Век ещё лошадиный, издали по коням узнаётся купец первой гильдии. Платон предпочитает скромность, он с поезда пересел на тройку. Погожий летний день, когда всякая дорога хороша, особенно, если кучер умеет угодить хозяину. Шуршит, стучит монотонно экипаж, убаюкивает. На минуту забылся Платон, сердце его озаряется светом любви к матери. - « Утро туманное, утро седое...». Это ее любимый романс. Нежный, мягкий голос, но, как всегда, очень грустный. Тайная печаль матери тревожит Платона. Заговорить о ее причине он ни разу не решился.
Еще верст десять до Ольвии, до старого имения. Кучер тоже задумался, пустил дружной рысцой вороных.
- Гони, Арефий, гони! - спохватился, заспешил Платон.
- Кони не машина. Они устают. Все господа уж на авто ездиють...
- Если тебе надоело у меня служить, скажи... Вольному воля.
- Бог с вами, Платон Антонич, извиняйте. Заблажилось шось, як служил, так и буду. Но! И - их! - фальцетом вскрикнул кучер. Кони понеслись, будто за ними стая волков гонится. Загремел экипаж, поднимая пыль. Она долго тянется пышным шлейфом, розовеющим в низких солнечных лучах.
- «Но! Но!» - еще сильнее разгоняет коней Арефий, вдруг вскочил на ноги и заревел, как медведь, на всю степь: «Живет моя красотка в высоком тереме...» Песня рвется. Слова наскакивают друг на друга.
- Арефа! Чёрт поперечливый! Силищу не знаешь, куда девать!
- Зато верный як пёс, куды вы, туды я. Тико ж вам не угодишь, Платон Антонич, - Арефий делает вид, что обиделся, сдерживает коней перед крутым спуском.
- А что, Арефий, в Сибирь со мной поедешь?
Кучер снисходительно усмехается, молчит.
- То-то, молчишь. Любушкой своей не хочешь расстаться?
- Да... думаю, зачем вам Сибирь? Мало ли вам тут богатства?
- Отцовские магазины – это не богатство. Я хочу начать, большое промышленное дело, хочу сам померяться силами с жизнью. Чтобы завод или фабрика.
- А я хотел бы взять землю, стать хозяином, жениться, но невесту мою выдают замуж . Придётся мне забыть свою красавицу, - признаётся Арефий.
- Это уж, Арефий, никуда не годится. Смани, увези!
- Тихая она, кроткая, не посмеет отца ослушаться. Да я сам виноват: сбрендил сдуру, по-умному надо было – женись, уведи невесту, тогда и расплюйся с лютым тестем. А я... Зато я вольная птица! В Сибирь? Пусть Сибирь. Там я еще не был. А здесь всей родни – одна гармошка. –
вдруг объявил Арефий.
- Молодец! Гармошку не бросим, - похваливает кучера Платон. Через Ольвию Арефий вихрем пролетел, не позволил себе даже взглянуть на двор любимой. Ни души на улице, протянувшейся по берегу речки, которая убегает в бескрайние степи.
А вдали уже угадываются очертания Белоцерковской усадьбы. Платон улыбается – «вот и «Мезон-Лафит». - Именно сюда, в имение, куда он любит приезжать осенью, когда созреют яблоки, привёз он графиню Елизавету Петровну после свадебного путешествия, желая увидеть, как поведет себя здесь его именитая жена после цивилизованной Европы.
Кони зафыркали, предчувствуя отдых. Арефий знает: хозяин погружен в воспоминания. Экипаж катится вверх на холм мягко, точно крадется. А тогда был погожий сентябрьский день. Кучеру велено подъехать к дому со стороны сада. Платон распахнул перед Елизаветой калитку, будто свою душу, и – замер. Она медленно пошла между деревьями по изумрудной отаве, наклонилась, погладила рукой живой шёлк, посмотрела вокруг сияющими глазами.
– «Чудо неземное, рай! Какие яблоки: ярко-красные, золотые, прозрачно-янтарные,- восхищалась Елизавета, переходя от дерева к дереву,- какие крупные эти жёлтые с карминным румянцем!»
