Вот хижина, дом, мышиные занавески, на печальных полатях сон, сквозь струящиеся воды несмолкаемой реки, несмолкаемое движение, челнок разговора, разговора, когда тишина и один напротив другого разделены временем, разделены обстоятельствами, так как нельзя вынести, но все равно, несмотря ни на что,
полночный хор вдруг смолкает, переводит дыхание изможденный певец, степной кузнечик, зеленая пружинка лесного механизма, горе тому, кто не успел услышать, радость - кто успел, да еще раскрыл рот, кончики ушей, чтобы подтянуть, подпеть, пропеть, пересказать своими словами все что было и будет, и много больше,
устала моя лошадка, легла на дороге, вытянула ноги вдоль, вдоль ожидания, продолжения путешествия, длинной мордой устало вздрагивая во сне, ушами в мягкой пыли,
скачет, скачет сон лошадиный по проселкам, по оврагам между кривыми сосенками, бледными березками, босыми копытцами в крапиве, обжигая нежную слепую кожу рук-ног лошадиных,
собирая бредовые ягоды, из-под каждого куста - ухмылка осени, болотная жажда темноты и сырости, не мое желание отправить все это в рот, только не чувствовать кислого вкуса на языке, только успеть произнести волшебное слово, щелкнуть пальцами и,
ветром осенним гонимые, друг другу навстречу, на далекую встречу ранним сентябрьским утром,
переворачивая знак бесконечности, беспечное круглое число поддерживая, число начала отсчета, так, чтобы не упало опять, не обернулось чем-нибудь неожиданным, мало ли, все-таки осень.