Жертва Ферзя

Лео Маккост
     Когда альфа-солнце только-только осветило своими тусклыми красными лучами плоские вершины невысоких холмов, в поместье Холбруков уже царило оживление. Шли последние приготовления к отъезду. Конюшие сновали меж экипажей, повозок, фургонов, вагончиков, проверяли надежность упряжи. Возницы, готовясь рассесться по облучкам, поглаживали отполированные рукояти своих кнутов. Экономы руководили погрузкой в багажные фургоны окороков, копченых колбас, разноцветных голов сыра, бутылей с вином, фляжек с бренди и прочей снеди. Лошади в предчувствии скорой разминки по холодку нетерпеливо фыркали, переступали ногами. Подумать только, всего в каких-то двадцати лье располагался первоклассный космодром, вовсю гнали свою продукцию фабрики, освоившие безупречный синтез паранатуральных пищевых продуктов, но в этом мире сливки общества по-прежнему отдавали предпочтение всему природному: и еде и средствам передвижения.
    Команда Эрвина Холбрука отправлялась на чемпионат провинции Веньевер по реальным шахматам. Тренеры и их воспитанники, только что живо обсуждавшие свои игроцкие проблемы, отправились занимать места в повозках и вагончиках. Там же скоро окажется великое множество разнообразных оруженосцев, помощников и прислужников.
    - А вот помощниц и прислужниц не будет, - с некоторой долей злорадства подумал сэр Эрвин, - никакого релакса во время турнира, только воля и напор. Он даже не позволил Хейзел поехать с ним на турнир. Не то чтобы воля и напор требовались ему лично, просто он хотел, чтобы холопы брали с него пример серьезного отношения к делу. Впрочем, если приспичит, у него всегда есть возможность уединиться кое с кем, там, в городе...
    Экипажи предназначались для него самого и для его самых верных болельщиков: младших братьев Вернера и Мартина с их женами. Холбрук наскоро попрощался с матерью и невестой и, получив напутственное благословение, не спеша спустился по парадным ступеням своего одновременно величественного и  изящного особняка и направился к головному экипажу.
    Вскоре пронзительный  металлический звук сигнального горна заглушил ржание лошадей, лай собак, возбужденные голоса людей, оповестив округу об отправлении обоза. И вот уже кавалькада из двенадцати всадников авангарда, облаченных в желто-зеленые, цветов Холбруков, камзолы, степенно прогарцевав по центральной аллее, миновали ажурные, настежь распахнутые створки ворот усадьбы, и оказались снаружи высокой каменной ограды. А за ними потянулся весь обоз под цоканье копыт и шуршание мягких пневматических шин производства лучших компаний Галактики и вскоре скрылся из глаз провожавших за поворотом дороги.  Только клубы пыли, поднятые его движением, еще висели некоторое время в воздухе, но вскоре были развеяны утренним прохладным ветерком.
      К тому времени, как над холмами показался краешек бета-солнца и залил долину серебри-стым светом, команда Холбрука добралась до выезда на прямое как копье шоссе, ведущее в Ле-Грантарбр, административный центр провинции. Здесь пришлось надолго остановиться и пропускать тянущиеся по трассе обозы команд соперников. «Мастер Флавиус, гроссмейстер Пепелницки», - угадывал Эрвин, вглядываясь в сочетание цветов,  в которые были выкрашены тенты повозок и фургонов. Он не испытывал ни нетерпения, ни ревнивого беспокойства, предвкушая, как разделается с конкурентами, когда придет время, как поквитается с ними за то,  что хотя бы на время они встали у него на пути.
      В бета-полдень большинство команд уже съехались в Ле-Грантарбр и теперь определялись на постой в соответствии с общественным положением своих членов. Рабам и младшему персоналу из числа свободных предназначались казармы и постоялые дворы, старшим чинам - апартаменты, самому же Холбруку не терпелось погрузиться в кондиционированную прохладу персонального пент-хауса одного из самых фешенебельных отелей города. Но сначала необходимо было соблюсти  ряд формальностей. Отдав несколько распоряжений по расселению старшему управляющему Питу Уэй-ну и благополучно спровадив Вернера и Мартина с женами в отель, Эрвин вскочил в седло вороного жеребца.  Тут же от обоза отделились восемь вооруженных наездников и составили эскорт, взяв сеньора в кольцо. Распугивая медлительных зевак, всадники в развевающихся желто-зеленых накидках стремительно понеслись в сторону Дворца Шахмат.



