Он старый вождь и серый кардинал,
И серое свое обходит царство…
Он любит серый дождь и черный нал,
Мной поданный «на горькое лекарство».
Он помнит всё: архей и мезозой,
Он есть упрек и назиданье миру,
И вечером с засохшей колбасой
Он входит в свою затхлую квартиру…
И в снег, и в вёдро он – один как перст,
Да был бы рядом хоть бы выпивоха!
Один Господь и знает, что он ест,
На что он пьет… И всё ли так уж плохо?
«…Да дочь была!...Уехала, как все,
Да шут их ведал – знамо, к лучшей доле…
Они же все на средней полосе
Причудны, яко ласточки в неволе…
Да что там – похоронят, как-нибудь! –
Не бросят у забора, как собаку.
Ну, дай полста… Взаймы… Приму на грудь
За здравие её такой-растАкой…»
И он уйдет, откуда вышел – в дождь,
Строитель коммунизма, очень бывший…
И думаешь: ведь он – ещё не бомж,
Не самый обреченный. Хоть и лишний.