я и так уже перестал его валять, так как больше, хе-хе, не осталось чем, хе-хе, его валять…
А остались хлопки мин, улетающих в низкое ночное небо свозь незаделанную Сёмой дыру в крыше сарая, остался рев и вой сирен над всем моим гудящим, горящим и ревущим свотлопутным, хе-хе, городом, над пылающим Черным Дворцом и всей ухающей своими арсеналами Королевской Горой, расчерченной трассерами, дымящей и чадящей, как огромный вулкан со стрекочущими над ней стаями боевых вертолетов королевских ВВС, над взорвавшейся и рухнувшей ненавистной пятерней небоскребов Дома Королевской Службы… остался звериный вой и рев, несущийся из глоток миллионов крабов, судя по всему, сейчас радостно рушащих свои бараки и заборы с колючкой, свои виселицы и вышки под беспомощные пулеметные очереди перепуганных собакоружей… и со стороны других городских районов, от Белого Вокзала и казарм и дальше, даже почему-то от, хе-хе, Цирка и Базара тоже все пылает, лопается и гудит и горит, и бабахает там чего-то до самого неба, мать его!
Полный таки цирлих-манирлих в сметане!
Полнейший, тля!
А еще осталось не просто пошлое ощущение выполненного долга и совершенной мести за все то «хорошее», что я видел и получал в этой жизни от Короля и его Дела, а чувство глубокого удовлетворения от того, что я наконец-то разворошил этот зловонный светлопутный термитник, хе-хе, расковырял эту королевскую помойку и свалку, растревожил этот мерзкий улей из лучезарных шершней, шмелей и трутней, слонов и моржей, выхухолей и ехидн, мать их всех за ногу и не только, хе-хе, и таки-да выпустил на свободу, тля… то ли демонов, тля, то ли ангелов.
Ну… это им самим решать.
Тем Самым Ангелам, хе-хе, Тем Самым Демонам, мать их…
Вам самим решать, ггггоспода мои отвязанные и не очень, хе-хе персоны и персонки, князья и ддддворники, налетчики и виконты, баронессы и прачки, хорды и биссектрисы, запятые и многоточия...
Вам, сучкАм и сукам, хе-хе…
Вам, тля.
Тем более, что завтра, когда меня уже тут не ббббудет, всех вас вместе взятых поцев траншейных… явных португальских террористов и Врагов всех Настоящих Людей мира, Дела и так далее, (ну то есть ттттеперь, хе-хе, врагов самим себе), всех вас, мои крысоголуби, так вдруг о себе невесть что возомнивших, «нагло поднявших вражескую волосатую руку, на все святое посягнувших беспринципных негодяев и так далее», хе-хе… всех-всех-всех вас, опомнившаяся Королевская Служба опять преспокойно, нах, загонит прикладами и штыками обратно, нах, в хлевы, норы и стойла, нах, стреножит, нах, ппппривяжет, нах, хе-хе, и посадит на цепь, нах-нах, хе-хе…
А самых активных и бешенных, просто пппперестреляет да перевешает с вашей же, хе-хе, помощью, и все потечет дальше… дальше… и еще дальше, как и ваши желто-черные помои… по-прежнему на те же головы, с тем же запахом и в том же направлении.
Ттттолько еще хуже, тля.
В их Светлую, нах, Даль, хе-хе…
Убил бы.
Так что решайте сами, нужна она вам, эта неизвестная никому из вас свобода и ввввечная весна… или ну ее, хе-хе, нах!
А я умываю руку, тля.
Почти как Пилат, хе-хе.
К сожалению, в очередной раз своей ккккровью… умываю, твою дивизию…
Нет у меня времени сорок лет с вами по пустыням израильским да монгольским, хе-хе, шариться, мои ненаглядные ккккрысоголуби и кротокролики, пока вы своих тараканов и клопов из себя не повыдавите, хе-хе, по капле.
По ккккапелище, тля…
Так что выбирайте сейчас.
Завтра поздно будет.
Отож.
А я уже свой выбор совершил, мать его.
И поэтому, не смотря на отлетающие от стен щепки и щелкающие по доскам сарая пули, некоторые из которых, даже таки-да попали в меня (а куда же на войне без этого, хе-хе!) наш старый еврейский герой вполне спокоен и умиротворен, тля!
И он таки готов.
Мавр сделал свое Дело, хе-хе!
Вечный Краб таки явился миру сему и начал вершить суд и расправу одесную и ошуюю!
И хоть этот Краб изрядно уже ранен, и действительно, хе-хе, почти готов, тля, я вам так на прощанье скажу, что…
Твою дивизии-и-ию!!!
Слушайте, а вы ккккто такой, что эту мою пафосную прощальную речь так нагло пятый раз своим видом перебиваете и действительно, хе-хе, на краба камчатского смахиваете?!!
Кто-кто-хто?!!
Гермофрейдист?
Хаббардитаксист?
А чё ета?
Не… не ччччитал, тля…
А-а-а… трактори-и-ист!
А чего наш тракторист такой, хе-хе, голый?
Нудист, тля?
А-а-а… шоб тело ддддышало…
Ну ты, телодышащий мой, тля, даешь, хе-хе!
Ни хрена себе тело, тля!
Незабвенный и приснопамятный Панург, когда жениться задумал тоже так по Парижу бегал, с таким же, хе-хе, гаечным ключом тттторчащим!
Да-а-а, аж завидно – кому-то Бог дал этакие ггггабариты, такое хозяйство, тля, хе-хе, а у кого-то и последнее взял, твою дивизию…
Ага.
Не, я не смеюсь, я очень сегодня серьезен.
Я даже ммммогу тебе спеть.
А ты не бойся, это, хе-хе, не больно, тля.
Я не садист, как тот лысый чебурашка со своей бабой в первом ряду!
Я ж ттттихонько и не на иврите, твою дивизию.
«Я очень споко-о-оен, но только не на-а-адо со мной о любви… говорить!»
А то.
А так, обычно... я вот, хе-хе, в мирное время... «сижу, никого не трогаю... примус починяю...»
Мемуары вот, тля, сочиняю, хе-хе.
Отож.
Ну, что ты своими гггглазками тракторными тут расхлопался, расчувствовался, разнылся, дурачек-женишок механизаторский, тля?
Вон всех набежавших влюбленных молочниц и прочих курносых ккккрановщиц со всех этажей распугал по скворешникам своими рычагами да поршнями, хе-хе, дубина шестеренчатая, тля!
Какая еще справка такому голому, хе-хе, перераспредвалу, ккккакие седла и лемехи, какая посевная в камере хранения в привокзальном сортире, зачем тебе серебряная уздечка и стремена на все времена?!!
Вот и я не знаю, тля...
Убил бы.
Ты лучше… ббббеги-ка отсюда, тракторист-мудинист мой озабоченный, действительно пока жив, как тот чахоточный карапуз со своим свистком брызнул, хе-хе…
Да хоть в Париж.
Тут близко.
