Ненужный

Екатерина Аристова
«Я беременна»…  Как по-разному может это звучать. Это не просто фраза. Это черта, которая делит жизнь на «до» и «после».  Только «после» может быть таким разным.
Шесть лет назад бланк результата дрожал в руках, и мозг отказывался воспринимать  незамысловатую комбинацию из  цифр.
- Девушка, я здесь ничего не понимаю – я беременна?
 - Вот смотрите…, - со снисходительной улыбкой лаборантка тычет пальчиком в листок и растолковывает полуобморочному мозгу гинекологическое состояние его организма.
 - Вы беременны. Срок 2 – 3 недели.
Мозг окончательно теряет контроль над ситуацией,  из груди вырывается то ли стон, то ли вздох, то ли совсем неприличный хрюк, из глаз льются слезы, и, оставшийся без контроля организм почти лезет к лаборантке с поцелуями – Я БЕРЕМЕННА!!!
Внутри меня живет ребенок – мой ребенок! Рука тянется к животу: «Деточка моя».
Счастье.
Нежность.
Трепет.
Ощущение ирреальности происходящего.
Чудо.
Счастье.

***
Среда
Вторая полоска появляется так стремительно, что даже не успеваю испугаться.  Это невозможно.
Откладываю тест в сторону и минуты две сижу в оцепенении. Снова беру его в руки. Ничего не изменилось. Две полоски. Я беременна.
 - Я беременна.
 - Нормально.
 Пауза.
 - Ты только не паникуй.
 - Я не паникую.
Я действительно не паникую. Потому что еще не верю.
- Я не смогу сделать аборт.
          Полторы недели спустя, вспоминая эту фразу, удивляюсь игре подсознания – ведь я не сказала: «Я буду рожать», а именно: «Не смогу сделать аборт». Значит страшное решение – неозвученное, неосознанное, непринимаемое и неприемлемое -  уже созрело.
 - Я не смогу сделать аборт.
 - Я приму любое твое решение. И поддержу тебя во всем.
Дальше не помню. Мозг осознал произошедшее, вышел из оцепенения и стал пытаться одновременно сделать две вещи – сойти с ума и составить план, как жить дальше. Ни то, ни другое не получается, и эмоции наконец-то берут свое.
Рука тянется к животу: «Деточка моя». Впиваюсь глазами в облик Спаса и исступленно шепчу: «Господи, пожалуйста, пусть он будет здоров, пожалуйста…»
Из ниоткуда выплывает знание – ребенок родится здоровым. Знаю и все. Спинным мозгом чувствую. Он не ошибается.
Значит так…   В декрет в ноябре. Оформлю замену на кого-нибудь и доработаю до Нового года. Рожать 30 января. Вещи детские можно взять у знакомых, коляску купить бэушную, кроватку тоже. В сентябре будет 7 месяцев, выйду на работу.. С утра с дочкой и малышом идем в школу, дочка – в класс, я на работу, коляску – Олегу, несколько часов он как-нибудь продержится. В половине первого я забираю маленького, и мы идем домой. Чуть позже можно взять частных учеников, это дополнительные деньги. 
То, что при таком режиме я через месяц буду при смерти, до сознания не доходит. Справлюсь.

