… А то, что за облаком скрыто, и в странствиях крепко забыто. Цитирую по памяти, могу ошибиться.
Лёг поздно. Проснулся, как показалось, рано. Сколько же времени?
Посмотрел в окно, увидел садящееся солнце. Огромное, круглое, оно медленно опускается прямо на стрелу крана, стоящего в профиль. Солнце белое, розоватое, по нему проплывают клочья облачков, выцветшие чернильные кляксы. Стрела крана повернулась, укоротилась вдвое и перестала быть горизонтальной. Солнце продолжает едва заметно опускаться на самый конец стрелы. Ещё немного, и коснётся. Какой удивительный у солнца молочный цвет, лишь слегка розоватый. И ещё оно в пятнах.
Небо снизу закрыто облачным занавесом на высоту крана, поэтому солнце едва коснулось его вертикальной черты, и стало убывать, словно диск срезается облачной полосой. Половина диска… совсем мало… штрих… исчезло.
Небо вверху поголубело, края облаков, обращённые к востоку, порозовели.
Окно выходит на запад, стало быть, я смотрел не на солнце, а на луну. Невидимое мне солнце встаёт над городом с другой стороны, а на этом краю неба опускается луна. Вот и всё небесное явление.
Прошло минут десять. Облачный занавес над горизонтом сильно побледнел, на побледневшем фоне появились комки розовой ваты, поплыли отдельные маленькие облачка. Часть городских крыш в тени, часть ярко освещена восходящим солнцем. Перед окном мелькает крылышками маленькая ночная бабочка, к которой снизу на ниточке прикреплён заметных размеров тёмный комок. Откуда бабочка, и что за груз она несёт? Она то поднимается, то опускается на несколько метров, исправно работая крылышками, и, наконец, улетает влево. Вчера ещё был снег на крышах, ледяной ветер, да и сейчас четыре градуса ниже нуля.
Странное зрелище, странное утро.
Подъёмный кран развернул стрелу в другую сторону, стоит тонкий, розоватый, словно увеличился в размерах, приблизился. Я посмотрел влево, там ещё один кран, значительно ближе, и стрела у него кажется длиннее, чем у первого, но это только оттого, что вертикальная его часть короче. Вот он стал вращаться, стрела укоротилась, снова растёт, уже в другую сторону… Не так уж рано, начало десятого, люди и механизмы работают.
К средине дня небо покрылось облаками как океан льдами: океан над головой, за облаками, и я смотрю вверх словно из окошка самолёта вниз.
Сияющее утро и серый день напомнили поездку пятнадцатилетней давности, в которой мы встречали восход солнца на краю пустыни.
Это был первый в моей жизни выезд за границу, и сразу в Африку. Развалины циклопической арены, напоминающие о временах Карфагена, лунный пейзаж в горах, бескрайние соляные поверхности высохших озёр, холодная ночь на краю Сахары. Утром, когда солнце ещё не появилось, вышли в бледные сумерки, добрались до того места, где лежали на песке два последних верблюда, остальные уже углубились в пустыню. Я сел на вожака. Плавно покачиваясь, он отправился вслед за отдалившимся стадом. В изогнутой его шее булькало и гудело, как в трубах отопления, когда дают воду.
Восход был, и правда, великолепен; пустыня словно расцвела. Едва солнце поднялось над горизонтом, как всё стало серым, бесконечно скучным. Первая декада января. Вскоре в зеленоватом небе повис тонкий сияющий штрих луны, и наши хозяева снова стали есть днём, а не ночью. Потом пошли дожди...
Сегодня ночью было полнолуние; Марс в точной оппозиции к Юпитеру; Солнце из Скорпиона делает секстиль к Плутону в Козероге, так что, слишком больших жертв сегодняшнего урагана в Нью-Йорке не будет. А вот о том, что близко: Меркурий вошёл в знак Стрельца, Венера быстро движется в первых градусах Весов, Сатурн в начале Скорпиона.
Перед окном проплыли снизу вверх один за другим два маленьких геликоптера; похоже, что это крылатые семена клёна. Лопасти быстро вращаются, крошечные вертолёты набирают высоту. Не из этого отряда утренняя бабочка?
Остаток дня наблюдал расхаживая по улицам города. Сыпала ледяная крупа, потом полил холодный дождь и на лакированных боках припаркованных автомобилей застыли слёзы осени.
Дома на столе осталась "Книга о друзьях" Битова, а в ресторанчике на краю Аптекарского огорода я открыл последний номер "БГ" и увидел интервью с Резо Габриадзе. Вернее, это беседа Норштейна («Ёжик в тумане») с Габриадзе («Не горюй», «Мимино», «Кин-дза-дза»). Статья озаглавлена "В раю у хороших людей от варенья липкие уши". На стенах ресторана рисунки, такие похожие на те, что у Битова в главе "Габриадзе как пушкинист". Иронический интерьер, тень театра марионеток. В книге летучие слова поднимаются вверх, как крутящиеся семена.
В журнале читаю то, что касается и того устройства, с которым состою в симбиозе большую часть жизни.
«Компьютер я терпеть не могу. Мобильный телефон — терпеть не могу! Пользуюсь, конечно. Но мне хватает моего, простенького. Мне говорят, в компьютере аж 15 тысяч цветов. Да я их просто не смогу различить. Мне достаточно четырёх.
Нот вообще семь, но эти семь нот создали всемирную историю. Нет, компьютер — замечательная машина, только за ним должен сидеть человек, которому знаком запах дождя, запах земли, яблоко, омытое дождём, лежащее на земле».
Это говорит Норштейн, который, между прочим, наотрез отказывается пользоваться анимационной компьютерной графикой. Габриадзе отвечает:
«Недалеко то время, когда вы с нежностью будете вспоминать нынешние компьютеры — как мы вспоминаем варенье. Придёт время, когда вам будут лучико стрелять в мозг, и вы там где-то внутри будете смотреть картины. И вспомните, какая это была прелесть — компьютеры. Как ждёте, когда он нагреется или перезагрузится...
У меня тоже есть айфон. Конечно. Но я не знаю, почему он такой умный. Мне такой умный не нужен. Он дружелюбен, наверное, — но не ко мне...»
После ответа Резо дана реплика его сына, Лео, между прочим, хозяина ресторана, где я раскрыл журнал:
«Да Резо сидит на "маке" с 1993 года. Вот как вообще лэптопы появились в мире — у Резо сразу была эта модель».
"Мак", насколько я понимаю, это "Макинтош", надкусанное яблоко. Далее завершающая реплика старшего Габриадзе:
«Да, я очень продвинутый. Но это абсолютно ничего не значит. <...> После того как я видел упавший в пивную кружку мобильник, я поверил, что человечество выживет.
И вообще-то, не так плохи дела. Вы молодые, красивые — и долго будете красивые. А потом красиво состаритесь. Только, прошу вас, никого не учите уму-разуму. Сами научатся как-нибудь. И то, что у вас за ум и разум, — это, может быть, просто опилки от дерева познания».
Вот на чём можно поставить точку. Тем более, что уже полночь.