               
                ***
    Оба светила, наконец, исчезли по ту сторону горизонта, полыхнув напоследок розово-голубым заревом заката. Постепенно в воздухе стала разливаться благословенная свежесть.  Эрвин Холбрук ужинал с братьями в отдельном кабинете ресторана своего отеля. Жены братьев предпочли заказать ужин в номер.  Тюль на открытом окне колыхался, пропуская освежающие дуновения вечернего воздуха, но Эрвин прикрыл окно и попросил включить небольшой кондиционер в дальнем углу кабинета: сквозняки чреваты простудой, а ему это сейчас  совсем ни к чему.
      Холбрук рассказывал братьям в подробностях о событиях этого дня.  Турнир открывался на следующее утро и должен был проводиться по системе «на вылет». Для проигравшего соревнования заканчиваются, а победитель переходит в следующую стадию, и так до тех пор, пока не останутся только два претендента, которые и разыграют главный приз. Сегодня происходили регистрация команд и жеребьевка первого тура.
    - Ну и кто же достался тебе в соперники? – не терпелось узнать младшему из братьев, рыже-волосому и голубоглазому Мартину.
- Ты не поверишь,  Геха Цох, - ответил Эрвин.
    - Тогда тебе повезло дважды: ты не просто без проблем пройдешь дальше по турниру, но и в очередной раз поставишь этого неотесанного жлоба на подобающее ему место,- заметил круглолицый, рано начавший лысеть Вернер.   
    - Я бы не был столь самоуверен, ведь я не знаю истинного его мастерства, мы сыграли с ним только одну партию…
-Которую ты без труда выиграл, - закончил за брата Вернер,  -  да-да без труда, я анализировал эту партию по твоим записям.
    - А я просматривал с десяток других партий Гехи и могу утверждать, что играет он намного слабее тебя, - с жаром воскликнул Мартин, - даже имея солидное преимущество, он умудряется все растерять в эндшпиле.
     Братья умолкли на время, которое потребовалось официантам для перемены блюд, а потом     Эрвин наполнил бокалы, предложил всем встать и произнес тост:
    - Предлагаю выпить не за мастерство, а за вдохновение, ибо именно уныние духа  погубило многих шахматных гениев.  Также поднимем бокалы за Провидение, которое водит рукой настоящих мастеров, ниспосылает вдохновение достойным и погружает в уныние посредственностей.  Сегодня, кстати, - добавил он, слегка усмехнувшись, - Провидение помогло мне во время жеребьевки вытянуть белый цвет в предстоящей игре. Это вдохновляет, не правда ли?
    - За Провидение! - хором поддержали Вернер и Мартин. Холбруки чокнулись и выпили.
    Эрвин умиротворенно откинулся на спинку кресла. Легкий хмель ударил в голову. Он с дет-ства чувствовал себя комфортно и отдыхал душой лишь в семейном кругу, где всегда находил поддержку и утешение в пасмурные дни своей жизни. Но в последнее время ему все реже и реже требо-вались сочувствие  и участие, напротив, он стал объектом гордости  - для матери, зависти – для сосе-дей и дальних родственников, стал кумиром для своих братьев. Конечно, его самолюбию льстили восторженные взгляды Вернера и Мартина, почтительность, граничащая с раболепием, с которой обращались к нему спортивные чиновники во Дворце Шахмат и клерки, обслуживающие его банковские счета, популярность в среде журналистов и телевизионщиков, любовь и уважение со стороны болельщиков и ценителей, с позволения сказать, его таланта, подобострастие безотказных наложниц,  упоенное обожание девушки, с которой он помолвлен.
    В мире реальных шахмат человек, поднявшийся из самых низов таблицы рейтингов в первую двадцатку, вызывал восхищение на планете, помешанной на этом виде спорта. А вскоре его положение должно значительно упрочиться. Сперва он возьмет первый приз в своей провинции, затем покорит метрополию, охватившую цепкой лапой своей власти весь континент, один из двух на их планете, а там недалеко и до… 
Полет его фантазии прервал официант, обратившийся с почтительным поклоном:
    - Письмо для вас, Сэр.
    Из-за спины официанта вышел мальчишка-посыльный и протянул серый плотный конверт.
Эрвин взял его и прочитал свое имя, написанное знакомым почерком. Тень недовольства про-мелькнула на его породистом лице. Взмахом руки он отослал официанта и раба, вскрыл конверт и погрузился в чтение.  По мере того, как до него доходил смысл написанного, умиротворение и благодушие стали улетучиваться, кровь начала приливать к щекам. Это сразу заметил всегда все тонко чувствовавший Мартин.
    - Неприятности, брат? – участливо поинтересовался он.
    - Ничего особенного, просто напоминание о карточном долге, - соврал Эрвин, складывая вчетверо конверт и засовывая его в нагрудный карман, - и как я мог о нем забыть, первый раз со мной такое. Мне, пожалуй, следует пойти к себе и уладить эту проблему. Кроме того мне еще нужно сделать пару звонков, так что заканчивайте ужин без  меня, увидимся завтра на турнире.
    Братьев успокоило это объяснение и они продолжили трапезу, а старший Холбрук взъерошил обоим на прощанье волосы,  и поднялся на лифте к себе в пентхаус, предварительно отправив рассыльного в бар за парой бутылок коньяка.
    У себя в номере Холбрук первым делом опрокинул в себя сразу две рюмки, надеясь, что тепло солнечного напитка, разлившись по телу, растопит, ледок беспокойства, зародившийся где-то в глубинах его сущности. Затем он раскурил сигару и принялся рвать и жечь в пепельнице так некстати полученное письмо. «Да что такое она себе позволяет? Это ведь черт знает что, прямо шантаж какой-то» – думал он, - «хорошо еще, что не додумалась позвонить». Действительно, в эпоху тотального контроля над всем и вся в конфиденциальность мобильной связи могли верить только блаженные.
   «Нет, нет, никуда я, конечно, не пойду,  и не подумаю. Пусть не надеется, что шантажом можно заставить меня сделать  что-нибудь против моей воли. Я не обязан ходить к ней в спальню, как на работу. Мне определенно нужно будет поставить ее на место, причем завтра же, завтра», - бормотал Холбрук себе под  нос, хорохорясь. И на мгновение вернулась уверенность в том, что кри-вая вывезет и в этот раз.
    Но душевное равновесие было утрачено окончательно. Не помог и коньяк. Впервые Холбрук усомнился в том, что все, чем он гордился, чего он достиг, принадлежит ему по праву. Никогда он еще не чувствовал себя  таким унизительно зависимым от внешних обстоятельств. И ведь ни разу в голову не приходило, что с самого начала все было подвешено на волоске,  и что когда придет время платить по счетам, вдруг не окажется ни средств, ни желания. Нет, не Провидение, а некто другой тащил его по жизни все это время и теперь этот некто начинал предъявлять на него права.
    Еще долго сидел Эрвин за массивным письменным столом, устремив пустой взгляд в никуда и размышляя, пока не почувствовал, что становится противен сам себе. Тогда он пододвинул к себе бутылку и рюмку и принялся напиваться уже вдумчиво и основательно. Пьянство, к сожалению, уже давно вошло у него в привычку еще в те времена, когда жизнь была полна разочарований, а о триумфах приходилось только мечтать.  «Бросить все к чертовой матери, жениться на Хейзел, и свалить с ней куда-нибудь,  хотя бы на ту же Землю… », - была последняя мысль, перед тем как он достиг, наконец, столь желанной стадии наркоза.
    Так подействовала на него угроза сдать завтрашнюю партию. Угроза, которая сейчас представляла собой в основном груду серых хлопьев на дне тяжелой позолоченной пепельницы. Но сырая плотная бумага прогорела не полностью и пытливый исследователь, не поленившийся бы покопаться  в пепельнице и сопоставить уцелевшие клочки, сумел бы разобрать отдельные слова: «Эрвин, любимый, я в отчаянии… совершенно случайно узнала о твоей помолвке… придется делить тебя ТАМ с ней… для меня неприемлемо… мною попросту воспользовался… прийти ко мне немедленно и сказать правду о… иначе я пас… завтрашняя партия  - последняя… но и твоей тоже конец… ничего не останется, кроме как… желаешь ты того или нет, но до следующего Большого взрыва остаюсь твоей…»

