Реинкарнация 7

   

            РЕИНКАРНАЦИЯ   7



Проснувшись утром в той же гостинице Чумак понял, что пока он сам не решит вопрос с возвращением, ему придётся оставаться на «туманном острове». Решение пока не созрело и он обратился снова к тексту, распечатанному неизвестно кем и когда.

«Вот только  небольшая часть моих вопросов. Как я сказал, у меня  их еще сотни.  Некоторые из  них смущают меня  -- они  кажутся такими наивными.  Но ответь на них, пожалуйста, по очереди, и давай «обсудим» их.
Хорошо. Мы  начинаем.  И  не  извиняйся  за эти вопросы.  Это  вопросы, которые  мужчины и женщины  задавали на протяжении сотен лет. И если  бы эти вопросы были  глупыми, их бы  не задавали снова и снова в каждом  поколении. Итак, давай приступим к вопросу номер один.
Я  установил  во  Вселенной  Законы,  которые  позволяют  тебе  иметь--создавать  --  в точности  то, что  ты выбираешь.  Эти законы  невозможно ни нарушить,  ни  игнорировать. Ты следуешь этим  законам  прямо  сейчас, когда читаешь это. Ты не  можешь не следовать Закону,  ибо так все устроено. Ты не можешь устраниться от этого; не можешь действовать вне этого. Каждую минуту твоей жизни ты действовал в пределах этого, и все, что ты когда-либо переживал, ты, таким образом, сам создал.
Ты находишься  в партнерстве с Богом.  У нас  с  тобой заключено вечное соглашение. Я пообещал тебе всегда давать то, что ты просишь. Ты пообещал -- просить  и понимать  процесс просьбы  и ответа.  Я уже однажды объяснил тебе этот процесс. Я сделаю это еще раз, чтобы ты ясно понял его. Ты являешься  тройственным существом.  Ты состоишь  из  тела, разума  и духа. Ты также можешь называть их физическим, нефизическим и метафизическим. Это Святая Троица, и ее называли многими разными именами. То, что есть ты, есть Я. Я проявлен как Три-В-Одном. Некоторые из ваших богословов называют это Отцом, Сыном и Святым Духом. Ваши психологи  признали  этот триумвират  и назвали его  сознательным, подсознательным и сверхсознательным. Ваши философы называют это личностью, эго и сверх-эго.
Наука называет это энергией, материей и антиматерией. Поэты говорят  о разуме, сердце и душе. Мыслители   определяют это как тело, разум и дух. Ваше время делится  на  прошедшее, настоящее и будущее. Разве  не может это быть тем же, что и подсознательное, сознательное и сверхсознательное? Пространство подобным же образом разделено на три части: «здесь», «там» и «промежуточное пространство». Трудности  начинаются с определением и описанием этого  «промежуточного пространства».   Как   только  ты   начинаешь   определять   или   описывать--пространство,  которое  ты  описываешь, становится «здесь» или  «там». При этом  мы знаем, что «промежуточное пространство» --  существует. Это то, что удерживает  «здесь»  и  «там»  на своих  местах. Точно  так  же,  как вечное «сейчас» удерживает на своих местах «до» и «после».
Эти  три  аспекта тебя самого  суть фактически  три энергии.  Ты мог бы называть их мыслью, словом и действием. Все три, соединенные вместе, рождают результат,  который на вашем языке и в вашем  понимании называется чувством, или опытом. Твоя  душа  (подсознание,  «Оно»,  дух, прошлое и т. д.) является общей суммой  всех чувств, которые ты когда-либо  испытал (создал). Твое осознание некоторых из них называется у вас памятью. Вспоминая, ты воссоздаешь, заново собираешь отдельные части вместе. Собрав и воссоединив все части самого себя, ты вспомнишь, Кто Ты Есть в Действительности.
 Процесс  творения начинается с  мысли  -- идеи,  понятия, визуализации. Все, что ты видишь, когда-то было чьей-то идеей. Все, что существует в вашем мире, изначально существовало в форме чистой мысли. Это справедливо  и  в отношении  Вселенной.  Мысль --это первый уровень творения. Следующим идет  слово. Все,  что ты говоришь,  есть  мысль  выраженная. Слово  созидательно,  оно посылает  творческую энергию во  Вселенную.  Слова более  динамичны  (или,  можно  сказать,  более  созидательны),  чем  мысли, поскольку слова представляют собой иной уровень вибраций, чем мысли. Слова в большей степени влияют на Вселенную (изменяют ее).
Слова -- это второй уровень творения. Затем идет действие.ь Действия--это слова в движении. Слова --мысли выраженные. Мысли – идеи сформированные. Идеи--энергии собранные.  Энергии—силы высвобожденные. Силы--это  элементы существующие. А  элементы суть частички  Бога,  части Целого, то, из чего состоит все.  Начало есть Бог. Конец есть действие.  Действие  есть Бог создающий  -- или Бог переживаемый.
Твоя мысль о  самом  себе такова:  ты  недостаточно хорош, недостаточно замечателен, недостаточно безгрешен для того, чтобы быть частью Бога, быть в партнерстве с Богом. Ты так  долго отрицал,  Кто Ты Есть, что уже забыл, Кто Ты Есть. И это произошло  не  по  случайности или  совпадению. Это все --  часть божественного плана.  Ибо ты не  смог бы объявить, создать, пережить то, Кто Ты Есть, если бы ты уже был этим.
Тебе было необходимо вначале разорвать (отрицать, забыть) твою связь со Мной, чтобы во всей  полноте пережить ее, полностью создав ее заново --  или заново  призвав ее. Ведь твоим-- и  Моим --самым великим желанием было, чтобы  ты  смог пережить себя как ту часть Меня, которой ты являешься. Таким образом,  ты находишься в процессе переживания  самого себя  через  создание себя заново в каждый отдельный момент. Так же, как и Я. Через тебя.
Видишь, в  чем  состоит это  партнерство? Постиг его  смысл? Это святое сотрудничество, воистину -- святое причастие. Твоя жизнь «даст  тебе  передышку»  тогда, когда ты решишь  выбрать это сотрудничество.  До  сих пор ты его  пока еще  не выбрал. Ты все откладывал, продлевал,  медлил, протестовал.  Пришло, наконец,  время для того, чтобы ты провозгласил и произвел то, что тебе было обещано. Для этого тебе необходимо поверить в обещание и жить им. Ты должен прожить обещание Бога.
Обещание Бога сводится к тому, что ты есть Его сын. Ее порождение. Его подобие. Равный Ему.  Ага... вот ты  где застрял. Ты можешь принять «Его сына», «порождение», «подобие», но  тебя отбрасывает  от «равного  Ему». Это слишком много, чтобы принять.  Слишком много величия,  слишком это замечательно --  слишком много ответственности.  Ведь,  если  бы  ты  действительно  был  равным Богу,  это означало  бы, что ничего не делается с тобой, все делается тобой.  Больше не может быть жертв и злодеев--только результаты твоей мысли.
 Говорю  тебе:  все,  что ты  видишь в своем мире,  является результатом твоего представления о нем. Ты хочешь, чтобы  твоя жизнь «дала  тебе передышку?» Тогда  измени свое представление о  ней. О себе. Думай, говори и действуй как  Бог, Которым  Ты Являешься.  Разумеется,  это  отделит  тебя от многих -- от большинства  --  твоих знакомых. Они назовут  тебя безумным. Они скажут, что ты богохульствуешь.  В конце концов ты им так надоешь, что они попытаются распять тебя.
 И  сделают  они  это  не  потому,  что  решат,  будто ты живешь  в мире собственных иллюзий (в большинстве своем люди достаточно  великодушны, чтобы позволить тебе «сходить  с  ума по-своему»), а потому, что  рано или  поздно твоя истина начнет привлекать других--теми  обещаниями, которые содержатся в ней для них. Вот тут-то  близкие тебе люди и  начнут вмешиваться, потому  что именно тогда  ты начнешь представлять для  них  угрозу. Ведь твоя простая истина, в которой  легко  жить,  может  предложить   гораздо  больше  красоты,  больше комфорта, больше  мира,  больше радости и больше любви к себе и  другим, чем все, что могут выдумать твои соседи по Земле.
 И  эта  истина, если  ее  примут,  будет означать  конец их  путям. Она положит конец  ненависти  и  страху,  фанатизму  и войне. Конец обвинениям и убийствам,  которые  свершались  во  имя  Мое,  Конец праву сильного.  Конец лояльности и уважению, основанным на  страхе. Конец того  мира,  который они знают --и который создавался тобою до сих пор. Итак,  будь готов, добрая душа. Ибо тебя будут  поносить и  оплевывать, обзывать и гнать и, наконец, обвинять, судить и выносить приговор  -- каждый по-своему --  с того  момента, когда ты примешь и  начнешь  свое святое дело --реализацию «Я».
Зачем же тогда вообще это делать, спросишь ты?
Но ведь тебя больше не беспокоит,  одобряет ли и принимает ли тебя мир. Тебя больше  не удовлетворяет то, что он дал тебе. Тебя больше не радует то, что он дал другим.  Ты хочешь, чтобы  боль  исчезла, страдания прекратились, пришел конец иллюзиям. Ты уже пресытился миром -- таким, каков он сейчас. Ты ищешь нового мира. Больше нет нужды его искать. Теперь просто призови его.
Не мог бы Ты помочь мне лучше понять, как сделать это?
Да.  Начинай со своей Самой Высокой  Мысли о самом себе. Вообрази  себя таким, каким бы ты был, если бы жил этой мыслью каждый день. Представь себе, что бы ты думал, делал и говорил и как бы ты реагировал на то, что  делают и говорят другие. Видишь ли ты  какую-нибудь разницу между этим представлением и тем, что ты думаешь, говоришь и делаешь сейчас?
Да, я вижу. Разница велика.
Хорошо. Так и  должно быть, поскольку  мы знаем, что прямо сейчас ты не живешь самым высоким видением себя самого. Теперь, увидев разницу между тем, где ты находишься,  и  тем, где ты  желал  бы  быть, --  начинай  изменения, сознательно изменяй свои мысли,  слова и действия, которые будут совпадать с твоим самым великим видением.
Это потребует невероятных ментальных и физических усилий. Это  повлечет за собой постоянное, в каждый момент, отслеживание каждой твоей мысли, слова и  дела. Необходимо в каждый новый момент времени  делать осознанные выборы. Весь этот процесс является  сам  по себе  огромным сдвигом  к  осознанности. Приняв  этот  вызов,  ты  обнаружишь,  что  половину  своей жизни  ты прожил
бессознательно. То есть -- не ведая на сознательном уровне, что ты выбираешь в  мыслях,  словах  и  делах, до  тех пор, пока ты не  испытывал  на себе их последствия. Испытав же на себе эти результаты, ты  отрицал, что твои мысли, слова и действия имели к ним хоть какое-то отношение.
Пора прекратить жить неосознанно.  Это  и есть тот вызов,  который тебе предлагала твоя душа с начала времен. Такое постоянное самонаблюдение должно быть ужасно изнурительным...Может  быть  --  до  тех пор, пока это  не  станет  второй  натурой.  В действительности  это  и  есть твоя  вторая натура. Твоя  первая  натура  --безусловная  любовь.  Твоя  вторая натура --  выбор сознательного проявления твоей первой, истинной, натуры.
Извини, но ведь от  такого безостановочного редактирования всего, что я думаю, говорю и делаю, можно стать ужасным зануд
 Ни в  коем случае. Измениться--да. Стать  занудой -- нет. Иисус что, был нудным? Не думаю.  С Буддой что,  было скучно? Люди стекались толпами  и
молили о том, чтобы побыть рядом с ним. Никто из достигших мастерства не был скучным. Необычным, экстраординарным -- это да. Но никогда не скучным.
 Итак, ты хочешь, чтобы твоя  жизнь «дала тебе передышку»? Начинай сразу же представлять ее  такой, какой тебе хотелось бы ее видеть, -- и погружайся в это, Выявляй каждую мысль, слово и дело, которые не находятся в гармонии с этим. Уходи от них. Когда  тебя  посещает мысль, которая  не находится в  согласии с  твоим высшим  видением,  замени ее  новой  мыслью,  там  же и тогда  же.  Когда ты говоришь что-то, не соответствующее  твоей величайшей  идее,  отметь себе на будущее: больше не говорить такого. Когда ты делаешь что-то, что  расходится с твоим самым лучшим намерением, -- реши, что это было в последний раз. И по возможности  сделай  это  понятным для  каждого, кто имел  к  этому какое-то отношение.
Я уже слышал это раньше  и каждый раз сопротивлялся, потому что это мне кажется  нечестным. То есть, если ты болен, нельзя признавать этого. Если ты разорен,  нельзя говорить  об этом.  Если ты  чертовски  несчастлив,  нельзя показывать этого. Это напоминает мне анекдот про трех людей, которых послали в ад. Один был католиком, другой евреем, а третий -- последователем движения «Нью Эйдж». Дьявол язвительно спросил католика: «Ну, как тебе пекло?»
Католик фыркнул: «Я принимаю его смиренно».
Затем дьявол спросил еврея:  «А как тебе это пекло?»
Еврей  ответил: «Ну  а  что я мог ожидать, кроме еще   одного ада?»
Наконец дьявол обратился к нью-эйджеру. «Пекло? --  переспросил нью-эйджер, обливаясь потом. -- Какое пекло?»
Это хорошая шутка. Но Я не говорю,  что  надо игнорировать проблему или делать  вид,  что  ее  не  существует.  Я говорю о  том, что  надо  отмечать обстоятельства, а затем различать в них свою высшую истину. Если ты разорен, то ты разорен. Не имеет никакого смысла лгать об этом, и  ты  делаешь себя  еще  слабее,  если пытаешься выдумать историю,  которая позволит не  признать этот факт. Именно  твои мысли об этом – «Разорение --это  плохо», «Это  ужасно!,  «Я плохой  человек, потому  что  хорошие  люди, которые упорно работают и действительно стараются,  никогда не разоряются» и т.  д. -- определяют то, как ты переживаешь состояние «разоренности». Именно твои слова  об  этом – «Я разорен», «У меня нет ни гроша», "У меня сплошные долги» -- определяют то, как долго ты  будешь  оставаться разоренным. Именно твои  действия (и бездействие), связанные с  этим, --когда ты жалеешь самого себя, сидишь в тупом отчаянии, не пытаешься найти какой-то выход, поскольку, дескать,  «А  что толку-то?»,--именно это  и создает твою  долговременную реальность.
Первое,  что стоит уяснить  себе о Вселенной,  --  это  то, что никакое условие  не  является  «хорошим» или  «плохим».  Оно  просто  есть.  Поэтому перестань оценивать.
 Второе,  что  стоит знать,--все условия временны. Ничто не  остается неизменным, ничто не статично. В какую сторону изменяется ситуация –зависит от тебя.
Прости, но я должен прервать Тебя снова. А как насчет человека, который болен,  но обладает верой,  которая сдвигает  горы, -- так вот,  он  думает, говорит и верит, что он  поправится...  и  умирает через  шесть недель.  Как такое согласуется со всем этим позитивным мышлением и позитивным действием?
Это  хорошо. Ты задаешь жесткие  вопросы. Это  хорошо. Ты не принимаешь безрассудно Мои слова на веру. Наступит момент, когда тебе придется поверить Мне в этом вопросе, поскольку ты обнаружишь,  что  мы можем спорить об  этом вечно, ты  и Я,  -- до  тех пор, пока останется  только «попробовать  самому сделать или окончательно отвергнуть». Но мы еще не подошли к  этому моменту.
Так что давай продолжим этот диалог, продолжим беседовать. Человек,  у  которого  есть  «вера, способная двигать горы»  и  который умирает  шесть недель  спустя, сдвинул горы на шесть  недель. Это, наверное, было достаточно для  него. Быть  может,  в последний  час  последнего дня он решил: «Ну все, с меня  достаточно. Теперь я готов к новому приключению». Ты мог  просто  не знать  об этом  его решении, потому  что  он не успел или не захотел сказать тебе о нем. И истина заключается в том,  что  он мог принять это решение немного  раньше -- на несколько дней или недель  -- и не сказать об этом ни тебе, ни кому-то другому.
Вы  создали  общество, в котором очень  «ненормально»  хотеть  умереть. Очень  «ненормально», когда у кого-то все «нормально»  со смертью. Поскольку вы не  хотите  умирать, вы  не  можете себе  представить,  что  хоть  кто-то захочет, -- вне зависимости от его обстоятельств и условий.  Но существует много ситуаций, в которых  смерть предпочтительнее жизни, и Я  знаю, что ты можешь представить их себе, если поразмыслишь об этом хоть
немного. Однако все эти истины не приходят тебе в голову -- они не настолько самоочевидны,  -- когда ты смотришь в  лицо  кому-то, кто выбрал  умереть. И умирающий  человек знает об этом. Он может  чувствовать уровень приятия  его решения окружающими.
Замечал  ли  ты  когда-нибудь,  что  многие  люди  ждут,  пока  комната опустеет,  прежде  чем  умереть?  Некоторым  даже приходится говорить  своим любимым: «Нет, слушай, ты иди. Поешь немного». Или: «Пойди поспи немного. Со мной все в  порядке. Увидимся утром». И затем, когда верный страж удаляется,-- уходит и душа из охраняемого тела.  Если бы умирающий сказал собравшимся родственникам и друзьям: «Я просто хочу умереть», что бы он у  слышал в ответ? «О нет, не говори так!», или «Ну пожалуйста, останься!», или «На кого же ты нас покидаешь?»
 Вся медицинская братия натаскана на то, чтобы оставлять людей живыми, а не создавать условия, чтобы они могли с достоинством умереть. Видишь ли, для врача или медсестры смерть  означает  неудачу. Для друга или  родственника  смерть -- это  несчастье. Только для  души смерть  есть облегчение, освобождение. Величайший  подарок,  который  ты  можешь  сделать  умирающему,  -- это позволить ему  умереть  с миром,  не  думая о том, что он должен «остаться», продолжать страдать  и беспокоиться  о  тебе  в  этот момент самого  важного перехода в его жизни.
Именно это  часто и происходит, когда умирающий человек говорит, что он будет жить, верит в то, что он будет  жить, даже молится о том, чтобы  жить: на уровне души он уже «передумал». Приходит  пора сбросить тело и освободить душу  для  ее дальнейших устремлений.  Когда душа принимает  такое  решение, ничто из того, что делает тело, уже не может поколебать его. Ничто из  того, что решает разум, не может изменить этого решения. Именно в момент смерти мы узнаем, кто в  триумвирате «тело --  разум  -- душа» действительно руководит процессом.
Всю свою жизнь ты думаешь,  что ты -- это твое тело. Иногда ты думаешь, что ты -- это твой разум. И только в момент смерти ты узнаешь, Кто Ты Есть в Действительности. И, конечно,  бывает  так, что тело и разум  просто не слушают душу. Это тоже  создает  тот сценарий, который  ты  описал.  Самое  трудное  для людей--услышать  свою  собственную душу.  (Обрати  внимание,  сколь немногим  это удается.)
Далее. Часто  случается так:  душа  решает,  что ей пора покинуть тело. Тело  и  разум, вечные слуги  души,  слышат  это,  и  процесс  высвобождения начинается. Но разум (эго)  не желает принимать этого.  В  конце концов, это ведь  означает конец  его существованию.  Поэтому  он дает команду  телу  -- сопротивляться смерти. Что тело и делает с удовольствием, поскольку оно тоже не хочет умирать. Тело и разум (эго) получают большое вдохновление и большую поддержку  от  внешнего мира--мира, который является  плодом их творчества. Итак, их стратегия получает одобрение.
На  этом  этапе  все  зависит от  того,  насколько сильно  душа  желает покинуть тело. Если это не так уж неотложно, душа может сказать: «Хорошо, вы победили. Я побуду с вами еще  немного». Но если  душе абсолютно  ясно,  что пребывание в данном теле не служит ее высшим  целям, что более не существует
возможности развиваться с помощью этого  тела, --  душа покинет его, и ничто не сможет остановить ее; никто не должен даже пытаться сделать это. Душе предельно ясна цель ее эволюции. И это ее единственная цель. Ее не заботят  достижения тела  и  развитие  разума. Для  души во  всем  этом  нет никакого смысла.
Душе  также  абсолютно ясно, что в  покидании  тела нет никакой великой трагедии. Во многих смыслах трагедия -- это быть в теле. Таким образом, тебе необходимо  понять,  что душа  видит  весь  этот  процесс смерти иначе. И уж конечно, весь этот процесс «жизни» она видит тоже иначе -- и в этом источник многих  разочарований  и тревог, которые  каждый испытывает  в своей  жизни. Разочарования и тревоги появляются оттого, что мы не слушаем свою душу.
Как-то уж очень сложно. Не просто ли сказать, что человек умирает, когда устаёт жить. Нет. Надо подвести под теорию о душе, теле и разуме. Впрочем это характерно для христианства, религии идолопоклонства. Странно, что «Бог», изобретение иудеев, встал на сторону христиан. Я понимаю, что бесполое существо не может производить потомство и здесь он ни разу не назвал Иисума Своим Сыном. Как и у иудеев у него все люди—сыновья Его. Но почему тогда он так рьяно выступает с позиций христианства? Может быть дальше есть объяснение. Т огда читаем.
Как  же  мне  лучше  всего  слушать  свою  душу? Если  душа --  главный начальник, как мне наладить связь с ее кабинетом?
 Первое, что ты можешь сделать, -- это выяснить, что нужно твоей душе, и прекратить осуждать ее.
Я осуждаю свою душу?
 Постоянно.  Я  тут  только показал тебе,  как ты осуждаешь себя за свое желание умереть. Ты также  осуждаешь себя за свое желание жить --  в  полном смысле  слова  жить. Ты  осуждаешь себя за свое  желание  смеяться,  желание плакать, желание выиграть, желание проиграть,  за желание ощущать  радость и любовь -- особенно за это ты осуждаешь себя.
В самом деле?
Когда-то, где-то ты пришел к идее о том,  что отказывать себе в радости-- угодно  Богу,  что  не радоваться жизни -- это божественно.  Отрицание, сказал ты себе, -- это хорошо.
 А ты говоришь, что это плохо?
Это ни хорошо, ни плохо, это просто  отрицание. Если ты чувствуешь себя хорошо после того, как отрицаешь себя, значит, в твоем мире это хорошо. Если ты чувствуешь  себя плохо, --тогда это плохо. В большинстве случаев ты так и не можешь определиться. Ты отказываешь себе в чем-то просто потому, что «так надо».  Затем ты говоришь, что поступил хорошо, -- и  удивляешься, почему же ты не чувствуешь себя хорошо.
Так вот, первое,  что имеет смысл сделать, -- это  прекратить  осуждать себя. Узнай желание души и следуй ему. Будь вместе со своей душой. Что важно для души? Высочайшее ощущение любви, которое ты только можешь себе представить. Это и есть желание души. Это и есть ее смысл  и цель. Душе нужны чувства. Не знания,  но чувства.  У нее  уже есть знания, но знания --это понятия. Чувства же -- это опыт. Душа хочет прочувствовать себя и, таким образом, познать себя на собственном опыте.   
Высочайшим чувством является опыт единства  со Всем Сущим. Это  великое возвращение  к Истине,  которой жаждет душа. Это  есть  чувство  совершенной
любви. Совершенная любовь по отношению к чувству --то же  самое, что абсолютно белое по отношению к цвету. Многие думают, что белое -- это отсутствие цвета. Это не так.  Белое --это сочетание всех существующих цветов. Таким  же образом  и  любовь  -- это  не  отсутствие чувств (ненависти, злости, похоти,  ревности, жадности), но сумма всего, что можно чувствовать. Любовь есть общая сумма всего. Итоговое количество. Просто все.  Поэтому,  чтобы душа ощутила  на опыте  совершенную любовь, она  должна
ощутить на опыте каждое человеческое чувство.
Как можно сострадать тому, чего не понимаешь? Как можно прощать другому то, чего никогда не испытывал в себе? Итак, мы видим одновременно простоту и потрясающее величие путешествия души. Наконец мы понимаем, что ей нужно: «цель человеческой души -- ощутить все, чтобы она могла быть всем».
 Как она может быть вверху, если никогда не была внизу, быть слева, если никогда  не  была справа? Как ей может быть тепло, если она не знала холода, как она может  быть хорошей, если она отрицает зло? Совершенно очевидно, что душа не  может выбрать быть чем-либо, если ей  не из чего выбирать. Ведь для того, чтобы душа могла познать свое великолепие, она должна знать, что такое великолепие.   Но   она  не  может  знать  этого,  если  нет  ничего,  кроме великолепия.  И  душа  осознает,   что  великолепие   существует  только   в пространстве  того, что не является  великолепным. Поэтому  душа никогда  не отвергает  то, что не является великолепным, но  благословляет, видя  в этом часть себя, которая должна существовать,  чтобы  могла проявиться другая  ее часть.
 Конечно, задачей души является сделать так, чтобы ты выбрал великолепие -- выбрал лучшее из  того, Кто Ты  Есть, -- не отвергая того,  что  ты  не выбираешь. Это  большая работа, на много жизней,  поскольку вы имеете  обыкновение сразу   же  осуждать,   называть   что-то   «плохим»,   «неправильным»   или «недостаточным», вместо того чтобы благословить то, что вы не выбираете.  И вы  даже не  просто  отвергаете,  а  поступаете еще  хуже: стремитесь причинить вред  тому, чего  вы  не выбираете. Вы стараетесь уничтожить  это.
Если есть человек,  место или вещь, с которыми вы не согласны, вы нападаете. Если  существует религия,  которая  расходится  с вашей,  вы  объявляете  ее неправильной.   Если  существует   мысль,  которая  противоречит  вашей,  вы высмеиваете ее. Если есть идея, которая отличается от вашей, вы отбрасываете ее. В этом ваша ошибка, поскольку таким образом  вы создаете  лишь  половину Вселенной. Вы не  в состоянии понять  даже свою половину, когда с  легкостью отбрасываете другую.
Полностью согласен. Лучше и не скажешь. Видимо, автор, немного разбирается и в других религиях, что делает ему честь. И не поверхностно, только для осуждения, но и глубоко, для понимания и обсуждения. Ну,нк! Читаем дальше.
 Все это очень глубоко и мудро, и я благодарю Тебя. Никто никогда еще не говорил  мне подобных вещей. По  крайней  мере -- не говорил так просто. И я
стараюсь  понять. Действительно  стараюсь. Однако  кое-что  все-таки  сложно усвоить.  Вот,  например,  похоже.  Ты  говоришь,  что  нам  следует  любить «неправильное», чтобы мы могли познать «правильное». Это что  же, мы должны, так сказать, и дьявола принять в объятия?
Вот занесло! Снова непонятное стремление разобраться. В ведь судя по диалогу «Бог» уже всё объяснил.
А как же еще ты сможешь исцелить его? Разумеется, реального  дьявола не существует, но Я отвечаю тебе в контексте выбранной тобою метафоры. Исцеление есть  процесс  принятия всего, а затем --  выбора наилучшего. Понимаешь ли ты это? Ты не можешь выбрать быть Богом, если больше не из чего выбирать.
Ого! А разве кто-то тут говорил о таком выборе -- быть Богом?
Высочайшее чувство -- это совершенная любовь, не так ли?
Да, думаю, что так.
А можешь ли ты найти лучшее описание Бога?
Нет, не могу.
Видишь  ли, твоя душа ищет высочайшего чувства. Она стремится  пережить совершенную любовь -- то есть быть ею. Она и есть совершенная любовь, и она знает это. Но она желает большего, чем просто знать это. Она желает быть этим в своих ощущениях. Конечно же, ты стремишься быть Богом! Чего еще, как ты думаешь, ты  мог бы желать?
Я не знаю. Не уверен. Наверное, я  никогда  не  думал об этом таким вот образом.  Просто  во  всем  в  этом,  мне  кажется,  есть  что-то  неуловимо богохульное.
Интересно,  не  правда  ли, что  в желании быть дьяволом вы не находите ничего богохульного, а желание быть Богом -- оскорбляет тебя.
 Нет, подожди минуту! Кто же это желает быть дьяволом?
Ты! Вы все! Вы  даже  создали религии,  которые  учат вас тому, что  вы рождены в грехе, что  вы грешники  от рождения. И все это, -- чтобы  убедить себя в том,  что вы злы. А если Я скажу вам, что вы все рождены от Бога, что вы все истинные Боги и Богини  от рождения,  чистая любовь, -- вы отвергнете Меня.
Не могу пока понять. Ведь этот абзац явное отрицание христианства. Может быть я не совсем точно знаю основы христианства? Посмотим, что дальше.
Всю свою жизнь  вы  проводите, убеждая себя в том, что вы плохие.  И не только вы плохие, но и то, что вы хотите, -- тоже плохо. Секс -- это  плохо, деньги -- это плохо, радость -- это плохо, сила -- это плохо, иметь много --это плохо, плохо иметь много чего бы то ни  было. Некоторые из ваших религий даже склоняют вас к вере в то, что  танцевать -- плохо,  слушать  музыку --плохо, радоваться жизни  -- плохо. Скоро вы согласитесь с тем, что плохо --улыбаться, плохо -- смеяться, плохо -- любить.
 Нет,  нет, друг мой, тебе могут быть  неясны многие вещи,  но одно тебе ясно в точности:  ты  и большая часть того, что  ты  желаешь, --  это плохо. Сделав подобное суждение о себе, ты решил, что твоя задача -- стать лучше. Заметь, это нормально. Это тот же  пункт назначения, в любом случае, --просто  есть  более быстрый способ,  более  короткий  маршрут,  более прямая тропа.
Какая?
Принять то, Кем и Чем Ты Являешься прямо сейчас, -- и проявить это. Это то, что делал Моисей. Это то, что делал Иисус. Это тропа  Будды,  путь Кришны, маршрут любого Мастера, который когда-либо появлялся на этой планете. И у  каждого Мастера было одно и то  же послание: вы -- то же, что и Я. Что могу Я -- можете и вы. Все это, и многое другое. Однако  вы  не слушали.  Вместо этого вы выбрали гораздо более  трудный путь --  путь того,  кто думает, что он --  дьявол,  того,  кто представляет себе, что он -- зол.
Вы  говорите, что это  трудно --  идти  путем Моисея, путём Христа, следовать учениям Будды, нести свет Кришны, быть Мастером. Но вот  что Я  скажу: гораздо более трудно отрицать, Кто Ты Есть, чем принять это. Ты есть добро и сострадание, и милосердие, и понимание. Ты есть  мир, и радость, и свет.  Ты есть прощение и терпение, и сила, и отвага, ты помощник в  час нужды, утешитель в час скорби,  целитель в час ранения, учитель в час смятения.  Ты  есть глубочайшая  мудрость и высшая истина, величайший мир  и самая замечательная  любовь.  Ты  -- все это.  И были моменты в твоей жизни, когда ты знал такого Себя. Выбери теперь знать себя таковым всегда.
Ух! Ты меня вдохновляешь!
Слушай, если Бог не может вдохновить тебя, какой черт может?
Ты все каламбуришь?
А это не был каламбур. Прочти-ка еще раз.
Ага, понятно.
Да.
Однако было бы нормально, если бы Я и каламбурил, разве нет?
Не знаю. Я привык, что мой Бог немного более серьезен.
 Ну  что ж, сделай Мне одолжение: не старайся загонять Меня  в  какие-то рамки. И, кстати, сделай себе то же самое одолжение.  Просто  так  случилось, что  у Меня великолепное чувство юмора. И я  бы сказал, что иначе нельзя, когда смотришь на то, что вы все сделали с жизнью, -- разве  не так? Я имею в виду, что порой Мне только и остается, что просто смеяться над этим. Впрочем, это нормально, потому что, видишь ли, Я-то знаю, что в конце концов все будет хорошо.
Что Ты имеешь в виду?
Я  имею в виду то, что ты не можешь проиграть в этой игре. Ты не можешь сделать что-то  неправильно. Этого просто нет в плане. Не существует способа не попасть туда,  куда вы направляетесь. Если  твоей  целью является  Бог --тебе повезло, поскольку Бог настолько велик, что ты не сможешь промахнуться.
Но  все-таки мы  очень беспокоимся. Очень  беспокоимся о  том,  что  мы каким-то образом все испортим и в результате никогда не сможем увидеть Тебя, быть с Тобой.
Ты имеешь в виду «попасть в рай»?
Да. Мы все боимся того, что попадем в ад.
Таким  образом, вы с самого начала поместили себя в ад,  чтобы избежать попадания туда. Хмммм. Интересная стратегия.
Ну вот. Ты снова шутишь.
 Не могу ничего с собой поделать. Все эти разговоры об аде пробуждают во Мне самое плохое!
Боже мой, да Ты же настоящий комик.
 И тебе потребовалось так  много  времени,  чтобы понять это?  Ты вообще смотрел на мир в последнее время?
Тогда у меня еще  один вопрос. Почему Ты не исправишь мир, вместо того, чтобы позволять ему катиться прямиком в ад?
А почему бы тебе этого не сделать?
У меня нет сил для этого.
Чепуха. У  тебя есть сила и способность  прямо  сейчас,  в  эту минуту, положить конец голоду, который царит во всем мире, расправиться с  болезнями-- в этот самый  момент.  А  что, если Я  скажу тебе, что  ваша  собственная медицина   придерживает   лекарства,   отказывается  одобрять  и   принимать альтернативные  медикаменты  и  процедуры,  потому  что они  угрожают  самой структуре профессии «исцеления»? А что, если Я скажу тебе, что правительства мира не хотят покончить с голодом во всем мире? Поверишь ли ты мне?
Мне будет трудно. Я знаю, что существует такой популистский взгляд,  но не  могу поверить,  что  это действительно  так.  Никакой доктор  не захочет отказаться от хорошего лекарства.  Никакой государственный деятель не  хочет видеть, как умирают его сограждане.
Никакой  конкретный  доктор  --  да,  это  правда.  Никакой  конкретный государственный   деятель  --   тоже  правда.   Но  врачевание  и   политика превратились  в  институты,  и  именно эти  институты  противостоят подобным вещам, порой очень незаметно, порой даже как бы нечаянно,  но неотвратимо...потому что для институтов это вопрос  их выживания. И просто для того, чтобы дать тебе один элементарный  пример, скажу, почему врачи па Западе  отрицают действенность  медицины врачей  Востока:  принятие  ее, признание того,  что определенные альтернативные  методы могут привести к исцелению, означало  бы разрушение  основ  данного института на Западе в том  виде, в котором он сам себя построил.
В этом нет  злонамеренности,  но есть коварство.  Медицина как институт делает это не потому, что она хочет зла, нет. Она делает это потому, что  ей страшно. Любая атака есть призыв о помощи.
Я читал об этом в «Курсе чудес».
Я поместил это туда.
Да у Тебя есть ответ на все что угодно.
 Мне  кажется,  мы  только  приступили  к  ответам  на твои вопросы.  Мы говорили о том, как вернуть  твою жизнь на правильный путь. Как сделать так, чтобы она «дала тебе передышку». Я рассуждал о процессе творения.
Да, извини, я Тебя все время прерывал.
 С  этим все в порядке. Но давай вернемся назад, ведь мы не хотим терять нить чего-то, что является очень важным. Жизнь есть процесс творения, а не процесс открытия. Вы живете каждый  новый день не  для  того, чтобы открывать,  что в нем заключено для  вас,  но  для того,  чтобы  создавать это.  Вы создаете  свою реальность каждую минуту, вероятно даже и не подозревая этого. Вот почему это так, и вот как это действует:
1. Я создал вас по образу и подобию Бога.
2. Бог есть создатель.
3.  Вы  являетесь  триедиными существами.  Вы можете  называть  эти три аспекта бытия как вам угодно: Отцом, Сыном и Святым Духом;  разумом, телом и душой; сверхсознанием, сознанием и подсознанием.
4. Творение -- это процесс, который  происходит  из этих  трех  частей  вашего  существа.  Или,   иначе   говоря,  вы   творите   на  трех  уровнях. Инструментами творения являются мысль, слово и действие.
5. Все  творение начинается  с  мысли  «от  Отца исходит». Затем все творение переходит к слову «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете». Все творение исполняется в действии «И Слово стало плотию и обитало с нами».
6. То, о чем вы думаете, но впоследствии никогда не говорите, -- творит на  одном уровне.  То,  о чем  вы  думаете и  говорите, --  творит на другом уровне.  То, о  чем вы  думаете, о чем говорите и что делаете, -- становится проявленным в вашей реальности.
 7. Думать,  говорить и делать что-то, в  чем  ты  не  убежден искренне,--невозможно. Таким образом, процесс творения должен включать убеждение, или знание. И  это -- абсолютная вера. Это то, что  за  пределами  надежды.  Это знание со всей определенностью  «по вере своей о будешь  исцелен». Таким образом,  деятельная часть творения всегда  включает и  знание. И речь здесь идет  об  абсолютной  ясности,  о полной  уверенности,  совершенном  приятии чего-то как реальности.
 8. Это  место  знания есть место мощной, невероятной благодарности. Это благодарность авансом.  И в этом, вероятно, заключается самый главный ключ к творению:  быть  благодарным  за  творение  -- еще до него.  Такое  принятие творения  как  должного  не  только  приветствуется,  но  и  поощряется. Это является  безусловным признаком  мастерства. Все Мастера знают заранее,  что действие уже совершено.
  9. Радуйся и наслаждайся всем, что ты создаешь  и уже создал. Отвергать что-либо из этого  означает отвергать часть себя.  Что бы  ни представляло в данный момент себя как часть твоего творения -- владей  этим, будь  хозяином этого, благословляй это, будь благодарен за это. Не  стремись  отказаться от этого, поскольку отвергнуть это -- значит отвергнуть самого себя.
10. Если обнаружится какой-то аспект творения, который не приносит тебе удовольствия, благослови его и просто  измени. Выбери  заново. Призови новую реальность.  Подумай новую  мысль. Скажи  новое слово. Сделай что-то  новое. Делай  это великолепно, и остальной  мир последует за  тобой. Попроси его об этом. Призови его к этому. Скажи: «Я есмь Жизнь и Путь, следуйте за мной». Вот так надо проявлять волю Бога «на земле, как на небе».
Если все настолько просто, если все, что нам необходимо, укладывается в эти десять  пунктов, почему это не действует  именно так  для большинства из нас.
 Это действует именно так для всех и  каждого  из вас.  Некоторые из вас используют эту «систему» сознательно,  полностью  отдавая себе в этом отчет. Остальные пользуются ею неосознанно, даже не зная, что они делают. Некоторые из вас  бодрствуют, а другие -- спят на ходу. И при этом  все вы создаете свою реальность. Создаете,  а  не открываете,  и делаете вы  это силой, данной вам Мною, используя процесс, который Я только что описал.
Итак, ты спросил, когда же  твоя  жизнь «даст  тебе передышку», и Я дал тебе ответ. Ты  сделаешь так,  что твоя жизнь «даст тебе передышку»,  прояснив  для начала, что ты думаешь о ней. Думай о том, кем ты хочешь быть, что ты хочешь делать и что ты хочешь иметь. Думай об этом часто, до тех пор, пока тебе это не станет абсолютно ясно. Затем, когда тебе станет абсолютно ясно,  -- думай только об этом, и ни о чем другом. Представляй себе только эту  возможность, и никаких других. Освобождайся от всех негативных мыслей, которые могут появиться в твоих ментальных  конструкциях.  Утрать  весь  свой пессимизм. Освободись от  всех своих сомнений. Отринь  все  свои  страхи. Тренируй свой разум так, чтобы он придерживался изначальной творящей мысли.
 Когда твои мысли станут ясными и устойчивыми" начинай  проговаривать их как  истину. Говори  их вслух. Используй великую  команду, которая призывает творческую силу: «Я есмь». Делай заявления «Я есмь» вслух  другим людям.  «Я Есмь» --  это самое сильное созидающее утверждение во Вселенной. Все, что ты думаешь, все, что  ты говоришь,  после  слов «Я  есмь»  приводит  в движение соответствующие переживания, призывает их, притягивает их к тебе.
     Вселенная  не знает  никакого  другого  способа  функционирования.  Нет никакого другого пути, который она могла бы выбрать. На утверждение «Я есмь» Вселенная реагирует, как джинн в кувшине.
Ты говоришь  «освободись  от всех сомнений, отринь все страхи, избавься от  пессимизма»  так,  как будто это «передай мне кусок хлеба». Но  обо всем этом легче сказать, чем сделать. «Избавься от всех негативных мыслей в своих ментальных конструкциях» -- можно было с таким же успехом сказать: «До обеда заберись-ка на Эверест». Хорошенькое приказание!
Обуздание мыслей, контроль над ними -- не такая сложная вещь, как может показаться. (Как, кстати, и  восхождение на Эверест.) Все дело в дисциплине. Весь вопрос -- в намерении. Первый шаг --научиться отслеживать свои мысли; думать о том, о чем ты думаешь. Когда  ты  ловишь  себя  на  том, что думаешь негативные мысли, то есть мысли, которые негативны в отношении твоей высшей идеи о чем-то, -- продумай
их снова! И Я хочу, чтобы ты делал это в буквальном смысле. Если ты думаешь, что ты в унынии, в  плачевном  состоянии и  что  ничего  хорошего  из  этого произойти  не может, -- подумай заново. Если ты думаешь,  что мир  -- плохое место, наполненное негативными событиями,  подумай  заново.
Если ты думаешь, что  твоя жизнь  распадается  на части и  похоже на  то, что тебе не удастся снова собрать их вместе, -- подумай заново. Ты можешь натренировать себя делать это. (Посмотри, насколько хорошо ты натренировал себя не делать этого!).
Спасибо  Тебе.  Мне  еще никто не  объяснял этот процесс столь понятно. Хотелось  бы, конечно,  чтобы  это  можно было сделать так же  легко, как  и сказать об этом. Но теперь, кажется, я хотя бы ясно понимаю это.
Ну что ж, если тебе потребуется повторение материала, у нас есть на это несколько жизней.
Каков истинный путь к  Богу? Через отречение, как верят некоторые йоги? И как  быть с этой штукой под названием «страдание»? Является ли страдание и
служение  путем к Богу,  как  говорят  многие  аскеты? Действительно  ли  мы заслуживаем  свой путь  в рай  тем, что «хорошо себя ведем», как учат  столь многие  религии? Или же мы свободны действовать так,  как пожелаем, нарушать или игнорировать  любое  правило, отбросить  в  сторону разные  традиционные
учения, погрузиться в потворство собственным  прихотям и таким образом найти Нирвану, как  говорят  многие. Что правильно? Строгие  моральные стандарты  или   «поступай,  как  тебе заблагорассудится»?  Что  правильно? Традиционные ценности или «будем решать проблемы по мере их проявления»? Что правильно? Десять Заповедей или Семь Шагов к Пpocвeтлeнию?
Для тебя чрезвычайно важно, чтобы было либо так, либо иначе, да?.. А не может ли быть все сразу?
Я не знаю. Я спрашиваю Тебя.
Я отвечу тебе так, чтобы ты мог  лучше  понять,  но  прежде скажу,  что ответ на твои вопросы заключен в них самих. Я говорю это всем людям, которые слышат Мои слова и ищут Моей истины. Каждому сердцу,  которое вопрошает искренне:  «Каков он, путь к Богу?»,-- он  указывается. Каждому дается та истина, которая может быть  воспринята сердцем. Приди ко Мне путем своего сердца, но  не тропой своего  разума.  Ты никогда не сможешь найти Меня в своем разуме.
Для  того чтобы истинно познать  Бога,  тебе необходимо быть вне своего разума. Но твой  вопрос ждет  своего ответа,  и Я  не  отступлю  от направления
твоего поиска. Я  начну с утверждения, которое,  быть  может, поразит тебя и – вполне вероятно  --  оскорбит  чувства  многих  людей.  Не  существует  того,   что называется Десятью Заповедями.
Господи Ты Боже Мой, их не существует?
Нет, не существует. Кому бы я  давал заповеди? Самому  себе? И для чего были бы нужны  такие заповеди? Все, чего бы  ни  пожелал,  -- есть. Для чего, спрашивается, необходимо кому-то что-то заповедовать? И  уж  если  бы  Я  издал  заповеди,  неужели  они  не  соблюдались  бы автоматически? Как  бы Я мог желать чего-то  настолько  сильно, что решил бы издать приказ, -- а затем сидел и наблюдал, как это не исполняется? Какой царь стал бы делать подобное? Какой правитель?
Но вот что Я скажу тебе: Я не царь и не правитель. Я просто--и грозно--Создатель.  Но  Создатель  не управляет,  а  просто создает, создает – и продолжает создавать. Я создал вас -- благословил вас -- по  образу и подобию Своему. И Я дал вам определенные обещания  и обязательства. Я  сказал  вам простым  языком о том, что будет с вами, когда вы станете едины со Мной.
Ты, как и  Моисей, являешься  искренним  искателем. Моисей,  как  и  ты сейчас, стоял предо  Мной, моля об ответах. «О Бог Моих Отцов, -- взывал он,-- Бог моего  Бога,  соблаговоли показать мне. Подай мне знак, о  котором я смогу сказать моему народу! Как мы можем узнать о том, что мы -- избранные?»
И Я пришел к Моисею так же, как Я пришел к тебе  сейчас, с божественным заветом -- с вечным обещанием,--неоспоримым и определенным обязательством. «Как я могу быть уверен?»  -- спросил Моисей в печали. «Потому что Я  сказал тебе так, -- ответил Я. -- У тебя есть Слово Бога». И Слово Бога было не заповедью (приказанием), но заветом (договором). И вот каковы...
    