Ты же видишь сам, что у нас твориться и что тут творят эти санитары лесов и огородов, мать их, с такими, как мы и вы, тля.
Ага.
Полный таки ккккапец-трындец в стакане!
«Не остава-а-айся, брось этот горо-о-о-од, жду-у-у-ут тебя горы, жду-у-у-ут тебя горы!»
Ггггоры тебя ждут и прерии, и бабы тебя ждут в пампасах и саваннах… воля, хе-хе, тебя мудака ждет и государственная премия и чайник со свистком, хе-хе, а ты тут носишься по стенам и потолкам со своим писюном, как раввин с ккккуском сала по Умани на Рош-Ашану 1812-го года…
Беги, твою дивизию, на свободу к гордым патагонским мустангам, копибаррам и козлодоям… ббббеги и дыши, пока дают…
И паши, тля!
Целинные льяносы распахивай на хрен пппподмосковным команчам и ирокезам, дакотам и сиу, твою дивизию!
Паши чучело салидольное, трудодни зарабатывай, строй свою Светлую Даль, мой не до конца любимый, хе-хе, и не до конца одетый хаббардистский ттттракторист!
Вон Гюльчетайку с ее собачками запрягай и паши, хе-хе!
Да можно и Арину Родионовну с ее ккккозой, хе-хе, подключить.
Можно, тля.
Они обе все равно уже с утра ужратые и толку тут от них уже никакого.
А вони много, твою дивизию.
Коза вон и бекать уже не в состоянии, хе-хе, мычит только, ккккорова этакая, хе-хе!
И нянька совсем оборзела, мать ее, только и может, что утки переполненные ронять на проезжую часть, да из окон блевать, скотина пьяная…
Так что забирай их всех отсюда ппппоскорей и вали в свою Аргентину или Бразилию, на свежий воздух, где много диких обезьян!
Или в Париж, тля.
Там обезьян еще больше, хе-хе...
Но зато там нет всей этой гнуси и свинцовых мерзостей, всех этих массовых трусостей и подлостей возведенных в ддддобродетель.
Одними больше, одними меньше, хе-хе.
Хотя, как гггговаривал мой великий тезка: «Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!»
Кстати, не смотря на адреналин, жрать-то хочется по-прежнему.
Ага.
Все как всегда, твою ддддивизию!
Обед-обедом, а война по расписанию, мать ее, хе-хе!
Отож.
Вот и мой нынешний «почетный», хе-хе, караул, мои Стражники Королевские, вояки весьма трусливые, но о-о-очень «добродетельные», хе-хе, уже и весь мой сарай изрешетили, и все стекла во всем дворе перебили, наверняка вместе со всеми неспрятавшимися жителями, хе-хе, перебили, а штурмовать мою «крепость» уже час, как боятся, поцы траншейные!
Аж сюда слышно, как их храбрый старшина из сортира церковного в мегафон их материт в атаку идти заставляет, хе-хе!
А они его в ответ, тля!
Кричат ему, что у них перерыв на обед должен быть по Уставу!
Ага.
Герои невидимых фронтов проголодались, хе-хе!
Обалдеть, тля!
Это же крысы тыловые, пороха никогда не нюхавшие, хе-хе, куда им толстожопым стражникам-отважникам такого тертого фронтового калача, как я сразу победить.
Это они против беспомощных португальских Врагов всех Настоящих Людей мира, Дела и так далее да местных кротокроликов всегда такие храбрые звери, а тут нашла нога на камень, хе-хе, живот на кирпич!
Обеденный перерыв у них, мать их.
«Ушла на базу», хе-хе.
Вот суки.
Во-о-он лежат они красавцы обделанные, прячутся друг за другом и головы поднять боятся.
Да все-то, хе-хе, не спрячешь, они же толстые, как бегемоты, хоть что-то, да торчит, твою дивизию!
Эх, тля, была бы у меня даже обычная старенькая мосинская винтовочка, а лучше Драгунов с хорошей оптикой, хе-хе, я бы поподстригал им сало на боках, мать их.
А так приходится обходиться, так сказать, подручными средствами, хе-хе.
Я тут доску об доску периодически ударяю – вроде как выстрел получается, хе-хе, так все эти герои от страха обсираясь там все только глубже в нашу лужу заныривают, да на свалке в помои вонючие зарываются, хе-хе… а их сортирный старшина так вообще, тля, как и я, заикаться начинает!
Ззззззз… дддддаааавввва-ва-ва-ва-ва-вайся! – на все поле боя отважно пердит в мегафон этот хряк жирный из своего сортира, а его храбрецы своими задами ему вторят!
Потеха, тля!
Полный таки цирлих-манирлих в сметане!
Да-да-да.
Вы, герр полковник, абсолютно правы, твою дивизию.
Оставим эмоции психам, лирику поэтам, а небо соловьям и пикирующим, хе-хе, ббббомбардировщикам.
Удовлетворяя лично ваше необузданное любопытство и наблюдая открытые и немытые рты у всего колумбария, я расскажу вкратце, как я докатился до жизни ттттакой, хе-хе… экстремальной.
Да ты не боись, тля, и не кривись, полковник, все по-честняхе пппповедаю!
Без этих, хе-хе, ваших авторских фантазий и улетов в эмпиреи.
Вы ж не в церкви, Карл Фридрихович, вас, хе-хе, не обманут!
Вон у отца Батутия спроси, если ддддопрыгнешь до него, хе-хе.
Отож.
Как я уже упоминал, после всех выше описанных в других главах катаклизмов и казусов, хе-хе, погонь и агоний, мое прежнее существование, действительно, вдруг резко изменилась к лучшему.
Ага.
Я, когда вернулся от Андреевны в свой сарай, на котором так и осталась намертво прибита уже полинявшая фанерная хризантема, то начал жить там действительно, гораздо тише и спокойнее, хе-хе, чем прежде.
Та, трижды проклятая компания по преодолению забвения давно уже канула в лету вместе с Маленькими Мерзавцами из пятьсот седьмого педалищно-сидалищного отряда.
Да и во дворе меня перестали шпынять и травить и маленькие и большие Мерзавцы, видимо, не без помощи ветеринара Сёмы, видимо таки растолковавшим нашим дворовым крысоголубям и кротокроликам за мою прошедшую жизнь и судьбу, мать ее… и с которым мы иногда по-прежнему поигрывали в те же шашки за столиками у вяза или в гостях у Андреевны.
Да-да-да, вы таки абсолютностно пппправы мои акушеры-египтологи!
Таки-да меня признали наши питекантропы австралопитековые за своего, хе-хе, и однажды вечером, когда я ковылял с работы, очень даже вежливо позвали туда, к столикам, налили и предложили присесть, и даже, хе-хе, вааще «дружить домами и столами» предложили, тля!
То есть затюканный, зацарапанный и покусанный Рики-Тики-Тави наконец-то мог слезть со своей пальмы, где он прятался последние лет десять от всяких Чучундр и Нагайн, твою дивизию, и его таки приняли в стаю местных хе-хе, волков-алкоголиков.
Ага.
