Женечка

Это пока еще детство.

-Да что ты такое говоришь? Это невозможно, - у меня правда были плохие предчувствия по этому поводу.
-Хах, у тебя правда всё получится, - Полина сверкнула глазами, несмотря на то что ливень, хлеставший нас клокочущим кнутом уже почти 20 минут, никак не прекращался. От этого природного насилия её глаза стали похожи на две прорванные карие баржы с нефтью.
-Не думаю так,- мои глаза пересекли улицу залитую железным блеском.
Она качнула как-то непонятно плечами и двинулась к жёлтой автобусной остановке.

Мне правда сложно понятнь всё это: подойти, посмотреть туда, сказать то, а вот уже через месяц-два можно и поговорить о чём хочешь, но до этого надо ухаживать и смотреть чтоб не убежала к другому. Полина именно так описала мне этот единственно правильтных подход к Жене.
Женечка - сирота. Глазки всем строит, в приюте выросла, но голова не обременилась слишком ранним знанием взрослой жизни. Она была простодушна и весела где бы её не видели. На всех праздниках она - желанный гость. "Ну, а как же?" - взмахивали руками её бывшие одноклассницы, - "Без Жени никто из парней не придёт. Они только за ней и бегают." Странные, всё-же, у этих парней были вкусы, правда. Она была стройна как осина, всегда в вечернем солнце, где-то на берегу океана блуждала в своих мыслях об одном единственном.
Смешно и неприятно, что из всех претендентов я-то точно не самый-самый. Ну правда, тут такая конкуренция, ужас. Вот в художестве и литературе есть какие-то надежды. А вот силы у меня совсем нету, на умные вопросы не отвечаю, только голову могу скосить и думать о чём-нибудь своём. Я несколько раз видел эту невиданную Женю. Она улыбнулась мне как-то странно. Я понял, тут что-то не так. Потому что я только о Жене и мог думать. Это ужасно непривычно и странно. Но ничего плохого в этом чувстве я не наблюдаю. Подозрительно... Может, это какое-то моё потайное психическое расстройтсво? Надо бы накрахмалить руки, протянуть их к маме и обо всём рассказать. Но всегда до этого только и получалось что только плакать и пускать слюни на её намыленное халатное плечо. Может быть, дело в том, что я еще не умею ходить и мне всего-лишь пол года? Да, наверное, это так. Любви все возрасты покорны, вскоре узнает наш герой. Лет в 19,10\12.
Женя она и правда особенная. Судьба у неё такая была - влюблять в себя всех. И точка. Будь то муж чей-нибудь, или еще кто-нибудь.
Я так хотел раскрыть ей всёразнообразие своего внутреннего мира. Правда. Мог сводить её в загаженную, заблёванную общагу, показать свои картины и стихи. То, что она могла увидеть в картинах на табуретных ножках повергло бы её в шок. Там были фресочные картинки странных грибочков на мясистой листве, кошки, собака и еще кто-то из STAR WARS по прозвищу Люк. Поздравляю вас, поздравляю. Давайте не будем распыляться на мелкие рисунки и всё моё искусство в общем, потому что на это у вас уйдут годы, а ведь у меня еще есть и стихи и пара песен на диджириду.
Чёрной пастой растекались все мои маленькие листочки, на которых чернели мои стихи о тусклости нашего мира. О индивидуализме, о слове "Я". После того, как я увидел Женю я понял то, что реально нужно человеку, а что нет. Индивидуализм - это ересь в детском сознании человечества. Сплотившись вместе мы сможем достичь куда большего - ментального абсолютного мозга, что будет управлять каким-нибудь другим человеком в миллиарды раз большего, чем каждый из нас. Мы были бы подобны клеткам мозга другого человека, человека, обобщающего человечество, global-человека. Это означало бы выход на новый уровень осознания. Не прекрасно ли это?
А Женя, по всей видимости, была правильной клеткой мозга, которая всех нас вместе сплочала.
***
Прошла неделя, осенние клёны стали еще худее. Женя каким-то образом умудрилась написать мне "Вкорнакте" сообщение "Привет:)" Я с радостью ответил, поблагодарил за вежливость и мы начали разговаривать. Она такая прекрасная, она тоже как я читает У. Картареллу. Ужас просто, наши вкусы так совпадают, что даже не верится. Женечка тоже люблит одиноко сидеть в позе лотоса, совсем как я. Хоть раньше я этого никогда не делал. Я просто это любил.