                ДЕСЯТЬ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ

Ты узнаешь, что вступил  на путь к Богу, и узнаешь, что ты нашел  Бога, потому что тебе будут даны эти знаки, эти указания, эти изменения в тебе:
1. Ты будешь любить Бога всем своим сердцем, всем своим разумом  и всей своей душой. И между тобой и Мной не будет более никакого  Бога. Ты более не будешь поклоняться  человеческой любви, или успеху, или деньгам, или власти, и ни одному  из олицетворяющих их  символов.  Ты отложишь в  сторону все эти вещи, как ребенок откладывает свои  игрушки.  Не потому, что они недостойны, но потому, что ты перерос их. И ты узнаешь, что встал на путь к Богу, потому что;
 2. Ты  не будешь  употреблять  имя Господа всуе. Равно как  и не будешь взывать ко Мне по пустякам.  Ты поймешь силу слов и мыслей,  и  ты не будешь думать  о том,  чтобы  призвать имя  Бога  безбожным образом. Ты  не  будешь использовать Мое имя всуе потому, что ты и не можешь сделать этого. Ведь Мое имя -- Великое «Я Есмь» -- никогда не  используется всуе (что значит  -- без результата) и никогда не сможет быть  использовано. И когда ты найдешь Бога, ты узнаешь это.  И Я дам тебе также другие знаки;
3. Ты не будешь  забывать оставлять  один день в неделю для общения  со Мной и  назовешь  его  святым. Это  будет  сделано для  того,  чтобы  ты  не оставался достаточно долго в своих  иллюзиях,  но  вспоминал,  Кем и Чем  ты являешься. И вскоре  ты будешь называть каждый день Субботой и каждый момент святым;
4. Ты будешь чтить своих отца и мать и познаешь, что ты есть Сын Божий, когда будешь чтить Бога-Отца-и-Мать  во всем, что  ты говоришь, делаешь  иди думаешь. И  так же, как  ты будешь чтить  Бога-Отца-и-Мать, ты  будешь чтить своих отца и мать на Земле (ибо они дали тебе жизнь), и так ты начнешь чтить всякого человека;
5. Ты узнаешь, что  нашел Бога, когда  поймешь, что ты  уже никогда не станешь  совершать  убийство (то есть намеренно  убивать без  причины). Ибо, понимая, что ты в любом  случае не  можешь прекратить жизнь другого существа (поскольку каждая жизнь вечна), ты не станешь выбирать  прекращение любой из конкретных инкарнаций, равно как и изменение формы  любой жизненной энергии, без самых на  то священных оснований.  Твое новое почтение к жизни  заставит тебя  уважать  все формы  жизни --  включая травы, деревья  и  животных – и оказывать на них воздействие только ради высшего блага. И Я пошлю  тебе также другие знаки, дабы ты знал,  что ты находишься на правильном пути;
6. Ты не станешь осквернять чистоту любви нечестностью или обманом, ибо это  измена.  Я  обещаю  тебе, что,  когда  ты  найдешь  Бога, ты не  будешь совершать подобных измен.
7. Ты не  возьмешь вещи, которая не является твоей собственностью, и не станешь ни обманывать, ни потворствовать лжи, ни причинять  вред другому для того, чтобы получить что-либо, ибо это будет воровством. Я обещаю тебе, что, когда ты найдешь Бога, ты не будешь воровать. А также не будешь...
8.   Говорить   что-то,    что   не   есть   правда,    и   тем   самым лжесвидетельствовать. А также не будешь...
9. Желать супругу соседа своего,  ибо зачем тебе хотеть супругу соседа, когда ты знаешь, что все остальные суть твои супруги?
10. Желать  имущество соседа своего,  ибо  зачем тебе хотеть  имущество соседа, когда  ты знаешь, что все  имущество может быть  твоим, а  все  твое имущество принадлежит миру?
Ты узнаешь, что нашел путь к  Богу, когда увидишь все эти  знаки. Ибо Я обещаю,  что никто  истинно ищущий Бога  не  станет  делать  подобных вещей. Продолжение такого поведения станет просто невозможным. И  это--твои свободы, а не твои ограничения. Это Мои обязательства,  а не Мои  заповеди. Ибо Бог не  повелевает о том, что Бог же и создал, --  Бог просто говорит детям Божьим: вот как вы узнаете, что возвращаетесь домой.
Моисей спросил  Меня  искренне:  «Как  я  смогу узнать?  Дай мне знак». Моисей задал тот  же самый вопрос, который задаешь сейчас ты. Тот же вопрос, который задают все люди повсюду с начала  времен. Мой ответ тоже извечен. Но он никогда не  был и никогда не станет заповедью, приказанием.  Ибо кому Мне приказывать? И кого Мне наказывать, если Мои заповеди не соблюдаются? Ведь есть только Я.
 Итак, мне не нужно соблюдать Десять Заповедей для того, чтобы попасть в рай?
Нет  такой вещи, как «попасть в  рай». Есть только знание того,  что ты уже там. Есть приятие, понимание, но не зарабатывание этого. Ты  не можешь направляться туда, где ты уже находишься. Для того  чтобы попасть туда, куда ты  желаешь, тебе потребовалось бы оставить то место, где ты находишься,--и это разрушило бы весь смысл путешествия.
Действительно. Нет ничего прекрасней того, что уже есть. И это «есть»--жизнь! Независимо от того, кто её предоставил—Бог или природа, или отец с матерью.
Вся ирония заключается в том, что многие люди думают, что им необходимо покинуть  то место, где они  находятся, чтобы добраться туда, где они  хотят быть. Так они  покидают рай  для  того, чтобы попасть в  рай, -- и  проходят через ад. Просветление --это понимание  того, что тебе некуда идти, нечего делать и некем становиться, кроме того, кем ты как раз и являешься прямо сейчас. Ты совершаешь путешествие в никуда.
Рай -- как  ты  его называешь --  находится нигде  (nowhere). Но  давай вставим пробел между w  и h в этом слове, и ты увидишь, что рай -- сейчас  и здесь (now...here).
Надо посмотреть, что обозначает это слово. Я по памяти не помню. Так же надо узнать и о некоторых направлениях в христианской религии, о которых я не знаю. А я точно не знаю многого, вот и стоит пополнить знания.
Все так говорят! Все это говорят. Я уже с ума схожу от этого! Если «рай-- здесь и сейчас», то  почему же я  этого  не  вижу? Почему я  не  чувствую этого? И почему мир так бестолков?
 Я понимаю  твое  отчаяние.  Когда  пытаешься понять все это,  приходишь почти в такое же отчаяние, как когда пытаешься объяснить это другому.
Ого! Минуточку! Не хочешь ли ты сказать, что Бог отчаивается?
А кто, как ты  думаешь, изобрел  отчаяние?  И неужели ты  представляешь себе, что ты можешь ощущать что-то, чего Я ощущать не в состоянии?  Скажу  тебе: любое  ощущение, которое доступно тебе, -- доступно и Мне. Неужели  ты не видишь, что Я ощущаю Себя через тебя? Для чего же еще все это нужно, как ты полагаешь. Я не смог бы познать Себя, если бы не ты. Я создал тебя для того, чтобы Я мог познать, Кто Я Есть. Но  Я  не  стану разбивать все твои  иллюзии  относительно Меня в одной главе  -- скажу  лишь, что  в  Моей самой тонкой форме, которую вы называете Богом, Я не испытываю отчаяния.
Уффф! Ну, это уже лучше. Ты было напугал меня.
Но это не потому, что Я не могу. Просто потому, что Я не выбираю этого. Ты, между прочим, можешь сделать точно такой же выбор. 
Хорошо, в  отчаянии или  нет, но  я по-прежнему не могу понять, как так может быть, что рай -- прямо здесь, а я не чувствую его.
Ты  не  можешь  чувствовать то,  чего не знаешь.  И ты  не  знаешь, что находишься прямо сейчас в «раю», просто потому, что ты еще не испытал этого. Видишь  ли, для  тебя  это  является  неким порочным  кругом.  Ты не  можешь испытывать то, чего не знаешь, -- ты еще не нашел для этого способа, -- и ты не знаешь того, чего еще не испытывал.  Все, к чему призывает тебя Просветление, -- это познать что-то, чего ты еще  не  испытывал  и, таким образом,  испытать это. Знание открывает  врата опыта --а ты представляешь себе это как раз наоборот.
В действительности твое знание гораздо больше, чем твой опыт. Ты просто не знаешь, что ты знаешь.  Ты знаешь,  например, что  существует Бог. Но ты можешь и не знать, что ты  знаешь  это. И,  таким  образом, ты  продолжаешь  находиться  в ожидании соответствующего  опыта.  Но  все  это  время ты  получаешь  его.  Однако ты получаешь его, не зная, -- а это все равно что вообще не получать.
Парень, мы тут просто ходим по кругу.
Да, ходим. И вместо того, чтобы  ходить по кругу, быть может, нам стоит быть самим этим кругом. И этот круг совсем не обязан быть порочным. Он может быть возвышенным.  Является ли отречение частью истинно духовной жизни?  Да, поскольку  в конечном счете  весь Дух отрекается от всего,  что  не реально.  И ничто не является реальным  в той жизни, которую ты  ведешь,  за исключением твоей  связи со  Мной.  При этом отречение  в  его  классическом понимании, то есть самоотрицание, не является чем-то обязательным.  Истинный  Мастер  не «отказывается» от  чего-то. Истинный Мастер просто откладывает это в сторону, как он поступил  бы  с чем  угодно, что перестало быть ему нужным.
Некоторые говорят, что  ты должен преодолевать  свои желания. Я говорю, что ты должен просто изменить их. Первая практика--это строгое послушание. Вторая -- радостное празднование. Некоторые говорят,  что для  познания Бога  ты  должен  преодолеть  все земные страсти.  Но  понять  и  принять  их--уже  достаточно.  То,  чему  ты сопротивляешься, -- усиливается. То, к чему ты внимателен, --исчезает. Люди, искренне стремящиеся  преодолеть  земные страсти, часто  трудятся над этим так усердно, что уже можно сказать: это становится их страстью. Они обуреваемы «страстью к Богу», страстью познать Его. Но страсть есть страсть, и замена одной страсти на другую не позволит вовсе избавиться от нее.
 Поэтому не суди о том,  к чему испытываешь страсть. Просто замечай это, а  затем смотри, насколько это служит тебе, -- исходя из того, кем  и чем ты желаешь быть. Помни, что ты постоянно находишься  в процессе создания себя.  В каждый новый момент ты решаешь,  кем и чем ты являешься. В значительной  степени ты решаешь это посредством тех выборов, которые ты делаешь в  отношении того, к
кому и к чему ты испытываешь страсть.
Часто человек, как вы  это  называете, «находящийся на  духовном пути», выглядит так,  будто он отрекся от всех  земных страстей и всех человеческих желаний.  Что  же  он  сделал  на  самом  деле?  Понял  их,  увидел  всю  их иллюзорность и отошел от тех страстей, которые  более не  служат ему,--при этом  любя  иллюзию  за  то,  что  она принесла  ему:  шанс быть  совершенно свободным. Страсть--это любовь  к  превращению бытия  в  действие. Она является топливом для двигателя творения. Она превращает понятия в опыт. Страсть--это  огонь, который позволяет нам  выразить то,  кем  мы  в действительности являемся. Никогда  не отрицай страсть,  поскольку это будет равносильно отрицанию того, Кто Ты Есть и Кем Ты Истинно Желаешь Быть.
Отречение   никогда   не   отрицает  страсть  --   отречение   отрицает привязанность к результату. Страсть --  это  любовь к  действию. Действие--это бытие с опытом.  Но что  нередко создается как составная часть действия? Ожидание. Жить   свою  жизнь,  не  имея  ожиданий--без  нужды  в  конкретных результатах,--это и есть свобода. Это Божественность. Так живу Я.
Ты не привязан к результатам?
Абсолютно  не привязан. Мое  удовольствие  --  в творении, а не  в  его последствиях. Отречение -- это не решение отказаться от действия.  Отречение есть  решение  отказаться  от  конкретного  результата.  Тут  очень  большая разница.
Мог бы Ты объяснить, что Ты имеешь в виду, говоря: «Страсть -- это любовь к превращению бытия в действие?».
Бытие есть  высшее состояние существования. Это его чистейшая сущность. Это  то  аспект Богa,  который  можно определить  как  «сейчас--не  сейчас», «все--не все», «всегда—никогда».
Чистое бытие есть чистая Божественность. При  этом нам никогда не было  достаточно  просто быть. Нам всегда было важно  познать  на собственном  опыте,  Чем  Мы  Являемся,--и для  этого требовался особый аспект божественного, который называется действием.
Предположим, что ты, в самой сердцевине своего замечательного «Я», есть тот аспект божественности, который называется любовью. (И это, между прочим, Истина.) Так вот, одно дело быть любовью, и совершенно другое -- делать что-то с любовью. Душа жаждет делать что-то такое, чтобы  через эти действия  познать себя на  собственном опыте. Так она стремится реализовать свою самую высокую идею в действии.
Это горячее желание и называется страстью. Убей страсть--и ты убьешь Бога. Страсть--это Бог, желающий сказать «привет». Но,  видишь ли, как  только Бог (или Бог-в-тебе) с любовью сделает это, Он становится Самореализованным и более не нуждается ни в чем.
Человек   же,   наоборот,  нередко  чувствует  необходимость   получить дивиденды со своего вклада. Если мы  собираемся любить кого-то -- прекрасно, но было бы и неплохо получить немного любви в ответ. Что-то вроде этого.
Это не страсть. Это ожидание. Это  и является величайшим источником человеческого  несчастья. Это то, что отделяет человека от Бога. Отречение направлено на  то, чтобы положить конец этому отделению через опыт,  который некоторые  восточные  мистики  назвали самадхи. То есть через единение и союз с Богом, растворение в Божественном.
Отречение, таким образом, предполагает отречение  от результатов, но ни в коем  случае не отречение от страсти. В действительности Мастер интуитивно знает, что страсть -- это и есть путь. Путь к Самореализации. Даже используя  земные  понятия,  вполне можно сказать, что, если ты не испытываешь ни к чему страсти, ты вообще не живешь.
Ты  сказал, что «то,  чему сопротивляешься, --усиливается, а то, на внимательно смотришь, -- исчезает». Мог бы Ты объяснить это?
Ты не можешь сопротивляться чему-то,  что ты не признаешь реальным. Сам акт сопротивления  чему-то означает, что ты даруешь  этому «чему-то»  жизнь. Когда ты сопротивляешься некоей энергии, ты даешь ей место. И чем больше  ты сопротивляешься, тем  больше  ты  делаешь реальным  -- все,  чему бы  ты  ни
сопротивлялся.То, на что  ты смотришь  открытыми глазами, -- исчезает. То есть теряет свою иллюзорную форму.
 Если  ты посмотришь на что-то -- на самом деле  внимательно посмотришь,--ты будешь видеть насквозь, как бы пронзая взглядом любую иллюзию, которая заключена для тебя  в данном  предмете.  И  для твоего видения не  останется ничего,  кроме абсолютной  реальности. Перед  лицом абсолютной реальности  у твоей слабой иллюзии нет силы. Она не может  долго  удерживать твое внимание своей  слабеющей   хваткой.  Ты  видишь   истину,  и   истина  делает   тебя свободным.
Но если я не хочу, чтобы то, на что я смотрю, исчезало?
А следовало бы всегда  хотеть этого! В твоей реальности нет  ничего, за что стоило бы держаться. И все же, если ты действительно выбираешь не высшую
реальность, но  иллюзию твоей жизни, ты можешь легко  пересоздать ее --  так же, как  ты создал ее в  самом начале. Таким образом ты можешь иметь в своей жизни  то, что выбираешь иметь, и удалять из нее то,  что больше не  желаешь переживать.
Но никогда ничему не сопротивляйся. Если ты думаешь, что, сопротивляясь чему-то, ты удалишь это, подумай еще раз.  На самом деле ты только укоренишь
это еще глубже. Разве Я не говорил тебе, что всякая мысль творит?
Даже мысль о том, что я не хочу чего-то?
Если  ты  не  хочешь  этого,  зачем  тогда  вообще думать  об  этом? Не задумывайся об этом больше. Но если ты должен думать об этом -- то есть если ты не можешь не думать об этом, -- не сопротивляйся. Лучше посмотри прямо на то, что есть,  прими эту  реальность как свое творение  --  а  затем выбери: оставлять ее или нет.
А чем будет определяться этот выбор?
Кем и Чем (по твоему разумению) ты Являешься. И Кем  и Чем ты выбираешь Быть. Этим определяется  всякий выбор,  любой  из  всех выборов,  которые  ты
сделал за свою жизнь. И когда-либо сделаешь.
Так что же, жизнь в отречении -- неверный путь?
 Это не так. Само  слово «отречение» не очень  удачно. Фактически, ты не можешь  отречься  ни от  чего, поскольку  то,  чему  ты  сопротивляешься, -- усиливается. Истинное  отречение не отказывается, а просто  выбирает другое. Это акт движения по направлению к чему-то, а не прочь от чего-то. Ты не можешь  уйти от чего-то, поскольку это  начнет преследовать тебя, где бы  ты ни был. Поэтому не сопротивляйся соблазну, но просто отвернись от него. Повернись ко Мне и отвернись от всего, что недостойно Меня.
Однако знай:  нет  такой  вещи,  как неверный путь,  поскольку  в  этом путешествии ты не можешь «не попасть» туда, куда направляешься. Весь вопрос в скорости-- в том, когда ты доберешься туда, -- но даже это  является иллюзией, поскольку не существует никакого «когда», равно  как нет  никакого «до»  и «после». Есть только сейчас: вечный  момент всегда,  в котором ты ощущаешь себя.
 Тогда какой во всем этом смысл? Если  не существует способа не «попасть туда», в  чем  тогда смысл жизни? С какой  стати тогда нам беспокоиться  обо всем том, о чем мы беспокоимся?
Ну, конечно, тебе не  стоит беспокоиться. Но  с твоей стороны  было  бы неплохо  стать  наблюдателем. Просто обращай  внимание на  то, кем и  чем ты являешься, что делаешь, что имеешь, и смотри, служит ли это тебе.
Смысл жизни заключается не в том, чтобы попасть куда-то, а в том, чтобы заметить, что  ты уже находишься там  -- и всегда находился. Ты всегда  и во
веки  веков  находишься  в  моменте  чистого  творения.  Смысл жизни,  таким образом,--в  том,  чтобы создать то, кем и чем  ты являешься, а затем  -- пережить это на опыте.
А  как  насчет страдания?  Является ли страдание путем и тропой к Богу?Некоторые даже говорят, что это единственный путь.
Мне  не нравится страдание, и  тот,  кто говорит обратное, --  не знает Меня. Страдание  не является необходимым аспектом человеческого опыта. Оно не
только не нужно, оно неумно, неудобно и вредно для вашего здоровья.
Тогда   почему   существует  столько  страдания?  Почему  Ты,  если  Ты действительно Бог, не положишь конец этому, раз уж Тебе это так не нравится?
Я  положил  конец  этому.   Вы  просто  отказываетесь  использовать  те инструменты, которые Я вам дал, для того чтобы понять это. Видишь ли, страдание  не  имеет ничего общего с происходящими событиями-- оно имеет отношение к вашей реакции на эти события. То, что происходит, -- это просто то, что происходит. Как ты чувствуешь себя по этому поводу -- это другое дело.
Я уже  дал вам инструменты, посредством которых вы можете реагировать и отвечать  на происходящие события  так,  чтобы  снизить -- даже, собственно, устранить -- боль, но вы не используете их.
Прошу прощения, но почему бы не устранить сами события?
Очень хорошее предложение. К сожалению, Я их не контролирую.
Ты не контролируешь события?
Конечно, нет. События происходят в пространстве и времени как результат  вашего  выбора,  и Я никогда  не  стану вмешиваться  в  выбор.  Сделать  так означало  бы устранить саму причину, по  которой  Я  создал  вас.  Но Я  уже объяснял все это раньше. Некоторые события вы производите по своей воле, а другие притягиваете к себе--более  или менее неосознанно.  Отдельные события -- в частности, вы относите к этой категории природные бедствия -- приписываются «судьбе».
Но даже «судьба» может служить аббревиатурой «собранных отовсюду мыслей».  Иначе говоря, синонимом сознания планеты. Или «коллективного сознания».
Совершенно верно.
Некоторые говорят,  что  мир катится  в ад.  Наша экология гибнет. Наша планета    стоит   перед   лицом   глобальной    геофизической   катастрофы. Землетрясения.  Вулканы. Может быть,  даже  изменение  наклона  земной  оси. Другие  говорят, что коллективное сознание  может изменить  все  это, что мы можем спасти Землю нашими мыслями.
 Мыслями,  приведенными  в действие. Если достаточное  количество  людей повсюду  на Земле  утвердится в том, что  надо что-то  сделать для  спасения окружающей среды, вы  спасете Землю. Но вам  следует поторопиться. И так уже нанесено  достаточно   ущерба,  и   это   длится  очень  долго.  Потребуется кардинальный сдвиг в отношении к происходящему.
Ты имеешь в виду, что  если  мы  не сделаем этого, то будем свидетелями того, как Земля -- и те, кто ее населяет, -- погибнут?
Я создал законы  физической Вселенной достаточно четкими, чтобы  их мог понять  каждый.  Существуют  законы  причины  и   следствия,  которые   были благополучно доведены до  ваших  ученых, в частности физиков, а через них -- до ваших мировых лидеров. Нет нужды описывать эти законы здесь еще один раз.
Возвращаясь  к  вопросу  о  страдании:  откуда  мы  вообще  взяли,  что страдание -- это хорошо? И что святые «страдают молча».
Святые  действительно «страдают молча», но это не означает что страдание --это хорошо. Ученики в школе  Мастерства Страдают молча, поскольку понимают страдание  не есть путь Бога, но скорее  верный знак того, что предстоит еще кое-что узнать о пути Бога, предстоит еще кое-что вспомнить. Истинный  Мастер  вовсе не страдает молча  -- он страдает, не  жалуясь.
Причина, по  которой истинный Мастер не жалуется,  -- в том, что он даже  не страдает, а просто переживает определенный  набор  обстоятельств, который вы бы назвали невыносимыми. Практикующий Мастер не говорит о страдании потому, что в своей практике он ясно  понимает  силу  Слова --  и поэтому выбирает  просто не говорить ни слова об этом.
Мы делаем реальным то, на что обращаем свое внимание. Мастер знает это. Мастер живет  в моменте выбора,  осознавая, что  он  делает реальным то, что
выбирает.
Вы  все делаете это время от  времени. Среди вас не найдется ни одного, кто хоть однажды не  заставил  бы головную  боль исчезнуть или не  сделал бы визит к дантисту менее болезненным, просто решив, что так будет. Мастер принимает такое же решение, только относительно более глобальных вещей.
Но  зачем  вообще страдать?  Зачем  вообще  допускать саму  возможность страдания?
Как  Я уже объяснял,  ты  не сможешь  познать  то и стать  тем,  чем ты являешься, в отсутствие того, чем ты не являешься.
И все равно я  не  могу понять, откуда  мы взяли, что страдание --  это хорошо?
Очень мудро, что ты так настойчив в этом вопросе. Изначальная мудрость, окружающая  молчаливое  страдание,  сейчас  настолько извращена,  что многие верят (а  некоторые религии, по существу,  учат этому), что страдание – это хорошо,  а  радость --  это плохо. И вы  решили, что если у кого-то рак и он молчит  об этом, то он святой, а если у другой (возьмем  взрывоопасную тему) здоровая сексуальность и она открыто наслаждается ею, то она --грешница.
Да  уж,  взрывоопаснее  не  придумаешь.  И  Ты  так  хитро  использовал местоимение  женского  рода.  Это  специально  для  того,  чтобы подчеркнуть что-то?
Это для того, чтобы показать тебе ваши предубеждения. Вы ведь не любите думать о  женщинах,  обладающих  здоровой сексуальностью и  к  тому  же  еще открыто наслаждающихся ею. Вы предпочитаете видеть мужчину, умирающего без стона  на  поле  брани, чем женщину, со стоном занимающуюся любовью на улице.
А Ты бы что предпочел?
У Меня  нет никаких суждений. Но у  вас  их великое множество, всяких и разных,--и Я полагаю, что именно  наши суждения удерживают вас от радости; а ваши ожидания делают вас несчастными. Все  это  вместе  взятое и порождает  ваши трудности  и, таким образом, приносит вам страдание.
Откуда мне знать, что Твои слова--истина? Откуда мне знать, что  это вообще говорит Бог, а не мое воспаленное воображение?
Ты  уже  спрашивал об этом.  Мой ответ  остается  неизменным. Какое это вообще  имеет значение? Даже  если представить  себе, что все, что Я сказал, «неверно», можешь ли ты придумать лучший способ жизни?
Нет.
Тогда «неверное» -- верно, а «верное» --неверно!
 И  вот  что  Я  еще  тебе  скажу, чтобы помочь тебе  выбраться  из этой дилеммы:  не верь ничему из того,  что Я говорю. Просто  проживи это.  Ощути это.  Затем  -- живи любой парадигмой, какой хочешь.  А потом – пересмотри свой опыт, чтобы найти свою собственную истину. Однажды,  если  наберетесь  достаточно  храбрости,  вы  ощутите  мир, в котором считается, что заниматься любовью лучше, чем воевать. В этот день вы возрадуетесь.
Жизнь так ужасна. И так запутанна. Я бы хотел, чтобы все было яснее.
В жизни нет ничего ужасного, если ты не привязан к результатам. Имеется в виду: если ты ничего не хочешь?
Именно так.
Выбирай, но не желай.
Легко тем, от кого никто не зависит. А если у тебя жена и дети?
Путь семьянина всегда был очень трудным. Может быть, самым трудным. Как ты  уже отметил, легко  «ничего  не  хотеть», когда  ты  занят только собой. Естественно, когда у тебя есть ответственность  за тех,  кого ты  любишь, ты желаешь им только самого наилучшего. Тебе больно, когда  ты не можешь дать им всего, что тебе хотелось бы им дать. Хороший дом, красивую одежду, еды вдоволь.
У меня  такое  ощущение, что уже двадцать лет  я только и борюсь за то, чтобы свести концы с концами. И мне все еще нечем похвастаться.
Ты говоришь о материальном благополучии?
Я  говорю  о том  необходимом,  что любой человек хотел  бы дать  своим детям. Я говорю о каких-то самых простых вещах, которыми любой мужчина хотел бы обеспечить свою жену.
Понимаю. Ты  думаешь, что  твоя задача в  жизни  состоит в  том,  чтобы обеспечить им все эти вещи. И ты воображаешь, что в этом вся твоя жизнь?
Не  уверен,  что  я сформулировал бы это так. Это не то, в чем  вся моя жизнь, но, уж конечно,  было бы неплохо, если  бы это было по  крайней  мере побочным результатом...
Хорошо, тогда  вернемся  назад. В чем  ты видишь  действительный  смысл своей жизни?
Непростой  вопрос. За  все эти годы у меня было много разных ответов на него.
Каков твой ответ сейчас?
Похоже, у меня два ответа на этот вопрос: ответ,  который мне  хотелось бы видеть, и ответ, который я вижу.
Какой ответ ты хотел бы видеть?
Я хотел бы, чтобы моя жизнь была посвящена эволюции  моей  души. Мне бы хотелось,  чтобы моя  жизнь была  выражением и испытанием тех  моих качеств, которые я люблю больше всего. Той части меня, которая является состраданием, терпением, дарением и помощью. Той части меня, которая является пониманием и мудростью, прощением и... любовью.
Звучит так, будто ты продолжаешь вслух читать эту книгу!
Да, это  прекрасная  книга  -- на  эзотерическом  уровне.  Но я пытаюсь понять,  как все это осуществить  «на  деле». Но  на твой  вопрос существует ответ, который я реально вижу, -- и заключается он  в том, что вся моя жизнь посвящена лишь выживанию изо дня в день.
Ага! И ты думаешь, что одно мешает другому?
Ну...
Ты считаешь, что духовный путь препятствует выживанию?
По  правде говоря, я  хотел  бы большего, чем просто выживать.  Все эти годы  я  выживаю.  Замечу, что мне  и сейчас приходится этим заниматься.  Но хотелось бы, чтобы борьба за выживание  прекратилась.  Я  вижу, что пережить день  и дожить до следующего -- это до сих пор борьба. А  я  хочу  не просто выживать. Я хочу процветать.
А что бы ты назвал процветанием?
Иметь достаточно, чтобы не  беспокоиться о  том,  где достать следующий доллар; чтобы не приходилось испытывать стрессы и напряжение при одной  лишь мысли, что надо  платить за  жилье и  где достать денег  на оплату  счета за телефон. Я хочу сказать, что я ненавижу опускаться  до такой приземленности,
но  мы  говорим  сейчас  о  реальной жизни, а  не  о  сказочно-  выдуманной, духовно-романтической картине жизни, которую ты в этой книге изображаешь.
Я, кажется, слышу нотки гнева?
Не столько гнева, сколько отчаяния. Я играю в эти духовные игры вот уже более двадцати лет, и посмотри, к чему они меня привели. От приюта для нищих меня  отделяет всего лишь  еще один счет,  который надо будет оплатить!  А я только  что  потерял работу, и,  похоже,  наличных снова  ждать  неоткуда. Я начинаю по-настоящему уставать от этой борьбы. Мне уже 49 лет, и хотелось бы иметь в жизни некоторую обеспеченность, чтобы я мог посвящать больше времени «Божественному», духовному  «развитию» и т. д. Там мое сердце,  но моя жизнь не пускает меня туда...
Золотые  слова, и Я предполагаю, что ты говоришь за очень многих людей, когда делишься этими переживаниями. Я отвечу на твою исповедь по «пунктам» чтобы мы легко могли проследить и проанализировать ответ. Ты не «играл в эти духовные игры» в течение двадцати лет, ты лишь ходил вокруг да около (кстати,  это не «нотация»,  а просто констатация факта).  Я допускаю,  что на протяжении двух  десятков  лет ты наблюдал их, заигрывал с ними,  время  от  времени  экспериментировал...  но  Я не  чувствовал  твоей настоящей -- самой настоящей -- вовлеченности в эту игру до совсем недавнего времени.
Давай разъясним,  что «играть  в духовные игры» означает посвящать весь свой разум, все свое тело, всю  свою душу созданию Себя по образу  и подобию
Бога. Это  процесс  Самореализации,  о  котором  писали мистики Востока.  Это процесс спасения души, которому посвящена большая часть богословия Запада. Это ежедневная, ежечасная,  ежеминутная  деятельность высшего сознания. Это процесс выбора вновь и вновь каждый миг.  Это непрекращающееся творение. Осознанное творение. Творение с  целью. Это использование средств созидания, которые мы уже обсудили, и их применение с полным знанием и из самых высоких побуждений. Вот что  такое «играть  в  эти  духовные  игры». Так  сколько  ты  этим занимался?
Я даже и не начинал.
Не  бросайся  из крайности  в крайность  и  не  будь таким  строгим  по отношению к себе.  Ты  действительно посвятил себя  этому  процессу  -- и на самом деле  ты вовлечен в него дольше, чем допускаешь для себя. Но никак  не двадцать лет. Впрочем, не важно, как долго ты был в  него вовлечен. Вовлечен ли ты сейчас? Только это и имеет значение.
Давай  пойдем дальше. Ты попросил «посмотреть, до  чего тебя  довели» и описываешь свое состояние как  «в одном шаге от приюта для  нищих». Я смотрю на тебя и вижу  совсем  другую картину. Я вижу  человека, которого  лишь шаг отделяет  от  дома  богача! Ты чувствуешь, что оплати еще один  счет -- и ты канешь в безвестность; Я же вижу, что оплати еще один счет -- и ты окажешься в  Нирване. Разумеется, многое  зависит от  того,  что ты воспринимаешь  как
 «плату» -- и ради чего ты стараешься.
 Если  цель твоей жизни  состоит  в том,  чтобы достичь  так  называемой защищенности, то Я вижу  и понимаю, почему ты чувствуешь, что «еще один счет-- и  ты в  приюте  для нищих». Но даже это суждение можно исправить. Потому что  с Моей платой  все блага придут к тебе  --  в том числе и опыт ощущения себя защищенным в материальном плане.
 Моя  плата--вознаграждение,   которое   ты  получаешь,   когда  ты «содействуешь» Мне,--  обеспечивает  гораздо  большим, чем просто  душевным покоем.  Ты  также можешь иметь  и материальное благополучие. Ирония  в том, что, как  только  ты  испытаешь  тот душевный  покой, который дается как Моя награда,  ты  обнаружишь, что материальное  благополучие  беспокоит  тебя  в последнюю очередь. Даже материальное благополучие членов твоей семьи больше не будет твоей заботой, ведь как только ты поднимешься до уровня Божественного сознания, ты поймешь,  что ты не в ответе  ни за какую другую  человеческую душу. И  хотя достойно  одобрения  желать каждой  душе  жить  в покое, каждая  душа должна выбирать -- и она выбирает -- свою собственную судьбу в каждый миг.
Понятно,  что  намеренно обижать  или уничтожать  другого  -- не  самое высокое действие.  Понятно, что так же  недопустимо не обращать  внимания на нужды тех, кого ты сделал зависимыми от тебя.   Твоя задача состоит в  том, чтобы помочь им стать независимыми; научить их как можно быстрее и основательнее тому, как обходиться  без  тебя, потому
что  ты для  них  не  благо, пока они  нуждаются в тебе, чтобы выживать.  Ты становишься для  них  благом только в тот момент, когда они понимают, что не нуждаются в тебе.
В том  же  смысле величайший момент для  Бога наступает тогда, когда ты осознаешь, что не нуждаешься в Боге. Знаю, знаю... Это противоречит всему, чему  тебя когда-либо учили. Твои учителя рассказывали тебе  о гневном Боге,  ревнивом Боге, о  Боге, которому нужно, чтобы в нем нуждались. Но это вовсе не Бог, а какая-то  невротическая подмена тому, что должно бы быть божеством.
Истинный  Мастер --не тот, у кого больше  учеников,  а тот, кто сделает Мастерами большинство из них. Истинный  лидер--не  тот, у кого больше  последователей, а тот,  кто воспитает лидеров из большинства. Истинный король -- не тот, у кого больше подданных, а тот, кто взрастит из них королей. Настоящий учитель -- не тот, кто больше  всех знает, а тот, кто побудит к познанию остальных. И настоящий  Бог -- не Тот,  у Кого больше  всех служителей, а Тот, Кто больше всех служит, тем самым делая Богами всех остальных.
В  этом  и  цель,  и слава  Бога: что  не  будет  больше тех,  кто  Ему поклоняются, и все познают Бога не как недостижимое, но как неизбежное. Мне хотелось бы, чтобы  ты понял:  твоя счастливая судьба неизбежна. Ты не можешь не быть  «спасенным».  Не  существует  другого ада, кроме незнания этого.
Что касается родителей, супругов и  любимых,  то не старайся сделать из своей   любви  клей.  Пусть  лучше  она  будет   магнитом,  который  сначала притягивает, а потом поворачивается и отталкивает. Пусть те, кто притянулся, не думают, что им надо  держаться ближе к тебе, чтобы выжить. Ничто не может быть дальше от истины. Ничто не может быть пагубнее для другого человека. Пусть твоя любовь побуждает твоих близких окунуться в жизнь -- и сполна испытать, кто они есть. Только в этом проявится твоя истинная любовь.
Путь главы семейства так нелегок. Так  много раздоров, житейских забот. Отшельник  ничем этим не  обременен. У  него есть  хлеб  с  водой и скромная лежанка, чтобы спать, и каждый свой час он  может уделить молитве, медитации и созерцанию божественного. Как легко увидеть святое в таких условиях! Какая простая задача! О, но дай такому жену и детей! Увидь божественное в ребенке, которому  в 3  часа ночи надо сменить пеленки. Увидь божественное  в  счете, который  к  первому  числу  месяца   надо  оплатить.  Признай  руку  Бога  в недомогании,  которое  одолело  твою супругу; в работе,  которая потеряна; в простуде ребенка; в болезни родителей. Мы говорим сейчас о праведной жизни.
Я понимаю  твою  усталость.  Я знаю,  что тебе надоела эта борьба. Но Я говорю тебе: когда ты следуешь за Мной, борьба исчезает. Живи в пространстве твоего Бога, и любое событие станет благословением. А сейчас тебе надо отдохнуть и переосмыслить всё, что я сказал».
Стук в дверь прервал Чумака в том месте, где он и думал остановиться, чтобы подумать о прочитанном. Очевидно, не удасться. Навернка это инспектор и предстоить работа. Пора с этим заканчивать, иначе я отсюда никогда не вырвусь. Они будут предъявлять мне липовые депеши, а я не смогу доказать их фальшивость. Но сегодня никуда не денешься и придётся открыть дверь. Чумак подошёл к двери и открыл.
Инспектор.... вошёл и даже не присел, а сразу объявил:
--Сэр! Я за вами. У нас новая проблема и требуется ваш опыт раскрытия подобных преступлений.
--В чём смысл?
--Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
--Это верно. Куда мы направляемся?
В.......






             Г Л А В А  1

В то утро старший инспектор Роберт Мак-Грегори пришел на работу почти в бодро-веселом настроении. Причин для этого было в общем-то несколько, но самая главная состояла в том, что накануне на-
конец-то кончилась поистине убийственная августовская жара! После двух бесконечных недель раскаленного воздуха и адской духоты долгожданный и весьма обильный дождь стал для всех
манной небесной ... Роберт находился у себя дома и работал над своими мемуарами, задумчиво размышляя и по-своему беспокоясь, не получаются ли они у него уж слишком самонадеянными. Его друг князь Чамак высмеивал его за эту попытку приобщится к литераторам, но Роберт, как говорится, закусил удила....Дождь восстановил его силы, вернул ощущение реальности жизни...
Предстоящая реформа полицейских сил его уже совсем не беспокоила, поскольку не далее как через
месяц ему предстояло уйти на вполне заслуженную пенсию. Вообще-то он мог бы уже сейчас «скинуть с себя этот хомут», но только, так сказать, образно, ибо, во-первых, был совсем не из тех, кто любит делать вызывающие жесты, а во-вторых, у фрау Мак-Грегори имелись свои социальные амбиции. Зато уже через
месяц, всего через месяц, окончательный вариант рукописи будет передан в редакцию издательства, а уж тогда ...
И так, дождь и охладил его, и привел в норму чувства. Отметив со свойственной ему методичностью, что дождь начался чуть ли не ровно в одиннадцать часов вечера, Мак-Грегори облегченно вздохнул и с чувством полнейшего удовлетворения отправился спать. И хотя раннее утро следующего дня было
по-прежнему весьма и весьма теплым, убийственная жара все-таки явно пошла на убыль, что не могло не радовать истинного лондонца, направляющегося на работу к себе в полицейское управление Лондона в поистине радужном, если не сказать ликующем настроении души.
Однако, увидев, что лежит у него в кабинете на письменном столе, Мак-Грегори от удивления даже не смог удержаться от достаточно приличного, но все-таки весьма и весьма сильного ругательства.
Более того, срочно созвонившись с помощником начальника управления и поговорив с ним, он пришел в еще большее возбуждение.
--Да знаю я, Роберт, прекрасно знаю, что это совсем не наше дело,--услышал он в телефонной трубке хорошо знакомый, но далеко не самый приятный голос высокопоставленного полицейского чиновника.--Но при этом я надеялся и, честно говоря, продолжаю надеяться услышать от вас какие-нибудь стоящие соображения. Самому мне пока ничего в голову не приходит. Министр уже несколько раз мне звонил ...
--Сэр, мне все это, конечно, понятно, но тем не менее очень хотелось бы знать, в чем, собственно, суть вопроса?--не скрывая раздражения, поинтересовался старший инспектор.--Лич-
но я пока не вижу на моем столе ничего, кроме каких-то малопонятных заметок о каком-то епископе и каком-то еще менее понятном полтергейсте. Ну и что, интересно, все это означает?
На другом конце телефонного провода сначала раздалось недовольное ворчание, затем послышалось что-то несколько более разборчивое.
--Да мне и самому не очень-то понятно, что все это может означать,--честно призналось высокопоставленное лицо.--Если, конечно, не считать того, что это касается епископа Ман... Говорят, большая шишка. Как мне успели доложить, он проводил в  отпуск в Сандерленде--гостил у полковника Хакена, поскольку несколько перетрудился на ниве очередной кампании или чего-то в этом роде, ну и ...
--Ну и ... что?
--А то, сэр, что у полковника Хакена появились насчет его сильные, так сказать, сомнения. По его словам, например, он лично, подчеркиваю, лично видел, как епископ скатывался вниз по перилам ...
--Скатывался по перилам?
В трубке послышалось тихое, но вполне отчетливое хихиканье. Затем прекрасно поставленный голос господина начальника задумчиво произнес.
--Да, признаюсь, мне очень, очень хотелось бы лично увидеть, как это происходит. А знаете, Хакен твердо убежден, что... что у епископа, так сказать, поехала крыша... Причем случилось это через день после появления полтергейста ...
--Простите, сэр, но не могли бы вы вернуться к фактам? И хотелось бы, с самого начала. Конечно, если вы не возражаете,--мягко, но настойчиво попросил Мак-Грегори, вытирая носовым платком вдруг вспотевший лоб и бросая при этом на телефонную трубку мстительный взгляд.--Хотя вообще-то сам факт того, что у священнослужителя, пусть даже достаточно высокого ранга, как вы только что сами заметили, «поехала крыша» и он по тем или иным причинам получает удовольствие от того, что «скатывается вниз по перилам в жилище полковника Хакена», нас никоим образом не касается. Я только хотел бы ...
--Думаю, чуть позже епископ вам сам обо всем расскажет, Роберт. Поскольку скоро будет у вас ... Короче говоря, вот что мне представляется достаточно очевидным: в «Калиновэ»--загородном поместье полковника Хагена--есть комната, в которой, как все уверены, регулярно случаются явления всем
известного полтергейста... Кстати, Мак-Грегори, полтергейст, для вашего сведения, это немецкий термин, буквально переводится как «пляшущий дyx». Я даже не поленился выяснить это в Британской энциклопедии. Так вот, это нечто вроде таин-
ственного духа, который вызывает вокруг себя массовый переполох, заставляет стулья неизвестно зачем и почему плясать, ножи и ложки летать, ну и все такое прочее. Вы внимательно следите за моей мыслью, Роберт?
--О господи ты боже мой! .. Да, да, конечно же, сэр.
--Полтергейст практически никак не проявлял себя вот уже много лет. Но вот не далее как два дня тому назад, когда викарий соседнего прихода преподобный отец Дуглас обедал в «Калиновэ», то ...
--Как вы сказали? Что, еще один священнослужитель? Ничего, ничего, сэр, ради бога, простите. Не обращайте внимания. Продолжайте, пожалуйста, прошу вас.
--Так вот, тогда он опоздал на последний автобус, а у шофера полковника Хагена в тот день был выходной, поэтому викария без особого труда уговорили остаться в «Калиновэ» до следующего утра. О полтергейсте тогда почему-то никто даже
не вспомнил, и его поместили в той самой комнате, с теми самыми призраками, которые где-то в час ночи приступили к своему, так сказать, «веселому» делу-- сбили пару картин со стен комнаты, «поиграли» стульями, пошвырялись предметами, шумно побегали туда-сюда, ну и все такое прочее... А в до-
вершение всего, когда викарий молился во имя спасения своей драгоценной жизни, со стола слетела полная чернильница и ударила его прямо в глаз!
До смерти перепуганный викарий, естественно, забил тревогу, разбудил весь дом ... Первым к нему тут же прибежал сам полковник Хаген с заряженным револьвером в руке, ну а за ним и все остальные. Чернила оказались красного цвета, поэтому вначале им показалось, что произошло убийство. Но затем в самом разгаре возникшей шумной неразберихи они обратили внимание на окно, через которое вдруг увидели, что на плоской крыше соседнего строения стоит он сам ... в ночной рубашке ...
--Увидели, сэр, кого?
--Епископа. В ночной рубашке,--терпеливо объяснило высокопоставленное лицо.--В ярком лунном свете его отчетливо все видели и, естественно, сразу же узнали.
--Конечно же сразу узнали, сэр,--покорно согласился Мак-Грегори.--Но что он там на крыше делал? В своей, как вы говорите, ночной рубашке ...
--Что он там делал? Как епископ потом сам утверждал, он собственными глазами видел жулика у клумбы с цветами герани.
Мак-Грегори откинулся на спинку стула, внимательно и сосредоточенно посмотрел на телефонный аппарат. Достопочтенный сэр
Ли Мур никогда не казался ему именно тем, кого
следовало бы назначать на должность помощника комиссара государственной полиции,--в общем-то способный работник, он тем не менее относился к своим обязанностям с эдакой не всегда понятной легкостью, и, что самое главное, для него была
характерна «затуманенная манера излагать реальные факты». В силу этого Мак-Грегори предпочел прочистить горло и терпеливо подождать. Затем, так и не дождавшись достаточно внятного ответа, все-таки поинтересовался:
--Сэр, вы, случайно, не разыгрываете меня?
-- Я? Разыгрываю вас? Да упаси господь!.. Послушайте, возможно, я уже упоминал, что, по словам самого епископа Манчестерского, он самым тщательным образом изучил проблему преступности и преступников, хотя лично я, должен признаться, не имею конкретных свидетельств о его практическом
участии в каких-либо полицейских расследованиях. Да-да, кажется, он написал об этом книгу. Возможно, книгу даже очень хорошую, не буду кривить душой ... Так или иначе, но епископ готов поклясться, что лично видел, как этот человек проходил мимо клумбы с геранью. И утверждает, что он направился вниз
по холму в направлении гостевого домика, в котором совершенно случайно остановился известный всей округе мерзавец по имени мистер Хилл ...
-- Кто-кто?
--Тот самый жулик. Его имени тогда я точно не расслышал, однако, по мнению епископа, это и был тот самый преступник, которого все в округе прекрасно знают. Его--то есть самого епископа--тогда разбудил непонятный шум, как он сам утвер-
ждает, в той самой комнате с полтергейстом. Епископ подошел к окну и на лужайке возле дома увидел того самого человека. В ярком свете луны он был виден очень отчетливо. Тогда епископ вылез через окно на крышу и ...
--И что? Зачем? Для чего?
--Не знаю, во всяком случае, пока не знаю,--не скрывая раздражения, ответил Мур.--Но тем не менее он сделал это. Сделал потому, что, по искреннему убеждению епископа, в окрестностях поместья находился опасный преступник, причем находился с целью нанести ущерб! Не знаю точно чему
или кому именно, но речь идет именно о нанесении «возможного ущерба». Похоже, он просто ужасный человек, Мак-Грегори, уж поверьте. Не забывайте, именно епископ буквально настоял на
том, чтобы полковник Хаген тут же позвонил мне и потребовал, чтобы мы немедленно занялись этим делом. Тот его настойчивую просьбу конечно же выполнил, однако своего мнения насчет того, что у епископа «поехала крыша», отнюдь не скрывает. Особенно учитывая факт его нападения на одну из
служанок поместья ...
--Кого-кого?--почти прокричал Мак-Грегори в трубку. Сам не совсем веря тому, что только что услышал.
--Увы, это уже известный факт, сэр. Полковник Хаген лично стал тому свидетелем. Равно как и его дворецкий. Не говоря уж о сыне полковника.--Пересказывать все это Ли Муру, похоже, даже очень нравилось. Он был одним из тех, кто
любил, причем с огромным удовольствием, долго и, желательно, в мельчайших деталях рассуждать по телефону о любых самых животрепещущих проблемах. Желательно глобальных. Удобно раз валившись в кресле ...
Мак-Грегори, увы, был не из таких.
Он предпочитал говорить «лицом к лицу», продолжительные телефонные рассусоливания старшего инспектора просто выводили его из себя. Однако помощник комиссара совершенно
не желал его отпускать.
--А знаете, так уж произошло,--беза-
пелляционно заявил он.--Похоже, у этого эануды Хилла, который поселился в гостевом домике, есть дочь или племянница ... ну или что-то вроде того ... проживающая в данный момент не где-нибудь, а, представьте себе, во Франции. Кроме
того, у полковника Хагена, как вам уже известно, есть сын. Результат: в данном случае речь вполне может идти и о так называемых матримониальных отношениях. Молодой Хаген только что вернулся из Парижа, куда ездил с коротким визитом и где они с девушкой решили создать семейную пару. Так
вот, он как раз сообщал эту радостную новость отцу в библиотеке, просил у него родительского благословения, ну и всего остального, что положено, и при этом красочно рисовал радужные картины того, как сам епископ Манчестерский будет сочетать их святым законным браком у алтаря, когда до них вдруг
донеслись дикие вопли из зала.
Естественно, они поспешили туда и собственными глазами увидели, как епископ в черном цилиндре и кожаных гетрах заваливает одну из горничных прямо на широкий стол ...
Мак-Грегори, сам того не ожидая, издавал недовольные звуки--он был весьма добропорядочным семьянином и к тому же совсем не был уверен, что их телефонный разговор никто не подслушивает.
--Ну, вообще-то все далеко не так плохо, как может показаться на первый взгляд,--услышав в трубке реакцию своего собеседника, поспешил успокоить его Мур.--Хотя выглядело все это, честно говоря, довольно странно. Его преподобие схватил девушку за волосы на затылке и вроде бы пытался
их вырвать, сопровождая свои движения в высшей степени непотребными угрозами. Совсем, должен заметить, не свойственными достопочтенному епископу! Вот, собственно, и все, что сообщил мне сам полковник Хаген. Правда, в весьма возбужденной манере. По его мнению, епископу, очевидно, пока-
залось, что девушка носила парик. В любом случае, он в весьма категорической форме настоял на том, чтобы полковник немедленно позвонил лично мне и договорился о встрече с одним из наших людей. Естественно, достаточно высокого ранга.
--Значит, он уже на пути сюда, сэр?
--Да ... Думаю, да. Мак-Грегори, мне хотелось бы, чтобы вы сделали мне одолжение и встретились с ним. Лично. Это, надеюсь, хоть каким-то образом успокоит его преподобие, ну а нам, сами понимаете, с церковью лучше быть в добрых отношениях. Кро-
ме того, полковник Хаген один из «молчаливых» партнеров того самого издательства, для которого вы пишете ваши мемуары. Кстати, вам известно об этом?
Мак-Грегори задумчиво постучал пальцем по телефонной трубке.
--Хм ... Нет, нет, мне об этом ничего не известно. Лично я встречался только с мистером Уилсоном. Так что ...
--Прекрасный человек,--перебил его Мур.--Скоро
вы познакомитесь с ним поближе. Желаю удачи!--И, даже не попрощавшись, повесил трубку.
Мак-Грегори с мрачным видом скрестил на груди руки, несколько раз, как бы про себя, пробормотал: «Полтергейст, полтергейст, милый добрый полтергейст»,--а затем углубился в долгие
и печальные размышления о наступивших для государственной полиции поистине черных днях, когда старшему инспектору отдела криминальных расследований приходится терпеливо и безропотно выслушивать бессмысленные россказни явно
спятившего епископа, который почему-то «съезжает вниз по перилам», непонятно зачем нападает на, судя по всему, ни в чем не повинную молодую девушку только потому, что она, как ему кажется, носит парик, швыряется чернильницей в викария ...
Впрочем, довольно скоро к нему снова вернулось его врожденное чувство юмора: на губах, под аккуратно подстриженными седоватыми усиками, появилась ироничная усмешка, и он,
пожав плечами и тихо насвистывая, приступил к просмотру утренней почты. Одновременно старшему инспектору невольно вспомнилось, сколько же мерзости и откровенной чуши ему пришлось
выслушать и даже повидать в этой самой небольшой комнатке со скучными коричневыми стенами и окнами, выходившими на мрачную набережную, за все тридцать пять лет его добросовестной службы в полиции.
Каждое утро он терпеливо брился,
пил крепкий кофе со сливками и мягким круассаном, целовал на прощание любимую жену, затем, сидя в пригородном поезде, везущим его в викторию, не без опасения просматривал утренную газету, заходил в свой кабинет и приступал к исполнению своих профессиональных обязанностей, связанных с воровством, грабежами, убийствами, пропажами домашних собак, ну и прочими тому подобными рутинными событиями. А вокруг него тихо шуршал и гудел упорядоченный шум хорошо отлаженного механизма, едва доносившийся гомон ...
--Войдите,--еще не отойдя от размышлений, механически произнес Мак-Грегори, услышав осторожный стук в дверь. В кабинет просунулось смущенное лицо дежурного констебля.
--К вам посетитель, сэр,--кашлянув, доложил он. Затем, уже войдя, положил на стол старшего инспектора визитную карточку.
--Посетитель?--произнес Мак-Грегори, не отрывая глаз от лежавшего перед ним отчета о вчерашних происшествиях.--Ну и что же ему надо?
--Не знаю, сэр, но, полагаю, вам лучше его принять. Старший инспектор бросил взгляд на визитную карточку. На ней было написано:

Доктор Рихард Фогель
            Берлин

Боюсь, вам лучше его принять, сэр,--повторил констебль с довольно необычными для него настойчивыми нотками в голосе.--Он там уже всех достал. Психоанализирует любого, кто оказывается рядом. Сержант  уже спрятался в отделе архивов и клянется, что не выйдет, пока кто-нибудь не уберет это-
го джентльмена подальше.
--Послушайте!--громко воскликнул вконец раздосадованный Мак-Грегори и со скрипом развернулся в своем кресле.--Вы что, все сегодня сговорились достать меня? С самого утра? Что, черт побери, значит «он там всех достал!?». Вы что, не
в состоянии его выгнать?
--Понимаете, сэр,--почему-то жалобно заблеял констебль,--дело в том, что ... что, кажется, мы его знаем. Видите ли ...
Констебль был отнюдь не маленьких размеров, но на этот раз его просто-напросто отодвинул в сторону человек куда более хрупкий. В дверном проеме неожиданно появилась фигура в черной накидке, блестящем цилиндре и с тросточкой в руке. Но первое и самое яркое впечатление о нем у старшего инспектора было связано почему-то
не с его нормальными размерами, а ... с его бакенбардами! Таких шикарных, иссиня-черных бакенбардов до самого низа щек ему, честно гово-
ря, еще никогда не приходилось видеть. Впрочем, на редкость густые брови тоже были вполне под стать этим в высшей степени необычным бакенбардам и занимали, казалось, всю нижнюю половину лба. За массивными роговыми очками с широкой тем-
ной ленточкой загадочно поблескивали небольшие глазки, а красное лицо просто расцвело в широченной улыбке, когда он приветственно снял свой цилиндр.
--Доброе вам утро!--с неистребимым немецким акцентом громогласно произнес посетитель и заулыбался, казалось, еще шире.
--Я надеюсь, что имею честь говорить с господином старшим инспектором, так ведь?  Да, да, так, так! Итак ..
Он почти игриво подошел ближе, выдвинул стул, сел, прислонив свою трость к столу, и чуть ли не торжественно объявил:
--С вашего позволения я  сяду.--Затем, в очередной раз широко улыбнувшись и сложив вместе руки, поинтересовался, будто находился на великосветском рауте.--Скажите, а о чём  вы обычно мечтали?
Мак-Грегори глубоко вздохнул.
--Князь Чамак,--произнес он.--Князь Чамак!-- Затем уже совершенно иным тоном добавил, сопровождая свои слова громкими ударами кулака по столу.--Какого черта?! Ну зачем, зачем,
ради всего святого, вы напялили на себя весь этот маскарад и приперлись в нем сюда, в мой кабинет? Я ведь был уверен, что вы уже вернулись на родину ... Скажите, кто-нибудь видел, как вы сюда входили?
--Что вы такое говорите?--протестующим тоном заявил посетитель.--Вы, наверно, ошиблись,
так ведь? Я  доктор Рихард Фогель...
--Ну все, хватит! Кончайте этот карнавал!--тоном не терпящим возражений заявил Мак-Грегори.--Хватит валять дурака. Снимайте с себя всю эту глупую мишуру, снимайте!
--Ну ладно, ладно, будет вам,--примирительно произнес посетитель уже без какого-либо акцента. Значит, разгадали-таки мою маскировку? А жаль, жаль ... Там, дома, мне говорили, что она безупречна. Я даже поспорил на целый фунт, что сумею ввести вас в заблуждение. Увы, похоже, все-таки проиграл ... Ну так что, Мак-Грегори, в таком случае, может, пожмем друг другу руки? Я ведь вернулся. 
--Там в самом конце зала мужской туалет,-- неумолимо продолжил старший инспектор.--Идите и немедленно снимите с себя эти чудовищные бакенбарды, или я прикажу вас посадить за решетку ... И не беспокойтесь, найду за что ... Вы что, хотите сделать из меня посмешище? Причем всего за ме-
сяц до моего ухода на вполне заслуженную пенсию?
Чамак только покорно пожал плечами:
--Что ж, надо так надо. Ничего не поделаешь,--и вышел из кабинета.
Через несколько минут он вернулся--по-прежнему такой же абсолютно уверенный в себе,  с теми же густыми «бандитскими» усами, с той же копной чуть тронутых сединой волос ... Вот только его широкое лицо, после того как с него смыли грим, стало, похоже, еще краснее, а блестящий
цилиндр каким-то невероятным образом вдруг превратился в самую обычную шляпу. Улыбаясь и похихикивая, он положил обе руки на массивный набалдашник своей трости и поверх очков в упор посмотрел на Мак-Грегори:
--Итак, мой друг, признайте хотя бы то, что мне все-таки удалось ввести в заблуждение всех ваших подчиненных. Что тоже, безусловно, можно считать моей заслуженной победой. Впрочем, совершенство требует не только терпения, но и времени. Вообще-то у меня есть диплом школы «Искусство пере-воплощения». Правда, оконченной заочно, так сказать, по почте... Платишь пять рублей
вперед, и тебе тут же высылают первый урок. Ну и так далее ...
--Вы совершенно безнадежный старый грешник,-- уже куда более мягким тоном произнес Мак-Грегори.-- Но я все равно чертовски рад вас видеть, старина!
Чамак довольно улыбнулся, очевидно вспоминая самые приятные моменты своего пребывания в Англии, затем громко стукнул кончиком трости по полу и подчеркнуто артистически пробормотал:
--Он починил гнилое яблоко! Иначе говоря, убил арбитра!
Послушайте, Мак-Грегори, как бы вы, например, передали на латыни смысл следующей фразы: «Он загнал незрелый помидор на левый край отбеливателя, чтобы сохранить систему?». Вы не
представляете, но я целый вечер  только и делал, что обсуждал эту загадочную шараду. Ну, слова «загнал» и «незрелый помидор» еще куда ни шло, Но вот как
автор смог бы выразить понятие «левый край отбеливателя», лично для меня так и остается загадкой.
--Ну и что бы это могло значить?
--Толком сам еще не знаю, но, судя по всему, это вполне может быть известным диалектом части города Нью-Йорка под названием Бруклин. Мои добрые друзья из издательского дома в Северной Америке однажды свозили меня туда вместо, слава тебе господи, литературного чая! Уверен, вы даже представить себе не можете, что это такое и сколько усилий обычно требуется, чтобы избежать
этого чая и, что куда важнее, встречи с представителями или, точнее говоря, с придурками из так называемого литературного мира! Впрочем, давайте-ка я лучше покажу вам кое-какие газетные вырезки из моего альбома. Думаю, они вам
понравятся куда больше любых слов...--И, даже не думая дождаться какого-либо знака согласия, он вынул из стоящего рядом со стулом портфеля папку, достал оттуда пачку газетных вырезок и с торжественным видом триумфатора разложил их
на столе старшего инспектора.--Кстати, возможно, мне придется дать вам нечто вроде разъяснения некоторым из заголовков. Иначе вы их просто не поймете. В каком-то смысле это со-
вершенно новый для вас мир. Они называют это «гидом».
--Гидом?явно ничего не понимая, тупо переспросил Мак-Грегори.
--Да, да, вы не ошиблись, гидом. Именно гидом. Это ведь нечто вроде краткого путеводителя по газетным заголовкам,--с готовностью и видом абсолютного превосходства объяснил Чамак.--А что? Коротко, выразительно, доступно... Посмотрите, например, вот на эти примеры ... Кстати, простите,
ради бога, за тавтологию, это у меня вырвалось совершенно случайно, уж поверьте.
И он наугад открыл первую попавшуюся страницу. Она начиналась с объявления: «Наш знаменитый Чамак дал согласие быть главным судьей на конкурсе красоты в Лонг-Бич!». На сопроводительной фотографии красовался не кто иной, как сам Чамак, в широком черном плаще, темной широкополой шляпе и со своей неизменной широкой улыбкой во все лицо, в компании прекрасного вида молодых девушек, одетых
в то, что нынче принято называть «видимость купальных костюмов». «Наш любимый Чамак открывает новое пожарное депо в Бронксе! Теперь у нас наконец-то есть свой шеф-пожарный,
который сможет нас защитить!». Это объявление сопровождалось двумя фотоснимками. На одном был изображен князь Чамак в весьма вычурном пожарном шлеме с надписью «Шеф-пожарный». В правой руке он держал огромный пожарный топор с таким видом, будто собирался вот-вот разбить кому-то голову! .. На другом Чамак, будто бы заслышав сигнал тревоги,
стремительно съезжал вниз по серебристому шесту со второго этажа пожарного депо. Снимок сопровождала забавная подпись: «По зову сердца или его просто столкнули?».
При виде всего этого добропорядочный Мак-Грегори был и потрясен, и обескуражен. Он просто не мог поверить в то, что увидел.
--И когда же вы это успели.
--Вы имеете в виду, когда я был в Северной Амерке?
И это тоже. Вы что, на самом деле все это ... простите, проделывали? Именно вы, и никто другой?
--Отвечаю по порядку: я был там лет семь восемь назад. Сейчас у нас 1895 год, значит—в 1888 году.  Сам ли я это проделывал? Естественно. Кто же еще? Причем, сразу признаюсь, с превеликим удовольствием. Вот, например, краткий отчет моего
официального выступления на съезде известной филантропической организации «Горные козлы». Не желаете ли взглянуть? Нет? А жаль, жаль ... Речь хотя и несколько сбивчивая, но стоящая, поверьте, очень даже стоящая. Правда, признаться, до сих пор толком не знаю, чем именно меня тогда даже сделали чем-то вроде «второго почетного магистра». Вот только чего конкретно--до сих пор не имею понятия ... Что сейчас, впрочем, не очень-то и важно. Тогда было уже довольно поздно, и наш председатель явно с трудом выговаривал честно присваиваемые им титулы ... Ну как? Вам это не нравится?
--Конечно же нет!--с искренним жаром воскликнул Мак-Грегори.--С чего бы это? Да я не совершил бы такого даже ...--он лихорадочно поискал достойный в данной ситуации аргумент,--
даже за тысячу фунтов стерлингов! Закройте, да закройте же свой чертов альбом! Ничего интересного для меня там нет и не может быть... Лучше скажите, почему вы вдруг вспомнили о вашем посещении и что думаете делать дальше?
Чамак нахмурился:
--Честно говоря, пока толком не знаю. Правда, сегодня утром я получил телеграмму, что мой департамент ещё не принял решения ... Так что я свободен, как белая женщина Востока. Кстати, вы тоже можете располагать мной. Хотя ... хотя, постойте, я ведь только вчера совершенно случайно наткнулся на знакомого человека... кажется полковника
Хагена. Он, помимо всего прочего, деловой партнер  вашего издательства. И хотя он объяснил, что присутствует там исключительно с точки зрения финансовых интересов, именно он тем не менее один из тех, кто определяет погоду на каждый день ... Ну так как? Что скажете?
--Ничего,--коротко ответил Мак-Грегори, тем не менее в глазах у него загорелся непонятный огонек.
В ноздрях князя тоже почему-то сильно васвербило. Ему вдруг захотелось чихнуть.
--А знаете, дружище, мне и самому не совсем понятно, что с ним такое. Вроде бы пришел на пристань встретить сына своего друга... кстати, прекрасного молодого человека, сына не кого-нибудь, а самого епископа Манчестерского ... Мне очень
надо узнать его чуть получше, прежде чем они упрячут его в кутузку ...
--Упрячут его в кутузку?--удивленно спросил Мак-Грегори, откидываясь на спинку стула.--Ну и дела! И что же с ним произошло? Неужели тоже поехала крыша?
Все  тело князя сотрясли беззвучные рас-
каты смеха. Искреннего и долгого смеха. Затем он концом трости ткнул в письменный стол Мак-Грегори:
--Ба, ба, ба, Роберт, что значит «поехала крыша»? Ну при чем здесь, интересно, «поехала крыша»? Речь ведь шла не более чем о паре женских ... простите, сэр, подвязок ...
--Значит, в таком случае, как я понимаю, речь идет о чем-то вроде нападения на девушку?
--Послушайте, Мак-Грегори, ну когда же вы прекратите меня бесконечно прерывать! Ну неужели нельзя хоть две минуты просто посидеть и послушать? Желательно молча... Ну конечно же нет! Господи, да он просто украл эти чертовы подвязки из ее
каюты! А затем вместе с несколькими другими молодыми поесами вздернул их на рею вместо морского флага. Это обнаружилось только на следующее утро, когда с проходящего мимо судна капитану протелеграфировали соответствующие
«поздравления». Что тут началось--вы, надеюсь, и представить себе не можете ... Этот молодой человек, кстати, управляется кулаками, позавидовать можно: не моргнув глазом уложил первого помощника капитана и двух матросов. Прежде чем они его все-таки успокоили. Ну а уж потом ...
--Хватит, хватит,--перебил его старший инспектор. --Лучше повторите мне еще разок, что вы тут говорили о Хагене.
--Только то, что у него вроде что-то на уме. Он пригласил меня к себе в «Калиновэ» на выходные. Даже обещал кое-что рассказать ... Но все-таки самое странное во всем этом было то, как он обращался с молодым Шоном, то есть с сыном Манчестерского епископа. Печально пожал ему руку, долго и с нескрываемым сожалением смотрел на него, искренне пожелал не падать духом ... Кстати, они оба сейчас ждут меня в машине Хагена. Что-что? В чем дело, дружище? Что с вами?.
Мак-Грегори резко наклонился вперед.
--Послушайте!--произнес он.

