Когда действие реагентов прошло, профессор никак не мог прийти в себя и долго бредил. Было страшно и интересно пытаться разобраться в этом бреду. Итак, Александр и Иван встретились ночью 24 июня 1924 года. Расшифровка дифференциальных энцифаллограмм и сопоставление записей обрывков и разговоров, проистекающих из тех же энцифаллограмм, говорит, что встреча прадеда с правнуком состоялась. Причем правнук предупреждал прадеда о чём-то исключительно серьёзном, отчего мучился изрядно. Видимо это и привело профессора Саратова в такое бедственное состояние.
- Небезопасно встречаться с умирающими из-за закона молчания предками – сказал Влад по английски специально, направляя речь Эдде.
Она ответила, что думает так же. Им, видимо придётся заниматься патентами вдвоем, без профессора. Это они должны сделать за период не больше месяца. Адский труд, но надо!
- Влад, а ты не думал, что мы должны узаконить наши отношения – она засмеялась, а Влад покраснел.
- Я всё время хотел это сделать, но боялся даже заикнуться. Твоя семья это не одобрит. Вот, когда мы получим Нобелевскую премию по физиологии и медицине, твои не будут против женитьбы –
- А ты знаешь слово любовь? Когда мы получим Нобелевскую премию, ты не сможешь дойти до горшка, не говоря уже о производстве детей – Эдда сказала это с некоторым раздражением...
- Прости! Я хоть сейчас готов встать перед тобой на колени –
- Нет! Пусть это будет естественно и не сейчас –
В комнату постучали, и на приглашение войти предстал профессор Саратов. Молодые были так ошарашены, что на некоторое время повисла гробовая тишина...
- Не желали видеть? – в шутку спросил профессор.
- Что Вы, что Вы? – затараторила парочка, только что говорившая о любви –
- Хотите, я скажу о главном, что здесь происходило. И не дождавшись ответа, Александр Васильевич высказался так. Несомненно – Эдда припёрла Влада, и тому некуда было деваться! А у самого в голове зазвенели хрустальные колокольчики. Я же знаю это на 100%. – профессор стал клониться на правую сторону, но парочка не дала ему упасть. Она уложила профессора на кушетку, обратив внимание на его неестественно лёгкий вес.
- Кончайте дурачиться! Это говорю я вам. Жизнь так коротка! – последнюю фразу профессор сказал почти шепотом.
- Дайте полежать мне минут пять, и я приду в себя. Мне надо продолжить разговор во сне с Иваном Гуреевичем, который давно мёртв и Ненилой Степановной, которая умерла ровно в тот год, когда я родился –
Парочка не знала ни Ивана, ни Ненилы, но ясно было, что профессор бредит. Влад позвал маму, которая в таких случаях была лучше врачей.
- Дети, покиньте нас, хотя бы на час – попросила Вера Сергеевна.
И ребятам ничего не оставалось, как выйти на улицу. Было начало июля, но жара стояла ужасная...
- Что, Александр, бредишь или говоришь истину, хотя в бреду больше истины, чем наяву – произнесла Вера Сергеевна, не надеясь, что профессор ответит. Но он неожиданно ответил осмысленно.
- Что бред, что явь – едино! – произнес профессор. И продолжал то ли бредить, то ли говорить наяву.
- Меня в психушке пытался тестировать. Говорит: “Один и один – сколько будет?” Я отвечаю: “Одиннадцать”. Профессор, испытующий меня, был очень озадачен моими ответами. Когда же я стал его спрашивать о боге, так он понёс такую материалистическую галиматью, что пришлось убежать из 12-ой психиатрической больницы. Хорошо, хоть не посадили за колючую проволоку – рассуждал профессор. И в этом рассуждении всё было рационально, но, когда он говорил о своём прадеде Иване Гуреевиче, правда смешивалась с бредом. А быть может, всё было правдой, если учесть их опыты с переносом человека во времени и пространстве. О постоянной записи на микромагнитофон и днем, и ночью, естественно, никто, кроме Влада, не знал.
Вообще, Влад был центром "кристаллизации" тайной информации. Как она будет полезна в будущем! Это он сделал дифференциальные микро энцифаллограммы, имеющие уникальную ценность и это он получил магнитофонные записи одновременно при разных скоростях протяжки.
А Эдда боролась как тигрица за американский патент, вдохновляла Влада на бесконечную изобретательность. Доставала в Америке нужные приборы и детали к ним.
Но без смелости профессора не могло быть и речи обо всех экспериментах. Он удивлял молодых своим подвижничеством и пониманием ситуации в целом. Он бывал там, где никто не отважился быть в таинственном и далёком «вчера».
Дела у Эдды шли всё лучше и лучше, и она первая через три месяца должна была получить патент в области физиологии и медицины. А Владу попались рецензенты великие зануды. В России – не подмажешь, не поедешь. Практически очевидная чистота патента обросла многочисленными крючками. В одно время Влад даже решил получать патент в Чехии (у него был знакомый патентовед из Чехии). Но и там возникли трудности, связанные с отсутствием в патенте ни одной чешской фамилии. Посоветовавшись с коллегами, решили идти напролом.