Каждому коту - по ветеринару

 
 И опять он смотрел мне прямо в глаза, долго, не отрываясь, словно испытывал мое терпение или провоцировал на необдуманные поступки.

  Зная, что я теряюсь и начинаю нервничать от его вида и видения бездонной пустоты, он вдавливал меня своим взглядом, точно пальцем – клопа, перегонял из себя в мою душу  неодолимые страхи и тоску.

  Сколько помню себя, столько помню его мерзкие глаза без единой живой искорки  без сострадания.

  Вероятно, я и родился под его все таким же тяжелым и равнодушным взором. Его глаза – будто зримая смерть подкарауливала где-то невдалеке, чтобы позабавиться и поиграть со мною некоторое время, отпущенное мне.

  Итак, я родился, едва окреп, и меня живо кастрировали все под гнетом того же равнодушного  взгляда с бездонной пустотой.

  Единственный раз он проявил к моей персоне неподдельное любопытство, когда ветеринар протянул ему в ладони два крохотных яичка и отрапортовал:

  - Теперь метить не будет… И вообще…

  - Что, значит, вообще? – в ответ тактично  полюбопытствовал он, брезгливо смахивая мою отчужденную плоть в салфетку.

  - Кошачий дух исчезнет из квартиры, и о кошках перестанет думать, - решил ветеринар.

  - Мой котенок никогда кошек не видел. Зачем ему думать о них?

  - А о ком еще думать коту? – поразился неграмотности «хозяина» ветеринар: - Это – животное. Оно только и думает, что о жратве, самках и сне.

  Эти слова опечалили «хозяина» .
  - Вы лишили его одного удовольствия, - высказал он претензию ветеринару.

  - По Вашей просьбе, - поправил его ветеринар.

  - Хорошо. Мы кастрировали кота за мои деньги. Отсекли у него страстное половое влечение за кошками, которых он никогда не видел. Но ведь это должно чем-то компенсироваться у кота? Ладно, если это свободное время у него будет занято сном. А если котик начнет жрать на треть больше, чем ему положено  или, чего хуже, вздумает высчитывать интегралы?

  - Не думаю, что коты способны в уме считать интегралы, - поделился сомнениями ветеринар.

  - Значит, из двух оставшихся зол, котик посвятит свою жизнь  жратве и очень скоро обдерет меня до нитки.

  - Как липку, - интеллигентно поправил ветеринар.

  - Оставит нагим и босым.

  - Только босым, - уточнил ветеринар, - кот породистый, длинношерстый,  из него за  полгода надерете себе шерсти – на теплый свитер, а, может быть, еще и чуни успеете связать.

  - Я не умею вязать. Да и кота пытаться вязать уже бесполезно, - тоскливо «хозяин» поглядел на яички в салфетке.

  - Ну, извиняйте, если что не так.

  - Да все не так. Хорошая была вещь – испортили, - кивнул хозяин на элитный кусок меня, усеченный и брошенный в салфетку будущей жертвой моей крутой мести: - Хотя, все со временем портится.

 -  Правильно. Лучше сразу испортить и быстро привыкнуть, чем долго портить и медленно привыкать, - высказал житейскую мудрость ветеринар.

  Нужно отметить, что философия ветеринаров всегда имела характер настырной практичности.  Оброненным случайно философским мыслям на публике люди в грязных халатах торопились придать через наглядность их ощутимую форму.

  Прямо с порога ветеринар, не успев поздороваться и выпить чаю, меня, например, сразу хватал, заворачивал с головой в полотенце и заталкивал мне в задницу свой палец – аж до третьей фаланги.

  Я понимал, что такова философия ветеринара, но всегда орал от страха и унижения; дергался; пытался вывернуться, чтобы загрызть до смерти обидчика и спрятаться под диваном.

  Ветеринар обычно объявлял «хозяину»  стоимость данной процедуры по результатам пульпации:

  - Еще двести рублей. Слизи гнет. Ничем Ваш засранный скопец не болеет, только симулирует.

  Приходила, однажды, дама в грязном халате  и тоже пыталась покрутить у меня в заднице пальцем. (Далась им моя задница? Будто других методов определения заболеваний у них не  было?).