...Проезжая по небольшой улочке с выразительным для тех мест названием Дерби-стрит, ведущей к Скотленд-Ярду, мистер Шон Джон  Винсон элегантно откинулся на спинку сиденья машины и незаметно сунул в рот еще одну таблетку аспирина. Отсутствие воды заставило его поперхнуть-
ся и полностью ощутить отвратительный вкус пилюли. После этого он надвинул шляпу почти на самые глаза, внутренне содрогнулся и тупо уставился в переднее стекло.
На редкость мрачный облик Шона Винсона выражался не только в соответствующем внешнем виде, который сам по себе был весьма выразительным, но и вполне отражал его внутрен-
нее состояние. На редкость бурная прощальная вечеринка в Нью- Йорке затянулась и не закончилась до тех пор, пока Шона не посадили на пассажирский лайнер. Впрочем, сейчас ему стало чуть-чуть получше: по крайней мере, еда уже не казалась «зеленой», желудок перестал работать чем-то вроде внутреннего «телескопа», руки предательски не дрожали,
совесть наконец-то перестала мучить, как будто напоминая, что он только что ограбил районный приют для сирот ... Впрочем, его существование отравляло не только что он вроде бы только что ограбил районный приют для сирот ...
Было и нечто иное. Ведь прошел целый год с тех пор, как он покинул Лондон ... Винсон, приятного вида и манер молодой человек с нежно-оливковым цветом лица и мускулами профессионального боксера среднего веса, выпускник Манчестерского государственного университета, попытался во всеуслышание заявить категорическое «ха-ха» панели управления, но не сумел. Поскольку вдруг вспомнил о своей самой первой встрече с отцом.
В каком-то смысле его «старик» считался крепким мужиком, хотя и служил епископом. Был он,
само собой разумеется, весьма старомоден, что помимо всего прочего предполагало искреннюю веру в то, что «любой молодой человек должен посадить свое дерево». Поэтому, когда ему вдруг дали оплачиваемый отпуск длиной в целый год для исследования побудительных мотивов преступлений, Винсону-старшему это показалось гласом Всевышнего, Божь-
им благословением. «Папа,--сказал ему тогда сын.-- Папа, я тоже хочу стать детективом и отдать все свои силы достойному служению обществу». От этих слов суровый старик чуть ли не прослезился ... И именно это почему-то сейчас вспомнилось его сыну.
Хотя и без малейшего удовольствия. Будучи в
Америке, ему несколько раз доводилось видеть фотографии, которые поразили его потрясающим сходством отца с покойным Натом Пинкертоном. Те, кто знавали и того и другого лично, любили говорить, что на самом деле это сходство еще более разительно, чем на фотографиях. Казалось бы, то же самое широкое, чуть ли не квадратное лицо, те
же самые густые брови, длинные волосы, мягко ниспадающие по бокам головы, тот же самый слегка вздернутый нос, пронзительные глаза, те же самые широченные плечи и решительная походка ... И голос!
Громкий, властный, проникающий до
самой глубины человеческой души голос епископа Манчестерского, одного из ярчайших представителей англиканской церкви. В общем-то вполне впечатляющая фигура ... При одной только мысли обо всем этом его сын автомати- чески проглотил еще одну таблетку аспирина. Если у епископа и была слабость, то заключалась она прежде всего и в основном в наличии у него всем известного «хобби». Мир утратил великого криминолога, когда Винсон-старший, приняв обет, ушел в лоно церкви. Информация, которая к нему поступала, была поистине безгранична: он мог в любой
момент наизусть, причем в мельчайших деталях, перечислить каждую жестокость, которая произошла за последние сто лет, подробно рассказать о самых свежих новостях в области обнаружения и предотвращения преступлений, о конкретных,
подчеркиваю, конкретных результатах полицейских расследований, проводимых в Париже, Берлине, Мадриде, Риме, Брюсселе, Вене и даже в Сан-Петербурге, что всегда буквально сводит с ума всех мыслимых и немыслимых государственных чи-
новников, и, наконец, он умудрился прочитать не одну, а целый цикл лекций обо всем этом в Соединенных Штатах!
Возможно, именно этот, в общем-то довольно редкий факт, или, иначе говоря, «на редкость теплый прием в Америке», и стал той причиной, по которой он разрешил сыну заняться изучением криминологии в Колумбийском университете.
--Ну и дела,--пробормотал Винсон-младший, по-прежнему тупо глядя на доску приборов  машины. Всего несколькими днями раньше в приступе неизбежной в таких случаях великосветской амбиции он скупил целую кипу книг с совершенно непонятными, но зато немецкими заголовками,
после чего, само собой разумеется, не думая даже читать их, не заходил дальше Западной Одиннадцатой улицы, на которой находилась маленькая уютная квартирка его на тот момент вполне очаровательной блондинки ... и вот, похоже, всему этому пришел конец. Теперь «старик» будет яростно размазывать его по стенам, стирать в пыль, требовать самых мельчайших деталей, тех самых деталей ... И в довер-
шение всего эти новые и совершенно необъяснимые события--его отец даже не пришел встретить  океанский лайнер, который доставил на родину его единственного сына!
Вместо украдкой смахивающего скупую мужскую слезу родного отца на пирсе торчал какой-то полковник Хаген, которого он вроде бы где-то когда-то раньше встречал. Вот только где и когда--оставалось большим вопросом. Он искоса бросил взгляд на полковника, вдруг завозившегося на сиденье рядом с ним. Что, интересно, причинило ему такое неудобство? Ведь Хаген в общении был прост и достаточно приятен --мясистое красноватое лицо, открытые,
даже чуть грубоватые манеры рубахи-парня, коротко подстриженные волосы ... Но вот вел он себя, мягко говоря, довольно странно. Почему-то все время ерзал, постоянно косил глазами, как бы чего-то опасаясь, несколько раз изо всех сил ударил по рулевой колонке, попав даже по сигналу, который
издал такой громкий звук, что Шон от неожиданности
чуть не подпрыгнул ...
От самого Сандернленда они ехали вместе с веселым, приятным, хотя и несколько чудаковатым человеком почтенного возраста по имени Чамак, но теперь, когда вдруг выяснилось. что их везут не куда-нибудь, а прямо ... в Скотленд-Ярд, Шону Винсону, естественно, стало как-то не по себе. Значит, что-
то где-то не так? Значит ... У него было сильное подозрение, что его «старик», особенно учитывая его безудержную энергию, вполне может иметь намерение хитростью заставить его предстать перед какой-нибудь медицинской комиссией. Причем, что хуже всего, ему до сих пор ни слова не сказали ни об отце, ни о том, почему его не оказалось на пирсе, ни зачем они туда едут ... Вообще ни о чем!
--Черт побери, сэр!--внезапно громко произнес полковник Хаген.--Черт побери, черт побери, черт! ..
--Простите?--недоуменно спросил Винсон.
Полковник слегка прочистил горло. Причем его ноздри заметно сжались, затем расширились, как будто он только что неожиданно для самого себя принял какое-то важное решение ...
--Молодой человек!--отрывисто обратился он к Шону.--Вот что я хотел бы вам сказать. Причем со всей ответственностью ...
--Да, сэр? Я весь внимание, сэр.
--Речь пойдет о вашем отце. Хотел бы вас предупредить, молодой человек, что ...
--О господи!--чуть слышно пробормотал Шон и буквально скрючился на своем сиденье.
--Вот как все это происходило. Понимаете, увидев, что бедняга сильно переутомился на работе, я тут же от всего сердца пригласил его к себе, чтобы он у меня хоть немного отдохнул. В тот вечер мы--то есть мой сын, с которым вы вряд ли знакомы, моя жена и дочь, мой деловой партнер Уилсон, коллега
Грахам и пожилой джентльмен по имени Хилл, который проживает у нас в гостевом домике,--мирно и не без удовольствия проводили время. Тут-то все это вдруг началось ...
--Началось, простите, что?--с предательской дрожью в голосе спросил Шон Винсон, по-прежнему сильно опасаясь чего-то очень и очень неприятного.
--Мы ожидали к ужину леди Друбич. Вы же знаете этих отчаянных суфражисток, ну из тех, которые для достижения своих дурацких целей готовы пойти на все, что угодно, даже на битье окон на лучших улицах городов ... Так вот, ей почему-то
очень хотелось лично встретиться с епископом Манчестерским, чтобы как можно подробнее поговорить с ним о «давно назревших социальных реформах».--Полковник, шумно засопев, вы-
держал небольшую паузу, затем сказал.--Так вот, когда она прибыла, мы все спустились вниз, стояли в большом зале, оживленно разговаривая о всякой светской всячине ... Помню, даже моя жена тогда сказала. «Уверена, епископ Манчестерский будет
просто счастлив поговорить с вами, леди Друбич». На что эта тигрица не более чем милостиво хмыкнула. Правда, с понятным только ей чувством собственного превосходства. А моя родная дочь добавила. «Черт побери», да-да, именно так. «Черт побери,
леди Друбич, как только он узнает, что вы уже здесь, он, не сомневаюсь, со всех ног побежит вам навстречу! Черт побери, иначе и быть не можеть ...». И тут она даже не успела закончить, как
вдруг--ВЖ-Ж-Ж! --взволнованно воскликнул полковник, присвистнул и выбросил вперед правую руку, поведя ею, как перстом указующим.--Его преподобие, наш дорогой епископ Манчестерский собственной персоной..съехал со второго этажа вниз по перилам! Весьма стремительно, в высшей степени
неожиданно и, само собой разумеется, эффектно! В последнем ему не откажешь, это уж точно ... Совсем как горная лавина в кожаных гетрах ...
Винсон-младший не был даже абсолютно уверен, что правильно расслышал.
--Простите, сэр, кто-кто съехал как горная лавина в гетрах?--смущенно переспросил он.
--Как это--кто? Да кто на такое способен, кроме вашего отца? Вашего родного отца, сэр! Причем именно как горная лавина в кожаных гетрах. Для того момента и нашей естественной реакции самое подходящее сравнение, уж поверьте, черт побери!--Полковник тупо посмотрел в пространство перед со-
бой, затем вдруг весело захихикал.--А знаете, суфражистская старушенция, надо отдать ей должное, восприняла все это буквально не моргнув глазом. Ваш отец плюхнулся прямо у ее
ног--бух! И что она, по-вашему, сделала? Да ничего. Просто подняла поближе к глазам свой, скорее всего, нарочито простецкого вида лорнет и как ни в чем не бывало заявила: «Как это мило с его стороны--не заставлять себя ждать». Ну что вы на это, интересно, скажете? Хотя именно тогда у меня появи-
лись первые подозрения ...--Почему-то осторожно оглядевшись вокруг, будто он хотел убедиться, что их никто не подслушивает полковник недовольным тоном продолжил.--Я отвел его в сторонку и сначала просто и по-военному отчитал за «непонятный мальчишеский поступок», ну конечно же употребил
пару-другую чисто военных выражений. Но не обидных и ни в коем случае не оскорбительных, нет, нет, упаси господь. Сильных--да, но не обидных ... Затем, естественно, уже куда спокойнее поинтересовался, все ли с ним в порядке, не следу-
ет ли мне послать за доктором, ну и все такое прочее ... Но он, само собой разумеется, гордо отказался, во всеуслышание заявив, что все это вышло «чисто случайно». Он, дескать, просто наклонился над перилами, чтобы посмотреть кое на кого, стараясь себя не обнаружить, но неожиданно потерял равновесие и был просто вынужден скатиться вниз по перилам, чтобы не упасть со второго этажа! Только и всего... Я, естественно, поинтересовался, на кого это он так страстно хотел посмотреть, на что он тут же с готовностью ответил, что на Марию, одну из
наших горничных ...
--Господи милосердный!--воскликнул Шон, прижимая руки к голове, которая непонятно почему вдруг снова начала невыносимо болеть.--Мой отец сказал ...
--Увы, ему, бедняге, везде, буквально повсюду чудятся мошенники,--с нескрываемым, если не сказать искренним сожалением сообщил полковник.-- Представляете, ему почему-то казалось, что наша Мария известная воровка по имени Мадам Пика-
дилли  и носит черный парик. Кроме того, он увидел на лужайке еще одного жулика, в результате чего запустил викарию чернильницей прямо в глаз ... Бедолага. А знаете, я бы свсем не удивился, если бы он вдруг решил принять викария за ловко переодетого Джека-потрошигеля. Совсем бы не удивился, черт его побери!
--Ну уж извольте, для меня все это слишком неожиданно и слишком много,--заявил Шон, вдруг снова почувствовав себя плохо.--Послушайте, сэр, вы что, на самом деле хотите сказать, что мой отец, прошу прощения, сдвинулся? Это на самом деле именно так? Или я ошибаюсь?
Полковник Хаген глубоко вздохнул. Затем шумно выдохнул.
--Вообще-то мне, конечно, совсем не хотелось бы это определенно утверждать, но иного объяснения я, честно говоря, не вижу. Кроме того, во всей этой истории хуже всего то, что сейчас не кто иной, а именно я являюсь старшим констеблем нашего графства! Когда я в силу сказанного выше решительно отказался выполнить настойчую просьбу епископа, он буквально вынудил меня клятвенно обещать устроить ему встречу с каким-нибудь высокопоставленным инспектором из Скотленд-Ярда. Ну и ...--Он вдруг умолк и чуть ли не испуганно
оглянулся через плечо. Проследив за его взглядом, Шона Винсона с ужасом увидел то, что давно так боялся увидеть,--высокого, внушительной внешности человека, мрачно, сосредоточенно печатающего
шаг по мостовой с таким обреченным видом, будто ему предстояло спасти .. или погубить весь наш бренный мир. При этом даже его высокий черный цилиндр выглядел почти как знамя в руках солдата, бесстрашно идущего в атаку за святое дело Христа! А на редкость пронзительные, хотя вроде бы
даже несколько бесцветные глаза его преподобия епископа Манчестерского, глубоко спрятанные в самой глубине массивного морщинистого лица, внимательнейшим образом «cтpeляли то налево, то направо»... Шон даже заметил, что он все время что-то бормочет, будто никак не мог решить, что же делать дальше. Кроме того, лицо епископа почему-то выгля-
дело бледнее, гораздо бледнее, чем обычно ... И странно, при этом Винсона-младшего охватила вполне объяснимая и тем не менее не совсем понятная жалость. Ведь его «старик» был, мягко говоря, довольно тучным человеком, и врачи много раз настоятельнейшим образом советовали ему «нe злоупотреблять работой и всячески избегать любых перегрузок». Разве нет? Рано или поздно человек с его энергией и жизненным азартом неизбежно окажется не в состоянии сдержать свои
благородные порывы, надорвется и станет печальной жертвой очередного нервного срыва.
--Вот видите?--хриплым шепотом спросил полковник.--Он говорит сам с собой! Врачи утверждают, что это один из самых верных признаков. Да, жаль, жаль, черт побери! Бедняга
точно тронулся, это же видно даже не вооруженным взглядом. Жаль, жаль, но тут, боюсь, уж ничего не поделаешь ...
Впрочем, полковнику Хагену, похоже, только казалось, что он говорит шепотом. Вообще-то он громко кричал, нет, просто орал на всю улицу! Хотя епископ, похоже, ничего не слышал или, по крайней мере, сделал вид, что ничего не слышит. Зато, увидев своего сына, тут же остановился. Его мрач-
ное лицо вдруг осветила знаменитая таинственная улыбка, которая иногда делала его на редкость привлекательным. Епископ поспешил подойти к машине, чтобы пожать руку Винсону-младшему-- своему сыну.
--Сынок! Мой дорогой сынок!--чуть ли не торжественно произнес он великолепным, поистине гипнотическим голосом, который в его более молодые годы заставлял людей поверить буквально во все, что ему требовалось, а сейчас не менее мощно вливался в естественный гомон улицы. Даже Хаген был по-своему поражен.--Рад, искренне рад приветство-
вать тебя с благополучным возвращением. Мне бы, конечно, следовало встретить тебя там, на пристани, но, к сожалению, важные и срочные дела не дали мне возможности сделать это ... А выглядишь ты, Шон, хорошо. Очень даже хорошо.
Это настолько же неожиданное, насколько и потрясающее высказывание еще больше усилило тревогу Винсона-младшего, посколь- ку подтверждало самые решительные намерения его «старика».
--Добрый день, отец,--поздоровался он в ответ и еще глубже надвину л на лоб шляпу.
А тот упрямо и многозначительно продолжил свою главную мысль:
--Да, да, с твоим новым образованием и подготовкой ты, безусловно, сможешь помочь мне в одном весьма важном деле, которое в силу неспособности других понять все величие моих
планов,--он остановил тяжелый взгляд на полковнике, --по-прежнему остается, мягко говоря, не до конца выполненным ... Кстати, доброе утро, Хаген. Надеюсь, с вами все в порядке?
--Что-что? А-а-а ... доброе утро, мой друг, доброе утро,--почему-то довольно нервно отозвался полковник.
В глазах епископа блеснуло откровенное любопытство.
--Послушайте, Хаген,--после небольшой паузы проговорил он.--Мне искренне жаль сообщать это столь старому другу, но, простите меня, вы ... дурак! Сказать так меня вынуждает чувство долга, с одной стороны, и благоговение перед ее величеством Истиной--с другой! Да, я ошибался, и искренне
признаю это, но ...--Он медленно и подчеркнуто демонстративно обвел вокруг себя рукой, в его голосе появились визгливые нотки истерического возбуждения.--Но ни бурные волны жизни, ни опасности грядущих событий не в состоянии отвра-
тить меня от достижения избранной цели! Ибо даже смиреннейший из смиренных, кротчайший из кротких, если он одет в броню праведности, становится несравненно сильнее и могущественнее любых сил заблуждений! Сколько бы их ни было,
сколько бы их ему ни противостояло!
Его сын, признаться, с большим трудом сдержал вполпе естественный импульс зааплодировать столь убедительной демонстрации действенного гипноза. Когда епископ говорил именно таким образом, он мог бы без особых трудов обратить в бегство, наверное, даже армаду бездушных мумий. Причем
дело было не только и не столько в том, что именно он говорил, сколько в том, как все это звучало, плюс, само собой разумеется, его знаменитый гипнотический, поистине завораживающий взор, плюс скрытая непреодолимая сила убеждения, плюс, плюс, плюс ...
--А знаете, старина, то же самое я частенько говорил сам себе,--как ни странно, довольно охотно согласился с ним полковник.--Вот только почему, черт побери, вы вчера вечером так непонятно и, главное, совершенно неожиданно исчезли из моего поместья, даже не удосужившись предупредить нас, ваших добрых друзей, о том, куда направляетесь? Ведь
мы чуть было не отправили на ваши розыски целую команду спасателей! Жена в истерике, все остальные в полном недоумении ...
--Учтите, я сделал это только с одной-единственной целью, сэр,--мрачно заявил епископ.-- Чтобы еще раз настоятельно и наглядно подтвердить абсолютную, повторяю, абсолютную правоту моего дела. И мне это, согласитесь, удалось! Теперь
даже Скотленд-Ярду от этого не отвертеться. Я даже не поленился ненадолго съездить к себе домой, чтобы еще раз просмотреть свои записи ... --акончив очередную вполне внушительную, но тем не менее достаточно демагогическую тираду, он, прежде чем приступить к новой, подчеркнуто демонстра-
тивно сложил на груди руки.--Лучше приготовьтесь, Хаген. Я собираюсь подложить вам настоящую бомбу. Самую что ни на есть настоящую, уж не сомневайтесь! Вы же меня знаете, не так ли?
--О господи ты боже мой!--невольно воскликнул полковник.--Да подождите же, старина, подождите ... Мы ведь вместе учились в одной школе, мы же старые друзья, мы ...
--Стоп, стоп, стоп! Не надо, вот только не надо даже пытаться злоупотреблять старой дружбой!-- перебил его епископ со странным, но безусловно зловещим выражением лица.--Вас конечно же вряд ли можно назвать человеком, так сказать, «вы-
дающихся умственных способностей», хоть вы, надеюсь, вполне способны это понять. Если бы, конечно, я решил ...
--Простите, сэр,--раздался вдруг чей-то вежливый, но громкий, очень громкий голос. Оказалось, это к полковнику Хагену обратился весьма внушительных размеров полицейский. Молодой Винсон, который, во всяком случае сегодня, не
был расположен даже видеть представителя закона, невольно отшатнулся назад.--Еще раз прошу прощения, сэр,--повторил полицейский.--Надеюсь, вы полковник Хаген?
--М-да ... вообще-то да, полковник Хаген--это я. Но в чем, собственно, дело?
--Сэр, вас просят подняться в кабинет старшего инспектора. Господин старший инспектор считает, вы просто ожидаете здесь его приглашения, сэр. Вас ждут, сэр ...
--Ждут? Меня здесь ждут? Старший инспектор?. Ну и что же ему от меня, интересно, надо?
--Простите, не могу знать, сэр.
Глаза епископа стали как щелочки.
--Осмелюсь предположить, причем с огромной долей уверенности, что нечто уже случилось! Все, пойдемте туда все, все! .. Всё в порядке, констебль, не волнуйтесь. У меня самого именно на это время назначена встреча со старшим инспектором Мак-Грегори. Если сомневаетесь, можете справиться об этом у дежурного ... Благодарю вас.
Молодому Винсону совершенно не хотелось туда идти, но что он мог сделать? Особенно если при этом ему приходится глядеть в глаза своему всемогущему отцу ...
Констебль провел их по Дерби-стрит затем через арку во двор с темно-синими полицейскими машинами, далее внутрь кирпичного здания, которое почему-то не только выглядело, но и пахло совсем как типичная лондонская районная школа. В совершенно непрезентабельном кабинете старшего инспектора Мак-Грегори на втором этаже, кстати не где-нибудь, а именно в Скотленд-Ярде, через широко открытые окна с набережной доносился гул постепенно увеличивающегося дорожного движения. За большим и совершенно чистым письменным столом Шон увидел аккуратно скроенного человека в неброском темно-сером костюме, с холодными, цепкими, все замечающими глазами, коротко подстриженными усиками и седоватыми волосами цвета матовой стали. Руки инспектора были безмятежно сложены на животе, однако, когда он остановил на вошедших взгляд, его рот скривила не очень-то приятная ус-
мешка. Почему-то снятая с рычага телефонная трубка лежала на столе у его локтя, а сидевший на стуле князь Чамак с хмурым видом тыкал концом своей трости в пыльный ковер на полу ...
Прежде чем начать, епископ громко прочистил горло. Наконец обратился к хозяину кабинета.
--Мистер Мак-Грегори? Позвольте мне представиться. Я ...
--Полковник Хаген?--спросил Мак-Грегори, глядя почему-то на несколько смущенного джентльмена.-- На ваше имя поступила телефонограмма. Я, конечно, записал ее и, естественно, ознакомился с ее содержанием, но, полагаю, вам будет лучше
поговорить с инспектором самому ...
--Простите, как вы сказали? С инспектором? Каким инспектором?--не скрывая искреннего удивления, разволновался полковник.
--С непосредственно подчиненным вам инспектором вашего графства. Скажите, вы знакомы с мистером Хиллом?
--Со стариной Хиллом? Господи, ну конечно же знаком! Причем очень даже хорошо ... А что с ним такое? Он проживает в гостевом домике моего поместья «Калиновэ» и ...
--Его убили,--коротко сообщил Мак-Грегори.-- Выстрелом в голову, не далее как сегодня рано утром.Вот эта телефонограмма ...

 

 




           Г Л А В А 2


Какое-то время полковник Хаген молча, просто тупо смотрел на него. В мрачном кабинете Скотленд-Ярда клетчатый, спортивного покроя пиджак старшего инспектора выглядел, приэнаться, как-то совсем некстати. Потом, видимо придя в себя, почему-то протестующим тоном Хаген воскликнул.
--Но послушайте! .. Хилл? Ну при чем здесь, черт побери, старина Хилл?. Да нет же, нет, уверен, это какая-то ошибка. Нелепая ошибка! Готов поставить три к одному, он не может, нет, нет, просто не может быть убитым! Послушайте ...
Старший инспектор Скотленд-Ярда Мак-Грегори, встав, подвинул ему стул, выразительным жестом предложив для начала присесть. Но полковник, досадливо хмыкнув, подошел к столу, взял телефонную трубку. При этом вид у него был такой,
будто он собирается вот-вот развеять всю эту несусветную чушь от начала и до конца!
--Алло? Алло? Алло, Скотт? Как вы там? Нет, нет, я просто хотел узнать насчет ... Да? Откуда вы знаете? --Последовала долгая пауза, во время которой полковник задумчиво почесывал свою слегка вспотевшую переносицу. Затем, внимательно выслушав Скотта, все еще с сомнением заметил.--Ну,
может, он просто чистил свое оружие и оно случайно выстрелило? Такое случается довольно часто. Я лично знаю несколько случаев, когда ... Например, в сорок девятом один парень вот так прострелил себе собственное колено... Да нет же, черт побери! Понятно, понятно ... Конечно же он не мог этого сделать, поскольку никакого оружия на месте трагедии не найдено. Хорошо, хорошо, возьмите под свою личную ответственность, Скотт ... Да, да, спасибо ... Буду у вас там сразу же после обеда . Увы, так всегда бывает. Как говорят, где тонко, там и рвется. Вот именно ... Хорошо, хорошо, ну, до встречи, старина. Пока, пока ...--Он положил трубку на рычаг и с отвращением посмотрел на телефон.--Послушайте, ведь я же совсем забыл его спросить ...
--Не волнуйтесь, мне известны все, абсолютно все требуемые факты,--успокоил его Мак-Грегори.-- Вот только вам надо будет их нам объяснить. С той или иной степенью достоверности. Пожалуйста, присядьте. Да, кстати, а кто все эти господа, не скажете?
После того как все были должным образом представлены, епископ Манчестерский, который уже успел сесть, не дожидаясь особого приглашения, остановил на полковнике Хагене взгляд, полный и искреннего понимания и ... не менее искреннего удовлетворения. Затем, тоже не ожидая особого приглашения, громко заявил.
--При всем моем глубочайшем сожалении по поводу ухода из жизни любого Им созданного человеческого существа должен тем не менее заметить, что я неоднократно предупреждал об этом. Это, само собой разумеется, ни в коей мере не умень-


шает вины, равно как и не оправдывает способа, каким он был отправлен в мир иной, однако ...
Хаген достал из кармана внушительных размеров носовой платок, несколько раз промокнул им вспотевший лоб, растерянно развел руки в стороны, затем громко выкрикнул.
--Ну откуда, откуда, черт побери, мне было знать, что этот бедолага захочет себя так подставить?! Нет, нет, что-то тут не так. Во всяком случае, не совсем так! Вы просто совсем его не знаете. Ведь у него была даже доля в моей собственной компании!
Старший инспектор Скотленд-Ярда Мак-Грегори, как успел заметить Шон, переводил с одного на другого весьма раздраженный взгляд, но вот к епископу тем не менее обратился совершенно иначе:
--Ваше преподобие, я должен от всей души поблагодарить вас и за, к сожалению, несколько запоздалое предостережение, и за столь редкую готовность оказать нам всяческое содействие.
Когда нам станут известными все обстоятельства убийства Хилла, буду искренне признателен, если вы соблаговолите поделиться с нами своими соображениями на этот счет. Надеюсь, куда более детальными ...
--Но, черт побери, он же съехал вниз по перилам! --обиженным топом, протестующе выкрикнул Хаген.-- Скатился в своих чертовых гетрах по перилам, словно горный обвал во время землетрясения, и плюхнулся на пол прямо у ног леди Друбич!

Епископ замер. Потом, сделав глубокий вдох, посмотрел на полковника точно так же, как в свое время глядел на младшего дьякона, который с тарелочкой для сбора церковных пожертвований в руках неожиданно споткнулся прямо на ступеньках алтаря, осыпав медяками паству, чинно сидевшую на
первых трех рядах залы.
--Этот случай, сэр, я уже объяснил к полнейшему удовлетворению любого человека, пребывающего в нормальном здравии и разуме,--холодно заметил он.-- Тогда я просто совершенно случайно потерял равновесие и, чтобы избежать весьма
неприятных, если не сказать больше, последствий возможного падения с высоты второго этажа, просто был вынужден схватиться за перила и ... э-э-э ... осуществить, так сказать, более безопасный спуск Только и всего.
Оставив эти, с позволения сказать, «оправдаиия» без внимания, полковник довольно резко спросил:
--Ну а с чего вам было, скажите, швырять чернильницами в нашего викария? В чем тут причина? Господи ты боже мой, может, я и не смог бы стать стоящим епископом, но, черт побери, никогда в жизни мне даже в голову не пришло бы бросать
чернильницу викарию в глаз! Если вы считаете это признаком интелли ...
у самых ноздрей епископа начали появляться синеватые прожилки. Он резко выпрямил спину, тяжело задышал, по очереди обвел всех суровым взглядом, остановил его на князе Чамаке, из при крытого рукой рта которого доносились весьма
странные звуки.
--Вы хотели что-то сказать, сэр?--требовательно поинтересовался его преподобие.
--Нет, нет, ну что вы, что вы!--как можно осторожнее пробормотал Чамак, всячески стараясь удержаться от распирающего его смеха. Хотя тело его почему-то заметно сотрясалось, а в глазах блестела какая-то непонятная влага.
--Искренне рад это слышать, сэр. Но, возможно, вы все-таки о чем-то подумали? Особенно в связи с последним утверждением ...
--Ну раз уж вы так настаиваете, сэр,--пожав плечами, откровенно признался Чамак.--В общем ... э-э-э ... не могли бы вы сказать, зачем вы швырялись чернильницами в викария?
--Господа! Господа!--прервал их старший инспектор Мак-Грегори, сопровождая слова громким стуком ладони о стол. Он с трудом сдержался и подчеркнуто тщательно заново разложил
разлетевшиеся бумаги на столе.--Может быть, лучше я сначала приведу вам факты, сообщенные мне инспектором Скоттом, ну а затем вы, полковник, дополните их известными вам сведениями? Согласны? Хорошо. Тогда, с вашего позволения,
первое: что вам известно об этом мистере Хилле?
--Что мне известно? Только то, что старина Хилл не только очень достойный, но и весьма милый человек,--не раздумывая, ответил Хаген.--Напрямую связан родственными узами с некоторыми из моих добрых друзей в Индии. Лет пять-шесть назад неожиданно объявился в наших краях, услы-
шал, что мой гостевой домик на данный момент свободен, снял его, заплатив всю положенную сумму, и с тех самых пор живет ... то есть проживал в нем ... Довольно чопорный, весьма щепетильный, все любит делать сам, и только сам ... Предпочитал различные экзотические блюда, в силу чего даже возил с собой
своего собственного повара.--Полковник весело хихикнул. --Хотя его, черт побери, следовало бы знать.
--Что вы хотите этим сказать, сэр?
Весь вид полковника Хагена приобрел вдруг чуть ли не заговорщицкое выражение.
--Что хочу этим сказать? Только то, что сказал, сэр, и ничего больше ... Правда, даже я долгое время не догадывался, что он любитель выпить. Думал, полбутылки бургундского его предел, но вот как-то вечером нагрянул к нему без предупреждения--и что же увидел? Старикан сидит в своем кабинете без привычного пенсне, положив ноги на стол, а перед
ним большая бутылка шотландского виски. Уже чуть ли не на три четверти пустая! Представляете? Более странного зрелища мне, честно говоря, еще не приходилось видеть. При виде меня промычал что-то вроде «привет, привет», а затем начал петь, раскачиваться, ну и ... Послушайте, только имейте в виду, я совершенно не хочу, чтобы о нем плохо подумали. Просто он, скорее всего, был тайным алкоголиком и каждые пару месяцев ударялся в самый настоящий запой, только и всего. Это ведь не преступление. Вреда он этим никому, кроме себя, не приносил, так что... Ему это, очевидно, помогало чувствовать себя настоящим человеком ... Да я сам,
честно говоря, до женитьбы был во многом точно таким же. Хм ...--Хаген кашлянул.--Кроме всего прочего, его никто в таком состоянии никогда не видел. Он делал это тайком ... Соблюдал, так сказать, человеческое достоинство. После того как я совершенно неожиданно застал его за этим занятием,
старикан каждый день заставлял своего верного слугу сторожить у дверей. На всякий случай. Чтобы его, черт побери, не застали врасплох ...
--Мак-Грегори невольно нахмурился.
--А вам никогда не приходило в голову, полковник, что у него на уме было что-то другое?
--Что-то на уме? Что-то другое на уме? Откуда? Но это же просто чушь! Несусветная чушь! Что у него могло быть на уме? Он ведь был вдовцом! И денег хоть отбавляй ...
--Продолжайте, пожалуйста. Что еще вы о нем знали, сэр? Не менее интересного.
Полковник вдруг явно засуетился.
--Да в общем-то ничего особенного. Просто он не очень-то любил общаться с другими, понимаете? Но при этом каким-то образом умудрился найти общий язык с моим партнером Уилсоном и даже инвестировал в наше дело кругленькую сумму. Го-
ворил, что всегда хотел научиться быть издателем. И, черт побери, практически добился своего! Брал на себя всю самую трудную работу, которую никто не хотел делать. Например, какой-нибудь многотомный научный трактат, на создание которого ушло по меньшей мере лет семь или больше, причем
написанный так, что нормальному человеку читать его было просто невозможно. Приходилось чуть ли не каждый день списываться или созваниваться с автором, испрашивать его разрешения ... ну и все такое прочее.
--У него имелись какие-нибудь родственники?
Самоуверенное красноватое лицо полковника Хагена почему-то вдруг сникло.
--Родственники? Вообще-то ... Да, у него есть дочь. Отличная, черт побери, девушка. Совсем не из тех, прости господи, кто сшибает тебя с дороги на своем авто ... Нет, нет, она на самом деле просто отличная девушка! Образованная, воспитанная, хотя и живет во Франции. Помнится, старина Хилл постоянно беспокоился насчет ее. В свое время он
отдал ее на воспитание в женский монастырь, где она пробыла до совершеннолетия и почему-то полюбила Францию, Париж. .. Ну а потом пришла пора выходить замуж. Рано или поздно так всегда бывает. Они с моим сыном ...--Он задумчиво покачал головой.--Да, увы, так на самом деле всегда бывает ...
Мак-Грегори обвел медленным взором всех присутствующих, остановил его на епископе, который, судя по всему, собирался что-то сказать, и быстро спросил полковника.
--Значит, о каких-либо его врагах вам ничего не известно, так? То есть, я хочу сказать, не из вашего круга. Которого или, возможно, которую вы никогда и нигде раньше не встречали ...
--Ну конечно же нет, инспектор! Нет, нет! Да упаси господи!
--Я задаю этот вопрос только в силу обстоятельств, сопутствующих данному убийству,--снисходительно пожав плечами, продолжил Мак-Грегори.--Судя по показаниям вашего инспекто-
ра Скотта, который успел допросить и слугу, и личного повара жертвы, случилось приблизительно следующее ...--Он неторопливо пошуршал лежащими перед ним бумагами.--И так, его слуга Акртур Дюрер утверждает, что мистер Хилл вернулся к себе в гостевой домик около семи часов вечера, то есть прак-
тически сразу же после того, как закончилось традиционное вечернее чаепитие.
--Вместе с нами!--пробурчал полковник.--В тот вечер он пил чай вместе с нами. Мы все были очень возбуждены последними известиями ... ну, я имею в виду, о его дочери и моем сыне. Буквально за день до этого он получил от нее письмо, и мы проговорили с ним о нем практически весь вечер. Вчера он пришел
к нам на чай, чтобы рассказать всем об этом.
--Скажите, он в тот вечер был в хорошем настроении?
--О да! Скорее, сэр, даже в очень хорошем.
Мак-Грегори сузил глаза:
--Ну а не припомните, пока он был там вместе с вами, ничего не произошло, что могло бы его ... ну, скажем, несколько расстроить?
Хаген вынул из дорогого портсигара толстую сигару, но когда прикуривал ее, казалось, ему в голову пришла какая-то неожиданная мысль. Он вдруг резко повернул голову и злобно, недоброжелательно--иначе не скажешь--посмотрел на епископа.
--Нет, нет, подождите ... А знаете, я на самом деле кое-что вспомнил!--От предвкушения чего-то неожиданного полковник даже заметно выпучил глаза.--Да, перед самым уходом он, черт побери, действительно выглядел несколько подавленным. Причем случилось это именно после того, как
вы, ваше преподобие, отвели его в сторонку и поговорили. Разве нет?
Епископ неторопливо сложил руки на ручке своего массивного, впрочем, как и он сам, зонтика. Его не менее тяжелая челюсть, казалось, выражала полнейшее, хотя и тщательно сдерживаемое удовлетворение.
--Да, вы совершенно правы, мой друг,--чуть помолчав, согласился он.--И прошу вас, не сомневайтесь, я твердо намерен поведать обо всем этом господину старшему инспектору, как только он закончит излагать все известные ему факты ... Итак, сэр, прошу вас, продолжайте.
--Как показал слуга Хилла,--невозмутимо, будто ничего и не случилось, заговорил дальше Мак-Грегори после небольшой, после небольшой, по своему даже не очень заметной паузы---после возвраще-
ния к себе в гостевой домик с чаепития его хозяин выглядел заметно озабоченным. Он попросил принести ему ужин наверх, в библиотеку, однако одет был при этом почему-то совсем не так, как у него было обычно принято. Чего он себе, как прави-
ло, никогда не позволял ... Ужин принесли ему где-то около половины девятого, и к тому времени старый Хилл, судя по всему, казался еще более обеспокоенным. Сказал слуге, что ему надо срочно закончить кое-какую важную работу, что никого не ждет ... Кстати, вчера вечером, как вы все, не сомнева-
юсь, прекрасно помните, слава богу, нас наконец-то покинула эта, как теперь принято говорить по-научному, «чертова тепловая волна», Ну а затем, уже совсем поздно вечером, разразилась буря и ...
--И еще какая, черт побери, буря!--одобрительно пробурчал полковник.--В частности, в нее попал Грахам, и ему пришлось на собственных ножках протопать целых три мили, чтобы ...
Терпение старшего инспектора Мак-Грегори, похоже, начало подходить к концу.
--Если не возражаете, полковник,--изо всех сил сдерживаясь, сказал он,--вам тоже следует кое-что узнать. Скорее даже необходимо ... Так вот, вскоре после того, как началась эта ужасная буря, она, похоже, оборвала у вас там какую-то линию электропередач, ну или что-то вроде того, и в резуль-
тате на какое-то время полностью отключилось электричество. Слуга, находившийся тогда на нижнем этаже, закрывая все окна, начал в полной темноте шарить вокруг, пока не нашел нужные свечи, и уже хотел было зажечь их и отнести наверх, но тут в дверь вдруг раздался стук ..
Когда слуга открыл дверь, ветер, естественно, тут же загасил свечу, а когда он ее снова зажег, то увидел, что перед ним незнакомец, которого он раньше никогда не видел ...
--Скажите, а у вас есть более-менее точное описание этого человека, мистер Мак-Грегори?-- перебил его епископ.
--Да, есть, но, боюсь, не очень подробное. Он средних размеров. Довольно моложав. Темные волосы и усы. Несколько излишне «кричащая» одежда. Американский акцент. Ну, что еще?
Выражение мрачного триумфа, казалось, «разлилось» по слегка заколебавшимся мощным складкам шеи епископа. Он довольно кивнул.
--Продолжайте, мистер Мак-Грегори, продолжайте, пожалуйста, прошу вас!
--Слуга хотел было закрыть дверь, сказав, что мистер Хилл не может его принять, однако ночной гость успел вставить в дверь ногу. И сказал ...--Мак-Грегори сверился со своими бумагами.--«Не бойтесь, меня он примет, уверяю вас. Спросите его сами ... «. В последнем инспектор Скотт, по его собствен-
ному признанию, точно не был уверен, но, очевидно, там есть нечто вроде переговорной трубы.
--Совершенно верно,--с готовностью подтвердил полковник.--Есть там такая. В нее сначала надо свистнуть, чтобы предупредить, а потом можно говорить. Хилл использовал для жилья только две комнаты: кабинет и спальню. Соединенная с ними переговорная труба находится на стене рядом со входной дверью гостевого домика.
--Итак, гость был очень настойчив, поэтому Дюреру пришлось поговорить через трубу с мистером Хиллом, который, чуть подумав, в конце концов все-таки согласился принять гостя и попросил слугу его впустить. Несмотря даже на то, что гость упорно отказывался сообщить свое имя! Впрочем, Хилл попросил слугу быть поблизости. Так сказать, на вся-
кий случай ... Дюрер высказался в том смысле, что ему лучше бы сходить на улицу и попытаться починить электропроводку, однако Хилл ответил, что в этом нет особой необходимости, поскольку у него в кабинете хороший запас свечей и света будет более чем достаточно ...
Дюрер тем не менее не поленился разбудить повара, человека по имени Пол Джорджан, и, несмотря на отчаянные протесты последнего, отправить его с карманным фонариком под
проливной дождь, чтобы проверить, на самом ли деле ветер сорвал со столбов электропроводку, и если да, то можно ли это достаточно быстро исправить. Сам же он в это время закрывал все окна на втором этаже, поэтому ему удалось слышать часть разговора Хилла с неизвестным гостем. Совершенно случайно, конечно. Разговор, по его мнению, велся на вполне дружеских тонах. Вскоре вернулся повар и клятвенно заверил Дюрера, что все электропровода на своем месте, никто их не срывал ... Тогда они вместе заглянули в коробку с предохранителями и увидели, что произошло самое обычное короткое замыкание, вставили пару новых пробок, и все вокруг--и в доме,
и на улице--тут же озарилось веселым желтым светом!
Тут князь Чамак, который все это время молчал, с совершенно отрешенным видом набивая свою трубку, вдруг поднял голову и почему-то искоса посмотрел на старшего инспектора. Причем одновременно сильно сморщил нос, будто собирался
вот-вот оглушительно чихнуть, и сказал.
--А знаешь, Роберт, все это, особенно самое последнее, очень интересно. Продолжай, продолжай, пожалуйста. Я весь внимание ...
Мак-Грегори недовольно хмыкнул, глянул на князя, не скрывая некоторого удивления, пожал плечами и продолжил.
--Время уже подходило к полуночи, и дворецкий собирался уже отправиться спать. Он постучал в дверь кабинета, сообщил хозяину, что с электричеством все в порядке, и попросил разрешения уйти к себе в комнату. На что Хилл весьма нетерпеливым тоном ответил: «Да, да, конечно же»-- и Дюрер ушел к себе. Буря же по-прежнему продолжала бушевать с
прежней силой, что, естественно, мешало ему быстро заснуть ... Размышляя обо всем этом уже утром следующего дня и прокручивая в голове события предыдущего вечера, он пришел к выводу, что где-то в четверть первого действительно слышал нечто вроде звука выстрела, однако принял его тогда за раскат
грома и не стал ничего выяснять. По словам инспектора Скотта, вызванный на место происшествия полицейский врач констатировал, что смерть наступила именно в районе двенадцати пятнадцати ночи ...
На следующее утро, поднявшись наверх, Дюрер сразу же обратил внимание на то, что в кабинете по-прежнему горит свет. Он осторожно постучал в дверь, не услышал никакого ответа, снова постучал, только уже громче, но с тем же результатом, затем попробовал открыть дверь, убедился, что она закры-
та изнутри, приставил к ней стул, забрался на него и попытался заглянуть в кабинет через верхнюю фрамугу ...
Хилл лежал лицом вниз прямо на своем письменном столе; смертельная рана от пули находилась почти в середине лысины на затылке. Слегка оправившись от страха и шока при виде мертвого хозяина, Дюрер все-таки пробрался через фрамугу внутрь кабинета: Хилл, судя по всему, был мертв уже несколько часов, никакого огнестрельного оружия поблизости видно не было.
В голове молодого Винсона постепенно начиналось некоторое просветление. Не только слишком подробное, но и весьма хладнокровное перечисление кошмарных событий вчераш-
него дня невольно пробудило его сознание и воображение. Тут уж хочешь не хочешь, а проснешься! Да на фоне всего этого разговоры о «катании» его преподобия вниз по перилам представлялись если не дикой, то, во всяком случае, детской игрой.
Неким продолжением вчерашнего веселья ... Впервые за долгое время он почувствовал запах самой настоящей охоты за человеком, ощутил ее вкус и ... удовольствие! И тут Винсон-младший, будто проснувшись, вдруг увидел на себе самодовольный
взгляд отца.
--Да, мистер Мак-Грегори, честно говоря, это все очень, очень даже интересно,--чуть нахмурившись, произнес епископ.--И даже в каком-то смысле поучительно ... Мой сын, мистер Мак-Грегори,--он небрежно ткнул рукой в сторону Шона Винсона,--
впрочем, как и я сам, изучает криминологию ... Теперь-то мне становится ясно, какую пользу он из нее извлекает.--При этом епископ стал деловитым и сосредоточенным.--А знаете, на мой взгляд, здесь есть по меньшей мере несколько пунктов,
которые позволяют сделать определенные выводы. В частности ...
--Но черт побери!--чуть ли не закричал полковник, лихорадочно промокая свой сильно вспотевший лоб носовым платком.--Послушайте, ведь это все ...
--... в частности,--хладнокровно и безжалостно продолжил епископ, не обращая ни малейшего внимания на то, что его только что попытались перебить,--вы говорите, что кабинет был закрыт изнутри. Тогда каким же, интересно, образом пре-
ступник исчез с места преступления? Испарился? Улетел через окно? Как?!
--Нет, нет, совсем не через окно, сэр. Через другую дверь. Просто через другую дверь, только и всего. Там практически вдоль всего второго этажа идет один длинный балкон со стеклянной дверью. Которая, как утверждает Дюрер, обычно полностью закрыта, но на этот раз почему-то оказалась частично
открытой.--Мак-Грегори ненадолго задержал на епископе внимательный взгляд. Спокойный и без каких-либо намеков на возможный сарказм.--Итак, сэр, не потрудитесь ли объяснить ваше собственное участие во всей этой, с позволения сказать,
запутанной истории?
Епископ удовлетворенно кивнул и чуть ли не дружески улыбнулся полковнику Хагену.
--С удовольствием, сэр. С превеликим удовольствием, можете в этом даже не сомневаться.По счастью, мистер Мак-Грегори, теперь я могу сообщить и вам и, само собой разумеется, про-
водимому официальному следствию имя того самого таинственного человека, который вчера вечером нанес визит мистеру Хиллу. Увы, теперь уже покойному мистеру Хиллу. Более того, могу даже показать вам его фотографическую карточку.--И, совершенно невзирая на почему-то до крайно-
сти удивленный взгляд полковника Хагена, он достал из внутреннего кармана пиджака пластиковый конверт с двумя фотографиями на нем и с важным видом передал его старшему инспектору Скотленд-Ярда. Теперь, когда внимание окру-
жающих снова было обращено на него, к епископу, похоже, вернулось его знаменитое чувство юмора.-- Его зовут Кристиан Милани. На тот случай, если это имя вам ничего не напоминает, мистер Мак-Грегори, там вложен листок с примечаниями.
--Милани?--переспросил старший инспектор, и глаза его хищно сощурились.--Милани, Милани ... Ага, вспомнил! Ну конечно же! Известный шантажист. Один из тех членов шайки Роджерсона, которые пытались пробраться в Англию. Не далее как в прошлом году ...
--Единственный, кому на самом деле удалось это сделать,--вежливо, но решительно поправил его епископ.--Причем учтите, господин старший инспектор, этот человек слишком умен, чтобы решиться проделать это под своим собственным именем.
Позвольте мне вам кое-что объяснить.
Как отметил про себя молодой Винсон, слышать такие речи от епископа англиканской церкви в общем-то было довольно странно. Хотя «старик», казалось, не замечал этой странности и говорил обо всем этом с такой же легкостью и непринужденностью, с какой вещал бы с амвона. Привыкнуть к такому было не-
легко даже для его собственного сына.
В полицейском музее, все экспонаты классифицируются, как правило, по признакам того или иного преступления. Так вот, мистер Мак-Грегори, в свое время господин верховный комиссар любезно позволил мне поближе познакомиться с огромным
количеством на редкость интересных материалов. Среди которых было нечто и о нашем герое Милани. Первоначально он был простым шантажистом, впрочем весьма искусно работавшим в одиночку и замеченным только благодаря одной любопытной особенности ...
Этот молодой американец итальянского происхождения, лет тридцати, из вполне приличной семьи, имеет прекрасное образование. Говорят, у него отменные манеры, в силу чего он в принципе мог бы, как считают в определенных кругах, выдавать себя где угодно и за кого угодно, если бы ... если бы не одна
невероятная слабость: он просто не в состоянии отказать себе в удовольствии носить самые модные, самые кричащие, самые бросающиеся в глаза одежды. Не говоря уж о множестве дорогих колец, перстней, ну и тому подобных мирских безделушек.
Подтверждение всему этому вы легко сможете увидеть на фотографиях. Его впервые поймали и на десять, целых десять лет отправили в самую известную в Америке тюрьму--Синг-Синг, когда ему было всего двадцать три.--Епископ, сделав паузу, внимательно обвел всех взглядом из-под низко нависших век. Затем, как бы нехотя, сообщил.--Но из тюрьмы его
выпустили не через десять лет, а всего через три года. Как и почему это произошло, никто толком до сих пор не знает. Как представляется лично мне, до него наконец-то дошло, что в одиночку работать и неудобно, и слишком опасно. Поэтому он и принял решение присоединиться к шайке Роджерсона в то время практически всесильного гангстера. В частности и для того, чтобы к нему перестали «приставать» ...
Князь Чамак недовольно хмыкнул.
--Послушайте, ну сколько же можно? Надеюсь, вы не собираетесь читать нам занудливую научную лекцию о рождении, расцвете и падении очередного мафиозного клана? Если да, то тогда избавьте от этого хотя бы меня! Впрочем, прошу меня простить. Просто мне не нравится, когда обычное бытовое убийство столь сложно излагается в виде монотонной,
еще раз простите, белиберды. Представляете, не успел я проявить неподдельный интерес к важнейшему вопросу о проблемах с электрическим светом, как. ..
Епископ снова осуждающе покачал головой.
--А вот этого, сэр, вам, поверьте, совершенно нечего опасаться. Этот Милани, уж поверьте моему слову, снова вернулся к своему, с позволения сказать, одиночному плаванию. Снова занимается шантажом и вымогательством в гордом одиночестве. В основном потому, что банда Роджерсона уже фактически распалась. Причем никто толком не знает из-за чего.
Это невольно поставило всех в тупик. Включая даже самого верховного комиссара. Главари банды, естественно, попытались как можно скорее убраться из страны--кто в Италию, кто в Англию, кто в Германию, но никому не позволили туда въехать. Никому, кроме, как ни странно, одного из них. Дога-
дываетесь? Правильно, никому, кроме Милани!
--Ну уж об этом мы как-нибудь сами позаботимся! --рявкнул в ответ старший инспектор Мак-Грегори и что-то коротко сказал в телефонную трубку. Затем бросил мимолетный взгляд на епископа и, почему-то слегка поморщившись, заявил.--Должeн заметить вам, сэр, что все это не более чем догадки, домыслы, ну и все такое прочее. Короче говоря, не материальное!
Кстати, скажите, а вы сами-то когда-либо видели этого вашего Милани в лицо? Наверное, вряд ли ... Иначе ...
--К вашему сведению, сэр, вы ошибаетесь. Я лично видел того, кто вас, похоже, так интересует. Причем, заметьте, видел его дважды!--спокойно ответил епископ.--Однажды в ходе процедуры опознания потенциального преступника на Сентр-
стрит, где полиции ничего так и не удалось доказать, в силу чего мне поневоле пришлось заняться всеми остальными деталями этого довольно известного дела. Ну а во второй раз--уже только вчера вечером. Он как раз выходил из местной таверны.
Расположенной, кстати, совсем неподалеку от теперь уже всем известного поместья «Калиновэ». До этого мне доводилось его видеть только издали, причем при лунном свете и... при довольно странных обстоятельствах... в ночном парке.--Епископ
внушительно откашлялся.--А знаете, ваши слова о его излишне кричащей одежде пробудили у меня воспоминания. Ну а уж затем в памяти всплыло и само лицо. Зато вчера вечером мне наконец-то удалось снова увидеть его лицом к лицу... Точно
так же, как я вижу сейчас всех вас ...
--Господи ты боже мой!--воскликнул полковник, глядя на него уже с совершенно иным выражением лица.--Вот, значит, почему вы вдруг так неожиданно исчезли, так ведь?
--Я просто даже не предполагал, что старший инспектор окажется способным выслушать мою историю с должным вниманием,--ледяным тоном ответил епископ.--И вот что мне
удалось обнаружить, господа. Весь вопрос в том ...
Мак-Грегори снова перебил его, задумчиво постучав костяшками пальцев по столу. Бросив нетерпеливый взгляд на телефон, который почему-то упрямо отказывался звонить, он сказал.
--Нам придется отнестись к этому происшествию с предельным вниманием, хотя кое-кто, похоже, воспринимает его, боюсь, не совсем правильно. В частности, скажем, эта версия с американскими гангстерами, которые убивают достопочтенного сельского джентльмена в самом сердце графства ...
Хм ... Чушь какая-то! И тем не менее ...
--Лично я не считаю, что его застрелил Милани,--
покачивая головой, возразил епископ.--Причин для такого вывода у меня, поверьте, предостаточно, но сейчас на их объяснения просто нет времени. Гораздо более важным мне представляется спросить мистера Мак-Грегори, что он теперь наме- рен предпринять.
Мак-Грегори в ответ пожал плечами:
--Все зависит от полковника Хагена, который и является старшим констеблем данного графства. Если он сочтет нужным привлечь к расследованию Скотленд-Ярд, мы с удовольствием сделаем все, что в наших силах; если же ему захочется заниматься этим самому, не прибегая к посторонней помощи, это, само собой разумеется, его полное право. Итак, полковник,
что скажете?
--Что касается меня,--с готовностью заметил епископ,--то лично я со своей стороны, поверьте, буду просто счастлив оказать полиции любую зависящую от меня помощь в выяснении причин этого запутанного и далеко не самого приятного дела.--При этом он не забыл не только фонегически, но и рит-
мически предельно четко обозначить каждую, буквально каждую часть произнесенной им фразы, а в глазах у него заблестел хищный огонек по-настоящему охотничьего азарта ...
--Понял!--неожиданно для всех вдруг воскликнул Хаген.--Господи, ну куда же я раньше-то смотрел?! Вот же наш человек!.. Князь Чамак собственной персоной. Черт побери! Князь, вы же сами обещали приехать к нам в «Калиновэ» и пожить там несколько дней, разве нет? Послушайте, старина, вы ведь не допустите, чтобы какой-то варвар- иностранец испортил нам всем здесь жизнь!..--Он импульсивно повернулся к князю.—Извините, я не имел в виду вас. Потом повернулся к епископу.--Это же князь Чамак! Тот самый Чамак, который поймал и раскрыл для лондонской полиции несколько преступников. Впрочем, сейчас это не так уж и важно. Послушайте, старина, ну так как, договорились?
Князь Чамак, которому наконец-то удалось раскурить свою знаменитую трубку, что-то недовольно пробормотал, нахмурился, несколько раз ткнул концом трости в пол.
--Хотел бы прежде всего отметить, господа, что я уже давным-давно не проявляю ни малейшего интереса к так называемым банальным делам-- пожав плечами, презрительным тоном отозвался он.--Во всяком случае, к тем, которые я считаю
таковыми. А в данном деле, похоже, нет ни загадки, ни интриги. Нет, наконец, даже самой примитивной драмы ...
Старший инспектор Скотленд-Ярда глянул на него с выражением горького сожаления:
--Да, да, понятно. Вы, как всегда, желаете чего-нибудь оригинального. Вам подавай случаи, когда кто-то обстреливает из арбалета Тауэр или в тюрьме заводятся призраки, вытворяющие бог знает что! То есть нечто такое, что просходит не чаще
одного раза в двести лет. Меньшее вас просто не интересует. Естественно, это же ниже вашего достоинства... Ладно, бог с вами, в конечном итоге это ваше законное право. Но вот что делать с
самыми обычными, совершенно бесцветными делами, с которыми нам приходится сталкиваться по меньшей мере раза два-три в неделю и которые, как правило, крайне трудно раскрыть именно из-за их будничности? Может, попробуете для разнооб-
разия заняться одним из них? А уж потом будете высмеивать полицию. Сколько угодно! Простите, господа, это у нас чисто личное ...--Он немного поколебался, недовольно поморщился, затем сказал.-- Должен вам сообщить кое-что еще. В разговоре
со мной инспектор Скотт упомянул одну вещь, которую при всем желании трудно назвать обычной, а тем более «банальной», хотя она может вообще ничего не означать и быть просто мелкой принадлежностью покойного Хилла, но обычной ее не назовешь, это уж точно.
--Вообще-то, мой друг, на свете существует множество вещей, которые, как вы только что сами заметили, при всем желании не назовешь обычными или даже банальными». Ну и что именно вы хотели сказать? Мы ждем, мой друг, не стесняйтесь,--вставил князь Чамак.
Старший инспектор Мак-Грегори задумчиво потер подбородок .
--Ладно, бог с вами ... Дело в том, что рядом с правой рукой Хилла лежала блестящая карточка.--Он еще раз сверился со своими записями.--Да, да, совершенно верно, именно блестящая карточка, по форме и размерам напоминающая самую
обычную игральную карту, но с великолепно выполненным акварельной краской рисунком. На ней изображены восемь крошечных рыцарских мечей, расположенных в форме звезды, в центре которой бежит узенький ручеек. Вот, смотрите сами!--И он небрежным жестом бросил листок с записями на
свой письменный стол.
Рука князя Чамакак с дымящейся трубкой застыла на полпути ко рту. Он глубоко вздохнул, взгляд его стал по-настоящему задумчивым и неподвижно остановился где-то на потолке ...
--Восемь крошечных мечей,--повторил князь.-- Восемь: два на уровне воды, три над нею, и три под ... О господи! Послушайте, Роберт, так дело не пойдет! Ради всего святого, ради нашей старой дружбы увольте меня от всего этого! Христом Богом прошу ...
--Ну будет вам будет,--раздраженно произнес Мак-Грегори.--Снова за свое. Что теперь? Полагаю, какое-нибудь суперсекретное общество? «Черная рука» или что-то вроде того? А может, знак кровной мести?
--Нет, нет, ничего подобного,--медленно протянул Чамак.--Тут, боюсь, все далеко не так просто. Слишком уж силен запах Средневековья ... Вот теперь я уж точно туда поеду, в этот ваш чертов Сандерленд, можете не сомневаться. Наверняка, мягко говоря, престранное местечко. Во всяком случае, я очень на это рассчитываю. И поверьте, не пожалею ни времени,
ни сил, чтобы в конце концов лично встретиться с убийцей, который точно знает, что именно могут означать эти «восемь крошечных мечей!».--С последними словами он торжественно встал со стула, закинул трость, как винтовку, через плечо и под-
черкнуто неторопливо отошел к открытому окну, откуда была видна набережная, постепенно наполняющаяся движением.