Мало того, я стал краем глаза замечать, что поглядывают на меня и на мой пустой рукав наши мужички уже совсем иначе, чем раньше, тля.
Особенно те, кто сами повоевали.
А Сашка-шарманка однажды, после воскресных танцев, драки и прочего гуляния, посвященного очередному юбилею Короля, когда все население нашего двора хорошо поддало и засиделось у столиков больше обычного, при всех задвинул за меня целый тост, такую-этакую речугу, хе-хе, шо весь «паравоз залился горючими слезами».
Красиво излагал, тля.
Назвал меня «самым супер старым и геройским героем нашего двора и его окрестностей» и еще сказал, что «сражаться за Короля и его Дело двадцать два года в окопах на всех фронтах это вам не член подр…. у старшины на Масленницу», хе-хе...
Ну... ему видней, тля, да?... старшина, хе-хе?
Ну, и прочие приятные вещи говорил… и потом своей единственной рукой крепко пожал мою, хе-хе… тоже последнюю и тоже единственную!
Отож.
Ну, тут паровоз не паровоз, а бабы плакали все как одна от шарманкиных речей, проникновенных и задушевных.
И верите ли, ггггуси-ле****и мои шизокрылые, даже у меня, тля, у дурака старого и битого, хе-хе, всеми ими неоднократно, в носу защипало... и простило... и отпустило, когда эти рыла полезли ко мне чокаться и целоваться…
Я ж и говорю, тля – ничто человечье нам зверям не чуждо, хе-хе!
А когда вернувшийся с очередных «гастролей» Ерошка Бубен решил вспомнить былые забавы и хищно осклабясь разлетелся ко мне, то за меня неожиданно вступился сам наш гордовой Махайло Ганнадич.
Ага.
И летел мерзавец Ероха от мощной полицейской затрещины дальше, чем видел, хе-хе!
И все, тля.
И больше никто ничего и никому не объяснял и никто ничего не спрашивал.
И у меня никто ничего не спрашивал, я тоже ничего не рассказывал, как мне жилось последние восемьдесят восемь лет, хе-хе.
И так все всем понятно, тля.
И хорошо.
А кому оно надо.
Меньше треплешь – крепче спишь, твою дивизию!
Ага.
Меньше чешешь, хе-хе – быстрее заживает, мать его!
Вот и бабы нашего двора, как все бабы на свете – то заклевывают чужака до смерти всем своим курятником птеродактильным, то вдруг проникаются стадной жалостью к, оказывается ухтышка-а-а какому фронтовику и однорукому хромому герою Федору Михалычу Достоевскому.
Как будто совсем недавно, твою дивизию, когда их милые детки меня материли и забрасывали дерьмом и камнями, я не был таким же фронтовиком и инвалидом.
Да уж… слава и толпа переменчивы, мать их!
Весьма.
Но моих милосердных соседок такие тонкие материи не смущали.
Они вдруг действительно дружно меня, хе-хе, пожалели, для полной гармонии, тля, понадарив мне кучу теплых шмоток, тряпок, одеял и даже торжественно преподнеся мне почти целый матрац, правда вонючий и загаженный донельзя самой старой обитательницей нашего двора, почти столетней бабой Нелей, которая на нем же недавно и померла благополучно (потому-то он мне даром и достался, хе-хе).
Но я был и этому рад несказанно – дареному бутерброду под плесень не смотрят, хе-хе.
Тем более что после сёминых лошадиных попон и потников, которыми я пользовался последнее время, мне уже, хе-хе, любой запах был ни по чем.
Ну, за работу свою я уже и не говорю, мать ее.
Гармония, вещь весьма относительная и очень субъективная.
Вы, хе-хе, у того же Сократа спросите.
А лучше у Диогена Синопского, известного знатока гармоний, хе-хе!
А еще лучше, хе-хе у старшины!
Там, хе-хе, вся мировая философия и гармония в одном флаконе.
Вернее в сапоге, тля.
Отож.
Самое интересное, что эта благотворительная матрацная, хе-хе, акция настолько размягчила заросшие шерстью сердца моих соседей, что они даже к друг другу стали спокойней относиться.
Ага.
Во дворе действительно меньше стало драк, скандалов и привселюдных избиений друг друга и прочего бытового, тля, зверства.
Улыбаться стали, мать их!
Да, главное еще было то, что они свои помои перестали выливать мне на голову!
И своих Маленьких Мерзавцев натыцкали, чтобы они меня трогать не смели – и вот оно счастье, вот она, хе-хе, гармония!
В одном сапоге, тля...
И жалко же мне было разрушать ее…
Ох и жалко, тля!
И жалко конечно было их всех.
Ага.
Всех наших дворовых крысоголубей и кротокроликов, и баб ихних и даже ихних негармоничных, хе-хе, Маленьких Мерзавцев, и даже тетку Нюрку... короче, всех моих соседей, в сущности, по-своему и добрых, даже где-то милосердных и несчастных.
Где-то, хе-хе…
По-своему.
Жалко, тля.
А жалко потому, что теперь, после последствий моей последней тут вулканической деятельности, хе-хе, скорей всего замучает их всех Королевская Служба, замордует, разнесет клочки по закоулочкам, тля, в своих пятиугольных подвалах.
Как за что, мои ддддогадостные и сообразнительные слушатели, мать вашу?!!
Я ж говорил уже, твою дивизию!
А за отсутсвие должной бдительности и зоркости, за то, что не разглядели во мне Врага, не сигнализировали куда следует, за то, что водку со мной пили, обнимались да поддерживать и потакать начали по-всякому.
Матрацы вон дарили, хе-хе...
Улыбались даже!
А должны были догадаться, выявить, опознать и донести Старшему Следящему Королевской Службы.
Как обычно, тля.
Как всегда.
Так что простите меня все, кого обидел вольно или невольно, твою дивизию.
Особенно вы, мои спасители на свою голову, мои дорогие Сёма и Андреевна.
Особенно вы, тля.
Хотя… не факт, не фа-а-акт, хе-хе, что Королевская Служба теперь вообще еще что-то сможет, хе-хе… или кого-то сможет, мать ее!
Вон что в столице-то творится, твою дивизию!
Словно действительно палку в улей сунули, хе-хе!
Да не ттттолкайтесь тут своими битами и отвертками, мои бараны и барабаны, хе-хе, я ж и так все рассказываю по порядку.
А то не интересно ббббудет, тля, еще позасыпаете на хрен, как вон Их сиятельство в углу у шкафов с гербариями и гадами заспиртованными, стоя и с открытыми гггглазами и ротякой, хе-хе!
Во княгинюшка, какого могучего храповецкого дает, мать ее!
Да спит, спит… дает и спит, хе-хе...
Я-то тттточно, хе-хе, знаю!
Ку-ку… Марфа Тамерлановна-а-а!
Рота пппподъе-е-ем!!!
Во, тля, чуть не рухнула, хе-хе!
Что, Марфушечка-душечка, ттттяжко опосля такой-то ночки бессонной, хе-хе, да массажа медового на мхах и травах в Старых Салтовах, да?!
