Здравствуй, Тин - письмо седьмое

Ирина Башканкова
Здравствуй, Тин, целую пальцы твои, с нежностью, всепоглощающей, тайною нежностью. Почему-то рисуется в воображении дачный, в деревьях и виноградных лозах, увитый по самою маковку домик, хотя – какие у нас тут могут быть в наших реалиях «лозы», а уж тем более сейчас я на совсем другой стороне света, даже кажется, что именно «на самом краю», пусть даже по современным астрономическим представлениям и не может у Мира так быть…. Но, по ощущениям, так есть. Предел, граница воображения, конец временного отрезка, соединение линии карандаша и бумаги – именно тут я. И всё, что существовало до этого мига, где-то вдали, в начале страницы, сама же страница вообще где-то там, далеко, и знаешь, получается, Тин, всё-таки получается, что у всего существующего есть собственный край, люди ли, птицы ли, дороги, шары, треугольники, в конце концов – все прикасаются, задевают друг друга краями, существуют в краях, в собственных сторонах, и сеткою этой пронизан весь мир, Солнце, звёзды, тени и лунные пятна-дороги, и если бы можно было убрать эти условия, эти законы-решетки, то что бы осталось? Точка, и ничего вокруг, ничего, кроме. Хотя, даже у этой точки тогда бы оставалось хоть что-то…. Вот так вот.

Тин, сижу на краю Света, болтаю ногами. Тут здорово, тут цветёт сакура, я знаю, что ты всегда к этому равнодушна была, я ведь тоже, но Тин! Сакура – это космос, не больше, не меньше. Качаются ветки, шумит в лепестках розовый ветер, трели невидимых похожи на наших кузнечиков, но прерываются характернейшим щелканьем, река вплетает свой звук воды по камням…. Всё пронизано тишиной, всё размечено звуком, и Тин, в движении розовых лап, ты это знаешь – есть высший смысл. Кроме того смысла, осознанного языка-разговора, который ведут год от года деревья, зимою ли, летом ли, это совершенно неважно – язык жестов, язык протянутых к вечности пальцев, а мы, люди, слишком быстры, скоротечны, мы этого не ощущаем, и живём в своём собственном времени год от года, и иногда память даёт вдруг осечку, и мы понимаем – есть только первая, самая первая наша страница, и потом сразу вдруг – край нашего света. И что дальше делать?

Тин, я улыбаюсь. Зная, что ты ответишь на этот вопрос так же, как отвечу на него и я сам: просто жить. Жить, болтая ногами. Наполняя лёгкие праной.  Здесь, на самой границе существования, всё гораздо острее – каждый час, да что там, минута, секунда – наполнены пониманием, смыслом, всё происходит с тобою, и только сейчас. В это мгновение. Не спрятаться, не свернуть, да и зачем?

Скучаю, Тин, конечно же, я очень скучаю. Глядя на цветение сакуры, думаю о тебе. О наших с тобой разговорах, тех ли, что просты-на-бумаге, и тех, что ведут наши души, которую личную вечность. Знаешь, я благодарен высокому небу, что мы еще так можем с тобою общаться, прикасаясь сердцами, и не важно, сколько между нами в цифрах значится километров…. Это не важно, да и ты сама это знаешь. Просто я почему-то печалюсь, оттого, что бывают всё по-иному, когда остаётся сигнальная нить, бечевка-привязка, и ваши души по-прежнему где-то, в небесной кофейне за голубыми горами, как обычно, пьют свой ежеутренний чай, но в мире, но в нашем подлунном, богатом на пустые движения мире, всё совершенно не так. Но так бывает. Смешно, но я думаю, что должно быть совсем по-другому. Должно быть, но вышло… иначе.

Эх. Видишь, что делают с людьми ритуалы – а цветение сакуры именно ритуалом только и назовёшь. Я опять заболтался, несмотря на свой сейчас «улиточный» нрав. Тин, мы обязательно вместе сюда в это время приедем, я буду неслышно тобой любоваться, я даже придумал, как – рядом с тобой, чтобы краем глаза лишь чувстовать профиль, потом отойду на три шага, потом сяду за тобой, позади, так, чтобы ты идеально вошла в этот мир – и на дне моих век навечно останутся трёхмерные фотографии, уж я постараюсь, целая серия, и только так я хочу. И не желаю сейчас что-то там думать, ощущая, как ты на это покачиваешь головой – жизнь штука длинная, часто случается странною, но, но! Это будет кодовой фразой, мгновением состояния, формулой-заклинанием – я так хочу. В глубине, на дне самого сердца, сердцем зная, что так действительно нужно. И в остальном… на остальное тоже не нужно внимания обращать. 

Тин, моё сердце, мой дорогой друг, на это письмо, на сегодня, кажется, всё. Всем, чем мог сейчас, я с тобой поделился, и наверно еще на неделю иссяк – осталась внутри благословенная пустота, когда израсходован весь запас мыслей и слов, а новых, откуда только берутся они, еще, слава Богу, не завелось. Наверное, сегодня приснится мне даже розовый, глупый и ничего не значащий сон – так мне ныне, после сакуры и разговора с тобой, хорошо.


Целую руки твои, обнимаю тебя, моя Тин

Твой Маар.