...Шон Винсон впервые увидел поместье «Калиновэ» лишь ближе к концу дня, поскольку сначала вместе с епископом, Чамаком и полковником Хагеном он совсем неплохо отобедал в небольшом, но весьма уютном ресторанчике. Там они обсудили множество ближайших и дальнейших планов. На этот раз епископ был сама любезность и радушие. Ну а когда он в ходе дружеской беседы узнал, что человек в длинном черном плаще и шляпе с широкими загнутыми полями, который шутливо посматривал на всех в кабинете старшего инспектора Мак-Грегори, не кто иной, как знаменитый в своей стране детектив, чей
фантастически проницательный взгляд неожиданно для всех помог раскрыть целый ряд, казалось бы, абсолютно безнадежных преступлений, епископ просто растаял и готов был открыть душу и сердце буквально всем и каждому. Хотя больше
всего ему конечно же хотелось как можно скорее уединиться со знаменитым коллегой-криминалистом, чтобы от души поговорить с ним о том, что столь близко только им двоим ... Но при этом его буквально шокировало полное отсутствие у детектива и специальных знаний, и сколь-либо заметного интере-
са как к современным преступлениям, так и к современным методам их раскрытия.
По счастью, епископу не пришлось даже пытаться вовлекать в обсуждение своего сына, который, пусть и несколько запоздало, все-таки понял, что по собственной небрежности лишил сам себя на редкость удачной возможности послушать оригинальные высказывания князя. В этом можно было не сомневаться. Достаточно было послушать его громогласные высказывания о мире в целом и о том, что происходит вокруг них в частности ... Впрочем, даже сейчас это было, наверное, еще не совсем по-
здно. Кроме того, как невольно про себя размышлял Шон Винсон, во всем этом присутствовало и некое чувство удовлетворения: ведь его, скорее всего, наверняка допустили бы в храм избранных, наверняка позволили бы ему участвовать в решении важнейших вопросов их бытия ... А Шон этого всегда так
хотелось, причем искренне и от всей души! В отличие от родного папы, епископа Манчестерского, князь Чамак--этот в каком-то смысле крестный отец--не только помог бы ему, но и научил бы, как жить дальше, что для этого надо делать ... Кроме того, ведь теперь он, во всяком случае теоретически, знал
все, буквально все о баллистике, микрофотографировании, химическом анализе, токсикологии, ну и ... ну и о множестве других, возможно, не таких интересных, но на редкость нужных и полезных вещей.
С соответствующими цифровыми и прочими
профессиональными данными. Правда, одного только взгляда на них вполне хватило бы, чтобы раз и навсегда отбить у любого нормального человека интерес к такого рода занятиям.
Что, кстати, практически сразу же и произошло с молодым Винсоном. Знать-то он их, конечно, знал--во всяком случае, теоретически,--но вот при менять все это на практике был, откровенно говоря, не очень-то готов. Точнее, совсем не готов читать и понимать все эти чертовы никому не понятные иероглифы! Вот так.
Он мрачно и, естественно, вполне равнодушно выслушивал «потрясающие теоретические построения» епископа, которые
тот излагал своему коллеге Чамаку, запивая их, слава
богу, вполне приличным пивом заведения, где они совершали свой, с позволения сказать, поздний обед или ранний ужин. Да и в любом случае все это казалось Винсону-младшему абсолютной профанацией и ерундой. Не стоящей особого внима-
ния. Как, например, криптография, иероглифика, ну и тому подобные заумные штучки ...
Он вдруг вспомнил, как еще мальчиком не мог оторвать восхищенных глаз от казавшихся тогда игрушечными химических реактивов в витринах магазинов. Они живо напоминали ему прочитанные фантастические рассказы. Когда же, уступая его
настойчивым просьбам, ему все-таки купили на Рождество что-то в этом роде, его больше всего заинтересовало, а нельзя ли из полученного изготовить порох. Сначала это, ну а уж потом все
остальное. И он изготовил—«продукт»--красивый, иссиня-черный, одним своим видом внушающий не просто уважение, а особое уважение своей потенциальной взрывной энергией ... Но тут его постигло неожиданное разочарование--первый экспе-
римент закончился неудачно. Шон подложил пакет со взрывчаткой под любимое кресло-качалку отца, присоединил к нему бумажный фитиль, поджег его и с нетерпением стал ждать результата.
Однако в итоге увидел только яркую вспышку, которая всего лишь слегка обожгла колени отца и заставила его резко вскочить с места, продемонстрировав при этом вполне недюжинные атлетические способности, очевидно полученные
еще в далекой молодости. Намного лучшие результаты, как не без скрытой гордости
позже признавал Шон, были получены в связи с производством им газообразного хлора, поскольку в результате достаточно произвольного комбинирования требуемых компонентов ему удалось парализовать своего старика на целых пять минут!
Хотя в целом он все равно оставался разочарован.
Такое же состояние духа впоследствии оказалось характерным и для его
занятий криминологией. Его гораздо больше привлекала практическая сторона работы детектива, которая столь красочно и по-настоящему заманчиво описывалась в детективных романах его любимого автора сэра Генри Моргана. Шон слегка нахмурился. Все происходящее ему что-то напоминало. Ведь книги Моргана, кажется, публиковались издательством «Хаген  и Уиксон», не так ли? Надо будет при
первой же возможности поинтересоваться у полковника, кто такой этот Генри Морган и что он собой представляет. Во всяком случае, анонсируя его книги, об авторе писали с почтением: « ... за ним кроется личность, прекрасно известная в мире
международной политики и литературы, личность, которая обратила свою безусловную гениальность и глубочайшие познания в области полицейских расследований на благо написания литературы с большой буквы».
Молодой Винсон представлял себе человека с демонической внешностью, в строгом вечернем
костюме, с густыми, пышными усами и проницатсльными, всевидящими глазами, человека, который всегда срывает злобные планы международных преступников украсть схему новейше-го оружия с целью заставить мир содрогнуться и выплатить колоссальную сумму за собственное спа-
сение от грядущего чудовищного кошмара... Но сейчас, когда они все вместе сидели за одним обеденным
столиком, он не осмеливался задать столь интересующий его вопрос полковнику Хагену по двум вполне очевидным причинам: во-первых, потому, что полковник выглядел слишком озабоченным и даже расстроенным, а во-вторых, ему совсем,
ну совсем не хотелось привлекать к этому внимание своего драгоценного папаши, епископа Манчестерского, который к тому же в данный момент был полностью занят обсуждением чего-то, видимо, очень интересного с князем Чамаком.
Из Лондона они выехали на машине полковника практически сразу же после обеда. По дороге епископ настойчиво продолжал рассказывать всем, как какие-то досадные обстоятельства привели к неправильному восприятию его усилий. Он охотно признавал, что его самого ввели в заблуждение, заставив поверить, будто горничная Мария--та самая знаменитая воровка Мадам Пикадилли, в результате чего ему помимо собственной воли пришлось оказаться в целом ряде
двусмысленных ситуаций. Затем, когда в тот вечер ему на самом деле довелось собственными глазами увидеть Кристиана Милани, его естественное поведение было совершенно неверно истолковано полковником Хакеном из-за чьей-то идиотской шутки о сознательном и злонамеренном розыгрыше преподобного викария Дугласа!
Впрочем, этот «сознательный розыгрыш», надо признагься, вызвал искренний интерес и даже одобрение Шона Винсона- младшего, которому тут же очень захотелось лично увидеть того, кто догадался столь остроумно использовать загадочное явление полтергейста, чтобы объяснить этим необходимость
запустить чернильницей в викария. Хотя в каком-то смысле  было похоже, что полковник Хаген сам еще до конца не уверен и, скорее всего, сомневается в истинных причинах столь необычного поведения епископа ...
Они довольно удачно и, главное, быстро миновали пригород и уже около четырех часов свернули на проселок в сторону деревни с довольно странным названием «Четвёртый поворот»,
что, собственно, нередко встречается в сельской местности. История, старинные предания, воспоминания, желание сохранить традицию ... Погода стояла жаркая и сухая. Проселочная
дорога шла через казавшиеся непрерывными спуски и подъемы, красиво обрамленные густыми кленовыми деревьями. Оттуда все время неожиданно вылетало множество пчел и мух, которые упрямо бились о лобовое стекло, что почему-то при- водило сидевшего за рулем полковника Хагена в самое на-
стоящее бешенство.
Потом на западной стороне горизонта равнодушному взору Винсона-младшего предстали красные крыши пригорода промышленного города. Впрочем, они выглядели лишь неизбежными элементами аграрной местности, где все равно
преобладали казавшиеся вековыми соломенные крыши, живописные долины, рощицы, пастбища, каменистые холмы и неожиданные ручьи. И, как всегда, оказавшись на милой взору настоящей сельской территории, Винсон сразу же начал
чувствовать себя намного лучше. Он стал более естественно и глубоко дышать, даже снял шляпу, позволив солнцу и свежему деревенскому воздуху поласкать его волосы.
С известной долей сочувствия он вспомнил жителей Нью-Йорка. Какими же настоящими ослами могут быть люди! Это же надо--запереть себя в ограниченном, душном пространстве городской квартиры, где тебя каждый вечер бьет по ушам несносный шум вечеринок с каждого этажа, где днем и ночью орут соседские дети, а ты все слышишь, но ничего не можешь с этим поделать! Ну как же, скажите на милость, там жить нормальному человеку? Перед мысленным взором Шона  встали лица его несчастных друзей, он представил себе, как они, шатаясь от усталости и неосознанного раздра-
жения, мрачно входят и выходят из переполненных магазинов, бросают десятицентовые монетки в прорези автоматов и дергают за рычаги только для того, чтобы взять из металлического углубления очередную порцию никому не нужного барахла.
Сегодня вечером, например, один из его приятелей-барменов наверняка будет внимательней шим образом, будто он производит важнейший научный опыт, отмерять капли джина, смешивая его с водой в пузатом стеклянном сосуде. А посетители с жадностью людей, умирающих от дикой жажды, станут нетерпеливо ждать, когда же он закончит свое действо и начнет раздавать им это отвратительное, просто чудовищное пойло! После чего они, забыв об ужине, займутся любовью с чьей-нибудь женой или девушкой, в результате чего передерутся. Печально, все это очень печально ...
В то время как он ... Как раз в это время епископ стал что-то говорить об известнейшем в свое время теологе и философе Фоме Аквинском, позднее причисленном к лику святых. Сын почтительно смотрел на него, но при этом ...
«Нет, хватит, нездоровому образу жизни давно пора положить конец, думал Шон. Теперь он будет вставать рано-рано утром ... вместе с дроздами, когда те только начинают свой обычный утренний гомон за окнами дома среди деревьев, будет совершать долгие-предолгие, утомительные прогулки пешком еще до завтрака, будет регулярно посещать церковное
кладбище, старательно выяснять значение всех-всех надписей на надгробиях, будет долго и старательно размышлять над тем, ради чего они жили и, возможно, отдали свои бесценные жизни, почему у большинства из них практически наверняка никогда не было желания завалиться в ближайшую пивнушку,
нарезаться там до чертиков, ну а потом, потом ...»
Он также твердо намерен внимательно выслушивать философию жизни простодушных сельских жителей, которые так любят рассказывать «пишущей братии» местные легенды, поверья и тому подобные поучительные истории. «Да, да, точно, точно, это случилось лет двадцать тому назад,--уже слышались ему слова седобородого сельского мудреца.--Как сейчас помню. Это случилось как раз во время Великого поста, когда бедняга Джейн  утопилась в самом устье нашей реки,
причем сделала это специально при свете луны ...»
Господи, как же хорошо! Просто прекрасно! Шон живо представил себе, как, опираясь на трость, он внимательно и с полным пониманием слушает очередную назидательную историю, задумчиво гля-
дит в неторопливо текущие мимо воды реки и размышляет о бесконечной и, к сожалению, неисправимой глупости тех, кто предпочитает пить мерзкую алкогольную смесь в грязных городских забегаловках, а затем совращать подвернувшихся им
под пьяную руку бедных девушек, у которых потом не остается иного выхода, кроме как утопиться в ближайшем водоеме ...
Молодой Винсон уже почти ввел самого себя в состояние близкое к тому, что в психологии называется «грансом добродетели», когда его грезы наяву вдруг перебил приветственный оклик с обочины дороги.
--Эй, эй, привет... приветствую вас!--громко прокричал чей-то голос.
Их машина, замедлив скорость, уже проехала через небольшое скопление домиков и домов, самым большим из которых было белое каменное здание местной таверны под обычным для таких мест названием--«Конь». Слева от нее высился холм, а
справа стояла церквушка с низенькой башней--миниатюрное воспоминание великого века,--цветами вокруг и надгробными камнями почти у самого крыльца. На гребне холма дорога приблизительно четверть мили шла прямо, а затем делала полу-
кольцо вокруг большого природного парка, в самом центре которого можно было видеть приземистое каменное здание--его восточные окна тускло освещали лучи заходящего солнца ...
Но эти странные приветственные крики доносились совсем не оттуда. Нет, на противоположной стороне дороги, сразу же за
вершиной холма, стояло невысокое деревянное строение с табличкой на фронтоне, крупными буквами гласящей «Дом похмелья», и живой изгородью высотой со взрослого человека. Вот на
железные ворота этой живой изгороди и опирался какой-то человек, громко что-то кричавший им и призывно машущий своей дымящейся в руке трубкой ...
Шон заметил, что его отец осуждающе стиснул зубы, а вот полковник Хаген, наоборот, издал короткий возглас--непонятно, то ли удовольствия, то ли облегчения--и тут же свернул к этим воротам. Доброжелательная фигура, явно обращавшаяся именно к ним, оказалась довольно молодым, ху-
дощавого вида человеком с продолговатым лицом, квадратной челюстью, веселым, ироничным взглядом приятных светло-серых глаз и очками в массивной черепаховой оправе, казалось будто «насаженными» на самый кончик длиннющего носа. Одет он был
в кричащий пиджак, испачканные серые брюки и раскрытую на шее военного типа рубашку цвета хаки. Одной рукой мужчина выбивал о стойку железных ворот пепел из своей еще слегка дымящейся трубки, а в другой держал бокал. В нем было налито что-то янтарно-коричневое, весьма напоминавшее коктейль. И не просто коктейль, а крепкий коктейль.
Полковник остановил машину прямо около этого человека.
--Только не повторяйте это ваше чертово «привет ... приветствую вас!». Мы спешим и, к сожалению, не можем задерживаться. Давайте короче: чего вы хотите?
--Да нет же, нет, заходите, заходите, пожалуйста, --не обращая ни малейшего внимания на довольно решительный отказ и сопровождая свои слова красноречивым гостеприимным жестом, пригласил их опирающийся на ворота человек.--Заходите, заходите, выпейте с нами по коктейлю. Отдохните немного .. Сейчас для этого конечно же еще чуть рановато, но все равно, почему бы и нет? Вас никто здесь не осудит, поверьте ... Кроме того, у меня есть для вас новости.--Он повернул голову и громко крикнул через плечо.
--Мад!
При виде янтарно-коричневого содержимого его бокала ощущения Винсона-младшего немедленно претерпели резкое и весьма существенное изменение. На лужайке, прямо за живой изгородью, виднелся широкий пляжный зонтик, словно гигантский гриб нависший над столиком, на котором
стояли предметы, почему-то живо напомнившие ему о Нью-Йорке. И если только его глаза ему не врали, на стенке великолепного никелированного коктейль-шейкера проступали отчетливые. бледные следы от льда и влаги ... Шона немедленно охватило чувство невыносимой ностальгии. Ведь если ему
не изменяет память, в холодной, чопорной Англии, особенно в ее сельскохозяйственной части, лед практически никогда не употреблялся. Во всяком случае, для крепких спиртных напитков ...
Услышав громкий зов молодого человека, из-под шляпки пляжного зонтика почти моментально показалась девушка, которая тут же лучезарно и благожелательно всем улыбнулась. Вскочив с шезлонга, она торопливо зашагала к железным
воротам. Темноглазая, с быстрыми, но уверенными движениями, девушка была одета в легкие восточные шаровары и короткую шелковую кофточку с яркими цветочными аппликациями. Подойдя, она облокотилась на решетку, окинула всех приятным, добрым взглядом, высоко подняла, будто от само-
го искреннего удовольствия, красивые изогнутые брови и мелодичным голосом произнесла.
--Добрый вечер.
При виде легких женских шаровар полковник Хаген слегка закашлялся, бросил вопросительный взгляд на епископа и торопливо сказал:
--Эээ-э ... полагаю, здесь еще не все знакомы друг с другом ... Хм ... Тогда позвольте представить. Итак, это князь Чамак, крупнейший в России специалист по детективным историям. Случайно узнал, что про него тут много говорят, ну и решил лично приехать. Прямо из Скотленд-Ярда ... Это мистер Шон Винсон, сын его преподобия епископа Манчестерского, ну а это,--с очевидной гордостью произнес он,--это, позвольте вам представить, Генри Морган, писатель. И его супруга, миссис Морган.
Едва дождавшись окончания процедуры взаимного представления, многозначительного хмыканья и кивков, Шон, уже не скрывая нетерпения, громко поинтересовался.
--Простите, вы действительно писатель Генри Морган? Тот самый Генри Морган?
Морган, загадочно усмехнувшись, почесал мочку уха. Затем почему-то довольно смущенным тоном объяснил.
--Вот этого я больше всего и боялся ... Боже мой, проиграть Мад еще один шиллинг, целый шиллинг! Видите ли, у нас с ней давно заключено постоянное пари: если этот вопрос задают, глядя прямо на меня, я плачу ей шиллинг. Если же глядят не на меня, а на нее и говорят что-то вроде: «Ах, старина Генри Морган, ну как же, как же, кто же его не знает ...», то тог-
да выигрываю я. К моему превеликому удовольствию. Однако все дело в том.что ...
--Ура!--радостно воскликнув, перебила его Мад.--
Я выиграла, выиграла! Ура!.. Тебе платить!--Она остановила взгляд на князе.
--А знаете, вы мне нравитесь, князь.--Затем, неторопливо переведя глаза на молодого Винсонаа, таким же искренним, но ничего не означающим тоном
добавила.--И вы тоже.
Практически беззвучно хихикавший при виде всего этого Чамак, который спокойно сидел на заднем сиденье машины, в знак искреннего приветствия и признательности чуть приподнял вверх свою трость.
-- Благодарю вас, дитя мое, благодарю. Мне это очень, очень приятно. Равно как и познакомиться с вами. Видите ли ...
--Секунду, ради бога, одну секундочку!--перебил его молодой Винсон. Впрочем, с вполне допустимой вежливой грубостью.--Вы ведь тот самый Морган, который написал тот самый известнейший детективный роман «Джордж Вуд», не так ли?
--Мм ...
--Еще раз, простите, ради бога, простите, сэр,--не удержался Шон, несмотря даже на суровый предостерегающий взгляд своего строгого отца, и ткнул пальцем в бокал, который по-прежнему держал в руке Морган.--Скажите, это у вас мартини?
Писатель заметно оживился.
--Да, да, конечно же! И еще какой! Вы совершенно правы, сэр ... Не хотите ли отведать?
--Шон!--вмешался епископ, причем таким властным, профессиональным голосом, который мог бы усмирить любого, абсолютно любого мятежника.--Простите, мистер Морган, но нам совершенно не хотелось бы отнимать у вас драгоценное
время. Кроме того, поверьте, у нас тоже есть куда более важные дела, которые нам никак не хотелось бы откладывать, так сказать, на потом.--Он чуть пожевал губами, сдвинул вместе густые брови.-- Надеюсь, мой друг, вы меня вполне правиль-
но поймете, если, прежде чем удалиться, я замечу, что, когда имеешь дело с фактом смерти, ваше искреннее приглашение, еще раз простите, «развлечься» может показатъся несколько
неуместным ... Заводите машину, Хаген!
--Вы меня тоже простите, сэр,--отозвался Морган, робко глядя на него поверх массивных очков в роговой оправе.-- То есть «простите» в самом прямом смысле слова. Мне никогда даже в голову не пришло бы пытаться задержать вас. Тем более если речь идет о трупе... Все, что я хотел сказать вам,--
это ...
--Не обращайте на него внимания, ваше преподобие,--перебила мужа Мад.--Пожалуйста, не надо... Более того, вы можете кататься по нашим перилам сколько угодно. Причем никому даже не придет в голову осудить вас за это! Только так. Более того, я сделаю так, чтобы там внизу, под лестницей, всегда была мягкая подушка, на которую вы сможете
приземляться, правда же здорово? Хотя...--Она окинула его внушительную фигуру внимательным и при этом достаточно выразительным взглядом.--Хотя, полагаю, лично вам подушка, скорее всего, не очень-то и понадобится.
--Ангел мой,--недовольно поморщившись, заметил Генри Морган.--Будь другом, закрой, пожалуйста, свой очаровательный ротик и постарайся хоть какое-то время, выражаясь по-нашему, не выступать. Вообще-то лично я хотел сказать только то,
что ...
Мад издала громкий булькающий звук. Как будто прополаскивала вдруг сильно заболевшее горло.
--Но ведь, дорогой, подушка на самом деле, скорее всего, не понадобится!--мило возразила она, непринужденно раскачиваясь на створке ворот.-- Более того, в отличие от тебя я ведь не собираюсь подложить его преподобию самую настоящую свинью в виде вазы с золотой рыбкой вместо подушки.
Помимо всего прочего, это было бы самым настоящим свинством, иначе просто не назовешь.
--Господи ты мой праведный!--покачав головой, печально заметил ее муж.--Насколько же все это совсем не то, совсем не имеет ни малейшего отношения к делу... Ее послушать, так будто в своей поистине бесконечной щедрости природа вдруг взяла да и наградила его преподобие настолько широким и мощным задом, что он сможет падать на него,
скатываясь по перилам всей нашей старушки Англии! Вот так. Ни больше ни меньше...--Морган внимательно посмотрел на полковника Хагена, и его лицо вдруг заметно опечалилось. Он нервным движением пальца поправил сползшие на самый кончик носа очки.--Послушайте, сэр... Мы не ... э-э-э ... Епископ конечно же совершенно прав. Все это не более чем шутка. Может быть, далеко не самая умная, но все
равно шутка. И тем не менее ... Но ведь старина Хилл на самом деле был чем-то вроде колючки в ж... Простите великодушно за не совсем удачное сравнение, только разве это не так?
Полковник Хаген раздраженно постучал костяшками пальцев по рулевому колесу.
--Ну, знаете ли ...--протестующим тоном начал было он, однако Генри Морган на удивление странным, бесцветным голосом перебил его.
--Да, знаю, знаю ... Конечно же знаю, сэр, что это совсем не мое дело. Но... но ведь я только хотел сообщить вам, естественно, когда вы здесь объявитесь, что еще до того, как инспектор Скотт ушел перекусить, он разрешил мне вместе с ним осмот-
реть ваш гостевой домик, ну и мы нашли там несколько весьма интересных вещей ...
--Молодой человек, не затруднитесь ли вы нам объяснить, на основании каких именно полномочий вы проделали все это?--нахмурившись, будто его ужалили, спросил епископ.
--Каких именно полномочий? Ну, наверное, точно таких же, как и у вас, сэр. К тому же и смотреть-то там было особенно нечего. Хотя пистолет мы все-таки нашли, сэр. Это, скорее всего, и есть тот самый пистолет, который вы ищете. Или хотите искать ... Медицинское вскрытие еще пока не проиэводилось, од- нако, по словам доктора, пуля, похоже, была 38-го калибра, выпущенная из револьвера «смит-и-вессон». Рано или поздно вы его найдете, нет сомнений ... Скорее всего, в правом верхнем ящике письменного стола мистера Хилла ... Извините, покойного мистера Хилла,
--Вон даже как?--неуверенно произнес молодой Винсон.--Прямо-таки в правом верхнем ящике письменного стола покойного мистера Хилла? Что вы хотите этим сказать? Что, черт побери, здесь происходит? Может, вы все-таки соизволите объяснить нам?
--Объяснить что? Что это револьвер покойного Хилла, сэр?--спокойно отреагировал Морган.--По-моему, именно это я только что и сделал. А нашли мы его, хотите верьте, хотите нет, прямо-таки в правом верхнем ящике письменного стола покойного мистера Хилла.
Заметив, что по-прежнему держит в руке бокал с коктейлем, он неторопливо допил его до дна, поставил на верхнюю перекладину железных ворот, засунул освободившиеся руки глубоко в карманы красно-белого пиджака и постарался принять вид задумчивой значимости, что, впрочем, оказалось для него делом совсем нелегким.
Шон Винсон впервые обратил внимание на очевидную возбудимость его натуры. Даже мысленно представил себе, как Генри Морган нервно шагает по просторному холлу с наполовину выпитым бокалом виски в одной руке и, то и дело поправляя сползающие на самый кончик носа очки указательным пальцем другой, с азартом объясняет очередную теорию своей сияющей от радости жене ...
--Это был его револьвер, сэр. Никаких сомнений. Не говоря уж о серебряной табличке с его именем на рукоятке. И официальной лицензии на пользование данным огнестрельным оружием, лежавшей в том же самом ящике. Причем совсем недавно из этого револьвера было произведено два выстрела, сэр.
Князь Чамак вдруг резко наклонился вперед.
--Два выстрела? Вы сказали--два выстрела?-- переспросил он.--Но ведь, насколько нам известно, выстрел был всего один! Где же тогда вторая пуля?
--В этом-то все и дело, сэр. Ее так и не нашли. Мы со Скоттом оба готовы поклясться на Библии, что в комнате ее нет. Кроме того ...
--Боюсь, мы напрасно тратим бесценное время,-- властно вмешался в их беседу епископ.--Ведь всю эту информацию без каких-либо проблем можно получить у самого инспектора Скотта. Так чего же мы ждем? Поехали, Хаген, трогайте, трогайте!
Oтeц, конечно, никогда не отличался ни особой учтивостью, Ни хорошими светскими манерами,-- слегка поморщившись, подумал Винсон-младший,--но на этот раз его, скорее всего, просто достали эти бесконечные намеки на катание на перилах. Тем более что Мад, похоже, собиралась продолжить свою чертову тему о «подушках». Чамак, сердито
пробурчав что-то, по счастью маловнятное, остановил на епископе пристальный возмущенный взгляд, однако полковник Хаген не посмел ослушаться приказа его преподобия и уже завел мотор машины ...
--Ну ладно, надо так надо,--вполне доброжелательно заметил Морган. И, обращаясь уже лично к Винсону-старшему, продолжил.--В таком случае постарайтесь освободиться как можно скорее и сразу же возвращайтесь сюда. Отведать нашего знаменитого мартини. Не пожалеете, уверяю вас.--Он слегка усмехнулся, глядя, как полковник аккуратно разворачивает машину, затем облокотился на створку ворот и перевёл взглядна епископа. Пристальный взгляд своего любимого героя.--А знаете, ваше преподобие, сам не знаю почему, но я попробую дать вам одну подсказку. Надеюсь, она вам очень поможет. Ищите металлический крючок для застегивания обуви ...
Когда машина набрала скорость, полковник Хаген позволил себе удивленно выпучить глаза.
--Металлический крючок для застегивания обуви? Он так и сказал? Но какое, черт побери, отношение может иметь ко всему этому крючок для застегивания обуви?
--Какое отношение? Да никакого!--Епископ досадливо махнул рукой.--Вообще, черт возьми, никакого! Очередная белиберда изображающего из себя бог знает что молодого бездельника ... Который к тому же ни черта не смыслит в криминологии!
--Но послушайте,--попробовал мягко возразить полковник, любимым детективным чтивом которого как раз и была знаменитая серия Моргана, называвшаяся «Убийство на сене», из романов о Джордже Вуде.--Кроме того, что он весьма популярен, ну и всего прочего, его очень любит моя жена. А мне ее мнение отнюдь не безразлично ...
Князь Чамак, не отводивший глаз от медленно удалявшегося дома, с трудом подавил смешок и сонно, будто ни к кому специально не обращаясь, заметил.
--А знаете, ваше преподобие, боюсь, вы оказались в весьма неудобном положении. Ведь все вокруг только и говорят о ... странностях вашего поведения. Хм...Так вот, я бы на вашем месте вел бы себя поосторожнее. Намного осторожнее. Ведь случись с вами еще какая-нибудь, с позволения сказать, оказия.
--Простите, сэр, но мне не совсем понятно.
--Что ж тут непонятного, уважаемый? Мне кажется, я выразился предельно ясно. Случись с вами еще какая-нибудь, с позволения сказать, оказия, и мы с полковником будем вынуждены применить против вас определенные ограничительные меры. В частности, отстранить вас от расследования этого дела. Кроме того, слухи об этом могут просочиться в
прессу!--Лицо Чамака побагровело, глаза широко открылись.--Прислушайтесь к доброму совету, ваше
преподобие, и, ради всего святого, будьте предельно осторожны. Постарайтесь никого никогда не перебивать, внимательно слушайте все, что вам хотят сказать, не отметайте ничего, что вам, повторяю, лично вам по тем или иным причинам
представляется не стоящим внимания. Вашего внимания!
Чамаком, казалось, овладела некая навязчивая
идея, которая не отпускала его, даже когда машина уже проезжала через ворота поместья «Калиновэ», где тучный полицейский сержант не без труда сдерживал кучку любопытных зевак.
--Давайте сделаем так,--предложил всем полковник Хаген.--Я высажу вас здесь, а сам подъеду к дому и предупрежу всех о нашем приезде. Заодно пусть достанут и отнесут внутрь наш багаж. Вы же идите прямо в гостевой домик и начинайте осмотр. Встретимся там чуть позже. Епископ прекрасно знает,
что где находится, и с удовольствием все вам покажет. Договорились? Тогда до скорой встречи!
Его преподобие согласился немедленно и с явным удовольствием. И тут же требовательным тоном поинтересовался у сержанта, не трогал ли кто-либо здесь чего-нибудь руками. Пусть даже случайно. Затем горделиво осмотрелся, глубоко вдохнул воздух-- совсем как знаменитый, нет, очень знаменитый охот- ник, уверенно идущий по горячему следу,--и неторопливо направился по лужайке к гостевому домику. Остальные без ка- ких-либо возражений последовали за ним.
Гостевой домик находился на южной окраине парка, посреди небольшой, но довольно густой рощицы, что придавало ему слегка заброшенный и по-своему даже зловещий вид. А прямо за ним рос громадный дуб... И хотя сам жилой комплекс изначально задумывался, скорее всего, как довольно
простое и совершенно непритязательное архитектурное творение, местные гении с завидным постоянством внесли в него свои соображения, прямым и самым наглядным результатом
чего стала чудовищная смесь всех мыслимых инемыслимых стилей, «взглядов», настроений ... Хотя при этом все окна здания--даже чердачные--были надежно защищены выпуклой железной решеткой во французском стиле.
В самой середине дома вдоль ограждения верхнего балкона на западной стороне Винсон ясно увидел квадрат все еще слегка приоткрытой стеклянной двери, через которую, очевидно, и скрылся тот самый, пока еще неизвестный убийца. Сначала на балкон нижнего этажа, а уж оттуда ...
Епископ деловито вышагивал впереди группы по красно-кирпичной дорожке, которая у самого дома раздваивалась и шла вокруг него. Вдруг он резко остановился, и всего метрах в двадцати, справа от дорожки они увидели фигуру какого-то человека, стоящего на коленях и внимательно вглядывающе-
гося во что-то на земле. Чуть не воскликнув торжествующее:
--Ага!--епископ торопливо подошел к нему.
--Но это же мои туфли!--протестующе воскликнул человек, резко подняв голову.--Смотрите! Вы только посмотрите! Это же, черт побери, след моих собственных туфель!
 