Не спа-а-ать, сучка… ддддвигай попой, дура заспиртованная, давай двигай-двигай, а то замерзнешь ночью, твою дивизию, в одних подвязочках-то среди местных саксаулов, барханов, гюрз и ккккаракуртов!
Отож.
Да-а...
И вот, нежданно-негаданно жизнь моя, такая уже, хе-хе, заспиртованная, упорядоченная и вроде бы гармоничная, вдруг нарушилась самым неожиданным и самым бесцеремонным образом.
Как всегда, тля.
Я наткнулся на него на нашей свалке случайно, одной дождливой ночью.
Как чувствовал, что что-то должно произойти этой весной.
В старости время и так летит быстро, но тут с осени с начала глазкоролевской травли время просто взбесилось и понеслось, закусив удила и прищемив шейные позвонки.
Да так понеслось, что я просто не успевал не то, что часы или дни, уже, хе-хе, недели считать!
Ага.
Говорят, перед смертью так и бывает, тля.
Уж слишком ускорился конвейер событий в моей жизни, время мое старикашечное старикакакашечное, хе-хе, спрессовывалось все больше и больше, все ускорялось, тля, как на безумной карусели и я только успевал уворачиваться от пролетающих дней, хе-хе, как от камней Маленьких Мерзавцев.
Поэтому, когда, даже не увидев, а угадав его, полузаваленного мусором возле высокой кирпичной стены районного военкомата, я даже и не успел удивиться.
Мало ли что на нашу свалку попадает, хе-хе!
Я долго стоял под ледяным дождем, разглядывая знакомые до боли черты, блестящие линии и формы… и не знал радоваться мне или бежать отсюда без оглядки, как пророку Моисею, хе-хе, в общем-то, простому пастуху, трусливому и проклинающему свое любопытство, от зовущего его горящего кустика, явно не для барбекю зажженного, тля!
Поэтому и мне в голову полезла, сгоряча всякая ахинея типа: «...да, оно с одной стороны, конечно, таки да, и в хозяйстве пригодилось бы… и вообще – не мешало бы, но с другой стороны – а вдруг, а если... ведь, сколько можно, вашу мать, терпеть и прощать их всех, поцев траншейных, так вот вам наша Коза-Дереза, вот наш ответ Чемберлену и глаз на жопу, а с третьей – ты чо, обалдел дурак старый, да ну его на хрен, убьют же, поцы траншейные?!! Укокошат же, тебя, шлымазла однорукого если найдут его у тебя!
Ломтиками нарежут, в порошок сотрут и по ветру развеют, твою дивизию!»
Во Славу Короля и его Дела!
Павшим во Славу!
Потом, что-то щелкнуло в моей контуженной голове и я неожиданно для себя, хе-хе, молча и остервенело схватился рукой за мокрый и скользкий передок и потянул его на себя.
В него, тля, на фронте обычно мы запрягали пару лошадей или яков.
А тут пришлось запрячься самому, хе-хе!
Не зря меня ветеринар Сема лошадиными мазями да лекарствами лечил!
Пригодились, хе-хе.
Весьма.
Действительно, в самом начале я действовал чисто интуитивно, сам толком не понимая, зачем мне понадобился, явно припрятанный на нашей свалке каким-то вороватым прапорщиком из нашего военкомата, новехонький полковой 120-ти миллиметровый миномет.
Мало того, что невероятно тяжелый, так еще и весь в смазке-консерванте, в этом мерзком солидоле, который потом еще несколько месяцев отравлял мне жизнь, пачкая и проникая во все вокруг, в еду, волосы, одежду.
Еле отмылся от него, кучу тряпок перевел, мать его.
Полный таки капец-трындец в стакане!
Ну, что опять, тля, за реплики из зала, ммммать вашу?
Что вы опять умничаете, папа Карло, в очередной раз свой парнокопытный интеллект тычете в нос всей мишпухе на нашем ппппароходе?
Забыл, поц траншейный, как сам такой же солидол наворовал из той лендлизовской бочки, что у входа стоит, твою дивизию?
Ага.
Еще и с дурой-нянькой ддддрянью этакой поделился, хе-хе, добряшка ты наш!
Полные карманы напихали, а потом под одеялом жрали на пару, думая, хе-хе, что это нннновое сливочное масло, тля!
Вкусненько было, хе-хе?
Отож.
А вы, Карлуша, всегда тттточно знаете, зачем оно вам надо, когда свою мудозвонскую ксенофобию по всем этажам и подвалам тешите... или вон, гудите, как ббббачек от унитаза перед очередным взлетом на Байконуре, твою дивизию?!
И не надо тут, тля, зубными коронками и прочими ддддоспехами сверкать и цветные пузыри из носа выдувать, как муравьиный лев в засаде, это и всех остальных клешненогих и щупальцеруких ккккасается!
Вы, кстати, хоть полотенце тете Клаве вернули?
Верните папа Карло, верните по-хорошему, а то беда ббббудет, вы же знаете, твою дивизию!
Большая беда, мать ее!
Типа тройного цунами с ббббубонной чумой, ветрянкой и геморроем.
Причем у всех сразу, хе-хе!
Вот суки.
А гаечный кккключ из моего сарая, который вы тоже, хе-хе, стибрили, якобы для своих буратин, отдайте хотя бы тому же нудисту-трактористу ппппатагонскому!
Ему в джунглях пригодится, твою дивизию…
Да-да… он в Бразилию намылился на фазенду к донам Педро пахать и сеять, хе-хе!
Бего-о-ом, тля, аденоид вы мой кккквадратноголовый, пока у него самолет не взлетел, хе-хе… на воздух!!!
Что, Карлуша, тоже ппппоследствия землетрясения на Гаити замучили или переферийные инстинкты, хе-хе, как вон старшину поголовный псориаз и запоры от обжорства?
Так тот хоть съестное и ккккокаин желтый ворует, а вы уже все подряд тащите, пройти вон нельзя через ваш балкон, чтоб не споткнуться или лбом обо что-нибудь украденное не шарахнуться.
Вон опять ббббензопилу с пылесосом потянул под кровать, твою дивизию!
Простой хватательный рефлекс у нашего исламского завхоза, как у муравья, тля – забежать ккккуда-нибудь, схватить что-нибудь и удрать за что-нибудь, желательно за границу, хе-хе!
К Аллаху в какой-нибудь акбар.
Кккклиника, тля.
Убил бы.