 Я прокусил ей палец, а «хозяину» руку в шести местах.
 
 Обоим было, видимо, очень больно, потому что дама сильно обиделась и больше не появлялась. А «хозяин» будто  не замечал меня: кормил отвратительно – сухим кормом из курицы и риса, и через две недели пригласил старого ветеринара, который сноровисто, не церемонясь, отковырнув из многострадального зада слизь, сунул в нос «хозяину» палец и решил:

   - Надо кота стричь.

  Так я узнал, что искусством стрижки ветеринары овладели тоже через задний проход.

  Мне поставили укол и одеревеневшего, точно чурку, обтесали наголо вместе с нежными кусочками  кожи. Выпивали они с «хозяином» по рюмке за каждый удачно вырезанный колтун.

  - Будет жить! – перед уходом с пьяным умилением пообещал ветеринар.

  - Долго?

  Глубоко задумавшись и посчитав в уме, ветеринар объявил:

  - Пока не умрет.

Я слушал, парализованный столбняком – от наркотического укола – и дивился наглой самонадеянности ветеринара.

  Очень осторожный, очень  щепетильный и очень бережливый – ветеринар. Такой специалист, непременно, яйца держит в разных штанинах: редко руки вынимает из карманов брюк и быстро стремится пристроить их обратно, ближе к своему достоянию. Его руки должны постоянно находиться в тепле, поскольку окоченевшими руками со скрюченными пальцами много не заработаешь.

  Даже при малейшей возможности, затолкав палец в теплую задницу домашнему питомцу, ветеринар старается как можно дольше держать его в тепле, при этом, успевая рассказать «хозяину» пару анекдотов:

  « - Доктор, у меня в жопе суслик живет!
    - Ого! Какой суслик? У вас же здесь кирпич!!
   - Вот, под ним он и живет».
и
 « - Официант, почему вы приносите мне заказ и всякий раз палец держите то в борще, то в гарнире?
    - У меня этот палец сильно гноится. Врач посоветовал держать его в тепле.
   - Так засуньте его себе в жопу и держите там в тепле.
  - Я так и делаю.  Но  только между   первым и вторым блюдом..»

  Догадываюсь, почему ветеринар ненавидит так сильно домашних животных. Конечно, зарабатывает  он мало, но не настолько мало, чтобы за эту зарплату ничего не делать и даже еще немножко вредить…

  Женат.  Это видно было сразу. Правда,  женился ветеринар  по принципу закомплексованного  честолюбца:  «Любил я девушку другую, но ты мне первой отдалась».
 
  О жене отзывался с меньшим подобострастием, чем отзывался на окрики жены.

  Я слышал, как ветеринар разговаривал с ней, одновременно внедряясь указательным пальцем в мою плоть. Каждый звук, вылетавший из трубки, током проходил через его тело и четко отдавался в моей прямой кишке. Все слова пульсировали и были ясны без переводчика:

  - Сёма, ты где? – лепетала жена.

  - В жопе, - честно отвечал он.

  - Что случилось?

  - Ничего не случилось.

  - А почему ты мне хамишь?

  - Я с тобой оптимально откровенен и максимально нежен.

  - Ты меня любишь?

  - Да.

  - Скажи нормально: «Я тебя люблю!» Язык у тебя не отсохнет – гарантирую.

  - Мое нынешнее положение обязывает меня быть с тобой кратким.

  - Значит, все-таки, что-то случилось. Тебя схватила полиция? Ты – в суде? В пракуратуре? Скажи, не бойся, я тебе помогу, вытащу тебя. Где ты?

  - Я  - в жопе.

  - Сволочь, скотина, придурок! Уже напился? По голосу догадалась…

  Насаженный на его палец, я еще умудрялся и сочувствовать ветеринару. «Да, парень, - думал я в полный голос, - не повезло тебе с женой. Тебе досталась наседка, которая свою собственность ни за что не выпустит из поля зрения».

  - Не мучайте котика, - вторил мне «хозяин», пытаясь вырвать телефонную трубку у ветеринара, - он орет, как паровозный гудок.