                ***

    На следующее утро больной и медленно соображающий Эрвин Холбрук уже сидел в своей раздевалке в зоне, отгороженной от всех тех, кто не имел непосредственного отношения к турниру. Понятное дело, имел место весь джентльменский набор: сухость во рту, слабость в членах и головная боль. Специально подготовленные слуги облачали его в королевские доспехи серебристо-белого цвета, которые к счастью были не боевыми, а легкими, декоративными, (короли, слава Творцу, были фигурами неприкасаемыми),  в таких гораздо легче переносилась жара. Гример пытался замаскировать на лице сеньора специфические знаки, с помощью которых сильно пьющий человек по утрам информирует весь мир, чем он занимался накануне вечером.
    В раздевалку его доставил Сильвестер – доверенное лицо из числа свободных, которого Холбрук держал для особых поручений.  В его обязанности входило, в том числе, знать, в каком состоянии сеньор отошел ко сну и, в зависимости от обстоятельств, помогать ему утром вливаться в реальность. Этим утром Сильвестер засунул шефа под душ, крепко растер полотенцем, дал  выпить несколько капель алкоренессанса и, пользуясь своим могучим телом когда, как ширмой от папарацци,  а когда и как опорой, выволок его через черный ход отеля и посадил в экипаж.
    Проехав окольными путями к спорткомплексу, Сильвестер помог сеньору пройти допинговый и радиоэлектронный контроль. Второй дался особенно тяжело, поскольку включал в себя целый ряд длительных и иногда унизительных процедур, направленных на недопущение проноса в зону турнира каких бы то ни было электронно-вычислительных устройств и средств связи: компьютеров, шахматных процессоров, телефонов, вообще всего, что могло бы протезировать природный интеллект или принимать консультации извне.  Попавшийся на попытке использования или даже проноса таких устройств карался жестоко, в соответствии с нравами, царившими в обществе, ибо не оставлял не единого шанса своему законопослушному сопернику.
    Передав Холбрука с рук на руки слугам,  Сильвестер отправился в «аптеку за лекарством». В раздевалку вошел Пит Уэйн.
    - Доброе утро, сэр, - поздоровался он, угодливо улыбаясь, - я вчера весь вечер пытался вас увидеть.
    - Ну и как, увидели? – насторожился Эрвин.
    - Н-нет, - замялся Уэйн, - Сильвестер сказал, что вы не принимаете.
«Вот и слава богу», - подумал Эрвин. Он давно подозревал, что Пит сливает информацию о его частной жизни журналистам.
    - Что вам было угодно, Пит?
    - Как обычно, обсудить с вами персонально первый состав.
    - Мне помнится, мы с вами уже его обсуждали, - нахмурился Холбрук. Сказать по правде, ему мало что сегодня помнилось.
    - Да, но с тех пор произошли некоторые события, - робко возразил Уэйн, - Тадеущ Яновецки отравился маринованными грибами, а у Жоржа Тибо загноилась рана на правом плече.
    - Сделайте замены по своему усмотрению, - Эрвин начал раздражаться. Во-первых, Уэйн разбирался во всех этих делах гораздо лучше его, но, самое главное, в дверях раздевалки уже маячила здоровенная фигура Сильвестера, в руках он держал пакет с каким-то пойлом – лучшим средством для лечения похмельного синдрома. 
    - Все-таки я хотел бы получить вашу личную  санкцию поставить вместо Тадеуша этого малого – Бориса Зилова, - продолжал испытывать его терпение Уэйн, - ведь это будет его дебют.
    Холбрук изобразил рукой нечто, означающее согласие со всем, что бы ни было предложено. Помощник главного судьи уже приглашал его на выход, а еще столько нужно было сделать. Эрвин подмигнул Сильвестеру, тот понял его и исчез.
    - Но еще один момент, сэр, - умоляюще произнес Пит, - это очень важно…
    - После, после, - отмахнулся от него Холбрук, - разве вы не видите – время… а мне еще нужно…тут.
    Он доковылял до своего санузла, закрылся в нем, приотворил крышку сливного бачка и достал из него банку охлажденного пива, которую положил туда пару минут назад Сильвестер. «Мог бы оставить парочку», - со вздохом подумал он, откупорил банку и с наслаждением принялся пить божественный нектар. Холбрук с некоторых пор начал стесняться опохмеляться публично, особенно при Уэйне. С каждым глотком он чувствовал, как проясняется голова, и сила вливается в мышцы. Потому, когда некоторое время спустя он в сопровождении свиты выходил на игру, походка его выглядела значительно бодрее, а выражение лица стало более или менее осмысленным.

                ***

    Выйдя из-под козырька ворот для членов команды, Холбрук зажмурился от слепящего  розово-голубого света. Солнечные лучи пробивались сквозь щели в крыше цирка и боковые проемы между опорами, поддерживающими её. Зрители встретили его овацией. Его воинство, давно уже  прошедшее допинг-контроль и выстроившееся в исходную позицию, также, повернувшись кругом, приветствовало сеньора громогласными выкриками и бряцаньем оружия.
    С достоинством поклонившись публике и бойцам, Эрвин сбросил на руки свите белый плащ, расшитый черными коронами, и торжественно вступил на предназначенный ему - Белому Королю – гигантский черный квадрат – шахматное поле е1.  Однако, когда его соперник Геха Цох, облаченный в черные королевские доспехи, прошествовал на противоположный белый квадрат е8, ему устроили такую же овацию. Это потрясло Эрвина. Привычно готовясь сказать, что-нибудь глумливо-ироничное, он бросил вдруг взгляд налево и замолчал.
    Тогда Холбрук стал разглядывать трибуны, зрителей, выискивая знакомые лица. Нашел братьев и их жен, нескольких дальних родственников и множество знакомых: соседей, одноклассников, шахматных функционеров, людей, считавших его своим другом и тех, кого он считал своими друзьями, своих бывших любовниц, иных бросивших его, но более многочисленных, брошенных им. Немыслимо, но все эти люди сегодня  могли стать свидетелями его крушения.
    Холбрук перевел взгляд на окошечки касс букмекерских контор. Возле тех, где ставили на исход сегодняшней партии, собрались приличные очереди. Букмекеры считали его фаворитом и принимали на него ставки при коэффициенте 1,45, на Геху же при 2,83. Пустынно было пока у касс, для любителей прогнозировать результаты боевых единоборств.
    Холбрук оглядел своих бойцов. Хуже всех вооруженные и наименее защищенные «пешки» всегда вызывали у него сочувствие: некоторые из них определенно не доживут до конца партии. Но у оставшихся в живых будет отличный шанс получить недурственные бонусные баллы или даже стать более ценными фигурами в игре. «Слоны» и «кони» в кожаных кирасах с короткими мечами-гладиусами старались выглядеть беспечными, но время от времени опасливо поглядывали на своих оппонентов в черном. Тяжело вооруженные гоплиты-«ладьи» уже начинали страдать от жары в своих глухих коринфских шлемах и бронзовых бригантинах, сковывавших их мощные торсы.
    Наконец, Эрвин Холбрук собрался духом, снова повернул голову налево и встретился взглядом с Аркелией, своей рабыней, своим ферзем, женщиной,  в последнее время игравшую главную роль в его окружении. Она стояла,  опершись на свой длинный гладиус. Светлые пряди волос выбивались из-под шлема с плюмажем и ложились на стальную кольчугу. Эрвин так и не смог прийти к определенному заключению, какой спектр чувств таил ее взор, но глаз не отвел, смотрел дерзко и даже изобразил что-то вроде бесшабашной ухмылки.
    - Салют, крошка, я тоже рад тебя видеть, - дурашливо произнес он, распространяя волны тя-желого перегара. Аркелия  поморщилась, но Эрвин этого даже не заметил. Он почувствовал, что, в конце концов, поймал кураж, который так и не посетил его вчера.  Подобные штуки проделывает иногда с людьми пиво, принятое, что называется «на старые дрожжи».  А,  ведь возможно, на трезвую голову он посчитал бы недопустимым так вести себя с женщиной, чье приглашение он вчера отверг, и чье письмо подвигло его надраться в лоскуты.