А когда я таскал, тащил и тянул в свой сарай все это скользкое военное железо, как тот же ошалелый муравей, хе-хе, я мысленно уговаривал себя, что это все ненадолго, что это все несерьезно и просто так… и что, что, что же ты Федя творишь, что ты старый идиот, эпилептик хренов чудишь на старости лет, смотри – припадок случится, попалишся в обнимку с очередной миной, хе-хе… все рассказывал себе сказочки, что это я просто хочу на него посмотреть, все-таки столько лет вдвоем в одном окопе провели вместе, ностальжи, понимаешь, мать ее, замучила, хе-хе, а может даже и разобрать его захочу, а может даже и на металлолом сдать, ну да, ну, конечно же, на металлолом, как те скоты глазкоролевские мою кровать сдали, ну там лишнюю хлебную карточку получить-заслужить, господи, что я несу, какая карточка, какого хрена это именно со мной происходит, а может это все вообще не со мной, и что действительно происходит, мать вашу, откуда силы берутся, хе-хе, ну ведь не может однорукий, хромой и многоушибленный пердун, которому уже под сраку лет, в одиночку откопать из мусора и притянуть триста пятьдесят килограмм к себе в сарай, никак не может… это не по силам и здоровому, обоерукому, хе-хе, и обоеногому пердуну, а тут на тебе – такая развалина ушибленная и туда же, треть тонны…
И на хрена непонятно, хе-хе?!
Маньяк, тля.
Так эта развалина потом еще и несколько десятков ящиков с минами у той же стены военкоматской нашла, мать ее, откопала и опять-таки перетянула к себе в сарай и спрятала…
Сначала, тля, сами мины перетягал, как тот же муравей гусениц, хе-хе, но, каждую, как уснувшего ребенка, почти не дыша, нежно и тихо-тихо, так как это вам не гусеница, мои муравьи и ттттермиты, твою дивизию, а чистая смерть почти в пуд весом, а потом и сами ящики, чтобы было куда эту смерть, хе-хе, складывать.
А потом и самого красавца перетащил… и трубу и плиту, и все остальное его, хе-хе, хозяйство.
Причем практически делая все это среди бела дня, твою дивизию!
Правда, во время этой моей муравьиной деятельности, почти четыре недели подряд лил сильнейший дождь и меня никто не беспокоил.
Сёма был в очередном запое в конюшнях на своем ипподроме, а Андреевна болела в больнице чем-то женским, а больше ко мне никто и не захаживал.
Сарай мой стоит как раз у слепой стены нашего «нового» двухэтажного дома, того самого подпертого бревнами в дальнем углу двора и видеть меня со двора в общем-то никто не мог, тля.
Но, как вы ппппонимаете мои электроники, электрички и электрики, рисковал я отчаянно.
Извелся весь, тля.
Каждый раз отправляясь в свой очередной вояж на свалку, я ожидал услышать за спиной такой знакомый и такой страшный крик: «Служба и Дело!»
Все на нервах, все на нервах, тля!
Ага.
Но, кто не рискует, тот не шмаляет одним осенним вечерком практически в центре города, хе-хе, из 120-ти миллиметрового полкового миномета во все стороны, ставя и этот город и всю его Службу, хе-хе, и все его Дело, и все это королевство на уши, мать его!
Во Славу Короля и его Дела!
Павшим во Славу!
Отож.
А дальше?
А дальше…
Да... в общем-то и все, тля.
Дальше долго и неинтересно рассказывать, как я почти три месяца прятал это свое «сокровище», когда, наконец, окончательно перетащил все, что нашел к себе.
Как таясь, твою дивизию, по ночам выкопал саперной лопаткой огромную яму в углу моего сарая и сложил в нее ящики с минами таким образом, что сверху оставалось только четыре, на которых я и спал, тля, соорудив из них нечто вроде этакой тахты и забросав их всяким тряпьем и старыми одеялами, которые в избытке мне поприносили мои добрые самаритянки-соседки, не ведающие, какую, хе-хе, хитрую еврейскую змею они пригрели на своих обширных интернациональных грудях.
Как потом, в том же углу замаскировал саму трубу, сошки и плиту мусором и поленницей из дров от любопытных глаз и друзей, и соседей, и вездесущих Маленьких Мерзавцев…
И как, в этот памятный теперь уже всему, хе-хе, нашему королевству вечер, забаррикадировав двери сарая, разложив на полу для удобства отдельно осклочно-фугасные и зажигательные мины, установив плиту и трубу, и переведя боек в боевое положение (так как спусковой шнур я так и не нашел почему-то) ну, да эти подробности и не так важны… короче, все-все установив и еще раз проверив и даже уже выбрав первой целью (само-собой) Черный Кукиш на Королевской горе, я вдруг понял, тля… что все, тля… что все готово и отступать уже некуда, твою дивизию…
Ага.
Что позади нет ничего, кроме бесконечных мучений и крови, и что впереди скорей всего только мучения и кровь…
Что сама судьба в виде этого свалившегося мне на голову грозного оружия дает шанс все изменить, тля… или хотя бы попытаться изменить и в своей жизни и в родном царстве-государстве, мать его!
И в своем сарае.
И в себе, прежде всего, тля!
Прежде всего…
Что пришло время делать выбор.
Ага.
Выбор «твари дрожащей», в согнутом состоянии которой я пробыл почти всю свою жизнь… или существа таки разумного… хоть и искалеченного, изуродованного людьми и нелюдями, но звучащего гордо и главно!
Существа не сломленного и таки-да «право имеющего» и умеющего хлопнуть дверью!
Хотя бы в конце, тля.
Ттттяжелый выбор, скажу я вам мои скоты, скаты и скаутихи.
Т я ж е л е н н ы й.
Но я его сделал, тля.
Ага.
Старушки-процентщицы мне было уже, хе-хе, мало.
Мне нужен был весь город, мать его!
Все это долбанное королевство!!!
Все-е-е-е!!!!!
Отож.
С трудом, своей одной рукой я поднял тяжеленную, хе-хе, первую мину и аккуратно опустил ее в трубу.
Я еще успел этой же рукой и плечом даже заткнуть уши.
И-и-и ка-а-ак шандарахнул, твою дивизию!!!
Хлопнул дверью, так сказать, хе-хе!
И нехило хлопнул, тля!
По крайней мере, хе-хе, с первого же выстрела метко и весьма осколочно-фугасно!
По крайней мере, мать ее…
И понеслась блоха, хе-хе, по кочкам.
Так началась моя последняя война, моя последняя, тля, «крайняя мера».
Стрелял я конечно почти на ощупь, но опыт, хе-хе, не пропьешь и не проешь, тля!
Да, старшина, хе-хе?!
Столько минометных, хе-хе, лет на фронте даром не проходят!
Стрелял метко, твою дивизию!
А то.
Мина за миной улетали в начинающее багроветь и вспыхивать тревожное небо, а я как заведенный прицеливался, поднимал, опускал, зажимал, прицеливался, потом опять поднимал, опускал, зажимал и опять прицеливался… и так в таком темпе эта, восьмидесяти восьмилетняя развалина танцевала и скакала и, хе-хе, материлась вокруг своего миномета, потеряв всякое представление о времени и пространстве, мать его!
Скакала и материлась, хе-хе, до тех пор, пока не вылетела последняя мина и на земляном полу ничего не осталось...
До тех пор, пока я не услышал свист пуль и истеричные мегафонные вопли старшины из сортира...
До тех пор, тля, пока не почувствовал... что уже давно и серьезно ранен…
Вот суки.