           Г Л А В А  3

--Доброе утро, Кен,--невозмутимым тоном произнес епископ.--Господа, позвольте мне представить вам мистера Кена Хагена. Сына полковника Хагена... Простите, Кен, что у вас там за странная проблема со следами туфель.
Молча кивнув в ответ, Кен Хаген поднялся, нето-
ропливо отряхнул брюки. Серьезный, плотного сложения, лет тридцати пяти--более молодая и куда более привлекательная копия своего отца. Несколько массивное, но отнюдь не лишенное привлекательности лицо, густые, загнутые по кра-
ям вверх усы ... Свободная, спортивного покроя темно-серая куртка и черный галстук наглядно показывали окружающим, что он помнит и искренне почитает покойного отца своей невесты. Возможно, одежда даже служила цели создания некоего образа правильного, открытого, искренне верующего человека среднего достатка, обладающего надежным положением в обществе и при этом не лишенного чисто британского чувства юмора, что в старой доброй Англии во все времена считалось важным.
--Я, кажется, что-то выкрикивал?--выждав вполне естественную в его положении паузу, спросил он. Причем сам Винсон-старший не мог бы суверенностью утверждать, чего было больше в его блестевших глазах: злости или юмора?--Скажите, а у вас такое когда-нибудь бывало?--продолжил Кен, не дождавшись ответа на свой первый, хотя и не совсем прямой вопрос.--Когда вас застают вот так совершенно
врасплох и вы, не думая, чисто рефлекторно выкрикиваете то, о чем вы только что думали?--Видимость улыбки медленно сползла с его лица.--Скотт сообщил мне, сэр, что и вам, и моему отцу все об этом уже известно. Плохо, сэр, очень даже  плохо ... Я телеграммой уже сообщил Сандре. Чтобы она узнала об этом до того, как новости появятся в газетах. И конечно, постараюсь обо всем позаботиться. Лично! Однако Скотт также сказал, что вы, скорее всего, обратитесь за помощью в Скотленд-Ярд, и, значит, до их прихода тело никому нельзя трогать, так
ведь? Если эти господа,--он бросил внимательный взгляд на Венсона и Чамака,--если они именно оттуда, то, надеюсь, осмотр не займет слишком много времени, после чего мы позволим гробовщику заняться своими печальными, но увы, необходимыми делами.
Епископ кивнул. Практичность Кена Хагена ему явно пришлась по душе.
--Да, вы абсолютно правы,--пожав плечами, подтвердил он.--Позвольте вам представить князя Чамака, которого ... хм ... которого мой добрый друг, старший инспектор Скотленд- Ярда, прислал сюда с целью помочь нам и нашему расследованию.--Он кивнул в сторону Чамака, который в свою очередь вполне дружелюбно улыбнулся Хагену.--Ну а это мой сын Шон, о котором вы, полагаю, уже слышали... Что ж, теперь очередь за вами, князь. Не возражаете?..Отлично. Тогда, может быть, пройдем сразу в дом? Где мистер Хаген, не сомнева-
юсь, полностью и достаточно подробно сообщит нам все, абсолютно все имеющие или способные иметь самое непосредственное отношение к данному делу факты.
Чамак, слегка хмыкнув, ткнул большим пальцем в сторону дома.
--Кстати, а этот ваш слуга ... он сейчас тоже там?
Хаген остановил на нем взгляд, в котором безошибочно читалось тщательно скрываемое удивление. Вообще-то он, судя по всему, ожидал, что правосудие будет представлять не кто иной, как молодой Винсон, однако тот факт, что этим самым «большим начальником. оказался довольно пожилой князь Чамак, привел его в заметное смятение.
--Да, да, он тоже там,--подтвердил Кен.--Что ж, тогда пойдемте внутрь. Кстати, имейте в виду, что повар Махмут наотрез отказался оставаться в доме. Считает, что после всего случившегося в доме хозяйничают призраки. А вот Дюрер, то есть
тот самый дворецкий, о котором вы только что упомянули, будет здесь ровно столько, сколько нам потребуется для окончательного разрешения дела.
Хорошо, хорошо, вот только спешить нам некуда, -- непринужденно заметил Чамак и указал рукой на ступеньки, ведущие к боковому входу на веранду.-- Присаживайтесь, пожалуйста, мистер Хаген. И устраивайтесь поудобнее. Кстати, вы курите? .
--Послушайте,--недовольно перебил его епископ.-- Может быть, мы лучше пройдем в дом, а уж там ...
--А-а, ерунда!--отмахнулся от него Чамак.--Да
и к чему нам такие церемонии?--И первым подал при-
мер, грузно при сев на стоящую напротив декоративную скамейку.
Увидев это, Кен Хаген тоже мрачно, вернее, «с выражением крайней мрачности» присел на ступеньки крыльца, вздохнув, достал из кармана куртки трубку ... Какое-то время все молчали, затем Чамак, вдоволь натыкавшись концом трости в кирпичную стену дома и наконец-то отдышавшись от довольно значительных усилий, потребовавшихся ему, чтобы опустить свое тело на низенькую скамейку, проговорил.
--Скажите, кто, по-вашему, убил Хилла, мистер Хаген?.. У вас есть точное представление? Или, допустим ... ну, просто хотя бы чисто предположение?
При первых же звуках такого в высшей степени неординарного начала епископ с мрачным видом скрестил руки на груди. Вроде бы он здесь совсем ни при чем, будет только судить и осуждать. Это выглядело тем более нелепо, что сам Чамак, с отсутствующим взглядом, равнодушно сидел на скамейке, прислушиваясь к щебету птиц в кроне деревьев прямо за ним. Кен Хаген бросил на него
пристальный взгляд.
--Простите, но ведь особых сомнений в этом вроде бы нет, так ведь?--не скрывая удивления, ответил он вопросом на вопрос.--Этот парень, который столь неожиданно явился к нему со странным визитом ... Тот самый, как все говорят, с явным американским акцентом. Кажется, его зовут ...--Он нахмурился и обвел всех вопросительным взглядом.
--Милани,--самодовольно усмехнувшись, помог ему епископ.--Его зовут Милани.
--Да успокойтесь же вы, наконец!--недовольно пробурчал Чамак, заметно побагровев.--Вообще-то расследование поручено мне. Не вам, заметьте, а мне!
Кен Хаген подскочил на месте с на редкость озадаченным и даже возмущенным выражением лица.
--Значит, вы сами знаете его имя, так ведь? Что ж, это мне кое о чем напоминает ... Епископ Винсон был прав. Будь у нас побольше здравого смысла послушать его сразу же, когда он в самый первый раз рассказал нам о том парне, очень может быть,
что все это никогда и не произошло бы. Особенно учитывая на редкость положительные качества моего отца...--Он чуть заколебался.--Ладно, не обращайте внимания. Конечно, мы могли бы это предотвратить.--Он снова поколебался, затем все-таки  добавил.-- Скорее всего ...
--Да, да, интересно ... это на самом деле очень интересно,--задумчиво протянул князь.--Ну и какие же следы его конкретного присутствия вам удалось обнаружить сегодня? Ведь, как я полагаю, Милани пока еще не выследили? Или я не прав?
--Нет, нет, сэр, конечно же правы. Насколько мне известно, пока еще нет, не выследили. Впрочем, мы с инспектором Скоттом не виделись с самого полудня.
--Хм ... Итак, мистер Хаген, если этот Милани на самом деле убил вашего, простите, потенциального тестя, то зачем же, позвольте поинтересоваться, ему это понадобилось? Какая, скажите, пожалуйста, связь может существовать между прилежным, безобидным пожилым джентльменом вроде Хиллом и известным американским шантажистом, который умудрился столько лет отсидеть не где-нибудь, а в самых зна-
менитых тюрьмах Соединенных Штатов?
Молодой Хаген сначала раскурил трубку, неторопливо загасил спичку и только затем сказал.
--Послушайте, мистер ... э-э ... простите ... ах да, князь Чамак, а почему вы спрашиваете именно меня? Ведь мне известно не более чем ... скажем, моему отцу. Почему же меня?
--Почему именно вас?. Ну, например, потому, что вы наверняка обсуждали это с миссис Хилл. Или нет?
--Ах вон оно что,--медленно протянул Кен. И буквально в упор посмотрел на князя.--Вообще-то это то, что называется «чисто личным вопросом». На который, как вам ни покажется странным, совсем нетрудно ответить ... Сандра, то есть, простите, миссис Хилл, практически вообще не знала своего отца. Равно как и свою родную мать. Ведь она с семи-вось-
ми лет находилась в женском монастыре в Италии. А затем ее перевели в один из известных французских приютов, охраняемых более тщательно, чем самые секретные правительственные заведения Европы ... Когда ей исполнилось восемнадцать, она не выдержала ... такой уж характер ... и, как ни странно, совершила побег. Громкий побег! Который в то время наделал, надо сказать, немало шума ...--На лице Кена Хагена впервые за все это время появилось выражение некоторой неуверенности--он вдруг... усмехнулся.--Убежала! Вы только представляете себе, убежала?! Вот это да!..--Он возбужденно
подергал себя за кончики усов, размашисто хлопнул руками по ляжкам.--Ну а затем этот старый придурок. .. Простите, все дело в том, что мистер Хилл разрешил ей жить вместе со специально нанятой для этих целей «подружкой» в Париже. Все это время они встречались крайне редко, но зато Сандра ре-
гулярно писала ему по какому-то адресу в Лондон. Лет пять тому назад, когда ей было что-то около двадцати, он вдруг снова объявился на ее горизонте и объявил, что решил отойти от всех дел. Самое смешное заключалось в том, что, хотя его всегда беспокоило, как складывается ее судьба, нет ли у нее каких-
либо неприятностей, он никогда не предлагал ей жить вместе ..—Кен Хаген выпрямил спину, немного помолчал, затем как бы не совсем охотно продолжил.
--Послушайте, надеюсь, вам не потребуется все это повторять, так ведь? Конечно же мне об этом известно несколько больше, чем моему отцу, это факт, который в общем-то нет особой нужды скрывать, но
тем не менее ...
--Да, все это невольно наводит на некоторые мысли, князь, вы не находите?--Уголки губ епископа выразительно опустились вниз.--Очень даже наводит ... Кстати, мне на память приходит аналогичный случай, имевший место в Риге в ... да, да, именно в 1876 году, и другой в Константинополе в 1879-м, и третий в ... хм... в Сан-Луисе в 1981-м ...
--Да, география у вас что надо,--не скрывая восхищения, заметил Чамак. И тут же снова перевел внимание на Кена Хагена.
 --Скажите, а чем, собственно, этот Хилл
занимался?
--Точно не знаю, но, кажется, чем-то в лондонском Сити.
--Вот как? На самом деле? Забавно, забавно,-- хмыкнул Чамак.--Забавно то, что, когда человек хочет произвести впечатление некоей, так сказать, «бесцветной респектабельности», он, как правило, говорит, что занимается чем-то именно в лондонском Сити... Ну а почему в таком случае у Хилла была здесь плохая репутация?
Манеры молодого Хагена заметно переменились, будто ему вдруг почему-то стало очень неудобно и потребовалось защищать им же сказанные слова. Совсем как его отцу.
--Плохая репутация?--переспросил он.--Плохая репутация? Что именно, сэр, вы имеете в виду?
Последовала довольно долгая пауза, во время которой Чамак молча--нет, скорее задумчиво-- покачивал головой, не спуская с молодого Хагена вполне благожелательного взгляда. Наконец Кен Хаген решился нарушить в общем-то несколько затянувшееся молчание.
--Э-э ...--прочистив горло, решительно и по-своему даже негодующе произнес он.--То есть я хотел спросить, сэр, что именно заставляет вас считать, что у него здесь была плохая репутация?
--Ну, судя по всему, так считает по крайней мере один человек, чего не опровергает даже такой ярый защитник мистера Хилла, как ваш собственный отец. Да и вы сами, между прочим, буквально несколько минут назад назвали его старым придурком, разве нет?
--Нет!--торопливо возразил Кен.--Я хотел сказать
только то, что ... Достоинство достоинством, однако нужно всегда стремиться смотреть на вещи непредубежденным взглядом! Если мистера Хилла здесь и недолюбливали или считали несколько странноватым, то только из-за его пристрастия к де-
вушкам возраста не старше моей сестры. А ведь ему было уже за шестьдесят! Может быть, его понятия галантности были для окружающих, мягко говоря, не совсем обычными, но это все равно объяснялось его некоторой, с позволения сказать, чопорностью, прилежанием, разборчивостью в связях ну и тому по-
добными качествами ... Хотя некоторым его поведение и казалось в каком-то смысле даже не совсем приличным ...--Освободившись наконец-то от заметно мучивших его эмоций, причем так уверенно, будто пересказывал давно и хорошо выученный
урок, молодой Хаген крепко сжал трубку зубами и, не скрывая явного вызова, посмотрел на князя Чамака.
--Значит, старый распутник, только и всего?--с искренней усмешкой поинтересовался князь.--И при этом вряд ли от него был какой-нибудь серьезный вред, я не ошибаюсь?
Выражение лица Кена Хагена чуть смягчилось.
--Благодарю вас,--с заметным облегчением произнес он.--Честно говоря, я весьма боялся, что вы воспримете все это ... ну, как бы это поточнее сказать ...чересчур серьезно. Вред? Господи ты боже мой, ну конечно же нет! Хотя многих он действи-
тельно раздражал. Причем иногда очень сильно ... Особенно
Френка Грахама. Что, знаете, даже несколько удивительно, поскольку кого-кого, а уж Френка никак не назовешь человеком ограниченных взглядов. Скорее всего, его крайне раздражала абсолютная педантичность мистера Хилла. Например, он всегда говорил как школьный учитель математики ... Как раз в то самое утро, когда мы все узнали, Френк, Мад, моя сестра Кэт и я играли в теннис. Двое на двое. Корты совсем недалеко отсюда, поэтому дворецкий Дюрер быстро прибежал к нам, сжимая в руке телеграмму, извещавшую о скоропостижной смерти мистера Хилла. Прямо у себя в кабинете. Помню, Френк тогда только и сказал что-то вроде: «Господи, вот не повез-
ло бедняге!» и все-таки сделал подачу ...
Чамак замолчал. Причем довольно надолго. Солнце начало уже опускаться за деревья рощицы, багрововыразительно подсвечивая уродливые очертания гостевого домика.--К этому мы еще успеем вернуться,--наконец заметил он, раздраженно махнув рукой.--Итак, теперь, полагаю, настало время пройти в дом и взглянуть на тело ... Но прежде не отка-
жите в любезности повторить, что именно вы проиэнесли, когда прибыли сюда--кажется, что-то вроде: «Черт побери, это же следы моих туфель»,--так ведь? То есть вы рассматривали ...--И он небрежным жестом ткнул концом трости в сторону кир-
пичной дорожки около ступенек крыльца.
Все это время, сознательно или сам не понимая того, Кен Хаген вроде бы равнодушно болтал своей крупной ступней прямо над пучком травы около крыльца. Затем вдруг встал. Нахмурился.
--Следы, сэр. Причем следы, которые были сделаны одной из моих туфель! Спрашивается, зачем?
Епископ, который в течение всей беседы вежливо, но безуспешно пытался увидеть, что, собственно, скрывалось за болтающейся туда-сюда ногой, решительно прошел вперед и наклонился над отчетливо отпечатанным следом туфли с глубокой, как минимум сантиметра в три-четыре, царапиной на
подошве ближе к пятке.
--Понимаете, вот что, собственно, произошло,-- явно чего-то смущаясь, попытался объяснить случившееся молодой Хаген.--Ведь вчера вечером шел сильный дождь. Нет, скорее даже была мощная буря, после которой обычно не бывает следов. Все смывает. А вот этот оказался под прикрытием ступенек ... Послушайте, ну не надо на меня так смотреть! Я его не
«делал!». Лучше посмотрите вот сюда...--Он резко повернулся и аккуратно поставил свою ногу прямо в отпечаток на земле.
--Только, ради всего святого, Кен, постарайтесь не испортить этот след,--как можно вежливее, хотя и с явным трудом сдерживая свое нетерпение, попросил епископ.--Кстати, вас не затруднит чуть отойти в сторону? Благодарю вас. Видите ли, раньше мне не раз приходилось работать со следами ... Шон! Будь добр, подойди, пожалуйста, сюда и помоги мне ... Да,
думаю, нам повезло, джентльмены. Крупно повезло. А знаете, князь, глина лучше всего сохраняет истинную форму следов. Вот песок или снег, в отличие от общепринятого заблуждения, те совсем наоборот--в этом смысле практически бесполезны. О чем, господа, в свое время не раз говорил признанный мировой авторитет в области полицейского сыска Нат Пинкертон. Поступательное движение ноги вперед в песке, например, неизбежно удлиняет естественный размер следа ноги, скажем, от сантиметра до двух. Это в длину. А вот в ширину ... Кен, простите, вас не затруднит отойти чуть в сторонку?..-- Он натянуто улыбнулся.--Нам надо обязательно сохранить
эту интереснейшую и, главное, конкретную улику для инспектора Скотта. Само собой разумеется, когда он вернется.
--Инспектор Скотт уже видел это,--сказал молодой Хаген, с недовольным видом вынимая ногу из отпечатка следа.--Видел. Вместе с Френком Гргамом он сделал гипсовый слепок и отправил его куда надо. Я конечно же знал об этом, но вплоть
до сегодняшнего утра почему-то даже не подумал поинтересоваться ...
--Ах вон как ...--задумчиво произнес епископ. Он остановился, потер подбородок.--Да, да, конечно же. Осмелюсь заметить, работа молодого Грахама. А жаль. Очень жаль!
Кен бросил на него внимательный взгляд.
--Вот именно, жаль. Вы правы, да, да, правы ... очень жаль!--Причем голос его звучал не просто нервно, а даже раздраженно. Чего он, похоже, и не собирался скрывать.--Послушайте, но ведь внешне все вроде бы сходится. Я здесь единственный человек, у которого точно такой же размер обуви, разве нет? Мало того, я сам вполне могу точно и безошибочно идентифицировать ту самую пару туфель... Готов на Библии поклясться, вчера вечером лично я не слонялся здесь без дела. Или по тому самому делу, которое вы, очевидно, вполне можете иметь в виду.
Вы же сами видите, следы совершенно свежие. Интересно, уж не считает ли инспектор Скотт ...
--Интересно, как вы можете определить те самые туфли?--Голос Чамака прозвучал так спокойно и естественно, что Хаген невольно остановился.
--По отметинам на пятке. Это та самая пара, которую мне пришлось выбросить...--Хаген отодвинул шляпу назад.--Чтобы понять это, надо знать мою мать. Она, конечно, самая лучшая мать во всем мире, но у нее время от времени случается ... как бы это поточнее сказать ... что-то вроде приступов. На- пример, стоит ей только услышать по радио о новом виде еды, и нам приходится есть это до, простите, тошноты. Ну а если она узнает, скажем, о новом лекарстве от любой, не важно даже
какой, болезни, то начинает свято верить в то, что все мы страдаем именно от этого заболевания ... Так вот, не так давно она прочитала в журнале статью, посвященную обуви. В ней весьма подробно и убедительно говорилось, что ради спасения се-
мейного бюджета надо всегда покупать резиновые каблучки и ставить их на место старых, когда они начинают заметно изнашиваться. Статья произвела на маму настолько сильное впечатление, что она тут же заказала в городе резиновые каблучки в поистине огромных количествах. Буквально тысячи!
Столько резиновых каблучков, поверьте, мне не приходилось видеть никогда в жизни ... Они завалили весь наш дом. Попадались везде, даже там, где их трудно было ожидать увидеть. Например, в медицинском шкафчике в ванной комнате, пред-
ставляете? Но самое ужасное заключалось в том, что каждый из нас должен был сам прибивать их гвоздями к своим туфлям. Это была часть дьявольского плана научить «нормальную бри-
танскую семью» хоть какому-нибудь полезному бытовому ремеслу. Одним из результатов этого идиотизма, иначе, простите, просто не скажешь ...
--Кен, не откажите нам в любезности говорить по существу,--достаточно вежливо, но твердо перебил его епископ.--Я как раз собирался сам объяснить всем, что ...
--Одним из результатов этого абсолютного идиотизма,--упрямо продолжил молодой Хаген,--было то, что вы либо вколачивали гвоздь там, где он при каждом неудобном движении впивался в ногу, либо совсем не там, после чего каблучок
отваливался после первого же шага вниз или вверх по лестнице. Короче говоря, довольно скоро мы все взбунтовались, и я попросил Мюррея взять ту самую единственную пару туфель, которую я успел изувечить, и выбросить ее ... Вот ее-то следы мы здесь и видим!--Он выразительным жестом показал
вниз, на отчетливый отпечаток.-- Я узнал бы их везде! Более того, уверен, кто-то наверняка их использует. Вот только зачем? С какой целью? ..
Епископ сначала выразительно закусил нижнюю губу, а затем, чуть помолчав, заключил.
--А знаете, князь, все это становится все более и более серьезным. Судя по всему, кто-то здесь слишком уж сильно старается навести подозрения на Кена ...
--Хм... Да, интересно, очень интересно,--непонятно хмыкнув, пробормотал Чамак.
...--поскольку даже невооруженным взглядом видно, что сам молодой Хаген после «починки» эти туфли никогда даже не надевал,--продолжил епископ. --Кен, пожалуйста, подойдите и поставьте вашу ногу в глину рядом с тем отпечатком ... Так, хорошо, а теперь сделайте пару шагов... Разницу видите?
Последовала пауза, во время которой Кен внимательно рассматривал разницу. Затем, присвистнув, удивленно сказал.
--Вот это да! Разница видна. Причем еще какая ... Неужели мои следы на самом деле такие глубокие?
--Естественно. Это означает только то, что вы намного тяжелее того, кто оставил этот след, поэтому ваш собственный отпечаток, как минимум, сантиметра на полтора глубже. Простите, князь, вы следите за ходом моих рассуждений?
Однако Чамак, похоже, не обратил на его слова никакого внимания. Тяжелой походкой он ото-
шел в сторону, еще раз задумчиво посмотрел на здание гостевого домика.
--А знаете, боюсь, вы попросту не замечаете истинного смысла этого следа. Или почему-то полностью игнорируете ... Кстати, когда вы видели эти туфли в последний раз, мистер Хаген?
--Видел? В последний раз? .. Э-э ... несколько месяцев тому назад. Я ведь отдал их Мюррею.
--И что, интересно, он с ними сделал?
--Что сделал?.. Он ведь главный ливрейный слуга мамы и, значит, занимается ее гардеробом ... Постойте-ка, постойте!--Кен громко щелкнул пальцами.--Понял, я все понял. Готов поставить десять против одного, что он положил их в помеще-
ние для старого хлама. Это очередная гениальная идея мамы--хранить ставшие в силу тех или иных причин ненужными вещи в специальном помещении и раз или два в год вынимать их оттуда с намерением отправить в подарок дикарям. Однако после
каждого очередного осмотра она, как правило, решала, что большинство из них вполне можно еще носить и самим, поэтому в конечном итоге бедным дикарям доставалось очень и очень немного.
--И что, это помещение для ненужных вещей доступно любому или только избранным?
--Да конечно же всем. В общем-то это просто комната. Отдельная комната,--Кен посмотрел на епископа, причем одно из его век почему-то вдруг заметно дрогнуло.--Хотя находится по соседству с другой комнатой, в которой, между прочим,
наш знаменитый полтергейст умудрился напасть на уважаемого викария!
Епископ обменялся взглядом с Чамаком. Причем у Шона Винсона почему-то появилось неприятное ощущение того, что, казалось бы, полнейшая чепуха начала принимать очертания какой-то конкретной и отвратительной цели.
--Ладно, полагаю, нам пора зайти внутрь,--резко повернувшись, вдруг заявил Чамак.
И они все неторопливо направились друг за другом к входу в дом. В лучах заходящего солнца болотный запах, казалось, стал еще острее, комары на крыльце жужжали еще противнее ... Все тускло-красные ставни на окнах первого этажа были уже
закрыты. Небрежно потыкав концом трости в кнопку дверного звонка, Чамак бросил на своих спутников вроде бы равнодушный взгляд.
--Во всем этом есть нечто большее, чем старые выброшенные туфли, полтергейст или даже убийство, --заметил он.--И самое загадочное заключается именно в старом Хилле. Хм ... Вы только посмотрите на это изуверство!--Он постучал по кирпичной стене дома.-- Самое настоящее варварство. Вот человек, известный своей крайней разборчивостью в вопросах
вкуса, одежды, языка и даже манеры себя вести. Отменный гурман, который держит собственного повара, чтобы есть только то, что по вкусу только ему, и никому другому! И при всем этом живет в таком доме! Невероятно! Нет, нет, одно с другим тут явно не вяжется ... У него отменнейший вкус к самым тон-
ким винам, а он периодически напивается до умопомрачения всякой низкопробной отравой, не забывая при этом выставить своего слугу наружу, чтобы тот никого к нему не допускал. Кроме того, ваш Хилл время от времени прекращает свои
научные изыскания и начинает волочиться за молоденькими девушками, которые годятся ему во внучки... Ну и как это при- кажете понимать? Плохо. Все это очень и очень плохо. В этом есть что-то порочное, даже дьявольское. И прежде всего в са-
мом старике! Господи ты боже мой милостивый! .. Увы, боюсь, нам всем придется расстаться с мыслью о вполне простом, вполне милом и вполне невинном случае. Причем восьмерка треф в виде восьми коротких широких мечей не более чем не-
кий предмет. Так сказать, точка отсчета ... Ага, ну наконец-то ...
Сделанная из вычурного красно-черного клетчатого стекла верхняя часть над входной дверью вдруг осветилась изнутри, поскольку кто-то, услышав настойчивый звонок, зажег там свет. Затем ее открыл худощавый человек с длинным и при этом
весьма меланхолическим носом и видом оскорбленной добродетели. Которого неизвестно зачем и почему осмеливаются отрывать от вечной скорби ...
--Да, сэр?--равнодушно поинтересовался нос.--Кто вы и что вас интересует?
--Мы из полиции,--пояснил князь.--Проведите
нас, пожалуйста, наверх ... А ваше имя, полагаю, Дюрер, не так ли?
--Да, да, сэр, Дюрер, вы совершенно правы,--равнодушно пожав плечами, согласился нос.-- Очевидно, вам надо осмотреть труп,--продолжил он таким тоном, будто говорил о живом существе.-- Пожалуйста, сюда ... Следуйте за мной, господа. Теперь, когда они уже подходили, Шон Винсон снова почувствовал тошнотворное нежелание видеть безжизненное тело старого Хилла практически в упор. Более того--осматривать его! Даже идти туда через казавшийся бесконечным холл--без окон, с заметным запахом мебельного полироля. В сложившихся обстоятельствах это было несколько мистическим явлением, поскольку даже в тусклом свете двух небольших, свисавших с потолка на длинных шнурах электрических ламп было видно, что массивная темная мебель, похоже, вот уже много-много лет вообще не покрывалась полировочным лаком ... На полу и ступенях лестницы лежало покрытие, которое когда-то, скорее всего, было желтым, на некоторых дверях висели черные портьеры, на стене рядом с одной из них виднелась отвратительного вида переговорная труба. Чамак внимательно ее осмотрел, прежде чем присоединился к последовавшей наверх процессии ...
Кабинет находился в самом начале западного крыла. Дюрер, казалось, с большим трудом удержался от соблазна постучать в дверь, прежде чем ее открыть.
Большая, очень большая комната с высоким потолком. В стене напротив двери, через которую они только что вошли, Шон Винсон увидел выход на балкон-- стеклянная панелька над ним, как и внизу, тоже была составлена из красно-черных квадратиков... По обеим сторонам--широко распахнутые черные вельветовые портьеры, снаружи--«пузатые» стальные решетки. На фронтальной правой стороне комнаты еще
три аналогичным образом обрамленных и закрытых окна. Все остальные окна были широко распахнуты.
Деревья вокруг гостевого домика были такими густыми, что пропускали в кабинет только зеленоватые отблески медленно, но неумолимо угасающего дневного света. Хотя и его вполне хватило, чтобы рассмотреть находившийся там глав-
ный и основной экспонат. Ради которого все они, собственно, сюда и явились.
Шону Винсону никогда так и не удалось забыть тот самый первый раз, когда ему пришлось собственными глазами увидеть то, что на официальном полицейском языке грубо, но до-
статочно верно и точно называется «жестокой насильственной смертью». У левой стены кабинета-- если стоять лицом к двери на балкон--находился низенький камин из белого мрамора, а совсем рядом с ним, не далее чем в метре, отвернувшись
от незваных пришельцев, лежало тело покойного мистера Хилла. Одна рука безжизненно свисала с сиденья кожаного кресла-качалки, обе ноги были странно подвернуты внутрь, а плечо опирал ось на стоявший рядом кофейный столик. Одет покойник был в старомодный смокинг со стоячим воротничком, вечерние брюки, черные носки и лакированные туфли. Однако прежде всего в глаза бросался его повернутый к вошедшим затылок: аккуратно причесанные по бокам седоватые волосы, а вместо блестящей лысины... темно-бурое запекшееся пятно крови, куда вошла пуля, явно выпущенная с
близкого расстояния.
Все это выглядело ужасно, тем более что за окнами все еще мирно чирикали птицы, а сидевшая на перилах балкона симпатичная малиновка равнодушно рассматривала что-то там внизу. Шон Винсон изо всех сил старался смотреть на что-ни-будь другое. И в каком-то смысле это ему удалось: он заметил, что даже его ужасный отец сейчас выглядел куда более
человечным, чем раньше. Шон попытался «встряхнуть» свой разум, как если бы встряхивал сильно действующее лекарство, поскольку понимал, что рано или поздно ему все равно придется высказать свое мнение. Но как можно оставаться
спокойным и рассудительным, находясь в таком страшном окружении?
Он обвел комнату долгим взглядом. На полках,
сделанных даже в проемах между окнами, полно книг. Вокруг все предельно аккуратно, на боковом столике, рядом с которым стоял стул с прямой спинкой,-- обеденный поднос, накрытый белоснежной салфеткой, и серебряная ваза с цветами.
С еще не успевшими увянуть розами. Продолжая осматривать кабинет, но по-прежнему тщатель-
но избегая смотреть в сторону трупа, молодой Винсон обратил внимание на кожаное кресло. Оно стояло у стола таким образом, будто именно в нем, мирно беседуя, сидел гость Хилла. Рядом стояла высокая пепельница, в которой не было следов ни
пепла, ни окурков. Прямо напротив письменного стола --металлический шкаф для хранения документов, низенький столик для накрытой чехлом пишущей машинки, еще одна высокая пепельница. Со стены над столом свисала одна, но весьма мощная электрическая лампа в простом абажуре, ко-
торая, за исключением торшера в одном из углов кабинета, казалось, была тут единственным источником освещения.
На чистой поверхности письменного стола стояла проволочная корзиночка с кипами рукописей, на лицевой стороне которых виделись прикрепленные скрепкой голубые странички с напечатанными на них заголовками, лоток с пишущими ручками и остро отточенными цветными карандашами, чернильница,
коробочка скрепок, придавливающая несколько листков почтовых марок, крупная фотография девушки в серебристой рамке и, наконец, на самом краешке--полуобгоревшая свеча в элегантном подсвечнике.
Когда свет в кабинете погасили, Шон увидел еще одну свечу, стоящую на краю каминной полки, с одной стороны которой находилась зашторенная дверь, а с другой--сервант. И все равно, несмотря на все старания, его взгляд снова и снова возвращался к пулевому отверстию в голове старого Хилла--
этому чуть ли не идеально совершенному убийству--и к смутно поблескивающей разрисованной глянцевой карточке, которая виднеяась из-под неестественно согнутых пальцев левой руки покойника.
Первым за дело принялся князь Чамак. Тяжело дыша, он потыкал концом трости в зашторенную дверь, затем наклонился над трупом, чтобы оглядеть его поближе. И по тому, как недовольно сморщил лицо, было видно--что-то его явно обеспо-
коило. Потом князь подошел к окнам, осмотрел пол под ними, пощупал гардины и нахмурился еще больше. Наконец спросил, не обращаясь ни к кому конкретно.
--Послушайте, а почему все окна открыты? Кто-нибудь может мне это объяснить?
Дюрер, до сих пор терпеливо ожидающий, что последует дальше, тоже нахмурился и предельно вежливым тоном поинтересовался.
--Простите, сэр?
--Мне хотелось бы знать, были ли все эти окна открыты, когда сегодня утром вы обнаружили тело?
--Да, сэр, конечно же,--ответил он, по очереди внимательно осмотрев каждое из них.
Чамак неторопливо снял свою широкополую шляпу, и... как бы вдруг осознав важность происходящего, все вокруг последовали его примеру. Хотя на самом деле князь сделал это скорее
не столько в знак уважения покойного--которого он, естественно, даже не знал,--сколько для того, чтобы вытереть сильно вспотевший лоб крупным и ярким носовым платком. После чего магия ситуации, казалось, нарушиласъ, поскольку все вдруг активно задвигались по кабинету.
--М-да ...--как ни в чем не бывало продолжил Чамак.--Пол здесь совсем мокрый. Как и шторы ... Кстати, насчет вчерашней бури. Не скажете, во сколько точно она началась?
--Скажу, сэр, конечно же скажу. Где-то около одиннадцати часов вечера, сэр.
--Странно, странно. Тогда почему же, спрашивается, Хилл не закрыл окна?--Чамак, казалось, говорил сам с собой.--Зачем, интересно, оставлять их открытыми, когда на дворе бушует сильная буря? Когда в комнату льется вода ...
Нет, это странно, это совершенно нелогично, это ...
--Простите, что только что говорили?
В глазах дворецкого Дюрера зажглись искорки воспоминаний, щеки слегка надулись, на какой-то момент вид у него стал куда более осмысленным, чем раньше ...
--Ну давайте же вспоминайте, вспоминайте!-- раздраженно подтолкнул его Чамак.--Итак, буря началась где-то в одиннадцать. Хилл тогда еще был один. Его незваный гость прибыл чуть позже. Он поднимается наверх, его встречают, они беседуют, и все это время буря вовсю бушует? Дождь попадает
в комнату через пять широко открытых окон, и никто не обращает на это ни малейшего внимания?! Это же глупо! Согласитесь, это совершенно нелогично! Это ... это не лезет ни в какие ворота...О чем вы задумались? 
--О словах Махмута, сэр.--Дворецкий бросил внимательный взгляд на Хилла, и, что-то, казалось, его сильно озадачило.--Да, сэр, когда мы говорили с тем, другим полицейским инспектором, то забыли ему сказать... Мы, то есть я и Махмут, наш повар. Ну и ...
--Ну и?
--Ну и сразу же после того, как началась буря, а американец пошел наверх к мистеру Хиллу, я тут же отправил Махмута узнать, что случилось с электропроводкой, поскольку свет вдруг погас ...
--Это, милейший, нам уже известно.
--Да, да, конечно же, сэр. Я знаю ... Так вот, когда Махмут был на улице под дождем, он, по его словам, отчетливо видел, как мистер Хилл и тот американец открывали окна. И, как ему показалось, вроде бы даже раздвигали шторы.
Чамак удивленно заморгал глазами.
--Открывали окна? Раздвигали шторы? Послушайте, вам это не кажется ... э-э-э ... ну, скажем, несколько странным?
Дюрер только философски пожал плечами.
--Нет, сэр, не кажется. Видите ли, все дело в том, сэр, что покойный мистер Хилл был ... как бы это получше сказать ... был человеком настроений. От него можно было в любую минуту ожидать всего, чего угодно.
--Ах вон оно как!--только и произнес Чамак. И за-
молчал, очевидно задумавшись над всем этим.   Впрочем, вместо него делом тут же занялся епископ Манчестерский, наконец-то оправившийся от эмоционального шока.
--Что ж, давайте все это выясним, не откладывая на потом ... Итак, полагаю, инспектор Скотт, скорее всего, уже обследовал это помещение на предмет оставленных следов или отпечатков, так ведь? И тем не менее, мистер Дюрер, надеюсь, вы не будете слишком возражать, если мы тоже займем-
ся этим? На случай, если что-либо было упущено.
--Да нет, сэр, конечно же не буду. Вот только никаких следов действительно не нашли,--ответил Дюрер, как ни странно, одобрительным тоном. Более того, еще раз посмотрел на безжизненное тело своего хозяина, но на этот раз так, будто оценивал хорошо проделанную работу настоящего мастера.
А затем почему-то выглянул из ближайшего окна.
--Прежде всего нам надо внимателънейшим образом осмотреться вокруг,--авторитетно заметил епископ.
Он подошел к трупу, медленно обошел его вокруг, низко нагнулся, чтобы поближе рассмотреть его лицо и голову.
--Да, похоже, смерть наступила практически мгновенно. На лице покойного Хилла даже можно было видеть некое умиротворенное выражение ... Глаза его были полуоткрыты, изборожденный глу-
бокими морщинами рот крепко сжат, пенсне без оправы все еще сидело на костистом носу ...
Чуть поколебавшись, епископ вытащил из-под его согнутых пальцев разрисованную глянцевую карточку, вырезанную из полированного картона, которые можно купить в любом магазине канцтоваров. С восемью крошечными мечами: широкие
клинки были нарисованы черной тушью, их эфесы-- серой акварелью, и расположены они были в некоем подобии «звездочки» вдоль нарисованной голубой линии, означавшей, скорее всего, кромку морского берега.
--Интересно,--заметил епископ, обращаясь к сыну, который, подойдя, стоял прямо за ним.--Может, князь сумеет объяснить нам, что бы это могло значить?
Однако Чамак ничего не ответил, поскольку в этот момент сосредоточенно приподнимал белую салфетку со стоявшего на боковом столике обеденного подноса. Нетерпеливо повертев карточку пальцами, епископ обошел вокруг письмен-
ного стола, нагнулся, открыл правый верхний ящик, заглянул внутрь, вытащил оттуда револьвер «смит-и-вессон» 38-го калибра с красивой и, по-видимому, дорогой рукояткой из слоновой кости. Понюхал выходное отверстие ствола, решительным
движением открыл затвор, как если бы имел дело с огнестрельным оружием всю свою сознательную жизнь, затем снова закрыл его, положил револьвер на место и с треском захлопнул ящик. Причем с таким видом, будто находился в полнейшей растерянности. Таким Шон Винсон своего грозного отца еще никогда не видел.
--Два... Два выстрела,--задумчиво произнес епископ.--И нет второй пули ... Ну и где же она? Сквозь землю провалилась?
--Да нет же, сэр, нет, не сквозь землю,--с довольной улыбкой обратился к нему дворецкий.--Понимаете, сэр, тот полицейский инспектор и мистер Грахам позволили мне присутствовать здесь, пока они производил и детальный осмотр. Они тут вслух обсуждали, что вторая пуля могла вылететь через
одно из открытых окон, и даже пробовали представить себе ее траекторию... То есть куда она могла полететь. И откуда... Но, как потом отметил мистер Грахам, сэр, пуля вряд ли могла вот так взять и вылететь, не задев решетки балкона. Да, именно так он тогда и сказал. Решетка слишком частая, прутья находятся
очень близко друг от друга--миллиметрах в десяти, не больше. Если бы так случилось, то это было бы очень странно. Помню, мистер Грахам даже два раза повторил это, сэр.--При этом Дюрер постарался усилить впечатление от своих слов,
заметно вытянув вперед свой и без того длинный нос. Да, да, очень странно ... Конечно, простите, сэр.
--Да, на редкость умный молодой человек,-- холодно произнес епископ.--Однако нам нужны не домыслы и комплименты, а факты. Факты, и только факты! А уж выводы мы как-нибудь сделаем сами. Итак, продолжим.--При этом он стоял, хищно стиснув массивные челюсти, величаво сложив руки за спиной и не спуская пристального взгляда с покорно
замершего дворецкого.--Скажите, сколько вы уже с мистером Хиллом?
--Пять лет, сэр. Вообще-то с того самого момента, когда он переехал сюда жить.
--И каким именно образом он вас нанял? Я имею в виду, на вашу должность дворецкого.
--Через одно из лондонских агентств, сэр. Я ведь не из местных, сэр,--с не совсем понятной ноткой осуждения ответил Дюрер.
--Хорошо. Ну а вам известно что-нибудь о его прошлой жизни? Скажем, до того, как он нанял вас.
--Нет, сэр, не известно. Об этом, уверяю вас, я тоже уже говорил тому полицейскому инспектору, сэр. --И он неторопливо, не обращая ни малейшего внимания на в общем-то с трудом скрываемые раздражительные, неодобрительные жесты окружающих, приступил к изложению того, что ему было известно.
--Увы, мистер Хилл всегда был, что называется, человеком настроений: весьма ранимым, чувствительным, остро реагирующим на любые мелочи жизни, способным впасть в дикую ярость даже из-за не совсем так приготовленного ужина. Любил постоянно цитировать известных философов. Конечно же мистер Хилл был весьма знающим, начитанным, по-своему образованным, но ... но при всем этом, боюсь ... как бы это получше сказать ... да, да, вот-вот, увы, не джентльменом! И с этим, боюсь, уже ничего не поделаешь ...
Дюрер, похоже, стремился основывать свои далеко не самые оптимистические рассуждения на следующих посылках:
а) будучи подвыпившим, мистер Хилл любил обращаться к своим слугам по имени и подробно говорить об их профессиональных способностях;
б) кстати и не кстати, слишком уж ча-
сто употреблял американские речевые выражения и афоризмы;
в) кстати и некстати проявлял, мягко говоря, совершенно ненужную, ну совершенно излишнюю щедрость в отношении своих собственных денег ...
--А знаете, однажды,--продолжал дворецкий,-- правда, прошу особо отметить, господа, во время одного из своих, простите, регулярных запоев, он даже сказал, что нанял меня в качестве дворецкого только из-за моей, как он выразился, «по-на-
стоящему аристократической внешности!«. Представляете? Ну а повара Махмута он нанял за большие деньги и прочие, правда, относительно мелкие привилегии, только потому, что весь мир, представляете, весь мир считает способность раз- бираться в еде и вине вернейшим признаком по-настоящему культурного человека. Вот так, господа, простите, ради бога, ни больше ни меньше ...--Он многозначительно помолчал, а затем с выражением, которое на любом другом, менее мрачном
лице показалось бы даже коварным, добавил.
--Да, да, сэр, именно так он всегда и говорил-- в мире слишком много «ваньков» ... простите ... в мире так много дураков, что иногда поневоле выходишь из себя всего-навсего из-за плохо приготовлен-
ного омлета или не совсем того сорта поданного вина ... После чего обычно подчеркнуто внимательно смотрел на меня через свои «сенаторские» очки и вдруг хватался за недопитую бутылку виски, как будто хотел ею в меня запустить...--Глаза Дюре-
ра чуть выпучились, создавая невольное впечатление, что на самом деле он вполне искренне одобряет это.-- Хотя, говоря по справедливости, сэр, он всегда также говорил, что никогда и ни при каких условиях не выгонит Махмута. Как минимум из-за его супов каких, кроме него, никто и никогда не сможет приготовить. Честно говоря, сэр, его супы на самом деле просто превосходные, иного тут просто не скажешь. Кроме того, мистер Хилл весьма обожал ...
--Послушайте,--нетерпеливо и раздраженно перебил его епископ.--Боюсь, лично меня, да и, полагаю, никого из нас не волнуют эти ваши, с позволения сказать, реминисценции о важности вкуса к еде или напиткам! Кроме того ...
--Ну почему же, лично меня очень даже интересуют,--неожиданно для всех перебил его Чамак. --Кстати, скажите, он, случайно, не проявлял особой любви к речным ракам? Или, допустим, к лангустам ...
--Да, да, конечно же, сэр, конечно,--тут же ответил Дюрер. --Очень даже проявлял. Махмут и сам, и по его просьбе частенько готовил их ему. Особенно, кстати, в последнее время, сэр.
Чамак снова снял белоснежную салфетку с подноса со вчерашним ужином и выразительно ткнул туда пальцем.
--Тогда, черт побери, становится все более и более забавным ... Вот смотрите, это, не сомневаюсь, на редкость вкусный суп из лангустов, который даже не успели или, допустим, не захотели попробовать. Хотя, с другой стороны, на мой взгляд,
он не очень-то сочетается с ананасовым салатом. Ну и почему, интересно, он съел почти весь ужин, кроме ... кроме вот этого злополучного супа из лангустов? Ладно, господа, проехали. Во всяком случае, пока ... Ну а теперь давайте продолжим нашу работу.
Епископ Манчестерский в это самое время, казалось, не обращал на возникшие рассуждения-- пустые рассуждения-- о вкусах в отношении еды или даже тонкого питья ни малейшего внимания и на самом деле думал совсем о другом. Причем,
что самое интересное, о том же самом в это время думал и его собственный сын!
--Вот что я вам скажу, господа,--громогласным голосом объявил он, очевидно окончательно поняв, что, собственно, происходит.--Здесь все, абсолютно все указывает на одно! Не хотел бы, конечно, порочить память усоп... то есть, простите, убиенного, но наш, с позволения сказать, «клиент» мистер
Хилл был, наверное, совершенно не тем человеком, которым всем здесь представлялся. Ведь, по сути, вся его прошлая жизнь, во всяком случае та часть прошлой жизни, о которой мы вряд ли когда-либо сможем хоть что-нибудь узнать, все его странные деяния и бросающиеся в глаза противоречия
были характерны для человека, который играет роль.
--Ну допустим, все это так,--недовольно пожав плечами, тут же возразил Чамак.--И что нам это дает? Нам куда интереснее узнать, кто именно ел вот этот самый ужин!
--Да при чем тут этот самый ужин?--возмущенно завопил епископ, впервые открыто и столь сильно позволив себе выпустить пар.--Уж что-что, а это вам прекрасно известно. Так ведь, Дюрер? Ничуть не сомневаюсь, и вам тоже, Кен ...--Он резко повернулся к молодому Хагену, который продолжал не-
подвижно стоять у входной двери, засунув руки в карманы. Но, услышав эти слова его преподобия, Кен медленно поднял глаза вверх и почему-то тусклым голосом произнес.
--Простите, сэр, но мне об этом ничего не известно.
--Что лично меня, признаться, совсем не удивляет,--настойчиво заявил в ответ епископ.--Я имею в виду, что Хилл мог иметь связь с преступниками. Причем связь вполне реальную и, более того, даже практическую!  Спросите меня, почему? Так вот, по всей вероятности, в прошлом он сам был
преступником, ну а здесь всего лишь изображал из себя респектабельного гражданина. Чтобы вернее замести следы. Конечно же он знал Кристиана Милани. Причем не просто знал, а знал очень даже хорошо! Они расстались, но со временем тот
выследил его с целью шантажа... Скорее всего, в отношении чего-то связанного с «былыми делами» Хилла. Вот только интересно, какими? Очень, очень интересно. У кого-либо из вас есть на этот счет догадки, джентльмены?
--Еще раз простите, сэр,--вмешался дворецкий,-- мистер Хилл как-то упомянул о своем финансовом интересе в издательской фирме «Хаген и Уилсон». Причем он очень хотел от него избавиться, я имею в виду, от финансового интереса, сэр. Только, понимаете, сэр, он говорил мне это, когда был, как
бы это сказать, сэр ... мм ... несколько «не расположен». Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, сэр?
Вообще-то я имею в виду его прежний бизнес. Больше чем пять лет тому назад, сэр. Полагаю, вам он никогда о нем даже и не упоминал, сэр ... Простите, сэр, но я совершенно уверен в этом ...
К его преподобию, похоже, начало возвращаться привычное ощущение уверенности в себе.
--А теперь давайте-ка попробуем восстановить картину того, что происходило здесь вчера вечером,-- предложил он, засунув правую руку за отворот своего массивного черного пальто.--Итак, вскоре после того, как началась сильная буря, то есть где-то сразу же после одиннадцати, этот неизвестный визитер ... я имею в виду того самого американца, которого,
как нам теперь известно, зовут Милани ... позвонил в дверной звонок и сказал, что ему нужно увидеться с мистером Хиллом. Так ведь, Дюрер? Благодарю вас ... Далее, в соответствии с установленным порядком я должен попросить вас его опознать. Вот вам две фотографии.--Он вынул их из внутреннего кармана и передал дворецкому.--Это тот самый человек, который вчера вечером приходил к мистеру Хиллу?
Дюрер внимательно посмотрел на оба снимка. Сначала на один, потом на другой. Затем вернул их епископу.
--Нет, сэр, это не он,--покачав головой, извиняющимся тоном ответил он. Чуть ли не физически ощущая, что кто-то из них сошел с
ума, Шон Винсон пристально посмотрел в глаза Дюреру. Последовало долгое, напряженное молчание, в течение которого все могли отчетливо слышать, как Чамак отвлеченно, казалось не обращая на происходящее ни малейшего внимания, тыкал концом своей трости в камин за креслом мертвого хозя-
ина кабинета.
--Но это же нонсенс,--не скрывая крайнего удивления, заявил епископ.--Самый настоящий нонсенс! Ну, будет вам, Дюрер, будет ... Кто же это еще, как не тот самый человек?
Вот, посмотрите, пожалуйста, еще. Только, прошу вас, повнимательнее.
--Нет, нет, сэр, это действительно совсем не тот самый человек,--пожав плечами и сочувственно вздохнув, но по-прежнему без малейших колебаний ответил дворецкий.--Конечно же я видел его только мельком, сэр, и, кроме того, в мерцающем
свете всего одной свечи. Возможно, даже я не смогу с полной уверенностью узнать его, если увижу еще раз, но... прошу меня простить, сэр, это не тот же самый человек. За исключением усов, у него совершенно иное лицо. У этого оно очень широкое ... с густыми, мохнатыми бровями. Совсем не такое, какое я видел
у того человека. Не говоря уж о том, что у того человека были большие, торчащие уши. Очень заметно торчащие, сэр!
Епископ бросил красноречивый взгляд в сторону Чамака, который в это время уже помешивал тростью в большой черной куче пепла в камине и, краем глаза заметив скрытую мольбу, произнес.
--Да ... Да, именно этого я и боялся.
Мимо Шона Винсона стремительно прошел Кен Хаген и резко остановился у письменного стола.
--Этот человек лжет!--возбужденно заявил он.--Он либо нагло врет, либо, что еще хуже, работает на пару с Милани. Это и есть сам Милани! Епископ абсолютно прав. Кто же еще?
--Стоп, стоп, стоп,--не скрывая раздражения, перебил его Чамак.--Успокойтесь, пожалуйста, и позвольте мне задать всего один вопрос, после чего я, возможно, смогу вам кое-что сообщить ... Послушайте, Дюрер, вопрос этот достаточно важный, поэтому, отвечая на него, постарайтесь избежать ка-
кой-либо ошибки, хорошо? Спасибо.--Он ткнул пальцем в балконную дверь.--Речь пойдет вон о той двери. Скажите, она, как правило, была закрыта или открыта?
--Та дверь ... та дверь была всегда закрыта, сэр. Всегда! Ее никогда не открывали.
Чамак довольно кивнул.
--А замок в ней отнюдь не пружинного типа,-- задумчиво произнес он.--Нет, он, как видите, старого образца ... А где ключ от него?
Дворецкий чуть пожевал губами, видимо вспоминая.
--Полагаю, он должен висеть на крючке в кладовке, сэр. Вместе с ключами от других комнат, которыми никто не пользуется.
--Что ж, тогда не сочтите за труд сходить туда и принести его нам. И хотя я готов поспорить, что там его нет, все-таки сходите туда и посмотрите.--Он внимательным взглядом проследил за тем, как дворецкий выходил из кабинета. Затем продол-
жил.
--Давайте на время оставим вопрос об идентификации человека, который вчера вечером нанес неожиданный визит Хиллу, а вместо этого попробуем предположить, что некто-- повторяю, не кто-нибудь, а именно некто--приходил сюда не с
целью шантажа, а убийства, и исходить только из этого ... Пожалуйста, подойдите сюда. Это не займет у вас много времени. Прошу вас ...
Все, правда не совсем уверенно, все-таки последовали за ним к торшеру в углу рядом с открытыми окнами на фронтальной стороне комнаты. Когда они туда подошли, князь, выразительно подняв указательный палец, заметил.
--Обратите внимание, господа. Все электрические компоненты здесь довольно старого образца. Вот смотрите: розетка над плинтусом, вилка... В современных моделях вилка имеет
всего два штырька, которые вставляются в розетку, в результате чего находящиеся под напряжением металлические элементы скрыты и никто не может к ним случайно прикоснуться. А вот в этой модели-- обратите, пожалуйста, внимание--они остаются открытыми и вполне могут как следует шандарах-
нуть человека, который имел неосторожность случайно к ним прикоснуться. Видите?
--Конечно же видим,--удивленно пожав плечами, ответил епископ.--Ну и что из этого следует?
--Что из этого следует? Только то, что я нашел металлический крючок для застегивания обуви.
--Нашли, простите, что? Какое, черт побери, отно ...
Чамак, выразительно подняв руку, не дал ему договорить, поскольку в кабинет торопливо вошел Дюрер.
--Простите, сэр, но ключа там нет! Вы были совершенно правы!--взволнованно сообщил он.
--Вот как? Забавно, забавно ... Что ж, в таком случае позвольте мне окончательно кое в чем убедиться, ну а потом вы свободны и можете идти по своим делам. Итак, вчера вечером буря началась около одиннадцати. До этого ни вы не говорили
с мистером Хиллом, ни он с вами. Вы спустились вниз, чтобы закрыть окна, где и находились, когда вдруг пропал электрический свет, и вам срочно пришлось искать свечи. На что у вас ушло ... Сколько, по-вашему, времени у вас на это ушло?
--Точно сказать конечно же не могу, сэр, но полагаю, где-то минут пять, не больше.
--Хорошо. Затем вы, с горящей свечой в руке, отправились наверх, чтобы узнать, не понадобятся ли вашему хозяину свечи. В этот момент вдруг раздался громкий стук в дверь, и вы, открыв её, увидели перед собой совершенно неизвестного вам человека, к тому же говорящего с заметным американским акцентом. Свое имя он вам назвать отказался, но, увидев на сте-
не переговорную трубу, попросил вас связаться с мистером Хиллом и спросить его, можно ли ему к нему подняться. Что вы, вполне естественно, и сделали. Как вы считаете, Дюрер, я правильно излагаю все эти факты и их точную последо- вательность?
--Да, сэр, абсолютно правильно.
--Благодарю вас. Что ж, пока это все ... Можете идти, Дюрер, но, пожалуйста, оставайтесь пока внизу. Чтобы, если вдруг потребуется, мы в любой момент могли бы с вами связаться.
Тяжело вздохнув, Чамак опустился в кресло-качалку у торшера. Внимательно осмотрел молчавших коллег и сказал.
-- Мне надо было в этом полностью убедиться, джентльмены. У меня с самого начала возникло отчетливое подозрение, что здесь явно не все чисто. Давайте попробуем разобраться во всем этом вместе. Для начала, например, поставьте себя на мес-
то Хилла ... Итак, наступил вечер. Вы сидите здесь, вот в этой самой комнате, читаете или делаете что-нибудь еще, не важно что, и вдруг совершенно неожиданно, без какого-либо предупреждения во всем доме пропадает электрический свет! Скажите, что бы вы сделали в первую очередь?
--Что бы мы сделали?--нахмурившись, переспросил епископ.--В первую очередь ... Ну, наверное, для начала вышли бы, чтобы постараться выяснить конкретную причину ...
--Вот именно!--недовольно воскликнул Чамак и с
силой ударил концом своей трости о пол.--В данных условиях это самое естественное и логически ожидаемое действие! Когда такое происходит, вы, скорее всего, тут же выходите из комна-
ты, наклоняетесь через перила, кричите вниз, спрашивая, в чем, черт побери, дело, ну и так далее и тому подобное. Так вот, наш мистер Хилл, человек, который особенно сильно ненавидел мелкие «неудобства», который только так бы и поступил, поче-
му-то только так не поступил. Спрашивается, почему? Почему он даже не счел нужным выйти и поинтересоваться, что, собственно, произошло? Нет, он почему-то предпочел проявить крайне необычное для него полнейшее отсутствие какого-либо
интереса к тому, что, кстати, так его всегда раздражало! Вместо этого он захотел провести время с человеком, который категорически отказался назвать свое имя открывшему ему дверь дво-
рецкому при тусклом свете одной свечи ... Он даже, если помните, приказал Дюреру не беспокоиться и не пытаться выяснить, что произошло со светом ... Скажите, ну есть ли во всем этом хоть какая-нибудь логика? Конечно же нет. Ну-а что было не так
на самом деле? То, что выбило электрические пробки и стало причиной короткого замыкания! Мне показалось, нам было бы очень интересно расследовать конкретные причины этого забав-
нейшего природного явления. Вы следите за ходом моей мысли? И так, господа, смотрите сюда, вот она, та самая причина ...
Чамак, с видимым трудом нагнувшись, поднял с пола рядом с креслом-качалкой, в которой сидел, длинный стальной крючок для застегивания туфель-- от времени уже заметно почерневший, даже слегка проржавевший--и задумчиво, впрочем не отрывая от него взгляда, повертел его в руках.
--Видите вон ту электрическую розетку? Которая, кстати, всегда находится под напряжением. Видите? Так вот, именно этот стальной крючок для застегивания туфель и засунули туда,
чтобы вызвать короткое замыкание и, с позволения сказать, на некоторое время полностью вырубить свет. Чтобы понять это, достаточно одного взгляда ... Кстати, я нашел его прямо рядом с розеткой. Иначе говоря, свет был отключен непосредственно из
этой самой комнаты ... Ну и что, джентльмены, вы скажете на это теперь?










                Г Л А В А  4


Епископ Винсон, как ни странно, воплощал в себе одновременно и черты настоящего джентльмена, и азартного спортсмена. И того и другого прежде всего отличает чувство справедливости и умение не только выигрывать, но и достойно проигрывать. Он энергично взъерошил свою пышную гриву волос, но затем, вдруг улыбнувшись, примирительно произнес.
--А знаете, уважаемый князь, до меня только сейчас начинает доходить, что мне лучше бы побольше молчать. Пожалуйста, продолжайте, прошу вас.
--Вот как?--на редкость добродушно отозвался Чамак.--Что ж, тогда давайте пойдем дальше. Итак, следующим на повестке дня стоит вполне логический вопрос: с чего бы это находящемуся, судя по всему, в полном здравии мистеру Хиллу вдруг пожелать самому вырубать свет в своем собственном
доме? Ответ на это может быть, думаю, только один: чтобы принять у себя посетителя, которого ни в коем случае не должна узнать его прислуга! ..
Отсюда следуют по меньшей мере два вполне естественных умозаключения: первое--Дюрер точно знал того, кто пришел к ним в тот вечер, и второе--этот якобы незваный гость был настолько сильно загримирован, что при тусклом мерцающем све-
те свечи узнать его дворецкому был просто невозможно. Отсюда и то самое «короткое замыкание», о котором я вам только что
говорил. Что в каком-то смысле также подтверждается и поведением самого ночного гостя. Причем обратите внимание: предполагается, что до этого он никогда даже не бывал в этом доме и, значит, по идее, ничего не должен знать о его расположении! И тем не менее он более чем вполне уверенно тут же указывает
на переговорную трубу на стене и просит Дюрера переговорить лично с его хозяином! Согласитесь, для того, кто без приглашения приехал, чтобы просто переговорить с кем-то, это не совсем обычное поведение.
Епископ кивнул.
--Да, да, безусловно. В этом не может быть никаких сомнений ... Более того, на мой взгляд, это если не все, то многое объясняет.
Чамак сначала заметно нахмурился, медленным, казалось бы, совершенно сонным и безучастным взглядом обвел кабинет, а затем ... затем, опустив голову, громко захихикал себе
в жилетку.
--Нет, господа, не объясняет,--отхихикав, произнес он.
--Простите?
--Простите--что?. Не объясняет, да и все тут. Я ведь не говорил, что это хоть что-нибудь объясняет, разве нет? И совершенно не имел этого в виду. Все, что я только что сказал,--это: « .. .предположение, что наш Хилл собственными руками сделал короткое замыкание, наводит на определенные выводы.
Которые, естественно, требуют не менее определенного «подтверждения». По-моему, это должно было бы быть предельно
ясным ... Впрочем, почему бы нам не продолжить и не посмотреть, что из всего этого может последовать? Что-нибудь стоящее мы, уж поверьте, обязательно найдем ...
Хотя, должен заметить, во всей этой, с позволения сказать, истории есть по крайней мере один большой, даже очень большой изъян. Ведь если Хилл хотел встретиться с кем-то тайно, то к чему тогда все эти поистине невероятные и потенциально опасные сложности? Зачем обряжаться в кричащий
клетчатый пиджак, приклеивать фальшивые усы? Зачем вырубать свет, таинственно появляться во время сильной бури? Почему бы вместо всего этого просто не попросить гостя подойти к балкону нижнего этажа и не впустить его через балконную дверь, никого не ставя об этом в известность? Или, допустим,
незаметно не впустить его через дверь черного хода?
Или, если уж так необходимо, даже через окно? Почему, наконец, не пойти самым простым и куда более надежным путем: отправить всех слуг спать и впустить его самому? Через входную дверь,
балконную дверь, окно, черный ход--не важно! Но видите ли, почему-то эта нормальная теория не работает.
Он надолго замолчал. Потом, видимо обдумав что-то важное, продолжил.
--Чтобы лучше понять возможное объяснение, пожалуйста, не забывайте, что балконная дверь, которая всегда, подчеркиваю, всегда была закрыта, сегодня утром оказалась открытой! Более того, не удалось найти даже ключа от нее. Все время преспокойно висел себе на крючке внизу в кладов-
ке и вдруг куда-то пропал. Представляете, пропал! Ну кому, скажите, он мог вдруг понадобиться? Кто его взял? Кто открыл эту никому не нужную балконную дверь? Убийца ушел именно этим путем, значит, дверь открыл либо сам Хилл, либо сам убийца. Не забывайте об этом серьезнейшем факте,
пока мы будем пытаться решить нашу проблему.
Далее: кем бы ни был этот загадочный ночной гость или каковы бы ни были причины, по которым его впустили сюда при столь загадочных обстоятельствах, давайте прежде всего спокойно посмотрим на то, что происходило потом ...Сначала Хилл и его таинственный гость, назовем его мистер или мисс Икс, мило проводят время вместе, но затем ... затем почему-то вдруг начинают происходить весьма странные, просто необычайные вещи. Как заметил повар, в самый разгар сильнейшей
бури они начали открывать окна. Зачем? Почему? С какой целью? Скажите, вас это не наводит на какие-нибудь предположения?
Епископ, все это время размеренно шагавший по комнате, кашлянул и сказал.
--Лично мне трудно, очень трудно себе представить, что кто-то сделал это просто для того, чтобы проветрить комнату.
--Но именно это и имело место,--заметил Чамак.--
Именно это им и было надо. А вы догадались заглянуть в камин? Удивились разведенному огню в самом разгаре жаркого августа? Задумались, что хотели в нем сжечь и потом открыть окна, чтобы выветрить запах?
--То есть вы хотите сказать ...
--Да, да, вы совершенно правы, именно одежду,-- с готовностью подтвердил его догадку Чамак. Последовала долгая зловещая пауза.--Я хочу сказать, --почему-то чуть ли не громовым голосом продолжил он,--то есть я хотел бы обратить ваше особое внимание на кричащий клетчатый пиджак нашего пока еще загадочного визитера. Остатки которого вы
все, впрочем, можете без особых трудов обнаружить вот в этом самом камине. А теперь специально отметьте: эти двое действовали в полном согласии и взаимопонимании! И чем детальнее мы исследуем эту проблему, как она представляется лично нам, тем больше вроде бы понимаем, что с фактами, с
которыми нам приходится иметь дело, происходит что-то не совсем то. Смотрите сами: мистер Хилл принимает неожиданного гостя вполне обычным способом, в то время как мог бы сделать это и любым иным, менее явным: скажем, через заднюю дверь, балконное окно, ну и так далее ... Затем они вместе
сжигают одежду визитера, что, как представляется лично мне, для Британских островов большая редкость. И наконец, гость, по каким-то своим собственным причинам, не просто убивает мистера Хилла, а убивает его же собственным оружием! Но
при всем этом убийца: а) достает револьвер из ящика письменного стола без каких-либо возражений со стороны хозяина; б) также без каких-либо возражений заходит ему за спину; в) выстреливает ему прямо в затылок две пули, одна из которых загадочно пропадает неизвестно куда; г) как ни странно для такой ситуации, аккуратно возвращает оружие назад, на место, в ящик письменного стола, и, наконец, д) покидает место преступления через почему-то вдруг оказавшуюся открытой балконную дверь. Ключ от которой, кстати, хранится не где-нибудь, а в кладовке внизу, на первом этаже.
Тяжело сопя, Чамак вынул из кармана трубку и кисет, начал медленно набивать ее табаком. Кен Хаген который все это время как бы оцепенело смотрел в окно, внезапно обернулся.
--Минуточку, сэр, минуточку! Я тут что-то не совсем понимаю. Ведь даже если допустить, что Хилл не впускал тайного гостя через балконную дверь, то он все равно мог еще раньше взять ключ из кладовки и вставить его в дверь, чтобы выпустить его потом, после окончания их встречи.
--Что ж, такое вполне возможно,--миролюбиво согласился Чамак.--Но тогда почему же ключа там сейчас нет?
--Почему же ключа там сейчас нет?
--Вот именно, почему? Впрочем, все это далеко не так сложно, как могло бы на первый взгляд показаться. Допустим, вы убийца, спешно покидающий комнату, где только что соверши-
ли преступление. Вы быстро распахиваете балконную дверь и выскакиваете наружу ... Скажите, вам придет в голову не забыть вынуть ключ из двери? Вряд ли. Зачем? Вот если бы вы эахотели ее закрыть, то тогда это было бы вполне объяснимо. Закрыть за собой дверь, а потом избавиться от ключа. Но если вы не со-
бираетесь закрывать дверь, то зачем же тогда брать с собой столь опасную улику?--Закончив набивать свою массивную трубку, он неторопливо ее раскурил.-- Впрочем, не стоит торопить события. Мы еще вернемся к этому вопросу чуть позже.
Сначала давайте попытаемся найти какие-либо фрагменты, исходя из ситуации, как она представляется нам сейчас. Например, если мы вспомним проблему таинственного появления
ночного гостя Хилла, то в ней тоже довольно много неясного и, строго говоря, не совсем логичного. В частности, если они заранее обговорили между собой все детали сохранения инкогнито незнакомца, то вспомните, джентльмены, о невероятной
фантастичности по крайней мере одной из них! Я имею в виду способ, избранный Хиллом, чтобы на какое-то время обесточить весь дом. Думаю, любой из нас без особого труда нашел бы несколько куда более надежных и безопасных способов сделать короткое замыкание. Ну а что же делает наш мистер Хилл?
Он поднимает стальной крючок для застегивания туфель и засовывает его в открытую розетку! .. Вот этот самый стальной крючок, господа. У кого-нибудь есть желание проделать такой эксперимент?
Кен провел ладонью по своим темным лоснящимся волосам.
--Вряд ли, сэр. Я хочу сказать, на такое может решиться только тот, кому вдруг захочется минут пятнадцать-двадцать про валяться без сознания от сильнейшего электрошока ...
--Если не значительно дольше.
В разговор--впервые за все это время--вступил Шон Винсон, которому его отец казался уже совсем не таким ужасным.
--Простите, князь, лично мне казалось, вы только что вполне наглядно доказали, что этот стальной крючок действительно использовался, чтобы вызвать короткое замыкание. Но ведь вы абсолютно правы и в том, что нормальному человеку такое никогда бы даже не пришло в головуl И как же тогда совместить
эти два несовместимых понятия?
--Довольно просто, господа. Да, этот стальной крючок на самом деле использовался, чтобы вызвать короткое замыкание. Вот смотрите... Но давайте попробуем сделать еще один шажок вперед. Скажите, вам не приходит в голову какой-нибудь способ сделать это совершенно безопасно? Не подвергая себя ни-
какому риску.
--Лично мне, признаюсь, нет, не приходит,-- слегка нахмурившись, первым ответил епископ.-- Разве только придумать какое-нибудь хитроумное приспособление, которое точно в намеченное время заставило бы этот крючок воткнуться в розетку ...
--Нет, нет, это слишком сложно и к тому же маловероятно. Ну а как насчет резиновых перчаток?-- Последовала долгая пауза. Затем, вдоволь насладившись произведенным эффектом,
Чамак продолжил.-- Я, конечно, всего лишь теоретизи-
рую, и тем не менее если вы свяжете это с рядом других моментов, о которых я упомяну чуть позже, то сами увидите, что это весьма привлекательная теория. Кстати, это был по-своему единственный надежный и безопасный путь. Хотя, если мы предположим, только лишь предположим, что в качестве составной части своего неимоверно сложного замысла Хилл заблаговременно запасся парой резиновых перчаток, чтобы в нужное время обесточить свой дом, когда, как я уже говорил, прямо под рукой имеются и иные, куда более простые способы. Впрочем, резиновые перчатки вполне могут иметь и другой
подтекст: когда человек не хочет оставить после себя никаких отпечатков пальцев, но при этом иметь, так сказать, совершенно свободные руки, резиновые перчатки становятся просто не- заменимы!
Епископ торжествующе поднял вверх руку.
--Но, дорогой князь,--чуть ли не замогильным го-
лосом произнес он.--Боюсь, здесь вы вступаете уже в сферу сверхъестественной чепухи! Ну с чего бы, скажите, покойному Хиллу беспокоиться о том, оставит ли он отпечатки пальцев в своем собственном кабинете или нет?!
Выпустив колечко густого дыма из трубки, Чамак наклонился вперед и яростно ткнул черенком трубки в воздух перед собой. Причем его дыхание стало еще более интенсивным и громким.
--Вот именно!--воскликнул он. --С чего бы, скажите, ему беспокоиться об этом? Хотя есть и другое «с чего бы или почему бы?». Например, почему бы ему по крайней мере не изобразить более чем естественное желание поинтересоваться, что
случилось со светом? Почему бы не выйти из кабинета и не спросить Дюрера, в чем проблема? При этом показав самого себя. Почему он помог своему таинственному гостю сжечь в камине одежду? Ну и наконец...--подняв трость вверх, Чамак ткнул ею в сторону подноса с ужином,--наконец, почему, ска-
жите, он отведал все на вон том подносе, кроме ... кроме своего самого любимого супа? На мой взгляд, во всем этом, как ни странно, просматривается удивительная аналогия классической истории с тремя сказочными медведями: «Кто это сидел в
моем кресле? Кто это съел мою кашу? Кто ... Ну и так далее, и тому подобное ... Джентльмены, надеюсь, вы уже начинаете понимать, что в этой самой комнате находился совсем не мистер Хилл. Кто угодно, но только не он!
Его преподобие пробормотал что-то себе под нос. Внезапно возникшее подозрение заставило его резко обернуться и пристально посмотреть на, казалось, по-прежнему ухмыляющееся лицо мертвеца ...
--Не он? Кто угодно, но только не он? Да, но Хилл ... Где же все это время был Хилл?
--Где? Хотите знать, где все это время был мистер Хилл? Хорошо, я могу удовлетворить ваше любопытство и сказать где,--тут же ответил Чамак, сопровождая свои слова чудовищной гримасой на лице.--Все это время он скрывался за кричащим клетчатым пиджаком, фальшивой бижутерией, париком, накладными усами и актерскими подкладками за ушами, чтобы они сильно торчали по бокам. Это он позвонил в дверь своего
собственного дома, изображая тем самым визит к самому себе.
Вот так. Все, как видите, достаточно просто. Самый обычный маскарад, в котором исполнители поменялись ролями. Кстати, именно это я и имел в виду, говоря, что нам надо прежде всего
заняться фактами, какими они нам представляются, иначе мы никогда не докопаемся до истины. Итак, начнем с того, что, как мне кажется, мистера Хилла изображал наш таинственный гость или гостья Икс, ну а сам Хилл ...
--Прошу меня простить, сэр, но вы можете доказать это?--спросил Кен Хаген. Он тяжело и возбужденно дышал, однако на его массивном мрачном лице с абсурдно выглядевшими на нем усами почему-то появилось нечто вроде выраже-
ния облегчения.
--И, кроме того,--не дожидаясь ответа Чамака, яз-
вительно заметил епископ,--позвольте мне подчеркнуть, сэр, что даже столь свежий, столь, образно выражаясь, оригинальный подход к данной проблеме нисколько не облегчает ее решение. На мой взгляд, она остается такой же сложной и запу-
танной, как и раньше.
--Вот как? Такой же запутанной? Нет, нет, боюсь, тут вы сильно заблуждаетесь. Согласитссь с возможностью перемены ролей, и я, поверьте, сумею ее упростить.
--Знаете, князь, в то, что, как вы утверждаете, внешний вид Хилла при свете всего одной свечи мог ввести Дюрера в заблуждение, я в общем-то вполне готов поверить. Особенно учитывая его необычно яркую, просто кричащую одежду. Об этом весьма эффективном оптическом явлении мне уже не раз говорили. Но вот что мне крайне трудно представить, так это настолько достоверное изменение голоса, не говоря уж об американском акценте. Более того, как, например, вы можете объяснить тот факт, что, как раз во время прихода незнакомца, через переговорную трубу из кабинета дворецкому ответил голос ... самого мистера Хилла? Ведь его-то Дюрер перепутать
никак не мог!
Чамак довольно захихикал и стряхнул пепел из дымящейся трубки прямо себе на жилет.
--Нет, конечно же не мог,--с готовностью согласился он.--Если бы слышал его непосредственно, а не через переговорную
трубу.--И, очевидно для большей выразительности, он ткнул рукой в сторону стены, на которой висела та самая переговорная труба.--Кстати, неужели вам до сих пор неизвестно, что самым мощным из всех заметно искажающих человеческие голоса средств связи является именно переговорная труба? По-
пробуйте сами, и вы тут же убедитесь, что ваш собственный голос звучит в ней так, словно говорит загробный призрак. Это вам даже не телефон, сэр ... Давайте идите вниз, и мы все по очереди поговорим с вами. Готов поспорить, вы не узнаете даже
собственного сына ...
Кроме того, учтите: ведь призрак мистера Хилла говорил с дворецким Сторером не напрямую, а только через эту самую переговорную трубу. После чего так называемый «Визитер» поднялся по лестнице наверх, вошел в комнату, и дверь тут же закрылась. Затем, само собой разумеется, оттуда доносился уже голос настоящего Хилла, поскольку нужда вводить в заблуждение нашего слишком наблюдательного дворецкого отпала как бы сама собой.
--Хорошо, хорошо, пусть будет по-вашему. Для начала давайте примем эту гипотезу,--чуть раздраженно пожав плечами, сказал явно недовольным тоном епископ.--Но только для
начала ... Поскольку ситуация, боюсь, пока никак не стала яснее. Ни с какой стороны. В частности, вы не можете нам сказать, для чего, например, Хиллу и этому мистеру или мисс Икс понадобилось устраивать весь этот безумный карнавал?
--А они, думаю, его и не устраивали.
Епископу Винсону хоть и с явным трудом, но все-таки удалось сохранить видимость внешнего спокойствия. Чуть помедлив, он даже медленно протянул.
--Великолепно, князь, ничего не скажешь, просто великолепно. Я был полностью под впечатлением, что ...
--Да, но я ведь, черт побери, не утверждал, что они не устраивали весь этот безумный карнавал для себя и между собой!--чуть ли не рявкнул в ответ Чамак.--И постарайтесъ, пожалуйста, не забыть, что пока мы имеем дело только, так сказать, с «переменой ролей». Сами же обстоятельства остаются
точно такими же, как и раньше. Если мы будем исходить из того, что преступный сговор имел место только и исключительно между нашими двумя персонажами, то все время будем невольно сталкиваться с одними и теми же проблемами. Причем по большей части неразрешимыми. Ведь странное поведение того человека в кабинете совершенно ничего не меняет, будь там сам
мистер Хилл или кто-то вместо него--наш мистер или мисс Икс. Ну зачем, допустим, кому-либо из них могут понадобиться резиновые перчатки? На всякий случай? Если они оба с самого начала работают вместе и по четко разработанному плану.
 Далее: если Хилл открыто впустил нашего Икса через переднюю, а не тайно, через балконную дверь, то почему бы этому Иксу не сделать то же самое с переодетым и тщательно загримированным Хиллом? Успокойтесь, дорогой сэр, успокойтесь. Я знаю, совсем недавно вы сами отметили те же самые проблемы. Так что давайте-ка продолжим ... ну, скажем, с ужина. Хилл к нему не притронулся, а вот тот, другой, съел все, что хотел. Судя по всему, неторопливо, с удовольствием. Прислушиваясь к внутреннему голосу, с трудом продираясь,
так сказать, через туманные дебри сознания. Отсюда, джентльмены, следует, возможно, несколько циничный, но тем не менее вполне естественный вопрос: почему наш мистер Хилл, настоящий, как вы сами утверждаете, гурман, даже не прикоснулся к своему великолепному ужину?
--Может, просто не хотел еще есть?--чуть подумав, неуверенно предположил Кен Хаген.
--Великолепно! Просто великолепно,--не скрывая раздражения, заметил Чамак.--Ну просто потрясающе, ничего не скажешь! Да, желание моих коллег помочь нашему общему расследованию поистине воодушевляет ... Только, признайтесь, господа, ваша врожденная проницательность, ваша природная
сообразительность могли бы помочь вам дать ответ и получше. Вам что, не приходит в голову самое естественное в данных обстоятельствах решение? Он не притронулся к своему ужину только потому, что в это время его там не было, в то время как
наш мистер, или мисс, Икс с удовольствием съел его только потому, что в это время там был! Ужин принесли в кабинет где-то в половине девятого, когда мистер Хилл был все еще там. Судя по официальному полицейскому отчету, он был очень нервный и какой-то необычно беспокойный... И должно быть,
вскоре после этого постарался незаметно исчезнуть из дому в своем причудливом пиджаке и актерском гриме. Ну а если это так, значит, он вышел именно через вон ту балконную дверь. Ведь так?
--Да, да, вы правы, скорее всего, именно так,--на этот раз практически безропотно согласился епископ. --Но... но, значит, у него уже должен был быть ключ от балконной двери! Иначе ...
--Вот именно, сэр. Прекрасно. Видите, мы уже продвигаемся вперед. Не очень-то быстро, но все-таки продвигаемся. Итак, что же, на ваш взгляд, из всего этого следует? Какие выводы?
--Какие выводы?--переспросил епископ.--Какие? Да никаких, кроме того, что я совершенно не согласен с вашим категорическим утверждением об отсутствии заранее договоренного преступного заговора между мистером Хиллом и мистером или мисс Икс. Ведь все указывает именно на это! Потому что в
то самое время, пока мистера Хилла не было ...
--Вообще-то, должеп эаметить, с тех пор прошло как минмум почти полтора часа, сэр.
--Да, да, вы совершенно правы, сэр, наш мистер Икс действительно находился здесь, в этой самой комнате, в течение почти полутора часов. И скорее всего, для какой-то ужасной цели. Я бы особо отметил, для какой-то преступной цели!
Чамак задумчиво подергал себя за кончики усов.
--Да, да, конечно же предполагается, скорее всего, именно это. Понимаете, он взял с собой свой револьвер... До вас начинает доходить, что, собственно, произошло с той второй пулей?
Которую нигде не удается найти ...
--Боже ты мой!--воскликнул вдруг Кен Хаген.
--Да, теперь здесь соберутся духи прошлого, это уж точно,--то ли торжественно, то ли насмешливо заявил Чамак.--Чтобы многозначительно, но совершенно бессвязно бормотать о том, что при жизни на редкость упрямый старик Хилл был
очень и очень опасным человеком, шутки с которым обычно кончались очень и очень плохо. Полагаю, его слишком частое использование американской лексики в пьяном состоянии было для него вполне обычным явлением. Более того, мне поче-
му-то кажется, что бедняга Кристиан Милани больше никогда не попробует его шантажировать. Никогда! Лично меня, признаться, крайне удивило бы, если бы сейчас он не оказался так же мертв, как наш достопочтенный Гарибальди.
Все невольно перевели взгляд на, казалось бы, издевательскую ухмылку на лице Хилла, на бросающуюся в глаза подчеркнутую аккуратность его одежды, на абсолютную упорядоченность всех его книг, на серебряную вазу с розами на обеденном столе ...
--Друг мой,--обратился к князю епископ таким тоном, как будто собирался произнести торжественную юбилейную речь.--Позвольте мне от всей души поздравить вас с достойной восхищения полнотой, с которой вы вывели чисто гипотетический случай из несуществующих улик и неимеющихся
фактов ... Хотя, с другой стороны, все, что вы сказали, указывает на наличие заговора между Хиллом и этим мистером или, как вы постоянно любитеподчеркивать, мисс Икс. Старина Хилл на самом деле собирался совершить убийство. Это же предельно просто и очевидно. Именно поэтому и оставил здесь своего сообщника. Чтобы впоследствии обеспечить себе надежное алиби.
Чамак пригладил волосы на висках. И долго бесцельно водил глазами по комнате. Похоже, ему не давала покоя какая-то совершенно другая и, очевидно, весьма тревожная мысль. Затем, как бы вдруг проснувшись, сказал.
--А знаете, это мысль! Давайте на ней пока и остановимся. Вряд ли именно так оно и было, однако ...Кто знает, кто знает ... Ну, для начала допустим, Хилл кого-то здесь оставил, чтобы тот невнятно пробормотал что-нибудь через дверь, если бы
кому-либо по тем или иным причинам пришло в голову с ним пообщаться.
--Да, все может быть и так,--мрачно вставил епископ,--вот только этот ваш «кто-либо» явился сюда, чтобы убить Хилла. Равно как и тот намеревался убить Милани.
--Что ж, вполне возможно. Теперь мы как минимум можем идти дальше. Итак, теперь есть основания вполне уверенно констатировать: никогда еще ранее перед нами не представало, так
сказать, чистейшей воды убийство, обряженное в тогу вроде бы абсолютной невиновности. Вы только посмотрите, господа: ведь если бы Хилл на самом деле считал, что сможет без какого-либо риска убить Милани, то тогда наш мистер, или мисс, Икс в свою очередь должен был бы просто хохотать от
счастья, видя, насколько просто и, главное, безопасно он сможет убить самого Хилла ... Неужели вам еще не ясно, как все это, скорее всего, происходило?--требовательно спросил Чамак, нетерпеливопостукивая кулаком по колену.--Ведь это как минимум достаточно исчерпывающе объясняет проблему, зачем Хилл счел нужным пройти через входную дверь собственного дома в маскарадном обличье. Хотя первоначаль-
но Хилл никогда даже не намеревался этого делать! Ведь делать это после убийства Милани было бы по меньшей мере идиотизмом. Причем, обратите внимание, идиотизмом просто самоубийственным! Его алиби планировалось в этом самом кабинете, куда он должен был вернуться тем же путем, каким ухо-
дил, чтобы избавиться от ставшего не нужным маскарадного костюма, то есть через балконную дверь.
Подозрительного вида человек в ярком, вызывающе кричащем пиджаке, который говорит с явным американским акцентом и открыто, ни от кого
не скрываясь, входит в гостевой домик через парадный вход. Господи, да одно только это заставило бы чесать языками всю округу! Если бы мертвым нашли самого Милани, еще одного весьма подозрительного американца, то тогда расследование
неизбежно привело бы к Хиллу, хотя бы для того, чтобы поинтересоваться, что ему об этом известно. Предъявить мистеру Хиллу официальное обвинение в убийстве они, возможно, и не смогли бы, не хватило бы для этого достаточно убедительных доказательств, однако нервы нашему почтенному сельскому джентльмену наверняка потрепали бы весьма и весьма основательно.
Кен Хаген громко откашлялся.
--Да, но тогда зачем же, черт побери, ему все это понадобилось?
--А вот в этом-то и состоит дьявольская красота плана нашего мистера или мисс Икс! Хилл вошел через парадную дверь прежде всего потому, что другого способа войти просто не было. Надеюсь, вам это теперь ясно, так ведь? Икс приготовил ему
идеальную ловушку. Хилл вышел через балконную дверь, оставив в ней ключ... Изнутри! Попросив мистера или мисс Икс закрыть ее за ним. Чтобы потом, чуть позже, снова впустить его в кабинет. Тем же самым путем. Не забывайте: это ваша тео-
рия. Моя, как я уже подчеркивал, существенно от нее отличается, но ... тем не менее Хилл возвращается сразу же, как только разражается буря, и ... и не может войти, поскольку ...
--Поскольку Икс не желает его впускать,--дополнил за Чамака епископ.
--Ну, вообще-то все происходило вряд ли именно так,--тут же весьма решительно возразил ему Чамак.--Тут, простите великодушно, ваша гипотеза дает слабину. Ведь чтобы избавить Хилла от возможных подозрений, Иксу пришлось бы придумать какую-нибудь невероятную историю о «потере ключа».
Что было бы в высшей степени неудобным. Ибо любая история, скорее всего, звучала бы довольно недостоверно. Как минимум! В принципе у меня, конечно, есть куда лучшее объяснение, однако основано оно на той же самой логике.
 Вот смотрите сами: дверь закрыта, на всех окнах прочные металлические решетки. Хилла совершенно некстати застает сильнейшая буря, причем застает в том самом нелепом маскарадном костюме, причи-
ны появления которого в общем-то крайне трудно кому-либо объяснить... Известный всей округе чопорный, педантичный научный работник в ярком, кричащем пиджаке?—Чамак скептически скривил рот.--Ну и куда ему теперь идти? Как избавиться от ненужного маскарада? Только попробуйте себе, например, представить: епископа Винсона поздним вечером застают в традиционной английской деревне, одетым ... совсем как Чарли Чаплин! Особенно после того, как он совершил убийство. Да, Хилл оказался в поистине сложном положении. В народе в таких случаях говорят: попал как кур во щи. Ему до смерти надо попасть в свой собственный дом, а все окна на-
глухо закрыты! Причем каждая минута невольной задержки геометрически увеличивает опасность того, что их с напарником обнаружат. Он конечно же мог переговорить с ним через оконные решетки, но что толку-то? Ведь войти-то он не мог. Никак не мог!
Чамак снова недовольно пожевал губами.
--И тут наш мистер или мисс Икс вносит поистине ценное предложение: срочно устроить короткое замыкание! И американский гость официально представляется, открыто входит в дом. Определенный риск конечно же есть, но он, по крайней
мере, куда меньше, чем в случае каких-либо иных вариантов. Это для Хилла. А вот для американского гостя, на которого потом, когда его найдут, можно было бы свалить убийство Хилла, это стало просто подарком судьбы, иначе не скажешь. Причем план этот практически чуть ли не воплотился!
Епископ, покачивая головой, неторопливо подошел к письменному столу и минуты две-три молча, с выражением сочувствия и отвращения одновременно, смотрел на лицо мертвого человека.
--Господь дал, Господь...--начал он и вдруг остановился. Снова медленно повернулся.--А знаете, князь, вы говорите совсем как чародей. Убедительно, весьма убедительно, ничего не скажешь. Объяснили нам все настолько связно, что лично я даже начал забывать: а на чем, собственно, зиждутся ваши пред-
положения? То есть предположения насчет смерти Милани.
--Я конечно же много читал о поистине великолепных примерах мастерства дедукции при расследовании сложнейших преступлений, но ваши достижения в этой области, причем буквально
у всех нас на глазах, просто потрясают. Раскрыть убийство, которое совершенно неизвестно кем и, главное, для чего ...
--Впрочем, эта нарочито язвительная тирада епископа, казалось, совсем не тронула Чамака. Во всяком случае, внешне он этого никак не проявил.
--Да, да, в каком-то смысле вы правы. А знаете, я действительно чуть-чуть шарлатан и нередко пользуюсь этим,--вполне добродушно проговорил он в ответ.--Хотя готов поспорить, что именно так все это и было. Вон та дверь ведет в спальню Хилла. Если вы не откажетесь взять на себя труд ее осмотреть, то, не сомневаюсь, найдете там все требуемые доказатель-
ства. Лично мне, к сожалению, лень ...
--Да, но послушайте,--неожиданно перебил его Кен Хаген.--Вы должны, просто должны обещать нам, что ... По вашим словам, покойный Хилл раньше был мошенником. Если не сказать больше. Так, во всяком случае, вы считаете ...
Сделав несколько широких шагов, он моментально оказался у кресла, в котором сидел Чамак. Несмотря на искреннее выражение глаз, у него был вид неуверенного человека, точно чувствующего, что эмоции здесь не помогут, а только навредят, и пытающегося компенсировать это, говоря как можно тише и как можно быстрее.
--Хорошо, князь, тогда позвольте мне сказать вам полную правду. Я совершенно не удивлен, сэр. Поскольку много думал обо всем этом и сам. Вы, скорее всего, скажете--это предательство ...
--Стоп, стоп, стоп!--ворчливо перебил его Чамак.--
Скажите, с чего вы все это говорите?
--А с того, что именно так все оно и есть! Вы ведь прекрасно понимаете, в какой ... простите, заднице мы все окажемся, когда все это выплывет наружуl Публичный скандал, черный пиар, грязь ... Господи, да неужели вам это до сих пор не ясно? Под уг-
розой может оказаться даже моя, понимаете, моя женитьба! Они наверняка попробуют воспользоваться таким удобным случаем, наверняка, можно не сомневаться. Кто-кто, а уж я мою маму знаю, будьте уверены. У них, конечно, мало что выйдет, но ведь дело совсем не в этом. Зачем? Скажите, ну зачем
нам всем проходить через все это?!
--Его предельно искренний и обеспокоенный взгляд как бы вопрошал у всех присутствую-
щих, почему в мире до сих пор бал правит криминал? Особенно сейчас, как раз в то время, когда ему наконец-то вот-вот предстоит решить свою семейную проблему.
--Чему, скажите, поможет наша попытка вытащить все это наружу? Вы можете ответить на этот простой вопрос? Ответить честно и прямо?
--Как я полагаю, мой мальчик, из ваших слов со всей очевидностью явствует, что вас совершенно не интересует тот простой факт, что отец вашей невесты был преступником, так ведь? Или, что, естественно, еще хуже, даже убийцей.
Массивные челюсти Кена нервно задвигались, но в глазах появилось несколько удивленное выражение.
--Вообще-то, сэр, меня, признаться, совершенно не волнует, сколько и кого именно эта старая свинья укокошила там, в бандитском Чикаго,--не задумываясь, просто ответил он.--Мне непонятно другое: зачем делать это достоянием гласности? Зачем?
--Но, скажите, вам ведь хотелось бы узнать правду? Настоящую правду, разве нет?
--В общем-то, наверное, да,--неохотно согласился Кен вытирая внезапно вспотевший лоб.--Это вопрос правил. Надо всегда играть только по правилам. Нас всех так учили. Но почему его нельзя поймать и повесить без публичной шумихи? Пусть справедливость восторжествует, но при чем здесь шумиха? Особенно публичная шумиха! Чушь, конечно, но тем не менее ... И все-таки попробуйте меня правильно понять, сэр. Ну почему, почему этим чертовым газетам так уж надо до небес
раздувать скандал только из-за того, что кого-то где-то убили? Почему нельзя осуществить правосудие тихо? Зачем обязательно будоражить общество? Зачем лишать его покоя? Только потому, что кто-то что-то сделал не совсем так, как принято?
--А вот это, дорогой мой мистер Хаген, проблема, заслуживающая куда более детального обсуждения, и скорее за парой или больше бутылок пива, а не сейчас и не здесь. Впрочем, на данный момент лично я не стал бы так уж беспокоиться из-за возможного публичного скандала. Я подводил наш разговор
к тому, что ... Что ж, надеюсь, по крайней мере теперь-то вам ясно, что именно нам надлежит прежде всего сделать?
--А знаете, нет!--безнадежно всплеснул руками Кен.--Лично мне, честно говоря, пока еще ничего не ясно! Хотя, конечно, очень и очень хотелось бы...
--Это, конечно, ужасно, но, полагаю придется, ничего уж тут не поделаешь. Убийца Хилла, человек, который придумал весь этот хитроумный план, находится здесь! Он не ужасный гангстер, а вполне добропорядочный член местного сообщества, проживающий в самой обычной английской деревне
где-то всего в миле от нас ... Господа, я специально не пожалел ни слов, ни усилий на столь подробное объяснение только для того, чтобы нам было легче понять, что, собственно, делать дальше. Итак...
Чамак наклонился вперед и медленно, со значе-
нием ткнул указательным пальцем одной руки в ладонь другой.
--Итак, сейчас он наверняка считает себя в безопасности. Потому что уверен, что мы списали убийство на Кристиана милани. А благодаря этому у нас появляется существенное преимущество и редчайшая возможность застать его врасплох!
Взять, так сказать, тепленьким. Но именно поэтому нам какое-то время придется держать все наши сведения про себя. Включая даже наши подозрения насчет прошлого Хилла. Завтра я же доложу об этом Мкк-Грегори, и пусть этим займутся они сами. Не отсюда, а оттуда, из Лондона. Через Скотленд-Ярд ...
А нашу информацию мы пока прибережем для себя. Пока!
Чамак задумчиво почесал кончик носа.
--Кроме того, джентльмены, у нас есть несколько вполне заслуживающих внимания зацепок. Дело в том, что наш убийца допустил кое-какие серьезные ошибки, о которых я пока хотел бы помолчать. Кроме одной, самой главной: карты с восемью крошечными мечами! В ней-то, скорее всего, и следует искать основной движущий мотив этого чудовищного преступления.
--Князь,--обратился к нему епископ,--следует ли нам понимать ваши слова как готовность наконец-то сообщить нам о значении восьми крошечных мечей? Судя по всему, достаточно важном.
--Да, да, конечно же. Кстати, надеюсь, вы успели обратить внимание на то, что на книжных полках покойного Хилла слишком уж много работ, самым непосредственным образом связанных с ...
Ему не дал договорить громкий гул голосов и топот ног снаружи дома. Находившиеся в этот момент рядом с окном Кен Хагени епископ тут же выглянули в сад.
--Господи ты боже мой, да к нам тут пожаловала целая процессия!--недоуменно пробормотал Кен.-- Мой отец, инспектор Скотт, моя сестра, доктор Фридриксон и даже два констебля ...
Полковник, похоже, с трудом сдерживал себя, поскольку на ходу хриплым голосом закричал.
--Эй, там, наверху! Спускайтесь! Все кончено! Слышите? Все кон-че-но!
Епископ даже попытался высунуться из окна через решетку, но затем, оставив эту пустую затею, громко крикнул в ответ.
--Хаген, не могли бы изъясниться чуть более внятно? Что там у вас кончено? Что ...
--Как - что? Все! Мы его взяли ... Инспектор Скотт его уже арестовал и сейчас снимает с него показания.
--Арестовал кого?
--Как это--кого? Неужели не понятно? Кристиана Милани, черт побери! Кого же еще? Сейчас он там, в соседней деревне. Скотт задержал его «до выяснения обстоятельств» ...
--Ну и дела!!!--не скрывая искреннего удивления, протянул Шон Винсон и повернулся к Чамаку.