                ***
    Когда же это все началось? Он уже не помнил точно. Года два – два с половиной назад, должно быть. Эрвин охотился в одиночку, без слуг, в своих лесных угодьях. Легавая первая обнаружила, распростертое в густом подлеске,  тело и сделала стойку. Взгляду Эрвина предстала девушка, истощенная,  но крепкого телосложения, со спутанными русыми волосами. Одежда её, обильно перемазанная землей и соком трав, была порвана во многих местах. Ноги босые, правая стопа сильно распухла. Когда Эрвин склонился над ней, девушка открыла глаза и еле слышно на ломаном франгле попросила помощи и защиты. 
    - Кто ты и что тебе угрожает? – спросил Холбрук.  Девушка поведала, что третьего дня сбежала от работорговцев, братьев Магоцки, уже оформлявших продажу ее в наложницы старику Тардье.
    - На рынке начался пожар, и в суматохе мне удалось скрыться, - рассказывала она, - но потом везение отвернулось от меня: на крутом склоне подо мной поехала мокрая после дождя земля, я упа-ла прямо на камни и вывихнула голеностоп.  Ползла, сколько могла. Ни еды, ни воды, и еще эта ужасная боль…  Кажется, я потеряла сознание.
    Эрвин напоил беглянку, кое-как усадил ее на лошадь и отвез в один из своих охотничьих домиков, который в то время пустовал.  Там он ввел ей обезболивающее средство и вправил вывих. Он прошел спецкурс по травматологии в летних скаутских лагерях, когда учился в лицее. Жестко зафиксировав голеностоп, он отправился на кухню, позаботиться о подстреленных им рябчиках. Но девушка поковыляла следом за ним, опираясь на самодельный костыль.
    - Пожалуйста, сэр, - обратилась она к нему, - я справлюсь с этим лучше, чем вы.
Эрвин пропустил девушку вперед и окинул оценивающим взглядом.
    - На что ты, интересно, рассчитывала, когда решалась на побег?  Специальные службы поднаторели в поиске беглых рабов и возвращении их владельцам.
    - Я надеялась встретить кого-нибудь не столь старого и отвратительного, но великодушного, вроде вас, кто возможно захотел бы оставить меня у себя. Будьте лучше вы моим хозяином. Вы не выдадите меня, правда?
    Холбрук понял, какой смысл вкладывала она в слово «лучше». Он представил себе слюнявую, похотливую физиономию старого извращенца Тардье, и мысленно согласился с тем, что он, Эрвин,  действительно лучше. Так Аркелия осталась в  охотничьем домике. Холбрук надеялся со временем «отмыть» ее историю и легализовать пребывание у него. Не то, чтобы у него был недостаток в наложницах и прислуге. Но Аркелия была юна, свежа. Чисто вымытая, опрятно одетая,  выглядела она очень аппетитно и манила своей новизной и неизведанностью, хотя и не была красавицей. Слегка портила  ее рельефная мускулатура рук и ног. Немного смущало Эрвина и то обстоятельство, что Аркелия на полголовы выше его ростом.
    К тому времени, как девушка окончательно поправилась, они уже стали любовниками. Слу-чилось это просто и естественно, без всякого сопротивления с ее стороны. Эрвин не спешил вводить ее в дом. Тайна свиданий придавала особую пикантность их отношениям. Кроме того, он сильно увлекся девушкой, пренебрегая прочими.  Прежние его пассии, томясь в одиночестве, одолевали его звонками: «не заржавел ли у него боек?» И он на какое-то время воздвиг барьер между ними и собой: отключил телефон и неделями не появлялся в поместье.
    Но Аркелия привлекала его не только, как женщина. Научившись бегло говорить на франгле, она стала весьма интересной собеседницей. Оказалась весьма начитанной и образованной. Прямо гейша, а не беглая рабыня. Из бесед с ней, Эрвин узнавал много неизвестного ему из истории Галактики, затаив дыхание, слушал живописания иных миров. Девушка часто вспоминала о своей родной планете, хотя название ее не сообщить не торопилась. Эрвина сильно поразил тот факт, что у них там давно уничтожено рабство. И это произошло сразу после того, как их ученые убедительно доказали посмертное существование человека.
- Рабовладельцы просто стали бояться, что окажутся в окружении душ своих бывших рабов, на которых ТАМ нет управы.
    И еще рассказывала что-то совсем уже мало понятное, о том, что настоящие супружеские отношения начинаются только на небесах в форме неразлучного и гармоничного единения двух душ,  и что  некоторые женщины овладели методикой навсегда привязывать к себе душу своего первого и единственного, устраивая внезапный совместный переход ТУДА. Для этого подходили все базовые средства - яды, авто и авиакатастрофы, угарный газ и все в этом роде, плюс несколько оккультных приемов.  Согласия мужчины, понятно, при этом не спрашивали, неожиданная кончина являлась для него сюрпризом, главное, чтобы он не успел спутаться с кем-нибудь еще. Эрвина передернуло от такого рассказа.
    О себе же Аркелия. говорила неохотно, сообщила только, что изучала в университете информационное обеспечение гиперпространственных перемещений, много занималась спортом: главным образом греблей на байдарках, боксом и фехтованием, в рабство была захвачена пиратами-работорговцами на одном из астероидов во время прохождения производственной практики. Туманно  намекала, что предал её пиратам, человек, которому она отказала в близости.
    Покидая на время девушку, Эрвин оставлял ей толстые подшивки свежих номеров местных газет и журналов. Аркелия, оставшись одна, проглатывала их от корки до корки. Благодаря этому, она скоро составила представление, чем живет и дышит чуждое ей общество. Особый интерес вы-звали у нее спортивные разделы и судебная хроника.
    - Почему ты не играешь в шахматы? – спросила она однажды.
    У Эрвина от неожиданности перехватило дыхание: того не желая,  девушка попала в болевую точку. Он хотел ответить резко, но, не видя подвоха, спокойно рассказал ей все как есть. Что он тер-петь не может эту игру, поэтому так и не научился играть хорошо, а может быть и наоборот: его раз-дражают шахматы, потому, что не удалось в них преуспеть. Словом, имеет место застарелая и взаимная нелюбовь. Эрвин к тому времени уже принял  пару стаканчиков виски, язык его развязался и он выплеснул наболевшее, не особенно беспокоясь о том, как будет выглядеть в глазах женщины, которая ему еще не наскучила.
    Еще в младших классах лицея выяснилось, что у него нет способностей и интереса, ни к шах-матам, ни к различным видам единоборств, с оружием или без. По этим предметам он неизменно получал «неуды»,  преподаватели махнули на него рукой, как на бесперспективную серость, а одно-кашники сделали его предметом насмешек и издевательств. Особо изощренно унижал Холбрука его кузен Геха Цох. В последние годы отношения между ними несколько выровнялись, иногда они даже вместе охотились. Но в  интонациях Цоха неизменно проскальзывали нотки презрительного превосходства.
    По-настоящему привлекал Эрвина только гольф. Но гольфисты, футболисты и прочие хоккеисты считались людьми не от мира сего на этой планете, где большинство населения в течение уже двух столетий было помешано на боях гладиаторов и разного рода интеллектуальных играх.  Настоящей трагедией для людей стал запрет, наложенный около сорока лет назад правительством Галактической Конфедерации на проведение гладиаторских состязаний.  В противном случае чиновники, большинство из которых составляли эти гуманисты-земляне, пригрозили ввести санкции против целой планеты.
    Положение спас известный гроссмейстер Пол О`Нил, основавший федерацию реальных шахмат, вида спорта, объединившего шахматистов и гладиаторов. Теперь полководцам клеточных полей, предоставлялась возможность сводить  друг с другом счеты посредством одушевленных фигур. Население с энтузиазмом приняло новый вид спорта. У людей появилась возможность одновременно удовлетворять страсть и к интеллектуальным и к низменным наслаждениям.
    Спортивным же чиновникам из Центра, которым разведчики доносили о продолжении кровопролитных развлечений, всячески морочили головы, глумливо приглашали тамошних гроссмейстеров для участия в турнирах. А если бы  те и осмелились приехать, для них бы организовали какую-нибудь показуху, причем по высшему разряду, и все бы остались довольны.
    В газетах избегали открыто сообщать о смерти бойцов в поединках, теперь их «разменивали на поле е6 или d5», «брали на проходе», «жертвовали» и даже просто «зевали».
Как грибы после дождя стали появляться многочисленные «шахматные» команды на базе бывших школ гладиаторов. Хозяева их оставались прежними, чаще всего это были зажиточные зем-левладельцы, в большинстве случаев  серьезные шахматисты, они сами вставали на королевскую позицию и руководили игрой. Иногда доверяли такую честь сыновьям или племянникам. В любом случае турнирные достижения команды, в виде медалей привинченных к гербу, являлись визитной карточкой семьи, свидетельством ее доблести.
    Ничем таким семья Эрвина Холбрука, похвастаться не могла.  Отец был сильным игроком в свое время, но давно пребывал в ином мире. Так что создать приличную команду и «играть в шахматы» в том смысле, который вкладывала в свой вопрос Аркелия, было для молодого человека задачей нереальной. Вернер и Мартин неплохо разбирались в игре, да и в бойцах тоже. Но больших средств у них не было: после смерти отца почти все отошло старшему сыну.
    Аркелия пожелала убедиться, что Эрвин действительно так слаб в шахматах, как говорит. Она предложила ему сыграть. Удивившись, но не сказав ни слова, Эрвин включил электронную доску, вмонтированную в стену гостиной и вручил девушке пульт дистанционного управления. В первой партии, играя черными, он получил мат на четырнадцатом ходу, во второй, белыми, к девятнадцатому ходу его материальные потери были столь велики, что он сдался. Эрвин не ожидал, что Аркелия играет  намного сильнее его, но не был уязвлен: он действительно был глубоко равнодушен к  шахматам. Зато у него появилась идея отомстить за все унижения  Гехе Цоху.
