01.05.05.
(Эссе о языке Пушкина)
Но ему все же удалось "спровоцировать" меня на публикацию
его эссе в нашей узкоспециализированной газете. Это был
1999 год, 200-летие со дня рождения Пушкина. Здесь я не
стану ничего пересказывать, надо просто взять подшивку
газеты и воспроизвести все, что было написано. Газету я
нашла, вот, какой материал я в ней дала:
"Час-пик
Сегодня мой час-пик нельзя не посвятить ему, Великому
Пушкину, юбилей которого на днях будем отмечать.
Ну как я могу умолчать о предмете моего давнего - с юности
еще - увлечения! Ведь быть увлеченной - это такое
прекрасное ощущение в жизни!
Например, чтобы подтвердить для себя собственное толкование
только одной записи в дневнике Пушкина, я из Алма-Аты, где
раньше жила, летала в Ленинград, и пешком исходила по всем
местам, где он мог проезжать на дуэль. Ах! Как прекрасно
быть увлеченной!
Сегодня я вам, мои дорогие читатели, могу представить
только одно предложение. Но какое! Целое эссе написал
воронежский хороший русский писатель Вячеслав Дёгтев.
Он тоже увлечен! Мне кажется, что больше - языком, на
котором поэт писал, пишет сам Вячеслав Иванович и пытаемся
говорить мы сами. Именно пытаемся, ведь иногда послушать
нас, как мы говорим, какие употребляем "эти самые", "ну как
их", "ой, блин, не помню" - так животики надорвешь со
смеху.
Если вас, дорогие читатели, заденет за душу эссе, звоните в
наш час-пик мне, редактору Екатерине Мосиной, или самому
писателю Вячеславу Дёгтеву..." Далее идут телефоны. Это
выпуск-вкладка от 2-8 июня 1999, №2 (20) газеты "Работа.
Бизнес. Учеба. Дело." Тут же, рядом с передовицей эссе
Вячеслава Дёгтева "Язык и Пушкин":
"Пушкина будут читать и почитать вовеки потому, что именно
он создал тот язык, до сих пор современный, на котором мы
говорим и пишем, - язык, изумительно чистый и невинный, как
утренняя роса, как слеза ребенка, язык, переливающийся
всеми цветами радуги, меняющий очертания и акценты, подобно
калейдоскопу, твердый и прозрачный, граненный, как
алмаз-бриллиант, сверкающий червонным золотом высочайшей
пробы, бедный временными формами в отличие, скажем, от
английского, но богатый синонимами, эпитетами, нюансами и
понятиями, жесткий и жестокий в гневе и при отдаче воинских
команд и нежный в любовном шепоте-лепете, едкий
безжалостно-несмываемый в насмешке и задушевный в
материнской колыбельной, язык, слова которого иногда
грохочут, подобно каменным глыбам, а иногда жалят, как
встревоженный пчелинный рой, иногда шелестят, как
изумрудная шелковистая листва майским розовым утром, а
иногда рокочут грозовой тучей, или режут по живому, подобно
остро отточенной бритве, язык простонародья, с грубыми,
порой зверинными звуками..."* и т.д. - это только
треть, если не четверть, одного предложения о Пушкине, а
более о нашем языке.
Публикация возымела некоторое действие. В редакцию пришел местный пушкинист, с которым у нас была длительная беседа. Потом я абсолютно забыла об
этом эпизоде, но когда совсем недавно, в ноябре 2004 года,
делала свое сообщение по пушкинской тематике, руководитель
клуба ценителей и любителей поэта Евгений Тихонович сделал
предварительно несколько слов, где рассказал об этой давней
публикации в столь узкоспециальном издании, также отметил,
что вдохновил меня на эту публикацию сам Пушкин, ему ведь
тогда исполнилось 200 лет, но без эссе Дёгтева публикация
была бы менее торжественной.
_______________
*
Для тех, кто не читал и не нашел, где прочесть эссе, воспроизвожу его полностью.
Вячеслав Дёгтев
Язык и Пушкин
Пушкина будут читать и почитать во веки потому, что именно
он создал тот язык, до сих пор современный, на котором мы
говорим и пишем, - язык, изумительно чистый и невинный, как
утренняя роса, как слеза ребенка, язык, переливающийся
всеми цветами радуги, меняющий очертания и акценты, подобно
калейдоскопу, твердый и прозрачный, граненный, как
алмаз-бриллиант, сверкающий червонным золотом высочайшей
пробы, бедный временными формами в отличие, скажем, от
английского, но богатый синонимами, эпитетами, нюансами и
понятиями, жесткий и жестокий в гневе и при отдаче воинских
команд и нежный в любовном шепоте-лепете, едкий
безжалостно-несмываемый в насмешке и задушевный в
материнской колыбельной, язык, слова которого иногда
грохочут, подобно каменным глыбам, а иногда жалят, как
встревоженный пчелиный рой, иногда шелестят, как
изумрудная шелковистая листва майским розовым утром, а
иногда рокочут грозовой тучей, или режут по живому, подобно
остро отточенной бритве, язык простонародья, с грубыми,
порой звериными звуками и язык рафинированной элиты с
французским прононсом, неповоротливый, с медвежьими когтями
и кабаньими клыками и одновременно с резвыми крыльями
сокола-сапсана, бодрыми песнями жаворонка и нежно-сладкими
руладами соловья, грациозный, как лань и благородный, как
марал, язык непреклонного Аввакума и безутешной Ярославны,
язык простых проповедей Толстого, мудрых басен Крылова и
горестных обличений Горького, язык "Тамани" и "Тихого
Дона", Митрофанушки и Гринева, Раскольникова и Нагульного,
лейтенанта Княжко и Африканыча, язык гибкий и упругий, не
ломающийся, как златоустовский клинок, живучий, подобно
сизой полынной полевой траве, упорно пробивающий бетон
иноязычных заимствований, язык униженный и постоянно
унижаемый, язык раба, язык смерда, но в то же время язык
коротких, хлестких выражений Святослава с его "иду на вы",
блистательных викторий Петра, язык ушкуйников и Разина со
товарищи с их "сарынь на кичку", язык пугачевской
разношерстной вольницы и гениального Ломоносова, в нем
ганнибалова стремительность походов Суворова и сципионова
витиеватость кутузовских хитроумных петель и скидок,
юмористичность простоватого, в кепке Ланина и восточная
афористичность по-русски мужиковатого Сталина, живописность
казачьей посадки в бурке чуваша Чапаева и английской
безупречной посадки Жукова на Параде Победы, по-детски
радостный возглас Гагарина с его "поехали", он
акварельно-мягкий, наш язык, добродушно-лукавый на рынке и
ярмарке и зверино-пещерный в тюрьме, в нем сленг и феня,
арго и жаргон, канцелярит и певучие диалекты, вятское
оканье и хохлячье гыканье, кержачье цоканье и казачье
гиканье, носатый Гоголь и курносый Тургенев, лысый Фет и
кучерявый Блок, деревенский Есенин и индустриальный
Маяковский, долговязый Михалков и невысокий Шолохов,
бородатый Белов и бритый Бондарев, он славный, как тихий
Дон вольный, он воспетый, как Кубань легендарная,
геройский, как Терек бурный и стремнинный, как
Волга-матушка широкий, как Обь безбрежный и полноводный,
как Енисей и Амур, бескрайний, как Тихий океан, много раз
похороненный и вечно живой, великий и могучий, воистину
бессмертный язык русский - язык нашего Пушкина, и все же
это - Пушкин.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/10/30/1863
Назад http://www.proza.ru/2012/10/29/2008