Этот чертов белый потолок и серые крашеные стены. Я проклинаю их бесконечно, я ненавижу их всеми фибрами моей измученной души. И я уже не помню, как долго я их ненавижу…
Скоро ко мне придут – рано утром они всегда приходят, чтобы измерить давление и сделать укол обезболивающего.
Часы стоят совсем близко. Казалось бы, протяну руку, и дотянусь до них. Но рук я уже не чувствую.
Мое тело теперь и не мое вовсе – его отобрала эта чертова болезнь. Мои ноги я сдал без боя еще вчера ночью, до рук она добралась сегодня.
Боль подступает медленно, разливается по нервам, заставляет сердце биться быстрее и быстрее разносить метостазы по почти мертвому телу.
Поворачиваю голову. Это все, что я теперь могу сделать, мне больше никак не сесть и не встать.
Хриплю, зову моего соседа, но голоса нет, и горло меня уже не слушается. Черт! Скосив глаза, смотрю на собственные укрытые простынью ноги, пытаюсь сдвинуть ногу хоть на миллиметр. Ничего. Я не могу ощутить даже мягкую хлопковую ткань.
Смотрю в потолок. Надо думать о чем-то приятном, и тогда боль отступит. И я, может быть, даже усну.
Как бы я хотел умереть во сне. Только те, кто никогда не был так близко к смерти, грезят о поле боя и славной «геройской» гибели. Я же хочу просто уснуть. И никогда больше не просыпаться. Не чувствовать разрывающей боли в груди и в спине – ведь все, что я сейчас чувствую, это боль.
Как бы я хотел увидеть солнце. Здесь у меня нет ничего – только потолок, на котором иногда появляются солнечные зайчики. Ведь окно прямо за моей головой, и я не могу к нему повернуться.
Как бы я хотел снова сходить на рыбалку с Сашкой. Мы бы курили тихим звездным вечером, он бы рассказывал что-то про университет и про созвездия – ведь он так любил астрономию. А я бы молча слушал и улыбался, радовался его молодости. И снова приглашал бы его в гости к нам в деревню. Но теперь Саша только по вечерам приходит ко мне сюда. Приходил… не помню, сколько дней назад.
Как бы я хотел снова погладить Ларка. А он бы поскуливал от счастья, вилял хвостом и бесконечно воровал блины у Люды. Как жаль, что я больше не могу даже рукой шевельнуть и снова почувствовать прикосновение шершавого языка к ладони.
Люда… ты приходишь ко мне каждый вечер. Нет, ты не плачешь, моя родная, моя сильная Люда. Но я вижу, как с каждым днем опухают твои зеленые глаза. Прости, Люда. Нам уже не отпраздновать нашей золотой свадьбы. Куда там! Мы и до серебряной-то с тобой не дотянули. Но даже там, куда я уйду, мне будут вечно мерещиться твои родные глаза и тихий голос.
Может быть, там я увижу Женьку. Моего одноклассника и самого верного собутыльника. Я клялся, что с тобой мне и смерть не страшна, но, как видишь, клятву я не сдержал. Да и ты хорош – не дождался меня…
Я хотел бы вновь побывать на море. И увидеть черный песок Тихого океана. Правда ли он черный, или Сашка опять врал?.. Мы всегда ездили только на Черное море. Странно… песок там совсем не оправдывает название.
Но мои мысли путаются…
Ах да, еще очень хочется увидеть весну. Она придет ко мне в светлом летнем платьице и заберет мою боль.
Странно, мне уже совсем не больно… И шорох слышится откуда-то сбоку. Интересно, видит ли ее мой бедный ослепший сосед?..
Прощай, Люда…