    Однажды после очередной охоты Эрвин пригласил кузена переночевать у него в домике. После обильного ужина, сопровождавшегося возлияниями, он спросил Геху:
-А не сыграть ли нам партейку?
    Геха только презрительно махнул рукой, мол, куда тебе убогому. Но Эрвин настоял на своем. С первых же ходов Геха почувствовал себя неуютно. Инициатива была у его соперника. Он не успевал отражать угрозы, которые возникали по всей доске. Лицо Гехи пошло пятнами. Эрвин, напротив, был невозмутим. Он мало что понимал в происходящем на доске, да это от него и не требовалось. Ему нужно было только время от времени поглядывать за ширму, где скрывалась Аркелия. Со своего места Геха не мог ее видеть, да и вообще не подозревал о ее существовании. Девушка время от времени выкидывала определенное количество пальцев на руках, благодаря чему Эрвин соображал с какого поля на какое ему нужно передвинуть фигуру.  К примеру три-два означало поле с2, а восемь-шесть – h6. Эрвин не был на сто процентов уверен, что Аркелия непременно обыграет Геху, но кровь-то она ему сумеет попортить без сомнения.
    В эндшпиле у Холбрука оказалось целых две проходные пешки, одну из которых он без труда провел в ферзи.  Признав свое поражение, Геха не пытался скрыть, насколько задето его самолюбие, и расстроено попросил дискету с записью партии.
    - Не понимаю, как могло произойти такое, - недоумевал он, - ведь в лицее ты был уверен, что цейтнот и цугцванг это одно и то же.
    - Я много работал над собой в последнее время, - сухо ответил Эрвин, изо всех сил стараясь не расхохотаться.
    Сладостное упоение от реализованной вендетты породило мечты о большем. Эрвин желал публичного триумфа, восстания из неизвестности, роста в собственных глазах и взлета на вершину общественной пирамиды – всего того, в чем ему до сих пор было отказано. Он решил создать свою команду. Но сначала необходимо было заручиться согласием Аркелии стать ее членом. Без нее вся эта затея теряла смысл. Девушка, которая к тому времени была не на шутку влюблена в Эрвина, с радостью его поддержала.
    Вложив значительную часть собственных денег и взяв кредит в банке, Холбрук для начала нанял несколько высококвалифицированных менеджеров-селекционеров с Питером Уэйном во главе, которые тут же принялись отрабатывать вложенные в них деньги. Пит был мастером отыскивать на невольничьих  рынках среди дешевых новичков действительно перспективных гладиаторов. После первых же побед рыночная цена их значительно возрастет, и они начнут приносить своему хозяину немалую прибыль. Скоро первые новобранцы приступили к регулярным тренировкам, под руководством опытных тренеров, которых переманил из других команд пройдоха Пит.
    Оставался главный нерешенный вопрос: в качестве кого внедрить в команду Аркелию. Жиз-ненно необходимым было, чтобы во время партии она всегда находилась на глазах у Эрвина.
    - Я буду твоим ферзем, - решительно заявила Аркелия, - а чтобы ты не сомневался, устрой мне тренировочный поединок с любым из твоих бойцов.
    В качестве спарринг-партнера выступил Мартин Холбрук, который был дока в боевых искус-ствах. Чтобы сохранить инкогнито, Аркелия сражалась в маске. Мартин так никогда и не узнал имя гладиатора, который посрамил его, технично выбив меч из  рук и приставив свой острием к его горлу.
    Ну что ж, женщина-ферзь не была экзотикой на этой планете. Среди свезенных со всей Галактики рабов встречалось немало здоровенных теток, способных убить ударом кулака и, напротив, часто попадались квелые мужичонки, с трудом передвигавшиеся даже без доспехов.
    Наведя кое-какие справки, отправился однажды Эрвин тайком от Пита Уэйна на аукцион шахматных гладиаторов и приобрел за весьма умеренную сумму Клодин Бископаль. Клодин была весьма посредственным ферзем, из захолустной команды, мало кому известной в спортивном мире, никогда не имела шансов получить статус «Либерти» - свободу в обмен на определенное количество выигранных единоборств, а в последнее время еще и плотно подсела на иглу, но зато обладала поразительным внешним сходством с Аркелией. Проведя две недели на одной из заимок Холбрука и имея неограниченный доступ к «дури», женщина окончательно потеряла человеческий облик и, в конце концов, скончалась от передозировки.
    Похоронив Клодин в лесной чаще, Эрвин снабдил ее документами Аркелию, удалил специ-альным составом с тела девушки клеймо «Торговый дом Магоцки», поставил взамен свое и, ничего уже не опасаясь, ввел молодую любовницу в команду. Все восприняли ее появление в порядке вещей, только Пит Уэйн немного поворчал и затаил обиду на то, что такой ответственный выбор был сделан без его участия. Впрочем, дальнейший ход событий более чем примирил его с покупкой ферзя…
    …Потому что дальше начался сплошной триумф. Аркелия выигрывала турнир за турниром, сокрушая соперников интеллектом и мечом, побеждая и в отдельных единоборствах и в партиях в целом. И маститые шахматные гроссмейстеры и закаленные в боях воины теперь молили бога, чтобы жребий не свел их с командой Холбрука. Рейтинг Эрвина резко взмыл до небес, молодой человек попал на первые страницы спортивных изданий.  Но никому  и в голову не приходило, что истинной виновницей успеха, кукловодом, была высокая светловолосая женщина, неизменно элегантная даже в своих боевых доспехах. Сама Аркелия не ревновала к славе первого и единственного в ее жизни мужчины, для неё было высшим счастьем складывать трофеи к его ногам.
    Постепенно Эрвин искренне поверил, что Аркелия является лишь одним из элементов миро-здания, которое по воле Провидение вращается исключительно вокруг него. И победы в шахматных баталиях стал приписывать своему гению, сумевшему так ловко обратить все обстоятельства в свою пользу, собрать столько людей в нужное время в нужном месте и заставить их вкалывать  на свое благо. Эрвин стал заносчивым и высокомерным, стал еще больше пить. К тому же он начал понемногу охладевать к Аркелии.
    Особенно сильным его охлаждение стало после знакомства с Хейзел Гринмор, дочерью со-стоятельного рабовладельца, проживавшего в поместье неподалеку от Холбруков. Встреча их произошла по обоюдной инициативе матери Эрвина и родителей девушки, посчитавших  молодых людей достойными друг друга и решивших не чинить препятствий, если те надумают вступить в брак.
    Хейзел сразу очень понравилась Эрвину. Небольшого роста, изящная брюнетка с зеленоватыми гла-зами, она в большей степени соответствовала идеалу женской  красоты в его представлении, чем кто-либо из известных ему женщин. А когда он узнал, сколько папаша Гринмор готов отсыпать монет в  качестве свадебного подарка, чувства его и вовсе достигли небывалой глубины.
    Хейзел ответила ему взаимностью. Ей тоже пришелся по душе миловидный рослый молодой человек с длинными русыми волосами и мягкой, коротко подстриженной бородкой, напоминавший ей викинга на картинке в Большой энциклопедии галактического этногенеза. Молодые люди стали проводить в обществе друг друга все больше времени, пока не произошло, наконец, решающее объяснение, и близким родственникам было объявлено о грядущей помолвке.
    Увлекшись Хейзел, Эрвин стал гораздо реже встречаться с Аркелией,  чувства его к ней поблекли, периодически он тяготился ее обществом. Аркелия не могла не заметить растущее равнодушие и неискренность с его стороны. Угнетение  и растерянность поселились в ее душе.  В этот период времени известные шахматные аналитики отметили, что игра Эрвина Холбрука потеряла былой блеск и изобретательность, а его ферзь Клодин Бископаль стала рассеянной и получила несколько совершенно необязательных мелких ранений. 
    Выяснив причину нарушения упорядоченного хода событий, Холбрук решил, что негоже по-напрасну обижать курочку, несущую золотые яйца, да к тому же отлично осведомленную обо всех его аферах. В интересах дела он посчитал необходимым сохранить хотя бы видимость хороших отношений с Аркелией. Иногда на него нисходило понимание того, чем он ей обязан. Некоторое время Эрвин был  с ней мил и внимателен, дарил золотые безделушки, и повеселевшая девушка вновь заиграла вдохновенно.
    Но надолго его не хватило. Как ни сильно нравилась ему Аркелия в начале их отношений, в его представлении она всегда была лишь  «одной из». Выгорание его чувств было изначально запрограммировано. И когда ему окончательно опротивела вся фальшь и наигранность в его поведении наедине с ней, Эрвин решил постараться перевести их отношения в чисто деловое русло. Он попытался заинтересовать ее материально и предложил  хорошие премиальные за каждую выигранную партию, а также  пообещал предоставить статус «Либерти» и чек на весьма впечатляющую сумму после завоевания какого-нибудь значимого титула на планете.
    - Ты станешь свободной и состоятельной. Ты сможешь основать свою собственную команду или, если захочешь, вернуться к себе домой, - елейным тоном увещевал он девушку.
    - А каким ты видишь свое будущее, после того, как я перестану играть за тебя?-  спросила она, с затаенной надеждой в голосе, - ведь с турнирами тогда будет покончено.
    - О, не беспокойся, жизнь после шахмат окажется не менее увлекательной, и мы непременно найдем в ней свое место, - с улыбкой ответил Эрвин, а про себя подумал,  что каждый при этом от-правится своей дорогой. Он уйдет красиво – непобежденным, а деньги папаши Гринмора позволят им с Хейзел осесть на какой-нибудь планете, где нормальным людям претят кровавые зрелища, но зато имеется много шикарных полей для гольфа. А Аркелия, на что собственно рассчитывает она? Знатные люди женятся на рабынях только в сказках.
    Конечно, Аркелия поняла, что Эрвин решил попросту откупиться от нее. Она снова погрустнела и замкнулась, но продолжала исправно таскать для него каштаны из огня и не роптать. Вплоть до вчерашнего вечера. 