  - Ему не больно. Кот орет от страха, - оправдывался ветеринар, продолжая греть свой сраный палец.

  - Мне-то какая разница от чего котик орет. Просто, он орет очень громко – мешает сосредоточиться.

  - И на чем же вы сосредоточиваетесь? – любопытствовал ветеринар.

  - Краксворд разгадываю: механический Орган из восьми букв. Знаете?

  - Ну, это просто, - удивлялся ветеринар и подсказывал: - Стальной.

  - Что – стальной?

  - А все, что угодно, стальной: член, нос, ухо, бровь… Или, можно – Стальная. Все равно – восемь букв.

  - Стальной – нельзя!

  - Хорошо. Пишите: железный. Правда, стальной – крепче будет…

  - Прилагательное – нельзя! Да уймите вы котика. Он уже охрип от крика!



  Едва ветеринар вытащил палец  наружу, «хозяин» тут же разгадал слово в кроссворде:

  - Шарманка, - сказал он: - Мы ошиблись, поставив ударение на первом слоге. Не Орган, а механический оргАн, то есть шарманка.



  Ветеринар мог бы давно догадаться, что мое пребывание в «их» мире – это лишь иллюзия жизни, но настоящую я проживаю в другом измерении, которую люди называют коротким и понятным словом – сон.

  Поговорка  про то, что у кошки девять жизней – не далека от истины.
 Жизней действительно много, но то, что люди называют жизнью, для меня – лишь короткий промежуток, связующее звено между огромными мирами, непостижимыми хилыми человеческими душонками.

  Там – настоящая жизнь, а здесь, в кругу семьи «хозяина», его друзей и ветеринаров – лишь краткое пребывание, как сон:

я открываю глаза, зеваю, прогибаюсь, ломаю и растягиваю суставы, умываюсь, но на самом деле я впадаю в беспамятство и отдыхаю от настоящей жизни, недоступной тупоголовым гигантам до определенной поры.

  Вот почему я терпеливо сношу все унижения и оскорбления, нанесенные мне хозяином и ветеринаром:

Этот их мир для меня – лишь сон, в котором я  бессилен что-либо изменить, и плыву по воле этого сна, не вмешиваясь и даже не пытаясь отбиться от неприятностей.

  Я знаю, что все Они, пребывая в моем сне, ничего не знают обо мне, но Они думают, что знают обо мне все, воспитанные на высокомерии и гордыне в их иллюзорном мире.

  Иногда я пытаюсь «достучаться» до «хозяина» и объяснить, что в их мире я отдыхаю не для того, чтобы Они лезли в мой зад со своими тревогами и проблемами, но  Они считают, что проявляют обо мне заботу, как о существе слабом и неразумном.

  Вываливаясь, выпадая из настоящей жизни в сон, я первым делом обнаруживаю ноги «хозяина», задушенные петлями и перетянутые  тугими, синюшными канатами вен. Я трусь о ноги, пытаюсь рассказать «хозяину» о том мире, в котором живу и – жду ответа. Он всегда поступает опрометчиво: кладет мне на голову руку и начинает поглаживать и чесать меня за ухом, не подозревая, что в это время я считываю всю информацию о нем.

  Он оголяется передо мной. Я вижу события, случившиеся в мое отсутствие, узнаю о всех тревогах и помыслах, мучающих его. Но во сне давать советы «хозяину»  так же бессмысленно, как убеждать его в том, что слабее и беззащитнее на земле нет существа, чем человек, а значит – хитрей, злей и беспощадней.

  Я нежусь, вслушиваясь в его ругань с утра:

  - Ваш кот опять наблевал в прихожей. У него с желудком проблемы. Надо вызвать ветеринара.

  Обращение «Ваш кот» направлено в сторону его жены и детей. Тем самым «хозяин» лишний раз пытается подчеркнуть, что всегда был против того, чтобы иметь в своем доме «живность», что и без меня ему хватает иждивенцев.

  «Опять наблевал?  Да, наблевал! Потому что такую пищу ни один желудок не переварит!»

