ЧАСТЬ ВТОРАЯ
"Истинное предназначение женщины на земле - сделать из мужчины человека"
Фраза из неизвестного источника
В бюро, где числилась Татьяна, работало вместе с ней почти два десятка человек, сидящих в одной большой комнате. И все они были женщинами. Они разрабатывали технологию на механическую обработку различных деталей. А точнее, заполняли операционные технологические карты на их «мехобработку», так называемые, «ТК», выполненные по специальной табличной форме на тонком картоне. Заполнение этих ТК для опытного технолога не составляло никакого труда и происходило чисто механически.
И женщины при этом всегда много разговаривали. Точнее, беседовали друг с другом. Чаще всего на бытовые темы. Ведь скучно просто так сидеть целый день на работе, даже и работая. И они писали эти ТК и разговаривали. Писали и разговаривали. А про кого может женщина бесконечно долго и изощренно говорить? Про своих детей, про свекровь и про мужа. Ну, про соседку еще. И Татьяна, инженер технолог первой категории, тоже с ними разговаривала, и тоже много откровенничала. Но, пожалуй, только одна она ничего не говорила плохого про своего мужа и про свою свекровь. Все остальные женщины бюро словно соревновались в своих отрицательных характеристик собственных домочадцев.
Первый год после замужества Татьяна с Петром жили на съемной однокомнатной квартире, которую снимали для них родители мужа. И этот ее год, год настоящей замужней женщины, показался ей самым откровенным воплощением кошмаров Ада из снов Данте. Муж оказался настолько странным и малопонятным для нее существом противоположного поля, что она поначалу испугалась. Она всерьез посчитала, что не сможет с ним жить, не сможет к нему приспособиться. Но потом успокоилась и принялась за работу по детальному конструированию своей семьи.
А точнее – по созданию своей семьи в необходимых для нее формах и параметрах. Раз уж муж в этих вопросах не мычит и не телится, а просто живет, не раздумывая ни о чем, то жена сама будет делать за него эту работу. Как говорит на эту тему восточная мудрость? Если гора не идет к Магомету, тогда Магомет идет к горе. Так и здесь. И если она сама не может приспособиться к такому мужчине, значит, этого мужчину надо приспособить к жизни с ней. Другого пути для нее просто не существовало. Если она, конечно же, собирается сохранить свою семью.
Оказалось, что ее муж, этот великовозрастный и почти двухметровый двадцатипятилетний мужчина, не может и просто не в состоянии обслуживать себя. Он и в самом деле был чем-то вроде великовозрастного дитяти. Он никогда не убирал за собой. Нигде не убирал. Ни в их комнате, ни в ванной, ни в туалете, ни на кухне. У него просто не существовало такой привычки – убирать! Ее «любвиобильная» и сверх заботливая мамаша в свое время все делала за него сама.
Он не мог для себя приготовить даже элементарный чай с бутербродами и такой же элементарной яичницей. Он никогда в жизни не подходил к газовой плите. Он даже не знал, как она включается. Забить гвоздь он не умел. Он не знал, что такое молоток. Он даже лампочку сгоревшую не мог сменить. Он просто жил в свое удовольствие, зная, что все необходимое ему для обеспечения его комфортной жизни сделает его мама. И от жены он ждал воплощения именно таких же маминых желаний для осуществления собственной беззаботной жизни.
И сколько усилий потребовалось от Татьяны для того, чтобы возбудить в своем муже истинно мужские качества и заставить его хоть что-то делать по дому, не знает никто, кроме нее самой. Но она все-таки заставила Петра вспомнить о своих мужских обязанностях по дому. Причем, заставила тонко, ненавязчиво и не оскорбительно для его мужского достоинства, для его мужского самолюбия. В принципе, умная женщина всегда спокойно сможет из любого мужчины, находящего в ее окружении, вить нужные для нее веревки. Причем, сможет это сделать так, что он никогда не заметит своего подчиненного положения. А Татьяна оказалось умной женщиной.
Поэтому, нельзя сказать, что жизнь Татьяны с нелюбимым мужем была кошмаром для нее. Хотя, если поточнее, то кошмар был и остался кошмаром. Но этот кошмар благодаря ее усилиям принял некие цивилизованные и управляемые ею формы.
