ДГ11а И на старуху бывает проруха
- Как это все произошло?! – Релемилл, тяжело дыша, наблюдает, как моя кожа быстро приобретает нормальный цвет. – Я очнулся утром в чьем-то доме, вокруг никого нет, возвращаюсь к церкви – а там все.... разрушено!
Я молчу, дожидаясь, пока восстановятся сгоревшие голосовые связки. На это уходит еще несколько минут.
- Каким-то образом я связан с сознанием человека, который решил вас убить. Я не смог потушить ваш горящий портрет в видении... Это значит, что смерть неминуема. Иными словами я не смог разомкнуть последовательность, ведущую к вашей смерти. И я не смог «вытащить» вас из этой кармической последовательности. Я смог только вставить свой портрет вместо вашего. И для меня это была небольшая потеря. Мучительная, но небольшая. Поверьте, я не цепляюсь за жизнь.
Линн качает головой, и касается меня дрожащей рукой.
- А правда, что сказал ваш... твой...
- Мевилд? Да. У меня действительно другой отец. Но дело не в этом. И здесь нет ничего мистического. Инопланетная форма жизни, или «паразит», который сейчас регенерирует мои ткани, был передан мне по женской, а не по мужской линии. Честно говоря, я не думал, что... вернусь к жизни. Механизм регенерации нужно запустить. Я не знал, как. Да, собственно, и не стремился.
Релемилл рассеянно кивает, ходит туда-сюда, раздвигая ногами мусор и обломки, думая о том, где он теперь будет проповедовать.
- Главное не «где», а «что». – Отвечаю я на его мысли. - Уж я-то не заставлю вас говорить то, что я вам велю только потому, что я вам плачу. Так что забудьте все те ужасы, которыми заполнил вашу голову мой непревзойденный папаша. А церковь мы отстроим.
В зале для служений раздается какой-то шум, и я боюсь, что это – наш поджигатель, явившийся посмотреть на результаты дел своих, и не хочу, чтобы он слишком рано узнал, что священник выжил, поэтому готовлюсь толкнуть Линна за груду досок, но из-за угла каменной стены в солнечном свете, бьющем в глаза, появляется высокая, статная фигура, и делает ко мне один, большой шаг.
- Твой голос я не спутаю ни с каким другим. И, великий Инсеран, где я тебя нашел? Конечно же, в эпицентре событий!
Меня уверенно обнимают сильные руки, и Ясеремшан улыбается своей яркой, властной улыбкой, говорящей о том, что все его чувства – всерьез и надолго.
- Кто это? – Удивляется Релемилл.
- Тот, кто подарил мне перстень, который не сгорел в пламени ненависти.
Я люблю свой замок. Полуразрушенный, холодный, наполненный неуспокоившимися душами, умершими от руки моего деда, и успокоившимися душами, умершими от моей руки. Все это, плюс вид из окна на Дейкерен, и головокружительное падение души в пропасть чужих страданий – ожерелье из каждодневных искушений, от которого я не в силах отказаться. Время до воскресенья мы с Ясеремшаном проводим вместе у меня дома.
Холодно, и мы сидим у камина. Он не выпускает моей руки, другой держа бокал с вином. Он хочет, чтобы я осознал, как сильна его любовь.
- Что ты чувствуешь, Изиран? Ты хочешь быть со мной? – Его губы так близко, они такие чувственные, такие красивые.
Да не чувствую я ничего, кроме муки. Сколько раз сидел у этого камина с другими, и всегда кончалось одним и тем же. Так что из чувств – только болезненная шишка на лбу. Надоело наступать на одни и те же грабли на шкуре у камина, ибо после пары жарких ночей мужчина так или иначе найдет способ плюнуть мне в душу.
- Не знаю. За мной еще никогда никто не ухаживал. Всегда только я бегал за всеми. – Слова даются с трудом. Я хочу его, очень. А он даже не подозревает, куда мчится с такой ошалелой скоростью.
- Быть может, поэтому твоя любовь всегда была такой несчастной. Ты навязывался тем, у кого для тебя не было ни чувств, ни времени. Нужно сделать выводы.
Правда? Так просто? А я думаю, что парнеры и жизнь отражают тебе то, что в тебя было вложено в детстве. Но что в меня вложили? Что нужно менять, чтобы не быть одному? Менять, и при этом не винить тех, кто в тебя это вложил, потому что они сами не знали, что делали.