  Знал бы «хозяин», какими деликатесами потчуют меня в другой, настоящей жизни, сразу бы зауважал, уже потому, что мне еще хватает терпения и такта добежать до прихожей и вывалить там наглядным пособием и молчаливым укором всю несъедобную мерзость, которую он и его семья считает специализированным кошачьим кормом.  Кормить  этой сухой гадостью посоветовал, конечно же, ветеринар.

  В своем мире я – гурман, а в гостях у них, словно одноклеточное, пожираю все, что насыпят в миску.

  Я очень люблю тонкий и облегающий нёбо вкус жюльена после первой рюмки текилы. Когда я впервые увидел, как «хозяин» слизывает соль с руки, выпивает текилу и закусывает ее ломтиком лайма, меня вытошнило прямо на ковер в гостиной.

    Пить ради того, чтобы забить вкус текилы лимоном , значит себя не уважать, не уважать напиток, всех производителей и изобретателей этого божественного напитка. Чтобы уметь пить, надо сперва научиться закусывать, как делаю я или друзья в моем мире:

 ломтик сыра с каплей меда, но – после ложки горячего жюльена. Мир обретает реальные очертания, наполняется красками и оживает. Горячий салат из кальмаров с фасолью и спаржей  под соусом кальчите-чили облагораживает послевкусие  первых  трех глотков текилы.

  Обычно, при появлении гостей, я прячусь в дальней комнате, чтобы не видеть, как «хозяин» и эти пришлые превращают великое искусство еды в гастрономическую оргию.

  Поздно ночью я выхожу в зал, с грустью рассматриваю груды грязной посуды на столе, внюхиваюсь и вижу, как бездарно, но целенаправленно губили собственное здоровье бестолковые существа.

  Мне жаль их. Я смотрю на «хозяйку», складывающую посуду в посудомоечную машину, чувствую в ней напряжение и раздражение, потом иду к «хозяину» и прошу, чтобы он помог свой жене – она на взводе, и праздник опять может закончиться скандалом в доме.

  Он говорит мне: - Ну, чего ты орешь? Опять что-то тебе мешает? Давай, отрежем? – и берет меня на руки.

  И опять я читаю жизнь «хозяина». Я вижу уставшего мужчину, затравленного однообразием событий и безысходностью, у которого единственное отдохновение – это выпивка раз в неделю с утомительными друзьями его жены.

  Я слышу больное сердце «хозяина», которое, как уставший пловец, бьется, плещется в середине души, хватается судорожно за жизнь, захлебывается и с каждым днем все глубже, обессилев, погружается в пучину неведения.

  Таким аморфным, как «хозяин» дома, можно представить приговоренного к смерти преступника. Смирился с участью, но полагается на чудо помилования, хотя глубоко убежден, что чудес не бывает. И тогда он ищет оправдание людям, вынесшим ему приговор и самому приговору. И находит. И верит уже, что вся его жизнь – сплошная нелепость, несуразность. И другого исхода не должно быть.

  Я внюхиваюсь в «хозяина» и передо мной раскрывается обычная история существа лживого и несчастного, глупого и хитрого, жестокого и ранимого, душонка которого даже в форме залога не интересна Сатане, а Богу омерзительна.

  Я чувствую прикосновение его руки и теряюсь от проникающих в меня множественных и разнообразных эпизодов жизни «хозяина», которая для меня всегда будет лишь сновидением.

  После жизни он превратиться в насекомое. Это приговор Вселенской реинкарнации. Живое перетекает в живое. Потому что живое не может умереть, но легко может превратиться в другое живое существо – камень, каплю воды, верблюжью колючку, перекати-поле… Кому как повезет, и кто как отстоит свое право на «сознание» перед Создателем всего сущего.

  Я отстоял свое право, и мне повезло: в другой, короткой, жизни сновидений я не стал человеком, но и не превратился в насекомое с сознанием высшего существа. Моя невидимая форма и структура, называемая людьми душой, скроена по образу и подобию Создателя.

  Сколько таких душ,  раскатанных в придорожную пыль - из песчано-гравийной смеси - вижу я. Сколько ущербных душ, загнанных в тельце трещащей стрекозы наказаны Создателем!

