Фурункул

               


  В нижней части левой половины большой мышечной массы, но только со стороны паха,  я целый месяц выращивал фурункул. И когда он вызрел в добротный, лиловый и крепкий пузырь, меня напугали тем, что он  может прорваться вовнутрь и залить гноем шейку бедра.
  Пришлось срочно обратиться в платную клинику.
  В регистратуре сразу же выписали направление в кассу.
  - За такие деньги, - искренне поделился я, - мне бы позволили   пару лет полежать рядом с Лениным в Мавзолее или захоронили  в Кремлевской Стене. Неужели простая операция стоит таких денег?
  - Какая операция? Мы вас еще только на обследование посылаем, - поразились в регистратуре моей дикой необразованностью.
  - Ключевое слово – «посылаем»? – в дурном предчувствии спросил я и поплелся на обследование.

  - А вы что, срать сюда пришли? – устало спросила меня врачиха интеллигентного вида, едва я вошел к ней в кабинет и снял штаны.
  - Я явился с чистыми побуждениями – показать вам фурункул, - признался я.
  - Откройте рот! Вам зубы нужно лечить! Я сейчас вам выпишу направление к стоматологу. Правда, обследование обойдется вам не дешево, но вы уж потерпите. Здоровые зубы – это здоровое сердце, а здоровое сердце – это…
  - Какой сделан прорыв в платной медицине! – восхитился я. – Если раньше у нас все делали через жопу, то сейчас, я вижу, вы научились через гланды на жопе чирьи выдавливать.
  Взял направление и отправился к стоматологу.

  - Как вы сюда попали без направления от офтальмолога? – взвизгнула от возмущения врач-стоматолог.