                ***
    Все почетные гости во главе с прокуратором провинции Веньевер Кассием Корнелием наконец заняли свои ложи. Главный судья на пульте управления партией нажал кнопку, включающие шахматные часы. Красные цифры на гигантском табло стадиона начали отсчет времени, отпущенного  Холбруку. Партия началась.
    Эрвин вопросительно посмотрел на Аркелию, перевел взгляд на ее руки и прочитал свой первый ход. С помощью портативного транслятора он передал ход на компьютер главного судьи и переключил часы на Геху. «1. Е2-Е4», - появилось на табло. Рослый пехотинец в белой набедренной повязке, стоявший, спиной к Эрвину выдвинулся на две клетки вперед. Он совсем недолго простоял в одиночестве в центре «доски»: навстречу ему с поля с7 выступил боец в черном. «Кажется, это на их языке называется сицилианской защитой», - с тоской подумал Холбрук, припоминая, что «сицилианки» проходят в острой борьбе и могут затянуться надолго.
    Несколько начальных ходов, как обычно, было сделано очень быстро. И вот вскоре уже закипели первые поединки, зазвенела сталь, пролилась первая кровь. Стадион загудел, забурлил. Одни бросились делать ставки на исходы спаррингов, другие принялись решать судьбу проигравших, выражая требование жизни или смерти жестами рук. Но окончательное решение принимал прокуратор, и, когда он большим пальцем показывал себе на шею, несчастную жертву тут же приканчивал победитель, а обслуга  сразу уволакивала ее с поля, попутно затирая, тянущиеся за ней кровавые следы.
    Новичок Борис Зилов обеспечил себе карьерный рост, ухитрившись вонзить свой короткий пешечный нож меж пластин кирасы черного слона. В следующей партии он сам  будет слоном, а ставившие на него граждане сорвали грандиозный куш.
    Примерно к пятнадцатому ходу Эрвин окончательно успокоился. Ничего в  выражении  лица Аркелии не говорило о решении похоронить его карьеру именно в этой партии. Девушка как обычно железной рукой вела игру к очередной победе, попутно технично расправившись в индивидуальной битве с двумя «пешками» и «конем». По правде говоря, Холбрук не мог судить о том у кого перевес, исходя из анализа позиции. Он попросту не умел анализировать. Но напряженная, все более мрачневшая, физиономия Гехи о многом ему говорила.
    «Прошла блажь, одумалась, должно быть. Никак критические дни закончились, вот и в голове просветление наступило», - предположил Эрвин, хотя циклы Аркелии давно перестали его интересовать. -  «Это и естественно. Нам друг без друга обоим туго. Ей из команды один только путь -  назад на невольничий рынок. Может быть, все-таки стоило к ней вчера сходить, покривляться, посочувствовать, изобразить попытку войти в положение, подарить какую-нибудь неясную надежду, глядишь, еще один турнирчик проскочили бы», - продолжал рассуждать он. – «Ну, да и в перерыве еще не поздно зайти будет».
    Но и в перерыве не суждено было Эрвину посетить вагончик своего ферзя. Сначала он с удовольствием отметил, что Сильвестер в тайнике оставил целых две банки пива. А потом Пит Уайт улучил-таки момент и сообщил новость, от которой на трезвую голову он пришел бы в ужас, но даже и сейчас, под газом,  проникся ее важностью.
    Некто осмелился прислать ему письмо угрожающего содержания: «Твой ферзь вовсе не Кло-дин Бископаль. Клодин была левшой и торчком, а твой – правша и в отличной форме. Так кто же он, или она на самом деле?  Возможно, детектор лжи поможет это выяснить. А что это за фигуры он (она) постоянно складывает из пальцев? (Имеются видеозаписи). Это также это очень может заинтересовать прессу. Хотя есть иной способ закрыть проблему. Условия  сообщу дополнительно».
    Письмо без подписи по ошибке пришло на компьютер Пита и сильно встревожило последнего. Его тревога передалась и хозяину. Как ни пьян был Эрвин, но сообразил, что произошло. Он-то считал, что никто, кроме него и Аркелии, не был посвящен в их тайну. Но теперь как минимум двое – анонимный шантажист, а теперь еще и  Пит – будут терзаться сомнениями относительно законности происхождения его ферзя. Нет, Пит ни о чем не должен догадываться.
    - Это просто какой-то городской сумасшедший, его следует изловить и наказать, - Эрвин по-старался произнести это твердо. Первой мыслью его было проигнорировать это и последующие подобные письма. Аноним не может ничего знать насчет Аркелии наверняка, он только подозревает, что она не та, за кого себя выдает. Поэтому, если согласиться на его условия и заплатить, то это значит подтвердить его подозрения. Но если не платить, значит рисковать стать жертвой журналистско-го и полицейского расследования.
    - Обратитесь за советом к господину Сильвестеру, сэр, - сказал Пит Уэйн.
    - Я непременно так и сделаю, Пит, - пообещал Эрвин, отдавая себе отчет  в том, что так нельзя поступать ни в коем случае.  Конечно, используя спецоборудование и задействовав специалистов, Сильвестер  вероятно сумеет найти и уничтожить шантажиста. Но жертва может перед смертью успеть поделиться  с убийцей своими подозрениями, а Сильвестер - парень не промах, докопается до истины в два счета, просто потому, что любит все доводить до конца. Но как он захочет распорядиться полученной информацией, одному богу известно. 
    Эрвин растерялся, мысли путались, решения не было. Как поступить с Аркелией? А С Питом? Не вывести ли их из игры на время? А может быть навсегда? Как обычно отдаться на волю Провидения? Или пришла пора исчезнуть самому, прихватив Хейзел? «Боже, как же мне все надоело, как же я всех ненавижу! Руки вот опять дрожат, и пот заливает глаза. Выпить, обязательно нужно выпить, вот правильное решение. Ну-ка, что там у нас в смывном бачке? Ну вот, именно то, что требуется»…