И сейчас, тля, бессильно сидя на полу своего сарая, прислонясь к сошкам остывающей минометной трубы, весь мокрый от пота, крови и смертельной усталости, я все-таки тихо и счастливо улыбаюсь, хе-хе, дописывая эти последние строчки своих шизоидных «мэмуаров».
Тот Самый Ангел, тля, не зря и не просто так опекал и годами вытаскивал меня из всяких передряг.
Ага.
Тогда, в самом начале, ночью, на свалке, под дождем, когда еще можно было пройти мимо, сделав вид, что там у военкоматской стенки ничего нет, я таки почувствовал подсознательно, что этот миномет и был той идеей, той миссией, ради которой я уцелел, ради которой остался живым среди стольких смертей и ради чего я умирал теперь, поглядывая в озаряемое пожарами и взрывами низкое небо, и периодически, правда, все слабее и слабее, хлопая досками в ответ на бессмысленные автоматные очереди, и терпеливо ожидая конца всей этой комедии и трагедии, этой драмы и клоунады, мать ее… всей этой невыносимо реальной сказочки-шизы, которая так мне остахринела, тля... и буквально чувствуя, как капля за каплей из меня выходит, вытекает мой личный «раб»… хе-хе, вся моя прошедшая искалеченная и перебитая жизнь, тля.
Во Славу Короля и его Дела, мать их всех вместе взятых за ногу…
Мертвым во Славу!
Всем во Славу!
Все-е-ем во славу-славушку, а особенно Королевской Службе, нашей ненасытной очистительнице-заступнице, разметальщице-шлепальщице, хе-хе!!!!
Ура-а-а-а-а ейи-и-ий и ум ей, честь ей, и хвала ей!
И та же слава опять-таки ей, тля!
И опять… и снова… и еще, хе-хе…
Отож.
И слава ей.
И Федя, хе-хе, ей.
И Сережа ей.
И Витя ей, и Вова ей-ей-ей, хе-хе… и команданте Рауль-Джан, как я и предсказывал, хе-хе, таки-да расстрелянный в чудесном осеннем лесу… и жутковатенькая Афиногения Серафимовна, со всей своей многодетной семьей, сосланная в рудники на Север, на Болота, тля, тоже ей… и вечнопьяная нянька Арина Родионовна, вместе со своей вонючей и тоже вечнопьяной козой, хе-хе, умершая в подвалах под пытками тоже ей… и та же, так и не сдавшая годовой отчет в Киевскую налоговую, хе-хе, и выкинувшаяся из окна во время допроса Матильда Феоктистовна ей… и головосеченный, хе-хе, и зело рогатый князь Сигизмунд Засипаторович с любимой парализованной таксой Пуськой, шарахнутой тем же «жалостливым» старшиной об пенек, тоже ей… и евойная неверная и блудливая супружница Марфа Тамерлановна, сошедшая с ума, от многомесячного насилования конвоем на этапе в Черные Пески, и там же, тля, в пустыне брошенная умирать «на мхах и травах», хе-хе, тоже ей… и герр полковник Карл Фридрихович, оскопленный и ослепленный, а потом, в том же осеннем лесу закопанный живьем, тоже ей... и добрый доктор Айболит Менгелевич, таки замученный жуткими опытами своих безумных, хе-хе, коллег в каком-то медблоке в северных лагерях смерти тоже ей… и та же Гюльчетай-ханум, затравленная на королевской «охоте» и таки разорванная в клочья так любимыми ею, но, к сожалению не знавшими, хе-хе, об этом собачками тоже ей, ненасытнице, тля, все-е-е ей… и несчастная баттерфляйная гейша, любительница гвоздик, наша пожилая Чио-чио-сан, которую как-то на закате столкнул «случайно», хе-хе, с обрыва в море на скалы, проезжавший мимо оранжевый КАМАЗ, тоже ей… причем столкнул в том самом месте, где бедняга столько лет ждала, но так и не дождалась своего веселого и безбашенного крысоеда штабс-капитана Роджера Сильвестровича, запертого вместе с еще десятью тысячами других таких же «веселых» зеков в трюмах крейсера «Аврора» и который Служба специально затопила в Цусимском проливе, чтобы флот адмирала Хэйхатиро Того не прорвался в осажденный австралийцами Севастополь, тоже ей… и глупая, но толстая завуч Немезида Кондратьевна, забитая до смерти патриотическими городошными битами да кастетами своих учеников тоже ей… и черный прохфессор Барак Манделович, брошенный в клетку к гиенам в Королевском Зоосаде, тоже ей… и слепая и глухая, но таки тоже четвертованная на Королевском Лобном Месте наша дорогая бразильская, хе-хе, донна Роза, милая тетушка Розалинда Паникодильевна тоже ей… и папа Карло, наш безродный космополит, наш Карлуша-Карлсон, пытавшийся вместе с отцом Батутием при помощи бензопилы «Дружба», пылесоса и пары вентиляторов перелететь через границу в Португалию, где обоих шлымазлов там же и повесили румынские пограничники на первой же осине (интересно, а че им всегда осины попадаются, почему не баобабы, яблони или березки карликовые, хе-хе… я вот, больше березки люблю?) тоже ей… и многие-многие-многие другие прочие все-все-все остальные исчезнувшие друзья, родственники и знакомые, хе-хе, и Лелика и Болека, и Шурика и Кролика, и Белки и Стрелки, и моего самого любимого Петровича, и не менее любимого Николая Николаевича с супругой и соседями, и даже самого Федора Михайловича, так не любившего никомуненужных питерских старушек, но любившего денежки в казино просаживать, не исключая несчастного, окончательно сошедшего с ума и таки задушенного надзирателями в одиночной камере замка Иф бывшего рейхсканцлера, герра майора Дуремара Сизифовича Дюма, хе-хе, которого там почему-то называли аббатом Фариа… тоже все ей и только ей-ей-ей-ей-ей-ей-ей-ей-ей-ей-ей-еййййй… черно-желтой нашей пятиугольной мельнице-кофемолке-мясорубщице, тле египетской!!!
Слав-ва-ва-ва-ва-ва!!!!!
Ва-ва-ва!!!!!
Полная вава, твою дивизию.
Так что уже все ккккончено, поцы траншейные, мои ппппрелаты и аббаты и прочие семафоры железнодорожные!
И не хрен моргать и читать стихи тут над нашими забинтованными рельсами и вашими сгнившими шпалами, поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны, платформы и цистерны!
Выходим-выходим, тля… ввввещи не забываем, мать их!
Ни свои, ни, хе-хе, чужие!
Теперь таки-да... можно и уходить, хе-хе,.
Уходить туда, ко всем к ним, где я наконец-то узнаю все-все.
И про Того Самого Ангела тоже.
И про всех вас, мои, хе-хе, шизанутые шизики, шибздики и шизоиды, тля.
И про себя.
Ага.
Про все-все-все, тля...