Но с ними можно общаться и получать удовольствие от общения, поскольку для живых я – существо живое и полноценное, а не кастрированный по людской прихоти кот.

  Я искренне жалею «хозяина», его жену, детей, его друзей и даже ветеринара. Их примитивное мышление ограничено необходимостью выпить и забыться. Их стремления – к сытному, ленивому существованию. Ничего занимательного, кроме соперничества, зависти, игры в престиж и – на публику в их неоправданном существовании нет.

  Но засыпая, они пересекаются с моим миром и вступают не смело в настоящую жизнь. Здесь я – хозяин.

 Поэтому я имею право рассказать о них все, что они скрывают от всех. Я готов.


 
  Я готов поделиться своим представлением и пониманием того, как легко можно заблудиться в собственных снах, которые они называют жизнью.

  Я доволен, что хозяин – не худший образчик. Есть душегубы, насильники, садисты, мазохисты онанисты, воры, истязатели, добровольные палачи... Хозяин не таков.

  Нет, конечно, все эти качества в нем гнездятся, как и в любом разумном существе. Но ярко не проявляются, потому что хозяин – существо трусливое или, потому что социальная среда и порожденные ею обстоятельства еще не вынудили  совершать бессмысленные и гнусные поступки, зажав его в угол.

  У него жалкое представление о счастье. Счастьем он считает деньги, а деньги воспринимает как огромную удачу. Удача отворачивается от него и это обстоятельство его сильно угнетает. На самом деле, ему не дано контролировать удачу, поскольку его примитивный разум держит его у основания некоего купола и никогда не позволит взобраться на вершину, чтобы с высоты оглядеть свою жизнь и оглядеть все разом.

  Египетским жрецам, правда, каким-то  хитрожопым способом удалось узнать что-то о происхождении и причинно-следственной связи Удачи. Они даже схематически пытались изобразить ее иероглифом РИАСЕАТУ на стенах храмов в Фивах (Вн). Это – цветастый сноп ленточек. На каждой стекающей ленте прописаны ступеньками значки НЭНЭМААТ – упорядоченное счастье. Когда разумное существо стоит на вершине куполообразного снопа, он видит все ленточки и все значки НЭНЭМААТ на лентах.

  Чтобы легко и счастливо пройти жизненный путь, надо лишь точно ступать на НЭНЭМААТ и – все, удача будет сопутствовать всегда.  Со зрячим сознанием это сделать не сложно.

  Я пытался  достучаться до «хозяина» и рассказать, что зрячее сознание можно обрести, если слушать меня внимательно и точно выполнять рекомендации.
  Кого он считает Высшими Силами, а называет Богом, на самом деле и есть Бог. Только не в том извращенном представлении, которым ограничены двуногие, примитивные, разумообразные существа.

  Бог и есть – сам Он, двуногий, прямоходящий, только в усиленном отражении, спроецированный из тонкой, невидимой его глазу, но бесконечно прочной материи. (Разумоподобные называют ее - энергия, не имея ни малейшего представления о ней. Это выглядит так: точно из немощного состояния существования переносишь еще не остывшие мысли в крепкое состояние сна.

  «Хозяин» не видит своего истинного отражения, но чувствует его, представляет его опасным и громадным, величиной с Вселенную. Так и есть на самом деле.

  Он ищет Бога, а Бог никуда не исчезал. Смешно.

  Бог определяет наказание и предлагает и предлагает путь, будучи всего лишь отражением мыслей и поступков двуногого существа. Не более того. Бог не имеет границ, как материя, но ограничен в силе наказания, как отражение.

  Все имеют единого Бога, называя его Вселенским Разумом, но каждый имеет и своего Бога, которого смело может назвать Вселенским Разумом.

  Часто я наблюдал сквозь закрытую дверь: «хозяин» на коленях стоя замаливал грехи перед деревяшками, на которых кое-как были намалеваны гнусные рожи незнакомцев. Одни плохо проглядывались  в отражении, и, вряд ли, им хватало сил хоть в чем-то помочь хозяину.

  Другие на столько в отражении были огромны и мощны, столько в них кипело энергии, что их помощь грозила в квартире обернуться большой бедой.