  Офтальмолог  ткнула указкой в таблицу:
  - Какая буква?
  - Большая и жирная! – рассказал я всю правду ей о букве.
  - Я – не уролог. Чего Вы мне ее описываете? Вы называйте букву, - возмутилась она.
  - «Ш», в смысле – Шалаш.
  - Вы уверены, что Ша? А, это - какая буква? – ткнула она указкой, не глядя в таблицу.
  - Допускаю, что – «Б». В смысле – Бадминтон, Батон, Бабушка, Бляха-муха…
  - А теперь снимите очки и повторите, - потребовала она.
  - Извините, я в буквах не очень разбираюсь,  но большой  специалист  по картинкам. Ну, там: “Play boy”, “Hastler”…
  - Ой, не капайте мне атропином на мозги. С Вашим зрением Вам впору собаку-поводыря завести и  с ней ходить на медосмотр, если Вас  уж так приспичило  новое водительское удостоверение купить.  Ладно, давайте Ваше направление…  Теперь – к невропатологу.
  - Это же мой любимый размер, в смысле – специалист. Кайло, молоток, зубило с собой нести или у него для трепанации черепа имеются свои инструменты?
  - Во-первых, трепанацию у нас проводит патологоанатом. Это – следующий, после невропатолога специалист, - культурно объяснила мне офтальмолог: - Во-вторых,  запись к нему производится за неделю вперед. И в-третьих: Вы что, с ума сошли? У нас же платные услуги! Конечно, приходите со своими инструментами и Вам сделают скидку в десять процентов. 
  Невропатолог расположился этажом выше.
  Тщательно подготовившись  – заткнув ватную палочку в ухо, предельно высунув язык и по возможности вытаращив глаза на всю плоскость лица – я приспустил штаны и, шурша ими о мраморный пол, допрыгал зайчиком до стола.
  - На что жалуетесь? – задал провокационный вопрос невропатолог.
  - На судьбу. Разве не видно, доктор?
  - И что за подлянку такую она Вам устроила?
  - Доктор, еще в детстве я мечтал стать летчиком-космонавтом, чтобы на бреющем полете с «кукурузника» сбрасывать на поля минеральные удобрения и добровольных членов ДОСААФ. Но после защемления мозжечком седалищного нерва, которое я получил в воздушных боях с монгольской ПВО,  вдруг выросло ЭТО и сильно беспокоит  теперь все прогрессивное человечество в моем лице,   -  я лег на стол, аккуратно сбросив на пол бумаги,  стетоскоп и резиновый молоточек, и ткнул пальцем в свой фурункул.
  - Опа! Но это не лицо! –догадался невропатолог: - А оно не заразно?
  - Не могу сказать точно, но в Большой Медицинской Энциклопедии замечено, что фурункул воздушно-капельным путем не передается. Так что, если целоваться не станем, будет  у Вас шанс остаться в живых. И все-таки, предусмотрительно держитесь от пузыря на безопасном расстоянии. Видите, у него уже и головка созрела…  Извините, Вы не ту головку рассматриваете.  Левее и выше, пожалуйста!
  Невропатолог  задумался. Затрещали электрическими разрядами в  голове нейронные импульсы, и  скоро его осенило:
  - Можно, я ЭТО покажу старшей медицинской сестре нашего отделения? – попросил он.
  - С какой целью?
  - Ну, так: поржать, да  посочувствовать заодно.
  Не успели окончательно сформироваться пролежни, как явилась старшая сестра и разоблачила меня.  Профессионально  измерив взглядом затекшее тело, точно плотник, она сделала один  единственный звонок,  произнесла в трубку загадочно: «Морда из тряпок», затем облегченно выдохнула невропатологу в голову:
  - Гони его взашей. Он еще за обследование не заплатил. На халяву удумал лечиться.
  - Ка-а-ак? – поразился невропатолог: - А с виду, вроде, честный и законопослушный пациент. Много интересного рассказал мне о вегетативной нервной системе и проприоцепторах, образованных в  фурункуле в результате его развития и отпочкования от основного тела. Значит, заливал?
  - Вы, мужчина – наглый тип. Вы даже за бахилы не заплатили, - добила меня всеобщим презрением медсестра: - Шастаете в кем-то уже пользованных бахилах по всей клинике и разносите невесть какую эпидемию.
  Срочно  подняли  «в ружье» Службу Безопасности клиники – дедушку, у которого я и получил б/у бахилы за три затяжки сигареты L&M.
  Он пришел и сказал: - Чего орете, сучьи лапы? – так называл  платных эскулапов.
  При этом  вглядывался в меня так, будто готовился принять роды.
  Чтобы увернуться от тяжелого, пристального взгляда секьюритивного дедушки, я уставился в потолок. Там, прямо над дверью, прилипая задницей к потолочным плиткам, висел матрос в потрепанной бескозырке и рваной тельняшке. В  правой руке он держал топор, а в левой – маузер. Заметив, что я обратил на него внимание, он улыбнулся и показал мне свой, изъеденный золотыми  фиксами рот.
  - А на что это мы сейчас пялимся и глаза пучим? – тут же хитро начал домогаться невропатолог: Страшно?
   - Нисколько. Кого я должен бояться? Вашей мед. сестры? А глаза пучу, потому что Авиценну вспоминаю. Он говорил: «Не сдерживайте газы, пожалуйста». Мудно говорил, но правильно.
  И скоро я, действительно, почувствовал что-то, похожее на схватки. В животе неприятно забурлило, состоялся незапланированный выброс соляной кислоты на стенки желудка. Будто только проснулся и, широко зевнув,  потянулся весь пищеварительный тракт.
  - Что это мы здесь такое издаем? – испуганно поинтересовался невропатолог: - Уходите немедленно, вы мне весь стол загадите.
  - Уже..
  - Что – уже? Уже – всё, или уже – ещё?
  - Уже в пути, доктор. Да не волнуйтесь вы так. Перенервничаете и в дурку попадете. Что тогда коллеги о вас подумают?
  - А они умеют? – вмешался сторож, ласково взял за руку и повел меня в чем мать родила по длинному, как посадочная полоса аэропорта, коридору. Повезло, что коридор был почти пуст. Только медсестра попалась навстречу , еще издалека пристыдив тем, что я опять шляюсь по клинике без бахил, и пожилая пара сидела на топчане в полудреме.
 Когда мы поравнялись, пожилая дама в фильдеперсовом костюме объяснила, видимо,  супругу:
  - Это – подопытный кроль. Ему почку  будут вырезать.
  - Охотно верю, но придерживаюсь другой версии, - ответил ей супруг: - Ему сейчас вставят трехведерную клизму. Видела, он же от нервозного врача вышел?
  - Это Вы правильно сделали, что не споткнулись на Петровиче, - подбодрил меня секьюрити и показал средний палец пожилой паре.
  - На каком Петровиче?
  - На том, который над дверями висел. Удумали ведь, сучьи лапы на взаимовыгодных условиях работать с психиатрической клиникой. Если бы Вы сознались невропатологу, что мужика на потолке с топором  увидели, Вас бы без объяснений сразу отправили в псих. диспансер. Хорошо, говорят, на психических больных зарабатывают сучьи лапы. А Петрович – мужик безобидный, тоже – хороший хирург. Он на полставки согласился висеть у них в кабинете.  Какие-никакие, а деньги.
  - Вы сказали – тоже? – решил уточнить я: - Вы – хирург?
  - Ну, а Вы как думали? Я ведь сразу возбудился, едва увидел Ваш фурункул.
  - Правда, аппетитно выглядит? – я даже остановился и помог ему ближе рассмотреть фурункул, пригнув обеими руками его голову к моему бедру.
  - Я Вам больше скажу: такие фурункулы должны быть гордостью нации, но, давайте, о политике – ни слова.