Петр, в принципе, оказался неплохим человеком. Хотя и очень избалованным. Не капризным, не привередливым, непритязательным и без особых каких-либо претензий к семейному укладу. Он даже не изменял своей жене. Ему Татьяны хватало на все. И на секс, и на общение, и на хозяйство и на все остальные моменты семейной жизни. Он мог спокойно есть вчерашние и даже позавчерашние блюда. Как первые, так и вторые. Жить с ним все-таки можно было. За все годы их совместной жизни он ни разу не напился, ни разу не устроил ей скандал, ни разу не ударил ее, ни разу не ночевал вне дома. Он оказался очень даже удобным мужем.
Ну, а насчет нее дело было несколько посложнее. Она к своему мужу не испытывала ничего, кроме элементарного равнодушия, причем, равнодушия истинно женского, равнодушия женщины к неинтересному и не нужному для нее мужчины. Не тянуло ее к нему ни психологически, ни физически, ни интеллектуально. Не хотелось ей с ним ни общаться, ни обниматься, ни целоваться, ни заниматься сексом.
Не хотелось, но пришлось! Пришлось! Ведь она вышла за него замуж. Причем, вышла сознательно за него. Поэтому она с самого начала восприняла брак, как договор, как обязательство о совместном проживании с этим мужчиной. Договор, где заинтересованным лицом, то есть подрядчиком, был ее муж. А она лишь его подчиненной, своеобразным субподрядчиком, в обязанности которой входило выполнение требований заказчика, то есть подрядчика. Причем, мнимых, «незаявляемых» публично требований. Поэтому него были свои задачи в браке, более сходные с получением возможности для спокойной, уютной и комфортной семейной жизни; у нее же – свои, направленные, в первую очередь, на выполнение его естественных и открытых желаний. И тайных – ее.
То есть, все в доме должно быть так, как хочет он, как нужно ему, как хочется ему. Однако все эти его семейные желания должны были трансформироваться через ее желания и через ее возможности. Поэтому, если она желает для себя спокойной, тихой и комфортной семейной жизни, то такую жизнь надо постараться сделать в первую очередь, для него. А от него уже идти к выполнению своих желаний. Ведь это он ее пригласил к себе в жены, а не она его на себе женила. А если все хорошее в семье будет для него, для главы семьи, то значит и для нее.
И она старалась. Старалась долго и упорно. Больно уж не хотелось ей возвращаться назад в свою «малосемейку», в свое общежитие, в свою общагу. Ведь, если по честному, то главной причиной ее согласия на брак была ее жизнь в общежитии. Она ей опротивела, «обрыдла» до невозможности почти что сразу. Ладно, студенческое общежитие! Там все равны и там у тебя все было впереди! И совершенно другое дело – это заводская общага для женщин ИТР-овцев.
Впереди здесь был только тупик, впереди здесь была глухая, непробиваемая ничем стена. И ее женское будущее здесь не просматривалось совершенно. Получалось так, что здесь ей предстоит прожить до самой пенсии, если… Что, если? Если она замуж не выйдет. Вон, несколько пожилых женщин здесь живут – страшно посмотреть в их пустые глаза. Правда, некоторые незамужние девчонки покупали себе кооперативные квартиры. И уходили в свои гнезда счастливее счастливых. Но таких были единицы. Для остальных кооперативная квартира была за рамкой их женских мечтаний. И остальные просто жили.
Нельзя сказать, что это было плохое общежитие. Нет, общежитие было благоустроенное и даже уютное. Из тех, что называли тогда «малосемейками». Четыре небольшие комнаты на одну кухню, на одну ванную и один туалет. Жили в комнатах по две девушки с высшим образованием, приехавшие на завод по направлениям. И жить, в общем-то, можно было. Много было женатых пар. Часть из них уже с детьми – ждали квартиры по отдельной очереди для молодых специалистов. Поэтому контингент жильцов общаги постоянно менялся. Одни уходили в квартиры. На их места приходили другие, молодые, счастливые, с глазами, наполненными надеждой.