...Здесь  строго говоря, следовало бы сделать краткую паузу и извиниться перед читателями за неожиданное введение в повествование этой «сладенькой штучки»--Кэт Хаген. «Сладенькой» потому, что именно это слово как нельзя
лучше ее определяет. Во всех смыслах! Так, во всяком случае, показалось Шону Винсону ... Вообще-то подобного рода извинение основывается на од-
ном простом и вполне общеизвестном факте, против которого, кстати, никогда не возражал никто из ведущих классиков жанра: вводить вот так, посреди действия, героиню, даже если того требует сам факт,  всегда плохо. Причем иногда очень даже
плохо! Как любил говаривать сам живой классик Генри Морган. Вот так-то ...
Впрочем, ну, во-первых, сама по себе наша история представляется летописцу достаточно правдоподобной, а во-вторых, хвала Всевышнему, у Кэт Хаген вообще не было ни одной из тех черт, которые ей приписывали! Она не была ни предельно расчетливой, ни какой-то суперсильной
личностью... Максимум, что от нее можно было ожидать, так это публичного одобрения негодяя. «Боже ты мой, вот это настоящий мужик!»--по тем или иным причинам пустившего в ход свое смертоносное оружие. Нет, Кэт не ждала Шона Винсона всю свою жизнь, но запросто неожиданно для самой себя могла оказаться в его объятиях, произнести что-то вроде «Ха-ха, ну наконец-то»--и не без удовольствия
остаться в них на всю жизнь. Увы, так бывает. Причем это далеко не самый худший вариант.
И что-то вроде этого шевельнулось в груди Шона, как только он ее увидел. Кэт Хаген шла по кирпичной дорожке на фоне густых деревьев, багровых в лучах заходившего солнца, держала под руку краснощекого полковника, который на ходу энергично объяснял что-то крупному мужчине в военной форме. Позади них шествовали два полицейских констебля и меланхолического вида медик, мрачно думавший, похоже, не столько о том, что предстоит делать, сколько о том, что ему придется про пустить вечерний чай.
Конечно же Кэт из этой группы выделялась: блондинка, однако не статуэточного или «пушистого» типа, а самая что ни на есть настоящая блондинка! К тому же сделанная природой совсем как на заказ, с на редкость пропорциональными частями тела, исключительно правильными, радующими любой
глаз и вызывающими вполне естественные желания изгибами. А вот вид у нее был, с одной стороны, вроде бы колеблющийся, а с другой-боевой и решительный! И что, пожалуй, самое главное--темноватые миндалевидные глаза, которые неотрывно смотрели на тебя, казалось удивленно говоря: «Вот это му-
жик! Самый настоящий мужик! Никогда такого еще не видела!».
И довершал все это довольно большой рот с очень чувственными губами, которые вроде бы только что закончили улыбаться, но еще не совсем отошли от этого приятного занятия. При виде этой весьма внушительной процессии Кен, епископ и Чамак все вместе спустились по ступенькам вниз, на крылечко гостевого дома, встретить пришедших. Пока полковник разговаривал с инспектором Скоттом, Кэт
умудрилась несколько раз бросить полный любопытства взгляд в сторону балкона, а затем тут же перевести его на Шона.
Его первое ощущение было подобно тому, которое испытываешь, поднимаясь вверх по крутой лестнице в полной темноте, причем точно зная, что самой верхней ступеньки, на которую надо поставить ногу, там нет... За этим последовало нечто вро-
де колоссального эмоционального всплеска: как будто кто-то приложил мощное ружье к плечу, прицелился, выстрелил и-бах!--с первого раза попал в самую звонкую мишень в тире! Ну
надо же! Вот это да! Молодец!
Да, чему быть, того не миновать. Он сразу же это понял. Любое сопротивление было просто бесполезно.
Более того, не менее ясным было и то, что она чувствует то же самое! Такие вещи безошибочно ощущаются в тысяче самых различных мелочей-- невидимых вибрациях, казалось бы, случайных взглядах, жестах ... После того как их должным об-
разом представили друг другу, и Шон Винсон и Кэт изо
всех сил постарались создать видимость того, что они не обращают друг на друга никакого внимания. Он внимательнейшим образом слушал разговор мужчин, в то время как она с подчеркнутым интересом разглядывала гипсового павлина на крыше
гостевого домика ...
Для полковника Хагена все эти эмоциональные «вибрации и проявления» остались незамеченными. Он довольно хохотнул и прошел вперед. Инспектор Скотт--крупного сложения человек с агрессивно торчавшими вверх кончиками светлых усов, который, слушая кого-либо, почему-то любил стоять по стойке «смирно», в силу чего невольно создавалось
впечатление, что он вот-вот упадет на спину,--последовал за ним. Выражение предельного внимания, равно как и понимания всей серьезности предмета предстоящего расследования, с его лица не исчезло, однако теперь к нему прибавилось, по-
хоже, и ощущение неожиданно возросшей собственной значимости.
--Скажите им, Скотт, скажите!--довольно улыбаясь, обратился к нему полковник.--Прямо здесь и прямо сейчас! А чего, собственно, ждать? Ах да, да, прошу меня простить, господа, позвольте представить: это князь Чамак, это его преподобие епископ Манчестерский и мистер Шон Винсон, ну а это-- инспектор Скотт и доктор Фридриксон, ему предстоит достать из тела пулю ... Ах да, еще раз простите, чуть было не забыл, моя дочь Кэт ... Итак, прошу вас, Скотт, скажите им!
Услышав свое имя, Кэт, вежливо улыбнувшись, слегка кивнула очаровательной головкой. Инспектор же, наоборот, принял еще более значимый вид, расправил усы, подчеркнуто торжественно прочистил горло, бросил внимательный взгляд на Чамака.
--Сэр, позвольте мне начать с того, что я считаю все это для себя большой честью. И заодно постараться объяснить, почему именно я не смог быть здесь, чтобы лично приветствовать вас, сэр.--Он вынул из бокового кармана френча черную записную книжку.--Проведя здесь, как и предусмотрено
соответствующей инструкцией, предварительный осмотр, я позволил себе отправиться домой, чтобы позавтракать. Но прошу вас особо отметить, что это не было нарушением служебных обязанностей, нет, нет, ни в коем случае, сэр! С места происшествия я предусмотрительно прихватил с собой выборку корреспонденции, то есть писем, сэр, чтобы самым
внимательнейшим образом с ними ознакомиться. Ведь такие улики нередко очень помогают расследованию. Кроме того, мне надо было срочно навести справки о человеке, который вчера вечером приходил к мистеру Хиллу. О том самом та- инственном ночном госте.
Так вот, сэр, по словам домовладельца, последнюю неделю или даже чуть больше его здесь многие видели. Он не раз заходил в местный бар, очень интересовался обитателями поместья. Всеми обитателями. Но ...--Инспектор Скотт извиняюще раз-
вел руками.--Но вчера вечером, сэр ... этого человека здесь не было! Более того, когда я пил чай, мне неожиданно позвонил по телефону детектив из Суссека и сказал, что интересующий меня человек остановился в гостинице «Глазго». Это всего милях в четырех отсюда, прямо на берегу реки, сэр.
--Интересно,--заметил епископ, бросив искоса внимательный взгляд на Чамака.--Значит, этот человек еще не мертв?
--Мертв?--Скотт недоуменно посмотрел вокруг.--Мертв? Да, но с чего бы, черт побери, ему быть мертвым?!
--Да нет же, нет, ни с чего. Я всего лишь хотел уточнить вполне очевидные факты,--успокоил его епископ, сопроводив свои слова небрежным жестом и внимательным взглядом на Чамака.--Продолжайте, пожалуйста, инспектор, продолжайте.
А вот на Чамака этот мелкий, но в общем-то досадный эпизод, казалось, не произвел ни малейшего впечатления.
--Да, похоже, тут я дал маху,--вполне добродушно заметил он.--Хм... Ладно, ничего страшного, не сомневаюсь, еще будет повод порадоваться. Вряд ли все это имеет такое значение ... Кстати, инспектор, вы, случайно, не нашли время попытаться увидеться с ним?
--Конечно же, сэр! Я сразу же позвонил сюда, в поместье, чтобы спросить, вернулся ли полковник Хаген. Оказалось, нет, еще не вернулся. Тогда я взял машину и поехал в «Глазго». Но тогда мне еще было неизвестно, что его имя Милани ... Да и вообще, кто он такой? В гостинице он остановился как мистер Тревор и, обратите внимание, сэр, после всего этого даже не пытался хоть куда-нибудь скрыться! Ни-ку-да! Когда я туда приехал, он преспокойно сидел себе на крылечке с бокалом пива в руке, явно наслаждаясь жизнью и не думая ни о чем другом. Должен заметить, очень воспитанный человек, сэр. Самый настоящий джентльмен. Я, в полном соответствии с тем, как требуется по закону, предупредил его, что он пока не
под присягой и не обязан отвечать на все вопросы, однако в его же интересах все-таки честно и откровенно на них ответить.
Что он, не торгуясь, не выражая ни малейшего возмущения, и сделал. Причем не побоялся даже собственной рукой подписать. Вот, слушайте.-- Хорошенько прочистив горло, инспектор Скотт открыл свою черную записную книжку: «Меня
зовут Стюарт Тревоз. Ранее работал театральным импресарио. Сейчас полностью отошел от дел. Живу в Нью-Йорке на Восемьдесят шестой улице. В Англии нахожусь просто как турист. Так сказать, прекрасно провожу время. Что? Нет, никакого мистера Хилла я не знаю и никогда не знал... Да, да,
о том, что произошло здесь вчера, мне в общем-то известно. Ведь здесь, не сомневаюсь, это известно всем... Да, конечно же я прекрасно понимаю, что нахожусь под подозрением. Ну а как же иначе? Нет, вчера вечером меня там не было. Нет-нет,
даже поблизости... Если хоть кто-либо видел этого человека, он, не сомневаюсь, подтвердит, это был не я ... Нет-нет, не волнуйтесь, мне бояться нечего. Совершенно нечего... Вчера вечером я ушел к себе в номер где-то в половине десятого и не
выходил оттуда вплоть до сегодняшнего утра ... Нет, добавить больше ничего не хочу. Просто нечего ... Все остальное только после того, как переговорю со своим адвокатом... Да, да, естественно, как и положено».
Во время чтения своих заметок инспектор Скотт, стоя по стойке «смирно», отклонялся все дальше и дальше назад. Казалось даже, он вот-вот упадет. Впрочем, этого не случилось. Инспектор резво качнулся вперед, лукаво ухмыльнулся и продолжил.
--Так вот, поскольку ордера на задержание подозреваемого у меня тогда еще не было, я попросил, подчеркиваю, только попросил его проехать вместе со мною сюда для требуемого опознания. Не более того, сэр. И знаете что? Он отказался! Сказал, что сначала должен позвонить в Лондон и
посоветоваться со своим адвокатом. Никак не раньше ... Что ж, умно, умно, ничего не скажешь. Правда, потом подозреваемый заявил, что после этого вполне готов подчиниться требованию закона, ну а до того останется под полным надзором сержанта. Так что деваться ему некуда, сэр, хотя, говоря строго между нами, мне все-таки удалось добыть кое-
какую информацию, которая лично мне представляется весьма и весьма существенной.
--А что ж, прекрасная работа, иначе не назовешь! --не скрывая одобрения, довольно произнес полковник Хаген.--Вы слышали? Вот так-то! Теперь нам осталось его только расколоть и ... повесить. Вы молодец, Скотт, просто молодец!
--Благодарю вас, сэр, благодарю, я ... э-э-э ... я всего лишь выполнял свою работу.--Похоже, совсем не ожидавший такого инспектор даже чуть потупился.-- Так вот, господа, позвольте продолжить ... Как вполне официально утверждает сам мистер Тревоз, в указанное им время вчера вечером его здесь не было. Свидетели также подтверждают, что он действительно
ушел к себе в номер именно где-то в половине десятого вечера, не позже, но ... около десяти кое-кто из них видел, как он влезал в окно своего номера. Который, кстати, расположен на первом
этаже. Причем забавно: он был весь насквозь промокший, хотя ... хотя дождь тогда еще даже не начинался. Все выглядело так, будто мистер Тревоз вдруг взял и искупался в реке! Может быть, и так, но ... но зачем? С чего бы?
--В реке?--с неожиданным интересом переспросил Чамак.--В реке? Так говорите--в реке? А что, неплохо, совсем неплохо ... Ну и как, интересно, вы все это объясняете?
--Простите, сэр, но ... никак. Понимаете, во всей этой истории это пока еще не представляется нам самым главным. Потому что законная жена владельца
«Глазго», сама видела, как он это делал! Когда возвращалась с выстиранной одеждой из прачечной. Ей все это тогда показалось довольно странным, и она даже задержалась, чтобы посмотреть ... И менее чем через пять минут наш мистер Тревоз появился снова ...Правда, уже полностью переодевшись, и
куда-то срочно заспешил. Что на самом деле представляется очень важным. Потому что любой здоровый мужчина вполне способен преодолеть четыре мили между гостиницей и гостевым домиком меньше чем за час. Значит, вчера вечером он мог
быть здесь еще до одиннадцати.
--Да, конечно, мог,--с готовностью согласился Чамак.--Как раз вовремя, чтобы лично увидеть, чем именно и, главное, кого именно потом шантажировать.
Не ожидавший такого ответа, инспектор нахмурился.
--«Увидеть», сэр?--повторил он.--Простите, вы сказали--увидеть? Нет, нет, увидеть здесь совсем ни при чем, сэр. Он прошел через вот эту самую дверь, когда свет везде погас, поднялся наверх и пристрелил беднягу мистера Хилла. Затем, еще до половины первого ночи, вернулся и вроде бы «лег спать». Как утверждает сама миссис Бонни,--почему-то уже несколько менее уверенно продолжил Скотт,--ее пря-
мой обязанностью было следить за тем самым окном. И видеть, что там происходит. И уж поверьте мне, ее с мужем чуть кондрашка не хватил, когда они узнали, что произошло на самом деле! Она сразу же побежала к нашему сержанту,--вот, собственно, отсюда я и узнал обо всем этом. Но, господа...--Инспектор с подчеркнутой значительностью постучал указательным пальцем по черной записной книжечке. -- При всем этом мы никому, еще раз подчеркиваю, никому не раскрываем информации о ведущемся расследовании. И прежде всего, само собой разумеется, мистеру Тревозу... Знаете, мне тогда показалось, что лучше всего сразу же приняться за дело, так сказать по горячим следам, как нас учили в школе, раскрутить все, что положено, установить личности участников, ну и ... Ну и мы его взяли! Практически сразу же!--Он закрыл свою черную записную книжку.--К тому же не следует
забывать, господа, что, как совсем недавно сказал мне мой непосредственный начальник, старший констебль округа, «теперь у вас есть все формальные основания для задержания преступника».
--Значит, взяли все-таки!--Полковник довольно обвел глазами вокруг.--Причем взяли, черт побери, на полностыо законных основаниях! Что ж, жаль, князь, жаль, что притащили вас сюда понапрасну. Извините великодушно... Ах да, совсем забыл! Позвольте представить вам: доктор Фридриксен, моя дочь Кэт ...
--Здравствуйте, мэм, очень рад познакомиться с вами,--немедленно произнес Шон Винсон.
--Вообще-то вы нас уже всех друг другу представили,--недовольно поморщившись, заметил полицейский медик.--И, кроме того, поскольку все необходимые формальные процедуры вроде бы уже закончены, я был бы крайне приэнателен, если бы мне позволили как можно скорее произвести
вскрытие и покинуть поле битвы.
-- Поле битвы? Ах да, конечно же, конечно, делайте свое дело,--с отсутствующим видом разрешил ему Чамак. Он терпеливо подождал, пока врач в сопровождении двух констеблей прошел мимо них в дом. Затем оглядел всю группу оставшихся и остановил взгляд на Скотте.--Значит, вы, инспек-
тор, здесь в основном для того, чтобы, так сказать, официально идентифицировать Милани, так? Или, иначе говоря, получить должное подтверждение от дворецкого, я прав?
--Да, да, сэр, именно так.--Инспектор Скотт с явным облегчением вздохнул.--И поверьте, как же я по-настоящему искренне рад, что убийцей оказался чужак, Тревоз или Милани, короче говоря, один из тех, кто, как в кино, готов спускать курок при одном только не совсем понравившемся ему взгляде, а не кто-то из наших, из местных ... Это хорошо, очень
даже хорошо! Теперь-то, слава тебе господи, он наконец поймет, что здесь такие номера не проходят!-- Он с весьма довольным видом снова разгладил свои пшеничные усы.--Хотя, сэр, честно говоря, должен признаться, у меня возникали определенные сомнения ...
--Сомнения?
--Да, сэр, сомнения,--с готовностью согласился инспектор.--Ерунда конечно же, но факт есть факт, и тут уж не поспоришь.--Теперь, когда бремя официальной части вроде бы с него спало, речь Скотта стала как бы проще и спокойнее.--
Понимаете, когда в голову вдруг приходит какая-нибудь идея, то выгнать ее уже, хотите верьте, хотите нет, практически не представляется возможным. Нет, и все тут, хоть тресни!--Он широко развел руками.-- Вокруг все говорят, говорят, все время на что-то намекают... Понимаете, намекают? Интересно, на
что? Вот отсюда и возникли те самые определенные сомнения. Причем не только у меня, сэр, а и у мистера Уилсона тоже. Он ведь на редкость умный малый, этот мистер Уилсон. Здорово тогда помог мне в этом деле. Да, здорово, отрицать не буду...--Инспектор снова широко развел руками. Правда, не совсем понятно, то ли одобряя свои собственные выводы, то ли
по каким-то причинам их категорически осуждая, поскольку при этом нахмурился.
Чамак остановил на нем внимательный взгляд.
--А знаете, инспектор, лично я буду вам крайне признателен, если вы не затруднитесь поделиться со мной вашими сомнениями. Само собой разумеется, в контексте с вашими последними находками. О которых у нас, к сожалению, еще пока не было возможности поговорить. Прошу вас, давайте,
пожалуйста, пройдемте наверх. Хотя, боюсь, у меня для вас далеко не самые хорошие новости. Прошу вас ...
--Да, но чего мы тогда ждем, черт вас всех побери?--неожиданно вмешался в их разговор полковник.--Давайте займемся делом! Давно пора. Мне ведь еще надо успеть проделать целых,
пропади вы все пропадом, целых шесть миль до местного телеграфа, чтобы сообщить этому чертову Мак-Грегори из Скотленд-Ярда, что мы ... да, да, мы поймали нашего убийцу... Кен! Кен!,
черт вас всех побери, что ты там делаешь? Пойдем со мной. Я ведь совершенно не умею писать телеграммы, ты ведь знаешь! .. Ну а ты, Кэт? Ты-то чем занимаешься? Что тебе-то делать там наверху? Что там может быть интересного для такой
девушки, как ты?
Кэт, впервые за все это время, заговорила--на редкость мягким, приятным голосом, в котором отчетливо слышались добрые нотки, причем с известной долей юмора.
--Для такой девушки, как я? Ну конечно же ничего, папа.--Полковник Хаген казалось, был поражен. Настолько, что даже, не скрывая удивления, переспросил.
--Как ты сказала? Повтори-ка еще раз, пожалуйста.
--Конечно же ничего интересного, папа,--с готовностью повторила она. Ее миндалевидные глаза слегка прищурились, взгляд остановился на Шоне. В первый раз за все это время! Сразу же вызвав «боевую тревогу»: шесть пронзительных воев сирены подряд! После чего Кэт Хаген якобы
совершенно невинным тоном пояснила.--Простите, может, мне лучше все-таки отвести мистера Винсона в поместье и представить его нашей маме? Не сомневаюсь, у него сильно пересохло в ... То есть, я хотела сказать, он наверняка просто... ну просто умирает от голода.--И при этом мило улыбнулась.
Ни дать ни взять просто ангел во плоти ...
Зато полковник тут же с обычным для него энтузиазмом предложил несколько иной вариант.

Вот именно! Вот именно! Отведи его туда, представь кому надо. Кроме того, это напоминает мне ...да, да... что... Кэт, это ведь родной сын епископа Винсона! Хыо, мальчик мой, позволь
мне лично представить тебе мою дочь--Кэт ... Кэт,
а это ... это Шон Винсон. Так сказать, собственной персоной ...
--Значит, наконец-то мы во всем разобрались?--загадочно улыбнувшись, спросила Кэт.--Что ж, тогда пошли! Тогда, мистер Винсон, прошу вас, следуйте за мной!
 

            Г Л А В А  5


Вот так он, к своему собственному удивлению, уже буквально через несколько минут шагал бок о бок с молодой, элегантной и на редкость соблазнительной особой в облегающем платье спортивного покроя и без рукавов. Причем шел как можно быстрее, поскольку боялся вот-вот услышать строгий окрик своего сурового отца, категорически требующий, чтобы он немедленно вернулся и занялся тем, для чего они сюда явились. Особое впечатление на Шона произвела ее фраза насчет «не со- мневаюсь, у него сильно пересохло...», тут же напомнившая ему то, что так любила подробно описывать в своих сонетах известнейший поэт всех времен: когда встречаешься с такими по-настоящему потрясающими женщинами, «сиренами всех времен и нравов», то первое, что хочется сделать,--это промочить горло и прийти в себя! Иначе просто
не выжить ... Ведь если бы Беатриче, встретившая Данте на том самом мосту, вместо классических глупостей прошептала тогда ему что-то вроде «А знаешь, глоток кьянти мне сейчас совсем не
помешал бы», этот исторический бедолага прежде всего постарался бы узнать ее адрес или хотя бы телефон, а не побежал бы домой, чтобы детально изложить свои переживания на бумаге.
Хотя аналогичное желание не обошло и Шона. Не
успел он как бы случайно остановить взгляд на невинном лице своей спутницы, как на него тут же нашло озарение в виде стихосложения. Но поэт он был неважный. Поддавшись невольному порыву и высказав это вслух, он, чуть подумав, удивленно потер руки и даже поднял глаза вверх, как бы ожидая, что боги подарят ему поэтический дар.
--Вот это здорово!--широко раскрыв глаза от удивления, отреагировала Кэт.--А что, для сына епископа, знаете, совсем не плохо! Кстати, ваш отец мне о вас много говорил. Например, что вы хороший молодой человек, достойный член общества ...
--Ложь! Наглая ложь!--перебил он ее. Как будто эти слова ранили его в самое сердце.--Послушайте, сделайте мне одолжение и даже не пытайтесь поверить ...
--Да, но я и не верю! Кстати, а с чего вы об этом подумали? Я имею в виду эти смешные строки.
--Вообще-то, честно говоря, их мне навеяли именно вы...--Она, вдруг остановившись, пристально посмотрела ему прямо в глаза.
--Ах вы негодник! Неужели хотите этим сказать, что одного взгляда на меня вполне достаточно, чтобы тут же побежать домой, разбудить жену, поговорить с ней и родить шуточный стишок? Ну, знаете, мне это совсем не кажется забавным!
Нет? Но почему? Что здесь, позвольте поинтересоваться, такого обидного?
--Хм ... видите ли ...--Она вопросительно подняла правую бровь.--Видите ли, полагаю, мы просто думали о совершенно различных юмористиках ... Знаете, у нас тут так называют шутливые стишки ... Кстати, а у вас есть жена?
--Какая жена?
--Да, да, думаю, есть.--Она подчеркнуто печально помолчала.--Впрочем, могла бы и не спрашивать. Тайные браки сейчас, говорят, в большой моде. Надеюсь, ваш отец об этом пока еще ничего не знает? Ну и кто она? Скорее всего, одна из тех
продвинутых американских потаскушек, которые ... ну, которые позволяют мужчинам все ...
Исходя из своего личного опыта, уже приобретенного, несмотря на относительную молодость, по обеим сторонам Атлантики, Шон Винсон прекрасно понимал, что одной из наиболее привлекательных черт любой британской девушки
всегда было и остается ее ставящее в тупик умение использовать совершенно неожиданные и обычно абсолютно нелогичные приемы, понять которые иногда было просто невозможно.
--Да нет, нет же у меня никакой жены!--изо всех сил стараясь не терять хотя бы видимость собственного достоинства, категорически заявил он.-- С чего бы это мне вас обманывать? Хотя, не буду от вас скрывать, я имел дело со многими пре-
красными женщинами, которые были ко мне ... ну, как бы об этом по мягче сказать ... неравнодушны.
--Да не волнуйтесь вы так, у вас нет никакой необходимости убеждать меня в отсутствии у вас каких-либо отвратительных амурных связей,--тепло, даже ласково сказала она.--Тем более, мягко говоря, не совсем пристойных. Меня это совершенно не интересует, уверяю вас! Да, похоже, вы принадлежи-
те именно к тем самым мужчинам, которые воспринимают женщин только и исключительно как игрушку для достижения своих собственных эгоистических целей, не больше!
--Что ж, в каком-то смысле вы правы.
Явно не ожидая такого ответа, она нервно вздернула красивой головкой.
--Вот как? На самом деле? Вы в этом уверены? Хотя вообще-то мне казалось, таких глупых, самонадеянных и старомодных мужчин уже давно не существует. Особенно в наши дни!.. Кстати, о чем вы сейчас думаете?--не без некоторого подозре-
ния спросила она.
--Даже так?--загадочно переспросил Винсон.--А вы ведь, согласитесь, немного лгунья. Все время стараетесь сменить тему.  Все, что я тогда сказал,-- это вы сподвигли меня на, как вы изволили выразиться, смешинки или юморинки. Не более того, поверьте. Ну вроде как в свое время Шекспира...
Ну, вдохновляла муза и так далее! Причем всегда, заметьте, в образе вполне конкретной женщины, которая в тот самый конкретный момент находилась где-то рядом с ним. Совсем рядом! 
--Ну, скажем, вы и карьера? Чушь, нонсенс! Эти два понятия просто несовместимы. Вы только представьте себе: вы, допустим, врач. И что дальше? Ведь любой пациент тут же выйдет из наркоза, как только вы прикоснетесь к его пульсу! Даже не
дождавшись начала операции! Ну а если станете адвокатом? Да вы же швырнете чернильницей в лицо судье, если он только подумает лишить вас слова!  Кстати, это почему-то напоминает мне о том, что ...
Кэт, которая, не скрывая удовольствия, выслушивала его тираду, когда он вдруг замолчал, только пожала плечами.
-- Что? Интересно, что? Ну не молчите же!
Они уже вышли из тени усадьбы и неторопливо направлялись к парку. После столь резкой смены городов, континентов и климатов ему, Винсону, было совсем не легко вот так сразу привыкнуть к новому окружению, что неизбежно затрудняло
естественную реакцию. Бросив взгляд на густые клены, окружавшие поместье, он вдруг вспомнил как бы случайно оброненные слова Чамака об убийце. Вспомнил, что им до сих пор было совершенно неизвестно, кто он, собственно, такой. Как его зовут? Где он живет? Зачем он это сделал? Да, старый
Хилл устроил им всем «веселую жизнь». Ведь практически никто из тех, кто оказался здесь, даже и не собирался его оплакивать, никому он в принципе особенно не был нужен. Тогда зачем? За что? Почему? Работа, сплетни, слухи, интерес? Где-
то глубоко внутри у молодого Шона Винсона проснулось какое-то чувство, но пока он точно еще не понял, какое именно.
--Швырнуть в судью чернильницу,--задумчиво повторил он.--Швырнуть чернильницу. А знаете, я почему-то подумал о вашем полтергейсте. О том, что он значил для викария.
--Ах это?--Кэт вопросительно подняла брови и ус-
мехнудась.--Да, то еще было дело! Жаль, что вы при этом не присутствовали. Конечно, никто из нас никогда не считал вашего отца--простите за не совсем точное выражение--чокнутым... ну, может быть, за исключением моего отца, хотя мы все не поверили ни одному его слову, когда он рассказывал нам об
этом американце, как там его зовут?.
--Милани?
--Он самый. Впрочем, еще хуже было то, что мы услышали сегодня утром...--Она задумчиво нахмурилась.--Что, кстати, кое о чем мне напоминает. Послушайте, нам же совсем не обязательно идти прямо к нам в дом, так ведь? Может, сначала лучше зайдем к Морганам и выпьем у них по
коктейлю? Вы не ...
Непреодолимая сила взаимного притяжения тут же безошибочно отразилась на их лицах: не успела она, заговорщицки хихикнув, закончить последнюю фразу, как они оба начали разворачиваться, чтобы пойти прямо в противоположном направлении.
--Сама не знаю, а, собственно, почему...-- продолжила Кэт таким тоном, будто ей была ненавистна тема этого разговора, но закончить его она считала своей святой обязанностью.--Зачем, ну зачем, скажите, этому американцу Милани убивать нашего мистера Хилла? Хотя... Он это все-таки сделал! Вообще-то он итальянец и, вполне возможно,
даже член этой ужасной мафиозной банды, а
они, как известно, творят бог знает что ... Вам ведь, полагаю, все это не в новинку? Простите, я имела в виду различные уголовные дела.
--Вон как?--протянул Шон, который, как ни странно, уже начинал испытывать некое сожаление. Он хотел, очень хотел объяснить ей все до мельчайших подробностей, но по каким-то пока еще ему не совсем понятным причинам не мог.
--Странно, конечно,--повторила Кэт тоном, кото-
рый безошибочно свидетельствовал о том, что она явно довольна логикой своих рассуждений.--Но, знаете, я была бы отчаянной лицемеркой, впрочем, как и большинство из нас, если бы вздумала убеждать вас, что искренне сожалею о смерти мистера Хилла. То есть мне вообще-то, конечно, жаль,
что с ним так получилось... хотя, с другой стороны, я искренне рада, что его все-таки поймали... ну, этого убийцу. И теперь он понесет заслуженное наказание ... Но вообще-то было бы куда лучше, если бы он просто исчез отсюда. Раз и навсегда!--Она слегка поколебалась.--Если бы не Сандра, не те несколько раз, когда мы имели счастье ее видеть, думаю, мы бы
все были против папы и мистера Уилсона и сказали бы им: «Послушайте, вышвырните же, наконец, этого придурка отсюда! Раз и навсегда!»
Она говорила с таким ядовитым чувством, что это даже начинало все больше и больше ставить Шона Винсона в тупик.
--В общем -то да ... Да, конечно же,--не совсем уверенно протянул он.--Но ведь самое интересное из всего, что мне приходилось видеть, заключается в том, что ...
...--в том, что?
--В положении старины Хилла. Ведь никто, практически никто не думал и не думает хоть как-либо вставать на его защиту! Когда он сюда приехал, его никто здесь не знал, затем со временем вы сами сделали его одним из своих. Ну и почему
же он вдруг взял и оказался изгоем? Самым настоящим изгоем?! Что, скажите, что послужило причиной столь необычного изменения отношения к нему?
--Ах вот вы о чем! Понятно, понятно ... А знаете, я сама не раз задавала себе тот же самый вопрос. За всем этим стоит мистер Уилсон. Это он все время побуждал моего отца говорить о мисте-
ре Хилле именно в таком ключе, после чего папа с побагровевшим лицом начинал бормотать что-то не совсем внятное, типа: «Что-что? Да-да, конечно же! Наш старый Хилл вполне приличный парень? Хм ... может, так оно и есть! Хотя ... кто знает, кто знает!». И тут же через ближайшую дверь пулей
вылетал оттуда, где мы только что разговаривали, считая свою миссию полностью выполненной. Идея же всегда принадлежала мистеру Уилсону, хотя сам он никогда ничего подобного вслух не произносил.
--Мистер Уилсон? То есть вы хотите сказать ...
--Да, вы правы. Подождите до встречи с ним, и сами увидите... Он невысокий, но коренастый, с мощными, широкими плечами, блестящей лысой головой и грубым, чуть хрипловатым голосом. Обычно имеет кислый-прекислый вид, а потом
вдруг неизвестно почему начинает хихикать. Всегда одет в темно-коричневый костюм, я за все это время ни разу не ви- дела его хоть в чем-нибудь другом, всегда с трубкой в зубах. И, кроме того...--Кэт почему-то печально вздохнула,-- кроме того, он имеет весьма, знаете, дурную привычку вдруг закрывать один глаз, а вторым пристально смотреть на вас вдоль своей трубки. Совсем как в прицел пистолета... Ощуще-
ние, признаться, в высшей степени неприятное ...Она, чуть передернув плечами, тихо хихикнула. --Впрочем, не без некоторого удовольствия.--Хотя если я в чем-либо насчет его и уверена на все сто процентов, то только в том, что он ненавидит говорить о книгах, не говоря уж о стихах, и может за один присест выпить неимоверное количество виски, при этом со-
вершенно не меняя выражения лица!
Ее искренние слова произвели на Шона весьма сильное впечатление.
--Да, а знаете, Кэт, это действительно нечто новое. Мне всегда казалось, что любой, кто непосредственно связан с издательскими делами, должен иметь спускающиеся до самого низа щек седые бакенбарды, очки с толстенными линзами и
вечно сосредоточенно-задумчивый вид. Как будто до смерти боится забыть про очередной литературный шедевр. Но вот Генри Морган ... кстати, я уже встречался с ним. Так вот, судя по рекламным шедеврам на обложках его книг ...
Она снова радостно захихикала.
--А что, по-моему, они совсем не плохие, вы не находите? Кстати, он всегда сам их все пишет. Не доверяет никому другому. Впрочем, мы ведь говорили о мистере Хилле. Простите, о покойном мистере Хилле. И вряд ли здесь дело было в деньгах, которых он унаследовал, полагаю, более чем достаточно. Нет, скорее в его сверхъестественной способности практически безошибочно угадывать, какие книги будут расходиться большими тиражами, а какие не очень. Таких, как он, в мире можно пере считать по пальцам. Откуда у него этот бесценный дар--никому точно не известно, но он у него есть! Вернее, был. Он всегда точно знал, что и как будет. Мистер Уилсон высказался о нем вслух только один раз, когда мы с Мад за что-то его ругали, а он пытался вздремнуть в
кресле-качалке, прикрыв лицо газетой «Гаймс». Устав от нашего не прекращавшегося воркования, он наконец-то сдвинул газету с лица и раздраженно сказал: «Да заткнитесь же вы, черт побери!». Затем, чуть помолчав, тихо, но со значением добавил: «Этот человек просто гений»--и...снова, но теперь уже по-настоящему уснул.
Они уже вышли на главную дорогу и теперь неторопливо шли под густыми деревьями, по обеим сторонам обрамлявшими ее вместе с высокими кустами боярышника. Уже у самых ворот дома до них отчетливо донеслось громкое жужжание
электрического смесителя коктейлей и звонкий голос Моргана.
--Господи ты мой, да подожди, подожди, сейчас я расскажу о том, что было на самом деле! Расскажу так, как сделал бы это сам Джордж Вуд. Ну, для начала ...
--О, привет!--перебила его Кэт.--Можно
войти? Спасибо, спасибо ... Еще раз привет!
А на лужайке прямо перед самим зданием, окруженной высокой живой изгородью, можно было увидеть на редкость милую, поистине домашнюю сцену: Мад Морган, свернувшись калачиком, сидела в шезлонге под большим пляжным зонтом с выражением нетерпеливого ожидания на лице, поднося к своим губкам то одну руку с бокалом коктейля, то другую с дымящейся сигаретой, в то время как ее муж нетерпеливо расхаживал взад-вперед перед столом, то и дело останавливаясь, что-
бы про извести очередную операцию с шейкером. У слышав приветствие Кэт, он резко к ней повернулся, внимательно посмотрел на нее поверх очков и явно одобрительным тоном произнес.
--Ха! Входите, входите ... Мад, принеси нам, пожа-
луйста, еще два бокала ... Чем обязаны?
--Да ничем особенным,--мило улыбнувшись, ответила Кэт, усаживаясь в ближайшее кресло-качалку.--Просто вы, кажется, совсем недавно грозились объяснить нам некоторые детали этого громкого убийства. Так вот, нужда в этом от-
пала. Американца уже нашли, так что все вроде бы практически закончилось.
--Нет, нет, вы ошибаетесь, полагаю, совсем еще не закончилось,--мелодично пропела Мад, со звоном ставя бокалы на столик и бросив на своего мужа довольный взгляд.--По мнению мужа, ничего совсем не закончилось.
Морган наполнил бокалы темно-вишневым коктейлем из шейкера.
--Да, да, мне уже известно, что этого американца поймали. Скотт, кстати, сообщил мне об этом, когда я встретил его на обратном пути. Но, как ни странно вам будет это слышать, полагаю, он не виновен. Что вполне похоже на правду, вполне... Ну что ж, ваше здоровье, Кэт! И ваше, сэр!--И он, не скры-
вая удовольствия, отпил из своего бокала.
Последовал негромкий, совсем как в церкви, когда священник читает катехизис, шелест ответных голосов и взаимных пожеланий друг другу. Вкус благодатного напитка почти сразу же позволил Шону Винсону расслабиться. А Морган тем време-
нем продолжил.
--Да, да, вполне похоже на правду, вполне. Но вот что я хочу вам сказать: истина, как сами понимаете, меня интересует конечно же только в качестве некоего вторичного соображения. Меня куда больше, поверьте, интересует то, как и для чего именно убийство было задумано и практически выполне-
но. Видите ли ...
Кэт опустила свой бокал, задумчиво нахмурилась. Затем буквально на глазах у всех будто расцвела.
-- А что, знаете, на самом деле прекрасная мысль! Она существенно расширит и, главное, разнообразит вашу коллекцию представлений. Ведь что, собственно, вы до сих пор сделали? Отравили одного министра внутренних дел правительства ее
величества, зарубили топором нашего лорд-канцлера, застрелили из пистолета двух премьер-министров и взорвали одного судью! Может, хватит, хотя бы на какое-то время, истреблять наше любимое правительство и для разнообразия избавить об- щество от простого издателя книг вроде мистера Хилла?
--Между прочим, тот самый лорд-канцлер не был зарублен топором, моя дорогая Кэт,--не без чувства некоторой обиды заметил Генри Морган в ответ.--Соответствие истине в таких случаях, должен заметить, имеет совсем немаловажное значение. Ведь на самом деле, обратите внимание, тому лорд-
канцлеру всего-навсего размозжили голову Большой государственной печатью, когда он сидел на своем председательском мешке с овечьей шерстью в палате лордов! Полагаю, дорогая, вы перепутали его с канцлером казначейства из моей блестя-
щей книги «Убийства в налоговой службы». Хотя в том романе я просто, с позволения сказать, выпускал
пар. Не более того ...
--Да, этот роман я прекрасно помню,--с готовностью подтвердил Шон.--Причем, знаете, он оказался совсем не плохим.
Морган довольно расцвел, снова наполнил свой бокал.
--Благодарю вас, конечно, искренне благодарю. Хотя, честно говоря, на самом деле очень даже хороший роман.
--Вы правы, сэр. Совершенно правы! Знаете, а мне такие всегда нравились куда больше, чем те, которые писал этот вроде бы популярный ... как его имя? Да, да, кажется, Сименон. Я хочу сказать, он любил весьма подробно описывать случаи, где все выглядит весьма правдиво и вполне реаль-
но, где все, что делают детективы,--это бегают и суют всем подряд фотографии для опознания ...
Морган даже, казалось, слегка смутился.
--Простите,--чуть медленнее, чем обычно, протянул он.--Но дело в том, что, честно говоря, я в общем-то и есть тот самый Сименон. Хотя в каком-то смысле и полностью согласен с вами. Это мой чисто литературный трансплант.
--Трансплант?
--Да, трансплант. Их пишут специально для критиков. Видите ли, в отличие от обычных читателей, литературные критики просто обязаны любить и хорошо отзываться фактически о любом, даже, казалось бы, на первый взгляд достаточно прав-
дивом романе! Мне, слава богу, повезло понять это давным-давно, еще в самом начале моей писательской карьеры. Для этого надо совсем мало: 1) не иметь реального развития действия; 2) не иметь реально окружающей среды; 3) иметь как можно меньше реально интересных героев; 4) практически не
иметь отклонений от главной темы и, главное, 5) не позволять себе делать выводы! Ведь отклонения и догадки--это настоящее проклятие, так сказать «возможности реальности»... Свято соблюдайте эти правила, дети мои, и у вас все получится, и
критики тут же назовут вас гениальными. Вот так!
--Ура, ура, ура!--с энтузиазмом воскликнула Мад
и снова с видимым удовольствием поднесла бокал с вкуснейшим коктейлем к своим не менее привлекательным и манящим губам.
А Кэт заметила.
--Боюсь, вы уже чуть ли не до смерти загнали своего любимого конька, Генри. Давайте-ка лучше вернемся к самой проблеме. Почему бы этому событию не лечь в основу вашего нового творения? Я хочу сказать, в полном соответствии с вашими собственными представлениями о преимуществах, личных предпочтениях и, возможно даже, недостатках детективных романов.
Морган довольно ухмыльнулся.
--Конечно же такое вполне возможно. Почему бы и нет? Вплоть до самого момента убийства и включая его. Но вот после этого.
Он вдруг нахмурился. Какое-то невнятное, но почему-то очень сильное предчувствие заставилоШона Винсона поднять глаза вверх. Он вдруг вспомнил, что именно этот человек так вовремя подсказал им
искать металлический крючок для застегивания башмаков.
--Ну а после?
--После? Ну, прежде всего, лично я не думаю, что этот американец хоть в чем-либо виновен. Кроме того, если учитывать практически полное отсутствие возможных мотивов, отсутствие каких-либо иных подозреваемых, то тогда невольно возникает вопрос: кому и зачем все это надо? Тогда что дальше? Ведь должна была иметь место хотя бы какая-то размолв- ка, случайно подслушанная дворецким, что кто-то грозил убить кого-то, кто-то постарался незаметно выбраться наружу, чтобы, скажем, спрятать окровавленный носовой платок в цветочной клумбе ... Но ведь ничего подобного не былоl И что те-
перь? Возьмем, например, самого мистера Хилла. Я ведь ни в коем случае не хочу сказать, что у него не было никаких врагов. Когда доводится слышать о человеке, у которого якобы нет врагов, то можно быть практически абсолютно уверенным: скоро, очень скоро найдется тот, кому потребуется его
убить. Причем как можно скорее! С покойным же Хиллом все было куда сложнее. Здесь его, конечно, никто не любил, однако, клянусь Господом Богом, никому и в голову не пришло бы его пристрелить, уж поверьте! Ну кого, скажите, кого из наших можно представить в роли убийцы? Его преподобие
епископа? Полковника Хагена? Уилсона? Саму мадам
Хаген? Позвольте мне налить вам еще ...
--Благодарю вас, сэр, благодарю. На самом деле прекрасный коктейль. А кого здесь, позвольте поинтересоваться, так мило называют «сама мадам?»-- поинтересовался Шон.
Кэт изящно изогнулась в своем кресле, спустив правую ногу в теннисной туфле вниз, вдоль одной из сторон. Стекла окон дома за ее спиной все еще освещали багровые лучи заходящего солнца, хотя сама лужайка уже постепенно потрузилась в предвечернюю тень.
--Ах да, да. Пожалуй, лучше объяснить вам все сейчас, прежде чем вы ее увидите. Чтобы знали, как себя с ней вести. Дело в том, что «сама мадам»--это моя мама. Уверена, вам она понравится. Она нечто вроде красавицы тирана в юбке, которая
страстно хочет, но не может кого-либо тиранить, и это приводит ее в бешенство. Господи, да мы все до смерти ее боялись, пока один из американских приятелей Генри не подсказал нам поистине соломоново решение.
--Вон оно как?—Шон Винсон с большим трудом удержался от того, чтобы не сесть рядом с ней. Точнее, у ее ног.--Да, да, как же, как же, помню, ваш брат действительно упоминал что-то именно в этом духе.
--Бедняга Кен до сих пор еще не отошел от глубочайшего шока. Но иначе, поверьте, было никак нельзя. Иначе нам пришлось бы вечно есть ее сырую репу, или летом и зимой заниматься активной физкультурой перед настежь раскрытым окном, или неукоснительно выполнять ее очередную блажь!
Поэтому ее и стали называть «мадам» ... Так что, пожалуйста, запомните: когда она вдруг окажется рядом с вами и ласково- ласково прикажет вам что-то сделать или попытается хитростью во что-нибудь вовлечь, посмотрите ей прямо в глаза и
твердо скажите: «Великолепно, мадам, то, что вы предлагаете, поистине великолепно! Хотя лично мне сейчас этого не требуется!» Да, что-то вроде этого. А затем еще более твердым тоном повторите: «Просто великолепно!» На этом все, скорее всего, и закончится.
--Великолепно!--повторил Шон Винсон с таким видом, будто произносил волшебное заклинание.-- Великолепно, мадам, просто великолепно!--Он задумчиво посмотрел на красный кончик сигареты.--И вы абсолютно уверены, что это сработает? Да, хотел бы я попробовать это на своем собственном отце. Если бы, конечно, у меня хватило смелости ...
--Это уж точно, без этого с ним не обойтись,--с готовностью согласился Морган, довольно поглаживая подбородок.--Полковнику Хагену, например, это пока не удается. Во всяком случае, пока. Правда, у него с самого начала все вышло не совсем так, как надо. Рассказывают даже, когда он попробовал
сделать это в самый первый раз и, подбежав к ней, с испуганным видом произнес: «Здорово, как же здорово, черт побери!», то стал, не скрывая искреннего нетерпения, ждать, что за этим последует. Оказалось, что, увы, ничего, ровным счетом
ничего! Ну и ...
--А знаете, лично я этим россказням не верю,-- недовольно перебила его Кэт. И, повернув голову, обратилась к Шону, как бы жалуясь и по-своему прося защиты.
--Он всем это рассказывает, хотя ничего подобного никогда не было. Просто ...
--Да, клянусь честью, было, было!--заявил Морган, торжественно поднимая к сердцу левую руку.-- Я сам там был. Стоял прямо за дверью и лично все это слышал. Когда он вскоре после этого вышел, то тут же подошел ко мне и сказал, что, очевидно, перепутал кодовое слово и теперь ему, скорее всего, придется долго пить рыбий жир. Пример, согласитесь, совсем не плохой ... Впрочем, убийцы из них в любом случае никудышные. Своих людей мы знаем давно и, так сказать, как облупленных. Нет, нет, на эту роль никто из них, мягко выражаясь, не подходит. Даже рядом не стоит. Думаю, это практически исключено.
--Ну почему же совсем никто, дорогой?-- неожиданно для всех возразила его жена. И, вдруг заметно покраснев, с вызовом оглядела собравшихся. Затем, сделав еще один глоток из бокала, продолжила.
--Надо просто не прекращать поиски, и
уверена, кто-нибудь подходящий найдется. Во всяком случае, у тебя, не сомневаюсь, все выйдет как надо.
--Да, но все дело в том, что уже нет никакой необходимости его искать,--снова возразила Кэт.--Это же не литература, это сама наша жизнь. Причем реальная жизнь! Неужели вы не видите разницы? Этот американец Милани застрелил его. По каким-то своим собственным, ведомым только ему одному причинам. Нам, во всяком случае, пока еще неизвестным ...
Морган снова зашагал по лужайке, жестикулируя своей давно потухшей трубкой. В наступивших сумерках уже с трудом виделся даже его полосатый пиджак Затем он вдрут резко остановился.
--А знаете, чуть подумав, я вполне готов поделиться с вами этими причинами,--заявил он.--Причем только для того, чтобы, не сходя с места, постараться доказать вам, что ваш, не помню даже его имени, «герой-убийца» не совершал этого преступления. Хотя полностью, честно говоря, не могу
быть уверен, поскольку попытаюсь посмотреть на все это с точки зрения старины Джорджа Вуда. Не более того. Так что, кто знает, вполне могу и ошибиться ... И тем не менее первая часть того, что я вам говорил, остается в силе. Она может послужить как минимум вполне приемлемой основой для хорошего и, что самое главное, уж поверьте, достаточно качествен-
ного и интересного детективного романа!
Увлеченные обсуждением столь интригующей темы, никто из них не услышал тяжелых шагов по дороге. Но зато когда чья-то чуть видная в стремительно наступающих лучах заката
фигура наклонилась над входными воротами, переводя внимательный взгляд с одного на другого, на нее все сразу же обратили внимание. И замолчали.
--Значит, все еще беседуете?--поинтересовался грубый голос.--Интересно, о чем же? Можно войти?
--Конечно же входите,--почему-то извиняющимся, но при этом вполне гостеприимным тоном ответил ему Морган.--Входите, входите, мистер Уилсон и послушайте, что мы здесь обсуждаем. Думаю, лично вам будет очень интересно. Да, кстати, заодно позвольте представить вам ... Это—Шон Винсон, сын
епископа Манчестерского ...

