Молодой мужчина лет тридцати медленно шел по утреннему городу.
Одет он был в заплатанные обноски неопределённого от времени цвета; на ногах – сезонные обтрепавшиеся ботинки.
Длинные, давно не знавшие ножниц, волосы были, тем не менее, аккуратно ухожены как, впрочем, и рыжая бородка.
Тёмно-пшеничные брови свисали на покрасневшие от ветров веки, под которыми открывался искренний взгляд серо-голубых глаз.
В правой руке он держал на весу деревянный посох, за левым плечом висела полупустая котомка.
Со стороны казалось, что человек шёл без определенной цели. Иногда он останавливался и разглядывал то какую-нибудь причудливую постройку, то что-то у себя под ногами.
Изредка встречавшимся прохожим он благодушно кивал головой, словно старым знакомым. Одни кивали в ответ, другие подозрительно рассматривали плотную фигуру незнакомого им бродяги, третьи равнодушно проходили мимо…
Перейдя наискосок небольшую площадь, человек оказался перед городским рынком. После минутного раздумья он направился ко входу.
Из-за раннего времени народ лишь начал заполнять территорию рынка. Человек вошёл через железные арочные ворота и вновь остановился, оценивая ситуацию.
У крайнего прилавка, подложив под голову ладонь, дремала старушка в окружении свежих овощей с огорода и банок с солениями.
Далее, по соседству с ней, женщина менее преклонных лет снимала с тележки и расставляла горшочки и вазы с комнатными растениями. Ей помогала двенадцатилетняя девочка в белом с красными горошинками платьице. Она беспрестанно о чём-то щебетала бабушке, не забывая с любопытством смотреть по сторонам.
По другую сторону, возле грузовой «газели» стоял пожилой армянин и озабоченно курил.
Сразу за ним женщина лет сорока развешивала махровые полотенца и нехитрое женское белье.
Дальше по проходу суетилось ещё несколько торговцев, рядом с ними переминалась пара нетерпеливых покупателей.
Человек подошёл к армянину и показал пальцем внутрь кузова.
– Канэшна, дарагой, – оживился торговец, – а дорага бирёшь?
Человек отрицательно помотал головой.
– Такда дагаварились. Бальшие каропки наси за прилавок в дальний угол. Астальное паставишь вот тут, паближэ.
Человек кивнул и, положив посох с котомкой возле колеса машины, принялся за разгрузку.
– Баба, – громко спросила девочка, усаживаясь на складной стульчик, – а кто этот дяденька в грязной одежде? Раньше его тут не было.
– Тише, Ксюшенька, – испуганно одёрнула её женщина и почти шёпотом добавила, – божий человек это, скиталец и, наверно, сирота. Таких не обижают, а помогают, кто чем может.
– Илинишна, – встрепенулась от дрёмы старушка за первым прилавком, надеясь беседой разогнать скуку, – тебе в пору нищенский приют открывать. Стирать за ними будешь, сопли им вытирать…
Ксюшина бабушка возмутилась:
– Типун тебе на язык, Егоровна, – и перекрестилась, – до глубоких седин дожила, а бога не боишься.
– Конечно, не боюсь, – подбоченилась старуха, – и тебя не испугаюсь, и зятька твоего напыжливого…
– Петьку-то к чему приплела? Живёшь как пёнек – и мысли твои трухлявые…
– Баба, – хныкнула девочка, – не ругайся, пожалуйста.
Вера Ильинична, не обращая больше внимания на обозлённую соседку по рынку, погладила внучку по голове:
– Не буду, солнышко, не буду. На-ка, положи вот эти семена на краешек перед розами.
К тому времени человек, отнеся последнюю коробку, отёр ладони о полы куртки и поднял с земли свой бесхитростный скарб.
Довольный армянин подошёл и протянул ему сто пятьдесят рублей:
– Спасибо, дарагой. Харашо паработал, харашо палучи.
Человек возвёл глаза к небу и пожмурился на только что выглянувшее из-за облака солнце. Потом опустил взгляд и, взяв только полсотни, осторожно отвел руку торговца с остальными деньгами.
– Нэ абижай, дарагой, – запротестовал было армянин. – На, хатя бы фрукты вазьми.
Человек взял из его рук связку спелых бананов и, подойдя к цветочному прилавку, протянул её девочке.
– Спасибо, – зарделась та от неожиданности и опустила глаза к земле, а когда подняла – человек уже выходил с рынка.
Утро на рынке, как впрочем, и во всем мире, продолжалось заведённым порядком.
Ни Ксюша, ни её бабушка, ни остальные люди на рынке не видели, как бродяга свернул направо, в сторону центральной площади. Площади, за которой, ярко переливаясь в лучах утреннего солнца, возвышались купола церкви всех святых.
И уж точно никто не заметил неспешно идущего за ним высокого седобородого старика.
На этот раз человек не нёс посох в руках, а опирался на него, изредка отбрасывая им из-под ног крупные куски мусора.
Старик шёл следом, не отставая и не приближаясь, время от времени шевеля тонкими сухими губами и покачивая головой в такт своим мыслям. Глубоко посаженные глаза, между тем, выражали не любопытство, а некую скорбь.
Наконец человек вышел к центральной площади и остановился у фонтана, засмотревшись на сбившихся в кучу вблизи воды голубей.
Старик, не прибавляя шага, дошёл до него и остановился за спиной.
Человек оглянулся и без эмоций окинул взглядом подошедшего, безмолвно ожидая продолжения.
На глазах старика появилась крупная слеза, и он положил трясущуюся руку на плечо бродяге:
– С возвращением, посланник… Продолжение следует http://www.proza.ru/2012/10/31/1473