Четверг
Излагаю эту теорию Олегу. Не сразу понимаю, что в этих планах на жизнь рассматриваю его  не как отца ребенка, делящего со мной ответственность за произошедшее, а как некое подручное средство, способное немного помочь мне в решении моих проблем. Почему? Наверное, за пять с половиной лет привыкла рассчитывать только на себя. Однажды я уже надеялась на поддержку…  Конечно, люди разные, но лучше ничего ни от кого не ждать.
Опять игра подсознания. Шесть лет назад я сказала : «У НАС будет ребенок», вчера: «Я беременна»
-Я не смогу сделать аборт.
Мы сидим на лестничной клетке, я глажу себя по животу и стараюсь отодвинуться от сигаретного дыма. Разговор движется по кругу.
 - Я не смогу сделать аборт.
 - Я приму любое твое решение.
 - Я не смогу. Полгода назад, может быть, и смогла бы, сейчас – нет.  Я хочу от тебя ребенка. Я очень тебя люблю. Аборт делать нельзя, просто нельзя, это убийство.
-Я тебе хоть слово сказал про аборт?
 - Нет. Но ты бы этого хотел?
Кажется, я пытаюсь выдавить из Олега эту фразу – «Сделай аборт». Крайнего ищешь, милая?
Но я же вижу, что он не хочет, чтобы я рожала. И я не хочу. Ведь тогда вся жизнь  - устоявшаяся и довольно благополучная жизнь - пойдет кувырком.
В ванной на полную мощность включена вода. Чтобы никто не слышал, что я плачу.
Как в калейдоскопе, сменяют друг друга картинки. Пеленальный стол. Маленькие ласковые ручки. Первая улыбка. Сонное причмокивание у груди. Все хорошо. Все будет хорошо. Дети. Любимый мужчина. Я справлюсь. Все. Будет. Хорошо.
Пеленки. Бессонные ночи. Ребенок плачет и не дает спать Я невменяемая от усталости, ничего не успеваю, ничего не могу и уже не хочу. Злая, раздраженная и на всех ору. А если ребенок родится больным? На какие деньги его лечить? Мама больна, за ней в любую минуту может потребоваться уход. Олег? Он тоже не мальчик. При его образе жизни, на сколько его хватит? Про отца еще забыла. У меня все шансы в один прекрасный день остаться одной с пятью любимыми, но абсолютно беспомощными людьми на руках. Тогда на каком языке себе внушать, что все будет хорошо?
А если  все будет по-другому? Если все действительно будет хорошо?! А если нет? А если, если, если…
От бесконечных «если» кружится голова. Я не смогу это сделать. Не смогу.
 - Не бойся, маленький, - шепчу я, проводя рукой по животу, - я тебя не убью. А ты кто, мальчик или девочка? У нас все будет хорошо…
Голос срывается на истерику:
- У нас все обязательно будет хорошо! У тебя сестренка будет, Машенька, вы подружитесь, она тебя любить будет, и я буду любить, и папа. Деточка моя, маленький мой, ты не бойся, я тебя не убью. Господи! Ну пожалуйста, пусть он будет здоровым, Господи!...
Страх и тоска сводят судорогой тело, заставляя его, как ежа, сворачиваться клубком, и сквозь рыдания отчаянно прорывается:
- Я не хочу! Маленький мой, прости меня, но я не хочу!
Я не буду делать аборт. Мне дали такую возможность – родить от любимого мужчины, и я от нее откажусь? Я буду рожать. А аборт делать не буду. Не буду! Не буду! Не буду!
Набираю номер.
 -Поговори со мной.
-Ты как себе это представляешь?
Ах да, я забыла – любовь по лимиту. Звонить нельзя, приходить нельзя, встречаться втихаря. При этом я должна верить в то, что я не любовница, а любимая женщина.
Но он молодец. Находит возможность, и мы разговариваем. Ничего нового в этом разговоре нет – все тот же круг. Я пытаюсь поверить, что я не одна. Не выходит. Олег очень хороший, старается меня поддержать, и он будет помогать, я знаю, но мы оба понимаем, что с рождением ребенка основная тяжесть  ляжет на мои плечи. Я боюсь.
Час ночи. Обнимаю спящую дочь и плачу над ней так, словно прощаюсь. Такое чувство, будто я бросаю ее.
Как, должно быть, страшно в животе моему малышу. У него пока нет ни одного органа, но есть душа. И он чувствует, что никому не нужен.
 - Ты мне нужен, маленький. Нужен. Ты родишься и будешь самым хорошим ребенком на свете. Мы будем тебя любить. Я не убью тебя, я обещаю.