                ***
    «…Болваны, куда вы меня тащите? Всех завтра же на продажу! Кто не доиграл партию, я? Па проблем, ща доиграю. Где я тут стоял? На же-один? Ты уверен, каналья? Ну, пусть так, все, отпусти меня. Чей ход? Сам знаю, что мой. Не дрейфь, Эрвин, ты все соображаешь. Господи, как голова кружится, только бы не шататься, только бы не упасть. Но нет, не дождетесь. Вот так, обопремся по-прочнее о гладиус. Где там Аркелия? Так далеко? Какой ужас! Как же я разгляжу, что она там пока-зывает?  Куда она должна пойти? На эн-четырнадцать? Сбрендила совсем, нимфетка чертова. Так,  ну а если я один глаз прикрою? На эф-семь стало быть, ну это еще куда ни шло. Как трудно попасть оказывается в эти канальские кнопки. Вот так, получите ваши эф-семь. А зачем это ее понесло на эф-семь, кстати?  Этот конь ее же там сожрет. Конечно, она его завалит, но из игры придется уйти. А как же я? Где я буду ее потом высматривать? Но что это с ней нынче творится? Еле шевелится. Того и гляди меч из рук выпадет. А черный то конь, напротив настырный попался. Ишь ты – в ферзи метит. Черт, она падает? Поскользнулась? Не встает почему-то. А этот недоносок Кассий, что он тычет своим кривым пальцем в шею? Добить Аркелию? Вот гад! Да ее и добивать похоже не надо, кровищи вон сколько натекло.  Какой кошмар, ее уносят, как же я доиграю партию без нее? Мартин, Вернер, что они тут делают? Пришли меня поздравить? С чем это еще, издеваются должно быть. Геха сдался? Как это? Мат в два хода, говорят. Красивая жертва ферзя, говорят, спертый мат. Может быть, может быть. Аркелия гений…была. А может это и к лучшему, что ее больше не будет. Ни одна сволочь теперь не подкопается. А я скажусь больным, снимусь с турнира, ну как же – потеря уникального ферзя и все такое. Уеду, наконец, куда-нибудь подальше. Что такое они там говорят, она после перерыва не одела кольчугу? Ну, это прямо суицид какой-то. К черту ваши соболезнования, разрешите мне забрать тело, я должен похоронить ее подобающим образом. Только после вскрытия? Ну да, я подписал в свое время эту чертову бумагу.  Да, конечно, рабы должны после смерти служить науке, Аркелия тоже так считала, но может в виде исключения… Впрочем, поступайте, как знаете. Я воздвигну ей памятник в сердце моем».