 Третья группа ликов  - писаные красавцы – были заняты лишь собственным совершенствованием и перевоплощением. Им некогда было отвечать «чужаку». Так что просить милости и отпущения грехов у эгоистичных идолов «хозяину» было просто глупо.

  «Хозяин» сам выбрал себе путь и, следовательно, выбрал наказание. Его Бог, или отражение, посветил лишь фонариком во тьме, чтобы «хозяин» реже запинался, продвигаясь неуверенной поступью.

  Я застал «хозяина» уже получившим заслуженное наказание и – сполна. Правда, он этого не знал, поскольку жена, затаившись, еще только выжидала своего часа – когда триумфально и с чувством выполненного долга она сможет вызвать неотложку и заказать венки в «Ритуальных Услугах» для любимого мужа, отца и сына в одном лице и с такой же трижды лицемерной надписью: «Помним, любим, скорбим».

  Все жены с детства натасканы на то, чтобы извести всех мужей. Разница у них лишь в степени изощренности,  тактике и выполнении поставленной  задачи с единственным исходом – летальным.  В результате множества проведенных женами боевых операций, ни один муж еще не остался живым и здравствующим. Умерли все. И так же бестолково будут умирать дальше.

  Все-таки я не выдержал. Однажды, присев возле закрытых в спальню дверей, я решил поделиться мудростью и рассказать кое-что о Боге.

  Я начал с простых ассоциативных понятий:

  «Вот – вирус, невидимый глазу. Он живет в твоем организме. Вот – ты, который живешь вирусом на Земле, вот – Земля, которая Галактикой видится микроскопическим вирусом, а Галактика – вирус Вселенной, и вот – Вселенная, засевшая вирусом в Мегаленной, а Мегаленная – быстро и постоянно разрастающийся вирус в Боге. И этот Бог имеет свое натуральное воплощение в скульптуре на плато…» - и не успел досказать, как получил тапкой по морде, мощный пинок – под хвост, после чего я напрочь забыл, о чем хотел поведать «хозяину» в ту глубокую и печальную мартовскую ночь.

  Утром он долго разговаривал по телефону с ветеринаром. Говорили они об инстинктах и безусловных рефлексах. А я не держал на «хозяина» зла.  Жена допечет, добьет его скоро. Кто не умеет слушать мудрость о Мегаленной, тот задушит себя мелкими семейными неурядицами.


  В полдень пришел ветеринар, и они с «хозяином» долго обсуждали, что бы мне такое еще отрезать.

  - Рычит как  гусеничный трактор, кусает и рвет как пес азиат, злой как Петр Первый, детей ненавидит… Разве это – кот? – возмущался хозяин: - Привели терьера в гости. Кот гонял пса вместе с его хозяином по все квартире, пока оба – пес и его хозяин – не обессилили от визга и не упали в глубокий обморок.

  - Пусть больше не приводят собаку, да и сами пусть больше в гости не ходят – целее будут, - сочувствовал ветеринар гостям.

  - Наверно, давно бы выкинул кота из дома, если бы не жена: «Как можно? Он живой, он член семьи», - передразнивал супругу «хозяин»: - Член семьи, член без яиц. Всю ночь орал под дверью, будто кошку для себя выпрашивал.
 

  Я не выдержал, вылез из-под дивана, глянул на «хозяина» укоризненно и спокойно сказал:

  - Ничего. Будешь еще у меня на зоне! Я тебе такой «подогрев» через «зеленку» устрою!

  - Опять жрать просит! – не понял меня «хозяин». – Жрет и спит. Вот житуха! Мне бы так – хоть неделю-другую!

  - Неделю? – спросил я. – День поживи в моей шкуре и по-другому запоешь.

  Оба заплечника «хозяина» одновременно вздрогнули на последнем восклицании и согласно потупились. Они-то знают – на себе испытали – какая у меня «житуха».

  Вообще-то, заплечников у «хозяина» трое. Почему-то себя они называют ангелами-хранителями.

  Какие, к черту, из них ангелы-хранители?