***
Прошло еще 143 часа с того момента, как она мне в первый раз написала "привет". Мы сворковались, пишем друг другу на каждом углу много смайликов, и вообще у нас так всё хорошо... Прочитал ей много своих стихов, показал самые лучшие катрины. Мне так хорошо, я только о ней теперь и пишу свои стихи. Как же я счастлив, правда.

***

Она постоянно хихикает над каждым моим сообщением. Хорошо это или плохо? Яд мне в голову все эти мысли пустили. Я очень странно себя веду.

***
Она как-то странно реагирует на предложение встретиться. Всё как-то тянет время, не понимаю зачем. Мне всё как-то это не нравится, но маячит еще вделеке надежда на то, что она меня так вот просто проверят. Ну, заигрывает со мной.
Через 2 часа она согласилась. Она назначила встречу через 20 минут.

***
Еще час прошёл. Хм. Не думал, что всё будет в таком антиромантичном месте. Дождь прёт мощно, наповал, на убой; тоска; грустью разливается этот ливень в сумрачных витринах, меж которых я как клином втиснулся, блеснул чёрным густым отражением. В ногах чавкает, холодит. Пара шагов остались до назначенного места.
Выбегают несколько друзей моих самых любимых, самых хороших. Я прощал им всё, даже их любовь к себе и излишний индивидуализм. Я часто рассказывал им про global-мозг. Мы всегда много гуляли друг с другом. Улыбаюсь, улыбаюсь им. Они часто смеялись без повода. В такие моменты я не понимал над чем они смеются, потому что не мог увидеть объекта насмешек. (Да, да, в эти моменты они смеялись над самим главным героем). На войне как на войне. Скоро они замолкали и я тоже забывал про этот непонятный случай.
Они бегут ко мне по промокшей фольге металлического асфальта. Жидко, сыро. Они опять начинают смеяться непонятно над чем. Они фотографируют меня, держат Женины фотографии в сжатых холодных руках. Кричат о чем-то типа:"Ха-ха, как мы над тобой посмеялись, это всегда мы разговаривали с тобой, а не Женя, мы все просто смеялись над тобой," ну или что-то очень близкое к этому.

***

Всё понятно. Не Женя. Слёзы. Не было, значит.
Значит, это все свои стихи я им рассказывал в нелепо смеющиеся, но такие злые рты.
Это им мои сообщения приходили, которые я дрожаще-влюблёнными пальцами писал.
Человек, состоящих из нас с вами, тесно сплотившимися друг с другом в ментальной связи, разрушился.
Вижу, мама бежит. Хватает. Кричит на мои самых лучих и злейших друзей. "Хватит над моим сыном издеваться, изверги. У сами-то с головкой наверное всё в порядке, не то что Ниняразан мой. Я вас ненавижу, чертята," - летит из маминого ледяного рта. Вываливаются слова, раскатываются по морозному воздуху белой струёй.

***

А на следующий день я опять с ними гулять пошёл. Я их всех люблю. Я не помню, почему они надо мной смеялись. У меня даже справка есть.

Это уже не детство совсем.

Повисло, растолкав остатки ночи под плинтус горизонта, солнце.Качаются за окном зелёные штыки сосен.
Если не сегодня, то тогда уже никогда. Подойти, улыбнуться, растянуть розовые полоски губ в жест, понятный всем народам и поколениям, и начать разговор. Надеюсь, она не будет против. Земля сырая и рыхлая как большой шоколадный торт. Свежо. Воздух кутается в кусте сирени, обнимается с ней, ласкает и разносит её запах по всему Лиговскому. Если не сегодня, то никогда.

Путался, скользил взглядом по скучным и безучастным бетонным стенам, волновался, украдкой вытирал со лба нервно проступивший пот, нервно кусал треснувшие бордюры губ, пытался унять дрожь в холодеющих руках, но, всё-же, улыбался и, вроде бы, наладил контакт с Женечкой. Она, казалось, не сильно углублялась в смысл моих слов, куталась в свои нежные мысли и только изредка кивала головой. Наверное, её вообще ничего не волнует - она всегда в центре внимания, у неё огромная горсть друзей, которые всегда подскажут верную дорогу, помогут, успокоят и предложат кружку крепкого горячего чая.
Я изредка подходил к ней, разговаривали. С каждым днём мне становилось всё проще и проще общаться с ней, незримый шлакбаум между нами принял вертикальное положение, моя самоуверенность росла, а руки дрожали уже не так сильно.
Сумка натирает ладонь, змеёй скользит по замёрзшим, заснеженным пальцам. Интересно, что она там носит? Не суть. Продрогшая улица катится мимо нас, скатывается в огромный снежный ком - Исакий. Дучше бы метро вообще не существовало. Я бы многое отдал, чтобы автобусы не циркулировали по городу, лишь бы бесконечно провожать её до заветного 3-го подъезда дома номер 7, лишь бы вечно держать в руке её странную бесформенную сумку. Улыбается и искрится. Вот и подъезд. Может, погуляем завтра? Ура.

