Михаил Гавлин
Вагон из прошлых лет
(Картины воспоминаний в прозе и стихах)
Когда б Вы знали, из какого сора растут стихи…
Анна Ахматова
Новый год. Но к старому перрону
Подкатил вагон из прошлых лет.
Михаил Гавлин
Приведенные в эпиграфе слова из стихотворения Анны Ахматовой очень часто приходят мне на ум, когда я перечитываю свои давние, да и не слишком давние стихи. В памяти моей невольно всплывают различные события, факты и картины из моей жизни, которые сопровождали их появление на свет. Ведь за каждым из них, как за кинокадром, стояли целые эпизоды, страницы жизни и судьбы и было бы, наверное, интересно связать их между собой и посмотреть на прошлое через эту взаимосвязь. Эти картины из воспоминаний, пусть даже отрывочные, произвольные, неясные, видимо, могут иметь какую-то свою особенную ценность и право на жизнь, раз в них отразилось то, что когда-то сумело послужить импульсом для рождения такой редкостной, трудноуловимой и трепетной материи, как поэзия.
Дворовое детство
Детство мое прошло на заднем дворе одного из людных и шумных, со множеством магазинов, столичных переулков в самом центре Москвы. Но двор был удивительно тихий, провинциальный, забытый богом и людьми, со своей замкнутой жизнью, правилами и играми, со своей дворовой компанией, футболом, голубями, картежной игрой в подъездах и пластинками по вечерам. Все это вместе взятое, как-то незаметно переходило в строчки стихов.
Мои ранние стихи были связаны с этими первыми впечатлениями от дворового детства и от прочитанных книг, главным образом из мира путешествий, приключений и фантастики. Они носили наполовину книжный характер, а наполовину порождены детской фантазией.
Стихами я мучался всю свою сознательную жизнь. Правда, в начале я очень много их прочитал. Пытаться же рифмовать сам я начал гораздо позже лет с 12-13, долго писал риторические, в духе героико-романтических баллад, подражательные стихотворения, а затем тоже подражательные, но уже под знаменем «высокого реализма» стихи. Потом стали складываться довольно «бунтарские» стихотворения, правда проникнутые каким-то не слишком осмысленным духом борьбы, протеста против неведомо чего и неведомо кого. В общем, молодость брала свое и дерзила. Вот образцы этой дерзости уличного мальчишки, бродяги, странника, каким я тогда, если и не был, то хотел казаться.
Улица
Я иду по улице.
Мокрый снег и грязь.
Зимний месяц хмурится,
На кого-то злясь.
Серо все и буднично
В свете фонарей…
Только ветер уличный
Для меня бодрей.
С будничною спешкою
Мне родней Москва.
Здесь звучат насмешкою
«Умные» слова.
К черту «академиков».
Вот мои друзья:
Жизнь – моя полемика,
Улица моя.
Были и первые почти лирические стихи трудящегося юноши, возвращающегося рано утром с ночной смены из экспедиции Моспочтамта, где я тогда работал, то ли экспедитором, то ли грузчиком, отвозя мешки с почтой на вокзалы и аэродромы, переполненного, выпирающим изо всех пор наружу, сознанием трудовой гордости и беззаботным оптимизмом. Идешь по утренней, еще малолюдной, улице Кирова, по асфальту, влажному от утреннего полива, к метро, смотришь по сторонам и сочиняешь.
С ночной смены
Поутру, когда еще в городе
Деревенская тишина
И воробьев чириканье,
И голубей воркотня,
Иду я домой с работы,
Беспечный, совсем простой.
Какой я еще работник,
В работе я рядовой.
С веселым почтением кланяюсь
Старушкам и старикам,
С торговками перебраниваюсь
За семечек теплых стакан.
Стою перед пестрой афишею:
Разглядываю ее.
Срываю портрет с актрисою:
Сегодня влюблен в нее.
Навстречу девчонка хорошенькая
Пройдет, отведет глаза.
И хочешь сказать ей хорошее,
Но почему-то нельзя…
Мой почтовый патриотизм, кстати, тоже выразился в соответствующих стихах.
Тройки почтовые
Были тройки почтовые
У России – тоски.
Лихо мчались бедовые
Ее ямщики.
И широкая, грустная
Часто песня лилась,
Говорила, что чувство
И огонь не погас.
Ах, навек нам останется
Символ русской тоски:
Песня – вольная странница
И ее ямщики.
Особенно много стихов, очень дорогих мне, было связано со двором, дворовой жизнью, улицей и со школой. Они были чем-то вроде личного дневника, куда записывалось самое сокровенное. Это были лирические монологи, исповеди, в которых я пытался передать смутную поэтическую атмосферу тех бесконечно прекрасных лирических вечеров в дни беспечной юности, окружавшую меня, моих друзей, одноклассников, сверстников, юных москвичей в те годы. Особенно любил я бродить по вечерним улицам: Горького (ныне Тверская), Дмитровке, Петровке, которые были совсем рядом с домом.
Вечерней улицы
Огни и путаница…
А мне здесь нравится,
А мне любуется.
Витрины лунные
Над тротуарами
И пары шумные
Проходят тайнами.
Девчонки милые
Шуршат нейлонами
И с каждым под руку
Костюм бостоновый.
Проходят мальчики,
Костюм с иголочки,
И с каждым под руку
Девчонка в лодочках
И снова улица
Вечерней путаницей.
А мне здесь нравится,
А мне любуется.
Мы ничего не знали о том, что происходит вокруг, мы жили, как птицы, как маленькие зверьки, вне пространства и времени, полнокровной органической жизнью, не замечая бедности и неудобств, радуясь самому своему существованию, теплу, воздуху, свету, излучавшемуся на нас.
Весенние приметы
Профессор, мурлыкающий песенку,
И старый переулок, влезший на гору,
И тихая запущенная лесенка
В подъезде с двумя статуями нагими.
И девочка, маячащая впереди,
И медленно текущая река,
И репродуктор, из окна античного,
Донесший что-то быстрое, ритмичное,
И сам я, шепчущий стихи у парапета,
Мне говорят весенние приметы.
Продолжение следует.