И получалось так, что жители общаги четко делился на две неравноправные части – на женатых и неженатых. Женатые пары менялись. Неженатые оставались жить. И у Татьяны за два года сменилось две соседки по ее комнате – обе вышли замуж и ушли. Одна ушла в другую комнату их общаги ждать с мужем квартиры. А вторая к мужу в квартиру. И к ней в комнату подселяли других девушек, других молодых специалистов.
И жить ей в этом общежитии где-то через год стало просто невыносимо, невмоготу. Появилось ощущение своей собственной женской никчемности, женской убогости, женской ущербности, ощущение того, что здесь собрались какие-то неполноценные женщины, никому уже на этом свете не нужные. Она стала чувствовать и ощущать себя какой-то ненормальной по женски, физически и психологически увеченной женщиной, брошенной чуть ли не всеми на свете. А ей же хотелось чувствовать себя нормальной, полноценной, счастливой замужней женщиной, а не какой-то там скорбной белой вороной в глазах окружающих, хотелось спокойной женской жизни, индивидуальной, а не стадной, хотелось регулярного и предсказуемого секса.
А для этого ей надо было заиметь себе мужа. Любого, лишь бы не сильно противного физически. Ведь раздвигать ноги в постели женщина может с любым мужчиной. Даже с нелюбимым. А при нужде можно и глаза закрыть. Поэтому, нам бы мужа! Хоть плохонького, хоть «сопливенького», но своего. Вот тогда мы и попытаемся. Там мы попробуем воплотить свои мечты в жизнь. Женщина многое сможет. Если захочет. А она хотела для себя нормальной семейной жизни.
Правда, очень скоро после свадьбы, когда он стали жить одни, у ее мужа вдруг выявилось столько вредных, отрицательных и просто неприятных для нее привычек, свойств характера и чисто физиологических особенностей его мужского организма, которые ей сразу стали бросаться в глаза при их совместной жизни и начали приносили ей такие жуткие неудобства, что она поначалу даже растерялась и, в прямом смысле этого слова, даже схватилась за голову. А затем и затосковала по своей девичьей свободной жизни.
С Виктором, ее первым женихом, ничего подобного не наблюдалось. Хотя они и прожили в студенческой общаге вместе почти целый год. Но ведь Виктора она любила и потому приняла его всего целиком, именно таким каким он был на самом деле, со всеми его плюсами и минусами, со всеми его физическим и физиологическими особенностями и недостатками, совершенно не замечая их. Ведь главным тогда в их отношениях было то, что он с нею был. Все остальное не имело никакого для нее значения, никакого смысла.
Здесь же все было совершенно иначе. Здесь между ней и ее мужем стояла стена отчужденности и потому она видела и ощущала в своем муже именно то, что ей было неприятно в нем и что не закрывалось чувством ее любви к нему. Поэтому каждая мелочь в его поведении вставала между ними непреодолимой преградой, обойти или не заметить которую не было никакой возможности. Все было не по ней, все было не так, все ей было неприятно и даже неприемлемо.
Ладно, что он никогда не следил за собой и мог пойти на работу в грязной рубашке и грязных носках, никогда не убирал за собой и все разбрасывал по квартире. И рубашки, и носки и даже костюм мог оставить там, где сидел.
Ладно, что он не мыл за собой ванную и умывальник по утрам, оставляя все за собой все, что там скопилось во время его туалетных процедур.
Ладно, что он не любил снимать обувь, когда приходил домой, в свою квартиру с работы и мог пройти в грязных ботинках в комнату и спокойно улечься в них на диван с газетой в руках.
Ладно, что он никогда не мыл руки, придя домой с улицы и мог, зайдя на кухню, спокойно взять с тарелки или из холодильника что-нибудь вкусное для себя: кусок колбасы, кусок сыра или что-нибудь из второго и, довольный запихнуть кусок себе в рот.
Ладно, что у него сильно потели подмышки и он постоянно ходил с мокрыми пятнами на рубашках и от него постоянно шел сильный, резкий и неприятный для нее запах его мужского пота.
Ладно, что он любил, сидя в кресле перед телевизором, постоянно ковыряться в носу и затем вытирать палец с доставленным из носа содержимым об обшивку кресла.