Всё развивалось стремительно, ручьём лились разговоры о вечном, улыбки сверкали на солнцем залитом Невском. Солнце и запах дешёвых цветочных лавок. Красота. Такое чувство, будто внутри что-то тает, растекается по всему телу. Совсем не стыдно было приносить все эти странные жертвы капризному богу любви - тихо шептать розовые и кривые строчки навстречу ночной тишине в открытое окно зная, что они никогда не будут услышаны Женечкой, спрятанной за синим рукавом Невы.
Вскоре она переехала ко мне. Оказалось, что это не первый раз для неё - жить с кем-то. Я выучил миллионы рецептов разнообразных салатов.  Это не потому, что мне это нравится и не потому, что я часто готовлю. Просто она только об этом и говорила. Она рассказывала о том, что кто-то опять пригласил её в кино, о том, что шампунь в ванной кончается, а в "Галерее" опять ночь распродаж. В больших банках соль и сахар, а целлофановые шуршащие пакетики хранят в себе молотый перец, карри и лавровый лист. Эти стеклянные поллитровые банки нужно оставить под варенье. Осталось только научиться его варить. А вот сюда мы будем складывать запасы картошки и моркови. Мясо лучше покупать на пересечении Обводного и Лиговского, хорошие огурцы есть на Сенной - два шага от метро, одежда подешевле там же, а покачественнее в Гранд-Каньоне. Я молча впитывал этот шквал информации.
Время шло, а мы всё так же отражались в уличных витринах. Стареем, мрачнеем, становимся более твёрдыми. В Женечку больше никто не влюблюлся, не звал в кино, не кидал украдкой влюблённых писем, пропахших чужими духами, в наш почтовый ящик. С годами город стал меньше, отсохли ненужные улицы и переулки, перекрёстки и подземные переходы, остались только дела. Серьёзные, серые и скучные. Взрослые.
Часто сидим с ней в холодной кухне, чай дымит, греет озябший воздух; половицы скрипят, просят новой краски. Она рассказывает сколько приправ нужно добавить в трёхлитровую банку, чтобы помидоры были изумительно вкучными, а я слушаю в пол уха. Всё как-то не так. Не Женечка уже передо мной, а старуха, дрожаще-холодными руками перебирающая стеклянные шары запотевших банок с прошлогодним вареньем. Мать навестить, что-ли? Цветы принести, свечку поставить на промёрзшей земле? Завтра схожу, набегался за сегодня.
А зачем тогда давно Женечка согласилась выйти на улицу со мной? Она как-то сказала одной своей однокласснице:"Любит, ну и ладно. Мне от этого ничего плохого, он спокойный, не дёргает. Остальные надоели уже своей пчелиной назойливостью." Не любила. Выпрыгнула замуж, пыталась убежать... от чего убежать то? От цветов и поцелуев? Нет, кто от этого побежит? От обыденности, наверное. А я спокойный, работаю, квартира есть, хоть окна и облизывают пятки февральскими сквозняками.

Улицы и витрины, витрины и отражающиеся в них люди. Все спешат куда-то, торопятся, ворошатся. Паровозами пробиваются в толпу, ледоколами разрезают геометрию пешеходных переходов. Курят что-то вязкое, пахучее. А я, может, тоже курить хочу, только виду не показываю - Женечка ругаться будет.

***

Искрятся и светятся фонарным блеском воды Обводного. Здания почти неразлечимы в холодном ноябрьском сумраке. Можно различить лишь очертания и контуры, квадраты окон и извилины неоновых вывесок. Молчим. Уже поздно, водитель торопится поскорее закончить рейс и броситься в горячие объятия полночного ужина, что ждёт его дома.
-Наша?
-Нет, через две.