...Великий и величественный Гарри Рон Уилсон, которого никто и никогда не называл иначе как Г.Р., вошел, слегка наклонив голову. Вперед и чуть набок Когда он полностью появился из темноты кустов около ворот, Шон Винсон смог рассмотреть его получше. Да, в принципе Кэт описала его весьма точно. За исключением большой лысой головы, скрытой под пиратского вида шляпой с широкими приподнятыми
передними полями. Невысокий широкоплечий мужчина в коричневом пиджаке, который, казалось, все время смотрел на вас, как бы прищурившись, поверх своих узких профессорских полуочков в стальной оправе. Этим достигались сразу как
минимум две цели: во-первых, сохранялось интригующее, ну просто «китайское» выражение лица с загадочно опущенными уголками рта и, во-вторых, это выражение еще больше подчеркивалось вроде бы скрываемым блеском глаз.
Да, вот именно таким, как уже указывалось раньше, и был тот самый великий и величественный Г.Р.Уилсон, всесильный первооткрыватель авторов, финансовый директор и известный ненавистник любых литературных произведений, особенно книг; при этом на редкость вежливый, искренний,
циничный, потрясающе образованный и начитанный, нередко заметно пьяный и всегда чувствующий себя везде и со всеми как дома.
--А знаете, мне тут пришлось немного посидеть на бревне,--ворчливо начал он, со значением шмыгнув носом, что, судя по всему, должно было означать его «вполне философское» восприятие всего окружающего мира.--Чего, как вам известно, де-
лать ненавижу всеми фибрами моей души. Достаточно посидеть там всего пару минут, и весь остаток дня меня преследуют самые дурные ощущения. Что ж, давайте, так сказать, пообщаемся.
Морган, как гостеприимный хозяин, тут же принес ему кресло, и тот с довольным видом в него уселся. Со словами, обращенными к Моргану.
--А вы продолжайте, продолжайте, пожалуйста ... Что-что? Ах да, виски, пожалуйста... Нет-нет, достаточно, благодарю вас ... Да, кстати, как мне совсем недавно сообщили, Скотленд-Ярд прислал сюда князя чамака. Чтобы он лично расследовал это якобы загадочное преступленис. Скажите, это действительно так?
--Да, вы правы, именно так. А что, вы хотите сказать, вас здесь все это время не было?
--Как всегда, князь Чамак,--сердито пробурчал
Г.Р.--Было бы даже странно, если бы его здесь вдрут не оказалось, учитывая его заслуги перед полицией.-- Он неторопливо вытянулся в кресле, сложив руки на
груди, с явным удовольствием пригубил налитое ему шотландское виски и поверх своих полуочков вопросительно посмотрел на окружающих. Затем, все еще ничего не говоря, снова сунул в рот свою знаменитую трубку и наконец продолжил.
--Так вот, я тут гулял по нашим прекрасным сельским дорожкам. И больше этого, поверьте, делать не собираюсь. Как только мне приходит в голову пройтись по тихим сельским дорожкам, на
них вдруг непонятно откуда оказывается полным-полно плюющихся вонючими бензиновыми выхлопами автомобилей. Совсем как на лондонской Риджент-стрит в пять часов дня! Более того, меня по меньшей мере раз двадцать чуть не сшибли эти чертовы велосипедисты. Вы представляете? Ну что, скажите, может быть унизительней, чем быть сбитым велосипедистом?! Они ведь, черт их побери, всегда подкрадываются совершенно беззвучно и незаметно. Их не видно и не слышно, а когда ты их, наконец, замечаешь, уже поздно: ни ты, ни он--а то, упа-
си господи, и она!--никогда не знают, в какую сторону сворачивать. В результате вы оба оказываетесь на земле, причем этот чертов велосипед всегда норовит больно добавить тебе рулем по голове! Вот так...
--Наш бедный, бедный мистер Уилсон,-- сочувственно произнесла Мад, стараясь сохранять искренне озабоченное выражение лица.--Неужели вас на самом деле больно ударил по голове руль этого чертова старого велосипеда?
--Вот именно, моя дорогая,--подтвердил Г.Р. и устремил на нее взгляд вдоль линии своей трубки. Совсем как через прицел снайперской винтовки.-- Ударил! Причем совсем не на тихой окружной дорожке, а прямо на главной! После того как мне удалось вполне успешно увернуться от по мень-
шей мере двадцати четырех намеренных, подчеркиваю, намеренных попыток врезаться в меня на других тихих дорожках. Например, один парень гнал с холма с такой скоростью, за ко-
торую надо просто сажать в тюрьму! Причем без суда и следствия. Я даже не успел его заметить, как--бум!
--Ну ничего, ничего, сэр,--сочувственно покачав головой, попытался успокоить его Морган.--Просто на этот раз он вас, очевидно, переиграл. Зато в следующий, не сомневаюсь, победа будет за вами.
Г.Р. бросил на него внимательный взгляд.
--Сначала он поднялся сам, затем помог встать с земли мне. И спросил: «Скажите, вы мистер Г.Р. Уилсон?». Я кивнул. Тогда он сказал: «У меня для вас телеграмма, сэр». На что я, естественно, ответил: «Знаете, у вас, черт побери, на редкость ори-
гинальный способ доставлять их адресату, не правда ли? Вы себе представляете?». И поинтересовался: «Скажите, а что вы обычно делаете, когда вам надо доставить срочную телеграмму адресату домой при куда более необычных обстоятельствах? Садитесь, например, в танк или всего лишь привязыва-
ете ее к рукоятке ручной гранаты и бросаете ее через окно?».
После этой возмущенной тирады к Г.Р. Уилсону, похоже, вернулось хорошее настроение. Он пробормотал что-то в свой бокал с виски и сардонически посмотрел в сторону Моргана.--
Телеграмма, кстати, была от лондонского адвоката
самого мистера Хилла. Вы ведь здесь, надеюсь, вряд ли полагали, что его дела, так сказать, сами позаботятся о себе. Так, уж поверьте, просто не бывает.
--Ну и какие у вас соображения насчет всего этого?--спросил Морган.--Я имею в виду, насчет убийства ...
Г.Р. пристально посмотрел на него.
--Никаких. Дело, как говорят, дрянь. Это все, что я знаю. И никому из нас от этого легче не будет. Да и к чему теоретизировать? Убийцу-то ведь уже поймали ...
--На самом деле?
--А знаете, что я вам скажу?--Уголки его губ, как и положено в таких случаях, загадочно опустились вниз. Он внимательно осмотрел свой бокал со всех сторон, даже заглянул под донышко.--Все-таки не стоит вам так теоретизировать. Последуйте-ка лучше логике старины Джорджа Вуда, ну а реальную
жизнь оставьте в покое. Пусть живет сама по себе ... Да и в любом случае постарайтесь держаться от всего этого подальше. Грязное, знаете, дело ... коварное. В случае чего потом не отмоетесь!
--Вот именно это меня и заставляло подумать. Ведь полиции наверняка захочется поинтересоваться, что вам известно о мистере Хилле. О его прошлом, ну и всем остальном ...
--Хотите сказать, поинтересоваться захочет сам князь Чамак? Ну и что из этого? Я могу сообщить ему не больше того, что мог бы сказать любому, понимаете, любому другому! И учтите: у мистера Хилла прекрасная репутация. Почти как у Английского банка: он уважаемый джентльмен, за которого в свое время без малейших колебаний поручился
сам полковник Хаген. Ну а уж если вашему достопочтенному князю вдруг приспичит узнать дополнительную, имеющую самое непосредственное отношение к данному делу информацию, то ему, боюсь, придется попытаться получать ее у адвоката покойного. Который--я, само собой разу-
меется, имею в виду мистера Мюррей,--кстати, прибудет сюда либо сегодня поздно вечером, либо, в крайнем случае, не позднее чем завтра рано утром.
Моргану стало сразу же понятно: Г.Р., если что и знал на самом деле, не особенно расположен об этом говорить. Во всяком случае, сейчас и пока. Зато поговорить вообще он был более чем расположен! Торжественно встал посреди уже практи-
чески темной лужайки, театральным жестом призвал всех к молчанию и рассказал, нет, скорее, поведал целую повесть, от которой у молодого Винсона чуть ли не дыбом встали волосы на голове, ибо ее детали и выводы чуть ли не полностью соответствовали всему тому, о чем совсем недавно говорил и Чамак.
Не вполне логично, взволнованно запинаясь на деталях, пропуская некоторые из них, он тем не менее с талантом прирожденного рассказчика, которого, как правило, интересует не столько суть, сколько пафос и форма повествования, подробно изложил, как все произошло. Начал, само собой разумеется, с
металлического крючка для застегивания туфель, потом перешел к дальнейшей последовательности событий. Молодому Шону Винсону все это было, похоже, в новинку. Зато Кэт, когда Г.Р. только заговорил о гриме, маскарадном костюме и
прочих атрибутах, тут же издала громкий возглас протеста. В ответ на него Морган, не очень-то стараясь скрыть издевательскую ухмылку, устремил взгляд в свой бокал с отличным шотландским виски. Но ненадолго, поскольку, пожевав губами, тут
же приступил к подробному, слишком подробному изложению своих собственных деталей.
--Итак, дорогие дамы и господа, вот что я имею вам сообщить,--начал он, расхаживая по лужайке и адресуя свои слова прежде всего и в основном Уилсону.--Когда не далее как сегодня утром мы со Скоттом осматривали кабинет нашего покойного Хилла, то я сразу же заметил явные признаки жульничества и прежде всего исследовал само тело убиенного.--Он повернулся к Шону Винсону.
--Молодой человек, скажите, вы были
с князем, когда он отправился в поместье. Случайно,
не вспомните, он тщательно, я имею в виду достаточно тщательно, осматривал труп?
Сам не зная почему, но Шон Винсон постарался говорить как можно более осторожно.
--Да как вам сказать? Вообще-то ...
Морган выразительным движением руки не дал ему договорить.
--Дело в том, что на его верхней губе были обнаружены следы специального актерского клея, который нельзя удалить с помощью простой воды. Аналогичные признаки были найдены и
за его ушами. А в камине не только остатки почти полностью сгоревшей одежды, но также и опаленный клок волос от парика. Затем я прошел в его ванную комнату и туалет, смежные с кабинетом Хилла. Найти что-либо непосредственно связанное с убийством можно было, скорее всего, именно там. Так
вот, по обеим сторонам зеркала над умывальной раковиной стояли две свечи. Скорее всего, чтобы дать Хиллу возможность быстро избавиться от грима. Моментально, сразу же после возвращения! А в дренажной системе застрял один из этих кусоч-
ков прозрачной «чешуи», обычно используемой актерами для подтягивания опустившейся кожи вокруг щек и глаз, чтобы создать у зрителей иллюзию молодости. Кроме того, носки были еще мокрыми, а на спинке стула висело влажное нижнее белье.
Остальное было уже сожжено. Гримерную шкатулку, к сожалению, я найти не успел, поскольку за моими действиями внимательно наблюдал Скотт.--Он снова бросил пристальный взгляд на Шона Винсона.--Ну и что обо всем этом думает наш уважаемый князь?
Эта совершенно неожиданная ремарка, похоже, застала молодого Винсона врасплох.
--Но, сэр, мы туда даже и не заходили,-- несколько растерянно ответил он.--Ведь князь исходил только из хорошо всем известных фактов ...
Последовало довольно долгое молчание. Шон услышал свои собственные слова, как будто они исходили от далекого эха. Но тут... он попытался найти какое-нибудь иное объяснение, однако не смог ... В голову ничего не приходило. Никакого более разумного объяснения. А Морган тем временем с
задумчиво опущенной головой продолжал расхаживать по лужайке. Туда-сюда, туда-сюда ...
--Господи ты боже мой,--наконец произнес он.-- Вы хотите сказать, я прав?
Прозвучавшее в его тоне слишком уж явное недоверие поставило Шона Винсона в еще больший тупик.
--Правы,--повторил он.--Но ведь вы сами все это говорили ...
--Да знаю, знаю,--подтвердил Морган, устало проводя рукой по глазам. А затем вдруг рассмеялся.-- Сначала я сам себя убедил в этом, но потом ... видите ли, потом это начало казаться мне слишком уж правильным, чтобы--простите за невольный каламбур --быть правдой, Все происходило настолько в
соответствии с тем, как и должно было происходить, что я первый усомнился в реальности сюжета. Именно поэтому и решил опробовать его на всех вас. Господи, гениальный замысел, который был введен в заблуждение, и раскрыл истинные факты
слишком рано!--Морган взял со столика бокал, обнаружил, что он уже пуст, и раздраженно поставил его снова на стол.--Ну почему, черт побери, мне было чуть не подождать, а уж затем в должное время не выложить это епископу эффектно и все сразу?! Никогда себе этого не прощу, никогда!--И он с не-
довольным видом сел в кресло.
--Послушайте,--протестующе подняв руку, возразил ему Г.Р.--Неужели вы хотите сказать нам, что князь Чамак тоже способен верить во всю эту чепуху?
--Более того, готов поспорить, вы сами в нее верите,--не задумываясь ответил ему Морган.
--Да чушь собачья!--возмущенно рявкнул Г.Р.--Вы делаете из Хилла, бывшего уголовника, который хотел убить Милани ...
--Нет, нет, я сказал лишь то, что в его прошлом было нечто в высшей степени отвратительное и отталкивающее.
--Да...--Впрочем, после непродолжительного молчания, покашливания и недовольного бурчания тон Г.Р. снова зазвучал со свойственным ему снисходительным сарказмом.--Такой вариант, конечно, вполне мог бы пройти для какой-либо
книги, мой друг, но отнюдь не в реальной жизни. В этом сюжете просто зияет одна громадная дыра. И знаете какая? Замолчите! Дайте же мне сказать ... Вы еще успеете. Итак, предположим, все это правда. Которую я, обратите внимание, не признаю. И что тогда?
--Тогда мы волей-неволей возвращаемся к версии, что убийца--это кто-то из нашей среды.-- Морган снова встал, бросил долгий, внимательный взгляд на быстро темнеющее небо. У него был такой вид, будто ему против своей воли при-
шлось выпустить наружу куда больше, чем он намеревался на самом деле.--То есть ... Послушайте, неужели князь тоже так считает? Ради бога, скажите мне всю правду!
Шон Винсон, который все это время молча сам себя проклинал, попытался было напустить видимость многозначительной таинственности, но, судя по всему, не очень успешно, поэтому просто пожал плечами. Кэт в это время молча размышля-
ла, изящно опершись подбородком на свои крепко сжатые кулачки.
--Это ведь был мир Хилла,--после небольшой паузы продолжал Морган.--И если бы ему понадобился сообщник, чтобы тот находился в его кабинете, он обратился бы именно к Милани ...
--Чушь!--решительно перебил его Г.Р.-- Абсолютная чушь! И вот почему ... Предположим, ну только предположим, все было именно так, как вы говорите. Но ведь сообщник в таком деле--это же чистейшей воды абсурд! Еще больший, чем
делать из него бывшего уголовника ... Скажите, что Хиллу ольше всего хотелось сделать?
--Э-э-э ... В каком, интересно, смысле? Простите, я что-то не совсем улавливаю вашу мысль.
Кэт провела рукой по волосам, затем красноречивым жестом призвала всех к тишине. Чтобы дать ей подумать.
--Послушайте, подождите-ка, подождите. Дайте мне сообразить. Мне кажется, эту мысль улавливаю я! --Она повер- нулась к Г.Р.--Хотя бы с этим, полагаю, вы должны согласиться. Вам всегда казалось, что он играл какую-то роль, так ведь?
--Да, но это не имеет никакого отношения к делу, --сердито пробурчал Г.Р.--И, пожалуйста, не задавайте мне вопросов! Лучше продолжайте излагать ваши домыслы.
--Хорошо. Больше всего ему хотелось, чтобы его здесь считали добропорядочным, хорошо образованным, интеллигентным сельским джентльменом, вот что ему хотелось больше всего, --подчеркнутым выражением произнесла Кэт.
-- Каковым, вполне возможно, он и являлся на самом деле... Так или иначе, но именно это я и имел в виду. Да, он действительно очень хотел иметь такую репутацию. И всячески стремился к ее достижению как минимум все последние пять лет.--Г.Р. свел плечи вместе. Его лицо чуть виднелось в полутьме уже стремительно наступавшего вечера, но при этом чуть ли не физически чувствовалось, как выражение
«китайской загадочности» на нем стало жестче.-- Значит, то, что вы говорите, вполне возможно? Значит, он вполне мог обратиться к кому-либо из местных жителей нашего круга и сказать ему или ей что-то вроде: «Простите, что все это время я вводил вас в заблуждение, но на самом-то деле я бывший
преступник и детоубийца. А вот сейчас некто, кого я хорошо знал в моем недалеком прошлом, пытается меня шантажировать, и я хотел бы избавиться от него. Раз и навсегда! Вы не откажетесь мне помочь? Посидите, пожалуйста, вместо меня в моем кабинете, пока я ненадолго отлучусь и решу эту уже
порядком надоевшую мне проблему... Спасибо, спасибо, вы настоящий джентльмен. Когда-нибудь я тоже отплачу вам тем же!».--Он презрительно фыркнул.--Чушь! Просто чушь собачья, и ничего больше.
Морган начал было прикуривать трубку, однако зажженная спичка вдруг застыла прямо над набитой свежим табаком трубочной чашей, высветив его почему-то ставшее напряженным лицо и задумчивый пристальный взгляд, устремленный на ши-
рокий пляжный зонтик над столом. Затем спичка погасла, а он медленно произнес.
--Нет, нет. Этого покойному Хиллу говорить было совсем не обязательно.
--Какие-либо новые версии?
--Нет, только одна, но именно та, которая сможет объяснить все факты,--несколько странным голосом сказал Морган.--Теория, автоматически превращающая полдюжины самых невинных людей Англии в группу потенциальных убийц. 
Еще одна, но на этот раз куда более долгая пауза. Шон вглядывался в мрачное небо, вместе со всеми ощущая вечернюю прохладу ...
А Мад вдруг обиженным тоном заявила.
--Не надо так говорить!--и резко хлопнула ладонью руки по боковой стенке кресла-шезлонга.
--Ну почему же?--возразил ей Г.Р.--Пусть говорит.
--Вообще-то, честно говоря, полной ясности у меня еще у самого нет,--признал Морган, прикрыв глаза рукой.--И, кроме того, вокруг ходит уже столько домыслов и самых различных дедуктивных выводов, что нам невольно приходится связывать
воедино то, что нам известно, с тем, что мы только подозреваем. Итак, слушайте ...
Последняя часть гипотезы, о которой я вам только что говорил,--то есть об убийстве Хилла его сообщником,--основывалась на самом обычном гипотетическом предположении, что, во-первых, таковой сообщник помогал Хиллу по соб-
ственной воле и четко знал суть задуманного плана и, во-вторых, одновременно разработал свой собственный план убийства Хилла. Для чего отправился в гостевой домик с заранее
приготовленными резиновыми перчатками; для чего намеренно оставил Хилла на балконе, сделав вид, будто куда-то запропастился ключ от балконной двери; для чего вынудил Хилла войти в собственный дом именно через парадный вход, чтобы тот впоследствии смог обеспечить себе необходимое алиби ... Это все так?
--Возможно.–Шон Винсон недоуменно пожал плечами.--Ну и что дальше? Что, собственно, из этого следует?
--А только то,--спокойно пояснил Морган,--что его соучастник был совершенно иным человеком и вначале не имел ни малейшего намерения убивать Хилла.
--Да, но послушайте ...
--Более того, возражение Г.Р. вполне обоснованно. Оно и убедительно, и достаточно верно. Хилл никогда в жизни не подумал бы обратиться хоть к кому-либо из местных с просьбой помочь ему совершить убийство, причем по любым,
даже самым благородным причинам, или хотя бы даже намекнуть на свое темное прошлое, если только не... Минутку, минутку, подождите-ка! Но ведь здесь, в округе, нашлось бы любое количество вполне безобидных людей, которые без особых
возражений согласились бы помочь Хиллу в том, что, по их мнению, было всего лишь «небольшим приключением» так сказать невинным розыгрышем».
Уилсон громко фыркнул.
--Небольшим приключением? Невинным розыгрышем? Если вы считаете людей вашего круга склонными к такого рода вещам, значит, у вас весьма странное о них представление, друг мой ...
--А вы что, разве уже забыли про полтергейст?-- ничуть не смутившись, спросил его Морган. И, не дождавшись ответа, спокойно продолжил.--Кому-то, видно, очень хотелось устроить этот нелепый розыгрыш с викарием. Чтобы хорошенько
развлечься. Лично мне это должно было бы понравиться тоже... Я по-прежнему продолжаю настаивать на том, что в затею Хилла могли преднамеренно или даже случайно оказаться во- влеченными несколько человек, если их удалось убедить, что в этом и состоит вся суть «небольшого приключения». Придумать же историю о необходимости присутствия в кабинете ни-
чего не подозревающего помощника, поверьте, совсем не трудно. Хиллу очень, очень надо было незаметно отлучиться, чтобы убить Милани. И чтобы сообщник ничего об этом не знал.
--Да, но как же тогда насчет плана убить самого Хилла?--растерянно спросил Винсон, до сих пор не совсем понимая логику их рассуждений.--Как насчет заранее припасенных резиновых перчаток? Насчет якобы потерянного ключа от балконной двери? Насчет ...
--Все это не более чем предположения,--спокойно, не повышая голоса, ответил ему Морган.
Шон Винсон уставился на него.
--Господи, я прекрасно знаю, что все это предположения! Но ведь не чьи иные, как ваши, предположения! Ну и как с ними обстоит дело теперь?
--Хорошо, хорошо, тогда давайте попробуем взглянуть на это следующим образом. Переодетый и загримированный Хилл силой обстоятельств оказывается запертым на балконе, причем запертым по вполне очевидной причине, которая почему-то никому не приходит в голову: его сообщник на
самом деле не мог найти тот самый злополучный ключ от балконной двери! А мистер Хилл, незаметно выскользнувший из дома через парадный вход, намеревался столь же незаметно вернуться через балкон. Но совершенно случайно, возможно, забыл его в кармане другой одежды. Долго ждать под
дождем ему нельзя, поэтому он решает вернуться снова через ту же самую парадную дверь. Только при обязательном условии, что тот ... второй вовремя устроит короткое замыкание.
--Интересно, каким это образом?-- требовательным тоном поинтересовался Шон Винсон. --Вот так просто возьмет и устроит? Лично мне казалось, вопрос с металлическим крючком
мы уже решили. Голыми руками устроить короткое замыкание практически невозможно, так ведь?
--Конечно же нет. Но зато металлический крючок можно поднести к отверстию напольной розетки и протолкнуть внутрь ...
--Чем?
--Например, резиновой подошвой теннисной туфли.--Морган зажег еще одну спичку.--А знаете, по-моему, не стоит так уж замыкаться на варианте с резиновыми перчатками. Тем самым мы убираем единственную основу нашей веры в то, что соучастник намеревался убить Хилла.... При помощи подошвы самой обычной теннисной туфли.
Винсон, лихорадочно думавший, как бы ему по сильнее возразить, бросил на хозяина злорадный взгляд.
--Превосходно!--с выражением произнес он.-- Просто превосходно!
Кэт протестующе хмыкнула.
--Нет, нет, Генри, так не пойдет. Вы же сами утверждали: после того как мистера Хилла застрелили, убийца выбрался из кабинета через балконную дверь. Которая была открыта! Если это так, а найти ключ он никак не мог, то каким
образом, скажите на милость, ему это удалось?
Однако Морган уже загорелся новой идеей. Он снова зашагал по уже совсем темной лужайке, низко опустив голову и постоянно натыкаясь то на стол, то на очередное попавшееся на его пути кресло.
--Господи, ведь на самом деле все так просто!-- вскоре остановившись, чуть ли не выкрикнул он.--Ну надо же! Конечно же, конечно! Когда его соучастник никак не может найти тот самый ключ, Хилл лихорадочно спрыгивает вниз, в своем гриме открыто входит в дом через парадный вход, поднимается
по лестнице. То есть делает то, что в данных обстоятельствах сделали бы вы сами. «Вы что, ослепли, старый идиот?»,--гово-
рит он своему сообщнику. Необязательно именно этими словами, но наверняка что-то в этом духе или, скорее всего, намного сильнее. Он заходит в кабинет, быстро находит тот самый ключ и тычет им прямо в лицо тому, другому. Вообще-то в таких эмоционально напряженных ситуациях эти жесты вполне допусти- мы. Правда, для нормального человека. Но не для потерявшего голову.
Попробуйте, например, представить себе Хилла, растерянно стоящего посреди собственного кабинета в промокшей до последней нитки шутовской одежде, с наполовину сползшим с головы париком и яростно трясущего ключом перед лицом другого человека. Одновременно оскорбляя его самыми сильными выражениями.
--Не знаю, известно ли вам или нет,--подчеркнуто вежливым тоном поинтересовался Шон,--но дело в том, что ваш драгоценный Милани пока еще жив и невредим.
--Этого Хилл тогда просто не знал,--заметил Морган.--Он ведь был абсолютно уверен, что тело Млани надежно покоится в реке... Кстати, Скотт рассказал мне, что вчера вечером произошло в «Глазго». Да, про свою неудачную попытку
Хилл тогда еще на самом деле ничего не знал. Ну и что теперь?--Его голос заметно упал.--Теперь сообщник полностью зависит от него! А знаете, Хилл стоит у меня перед глазами как живой. Со своей кривой ухмылкой, опущенными покатыми
плечами, довольно потирая руки... Вот он заходит в ванную комнату, тщательно смывает грим, аккуратно причесывает волосы, переодевается в другую одежду. Сухую одежду. А его сообщник по-прежнему находится в полнейшем недоумении... Но ведь ему обещали все объяснить после того, как будут полностью уничтожены и одежда, и грим, ну и все прочие улики.
Наконец Хилл садится в кресло и, в упор глядя на своего сообщника, снова ласково-ласково ему улыбается. и своим сухим, колючим голосом говорит: «A знаете, я только что убил человека, но, уверен, вы не посмеете меня выдать полиции, хотя бы
потому, что только что стали не просто случайным свидетелем, а фактическим соучастником серьезнейшего преступления. Которое карается в этой стране смертной казнью».--Морган невольно начал подражать голосу Хилла.
Шону Винсону никогда не доводилось слышать, как разговаривал Хилл, но сейчас, внимательно вслушиваясь в спонтанную имитацию Моргана, он готов был поверить, что именно так
голос Хилла, очевидно, и должен был звучать-- тоненько, противно, с плохо скрываемым злым умыслом... Здесь, в темноте поляны, Винсон чуть ли не физически ощущал его присутствие: загадка и чудовище, сидящее в своем кожаном кресле. На
письменном столе перед ним догорает свеча, а снаружи бушует сильная буря. А напротив него сидит тот самый мистер Икс ...
--Знаете, как ему приходилось сдерживаться, когда он был с нами?--неожиданно спросил Морган.-- Это ощущалось чуть ли не физически! Он ведь нас всех просто ненавидел, это было видно невооруженным глазом. Да, он получил новую жизнь, но, несмотря на все усилия, так к ней и не смог
привыкнуть, не смог сделать ее своей. Равно как и нас с вами! Отсюда и его дикие запои--чтобы хоть как-то, хоть на какое-то время компенсировать напряжение, в котором ему постоянно приходилось находиться. Практически все последнее время ...
Лично мне ничего не известно о прошлой жизни Хилла, но, думаю, обычное убийство, вполне возможно, было одним из его наименьших преступлений. Мне также кажется, он си-
дел там, детально объясняя своему сообщнику, кем он был тогда, кем стал сейчас ... Затем вся его злобная натура вышла наружу, и он подробно рассказал сообщнику, каким именно образом тот сам загнал себя в ловушку, как его, Хилла, нельзя предать, потому что в таком случае он будет просто
вынужден под присягой показать, что вина за это убийство полностью лежит на них обоих. Таким образом, то, что добровольный помощник наивно считал «небольшим приключением или невинным розыгрышем», на самом деле оказалось
банальным уголовным преступлением, которое делало его полностью зависимым от Хилла, который для большей убедительности затем достал свой пистолет, положил его на стол ...
Ну и, думаю, между ними произошел короткий, точно не знаю, какой именно, но, уверен, весьма резкий разговор, в результате которого у одного из милых, безобидных и, как правило, беззащитных членов нашей сельской общины слегка помутился
рассудок Может, последовавший за этим трагический поступок спровоцировала эта кривая ухмылка Хилла, может, что- либо иное, точно не знаю, но в таком случае, признаюсь, я и сам бы с чувством глубокого удовлетворения убил злодея. Много и много раз подряд. Но нашему мистеру или мисс Икс,
очевидно, каким-то образом удалось зайти ему за спину, схватить со стола пистолет и ...
--Замолчите!--послышался в темноте громкий голос Кэт.--Остановитесь! Вы же говорите так, будто лично там были!
Морган опустил голову, бросив взгляд в сторону и вперед, заметил свою жену, молча свернувшуюся калачиком в кресле-качалке, медленно подошел к ней, присел рядом и будничным, казалось, даже равнодушным голосом сказал.
--Вообще-то все, что больше всего нам сейчас требуется,--это еще по бокалу коктейля. Подождите, пойду включу свет, принесу из холодильника льда и все устрою ...
--Но этого вот так просто не бросают,--мрачно заметил Шон.
--Конечно же нет,--задумчиво согласился с ним Морган.--Я и не собирался... Вот только остается ответить на один простой, но, по-моему, крайне важный вопрос: «кого из нас старина Хилл выбрал бы в качестве добровольного помощника своего «приключения?».
Когда значение этой ремарки, похоже, стало доходить до них всех, настала очередь и Г.Р. что он, предварительно слегка прочистив горло, и сделал. Как бы размышляя вслух.
--Осмелюсь заметить, лично я, похоже, препятствую отправлению правосудия.
--Препятствуете, простите, чему?
--Отправлению правосудия,--ворчливо повторил Г.Р.--Хотя и ничуть не возражаю против этого. Слишком уж наша полиция любит совать свой длинный нос в чужие дела. Против этого должен быть принят специальный закон... И тем не менее, уж если князю все это так требуется, то ему конечно же надо сказать... Кстати, молодой человек, вы, кажется,
тоже считаете, что некий соучастник все-таки был, так ведь? И когда же, по-вашему, этот соучастник пришел в гостевой домик на встречу с Хиллом?
Морган странно на него посмотрел.
--Честно говоря, не знаю ... Полагаю, в любое время после того, как Хиллу отнесли наверх поднос с ужином. Скорее всего, где-то между половиной девятого и девятью вечера.
--Вон как? Нет, друг мой, боюсь, вы ошибаетесь.
--Откуда, интересно, вам это может быть известно?
--Потому что именно в это время мы с ним разговаривали ... Да не смотрите вы на меня так, черт побери!--Он аккуратно, не торопясь, разъединил свою трубку и с подчеркнутой тщательностью продул ее черенок.--Полагаю, вы готовы назвать это подозрительным поведением, так ведь? Ну и дела ... Человек наносит самый обычный визит вежливости, и, вот пожалуйста, его тут же готовы обвинить во всех смертных грехах!
Морган встал.
--Боже ты мой праведный! И автором этого, так сказать, подозрительного поведения должен был стать не кто-либо иной, а именно вы ... Скажите, вы говорили об этом Скотту?
--Скотту? Нет, с чего бы, да и зачем? Хотя теперь, когда дело дошло до этого смешного ...
--Извините меня, сэр,--перебил его Шон Винсон,--но вы оставили там какие-либо следы вашей обуви?
Довольно сильно выругавшись, Г.Р. заявил, что для него это не имеет ни малейшего значения, что ему это совершенно неизвестно, что никого это не касается и что ...
--Я имею в виду, сэр, ходили ли вы на ту встречу в туфлях Кена Хагена?
Г.Р. со свойственной ему ворчливостью особо отметил, что ему не часто, конечно, но время от времени действительно требовалось одалживать у своих друзей пару-другую приличных туфель для сугубо деловых встреч с коллегами. Затем Морган
вспомнил про отпечаток ноги, с которого они со Скоттом сначала сделали соответствующий гипсовый слепок, а Шон Винсон потом объяснил его происхождение.
--Причем о каком-либо другом визите вчера вечером слуга даже не упоминал, поэтому я невольно подумал, уж не прошли ли вы туда через балконную дверь ...
--Да, я на самом деле прошел туда через балконную дверь!--раздраженно заметил Уилсон.--Ну и что из этого?. Ах вон как! Понятно, понятно ... Кому-то очень уж не терпится поскорее отдать меня в лапы инквизиции! И хотя мне совершенно незачем
говорить вам это, я все-таки скажу.--Он с агрессивным видом дернул шеей.--Просто я увидел там свет, а кабинет практически был единственным местом, где Хилл проводил время. Ну и почему бы мне, скажите на милость, было не подняться к нему через балконную дверь? Так ведь намного проще ...
Последовало долгое, напряженное, хотя и вполне вежливое молчание. Затем Морган слегка кашлянул. Лучшего подхлестывания нельзя было и придумать.
--Что ж, может, уже пора начать разбивать ваши красивые, но, полагаю, в высшей степени бесполезные теории в пух и прах? Да, вот именно в пух и прах! Хм ... Я имею в виду проблему этих чертовых ключей! Вот послушайте ... Вчера вече-
ром после ужина, приблизительно без четверти девять, когда уже заметно темнело, я отправился к Хиллу. Поговорить с ним. Более того, я дам князю Чамаку еще одну зацепку, пусть она ему хоть как-нибудь поможет разобраться во всем этом. Так вот: Хилл собирался покинуть Англию! Только не надо меня спрашивать куда или почему. Причины мое-
го прихода к нему были сугубо деловыми, поэтому вас они не могут и, главное, не должны интересовать. Но в одном могу вас заверить даже под присягой: вчера вечером он никого не ожидал. Никого! Я поднялся на балкон, заглянул через стеклянную часть двери. Он, слегка пригнувшись, стоял у письменного стола и что-то искал в верхнем ящике. Ни пиджака, ни рубашки, ни накладного воротничка на нем не было. Что
именно он держал в руке--я толком не видел, хотя не буду отрицать, что в принципе это мог быть и парик. Почему бы, кстати, и нет?
Морган удивленно присвистнул.
--Вам, видимо, доставляет удовольствие, когда кто-то другой попадает в подобную ситуацию, не так ли? А вот мне ... Честно говоря, лично мне сегодня утром совсем, ну совсем не доставило удовольствия узнать об этом убийстве ... Так вот, когда я постучал в дверь, то Хилл дико оглянулся и почему-то чуть не выскочил из своих туфель. Причем глаза у него
были какие-то растерянные и ... дикие. Мне даже тогда подумалось, уж не впал ли он в очередной запой ... А затем он громко крикнул: «Кто там?». Скажите, мог ли у него быть такой вид, ожидай он чьего-либо прихода?
--Ну ...
--Ну и ничего особенного. Хилл вынул из своего кармана ключ. Да, да, именно из своего кармана. Подошел к балконной двери и открыл ее. От него сильно пахло виски. «Сегодня вечером я не могу с вами разговаривать»,--пробормотал он. Я в ответ возразил: «Нет, нет, это очень важно. Это на самом деле очень важно! Нам надо срочно поговорить, и
мне совершенно не хотелось бы, чтобы вы продолжали пить. Во всяком случае, сейчас ... ». Он неохотно, но все-таки впустил меня внутрь, мы немного поговорили, но при этом он почему-то чуть ли не каждую минуту бросал нервный взгляд на свои
часы и даже не пригласил меня присесть. Затем мне это все надоело, я сказал: «Да пошел ты ... к чертовой матери!»--и вышел. Вообще-то как и вошел. Через балкон. Он запер за мной дверь и... снова, обратите внимание, снова положил ключ себе в карман. Вот и все, что мне известно. Наверное, он по-прежнему все еще там.
--Нет, когда Скотт обыскивал его одежду, ключа там не было,--покачивая головой, сказал Морган.--Не было его и в другой одежде, которая висела в платяном шкафу. Интересно ...
Все долго сидели в полном молчании. Абсолютном молчании. Первой его нарушила Кэт, негромко заметив, что им с мистером Винсоном-младшим пора возвращаться в поместье, чтобы успеть к вечернему чаю. И когда при этом она
положила ладонь на руку Шону, тому показалось, что ее рука слегка дрожала.








           Г Л А В А  6

В тот вечер обычного ужина, как это понималось в округе, в поместье не было. Когда после семи Кэт и Винсон торопливо подошли к дому, то узнали самую последнюю новость: полчаса назад в поместье прибыли адвокат мистер Мюррей и сопровождающая его дочь покойного мисс Сандра Хилл, которая дневным самолетом срочно прилетела в Лондон
из Парижа. Первый из них сразу же закрылся с Чамаком и инспектором Скоттом в кабинете Хилла, вторая же, вдруг почувствовав себя неважно, удалилась в гостевую комнату. Скорее всего, искренне вслух предположила Кэт, не столько по причине внезапной смерти отца, сколько из-за самой
банальной «воздушной болезни». Зато у супруги полковника Хагена «неважность» самочувствие мисс Хилл вызвало самый настоящий приступ энтузиазма: услышав об этом, она тут же стала самой настоящей хозяйкой, поставила весь дом с ног на голову, давала всем советы и указания и сидела у постели
Сандры Хилл так, будто председательствовала на собрании женского клуба ... Кэт попробовала было составить ей компанию, однако довольно скоро поняла, что хорошего из этого ничего не выйдет. Так или иначе, но в столовой на боковую
стойку буфета были поставлены только прохладительные напитки и второпях приготовленные бутерброды, которые как-то стыдливо, чуть ли даже не тайком поедали уныло бродившие по зале гости.
С местной знаменитостью мадам Хаген-- высокой, красивой женщиной в туфлях на низком каблуке и с пышной копной пепельно-серых волос, выступавших над головой, словно полковое знамя, и довольно жестким, но безусловно весьма
приятным лицом—Шону Винсону удалось пообщаться всего лишь несколько минут: она величавой поступью спустилась вниз по лестнице, чтобы приветствовать и поздравить его с приездом. Не более тогоl Зато твердо и безапелляционно пообещала, что поместье ему, без сомнения, очень понравится, ткнула указательным пальцем правой руки в несколько портретов,
аккуратно развешанных в главном холле нижнего этажа, и скороговоркой перечислила имена художников, затем постучала костяшками пальцев по вычурной резьбе рамки зеркала, стоявшего в алькове рядом с лестницей, и с подчеркнутой значимостью произнесла: «Гюстав Киплинг!». На что Винсон, как и
положено воспитанному и образованному человеку, который, само собой разумеется, прекрасно знал творения знаменитого резчика по дереву неизвестно какого именно века, только вежливо ахнул. Затем она бегло перечислила ему имена всех знаменитостей, которые в свое время посетили это поместье, вклю-чая, само собой разумеется, Оливера Кромвеля, председателя Верховного суда Джефриса и даже королеву Анну. «Сэр Оливер Кромвель, кажется, оставил здесь пару своих башмаков,
Джефрис выбил кусочек павельной обшивки, а вот королева Анна, говорят, уехала весьма довольная и в добром здравии»,--сообщила она. После чего уставила на него строгий взгляд, буд-то проверяя, а достоин ли он такой же чести, и заявила, что в ее помощи серьезно нуждается пациент, после чего, гордо вскинув голову, промаршировала вверх по лестнице.
Поместье показалось Шону Винсону вполне приятным домом: спокойным и размеренным, большие комнаты которого располагались по всем сторонам треугольника. Относительно недавно сам дом был в очередной раз модернизирован--элек-
трические лампочки на стенах приобрел и вид современных бра, на потолках некоторых комнат, в зависимости от их высоты, появились люстры. Единственными наглядными свидетельствами античности--и то в общем-то весьма относительными-- оставались лишь вымощенный простыми каменными
плитками пол основного холла первого этажа, необычно большой камин, сотворенный из белого крупнозернистого песчаника, да выкрашенные в ядовито-красный цвет стены со множеством портретов уже мало кому известных знаменитостей.
Правда, в золоченых рамках ... За главным холлом находилась мрачная столовая зала, за эркерами которой рос такой большой дуб, какого Шону Винсону еще никогда не доводилось видеть.
Бесцельно бродя по западному крылу дома, Шон обнаружил еще одну гостиную, в свое время пышно и крайне безвкусно украшенную, судя по всему, одним из многочисленных предков. Что по-своему даже радовало глаз. Стены представляли собой панораму венецианских жанровых мозаичных сценок, на каж-
дой из которых плыли гондолы, и зеркал в позолоченных рамках. С потолка, словно стеклянный замок, свисала люстра. Из-за закрытой двери библиотеки доносились невнятные голоса.
Похоже, там заседал какой-то очередной трибунал. Вот дверь вдруг чуть приоткрылась, оттуда с важным видом вышел дворецкий, и в образовавшемся проеме можно было увидеть удлиненную комнату, полную сигарного дыма, и--хотите верьте, хотите нет--самого Чамака, сидящего за письменным столом и делающего заметки в своей записной книжечке.
Через высокое, доходившее до самого пола двустворчатое окно Шон вышел на темную террасу, где в глубине время от времени вспыхивал тусклый огонек дымившейся сигареты. Там, облокотившись на каменную балюстраду террасы, стоял Кен Хаген, равнодушно смотревший на освещенные окна за-
падного крыла. Услышав тихие шаги, он тут же повернулся.
--Кто там? О, это вы, привет, привет!--сказал он и, отвернувшись, возобновил занятие, от которого его столь некстати отвлекли.
Шон Винсон тоже неторопливо прикурил сигарету, сделал первую, самую «долгую и самую вкусную затяжку», выпустил в прозрачный вечерний воздух струйку сизого дыма и только потом спросил.
--Скажите, а что здесь, собственно, происходит? Мы с вашей сестрой были у Морганов. Они что, нашли ...
Кен вроде бы равнодушно пожал плечами.
--А знаете, мне самому очень хотелось бы это знать, но они почему-то все так засекретили ... Зачем? Совершенно непонятно. Мама говорит, мне следовало бы повидаться с Сандрой... то есть с мисс Хилл. Кстати, она сейчас тоже здесь. Лично мне совершенно неизвестно, чем они там занимаются. У них там побывала уже вся при слуга. Представляете? Вся до
единого человека! Но знает о том, что там происходит, один только Господь Бог. Хотя, честно говоря, даже в этом до конца нельзя быть уверенным.--Он щелчком пальцев правой руки выбросил окурок сигареты, слегка сгорбившись, облокотился на балюстраду и снова задумчиво устремил взгляд куда-то вперед и вверх. Затем, после некоторой паузы, как бы
ни к кому не обращаясь, тихо произнес.--А вечер совсем даже неплохой. Можно сказать, просто прекрасный ... Кстати, а где в вечер убийства были вы сами?
--Я...
--Нам ведь всем задавали этот вопрос... Ну, знаете, для проформы. Говорят, так положено. Причем начали, конечно, с прислуги. Чтобы все выглядело вроде бы прилично. Ну а куда же нам, интересно, здесь после одиннадцати вечера ходить? Где же
нам, скажите, быть? Конечно же все были в своих постелях! Вот только жаль, как же жаль, что я никак не могу объяснить эту чертову историю с этими чертовыми туфлями! Впрочем, равно как и со всеми остальными чертовыми ...
--А вы о них спрашивали? Об этих остальных чертовых ...
--Да, конечно же спрашивал. Ну, например, Кнола, того самого лакея, о котором я вам, кажется, уже рассказывал. Но он ничего не знает. Помнит только, что совсем недавно спрятал их, то есть эти чертовы туфли, в комнате для старья. Неза-
метно вынести их оттуда мог практически кто угодно. Что, собственно, и произошло, поскольку сейчас их там нет. Это уж точно... Эй, эй, привет!--И он, непонятно кому, приветственно помахал рукой.
Шон проследил направление его взгляда: там в западном крыле загорелся свет еще в одном окне.
--Интересно, интересно, кто же это поселился в Дубовой комнате на этот раз?--почему-то вслух спросил Кен, задумчиво потирая лоб массивной рукой.
--Дубовой комнате?
--Да, именно там, судя по всему, и обитает наш полтергейст,--мрачно поведал ему Кен. А затем, после небольшой паузы, добавил.--У меня что, идиотские галлюцинации? Или, может, нам следует пойти и все самим про верить? Как вы считаете?
Они посмотрели друг на друга. В Кене чувствовалось сильнейшее напряжение, которое ему с трудом удавалось скрывать. Шон Винсон кивнул, и они оба торопливо покинули террасу. Кен снова заговорил, уже только когда они оказались на лестнице.
--Видите вон того парня?—не останавливаясь, спросил он, указывая на висящий на стене лестничной площадки весьма безвкусно выполненный портрет: широколицый мужчина в отделанном кружевами малиновом комзоле, свисающем с обеих сторон парике, с пухлыми руками, которыми он, казалось, хотел изобразить какой-то не совсем уверенный жест, и куда-то ускользающим взглядом. --Это знаменитый Уайд, он был одним из олдерменов города Бристоля и, как тогда полагали,
имел самое непосредственное отношение к вестернскому восстанию 1685 года. Вообще-то он ничего и не думал делать, однако, судя по слухам,
явно симпатизировал легендарному Монмуту. Когда председатель Верховного суда сэр Джефрис прибыл сюда, чтобы учинить суд и скорую расправу над бунтовщиками, он прежде всего приговорил к смерти с конфискацией имущества всех его лучших друзей. Так вот, тогда этот самый олдермен Уайд явился в наше поместье, где остановился судья, чтобы попытаться умолить его помиловать этих ни в чем не повинных бе-
долаг. В ответ судья сначала долго и нудно читал ему мораль, получая при этом, судя по историческим воспоминаниям современников, неописуемое наслаждение, глядя на его унижение, но в заключение тем не менее попросил его немедленно
удалиться и никогда больше не представать перед его светлыми очами. Вот тогда-то олдермен взял и перерезал ему глотку. В той самой Дубовой комнате. Отсюда и ...
Они шли по узкому, слабо освещенному проходу, ведущему к лестнице главного холла второго этажа, причем Кен почему-то все время оборачивался назад, как если бы ожидал, что за ними кто-то следит. У двери в самом конце прохода он остановился, секунду подождал, будто набираясь храбрости, расправил плечи и осторожно постучал.
Никакого ответа не последовало. У Винсона по спине вдруг пробежали мурашки сверхъестественного страха, потому что из-под дверной щели они ясно видели, что внутри горит свет. Тогда Кен постучал еще раз. Снова не услышав ответа, произнес.
--Ну что ж!—и, вздохнув, решительно открыл дверь.
Это оказалась большая, но по-своему мрачная комната, поскольку стены её были до самого потолка обшиты тёмными дубовыми плитками, а освещала её единственная лампа с абажуром из матированного стекла, стоящая на столике у кровати. В стене напротив них виднелась каминная полка. И ... и в
комнате никого не было!
--Эй, есть здесь кто-нибудь?--громко выкрикнул Кен и направился к другой двери, на противоположной стороне комнаты, которая была закрыта, но не заперта. Резким рывком открыл ее и заглянул в темноту.--Это, произнес он,--и есть та
самая комната для ставшего ненужным носильного хлама. Она ...
Он резко обернулся. Шон Винсон тоже невольно отодвинулся назад. Около камина раздался какой-то скрип, сразу за которым последовало слабое мерцание света. Секция обшивки между камином и оконным отверстием медленно открылась, и
в образовавшемся проеме размером со входную дверь появился ... епископ Манчестерский с горящей свечой в руке.
У Шона Винсона, слава богу, хватило выдержки и здравого смысла не расхохотаться.
--Но послушайте, сэр,--вместо этого протестующе заявил он, тыкая указательным пальцем в грудь отца.-- Зачем же так нас пугать? Лично мне всегда казалось, что привилегией на такого рода таинственные явления, от которых по спине, хочешь не хочешь, начинают бегать мурашки, обладают только жуткие
негодяи. Я бы даже сказал--профессиональные негодяи! Кто угодно, но совсем не родной отец! Когда вы вдруг вот так взяли и появились ...
В мерцающем свете свечи епископ выглядел почему-то очень усталым и слабым, однако, вместо ответа сыну, он повернулся к Кену.
--Скажите, пожалуйста, почему мне ничего не сообщили вот об этом тайном проходе?
Первые несколько секунд Кен тупо смотрел на него. Затем пришел в себя.
--Об этом? Честно говоря, мне казалось, вы о нем знали. Ведь это совсем никакой не тайный проход. Если присмотреться, то невооруженным глазом видны вон те петли, видите? Так же как и отверстие, в которое достаточно засунуть палец, что-
бы его открыть. Он ведет ...
--Куда он ведет, мне теперь и без вас известно,-- прервал его епископ.--Вниз, к скрытой дверце, выходящей в сад. Я уже побывал там. Ни с одной стороны нет запоров. Надеюсь, вам не надо объяснять, что в дом совершенно незамеченным мог войти любой, повторяю, любой незнакомец. Причем абсолютно в любое время!
По взгляду темных невыразительных глаз Кена можно было догадаться, что до него наконец-то дошел смысл последних слов епископа. Он слегка кивнул, но тем не менее сказал.
--Вообще-то любой незнакомец мог бы точно так же войти и через парадную дверь. Мы их никогда не запираем. Ни одну из них.
Епископ поставил все еще горящую свечу на каминную полку и обеими руками начал отряхивать свой сюртук Его лицо снова стало усталым и озабоченно-угрюмым. Так обычно бывает с людьми в результате сильного, но тщательно скрываемого
гнева или острого недостатка сна.
--И тем не менее совсем недавно им пользовались,--заметил он.--Причем, учтите, совсем недавно! Это отчетливо видно по потревоженной пыли. И как раз вон там чулан, из которого взяли ваши туфли ...
Тяжелой походкой, слегка наклонившись вперед, епископ направился по направлению к постели. Шон Винсон заметил, что он не оставил без внимания даже следы пятен красных брызг на полу и на стене: на какое-то мгновение старую заброшенную комнату, казалось, заполнили шевелящиеся, издающие какие-то совершенно невнятные звуки призраки в виде
отрезанных голов и в высшей степени почтенных джентльменов в длинных париках и малиновых камзолах из кровавого семнадцатого века. Затем, как бы в качестве сознательной разрядки, Шон Винсон неизвестно почему вдруг вспомнил о чернилах. Вот где загадочный полтергейст проявил себя вовсю!
Все это одновременно было непостижимо, нелепо и ... ужасно.
--Поскольку наши представители власти--я имею в виду уважаемого князя с его практически исчерпывающими знаниями криминального мира и поистине превосходного местного детектива мистера Скотта--сегодня днем, к сожалению, не сочли необходимым или хотя бы возможным
поделиться со мной полученными сведениями,--не скрывая горького чувства, мрачно продолжил его преподобие,--мне пришлось провести собственное расследование. В соответствии с моими личными представлениями о том, как это следует делать ... Скажите, ведь эта комната обычно не использу-
ется, так?
--Да, практически никогда,--не задумываясь ответил Кен.--За исключением, конечно, того, что в ней хранятся ненужные вещи. Кроме того, в ней холодно и сыро, поскольку она, видите ли, не отапливается.--Чуть подумав, он не совсем
уверенным тоном добавил.--простите, а почему вы
спрашиваете, сэр?
--Но если это так,--игнорируя его вопрос, продолжил епископ,--то как, интересно, случилось, что в тот вечер, когда некто проявлял свое весьма необычное, хотя куда уместнее было бы сказать-- примитивное чувство юмора, тут оказался ваш вика-
рий достопочтенный мистер Дуглас?
Кен озадаченно посмотрел на него.
--Да, но вам лучше это знать, сэр! Вы же были вместе с нами! Все произошло потому, что он попросил ...
Епископ раздраженно взмахнул рукой.
--Да не берите вы себе в голову! Все эти вопросы я задаю вам только ради моего сына. Не более того. Хочу, чтобы он наконец-то понял, как именно следует вести подобного рода расследования.
--Ах вон оно что!--В глазах Кена промелькнула смешинка.--Понятно, понятно ... Помните, тогда мистер Дуглас, вы, господин епископ, и мы с отцом начали обсуждать историю человека, который в свое время именно здесь покончил жизнь самоубийством, и последствия этого, с позволения сказать, по-
ступка? Так вот, когда мистеру Дугласу пришлось остаться в поместье на ночь, он попросил, чтобы его поместили сюда, вот в эту самую комнату ...
--Да? Ах да, да, совершенно верно.--Епископ коротко кивнул.--Именно это мне и хотелось бы точно установить. Ведь первоначально мистер Дуглас, кажется, не планировал провести здесь ту ночь, разве нет?
--Нет, сэр, не планировал. Он просто опоздал на последний автобус домой, и соответственно ...
--Соответственно, Шон, должен особо отметить тебе следующее: значит, никто из посторонних никак не мог знать о намерении викария остаться здесь на ночь. Это было неожиданное решение, принятое уже поздно вечером. Еще менее вероятным было бы предположить, что он мог знать о намерении мистера
Дугласа остаться на ночь именно в этой комнате. Таким образом, эту, с позволения сказать, «шутку», с мистером Дугласом никак не смог сыграть кто-то посторонний!
--Вот это да!--удивленно произнес Шон после короткой, но какой-то весьма многозначительной паузы.--Ты хочешь сказать, кто-то проник сюда вот по этому скрытому проходу, чтобы своровать те туфли, конечно, не ожидая, что в комнате кто-то есть, и ...
--Конечно! Вот только боюсь, ты несколько опережаешь ход моих мыслей. Это весьма вредная привычка, от которой мне очень хотелось бы тебя предостеречь,--не скрывая осуждения, произнес его отец.--Впрочем, я имел в виду не то. Вернее, не совсем то. Да, он не ожидал, что в комнате кто-то
есть, и либо при входе, либо уже на выходе--скорее всего, последнее,--совершенно случайно разбудил мистера Дугласа и, чтобы обеспечить себе достаточно надежное прикрытие, изобразил из себя что-то вроде таинственного привидения.--Епископ свел мохнатые брови, засунул правую руку в карман сюртука.--Более того, я могу весьма точно указать вам человека, склонного к такого рода действиям, и даже убе-
дительно доказать, что это был именно он.--С этими словами его преподобие медленно, чуть ли не торжественно извлек из кармана небольшую записную книжечку в перепачканном грязью переплете из красной кожи, на котором виделись тис-
ненные золотом инициалы, и объяснил.
--Эту, признаться, весьма симпатичную улику, по всей видимости, выронили у лестницы, ведущей вниз к этому проходу. Сделайте одолжение, взгляните на нее. Жаль, что ее потеряли: на ней инициа-
лы «Г.М.». Надеюсь, мне не надо напоминать вам о чертах характера Генри Моргана или особо отмечать его слишком уж подозрительное стремление увести в сторону расследование инспектора Скотта? Именно он, как мне помнится, первым привлек внимание инспектора к тому отпечатку ноги у здания поместья и любезно предложил сделать слепок со столь
важного «вещественного доказательства».
--Чушь!--резко возразил ему Шон Винсон.--Прошу прощения, но это просто невероятно! Просто какая-то фантастика! Причем осмелюсь заявить, нелепая фантастика! Глупая фантастика. Это, это ...
Кен нерешительно кашлянул.
--Сэр, боюсь, вам придется признать, что поверить в такое совсем нелегко. Я имею в виду не эту материальную улику, а самого Генри! Он конечно же вполне способен на подобный розыгрыш мистера Дугласа или любого другого, кто бы здесь ни оказался, но вот остальное... все остальное, сэр, мягко говоря, вызывает более чем сильные сомнения.
Епископ широко развел руками.
--Молодой человек, я от вас ровным счетом ничего не требую, я всего лишь вас информируюl Скажите, в тот вечер Генри Морган знал, что мистер Дуглас был здесь?
--Н-н-нет, пожалуй. Но он вполне мог видеть, как тот входил. Вполне возможно ...
--И тем не менее он ведь не мог сколь-либо определенно знать, что мистер Дуглас останется ночевать в поместье, так?
-- Наверное, нет, не мог.
--Или, что еще менее вероятно, в какой именно комнате он может заночевать? Да? Благодарю вас.--Епископ убрал записную книжку в карман сюртука и, приняв вид милостивой снисходительности, довольно похлопал себя по поясу.
--Что ж, теперь, полагаю, мне лучше вернуться в кабинет Хилла и подождать там прихода наших доблестных представителей власти. Пойдемте вниз? Кен, не откажите в любезности взять с собой вон ту свечу... Хотя нет... Оставьте ее, пожалуй, там на месте. Возможно, она нам вскоре понадобится.
Они уже пересекали холл, когда Кен вдруг снова заговорил.
--А знаете, сэр, простите милосердно, но ваше предположение просто ... как бы это получше сказать ...да, да по-своему просто смехотворно, иначе не скажешь. Конечно же Генри его явно недолюбливал, против этого никто, включая и самого Генри, и
не подумает возражать. Но ведь это не является основанием для того, чтобы ...--Он чуть поколебался, как бы не желая что-то произносить вслух, но затем все-таки решился и упрямо сказал.--Что касается тайного проникновения с целью завладения
моими туфлями, то ... Нет, и еще раз нет! Это никуда не годится. Абстрактная теория, и ничего больше.
--Осторожнее, мой мальчик, осторожнее. Мне бы совсем, поверьте, совсем не хотелось бы, чтобы мои утверждения понимались как желание кого-то обвинить! Ведь я пока еще даже в мыслях не дошел до обвинений или даже выводов, конкретно подразумевающих таковые обвинения в умышленном убийстве. Однако если князь по тем или иным причинам предпочтет силой данных ему полномочий отстранить меня от участия в его, мягко говоря, не совсем зрелых обсуждениях деталей расследования данного дела, то в таком случае и ему не стоит обижаться на то, что мне тоже придется
предпринять определенные шаги по нейтрализации его, с позволения сказать, «не совсем дальновидного решения».
Такой неистовой и раздраженно-язвительной реакции отца Шону Винсону никогда еще не доводилось видеть. Причем в отношении не главного дела жизни, а в общем-то увлечения,
хобби, не более того. Он вдруг с удивлением для самого себя заметил, что епископ заметно постарел и все чаще и чаще выходит из себя. А ведь раньше, несмотря ни на какие сатирические реплики о нем, никому и в голову не приходило сомневаться ни в его беспристрастии, ни в здравомыслии. Сейчас же
Шон увидел перед собой седую голову с отвисшими щеками и обиженно сжатой ниточкой рта. Отец прожил слишком долгую, слишком полную наступательной активности жизнь, а вот
теперь им, похоже, все больше и больше овладевает так называемое старческое младенчество! Хотя на первый взгляд пока еще и не очень заметное. А прошел всего лишь один год... Только теперь Шон начал осознавать, что такая неестественная для
отца реакция была вызвана, скорее всего, тем, что Провидение, которое епископ с таким непомерным энтузиазмом и столь усердно превозносил, как бы в насмешку заманило его в совершенно дурацкую затею, от которой все остальные получали ис-
креннее удовольствие, не более того. Это было совсем не смешно. Причем самое чудовищное во всем этом было то, что он воспринимал про исходящее серьезно, вот в чем все дело ... Где-то что-то было не так. Совсем не так!
Не верил Шон также и в виновность Моргана. Не верил хотя бы только потому, что в общем-то смутно, но абсолютно уверенно ощущал: такие, как он, вряд ли способны совершить убийство, тем более что сами все время пишут о них в своих книгах. Во всех их забавных и нередко отвратительных деталях. И обычно изображают убийц отталкивающими существа-
ми, которые живут не в нашем, человеческом, а в каком-то своем, особом, не совсем реальном мире. Ну вроде как единороги или, скажем, пожиратели падали --грифоны. Он сильно сомневался, что и отец сам верит во все это, однако его не переставала тревожить мысль: епископ находится в таком состо-
янии духа, что страстно желает обвинить кого угодно и в чем угодно! Независимо от веры и обстоятельств. Лишь бы вовремя подвернулся подходящий случай.
Впрочем, в данный момент Шон куда больше занимали мысли не столько о запутанности всего этого весьма необычно-го дела, сколько о том, как скоро ему удастся увидеть Кэт. Когда он шел за отцом через широкую гостиную, вдруг с треском захлопнулась дверь библиотеки-кабинета и в гости- ную, тяжело ступая, вышел Г.Р. Уилсон. На лице его застыло сардоническое выражение. Он бросил на вновь пришедших рассеянный взгляд поверх своих профессорских полуочков и широко ухмыльнулся. Затем вынул трубку изо рта, чтобы выразительно ткнуть ею куда-то через плечо.
--Добрый вечер,--обратился он к епископу.--Меня, собственно, послали именно за вами. Кстати, и за вами тоже, молодой человек. Мои показания я уже им дал, и знаете, что они с ними сделали? Засунули их в трубки и выкурили. Хм...--Он, не скрывая явного удовольствия, совсем по-петушиному склонил голову на одну сторону--Так что давайте, давайте,
заходите. Вас там ждут с большим нетерпением. Чем вас больше, тем веселее.
Епископ весь как бы подобрался.
--А знаете, я и не сомневался, что рано или поздно им без меня не обойтись,--горделиво заявил он.--Нисколько также не сомневаюсь, что мне найдется чем их по-настоящему поразить ... А что, собственно, там сейчас происходит, мистер Уилсон?
--Детально обсуждают этого чертова лондонского хлыща, то есть, простите, адвоката,--весело хихикая, с готовностью объяснил Г.Р. Уилсон.--Оказывается, он не только личный адвокат покойного Хилла, но и самого... Миланиl Вот так. Так что идите, идите, присоединяйтесь. И тот и другой. Вас требуют обоих.

