Письма прошедшего времени. Письмо тринадцатое

Вадим Авва
   Что, Котенька, нежишься в постельке? Булькаешь и сопишь, хрючишь и щуришь глазки? Привет, маленький капризуля, новая, не ставшая обычной радость! Новый день настал. Прочь сомненья! Плачь и смейся, пукай и ешь!

   Поговорим о твоем брате. Ты в курсе, что у тебя есть брат? У него карие глаза и романтичное имя – Гога (уменьшительно-ласкательное от Георгий - см. какой-нибудь современный словарь). Во времена юности твоей мамы и моей, чего там скрывать, зрелости это имя привлекало женщин. Они летели на него, как ночные бабочки на свет. Они знакомились с «Гогами» в самых неожиданных местах. Общественный транспорт, вплоть до троллейбусов; колхозный рынок - отдел фруктов; в такси, что подавались к железнодорожным вокзалам столиц союзных республик: прежде всего, Москвы, потом Тбилиси и Еревана; ну, и, конечно, на разнообразных всесоюзных здравницах: от Пятигорска до Нальчика, от Сочи до Туапсе. Естественно, Гагры, солнечный берег Крыма, включая Ялту, Феодоссию и Евпаторию с Симферополем.

   К имени Гога в ту сладостную и беззаботную эпоху нашего детства прилагались кепка системы «аэродром», кожаная куртка, в демисезон - плащ, в стиле комиссара Миклована(сейчас и не объяснишь кто это), пухлый бумажник, набитый под завязку двадцатипятирублевыми купюрами, и незабываемый кавказский акцент: вилька-тарелька, сол-фасол и тЭбе. На просьбу разменять десятку обладатели имени Гога и соотвествующего профиля, поднимая к небу указательный палец гордо, но скромно и с большим чувством собственного достоинства, замечали: э, дарагой, слюшай, развэ меншэ бивает? - чем рушили систему всеобщего равенства, в отличие от диссидентов, не на словах, а на деле. 

   Они не задавали себе вопрос: зачем? Просто хотели жить и потому победили. Стальная поступь капитализма равнодушно раздавила победителей, этот, оказавшийся хрупким и беззащитным, этнос базарных романтиков и джентльменов, воздвигнув заборы из границ, завалив прилавки дешевым импортом. А русская милиция с присущим ей азартом травит последние, единичные особи. Вахтанг, Гиви, Гога канули в лету, как полторы тыщи лет назад это сделали гунны, готы, кельты и пикты. Не пасутся на современных стандартизированных рынках их черные, как смоль, «девятки», глазастые «шестерки» и престижные «волги». Не слышно: эй, красавица, падхады, выбирай, што хочиш! Даром отдам! Все прилизано, вымыто шампунями так, что даже осы в августе кажутся пластиковыми, или китайскими.

   Но имя, Котя, осталось! Великое дело - имя. Вот Ваше, Константин, в переводе с греческого, означает «постоянный». Я бы рискнул добавить -  неизменный. Имя Гога с греческого не переводится. Зато с греческого переводится - Георгий. Скромно и обыкновенно переводится – землевладелец. Далее наука об именах, ономастика, сообщает, что Георгии брезгливы, незлопамятны, жизнерадостны. Вот, Котёнок, и все твои перспективы. Вытирать попу, менять памперс – этого от брата не дождешься, побесится вместе - только давай. И не забудь, потребует ситуация, можешь заехать брательнику в глаз. Стерпит, простит, рассмеется.

   Я знаю Гогу... Тут я задумался... Считаю... Вспомнил! Так вот, я знаю Гогу очень давно: пять лет! Или шесть? А может все семь? Словом, такое чувство, что знаю Гошу всю жизнь. Даже не его - свою. А я, Котя, настоящий реликт: жил, выучил алфавит и достиг упитанного состояния еще в прошлом веке.

   За эти годы Гога заметно вырос, но не потерял ни очаровательной улыбки, ни ерепенящегося на голове хохолка. Он клевый парень, этот Гога. Он дружелюбен и застенчив, мягок и мускулист, умен и в меру разболтан. Как и ты, он постигает мир. Просто смотрит на него с высоты своих метра семидесяти семи и думает, что видит дальше. Порой ему кажется, что видит все.

   Знаешь, ему было трудно. Маленьким он приехал в страну, где ты родился. И сначала для него это была чужая страна. Чужой она была в тот момент и для твоей мамы. Сейчас все - слава Богу. Он говорит на языке Шиллера с берлинским, я надеюсь, акцентом, учит на нём алгебру и, похоже, на немецком будет признаваться в любви.
   Он, я, его родители и бабушка уверены, что это будет девочка. Тьфу-тьфу-тьфу!.. И еще тьфу-тьфу-тьфу три раза, чтобы не девочка-негр! Внутри нас, конечно же, говорит консерватизм, а не расизм и гомофобия. Хотя, с другой стороны, девочка-негр - это интересно. На блины к тёще, в Судан -  что может быть лучше!

   Котя, сегодня твой брат выбирает свою жизнь. Примеривает на себя, как плащ, будущее. Конечно, не прямо сегодня, то есть в пятницу, 26 сентября 2008 года, а в фигуральном смысле этого слова. Перед ним непростой выбор. Хорошо, когда сердце и разум в этот миг шагают в ногу. Хорошо на время отключить гормоны. Страсти разжигают кровь, ослепляют, туманят мозг. Юность сгорает мгновенно, и небо растворяет в себе искры вчера ещё большого костра. Легко заглянуть на чай в колесо к белкам, невозможно выйти.

  Люди хоронят себя в двадцать пять. Ты фрезеровщик, у тебя небольшая квартира и большой кредит. Двое детей, любимая жена и зарплата, растущая вслед инфляции. За понедельником следует пятница, за воскресеньем понедельник. Небольшой животик, большой, одышка, пенсия второго уровня, летом Турция, вечером пиво на берлинской завалинке... Как бы не так. Не верь.

   Жизнь, Котя, ненавидит стабильность. Ей претят планы. Она ненасытна в жажде развития и, смеясь, опрокидывает расчёты. Она раскинулась за порогом родительского дома Гринпенской трясиной, где, на первый взгляд, все кочки одинаковы. Но это кажущаяся видимость. Известно только, что проводника нет. Заболел, не придёт, а если и явится, то он здесь тоже впервые. Трясину придётся мостить самому.

   Котя, я боюсь за Гогу. Боюсь, что он сделает Выбор, не поняв всех возможностей, не увидев. Здесь так важно Видеть... Может, ты посоветуешь ему пить морковный сок? Говорят, он полезен при слабом зрении и бесплодии. И то, и другое почти наш случай. Родить будущее – не шутка. Что скажешь, а?

Бесстрастный совсем, твой д.Вадим.
29. September 2008 05:22