Иногда заходишь в квартиру и думаешь: "Дом". Уютно и тепло. Сразу хочется сонно развалиться в удобном мягком кресле и отыскать куда-то подевавшуюся подушку, но это не про квартиру Саши и Жени. У них всё как-то слишком убрано, холодно и правильно. Везде порядок, книги по алфавиту расставлены. Квартира совсем не соответствует её хозяевам. Мы с Женечкой часто приезжаем в гости к ним, веселимся, варим в старой оранжевой кастрюле много глинтвейна, который своим запахом пробивает нос и прячется где-то глубоко внутри, рассказываем друг другу разные интересные истории. Я очень люблю этих людей, они - настоящие друзья, но иногда я отключаюсь от их общества, перестаю реагировать на их весёлые лица и погружаюсь в свои мысли. Часто я думал о том, как у нас с Женечкой родится ребёнок, может быть, он станет панком и каждое утро с помощью Женечкиного лака будет ставить себе пёстрый ирокез, а может быть, он будет одеваться в яркие цвета: жёлтый, красный или, скажем, фиолетовый, и у него на голове будут толстые забавные дреды, а может, он будет играть на гитаре и расскажет мне все тонкости игры медиатором и то, как сложно ему запомнить названия интервалов; хотя нет, лучше отдать его на стрельбу из лука, чтобы он часами говорил о том, какие пёрышки подходят для стрельбы в зале, а какие на улице и как ему нравятся его фиолетовые лебединые, в чём разница карбоновых и аллюминиевых стрел и как сильно на последней тренировке тетива поцарапала ему руку; еще часто мои мысли уходили куда-то далеко, например туда, где весь мир страдает от какой-нибудь ужасной пандемии, или о том, как в моём мозгу разовьётся рак, как я буду лужать в стерильно-белой больничной палате и кудрявая рыжая мадсестра увёкшись какой-нибудь модной книгой забудет в нужный момент поставить мне капельницу, о том, что никто не придёт меня навестить и не принесёт мне неспелых яблок, как моему соседу по палате, но когда я невероятным образом выздровлю, все будут счастливы, а внучка нашей соседки нарисует на большом листе ватмана кривое, но очень улыбчивое солнце; а может, мой автомобиль тормозным визгом войдёт в снежный унисон с лесной метелью, голова закружится в полёте от центробежной силы и я узнаю всю глубину илистого дна какого-нибудь озера вдалеке от цивилизации. Мне было ужасно неуютно и одиноко думать обо всём этом в окружении улыбающихся лиц Женечки, Саши и Жени.

В конечном счёте все теряют своё очарование. (с)

Время идёт, меняет нас и всё вокруг. Женечка как всегда в своём старом халате перебирает банки на кухне. Треснувшие - на помойку, целые помыть и приготовить к новым внутренностям.
-Сквозняк. Может, окна заклеить?
-Ну так займись этим. Я огурцы солить сейчас буду. Не мешай.
Отлично. Вата, линейка и скотч. Старательно проталкиваю в каждую щель как можно больше ваты, чтобы циркуляция воздуха прекратилась. Душно будет, но это уж лучше, чем холодно. Заклеиваю скотчем. Может, в два слоя? Да-да, точно, так будет лучше.
Вечер. Тихо, не говоря друг другу ни слова ложимся в родную кровать. Опять одеяло потерялось в пододеяльнике. Ну ничего, не страшно. Женечка уснула, уснул зубной протез в стакане с прозрачной водой. Шлёпают босые ноги по линолеуму. Оглянуться - не разбудил ли? Нет, спокойно. На кухне все четыре краника на полную.  Я всегда боялся газовых плит, постоянно выходя на улицу волновался, а не забыл ли я выключить гад? Теперь, на кухне, мне казалось, что я делаю то, что мне всегда было запрещено, а теперь можно. Интересно, как быстро квартира наполнится газом? Сосчитаю до ста. Нет, до двухсот. Да, точно до двухсто. Один...Два...Три... Нет, лучше просто засеку 5 минут. А я ведь так и не принёс маме цветы. 4 минуты. Может, лучше было покурить перед этим? Такое чувство, будто я не всё в этой жизни попробовал. Ладно, поздно уже. 2 минуты. Плотно ли окна заклеены? Эти сквозняки могут всё сорвать. 1 минута. Надо перекреститься и найти спички. Мама всегда крестилась перед каким-либо важным событием в её жизни.