  Он провел меня в больничный блок  бесплатной советской медицины, отыскал там кабинет хирурга и уложил на узкий операционный стол.
  - Извини, - предупредил он, размахивая  вторым томом БМЭ, - обезболивающие средства закончились.
  Я успел обратить внимание на его фартук. Такие фартуки носили рубщики мяса на рынках и бойцы на бойне скота. Оказавшись в привычной среде, я  был уверен, что операция пройдет успешно.
               
  Анестезию дедок решил заменить наркозом.  Но испытанное средство с первого раза не сработало – удар вторым томом БМЭ  пришелся по касательной. Голова, конечно, тряслась красиво и сочно, однако, окончательно сознание я еще  не потерял, и здоровье мое из последних сил  продолжало бороться за жизнь.  Хотя, нелепо уже было цепляться за что-то, если  добровольно явился в медицинское учреждение.
  - Больницы – только для здоровых людей! – напомнил я деду слова, сказанные когда-то  А. Чеховым.
  - Зато Вы у нас блатной  пациент: без очереди , и сразу – на стол. Вы видели, сколько народу толпится возле кабинета?
  - Сколько?
  - Там столько народу, - задумчиво сказал старый хирург, приноравливаясь томом БМЭ нанести повторный наркоз, - там народу – как людей!
  - Сознайтесь, это Вы Ленина убили? – успел спросить я и остро прочувствовал, как мозги слетели с последних трех присосок, уже обессиленно липнувших к внутренней стенке черепа.
  Впадая в беспамятство, я вдруг вспомнил все.
  Мы всегда с медициной старались жить параллельно.  Но, подчиняясь законам неэвклидовой геометрии, все-таки однажды уже с ней пересеклись.  Это было давно, тридцать лет назад.
    Встреча  со здравоохранением  не могла по определению в то время ограничиться  лишь примитивной   стычкой  и мелким рукоприкладством.