Но я же… не англичанин какой-нибудь дикий... или португалец, прости господи, хе-хе… чтобы уйти не попрощавшись… твою дивизию…
Не махнув платочком носовым из окна… не бросив монетку в море, хе-хе… не шаркнув ножкой... не сделав ручкой, хе-хе... всем-всем-всем…
Так что, тля… хе-хе… прощаю… всем кому я должен…
И вот… во-о-от вам от меня на память… мои дорогие падлы и падальщики… моя последняя «мудра», хе-хе… на моей… последней… руке… твою… дивизию...
ООООССССЬ ВСЕЕЕМММ ВАААМММ!!!!!!!!!!
Пока-пока…
Бай-бай…
Хе-хе-хе-хе…
***
А ты чо тут расселся? Заснул, хе-хе, кукушенок? Ку-ку! Все уже ушли.
Все-все-все, хе-хе, ушли, все уже закончилось.
Ага, ангел я, хе-хе, ангел, твою мать... суки… понажираются, а ты убирай за ними…
Тот Самый и есть Ангел, с ведром, шваброй и ангельской, хе-хе, тряпкой!
Шпектакля, говорю, вся ваша закончилась, хе-хе, Оскары все поразбирали, кино закрыто, «такси не содют, метро зарыто», так что давай-давай, кукурекай отсель, солдатик болезный... топай до дому Одиссей, до жены до детей, или шо там у тебя, алкоголика оловянного имеется в твоем сарае, хе-хе... а то мне убирать надобно…
ТЯЖЕЛЫЙ ЭПИЛОГ
Мелкий косой дождик уныло моросил с грязного неба на такую же землю, заглушая все звуки, запахи и краски.
Мокрая усталая ворона, примостившись на изоляторе забора из колючей проволоки, опасливо косилась на двух человек, сидящих на бревне под навесом возле замызганных и ржавых металлических дверей, врезанных в бетонную стену громадного здания без окон, уходящего вправо и влево от них в серую туманную бесконечность.
Люди молча, торопливо и нервно курили, скрывая от дождя в мокрых кулаках огоньки папирос.
Один, мелкий, дерганый, лопоухий и в то же время какой-то женоподобный, манерный все сплевывал и сплевывал, как будто не мог убрать волосинку, прилипшую на языке.
У него нервно подрагивали потираемые ручки, синие губы и коленки под фартуком.
Поеживаясь и периодически шмыгая острым носиком, он изредка бросал косые, опасливые взгляды на своего соседа, плечистого и грузного, с громадными красными лапами мясника и крупной лысой головой, тоже украшенной большими оттопыренными ушами.
В отличие от ерзающего мелкого, большой сидел абсолютно неподвижно, и тяжело, почти не мигая, смотрел в одну точку…
– Да уж, тля… отмучился, мать его… крепкий дед попался! – неожиданно пророкотал он басом, щурясь от дыма и дождя.
– Ага! Ага! Ну, да… Ага… уж на что мы с тобой привыкшие и то вон как руки-то дрожат, да, да? – тут же засуетился, затараторил фальцетом мелкий. – Вот же урод калечный, всю душу вымотал! И то правда, тьфу ты, зараза, вот ведь гад какой… как долго-то держался, дрючек старый, сколько времени провозились с ним, сколько нервов нам попортил, сволочь такая! Все какую-то хрень нес «сарай, пересарай, тля, хризантемы… мерзавцы, дело, король какой-то, служба, миномет…», понапридумывал черт знает что своей башкой ушибленной, сука такая! Да? Да? Скажи?!
– Да уж, тля… с изюминкой был дед! – опять громыхнул задумчиво большой, вытирая заляпанным рукавом мокрую лысину.
– А я тебе говорил, я с самого начала говорил!!! – опять взвизгнул тут же мелкий, – этот старикашка точно сбрендил еще до того, как мы его еще к креслу пристегивали… я тебе, Сереженька, сразу говорил… такую чушь нести столько часов, такую околесицу витиеватую только сумасшедший идиот может, он же сам рассказывал, что больной, что контуженный на фронте, что эпилептик – вон все меня бабой обзывал, сука такая! Меня – бабой! Причем заметь, твоей бабой, тля!!! И не смешно совсем! Вот урод, мать его! Изюминка, ага, тля… курага там у него, хе-хе, а не изюминка! Чернослив, тля! А ты… а ты…
– Да уж, тля… такого деда у нас еще не было! – большой опять хмыкнул и с тоской оглядев суетящегося на бревне мелкого, вздохнул и щелчком отправил окурок за колючку.
– Я ж и говорил, говорил же, твою дивизию! – опять затрясся мелкий, – надо было его сразу кончать!… Сра-а-а-азу его к аннигиляторам отправлять надо было, сразу… не хрен его было дальше отрабатывать да допрашивать, ничего бы он не сказал нам нужного, а ты… а ты со своими электродами да плоскогубцами… «да погоди, да не спеши… да давай до конца дослушаем»… любознательный ты мой шкаф трехстворчатый с антресолями, хе-хе… столько пленки на него извели, да сил, да времени!
– А я что… а я ничего, – тихо пробасил большой. – Я эта… действительно дослушать хотел… что я виноват, что ли… я ж не виноват, что с дедом этим одноруким получалось точно, как… ну, как с самоубийцами у Данте, – как только ему ребро оторвешь или током шарахнешь, или ноготь выломаешь, мать его, так только он и продолжал говорить… и ведь интересно же говорил, – большой виновато вздохнул. – Я вот и хотел дослушать!
– Ну, и что… и что, дослушал… своего Данте-Шманте?! Шибко грамотный, да?!!– зашипел мелкий. – Теперь сам отчет писать будешь, что, как, да почему, мать его, явно чокнутый и бредивший подследственный старый хрен до Тройки-Лейки не дожил и дуба дал раньше времени… вот ты и распишешь там про то, как тебе шибко интересно было, хе-хе-хе… и почему мы полсмены только с ним одним провозились, получив в итоге вместо нормальных показаний один синюшный и искромсанный труп с кукишем на единственной руке? И вообще, тля… и вообще... я давно хотел тебе сказать… по дружбе, ты… ты, тля… да маньяк ты Сережа, в натуре, тля! – неожиданно для себя выдохнул мелкий, шмыгнул носом, и на всякий случай опасливо отодвинулся к стене, но его уже несло дальше. – Ага! По-о-олный маньяк, тля, маньячелище! Ты вон, тля… вроде и образованный, не нам всем чета, за Дантыев всяких знаешь, вон и Толстого, и Веллера... и Волгу с этим… с Дрыстаевским перечитываешь на перерывах обеденных на работе… и Сравинских, тля, с МоцАртами всяких слушаешь в плеере, и даже вообще… ерундит полный, хе-хе, все вон кроссворды за минуту старшине расписываешь… природу опять же весьма уважаешь, хомячки у тебя вон на рабочем месте трахаются радостно в аквариуме, и маму свою любишь… мама у тебя такая хорошая, все про катюшу и паровоз на баяне поет… и драники у нее объеденье, и вареньем угощает кизиловым, и чай жасминовый у нее с корицей и сушками, – у мелкого уже откровенно стучали зубы и совершенно ошалелые глаза съехались к переносице, но он продолжал строчить, как автомат. – И сам ты… сам ты вон, какой… огромный, большой и вроде бы и добрый должен быть, а на самом деле… да-да… ддддда полный ты капец-трындец в стакане оказывается, а не человек... ага... маньяк ты лысый, маньячище, садюга редчайшая... палач ты, Сережа и вивисектор... гад, мерзавец и чебурашка... и абсолютнейший сатрап... и еще эта… как ее… ага, тля… могильщик демократических принципов и идей... и еще убийца на хрен пожилых людей! – последние фразы мелкий уже выпалил шепотом, откровенно прикрываясь дрожащими руками.
