А потом… Взгляды их встретятся, но оба тут же отведут глаза в разные стороны; она поправит причёску – не потому, что волосы растрепались, а от смущения. А он просто посмотрит в окно: на живущую своей жизнью улицу, на идущих куда-то людей, на ворону, деловито обследующую содержимое пакета, брошенного мимо урны.
Но потом их взгляды встретятся снова, и промелькнёт та чуть заметная искра, которая зажжёт отношения - он улыбнётся, она чуть покраснеет, он посмотрит на неё уже совсем открыто, она отведёт взгляд, потом снова посмотрит на него – уже смело и прямо в глаза, он ответит тем же.
Он не будет пересаживаться за её столик: к чему? ведь даже мимолётному чувству подвластны все расстояния! Он видит её глаза, её волосы (шатенка? он всегда путался в определениях цвета), её грудь, скромно спрятанную под лиловую кофточку, её ноги в колготках телесного цвета, прикрытые тёмно-синей юбкой выше колен, и ему не надо бОльшего – к чему? Бог даёт ровно столько, сколько положено, и если он видит эти тёплые глаза, эти холмики нежных грудок, эти коленки, почему-то сразу показавшиеся ему родными и близкими, то к чему большее?
…Но потом…
А потом они окажутся вместе, наедине. Приблизившись, но не прикоснувшись, они почувствуют одновременно Это. Не просто желание, или похоть – Боже упаси! Нечто, висящее в воздухе, уже будет властвовать над ними: он прикоснётся своим телом к её бедру, и не дрожь, а вибрация ответит ему на прикосновение. Неужели, у неё всё тело – эрогенная зона?! И тут она развернётся к нему, и прильнёт, и словно ртутью разольётся по его груди, животу, ногам… А его руки подхватят это воплощение женственности, а не просто тело, и понесут на мягкий диван, и уста их сольются в единое, неделимое, вечное…
А потом губы его начнут пить маленький сосочек, а подушечки пальцев будут теребить, ласкать, трогать другой сосочек, и хозяйка сосков будет отвечать счастливым стоном на эти прикосновения, а он поймёт, что вкус соска он запомнил навсегда, и время остановится, и он и она начнут растворяться в пространстве, а потом…
А потом его рука пойдёт вверх по ноге, под юбку – что может быть желаннее этого простого движения? А потом…
А потом его палец нащупает То Место, Которое… Нет-нет, он торопиться не будет, но медленно, доведя Её до криков и встречных движений, проковыряв дырочку в колготках как раз напротив Того Места, он войдёт в Неё, порвав колготки как последнее препятствие на пути к слиянию… Как Это будет УПОИТЕЛЬНО!..
Когда он поймал её ЭТОТ взгляд, то невольно передёрнулся: Боже, неужели он мог целовать это лицо, эти глаза, эти губы?! Взгляд похотливой самки, которая ради соития с мужиком способна отторгнуть собственного сына! Пусть на некоторое время, но всё равно – отторгнуть! И этот мужик – он…
- Мама, почитай мне, пожалуйста, книжечку!..
Господи, да он готов был оттолкнуть её, и сесть на диван, и посадить на колени не своего сына, но такого классного пацана! Конечно же, почитать! Да там ТАКОЙ мир, в этих детских книжках! Ведь он ещё сам ребёнок, несмотря на прожитые почти четыре десятка лет… Он бы и поиграл с ним, и повозился – и вспомнилась ему его дочка: где она? помнит ли его? когда он увидит её? сможет ли побыть с ней наедине, без чьего-либо присутствия…
Но чья-то рука нежно, но в то же время властно повела его в ванную комнату, оторвав от чувств, дум, желаний, воспоминаний:
- Сыночка, я сейчас приду – почитай пока сам, а мы кое-что починим в ванной.
Он не стал оборачиваться, но глаза пацанёнка, не его, но её сына, он будто видел, он их запомнил, он их не забудет…
Да, она весьма изобретательна, но этот раз в ванной получился каким-то механическим, что ли… Всё было также, но не совсем. Не совсем…
А потом… Да она его совсем не слушает! То есть слышит его монотонный голос, кивает в такт – ей с ним уютно и как за каменной стеной, но ему так хотелось, чтобы она его услышала!
Господи! Неужели люди потеряли способность слышать друг друга?! Впрочем, он уже давно живёт в самом себе, мало с кем разговаривает, а на редких вечеринках, посиделках и просто встречах ведёт себя, как актёр: шутит, веселит, что-то интересное вспоминает – но взял за правило уходить на взлёте беседы или встречи, чтобы остались тёплые чувства, а не разочарование.