Пятница
На работе предпраздничный день. Надо принять парадный вид. Надо? Кому надо?
Крашу глаза. Тушь струйками стекает по щекам. Снова крашу. И еще раз снова. Так не пойдет. Надо как-то работать.
Отправляю в рот шесть таблеток персена. Через двадцать минут слезы высыхают и в равнодушном, абсолютно лишенном эмоций сознании созревает решение.
…На этаже предпраздничная суета, все возбуждены, мелькают цветы, грамоты, подарки. Кому-то улыбаюсь, кого-то целую, что-то говорю. Так часто снимают в клипах – посреди улицы стоит человек, а вокруг него снуют люди. И он будто не замечает их, а они его. Я сплю. Сейчас я проснусь, и все это кончится.
Отзываю в сторону Свету.
 - У тебя есть  хороший гинеколог?
В ее глазах появляется блеск, и улыбаются, кажется, не только губы, а она вся.
- Да?!
И от этой счастливой улыбки весь персен улетучивается из организма,  слезы настойчиво рвутся наружу, и я не могу поверить, что это произношу я:
- Мне нужен аборт.
   Через пару минут появляется Ира. Да, я все правильно решила. Да, этот ребенок родился бы вникуда. Да, он, скорее всего, был бы болен. Да, мама уже не сможет помогать. Да, материально я не потяну двух. Да, на Олега рассчитывать нельзя, не потому что он плох, а потому что женщина в моей ситуации должна рассчитывать только на свои силы. Да. Да. Да.
Но все эти многочисленные «да» перевешивает одно-единственное слово. То, что я собираюсь сделать и чему ищу оправдание, называется УБИЙСТВО.
Днем приходит Олег.
 - Ты как?
 - Я буду делать аборт.
 - Ты меня теперь бросишь?
 - Не знаю.
 - Ты меня ненавидишь?
 Милый мой, любимый, единственный, что за ересь ты несешь? Мне сейчас думать больше не о чем, кроме как о чувствах к тебе?! Я собираюсь убить ребенка, своего ребенка, твоего ребенка, нашего ребенка! Убить!!! Понимаешь ты это?! Ни хрена ты не понимаешь. Ты же не веришь ни в Бога, ни в черта, аборт – это несложная медицинская операция, неприятная эмоционально, но довольно безвредная физически. И избавляет от многих проблем. Ты ведь так думаешь? Говоришь, в твоей жизни было много абортов. Тебе жить не страшно? А умирать?
 Наверное, в этом твое счастье, что ты не понимаешь, что происходит на самом деле.
Какие бы причины мы не придумывали, как бы себя не оправдывали, аборт всегда – это малодушие. Мы не боимся пить, не боимся в этом состоянии ложится в постель, не боимся незащищенного секса, но мы боимся рожать больных детей. Мы боимся трудностей, нас пугает, что будем мучиться всю жизнь. Но не нам решать, кому жить, а кому нет. Неверующему человеку это объяснить невозможно.Душа появляется в момент зачатия. Мы убиваем живого человека. Маленького. Беззащитного. Своего. Свою плоть и кровь. Убиваем просто потому, что он нам не нужен.
А ты говоришь о ненависти. Да я себя ненавижу! Себя! И это будет со мной теперь до конца жизни.
Заходит Света.
 - В воскресенье в десять часов.
 - Сразу?
Спазмом сводит живот, обхватываю его, словно пытаюсь защитить свое дитя от себя самой.
 - Прости меня, маленький мой, прости.
Света плачет, обнимает меня.
 - Бог милостив.
Волной накрывает чувство благодарности. Она единственная, кто воспринимает мир так же, как я, поэтому и знает все, о чем я думаю.
Мы остаемся вдвоем с Олегом.
 - Теперь меня все  ненавидят.
 Он сидит у компьютера спиной ко мне. Я не вижу его лица, он не видит моего. Я сейчас завою. Просто завою, как зверюшка. Да не будь же ты таким идиотом, милый! Что ты пялишься в этот компьютер?! Что ты там видишь?! Ты мне нужен сейчас, помощь твоя, поддержка, ну не сиди ты, как истукан! Обними меня – нет! не обними – в охапку схвати, прижми к себе, изо всех сил прижми, чтоб больно стало, скажи, что любишь, что все будет хорошо, ерунды какой-нибудь наговори, ну сделай же хоть что-нибудь!
  … «Ты моя хорошая, ну не плачь, все хорошо будет, все пройдет и все будет хорошо, обязательно будет, вот увидишь, не плачь…», - бормочу сама себе и  отработанным с детства движением глажу себя по руке.

