Рождённая из покорности

Отраднева Любовь
Ёжичку.
На его идею: «пустить любовника на опыты
и сделать супер-няшкой»

– Ты прелесть, ты действительно душевная прелесть!
Молодой магистр нежно перебирал волосы своего помощника. Каштановые, мягкие, чуть отросшие на затылке.
– Что бы я без тебя делал, Кай, кто бы ещё смог столько терпеть меня?
– Но я всё равно вижу, Хэллфайр, что глаза твои печальны. Тебе чего-то в этой жизни не хватает.
– Не обращай внимания, у них просто цвет такой, у глаз-то моих. Ты моя правая рука и моя домашняя зверюшка. С которой я так люблю спать в обнимку. Будь всегда рядом, Кай.
– Конечно. Ради блеска в твоих глазах я готов даже раствориться в воде, которую ты пьёшь, в воздухе, которым ты дышишь.
– Ну зачем же… – но было видно, что Хэллфайр задумался.
Адский огонь – именем его было, не прозвищем. Мать выбрала, как только увидела его тёмные горящие глаза. В них никогда не пропадал красноватый отблеск.
Хэллфайр отращивал волосы, и ему было всё равно, что пряди лезут в глаза, падают на шею, забиваются в лицо Каю, когда магистр целует его… Тёмное золото волос вспыхивало на солнце, напоминая не о родстве со светилом – всё о том же подземном пламени.
Кай и не мечтал, что до него снизойдут. Даже не надеялся, что полностью устраивает господина.
– Чтобы стать тем, о ком ты мечтаешь, я готов был бы лечь на алтарь.
– Заметь, это была твоя идея, мой замечательный.
Хэллфайр нахмурился и задумался ещё крепче.
* * *
На следующий день, а вернее – уже ночью, как только наступили новые сутки, они начали ритуал.
Хэллфайр был облачён в свои самые великолепные одежды. Золото, киноварь, едва видные небесно-голубые узоры. Прекрасен и величественен, как небожитель. Отрешён – и если и волновался, то тщательно это скрывал.
На Кае была только длинная белая рубашка. Она будет нужна лишь на время пути до алтаря. А там Хэллфайр разрежет ткань ритуальным ножом и сожжёт этот наряд. И руки магистра толкнут Кая в грудь, укладывая на тёплый изнутри камень тело, знакомое до последней чёрточки.
Таким Хэллфайр видел его в последний раз.
Кай не закрывал глаз и улыбался. Ловил каждый взгляд, каждое движение. Ему было хорошо, и он нисколечко не боялся.
Но любовник целовал его в губы и в глаза, заставляя трепетать и погружаться в грёзы.
– Тебе не будет больно. Совсем. Ты проснёшься уже другим.
И когда серо-зелёные глаза Кая закрылись и дыхание выровнялось, Хэллфайр приступил. Выпевая заклинание, длинное, сложное, частично сочиняемое на ходу – он в последний раз нежно перебрал волосы Кая. Коснулся кожи головы в нескольких точках на макушке и затылке. Магия разогрела пальцы Хэллфайра, размягчила кожу под ними, а следом и кости. Магистр проник в мозг любовника.
Работать приходилось вслепую, основываясь на ощущениях. Вот она, эта проклятая покорность, к чёрту её, к болотным духам, пусть горит огнём!
Пальцем Хэллфайр подцепил тонкую нить, вытянул через одну из дырок наружу. Нить была бело-голубая и нежно льнула к его руке. А вот кровь была красная и тёплая, очень яркая и очень настоящая, и она окропила обоих.
Хэллфайр торопливо зашептал раны, что нанёс сам. А потом маленьким огоньком зажёг нить с одного конца.
Она горела несколько минут, и кроме палёной шерсти пахло почему-то сиренью.
И когда от нити остался только пепел, то Хэллфайр, пальцами окровавленными и чуть испачканными сажей, принялся чертить по телу Кая.
Два круга вокруг сосков. Ладони горкой, щупая и лаская выпуклости, которых пока ещё не было. Наклониться, приникнуть губами к соску, обводя языком кожу на большом расстоянии от него. Будто лепя, создавая желанную форму. То же проделать со вторым. А теперь заклинания должны были воплотить всё это в жизнь.
Трудно было выпевать слова, наблюдая столь волнующее и прекрасное зрелище. Даже дыхание перехватывало, когда видел создаваемое совершенство. А ведь предстояло ещё очень много работы…
Сначала самое неэстетичное, это отрезвит. Красная черта вдоль живота, размягчение по этой линии, нырок рукой внутрь. Опять поди разбери, где что, только на магию и полагаться, переделывая ненужное в нужное.
«Здесь я зачну в тебе наших детей, Кай. Или уже Кая? Я создам твоё женское нутро сам, из своих фантазий. Мне хватит моей магии, чтобы всё получилось здоровым и работоспособным. Правда, хватит».
Возня затянулась, и всё сильнее был страх что-то испортить. Хэллфайр послал внутрь тела Кая исцеляющую волну – пусть магия сама всё уладит. Вынул окровавленную руку – и в последний, прощальный раз обхватил ею член любовника. Плоть Кая отозвалась, восстала, несмотря ни на что. Хэллфайр ответил желанному телу откровенными ласками, позволяя Каю в последний раз кончить как мужчине. А потом рукой, перепачканной в крови и сперме, не дрогнув оторвал все мужские признаки и сжёг щелчком пальцев.
Красный. Белый. Чёрный. Магия залечит рану, жадные горячие руки сформируют, слепят женское естество. Такое, какое захочется. Розовое, нежное. Чтобы в отверстие едва помещался палец. Чтобы хотелось долго-долго гладить и облизывать, ласкать клитор, доводя Кай до конца, прежде чем…
Да. Пора переходить к заключительной части ритуала.
Хэллфайр медленно снял своё одеяние и, обнажённый, покрыл собой лежащее перед ним только что пересозданное, прекрасное тело. Вошёл в него в упоении и восторге, с чувством сбывшегося счастья. Мечта исполнилась. Пусть сейчас его семя прольётся внутрь, впитается в изменённую плоть Кай… Ресницы её не дрогнут, она всё ещё в очарованном сне, но тело выгнется, внутренние мышцы сожмут член любовника, а его слуха коснётся стон…
А после Хэллфайр пролежит на ней ещё долго-долго – и только потом уснёт рядом, на тёплом камне алтаря.
* * *
– Хэлли, вставай немедленно! Комната не прибрана, посуда не помыта, а тебе скоро служить в соборе!
– Да, дорогая, да, драгоценная!
Хэллфайр поднялся, с обожанием глядя на новую Кай – женщину своей мечты. Решительная, суровая, немыслимо красивая – и страстная, аж искры летят. И ей так шёл наряд, который он для неё наколдовал. Так замечательно было с помощью магического искусства пускать по шёлку разноцветные узоры! Скоро Хэллфайр вновь увидит, как ткань цвета моря словно обольёт её фигуру, подчеркнёт тонкую талию… а потом, если что, даст возможность стоять животом вперёд и гордиться.
Молодой магистр сновал по их общему обиталищу, выполняя её поручения. Он давал отчёт по каждому своему шагу. Он был очень счастлив.
Только ночью, приняв Хэллфайра на своё ложе, Кай бросила:
– А всё-таки ты косорукий, Хэлл! Я тоже кое-что смыслю… и знаю: у меня никогда не будет детей!
И влепила ему пощёчину.
Хэллфайр покрыл поцелуями её руку. Кай потрепала его по затылку:
– Ну ладно, ладно, если очень захотим – исправим! А пока нам же свободнее…

Июнь 2012,  Луговая