Ворвавшись к ней ночью, решив не стоять на пути самых высоких чувств и желаний, он получил То, о чём не мог и мечтать. Они не просто занимались любовью: это была битва за любовь, это было проникновение не только в тело, но и в душу, выплёскивающиеся в самых различных проявлениях волны желаний, крики, стоны, рычания - казалось, каждый из них стремился овладеть партнёром, каждый мечтал доставить и доставлял другому самые высокие удовольствия.
Забылись они под утро, в обнимку, будто став единым целым в ореоле запаха любви – что может быть прекрасней на свете?
«К чему гулять? Зачем нужно всё время куда-то идти?» Она сползла с дивана, нашаркала ногами тапки, и поплыла в туалет. Он слышал, как она мочится, и ему было неприятно. Неужели, нельзя это сделать интимно и деликатно? Шумно спустила воду и прямиком из уборной направилась на кухню. «Так, что тут у нас вкусненькое?»
Боже, неужели это – совместная жизнь?! Она вернулась в комнату, и заползла на диван. Рот её что-то пережёвывал, а рука потянулась к пульту. Он, живя один, почти никогда не смотрел телевизор. Его покойная бабушка каждую неделю отмечала в программке заинтересовавшие её фильмы и передачи, которые по возможности нужно посмотреть, и такое положение вещей он принимал за основу с самого детства, но чтобы телевизор вещал постоянно, как фон, и чтобы что-то искать в этом бормочуще-кричащем ящике постоянно?!
Непонятно, что может быть смешного или интересного в этом паноптикуме на телеэкране, но она смотрит с удовольствием: может, это и есть счастье? когда любимая женщина весела и спокойна, а он дремлет рядом, и никуда не нужно спешить, и кажется, будто время остановилось в не самой печальной точке…
А потом… Что это? Неужели можно ТАК нежно сводить с ума, лаская языком его наливающееся желанием мужское естество?! Похоже, она решила растворить его в себе, и ему это так хочется!.. Неспешно, забыв о времени и окружающем пространстве, не разделяя единое целое и не думая ни о чём, а только поддаваясь желанию доставить счастье друг другу, они провели вечер, они вошли в ночь, они растворились в Вечности…
А потом… Истерики – это от слова hyster, матка; неужели, ОНИ ВСЕ в той или иной степени готовы вести себя ТАК?! Понятно, что бывают разные ситуации, но чтобы на ровном месте вылить на него всё?
Впрочем, она во многом права. Наверное. Да, он не всегда чуток, он эгоист, он может раздражать. Но ведь он ничего не делает ей со зла, ради неё он готов на всё, и делает почти всё. Но может быть лучше не быть вместе? Может, лучше сохранять в себе всё лучшее, что было, и встречаться только для того, чтобы пережить вновь только лучшее? Нет, он будет помогать, он с удовольствием будет общаться с её сынишкой, однако что-то бОльшее…
Но женщинам почему-то нужны мужчины под боком, не меньше. А истерики на тему «почему мы не вместе» сменяться истериками на любую другую тему, когда они будут вместе… Господи, неужели нельзя НОРМАЛЬНО?! Неужели, ПРОСТО - невозможно?!
А потом… Потом она подошла к нему, и попыталась страстно поцеловать его в губы, прильнула к нему, чтобы ртутью разлиться по его телу, но… Почему женщины считают, что мужчины могут и хотят всегда?
Кафе, за одним столиком – он, за другим – она. Их взгляды встретятся, она улыбнётся, он – тоже, но отведёт глаза. Посмотрит за окно, на живущую своей жизнью улицу, на спешащих куда-то людей, на ворону, деловито обследующую содержимое мусорного пакета… Он вздохнёт, и… Больше он на неё не посмотрит. Искра, промелькнувшая между ними, как комета на исходе августа, пролетит, не задев своим хвостом ни его, ни её. Всё останется так, как и было: она, соблазнительная и желанная, такая тёплая и родная, женственная и вожделенная – за одним столиком, а он, одинокий и холостой, пустой и печальный – за другим столиком.
Нет, ему не надо бОльшего – к чему? Бог даёт ровно столько, сколько положено, и если он видит эти тёплые глаза, эти холмики нежных грудок, эти коленки, почему-то сразу показавшиеся ему родными и близкими, то к чему большее?
…А потом…