Воскресенье
Субботу не помню. Какой-то клубок из пятидесятого псалма, полубессвязного бормотания «прости, маленький» и поливания себя грязью.
Воскресенье тоже помню смутно. Помню, что долго стояла перед дверью и не могла заставить себя ее открыть. В машине очень хотелось уйти на заднее сиденье и забиться там в угол. Подумала, что это неудобно, Олег не поймет.
 - Ты на меня даже смотреть не хочешь?
Не на тебя, я вообще ничего не хочу. Сейчас меня посмотрят и скажут, что я не беременна, что никого убивать не надо.
Говорят, Бог посылает только те испытания, которые мы можем выдержать. Пожалей меня, Господи! Не по силам ноша, не по силам.
Матка на 6 недель, по УЗИ – 5, итого  - 3. Ничего не понимаю. Узистка сердобольная:
 - А может, родим, Екатерина Георгиевна? Я же вижу, Вы переживаете. Такая беременность хорошая. У девочек молодых так не бывает. У Вас были аборты?
-Нет.
 - И не делайте. Вы тяжело переживете.
Барышня, милая, что же Вы делаете, я столько сил кладу на то, чтобы не плакать, а Вы вот так одним махом…
…Кресло, УЗИ, кресло, бесстрастный голос врача:
 - Что Вы решили? Мини или фарм?
    Я должна выбрать, чем буду убивать своего ребенка. Стены кабинета расползаются в разные стороны. А чего ты хотела? Это только начало.
 - Фарм.
На ладони три таблетки. Могу не пить. Иллюзия выбора.
 - Господи, прости.
  Мне что-то говорят, дают какие-то бумаги, мы куда-то идем, кому-то я должна позвонить, какой-то парк, все бессвязное, лишнее, ненужное. Моему ребенку сейчас, наверное, больно – теплый и уютный домик отторгает, отдирает его от своих стенок. Я утыкаюсь носом Олегу в плечо, он гладит меня и предлагает посмотреть на инвалида, которого везут в кресле. Любимый мой, ты очень хороший, ты все делаешь правильно, но ты не понимаешь, что никакого оправдания нам нет. Мне нет.

Вторник
Еще три таблетки. Иллюзии выбора уже нет. Мой ребенок, наверное, уже умер, его надо просто «выплюнуть».
Капельница, на которой «должно все произойти». Ничего не происходит. Только сильно кружится голова. Я ощущаю себя пьяной, мысли разбегаются, я не могу сдержать дурацкий смех.
Кресло. Смотрю в потолок. Врач копошится во мне.
 - Все хорошо… Все отлично… Беременность.
 - Что? – опускаю глаза вниз и сразу же отвожу в сторону.
 - Беременность. Плодное яйцо. Выкидыш произошел.
   Мой крохотный ребенок, застрявший на полпути из меня, был выдернут откуда-то из влагалища и, секунду повисев на зажиме, был брошен вместе с использованными перчатками, бахилами, прокладками, салфетками и прочими ненужными вещами.
 - Смотреть будете?
  - Нет.
Неужели кто-то переживает это легко?
  - Не буду.
 - Зачем она мне его показала? Зачем? - я так настойчиво требую ответа от
Олега, будто этот ответ что-то изменит. - В советские времена врачи делали
аборт и..
 - Съедали.
Я делаю вид, что смеюсь. Любящий меня мужчина хочет мне помочь, хочет меня хоть как-то развеселить. Я очень это ценю. Многие мужчины даже не пытаются это сделать, так
зачем же я буду говорить, как больно мне от этих шуток?

После
Это кажется, что все позади. На самом деле все только начинается.
На работе еще ничего - в кабинете постоянно люди. Страдать некогда, надо
работать.
По вечерам работать не надо. Я запираюсь в ванной, включаю воду и сжимаюсь в
комок. Если бы я могла залезть в щель под ванной, то залезла бы. Хочется
плакать, но нечем. Уже нечем. Это не со мной, это не может быть со мной. Я самое
гадкое существо на земле. Я убила своего ребенка. Никогда себя не прощу.
Никогда. Как же жить с этим? Как-то ведь надо жить?
 - Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих
очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего
очисти мя; яко беззаконие мое аз знаю, и грех предо мною есть выну… Господи! - в
очередной раз сбиваюсь с канонического текста, - Господи! Прости меня!

           Ко мне тянутся детские ручонки. Лица не видно, только ручки. Этот
мираж преследует меня уже несколько дней.
 - Деточка моя, - прижимаю руки к животу.
            Там больше никого нет.