Приключения вундеркинда в Германии 2

Владимир Гольдин
 А потом танковую бригаду перевели в городок Цайц. Там рядом был танкодром. А вокруг лес с ягодами и грибами. Уломал я танкистов покатать меня на танке. Ужас. Внутри страшный грохот. Шлема на мне нет. Я с трудом удержался, чтобы не завопить. Но мучили меня совсем недолго. Открыли люк и я с ловкостью кошки выскочил на землю и всё же улыбнулся и сказал спасибо. Сколько я потом ни спрашивал мальчишек. Ни одни на танке не катался. В этом летнем лагере был бассейн с вышками, но без воды. Обхожу я этот бассейн не решаясь спрыгнуть с мелкой стороны, чтобы пройтись по дну. Тоже ведь приключение. Но тут меня достало куда более крутое приключение. Какой-то солдат решил на мне проверить постулат, что все евреи трусы. Схватил меня и подвесил над краем бассейна с глубокой стороны. Там до дна метров пять. Впрочем, никогда не мерил. Но туда ж с вышки прыгали. Вишу я. Соображая, как буду приземляться. Прыгал же я с крыши сарая. Но тут он мне сентенцию, что все жиды трусы и я мол от страха язык проглотил. Я ей богу не понимал., что это он о моей национальности. Получалось, что вроде о моей жадности. Я сильно разозлился. А он устал меня держать и поставил на землю. Я отбежал и оглянулся. Он все стоит над бассейном и о чем-то думает. Набежал я на него кошачьими шагами и толкнул. Вот он то и упал туда, куда мне угрожал. Насмерть он не разбился. Даже сам до лазарета дошел. Вечером отец рассказал, что некий солдат сдвинулся и бросился в бассейн. Его тут же выкинули из части. Боюсь, что в штрафбат. Ну не мог он признаться. что какой-то жиденок. которому ещё и семи нет столкнул его русского солдата. Вскоре и меня отправили из этого лагеря в другой, пионерский, точнее в санаторий на немецком берегу Балтики. Роскошнее места я ни до ни после не видел. Представьте себе дорогущий белокаменный отель ступенями спускающийся к чистейшему пляжу, где стоят плетеные кабинки. Ну, кресла с крышей над персональной головой. Море вблизи мелкое и совершено прозрачное. В самый раз для нас дошколят. А вокруг лес сосновый и нет даже намек на посторонних жителей. Палаты наши белокаменные, где мы спали имели потолок на высоте никак не меньше трех с половиной метров. Столовая такая чистая и просторная, что даже страшно входить. Графский замок прямо таки. А какие лестницы со львами и прочими украшениями, увитые к тому же хмелем с цветами. И кормили нас. Ну как на царском пиру. Каждый день новые изыски. А ведь вокруг царил, если не голод, то недоедание. Следующим летом отец повез всех нас в отпуск в Новочеркасск. Там  действовала карточная система, а на свободном рынке цены были такие, что зарплаты учительницы хватало разве что на семь буханок хлеба.  Но о том времени потом. А пока  от такой еды у меня даже гормоны заиграли, что никак не входило в мои планы. То есть мне не однократно объяснили, что это плохо. С чем  я согласился и все свое кипение  стал вкладывать в сказки. За мной ходили не только ровесники, но и все иные до двенадцати лет включительно. Воспитательницы смотрели на меня как на вундеркинда, но мудро мне ничего про это не говорили. А врач считала, что я близок к сумасшествию. Потом и мама так себе вдолбила в свою голову, и категорически запрещала мне рассказывать сказки. Никому и  ни в чью  голову не приходило, что я уже прочел том Шекспира и учебник по акушерству и гинекологии. Это я успел в апреле, когда мы только переехали в Цайц. На улице слякоть, друзей в новом месте никаких. Сестра уже спит. Вот я и стал приставать к родителям с вопросами о буквах. Меня особо поразило, что огромный рисунок заголовка читается кратко «правда» а маленький кусочек ниже читается очень длинно. Попросил маму сказать мне имена всех букв и с этим знанием сел читать роскошный том Шекспира в переводе Пастернака. Там не хватало страниц, но картинки были изумительные. Особо меня привлек Тимон Афинский. Конец пьесы был оборван и я потом уже в Российских библиотеках брал тома Шекспира, но нигде этого Тимона найти не мог. Теперь думаю, что опального Пастернака изъяли из библиотек, а Маршак почему-то этого Тимона не стал переводить. Читал я не столько для проникновения в суть сказанного авторм, сколько сочиняя все чего не понимал, а это большая часть текстов. Второй книгой в доме была эта самая «Акушерство и Гинекология». Понимал я там и вовсе мало, но сексуальность мою она разбудила явно досрочно. Там была фотография моей ровесницы на десятом месяце беременности. Были в моем запасе и радиопередачи, которые я слушал по огромному преемнику, по моему фирмы Теле Функен. И тоже понимал мало, но наслаждался своими домыслами. Короче у меня был материал для сочинеий. Но главное я видел в цвете панораму описываемых мной событий. При этом я вроде пересказывал просто то что вижу. Вроде идет во мне кино, а я его пересказываю. У меня есть и ещё предположения, что я извлекал многое прямо из голов моих слушателей. Рассказ становился тем ярче, чем больше народу его слушало.