– Чего-о-о?!! Кого-о-о?!! – большой открыв рот, оторопело смотрел на товарища. – Ты чего несешь, придурок косоглазый?! Кто я-я-я, твою дивизию?!! Че… чебурашка, тля?!! Хомячки?!! Тебя, сученка, что, тоже током шибануло в нашем аквариуме?!!! – он грозно сжал громадные кулаки. – Переработался, тля?!! Перенаслушался, да?!! Перенанюхался желтяка кокаинового?!! Совсем жить надоело, голубь ты мой крысиный, тля, «баба моя», мать твою?!! Да я тебя... поц траншейный, одним шалбаном ппппришибу…
– Ну-ну… ну, что ты, что ты… так расшумелся, – бледный как полотно мелкий, сильнее шморгая носом и еще больше кося глазами, вжался в мокрую стену, – я ж это так… по шутке, ха-ха-ха-кхе-кхе-кхе-кхе-е-е… все-все, успокойся… по-шу-тил я, Сереженька, гггголубчик… да-да-да-а… шутканул слегка, ну, с кем не бывает на такой работе, а что ты, ну, что, что, что ты пялишься на меня, как чукча на кусок мыла, это просто с устатку припомнилось все, что дед орал перед тем, как кони двинул… говорю же, послышалось тебе, голубчик, по-по-почудилось, погода вон какая, ппппослышалось, да-да… дождь это… просто дождик, давление пониженное, влажность повышенная, нервы ни к черту, мать их… и не надо, не надо-о-о так на меня смотреть, не надо… и лапами так своими, ой-йой, так не надо-о-о-о, тля, больно же, черт, медведь здоровый! Убьешь же на хрен, поц траншейный! Все-все, молчу-молчу, да сказал же… молчу-у-у же, твою мать, больно же, кхе-кхе-кхе-кхе-е-е! Размахался он тут... своими граблями... палач лысых принципов, хе-хе… чебурашка хренова, твою дивизию... тоже мне «хомячок», тля, еле в двери пролазит, хе-хе… нет-нет-нет-нет, молчу-молчу… это вон ворона каркнула… ага… ага... и вообще, давай мир, а, Сереженька… все, да?.. проехали, да?... ну его этого поца траншейного на хрен, подох и подох, туда ему и дорога, а то еще поубиваем друг друга из-за него, правда, да?… все-все, давай мизинчик, мири-мири навсегда-а-а… да-да, полный мир и труд и май, и дружба, и жвачка, хе-хе, ага, ага? – мелкий опасливо поеживаясь и поглаживая шею и краснеющее ухо, пододвинулся обратно и достал из-под фартука мятую пачку папирос и спички. – И знаешь что, давай, Серый, еще по одной и пошли-ка вниз, а то чует мое «бабье», хе-хе, сердце, что старшина, свинья жирная, опять сейчас припрется, визжать буде-е-ет… еще премии лишит, сука такая, да и не дай Бог тете Клаве настучит… с него, урода конопатого, станется, мать его.
Закурили по новой.
Мелкий все так же шмыгал носом, потирая шею и ухо, обиженно косясь на соседа. Большой же угрюмо и тоже обиженно молчал, щурясь от дыма и косого дождя, все сильней и сильней барабанившего, по их резиновым черно-желтым фартуками и сапогам, по гофрированному навесу и ближайшей караульной вышке, на которой прятался озябший пулеметчик в плащ-палатке, по усталой вороне, заснувшей на гудящем изоляторе, по колючей проволоке, многорядной паутиной уходящей вправо и влево от двух сгорбленных унылых фигур на мокром бревне у бетонной стены, поливаемой дождем... и исчезающей, тающей в серой туманной бесконечности…
Замызганная дверь вдруг со скрипом и скрежетом отворилась, спугнув ворону и часового... из черной подвальной дыры пахнуло далекими детскими воплями и душной, вонючей пеленой раскаленного железа, крови и экскрементов.
– Так и знал, мать вашу!!! Не, ну так и знал же, что эта сладкая парочка тут прохлаждается, твою дивизию!!! Ну, вы, падлы, долго тут собираетесь загора-а-а-ать?!!!! – завизжала оттуда красномордая круглая рожа в трясущихся веснушках, многочисленных прыщах и подбородках. – Утомились они, работнички, мать вашу!!! Пердетрудились, тля!!! Думаете я сам не устал от этого урода однорукого?!! Думаете, мне легко с утра до вечера ихние вопли слушать?!! Чо вы глаза свои на меня смотрите? Чо пялитесь, как бараны на вошь, мать вашу? Стоять передо мной смирно! Я вам кто или нет?! Вот, тля буду, щаз собственноручно самих попристегиваю в те же креслица с электродиками, хе-хе… да допрошу и с Дроблением, и с Усердием, и с Пристрастностью Особою же! Ох и допрошу, твою дивизию, тем более, что у Пашки-палача все равно еще перерыв на обед не кончился, так что я потешусь вволю, хе-хе! Ага! А потом то, что от вас, помощнички мои заплечные останется, премии лишу на хрен! Кончай перекур, надевайте рукавицы и тащите следующего поца траншейного! Пока притащите, да пока усадите, да пока пристегнете, да электроды и предохранители перегоревшие поменяете, к тому времени и Пашка вернется! Скоро пересменка, тля, а нам по разнарядке еще троих допросить нужно! Не уложимся, сами знаете – тетя Клава тогда всех лишит… и премии, хе-хе… и остального, необходимого в хозяйстве хозяйства! И желтяка хренушки получите! А оно нам надо, а, Серега? Так что давайте-давайте хлопцы, бегом, я сказал... бего-о-ом, тля…
И не стройте тут из себя то, что вы есть на самом деле.
Тащите следующего, твою дивизию.
Ага.
Тащите-тащите, тля.
А куда деваться?..
Куда-а-а-а-а-а...
Жизня-то… она, мать ее за ногу, продолжается, хе-хе-хе-хе-хе…
Отож.
Для заставок и коллажей к каждой главе использовались открытки, плакаты и фотографии, взятые из интернета в местах общего пользования. Поэтому претензии всех лиц изображенных на них, а также их родственников и знакомых не принимаются.
Харьков и его окрестности
2000-2012 гг.