  Неделю назад, когда случайно заполз в квартиру червь или, проще сказать, змееподобная сущность, оба заплечника от страха окаменели, забыв, что должны мужественно охранять «хозяина», а потом кинулись, сломя голову, прочь со скоростью темной энергии. Оставили меня одного биться с этой мерзостью.

  Червь спросил:

  - Будем  кусаться, или без боя сдашь мне этого старого пердуна? Он ведь тебе яйца отрезал! Неужели тебе еще чем-то дорог? Сражаться за такое ничтожество? Не понимаю!

  Я гордо ответил:

  - Во-первых, дорога мне хозяйка. Если ты утащишь «хозяина», то в одиночестве страдать останется она, а «хозяину» по фигу кем он будет съеден – тобой или хозяйкой. Во-вторых, если уж я здесь, то должен биться за их  спокойный сон. В-третьих, традиция такая и предписание – драться с тобой при любой случайной встрече. Думаешь, мне охота размахивать когтями?

 Мы отступили на позиции и приготовились к бою.

  В далекие времена, когда еще к нам, на Землю, не был занесен этот вирус по прозвищу человек, коты с червями жили параллельно и мирно. Мы их не трогали и они не интересовались нами. Либеральная нега царила в пределах благодатной земли. Мы были свидетелями того, как вирус по прозвищу человек, привнесенный  нам  другими  планетами и клоаками, спешно дорабатывался здесь.