«Тогда я впервые в жизни почувствовал себя абсолютно счастливым, - размышляет Платон, глядя на зеленеющий сад, - Возможно, это последнее лето будет в старом имении»
Елизавета, как всегда, не в состоянии сдерживать радость уже спешит ему навстречу. Свекровь, наблюдая за ней с балкона, сердится: «Это же неприлично! Нескоро она поймет, что нельзя никого любить сильнее, чем – Бога». Наталья никак не может привыкнуть, что её сын принадлежит не ей одной. Хотя она любит свою невестку, и не сторонница домостроевских порядков. Но ревность материнская мешают её спокойствию.
Наслаждаясь последними летними днями, Платон и Лиза все время посвящают прогулкам, катанью на лодке. Наталья Андреевна с трудом сдерживает свою ревность, вздыхает.
- Прошло уже два года после свадьбы, пора бы Елизавете расцвести, так и завянет, не родив ребенка, - беспокоится она. Невестка понимает вопрошающие взгляды свекрови, в душе у нее возрастает чувство вины. А Платона это, кажется, совсем не волнует. Все его мысли заняты новыми планами. Лиза считает, что они несбыточны: не пройдет и недели – отец опять отправит Платона куда-нибудь по своим коммерческим делам на месяц.
Они шли по аллее, прячась от по-летнему горячего солнца, Платон увлеченно рассказывал Лизе о Канаде.
Она рассеянно его слушала. Заметив в ее руках томик Блока, он стал шутливо упрекать жену:
- Ты ни на минуту не расстаешься с Блоком. Он же флегматик, он не любит жизнь! Ведь жизнь для себя убога...
- Ты и мою жизнь считаешь убогой?- хмурится Елизавета. - Нет! Нисколько! - пытается предотвратить ссору Платон. - Тогда скажи мне, пожалуйста, Платон Антонич - какое место вы мне отводите в своей плодотворной, великой жизни? Может, мне заколоться, как Дидонне, царице Карфагена, покинутой Энеем? – иронизирует Елизавета. - Родная, забудь страшные античные истории. Бог дал нам власть – творить самим свою судьбу. Воспользуемся этим благом разумно: направим все свои силы на труд. - Я прежде всего, женщина – мне нужен дом, семья.
- Мне – тоже, Елизавета Петровна, - ответил он и, взяв у нее книгу, открыл ее наугад и стал, улыбаясь, читать: «...И в суете непобедимой душа туманам предана...» Елизавета не приняла его шутку. Она лишь глянула на мужа с укором.
Лето - будто специально для них, задерживается, доводя до янтарной зрелости яблоки, наливая их медвяным соком. Лишь по утрам на траве появляется и исчезает при первых лучах солнца, как первая седина, тщательно скрываемая, белесая роса. Наталья Андреевна уже знает о том, что Платон замыслил поездку в Сибирь и печально смотрит на мужа Антония Ильича, который скажет ей о своем решении, для того он и задержался в столовой. Однако мало утешения будет ей – матери.
Чтобы отвлечь сына от одиссеи в Сибирь, Антоний Ильич ничего лучше не мог придумать, как последовать примеру своего отца, отправившего его самого в Италию подальше от бесприданницы, на которой Антоний по глупой молодости задумал тогда жениться. Хотя после - Илье Ивановичу Белоцерковскому пришлось сильно раскаиваться.
Платон не такой повеса, каким был Антоний Ильич в молодости. Сын и не догадывается о похождениях отца, ставшего с годами благоразумным.
Представив, как жена обрадуется путешествию в Италию, возможности побывать и в других странах Средиземноморья - в Андорре, на Мальте. Удивительные истории она рассказывала ему об этой стране. Даже какая-то семейная тайна связана с Мальтой. Кое-что знал и Антоний Ильич, имел на этот счёт свой план, посылая сына в Италию, кроме того надеялся, что экзотика Средиземноморья затмит холодную и страшную Сибирь, бывшее в юности увлечение сына античностью вернутся к нему.
«Одно другому не помешает, - решил Платон,- последний раз уступлю отцу, выполню его просьбу». В Сибирь решил он ехать, когда вернётся из Италии. Хотя он давно горит желанием - самостоятельно заниматься бизнесом. Поэтому он спешил - и не отвлекался на авантюрные приключения