Ладно, что он мог съесть все поставленные на стол сладости и деликатесы в виде торта, пирожных, бутербродов с сухой колбасой, красной рыбой или икрой, поставленных на стол и совсем забыть оставить хоть что-то ей, своей жене.
Ладно, что у него часто болели зубы и пахло изо рта, а затащить его в стоматологическую поликлинику стоило сумасшедших трудов.
Ладно, ладно, это были мелочи, которые можно было бы и не замечать или не обращать на них внимание. Но у него, как оказалось после свадьбы сильно пахли ноги по вечерам, когда он приходил с работы и снимал ботинки. И пахли так, что ей становилось дурно от такого запаха. А он не замечал неприятного запаха своих ног и мог оставить грязные и ароматные носки прямо около их супружеской диван-кровати, когда они ложились спать.
Странная вещь, но у ее бывшего студенческого жениха, Виктора, ноги не пахли совсем. А ведь они почти год прожили вместе в студенческой общаге и не заметить подобной ароматной особенности ног ее любимого человека она просто бы не смогла.
И что же ей было делать с этим комплексом мужских особенностей мужа, мешающих ей нормально жить? Что? Примириться и постоянно делать вид, что их, этих его мужских проблем вообще не существует в их семейной жизни и на всем свете, ратуя на старинную русскую пословицу, что все потом, когда-нибудь, со временем, стерпится и слюбится и станет «окей»?
Нет, она таким положением дел в их семейной жизни примириться не могла. И она сразу же для себя уяснила одну непререкаемую истину, что ее семейная жизнь – это работа, работа и еще раз работа над своим семейным домом. И работа, в первую очередь, ее самой, а не кого-нибудь еще. Хочешь кататься – люби и саночки возить! И она впряглась и повезла. И до сих пор везет этот их совместный семейный дом.
Да, она за эти годы их совместной жизни достаточно основательно поработала над своим мужем, сделав его довольно приемлемым для совместной жизни. Хотя постараться ей пришлось от души. Хорошо, что они отдельно жили и ей никто не мешал. Особенно свекровь. Ведь трудностей оказалось море! И слава богу, что ей удалось все их потихонечку решить.
Да, ноги у него теперь не пахли, потому что он теперь каждый вечер мыл их в ванной и мазал специальной мазью, купленной ею. А ведь поначалу ноги она сама ему мазала этими самыми мазями
Да, он перестал потеть и пахнуть потом, потому что каждое его утро теперь начиналось с душа и соответствующих дезодорантов от пота.
Да, у него перестали болеть зубы и перестало пахнуть изо рта, потому что она долгие годы сама записывала и водила его к стоматологу и даже завела для них двоих своего индивидуального врача, ставшего затем их настоящим семейным врачом. И он теперь сам каждый год ходил к нему. Правда, все же по ее напоминанию.
Да, он теперь многое мог делать по дому. У него в кладовке теперь был свой рабочий угол, где находились инструментальный ящик с набором слесарных и плотницких инструментами и даже дрель перфоратор, которой моно было сверлить даже бетонные стены.
Он даже ковырять в носу перед телевизором перестал и перестал разбрасывать по квартире свои вещи и даже убирал за ними их семейную постель по утрам.
И сейчас она могла считать себя довольной. Все получилось именно так, как она задумывала. Как она мечтала. Как она хотела. Хотя порой в ее сердце возникала такая лютая тоска, что хотелось на все плюнуть, махнуть рукой и бежать из дома, куда глаза глядят или же подать на развод. Особенно после того, когда к ней во сне начал приходил ее бывший студенческий жених. А он почему-то с годами стал приходил к ней все чаще и чаще.
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
Татьяна продержалась в замужестве еще несколько лет. Они с Петром и его рдителями шикарно отпраздновала двадцатипятилетие их свадьбы. Затем где-то через полгода она подала на развод и развелась с мужем. Квартиру они разменяли с доплатой на две однокомнатные квартиры хрущевки и теперь она живет одна. И считает себя наконец-то счастливой. Судьбой своего бывшего мужа не интересуется и отношений с ним не поддерживает.