 В восемь часов утра затрещала, подмигивая зеленым глазом, трубка домофона. "Хозяин", в смысле, Кормилец, вышел в прихожую, пошатываясь и, гримасничая со сна,
тревожно предупредил:
- Сейчас там кто-то огребёт! Чего надо спозаранку?
- Это - Орхидея! Откройте! - признался кто-то за дверью требовательным тоном судебного пристава.
- Не ври! Орхидея не умеет разговаривать, - уличил Кормилец во лжи сорнячное растение, намекая, что сам Хозяин еще что-то смыслит в ботанике, и повесил трубку.
Домофон сработал вновь, стрельнув в спину Кормильца противным треском.
- Служба доставки! - предложила тем же занудливым голосом Орхидея другую версию.
- Мамы с папой дома нет! Я один качаюсь в зыбке! - предупредил Кормилец нежданного визитера.
- Это квартира двенадцать?
- Наглая скотина! - резко перепрыгнул Хозяин от пестика с тычинкой к парнокопытному одомашненному животному: - Я же знаю, что на входной панели домофона легче всего
набрать единицу и двойку. Скажи еще, что ты - срочная почта... Все равно не открою.
- Нет! Я служба доставки "Орхидея"!
- Учти, у меня имеется зарегистрированное ружье. Оно самопроизвольно стреляет и попадает белке в глаз со ста метров, - вынужден был признаться Кормилец, подмигнул
мне и открыл входную дверь в подъезде.
С ружьем Хозяин, конечно, погорячился: мужичишко оказался неказистым. Прикусывал он зубами огромную открытку, потому что руки его были заняты бумажным пакетом,
затянутым яркой, подарочной лентой и огромным, в половину его роста букетом игольчатых хризантем.
Кормилец впустил мелкого визитера в прихожую, приставил его к двери, сосчитал хризантемы и затем пересчитал их еще раз. Цветов было одиннадцать штук. Нечетное
количество представилась мне с хозяином добрым знаком. Кто-то редкий из числа знакомых еще не очень жаждал видеть цветы на могиле Кормильца.
Мужичишко смиренно терпел, только испуганно водил глазами, пока Хозяин пересчитывал цветы. Их бутоны были накрыты полистирольными сеточками, чтобы цветы не помяли
себе прическу после сна.
Визитер пытался что-то сказать или просто выговориться. Я послушал его дерганое мычание. Оно не понравилось мне, но тревоги не вызывало. Я глянул в пакет. Там лежала
бутылка французского бренди. Хозяин тоже следом за мной осмотрел пакет и лишь затем вытянул закомпостированную открытку из рта мужичишки.
- У меня в кармане еще кое-что есть. Вам надо расписаться, - выдохнул тот жадно и облеченно, будто с его головы сняли полиэтиленовый пакет.
Хозяин засунул открытку ему обратно в рот и полез ощупывать его карманы.
Противоречивые чувства грызли меня. Запахи источались из карманов приятные, но посыл от предметов шел не хороший, прокрадывался к сердцевине души и потихоньку
начинал гнобить и вгонять меня дурным предчувствием в депрессивную анемию.
"Что-то случится! - думал я, обреченно поглядывая на Хозяина, вдруг подозрительно повеселевшего: - Наверно, меня сегодня искупают или подстригут. Ладно, хоть не
кастрируют. Два раза кастрировать - явный перебор".
Изъяв из карманов пиджака карлика пару пачек сухого кошачьего корма, хозяин снял с зуба у него же закомпостированную открытку и торжественно зачитал мне:
"Поздравляю моего лучшего пациента с Днем рождения! Желаю тебе прожить еще девять жизней без слизи на кале и с недостающими причиндалами! Ваш Ветеринар".
От себя Хозяин добавил:
- Коньяк - это понятно. Теперь я знаю, кто по ночам отпивает в тихую из моих бутылок, а потом носится с пробуксовками по стенам коридора. Но зачем тебе, коту, хризантемы? Ты же их не жрешь.
- А мой кот обожает пить из цветочной вазы отстойную воду. И - чтобы вода была непременно с запашком болотного гниения, - очухался мужичишко и сразу посчитал необходимым вставить свое слово опытного кошатника.
Я подтвердил слова визитера троекратным протяжным и торжественным криком одобрения. Да! Ветеринар угадал! И вообще, если бы он не распускал руки, то мог стать не
плохим гувернером в моем доме.
Вот, поздравил с Днем рождения, тучно и неуклюже намекнув, что из девяти моих законных жизней осталось шесть: две забрал Змей Апоп в ночных схватках, а одну убил
Хозяин по неосторожности, наступив на меня со всей своей дури. И потом объяснялся перед ветеринаром: трудно, мол, не наступить в темной комнате на черного кота, если
он там спит.
- И чем ответил кот? - помнится, спросил тогда ветеринар у Кормильца.
И хозяин даже меня удивил, сказав:
- Кот промяукал мне: "Хочешь наслаждаться жизнью, шагая весело по трупам? Сперва сам притворись трупом, чтобы другим было весело на тебя смотреть". Но промяукал это
он, строго соблюдая размер двустопного ямба. Было красиво. Я заслушался.
Хозяин оказался не далеко от истины. Подобные мысли в стихотворной форме квасились в моей голове. Правда, были они не такие вялые, как у Хозяина. А ветеринар всякий
раз, по поводу или без, натянув демонстративно резиновые перчатки, пытался выковырнуть их из меня через соответствующее место. Я давно знаю, что ветеринары через это место диагностируют и лечат, да и Хозяин всё умеет делать только через это же место. И вот что удивительно: у ветеринара и Хозяина руки набиты так здорово, что только
через это место у них все получается тонко и изящно.
Вечером они сидели в гостиной, попивали коньяк, а я незаметно отхлебывал воду из вазы с хризантемами.
- Пес, все-таки, лучше кота, - закусывая килькой бренди, подаренный им же , дразнил меня ветеринар: - Сейчас сильно начну развивать свою мысль. Пес - единственное животное, которое любит хозяина беззаветно и больше, чем себя. Пес непритязателен в еде: ночью с цепи его отпустил, а днем он уже сытым вернулся и еще тебе какую-нибудь мозговую косточку на суп притащил. Пес по нюху поставит тебе диагноз, залижет болячку и денег не попросит. Хотя ему. не хуже, чем самому элитному коту известно, что человеческая жизнь ничего не стоит, а ее содержание обходится ему дороже всего. Поэтому всех котов надо сперва искупать, постричь и кастрировать сразу, пока не опомнились.
- Опять? - спросил я.
И в эту секунду из спальни выглянул червяк Апоп.
Он сказал:
- Как тебе не надоело слушать этих придурков. Пойдем, схлестнемся на когтях?
Я спрыгнул с кресла и пошел опять доказывать свою любовь Хозяину и отрабатывать кровью сухой кошачий корм.