  От дотошного хирурга на призывной комиссии в военкомате  я, молодой призывник, сразу получил пинок в то место, куда он только что пристально вглядывался, заставив меня склониться в три погибели.
   Я и спросил: - Там еще дембеля не видно? – подразумевая, что природа не наделила меня способностью  одновременно с хирургом заглянуть в себя, чтобы потом порассуждать о причинах  наличия слизи на кале и гайморите, который я в то время еще путал с геморроем.  (Хорошо, что  не гонорею – с генотипом).
   Во времена пышных похорон, гордая профессия обязывала хирурга быть по отношению к больным пациентам циничным и более бесцеремонным, чем даже медицинские сестры. А медсестры по непонятным причинам всегда стучались в двери  перед  тем, как войти к тебе в палату и начать с садистским упоением сверлить иголкой отверстия в твоей большой мышечной массе.
  - Понимаю, что строительные войска Советской Армии без меня теряют боеспособность и авторитет в глазах мировой общественности, - мстительно  сказал я тогда на медосмотре хирургу, - но мне также известно, что четыре палки сыро-копченой колбасы и коробка армянского коньяка дают право на отсрочку, а иногда равноценны обмену на «белый» билет.
   - А тебе очень надо получить отсрочку? Ну, в таком случае,  послезавтра вызовешь на дом карету «Скорой помощи» с жалобой на приступы аппендицита. Я дежурю по городу. Тебя к нам привезут, и я тебе в больнице чего-нибудь  удалю, - предложил он вполне реальный план  отсрочки.
  Мы , поторговавшись еще немного, сошлись на двух бутылках коньяка, и через день, побрив тупой бритвой во всех местах, меня уже вывалили из каталки на операционный стол.
  - Не бздите, мударь, - подбодрил меня хирург,  пряча под марлевой повязкой аллергические пятна  и фильтруя ей выхлопы «коньяка», который за сутки до операции я сотворил для хирурга из бутыли самогона, ложки растворимого кофе, флакона огуречного лосьона и средства  для снятия лака с ногтей: - Я поспорил с ассистентом, что простою все время операции на одной ноге. И ведь простою, чего бы Вам это не стоило!
  - Вы подстраховались на случай летального исхода? – съязвил я.
  - А как же? Всенепременно! – хирург защемил пинцетом лист бумаги и поднес к моему носу.
  Я свел глаза в кучку и прочитал: «Заявление.
                Прошу уволить меня  по собственному желанию и по причине                несоответствия с занимаемой должностью, так как за такую зарплату я не способен причинить больным столько же вреда, хотя чувства мести меня и переполняют». И подпись фиксирована была вчерашним числом.
  Известная практика: еще вчера в милицию хотел сдать труп, да замотался чего-то.
  С бумажным хрустом чертил он скальпелем узоры  на моей плоти, но я не замечал, потому что был удручен тем, что за минуту до начала операции умудрился проиграть ему еще один спор.
  - Спорим, что сейчас сожженную спичку возьму двумя пальцами за концы и подниму ее десять раз над головой, не поломав? – предложил хирург.
  - Это и трезвому-то сделать не под силу.
  - Согласен. Трезвому трудно, а я могу, - сжег и «отжал» кривой уголек толщиной в нить десять раз.   
 
  - Жаль с таким платежеспособным больным расставаться, - затянув последний шов на моем пузе, признался ассистент.  И накаркал.  Через пять минут  меня опять ввезли в операционную на каталке.
  - Швы у этого паразита разошлись, - заикаясь, пыталась объяснить мед.сестра:  - У меня тапочек по дороге слетел с ноги, я остановилась, чтобы подобрать, а носилки покатились, ну, он и решил их придержать.  А куда там катиться им было. Кругом, вдоль стен – больничные койки.
  - Эх, вы, эскулапы – сучьи лапы, - посетовал хирург: - Да ладно, видно не один раз еще придется его внове штопать.
  И в воду он смотрел не хуже своего ассистента.
  Через день меня перешивали за то, что я хитро поменял «четвертый стол» с манной кашей  на «первый» - с котлетами и щами.
  Через три – за то, что со знакомым практикантом, в его ночное дежурство, добили наконец-то самодельный коньяк и сверху залили его медицинским спиртом.

  Я всплыл на поверхность и выбрался из «наркоза» под гнетом того же самого пристального взгляда, который  ущемил мое самолюбие однажды, много лет назад.  Секьюритивный дед смотрел на меня так, будто пытался определить – не завелась ли в моих бровях лобковая вошь.
  - Вы узнаете меня? – спросил я и слегка склонил голову. Шарики в голове с характерным звуком скатились в правое полушарие головного мозга.
  - А надо? – вопросом на вопрос ответил старый хирург. - Мне казалось, что это я должен был задать Вам этот вопрос. Или  так теперь благодарят за удачно проведенную хирургическую операцию?  Вот, Ваши штаны – одевайтесь, вот  запасной водонепроницаемый пластырь – придете завтра на перевязку. Что еще может предложить наша бесплатная медицина?  Забывать стал…
  - Спасибо.
  - «Спасибо» , это - в каких купюрах? Или Вы намекаете мне, опытному хирургу, что я должен сказать Вам «спасибо».
  - Странно, доктор. В своей жизни, с перерывом в тридцать лет, я оказался второй раз на операционном столе, а лица меня встречают и провожают все те же.
  - В том-то и секрет Российской медицины. В том-то и секрет…