Ясеремшан больше ничего не говорит, а я испытываю всепоглощающее чувство вины, ибо не рассказал сразу, что близость со мной рождает страшные видения, что я весь сплетен из тьмы и боли, и что я не могу перестать убивать. Чудо, что за три дня сюда еще не явился ни один несчастный, и не кинулся мне в ноги с криком «Освободите меня от этой жизни!».
Я не хочу этого разговора, я не желаю открыть ему всего, я противен сам себе, и хочется вырвать с корнем чувства, которые я к нему испытываю.
В сознание врывается видение – я вижу человека перед огромной печью. Огонь так ярок, что не видно лица. В руке у него молот. С огромной силой он опускает его на кусок металла перед собой. Снова, снова и снова. Летят искры. В какой-то момент один язык пламени вырывается из печи, и освещает лицо человека. Это Ясеремшан.
- Вы еще и кузнец?! – Я вздрагиваю всем телом, ибо искры из видения обжигают по-настоящему, будя не самые лучшие воспоминания трехдневной давности.
- Да, Изиран. И я очень крепкий человек. Я ничего не боюсь, и те картины, которые ты мне внушаешь, меня не отпугнут. Я хочу быть с тобой, и мне все равно – кто ты и что ты! Завод – вся моя жизнь. Но я здесь для того, чтобы дать тебе понять, как ты мне важен. Мы могли бы вернуться вместе, чтобы ты помог нам с производством.
Вот это поворот. Все колбочки с чувствами в моей душе падают с полок, и разбившись, проливают свое содержимое. Шипя, оно въедается в стенки души, и так уже немилосердно покрытые шрамами.
- Чем я могу помочь самому сильному металлургическому клану страны, обладающему огромными знаниями по своему предмету? – Говорю, и не узнаю своего голоса.
- С легирующими добавками в сталь, конечно!
- А что вы добавляете сейчас?
- Никель, хром.
Хром?! Я чувствую себя таким идиотом. Нет, не потому, что не знал, что хром можно использовать как легирующую добавку, а потому, что, ослепленный своей наивностью, сразу не увидел истинных намерений Ясеремшана.
- Что бы вы хотели добавлять? – Мой голос все глуше, но мне это уже не важно.
- Медь, чтобы усилить прочность, сопротивляемость коррозии! Поэтому ты нам так важен! Где еще можно найти такого второго эксперта по меди?! И я понимаю, если ты никогда не работал со сталью, мы можем поэкспериментировать, и ты, разобравшись, напишешь нам технологию производства, откроешь секрет!
Вот наш шанс подружиться с Трубереном. Они считают, что в союзе стали и меди есть какой-то секрет!!! Прекрасная политическая лазейка, которая предоставляется один раз в жизни. Я мог бы создать технологию производства стали, легированной медью, и держать их за эту технологию до скончания веков, ибо они считают, что это что-то новое, ими еще не изученное.
Но в душе нет радости, там все залито тоской и разочарованием. Их волны – темно-синие, глубокие, почти убаюкивающие неизбежностью боли, душащие запахом слез, пугающие призраком гулких, одиноких ночей. Но я беру себя в руки, и бросаю на Ясеремшана один пустой, прощальный взгляд.
- Все, что может сделать медь, уже делают хром и никель. Вот и весь секрет.
Встаю, и ухожу, оставляя Ясеремшана сидеть в потрясенном оцепенении.
В Дейкерен иду пешком. До начала службы еще как минимум час. А народ придет, ибо все хотят знать, что случилось, и кто будет новым священником. Распущенные мною слухи о смерти Релемилла разлетелись быстро, повергнув город в безутешный траур, показавший всепроникающую и обширную власть «мракобеса» и «отступника» над умами людскими, взбесивший моего папашу до карикатурно-злобного состояния, но порадовавший того, кто этого так хотел.
Я уговорил упрямого Линна три дня посидеть дома, и ни с кем не общаться. Эти три дня в полной изоляции дались ему с трудом, но он согласился с моим планом, понимая, что это небольшое неудобство по сравнению с тем, что могло бы быть, если бы я не приехал, и не вмешался бы в совсем другие планы.
Остается только одна загадка – как оказался запущен механизм регенерации, вернувший меня к жизни?