                ***

    Из протокола патологоанатомического исследования тела Клодин Бископаль, ферзя команды сэра Эрвина Холбрука. Кафедра патологической анатомии и судебной медицины медицинского фа-культета университета провинции Веньевер, 424 года от начала колонизации, 14-го месяца, 2-го дня.
    …Смерть наступила в результате проникающего колюще-резаного ранения брюшной полости с повреждением нижней полой вены и правой доли печени, повлекшим за собой массивную кровопотерю, несовместимую с жизнью…
    …Следы трепанации черепа в теменных костях с обеих сторон…
    …На поверхности правой теменной доли головного мозга обнаружен артефакт: пластина в форме квадрата 11х11 мм., изготовленная из серебристого металла, имеющая несколько тонких от-ветвлений, погруженных в вещество мозга. На поверхности имеет маркировку CH17R51 PLUS FD. В базе данных Галакпола данное устройство классифицируется как мощный шахматный процессор, имплантируемый на некоторых планетах людям и андроидам для придания им дополнительных воз-можностей при игре в шахматы…
    …На поверхности левой теменной доли головного мозга обнаружен артефакт: пластина в форме прямоугольника 9х15 мм… имеет маркировку F125QUICK24b… классифицируется как мик-рочип,  доводящий до совершенства автоматизм стереотипных движений и повышающий реакцию у фехтовальщиков и представителей некоторых других боевых видов спорта…

                У. Даррел, прозектор кафедры;
                Ж. Венсан, стажёр.

                ***
                Из служебной записки.

                Декану медицинского факультета господину Я. Ши.

    …является совершенно очевидным, что Клодин Бископаль, как рожденная на нашей планете и никогда не покидавшая ее, не могла быть подвергнута имплантации микрочипов. Считаю необходимым направить тело, извлеченные устройства и протокол патологоанатомического исследования в органы дознания и следствия для установления личности погибшей и правомочности участия человека с подобными имплантатами в шахматных турнирах любого ранга.

                П. Ляфорж, старший судебный прозектор университетской клиники.
                424 года от начала колонизации, 14-го месяца, 3-го дня.

                ***
    Из приговора суда провинции Веньевер, 424 года от начала колонизации, 14-го месяца, 42-го дня.
    …признать Холбрука Эрвина виновным в укрывательстве и присвоении беглой рабыни Аркелии Филиппчак…, смерти рабыни Клодин Бископаль…,  многократном использовании искусственного шахматного интеллекта, а также узкоспециализированного боевого микрочипа, который может быть приравнен к допингу…
    …приговорить Холбрука Эрвина к поражению в правах, отнятию всех шахматных титулов и лишению свободы сроком на один год с отбытием наказания в одной из шахматных команд (началь-ный уровень – пешка), для чего выставить вышеозначенного Холбрука Эрвина на продажу на не-вольничьем рынке…
    …Команду расформировать, состав и имущество пустить с молотка. Вырученные средства распределить в качестве компенсации между всеми владельцами команд, несправедливо пострадав-ших в очных встречах с командой Холбрука…

                ***

    Газета «Ле Грантарбр ревю» № 661, 424 года от начала колонизации, 15-го месяца, 26-го дня.
    Спортивная хроника/некрологи.
    …Холбрук, Эрвин, пешка команды Гехи Цоха, третьего дня был принесен в жертву на втором ходу на поле с4 (принятый ферзевый гамбит, белый цвет). Урну с прахом родственники могут получить по адресу…

                ***

    …Ну, вот мы и встретились, милый! Согласись, моя последняя комбинация была недурна...