...Библиотека-кабинет представляла собой узкую продолговатую комнату, на одной стороне которой были высокие, выходящие на террасу окна, а на другой--книжные полки и камин. Цветовая гамма варьировалась от простых темных тонов до в
общем-то аляповатых красок. На окнах и на двойных дверях в дальнем конце комнаты висели тяжелые темно-коричневые портьеры. Были включены все настенные лампы под желтыми стеклянными колпачками, равно как и большой стеклянный
канделябр на каминной полке. В комнате висели сизые облачка табачного дыма. Чамак сидел, широко расставив ноги, положив  подбородок на воротник, и вроде бы рассеянно вычерчивал какие-то замысловатые фигурки на листке бумаги. Инспектор Скотт, разложив перед собой множество каких-то документов, раскачивался взад-вперед, время
от времени дергая себя за усы. Его бледно-голубые глаза выглядели сердитыми и... до крайности озадаченными. Похоже, он только что закончил излагать свои соображения или замечания
улыбающемуся джентльмену, который, развалясь на диване недалеко от стола, говорил.
--...И, уверен, вы поймете те трудности, как этического, так и юридического характера, с которыми мне приходится сталкиваться. Вы ведь вполне разумный человек, мистер Скотт. Мы все здесь, надеюсь, вполне разумные люди. Хм ...
Негромкий, но настойчивый и не терпящий возражений стук в дверь перебил его. Он тут же замолчал и повернул голову, чтобы посмотреть, кто это осмелился... В библиотеку друг за другом вошли его преподобие епископ Винсон и его сын Шон.
Чамак оторвался от своего замысловатого рисунка, поднял глаза и приветственно махнул им рукой.
--Это вы ... Заходите, заходите! Присаживайтесь, пожалуйста ... Познакомьтесь. Это мистер Мюррей. Нам очень нужна ваша помощь.
Мистер Мюррей являл собой тот тип неизменно
улыбающихся и вроде бы полностью открытых джентльменов с предельно вежливыми манерами и почти профессиональным умением сохранять самообладание в любых обстоятельствах, которые, как правило, про изводят впечатление поистине не-
отразимой искренности и почти дружеского радушия. Своими тихими, проникающими внутрь голосами и мягкими, обволакивающими манерами они практически всегда внушают невероятное доверие, вызывая невольное желание им «исповедаться». Они могут говорить о погоде, которая была в прошлое
воскресенье, так, будто на самом деле речь идет о серьезнейших международных секретах! Хотя в смысле внешности мистер Мюррей отнюдь не был склонен к какой-либо величественности: розовое, несколько шершавое лицо, редкие темные
волосы, зачесанные с низкого лба назад, глаза как у вечно настороженной собаки и большой рот ... Тем не менее, когда епископ и Шон вошли, он сначала не без элегантности и внутреннего достоинства откинулся на спинку дивана, мягким, почти незаметным жестом сложив прекрасно ухоженные руки на коленях--на его хорошо пошитых полосатых брюках не было ни
единой морщинки, а его воротничок-стойка со скошенными концами выглядел безупречно, даже несмотря на жаркую погоду,--а затем, после того как Чамак представил их друг другу, встал и по очереди вежливо поклонился сначала отцу, а потом сыну.
--Площадь Грей-Инн, 49,--торжественно, будто сочиняя эпиграмму, произнес мистер Мюррей.--К вашим услугам, джентльмены!--Тут же снова сел на диван и продолжил хорошо поставленным голосом.
--Как я только что говорил в
отношении этого чудовищного преступления, остается только надеяться, инспектор, вы полностью поймете мои трудности. Думаю, мне даже не надо говорить, что вся, абсолютно вся информация, которой я обладаю, само собой, полностью в вашем распоряжении. Однако, как верно подметил инспектор Скотт, мистер Хилл, то есть покойный мистер Хилл, был очень скрытным человеком. Уверяю вас, на редкость скрытным человеком. Самой настоящей улиткой в раковине.
Инспектор Скотт бросил на него сердитый взгляд.
--Хорошо, хорошо, давайте дальше. Значит, вы не отрицаете, что являетесь адвокатом и покойного мистера Хилла, и Кристиана Милани?
--Простите, мистера Тревоза, а не Кристиана Милани.
--Вот как? А мне сказали, его имя Милани..
--Насколько мне известно, мистер Скотт--а я, уверяю вас, никогда в таких вещах не ошибаюсь,-- моего клиента зовут мистер Бен Тревоз,--с невозмутимой улыбкой поправил его Мюррей.--Надеюсь, сэр, вы не будете против этого возражать?
--Но Милани сам сказал нам ...
Тут Чамак предупреждающе промычал что-то нечленораздельное, но сигнал опасности был тут же понят. Инспектор Скотт понимающе кивнул, откинулся на спинку стула и замолчал. Какое-то время Чамак молча сидел, постукивая карандашом по обложке лежавшего перед ним блокнота и не
отводя от него, казалось, застывшего взгляда. Затем, наконец, оторвал от него глаза и поднял их вверх.
--Мистер Мюррей, будет куда лучше, если мы еще раз пройдем все с самого начала. Итак, нам известно, что не далее как сегодня днем вам позвонил этот Милани, или, как вы утверждаете, мистер Тревоз. То, что вы ему посоветовали делать, в данный момент не имеет особого значения, поэтому давайте-ка
вернемся к нашему Хиллу. Итак, вы сообщили нам,-- он вытянул вперед мясистые пальцы и начал их по очереди загибать,--что были его официальным адвокатом по меньшей мере последние пять лет; что ничего о нем не знаете, кроме того, что он был британским подданным, который несколько лет про- вел в Соединенных Штатах Америки; что он не сделал никакого завещания, но при этом оставляет в законное наследство поместье, которое стоит около пятидесяти тысяч фунтов стерлингов ...
--Да, да, но, к глубочайшему сожалению, оно сильно обесценилось,--вставил Мюррей, с сочувственной улыбкой покачивая головой.--Очень, очень сильно обесценилось.
--Что ж, бывает, бывает. И тем не менее скажите, как, собственно, мистер Хилл нашел вас?
--Думаю, меня ему рекомендовали.
--Рекомендовали, говорите?--Чамак задумчиво по-
дергал себя за кончики усов.--Случайно, не те же самые лица, которые рекомендовали вас мистеру Милани?
--Затрудняюсь ответить ...
--А знаете, мистер Мюррей,--после очередной паузы и методического постукивания карандашом по блокноту пробурчал Чамак,--забавная получается история с информацией, которую вы нам сообщили по собственной воле. Итак, судя по вашим собственным словам, Хилл все пять лет никогда ничего вам о себе не говорил, а две недели тому назад он вдруг при-
шел к вам в офис и рассказал несколько вещей в высшей степени личного, конфиденциального характера... Кажется, именно это вы сообщили инспектору Скотту, так ведь?
Если до этого Мюррей невозмутимо сидел, откинувшись на спинку дивана, механически улыбаясь, то и дело с удовольствием трогая пальцами безукоризненно отутюженную складку своих брюк и всем своим видом изображая вежливое внима-
ние--вот только глаза оставались практически безучастными, равнодушными и... все время блуждали по сторонам,--то теперь он вдруг уставился прямо на Чамака. Его невзрачные брови вопросительно поднялись. Создавалось невольное
впечатление, будто приятное удовлетворение от чрезвычайно искусной сделки вдруг полностью и окончательно испарилось.
--Совершенно верно,--с готовностью подтвердил он.--Может быть, от меня ... э-э-э ... может быть, вы хотите, чтобы я еще раз повторил мое заявление для этих джентльменов? В таком случае ...
--Мюррей,--неожиданно и довольно резко перебил его Чамак. Даже, похоже сознательно, не употребив вроде бы обязательную в таких случаях приставку «мистер».--Почему вы, черт побери, так хотите, чтобы все, буквально все его слышали?--Он всего лишь чуть-чуть повысил голос, однако
впечатление было такое, будто в комнате прозвучали громкие раскаты, эхом отозвавшиеся вокруг! На лице этого, казалось бы, сонного, медлительного, ни на что не обращающего внимания человека появилось выражение, заставившее Мюррея тут же, немедленно сменить свою маску. Впрочем, Чамак сказал не более чем следующее.
--Ладно, ладно, не утруждайтесь. Чего уж там! Я сам его повторю. В общих чертах вот что вам тогда сказал Хилл: «Мне смертельно надоела такая жизнь, поэтому я в самое ближайшее время собираюсь
уехать ... Возможно, отправлюсь попутешествовать по миру. Более того, не один, а ... со спутницей».
--Да, да, именно так,--улыбнувшись, подтвердил Мюррей.--Вот только для большей точности следовало бы добавить, что под –«спутницей» он имел в виду одну леди. Леди отсюда, из этих краев, из вашего милого сельского сообщества. Во всяком случае, так он мне тогда сказал.
Шон Винсон пристально посмотрел на инспектора, затем перевел вопрошающий взгляд на отца. Инспектор Скотт с плохо скрываемым раздражением что-то сердито бормотал себе под нос-- глаза полузакрыты, кончики усов недовольно
шевелятся... Епископ сидел с неестественно выпрямленной спиной, все мышцы его лица были напряжены так, будто он нетерпеливо ожидал, что вот-вот ему на ум придет какая-то на редкость интересная мысль. Каждый из собравшихся, похоже, тоже думал только о чем-то своем. Затем громкий голос
инспектора Скотта нарушил слишком уж затянувшееся молчание.
--Не верю! Не верю, и все тут! Так что помогите мне, сэр,--обратился он к Чамаку.
При этих словах Мюррей немедленно повернулся к инспектору. Улыбку будто стерли с его лица.
--Ну будет, вам, будет, друг мой. Это уже слишком, вы же сами знаете. Вообще-то мне всегда казалось, что слова достопочтенного человека будет более чем достаточно. У вас есть какая-либо причина сомневаться в этом?  Нет?  Так я и думал. Благодарю вас.--И он снова обезоруживающе улыбнулся.
--Значит, он на самом деле сказал вам все это, так?--не обращая никакого внимания на его слова подсказал ему Чамак.
--Кстати, несколько слов о деле, о котором инспектор Скотт упоминал некоторое время тому назад. Да, да, о тех самых вдохновенных письмах, которыми мистер Хилл и мистер Г.Р. Уилсон частенько обменивались друг с другом.--
Мюррей кивком указал на разбросанные по столу бумаги.--Которые инспектор обнаружил в деловых записях покойного. Дело в том, что в свое время мистер Хилл вложил в издательское предприятие мистера Уилсона довольно крупные сред-
ства. Когда же он принял окончательное решение покинуть Англию, то, естественно, пожелал вернуть их. В высшей степени неожиданный и, мягко говоря, необычный поступок, но ведь не следует забывать: мистер Хилл никогда не был, что называется, по-настоящему деловым человеком. Вы ведь
слышали слова, произнесенные мистером Уилсоном совсем недавно: «Допуститъ такое в настоящее время было бы в высшей степени неудобно, если не сказать --вообще невозможно, особенно в такие короткие сроки». Кроме того, как я уже упоминал ранее, само по себе такое капиталовложение было
просто прекрасным, уж поверьте.
--И что же он решил делать?
--А знаете, все, как ни странно, разрешилось само собой и самым лучшим образом. Просто мистер Хилл согласился все оставить как есть. По правде говоря, он являл собой, если мне будет позволительно так сказать, странное сочетание мудрости и безответственности.
Чамак шумно откинулся на спинку стула и бесцеремонным тоном спросил.
--Мистер Мюррей, скажите, у вас есть хоть какое-нибудь объяснение его внезапной смерти?
--Его внезапной смерти? Нет. К сожалению, нет. Могу только сказать, что все это ужасно, просто ужасно. У меня не хватает слов, чтобы выразить мои чувства. Это ужасно! Кроме того ...--Глаза адвоката снова заметно сузились, а голос стал
обволакивающим, уводящим куда-то в сторону, сбивающим с толку.--И, кроме того, надеюсь, вы вряд ли ожидаете, что я соглашусь высказать свое мнени-- не важно, профессиональное или даже сугубо личное --до того, как мне представится возможность посоветоваться с моим вторым клиентом мистером
Тревозом.
--Что ж,--произнес Чамак, не без труда вставая со
стула.--Что ж, вполне резонно, вполне ... Инспектор, не затруднитесь, пожалуйста, пригласить сюда Кристиана Милани.
Последовало долгое молчание. Этого Мюррей явно не ожидал. Одна из его тщательно ухоженных рук медленно поднялась к верхней губе, задумчиво коснулась ее; он сидел прямо и неподвижно, однако глаза... его глаза неотрывно следовали за ин-
спектором Скоттом, когда тот подошел сначала к камину, затем к окну, просунул голову сквозь шторы и негромко произнес несколько слов кому-то снаружи.
--Да, кстати,--заметил Чамак.--Вам, думаю, будет
совсем небезынтересно узнать, что Милани выражает полнейшую готовность сообщить нам все, что знает. Кроме того, кажется, его не очень-то удовлетворяют ваши юридические консультации, мистер Мюррей. Совершенно не удовлетворяют. В обмен на определенные услуги ...
Инспектор Скотт отступил в сторону. В комнату в сопровождении констебля вошел Милани и первым делом невозмутимо осмотрелся вокруг. Это был неимоверно худой, жилистый человек с непропорционально широким лицом, слабовольным подбородком и манерами, претендующими на
уверенность и непринужденность. Шон Винсон с первого же взгляда стало ясно, почему довольно туманные описания этого человека всегда включали в себя такое определение, как «кричащая одежда», хотя, строго говоря, оно было совершенно ошибочно. Собственно, ничего такого особенно яркого в
нем совсем не было. И тем не менее общее впечатление при взгляде на него--слегка странная, не совсем обычная жестикуляция, кольцо или перстень не на том пальце, старательно сдвинутый на одну из сторон галстук и тому подобные «странности»,-- невольно приводило к выводу о «некоторой
излишней крикливости внешнего вида».
Поля его желтовато-коричневой шляпы были чуть-чуть узковаты, бачки чересчур короткие и пышные, а усы сбриты до тонюсенькой полосочки над верхней губой ... Итак, Милани невозмутимо осмот-
релся вокруг, как бы оценивая происходящее и всех тех, кто в этом участвует. Но собственную нервозность ему скрыть, похоже, не очень-то удавалось. И что самое неприятное--Шон почти физически ощутил, что к нему определенно прилип какой-то слабый медицинский запах.
--Приветствую всех вас,--кивая, обратился Милани ко всем сразу. Затем снял шляпу, небрежным жестом пригладил аккуратно зачесанные к затылку волосы с пробором прямо посередине и сразу же остановил пристальный взгляд на Мюррее.--А ведь Фогель говорил мне, что вы мошенник, Мюррей.
Причем причиной того, что мне отнюдь не по собственной воле пришлось заняться одним из самых грязных и отвратительных дел в моей жизни, оказался ваш чертов совет--отдать им мой
паспорт.
Весь вид Милани являл собой яркий пример, с одной стороны, крайней мстительности, а с другой-- какой-то нервозной угодливости. Эдакое на редкость забавное сочетание. Которое естественно дополнял резкий, режущий слух голос. Он повернулся к Чамаку.
--Этот парень, мой советник,--он ткнул пальцем в сторону мистера Мюррея,--обратите внимание--мой советник, времени даром не терял, это уж точно. Сначала я почувствовал, что влип во что-то крутое. А потом, потом узнал, что он меня просто-напросто подставил. Причем подставил специально! «Ко-
нечно же тебе следует дать им твой паспорт. Тогда они смогут послать соответствующую телеграмму в Вашингтон...». Ну и где я теперь? На каком, интересно, свете?
--В «Калиновэ»,--вкрадчивым тоном ответил ему Чамак. Лично ему все это, казалось, очень нравилось. Во всяком случае, вид у него был совсем как у кота, только что съевшего чужую сметану. Затем его якобы сонный взгляд снова обратился на Мюррею.
--Ну и зачем, по-вашему, ему понадобилось специально вас подставлять?
--Да будет вам!--категорически возразил Милани, сопроводив свои слова коротким, решительным жестом.--Искать, копаться в дерьме, что-то там находить или не находить--это ваша работа. А все, что требуется лично мне,--это понять смысл вашего предложения. То есть предложения, которое сделал
мне вон тот джентльмен.--Он кивнул в сторону инспектора Скотта.--Мне совсем ни к чему, чтобы какой-то британский хрен в полицейской форме делал из меня придурка. Такие номера у нас не проходят!

Мюррей, который поднялся с дивана, как только в библиотеку вошел Милани, снисходительно улыбнулся.
--Ну будет вам, мистер Тревоз, будет! Не теряйте головы. Проявите же благоразумие. Я давал вам советы только и исключительно для вашей же пользы.
--Вон оно как? Значит, говорите, для моей же пользы?--иронически переспросил Милани.--Все, о чем вы сейчас думаете,--это: «Интересно, сколько и что именно ему известно?». Ничего, скоро узнаете ... Значит, в этом и заключается ваше предложение: я говорю вам все, что знаю, а вы в обмен
за это обещаете не предавать меня суду за использование поддельного паспорта и дадите мне неделю, чтобы я смог убраться из вашей страны? Я ничего не путаю?
Услышав это, Мюррей нервно шагнул вперед. Когда он начал говорить, его голос почему-то стал непривычно пронзительным и даже визгливым.
--Не будь дураком!.. Ты...
--Что, не по себе стало? Почему-то вдруг задрожали коленки?--не скрывая злорадства, поинтересовался Милани.--Так тебе и надо. Давай, давай, продолжай думать: «Интересно, сколько и что именно ему известно?»--продолжай, это даже
забавно. Сделав несколько шагов вперед, американец сел на стул напротив Мюррея, прямо под лампы, в свете которых его лицо, глаза и щеки оказались сильно затемнены, а волосы, наоборот, ярко блестели. В тот момент он, похоже, вдруг вспомнил, что ведет себя совсем не в духе «хорошо воспитанно-
го, образованного космополита-путешественника», и его мане-
ры мгновенно, как бы по мановению волшебной палочки, неузнаваемо изменились. Даже голос стал каким-то совершенно иным.--Простите, здесь можно курить?--потрясающе вежливо спросил он.
Эта довольно нелепая попытка выглядеть куртуазным, спрашивая, можно ли здесь курить, когда вокруг буквально плавали клубы табачного дыма, вызвала у всех откровенно иронические взгляды, что его почему-то явно разозлило. Не дожидаясь ответа, он прикурил сигарету, а потом резким движением
кисти загасил спичку. Когда он обводил комнату медленным взглядом, то выглядел удивленным и даже несколько озадаченным, поэтому его следующая реплика звучала уже куда более искренне.
--Значит, это и есть тот самый что ни на есть типичный английский загородный дом? А знаете, не впечатляет, нет, нет, признаться, совсем не впечатляет. Например, вот на это,--он ткнул дымящейся сигаретой в висящую на стене картину с типичным венецианским сюжетом,--просто тошно смотреть. Равно как и вон на ту дешевку.--Он ткнул дымящейся сигаретой в другую картину.--Ну а вашу жалкую подделку Фрагонара над камином сочли бы за позор повесить даже в самой обычной сельской
забегаловке в нашем штате Арканзас. Джен-
тльмены, надеюсь, я попал туда, куда надо? Убедите меня, пожалуйста, прошу вас ...
--Не важно,--бесцеремонно перебил его инспектор Скотт.--И кстати, постарайтесь не отвлекаться от основного предмета нашего обсуждения.--А затем уже куда более сердитым голосом продолжил.
--Послушайте, лично я отнюдь не сторонник
заключать какие-либо сделки с такими, как вы, однако поскольку на этом настоял князь, который представляет здесь Скотленд-Ярд, то теперь нам предстоит попытаться извлечь из всего этого выгоду. Обоюдную выгоду! Так вот, ваша главная задача состоит в том, чтобы убедить нас в том, что Хилла за-
стрелили не вы. Прежде всего нам бы хотелось знать ...
--Чушь, инспектор! Все это не больше чем самая примитивная чушь!--дружеским тоном перебил его Чамак. Он небрежным жестом разрешил Милани продолжать таким образом, как тому угодно, после чего сложил пухлые руки над животом и принял вид чуть ли не любящего отца.--Кстати, а вот насчет картин вы совершенно правы, мистер Милани. Но у нас имеется и нечто куда более интересное. Маленькая, написанная простой акварелью картинка на столе рядом с вами. Вон та ... Посмотрите-ка на нее чуть повнимательней, а затем скажите нам, что вы о
ней думаете.
Милани послушно опустил глаза на стол, увидел карточку с восемью крошечными короткими мечами и ...и тут же забыл все остальное!
--Громы небесные! Чтоб мне провалиться! Вот это да! Это же Таро! Откуда, черт побери, у вас это?
--Таро? Вам это что, знакомо? На самом деле? Прекрасно, просто прекрасно. На такое, признаться, я даже и не надеялся. И как раз собирался спросить вас, интересовался ли Хилл, разумеется, когда вы с ним довольно тесно общались, занимался ли он псевдооккультизмом такого рода. Лично мне почему-
то кажется, что да, занимался. Мы нашли у него несколько полок книг о нескольких наиболее редких видах оккультизма.
Впрочем, похоже, никто и не подозревал, что он достаточно серьезно интересовался этим, если ...если, конечно, он на самом деле интересовался.
--Да нет, в этом деле он был просто сопляком,-- просто и сразу, не раздумывая, ответил Милани.-- Равно как и в знаменитом Божественном Провидении. Просто ему не нравилось признаваться в этом, только и всего. Вообще-то он, как им всем и положено, был на редкость суеверным. Ну а Таро он просто обожал.
Инспектор Скотт, тяжело ступая, подошел к столу и взял с него свою записную книжку.
--Таро?--тоже удивленно повторил он.--А что, собственно, это такое--Таро?
--Для того чтобы ответить на ваш вопрос достаточно полно и обстоятельно, друг мой,--медленно протянул Чамак, прищурившись глядя на карточку,-- необходимо для начала быть посвященным в тайны теософии, или, иначе говоря, в тайны науки о происхождении и смысле человеческой души. Но и тогда возможное объяснение практически наверняка поставит в тупик любой обычный ум, включая, само собой разумеется, и мой собственный. Впрочем, кое-какое понятие о некоторых скромных функциях, которые это явление предположительно должно иметь, хотя и весьма поверхностное, вы получите, если я расскажу вам о некоторых притязаниях, по-
стоянно и неоднократно делаемых в данном отношении
Таро раскрывает совершенно иной мир идей и принципов, дающих возможность понять или даже представить себе законы эволюции этого явления. Оно является зеркалом Вселенной, где мы
находим символическое отражение тройственной-- теогонная, андрогонная и космогонная--теории древнейших магов; двойной поток прогрессирующей материализации или инволюции Божественного разума, естественным образом включающих в
себя прогрессирующее вторичное обожествление явления, которое, по сути, составляет основу самой теософии. И наконец, эта теория ...
--Простите, сэр, но я не смогу все это записать, вы же понимаете,--тяжело дыша и широко раскрыв рот, перебил его инспектор Скотт.--Вы не могли бы объяснять мне суть всего этого ... ну, скажем, чуть-чуть попроще, поскольку ...
--К сожалению, нет, не смог бы,--равнодушно ответил ему Чамак.--И не смогу, поскольку сам ничего во всем этом не понимаю! Ведь я всего лишь механически пересказал вам то, что совсем недавно прочитал, да и то только потому, что меня ис-
кренне тронуло величие и скрытая значимость этих слов...Так вот, по мнению некоторых специалистов, Таро, в конечном итоге, является ключом к некоему таинственному, но достаточно универсальному механизму.
Короче говоря, это колода карт, количеством ровно в семьдесят восемь штук, с весьма странными и довольно жуткими рисунками. Их используют как
колоду самых обычных игральных карт, но не для игры, а для того, что наш мистер Милани совсем недавно назвал «Божественным Провидением». Проще говоря, для гадания.
Инспектор Скотт шумно вздохнул. Причем с явным облегчением.
--Значит, это что-то вроде гадания на картах? Вообще-то когда-то я и сам этим баловался. Даже сейчас кузина моей сестры, когда приходит к нам в гости, время от времени гадает нам на картах. А иногда даже и на чаинках. И знаете, сэр,--
произнес он, почему-то чуть понизив голос,--она каждый раз говорит чистую правду. Все как есть!-- Скотт вовремя опомнился.--О, сэр, простите. Я тут увлекся...--извиняющимся тоном произнес он.
--Не стоит извиняться, инспектор,--успокоил его Чамак с таким же извиняющимся видом.--Полагаю, в такого рода делах я и сам нечто вроде того, что мистер Милани весьма образно и точно называет «сопляком!». Когда мне случается проходить мимо, то, честно говоря, никогда не могу удержаться, чтобы не зайти к хироманту. Любопытно, знаете ли, узнать, что тебя ждет впереди ...--довольно ворчливо признался он, словно скинув с себя тяжелый груз.--И чем меньше я во все это верю, тем больше мне хочется, чтобы кто-нибудь из этих магов предсказал мне мою судьбу! Вот откуда мне стало известно о Таро.
Милани саркастически ухмыльнулся.
--Послушайте, а у вас с головой все в порядке? Слышать такое от вас?! Да, век живи, век учись, это уж точно. Гадание по ладони, ну надо же!--Его губы снова широко раздвинулись в ухмылке.
--Карты Таро, инспектор,--невозмутимо продолжил Чамак,--считаются египетским изобретением. Однако дизайн нашей карты имеет все признаки французского Таро, уходящего корнями к веку Чарльза VI, когда в светском обществе впервые начали появляться игральные карты. Двадцать
две из семидесяти восьми карт колоды называются «старшим таинством», пятьдесят шесть--«младшим таинством». Думаю, мне нет необходимости говорить, что сама такая колода и даже знание того, что она собой представляет и для каких целей, являются большой редкостью. Карты младшего таинства подраз-
деляются на четыре группы. Аналогично нашим обычным игральным: трефы, бубны, черви, пики. Они называются, кажется ...
--Скипетры, кубки, монеты и мечи,--помог ему Милани, подчеркнуто внимательно разглядывая свои ногти.--Кстати, а откуда у вас эта карта? Она что, принадлежала старине Хиллу?
Чамак неторопливо поднял ее со стола.
--Поскольку каждая из этих карт имеет вполне определенное значение, в детали метода божественного гадания вдаваться не имеет особого смысла, а вот его скрытое значение, как мне кажется, может оказаться весьма и весьма интересным ...
Вопрос на вопрос, мистер Милани: скажите, а у покойного Хилла когда-либо была колода карт Таро?
--Да, была. Причем с его собственным дизайном, сделанным при помощи чьего-то личного наставления. Потом, он не задумываясь отвалил одной компании по выпуску игральных карт целую штуку баксов, чтобы их напечатали типографским способом. Но, обратите внимание, эта карта совсем не из той серии ... Если только, конечно, он не сделал одну из них
специально для себя. Для каких-то отдельных целей. Поэтому-то мне и хотелось бы поточнее знать, откуда она у вас!
--У нас есть серьезные основания полагать, что убийца намеренно оставил ее здесь в качестве какого-то осмысленного символа ... Да, интересно, очень интересно, кто это здесь, в глуши, мог бы быть так хорошо знаком с высокой магией? Да хотя бы поверхностно...--задумчиво протянул Чамак.
Милани вдруг устремил пристальный взгляд прямо перед собой и на какое-то короткое мгновение—Шон Винсон готов был поклясться на Библии--увидел там что-то такое... Однако Милани тут же отвел глаза в сторону и снова ухмыльнулся.
--Ну и что, значит, эта карта имеет какое-нибудь особое значение?--требовательно спросил инспектор Скотт, при этом не обращаясь ни к кому в частности.
--Спросите-ка лучше вон у него,--дружеским тоном посоветовал ему Чамак, кивнув в сторону Милани, и поднял карту высоко вверх.--Может, он в знак особой признательности вам и соизволит поделиться с нами своими профессиональными секретами.

Американцу, похоже, явно нравилось его новое и довольно-таки необычное положение--когда такие люди с огромным нетерпением ждут от него объяснений и разъяснений, когда они просто не могут обойтись без его просвещенного и авторитетного мнения. Он принял важный вид, театрально огляделся
вокруг себя.
--Конечно же соизволит, джентльмены. Это означает буквально следующее: он получил то, что ему предрекли карты Таро. Смысл «восьми мечей» --это «Приговор высшего право- судия», указавшего Божественным перстом на старину Хилла. И кому, как не Господу, ведомо: он полностью заслужил это ...


















           Г Л А В А 7


Они снова, вот уже в который раз, оказались в тупике, каждый наедине со своими собственными мыслями, поскольку любое новое развитие событий, казалось, направляло дело в совершенно иное русло. Причем иногда просто в прямо противоположное. Совсем как в старой доброй сказке, когда снимаешь одну шляпу, а под ней другая, снимаешь ее, а под ней еще одна, и так до бесконечности ... В библиотеке становилось уже заметно жарко и душно. Где-то в глубине дома громко начали бить настенные часы. После девятого удара Чамак снова заговорил.
--Итак, это точно установлено. Очень хорошо. Ну а теперь расскажите нам все, что вы знаете как о самом Хилле, так и о том, что произошло вчера вечером.
--Являясь вашим законным адвокатом, мистер Тревоз,--неожиданно вступил в разговор Мюррей, как если бы решив холодным зимним утром вдруг выпрыгнуть из теплой постели,--так вот, являясь вашим законным адвокатом, я настоятельно рекомендую вам поговорить со мной без свидетелей, прежде
чем вы решитесь на очередной безрассудный шаг ...
Милани окинул его испепеляющим взглядом.
--Давай, давай, пылай благородным гневом, не останавливайся! Смотреть на это одно удовольствие,-- мстительно произнес он.--Чего же ты остановился?-- Затем, не дождавшись ответа, сделал небольшую, но весьма значимую паузу и, явно снова расслабившись, как ни в чем не бывало продолжил.
--А знаете, я вам могу все изложить буквально в двух словах. Хилл—Бен Хилл--тогда он себя святошей еще не называл--был самой крутой из всех английских птичек, которые когда-либо к нам прилетали. Да, чего-чего, а мозгов у него хватало!
Надо отдать ему должное. Как и абсолютное большинство других британцев, приехал в Штаты лет эдак восемь или девять тому назад, естественно, с одной мыслью--быстро, нет, лучше--как можно быстрее разбогатеть. Ну, тут же пораскинул
мозгами и решил, что самым надежным и кратчайшим путем добиться этой заветной цели будет обучить обитателей родины рэкета новым видам рэкета. Уж не знаю, как ему удалось заполучить в свои объятия короля мафии, который тогда был еще
всего-навсего шестеркой.
Ошивался где-нибудь около подпольных баров, где всегда можно было найти пару амбалов, которые
всего за три-четыре сотни были готовы сделать за тебя любую грязную работу. Но это был его предел. Так вот, очень скоро Хилл сделал из Мёрфи самого настоящего босса. А сам улетел в Нью- Йорк и жил там себе тихо-спокойно, не дергаясь понапрасну, пока не нашел именно то, что так терпеливо искал.
И уже через год ...--Милани сделал красноречивый жест рукой.--Причем, обратите внимание, я совершенно не имею в виду подпольный алкоголь или что-то в этом роде. Нет, нет, все это мелочь, вы же понимаете. Я имею в виду политику, надежное легальное прикрытие, аферы, шантаж ... Господи ты боже мой, он ведь, как никто другой, умел придать каждому из этих, так сказать, видов деятельности совершенно новое обличье, заставить посмотреть на них под принципиально иным углом!
Причем, как правило, никакой ненужной жестокости, никаких пистолетов или автоматов, за исключением случаев, когда без этого просто не обойтись. Но и тогда--никаких гангстерских
разборок! «К чему нам никому не нужная шумиха?-- частенько говорил он.--Пусть этим развлекаются другие... кто попридуристей! Как-то раз он даже управлял самым настоящим подпольным синдикатом-- двадцать две молодые женщины «обрабатывали» для него самые шикарные отели. Помощник окружного прокурора оказался чересчур любознательным и сунул свой  длинный нос не туда, куда надо. Тогда Бен Хилл разработал свой собственный план, по которому сначала в нужное место были заложены «неопровержимые» улики, а затем этого слишком уж рьяного и, следовательно, очень неудобного чину-
шу отравили таким образом, будто это из ревности сделала его собственная жена. Суд, само собой разумеется, приговорил ее к смертной казни на электрическом стуле ...
Милани откинулся назад и со злорадным удовольствием--иначе не назовешь--сделал глубокую затяжку, выпустив потом в воздух прямо перед собой длинную сизую струйку сигаретного дыма. Затем продолжил.
--Понимаете? Он организовывал все мелкие рэкеты, о которых «большие люди» ничего не хотели даже слышать. Причем Бен, обратите внимание, никогда не пытался давить на них, а они, соответственно, никогда не лезли в его дела. В круг его непосредственных дел, например, входило вымогательство. Иногда в весьма «крутых» формах. Так он наткнулся на меня. Но я отказался вступить в его «союэ». Ну и что в результате? Да ничего особенного: в результате Бен Хилл на целых пять лет
определил меня в исправительную колонию, только и всего.
Милани неожиданно громко закашлялся, видимо, от попавшего не в то горло табачного дыма. А затем яростно потер заслезившиеся вдруг глаза тыльной стороной ладони. Короткие бачки, блестящий пробор посреди головы, тонюсенькая ниточка усов, широкое лицо с раздувающимися ноздрями--казалось, вся его агрессивность собралась воедино на темно-
коричневом кожаном диване, чтобы корчиться от былой обиды и источать вокруг себя смертельный яд ...
--Ладно, бог с ним,--хрипло произнес он наконец и, видимо, снова взял себя в руки. Очевидно, вовремя вспомнив о роли, которую решил играть.--В общем -то я все это давно уже забыл. Все, что мне сейчас пришло на память,--это как же странно видеть его снова, через столько-то лет... Обычно, если он не был
смертельно пьян, то говорил и вел себя как самый настоящий университетский профессор. Придя к нему в самый первый раз, я невольно удивился. У него тогда были довольно шикарные апартаменты с книжными полками чуть не на всех стенах.
На Шестидесятой авеню. Когда я вошел, то увидел на столе перед ним бутылку виски и ... представьте себе, колоду карт Таро.--Милани снова закашлялся.
--Да успокойтесь вы, успокойтесь,--невозмутимо сказал Чамак, широко открыв, казалось бы, вечно сонные глаза.--Там в конце коридора есть туалет. Может, вам лучше на пару минут удалиться? И, так сказать, привести себя в порядок?
Милани  послушно встал с дивана и направился к двери. Как только он вышел из библиотеки в коридор, вконец озадаченный инспектор Скотт, следуя недвусмысленному жесту Чамака, тоже подошел к двери и встал возле нее. В комнате повисла давящая тишина. Чамак медленно обвел всех присутствующих долгим взглядом. Затем взял в правую
руку карандаш, тихо постучал им по поверхности стола.
--Оставьте его в покое и ни о чем не волнуйтесь,--спокойно сказал он.--Мистер Милани скоро сюда вернется.
Если во время всей предыдущей беседы епископ молча сидел, обхватив голову руками, то при этих словах он вдруг выпрямился и отчетливо сказал.
--Это омерзительно. Я... я никогда даже не осознавал ...
--Да нет же, нет!--возразил ему Чамак.--Это не очень-то приятно, только если смотреть с близкого расстояния. А вот если видеть отпетых преступников, у которых руки по локоть в крови, через пуле непробиваемое стекло судебной клетки, то тогда совсем другое дело. Или, скажем, смотреть на
рептилий в террариуме. Тоже, само собой разумеется, только через достаточно толстое стекло. И при этом делать вид, что внимательно читаешь объяснительные надписи, сделанные по-латыни.
Лично я понял это весьма специфическое явление давным-давно. Благодаря моим грехам. Впрочем, мне, очевидно, надо было бы предупредить вас, что вы никогда не проникнете в суть преступления, если прежде всего честно и правдиво
не скажете себе: «Тяжки грехи мои, ГОСПОДИ ...»
Сидевший на кожаном диване Мюррей снова вскочил, но на этот раз куда проворнее, чем раньше.
--Но послушайте!--воскликнул он, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно убедительнее.--Боюсь, что, исключительно в интересах моего клиента, мне придется настоятельно потребовать, чтобы вы не слишком доверяли всему, что он может сказать, находясь в таком состоянии, как сейчас! Но если вы
позволите мне выйти к нему и поговорить с ним наедине, а я сильно рассчитываю именно на такое отношение, поскольку это является моей безусловной прерогативой, как законного представителя ...
--Сидите спокойно и не дергайтесь,--равнодушно пробурчал Чамак, сопроводив эти слова легким, мимолетным, почти незаметным и вроде бы ничего не означающим нажатием карандаша на поверхность стола.
Однако этого, как ни странно, оказалось вполне достаточно, чтобы Мюррей без каких-либо возражений тут же сел на место.
Когда Милани вернулся, вид у него был вполне умиротворенный и по-своему даже несколько довольный, хотя левое плечо по-прежнему продолжало слегка подергиваться. Он окинул комнату улыбчивым взглядом, предельно вежливо,
если не сказать слишком уж элегантно, извинился и с поистине театральной грацией присел на свободный стул. Затем, немного помолчав, очевидно для придания своим словам большей значимости, продолжил свое повествование.
--По-моему, я остановился на том, как в самый первый раз лично увиделся с Беном Хиллом, так? Так вот, как сейчас помню, тогда он сказал мне: «Мне сообщили, вы человек не без образования, но вы таковым совсем не выглядите. Ладно, бог
с вами, присаживайтесь». Так мы познакомилисъ, ну а потом, уж поверьте, потом я знал его как облупленного. В тот же самый день я вступил в его организацию ...
--Минутку, минутку,--перебил его Чамак.--Лич-
но мне казалось, вы сами не далее как пять минут тому назад уверяли нас, что тогда категорически отказались ...
Милани изобразил на лице, как ему казалось, умную, а на самом деле глупейшую ухмылку.
--Ах это... Короче говоря, у меня были, так сказать, «посторонние интересы». Послушайте! Да, я по-прежнему считаю себя не менее умным и образованным, чем он, но вот вы-то, вы, бездушные чинуши, почему-то наотрез отказываетесь в это ве-
рить!--Когда он прикуривал очередную сигарету, его кисть нервно дернулась.--Ладно, проехали. Так или иначе, но он, к сожалению, понял это, и мне пришлось отправиться в «Большой дом», или, говоря по-вашему, в тюрягу. Впрочем, какое-то время мне удалось поработать его спарринг-партнером при обсуждении самых различных книг, и к тому же я столько раз от
корки до корки читал его судьбу по картам Таро, что в конечном итоге знал ее куда лучше, чем он сам. И обратите особое внимание: я с самого начала предсказывал, что он пойдет далеко! Кстати, Бен частенько называл меня «придворным астрологом», а однажды, правда, когда был вдребезги пьян, чуть
было не застрелил меня. И если бы не его пьянство и еще одна явная, выдающаяся слабость, то ...
--То что? Какая еще выдающаяся слабость?
--Женщины. Сколько же денег он на них спустил! Трудно себе даже представить. Если бы только не это ... --Милани вдруг замолчал, будто вспомнил что-то крайне неприятное. Потом, печально покачав головой, сказал.--Да, уж очень он их любил, тут ничего ни убавить ни прибавить. Но и они, клянусь всеми святыми, любили его не меньше. Не знаю за что, но любили. Как-то, когда я сам выпил чуть больше, чем нужно, то сказал ему: «Я ведь лучше тебя, Бен, это уж точно, но они почему-то на меня, как на тебя, не западают. Почему?. Значит, это все твои деньги, и ничего другого!» ... Вообще-то, честно говоря, я нена-
видел этого самодовольного скунса прежде всего и-за его популярности среди женщин, хотя они, как правило, всячески это отрицали.--Милани любовно погладил свои коротенькие бачки.
--На публике они обычно его всячески высмеивали, но потом ... Потом они ради него были готовы на все. Как загипнотизированные! Скажите, ну почему у меня нет такого же везения? Почему они не обращают такого же внимания на меня?. А у него как-то была даже самая настоящая дама с манерами
высшего света. Хотя на самом деле она была с Девятой авеню. Она тогда прилепилась к нему, как будто в последний раз перед смертью. И Бен к ней тоже, пока она в конце концов ему все-таки не надоела и он ее не прогнал. Что, признаться, ему удалось
далеко не так просто и не сразу...--Он резко остановился, как будто вдруг вспомнил нечто, о чем говорить не следует. И тут же бросил беглый взгляд на Мюррея.
--Так вот, вы говорили нам...--подсказал ему Чам ак.
--Так вот, я говорил вам ...--Он сделал глубокий вдох.--Да-да, я начал говорить вам, что меня отправили на отсидку, а он как ни в чем не бывало продолжал пускать деньги на женщин. Вернее, на ветер ... Знаете, если бы у него хватило здравого смысла не делать этого, то к настоящему времени он стоил бы не пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, а по меньшей мере шесть миллионов!
Чамак чуть приоткрыл один глаз, шумно вздохнул и мягким голосом сказал.
--Все это очень и очень интересно, мой друг. Но не менее интересным представляется нам одно забавное обстоятельство: откуда вам известно о его наследстве стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов?
Все молча замерли. Глаза Милани долго смотрели в одну точку. Затем он отозвался.
--Пытаетесь загнать меня в ловушку? Поймать на слове? Ну а если я откажусь отвечать?--Его дыхание стало шумным и заметно участилось.
Чамак поднял свою трость и ткнул ею в сторону Милани.
--Мистер Милани, друг мой, мне бы очень хотелось, чтобы вы чуть напряглись и постарались кое-что понять. У нас уже имеется более чем достаточно доказательств, чтобы повесить вас за убийство мистера Хилла... Разве я не гово-
рил вам об этом?
-- Нет, нет, не говорили! Клянусь Господом Богом, не говорили! Вы тогда обещали ...
--Что закрою глаза на ваш фальшивый паспорт, только и всего.
--Только и всего? Так вот учтите: на фуфу вам меня не взять! Ни за что и никогда ... Вот этот коп,--он кивнул в сторону инспектора Скотта,--этот самый коп сегодня утром сказал мне, что вчера вечером я вроде бы должен был прийти к Хиллу. Так вот, меня там не было. Я к нему не ходил! Покажите мне того самого слугу, который утверждает, что видел меня там, и я, не сходя с этого места, докажу, что он нагло
лжет! Нет, нет, блефовать со мной не имеет смысла. Абсолютно ни-ка-ко-го! Уверяю вас. Ну а если вы все-таки попробуете, то будь я проклят, если скажу вам хоть слово о том, что там было на самом деле!
Чамак тяжело вздохнул:
--Ничего страшного. Полагаю, вы постараетесь врать и всячески изворачиваться в любом случае. Именно поэтому, боюсь, мне придется сказать вам, что вас все равно повесят. Видите ли, в нашем распоряжении имеются некоторые вполне конк-
ретные улики, о которых инспектор Скотт, похоже, забыл вам упомянуть ... Мы не думаем, что человеком, который позвонил в дверь Хилла, а потом поднялся к нему в кабинет, были именно вы. Нет, улики, говорящие против вас, касаются вашего визита к нему в тот же вечер, но позже--во время сильной
бури с проливным дождем,--когда вы незаметно последовали за ним после того, как он попытался вас убить.
При этих словах Милан резко вскочил на ноги.
--Но послушайте...--визгливым голосом начал было он, однако Чамак легким, каким-то ленивым движением руки его остановил.
--Хватит, хватит. Лучше послушайте-ка меня, мой друг. Лично мне, поверьте, совершенно безразлично, что будет с вами, но если вам дорога ваша собственная шея... Ну как, дошло?
В непривычно широко раскрытых и поэтому невольно притягивающих к себе взгляд глазах Чамака было что-то вызывающее смертельный ужас. Немного помолчав и сделав глубокий вдох, он продолжил.
--Пока вы сидели в одной из самых знаменитых тюрьм Америки, Синг-Синг, мой друг, мистер Хилл покинул Штаты. Скорее всего, просто-напросто устал от своей новой игрушки под названием «рэкет», устал от утомительных попыток быстро сколотить себе состояние... впрочем, как несколько позже, и от издательского бизнеса. Он освободился
от ганггстеров и вернулся в Англию.--Чамак бросил беглый взгляд на Винсона-старшего.--Скажите, епископ, вы помните, как сегодня утром вы заметили, что лет пять тому назад этот гангстер внезапно утратил всю свою силу и влияние? Так-так. Полагаю, Милани уже дал нам требуемую причину. Теперь несколько слов о вас, Милани. Выйдя из
тюрьмы, вы сначала тут же сошлись с шайкой гангстеров, но скоро поняли, что былого влияния у того уже нет и в помине, и вполне благоразумно бросили их тоже. Ну а затем, как и ваш бывший друг-хозяин, вернулись в Англию ...
--Послушайте, вы!--буквально взвизгнул Милани, тыча пальцем себе в ладонь.--Если вы думаете, что я вернулся сюда, чтобы найти Хилла ... если хоть кто-либо думает, что мне ... Это ложь! Клянусь всеми святыми, это наглая ложь! Я приехал
сюда на каникулы. А что, нельзя? Все остальное чистая случайность и совпадение. Я ...
--В этом-то и заключается самое странное,-- задумчиво заметил Чамак.--Я тоже думаю, это была случайность. Думаю, вы совершенно случайно наткнулись на своего старого приятеля Хилла, когда искали что-то интересное в Англии. Но при этом не забыли предусмотрительно обзавестись адвокатом на случай возникновения каких-либо неожиданных
проблем. Вы начали расспрашивать своих знакомых, и кто-то из них порекомендовал вам того же самого адвоката, которого в свое время рекомендовали и Хиллу. В общем-то довольно обычная вещь для братства подобного вашему... Ну и мистер Мюррей  конечно же вполне мог поделиться с вами тем интересным, что ему стало известно о Хилле.
--Ну и что, если сказал? Ничего страшного я и понятия не имел, что у него какие-то дела с Хиллом, пока ...--Милани вовремя остановился.
Они с Чамаком обменялись взглядами, как будто
прочли мысли друг друга. Впрочем, Чамак не стал ни настаивать, ни торопить события. Кроме того, в разговор неожиданно вступил Мюррей.
--Это все просто возмутительно! Возмутительно и невыносимо!--вскакивая с места и чуть ли не брызгая слюной, завопил он.--Князь, я вынужден категорически потребовать, чтобы меня немедленно избавили от участия в столь, с позволения сказать, унизительном действе. Вот так сидеть и слушать
оскорбления, которые, которые ...
--Тебе бы сейчас лучше спрятаться куда-нибудь в самую глубокую нору. Иначе сам горько пожалеешь, это уж точно,--презрительно скривившись, спокойно посоветовал ему Милани.-- У вас еще есть ко мне вопросы, инспектор...э-э-э... простите, не запомнил, как вас там зовут?
--Князь Чамак. Да, есть. Вы узнали, что Хилл выдает себя за респектабельного сельского джентльмена, и тут вас вдруг осенило: это же ни с чем не сравнимая, самим Господом Богом ниспосланная возможность на практике использовать свои, так
сказать, специфические способности!
--Я это целиком и полностью отрицаю.
--Естественно, отрицаете. Другого никто и не ожидал ... Хорошо, ну давайте даже допустим, только допустим, что вы, на самом деле желая всего лишь засвидетельствовать почтение своему старому другу мистеру Халлу, договорились с ним о встрече, чтобы «Вспомнить старые добрые времена». Однако
предложенное им место встречи сразу же вызвало у вас сильные и в общем-то вполне обоснованные подозрения. Он почему-то не пригласил вас прийти к нему домой, а назначил встречу в отдаленном месте на берегу реки, более чем в полумиле от гостиницы, где вы остановились, и намного дальше от
места, где жил сам Халл. Спросите--зачем? Да затем, что если ваше тело позже и нашли бы в нескольких милях ниже по течению реки, то его, скорее всего, вряд ли связали бы с...
Во время последовавшего непродолжительного молчания Чамак сделал несколько необычных движений правой рукой, как будто пытался незаметно выбросить что-то.
--Да, похоже, вам известно немало, совсем немало,--слегка прищурив глаза, заметил Милани.--Ну а предположим, я признаю все это? Вы же не сможете доказать обвинение в шантаже, так ведь? Мы же договорились о дружеской встрече, только и всего.
--Что ж, согласен ... Ну и как в таком случае она проходила?
Милани, похоже, пришел к какому-то решению, поскольку, обреченно пожав плечами, заговорил.
--Ладно, бог с вами, рискну, пожалуй ... Все дело было в пуленепробиваемом жилете. Сказать, что я доверял старине Хиллу, было бы, сами понимаете, сильным преувеличением. И все-таки, несмотря на все меры предосторожности, он чуть было меня не достал!.. Я стоял на берегу реки--собственно,
узенькая речушка, которую они почему-то очень любят называть «рекой»,--у самого края заливного луга с небольшой рощицей. Именно там мы и договорились встретиться. Светила полная луна, видимость была прекрасная, однако небо уже на-
чинало затягиваться тучами. Я совершенно не ожидал ничего такого. Думал, он окажется достаточно благоразумным человеком, с которым вполне можно договориться. Как с любым, которого поймали, как у нас принято говорить, не совсем там, не
совсем с тем человеком и не совсем с тем товаром ...
Милани вдруг остановился, слегка вытянув шею, помотал головой из стороны в сторону. Как будто воротник рубашки сильно жал ему шею. Теперь все могли видеть даже его зубы. Затем продолжил.
--Вдруг за деревом позади меня раздался какой-то тихий шум. Я резко обернулся: там какая-то фигура, слегка пригнувшись, нацелила на меня пистолет. Причем настолько близко, что промахнуться практически не могла, это уж точно. Но на Бена она не очень-то была похожа. я имею в виду ту фигуру с
пистолетом... Насколько мне все-таки удалось разобрать при лунном свете, тот человек был моложавый, с усами. А вот голос ... голос был Бена, это уж точно. Он, шипя, произнес.
«Больше ты этого никогда не будешь делать!». А затем спустил курок, и в свете вспышки я отчетливо увидел один из его знаменитых золотых зубов ...
--Я был готов ко многому, но только не к падению в реку. Пуля ударила меня прямо в сердце, и если бы не жилет... В общем, я потерял сознание и упал в реку. Но, оказавшись в воде, практически сразу же пришел в себя. Речушка эта, конечно, узенькая и
по-настоящему захолустная, но при этом все-таки довольно глубокая, с быстрым течением. Отплыв как можно дальше от того места, я за ближайшим поворотом выбрался на берег. Бен был полностью уверен, что разделался со мной. Раз и навсегда.
--И что дальше?
--Я вернулся в тот небольшой отель, где остановился, пере-оделся в сухое белье и лег спать. А теперь усвойте вот что! .. Причем усвойте полностью, желательно без каких-либо вариантов: на меня вам повесить ничего не удастся! Все эти разговоры
и прозрачные намеки на то, что я якобы незаметно последовал за Беном Хиллом,--чистейшая туфта, и вам это прекрасно известно.--Милани изо всех сил попытался привлечь к себе взгляд Чамака.-- Чистейшая туфта! От начала и до концa! .. Тогда я сразу же лег спать и не выходил из номера вплоть
до самого утра. Думаете, мне очень нужно было какое-то продолжение? Ошибаетесь, я никогда в жизни не держал в руках пистолета и не собираюсь! Так что встречаться с Беном Хиллом у меня не было ни малейшего желания. Зачем?--От напряжения его голос то и дело срывался на хриплый крик.--Да вы про-
верьте мое полицейское досье и посмотрите, есть ли там хоть какой-либо, даже самый маленький намек на практическое использование мною огнестрельного оружия...
Нет, нет, сколько ни старайтесь, не найдете. Ничего не найдете! Ведь по сути
я такой же добропорядочный человек, каким считался здесь и покойный Бен Хилл. И совершенно не собирался возвращаться туда, чтобы снова с ним встретиться. Более того, даже не держал на него зуб за попытку меня убить. Воспринял все это
как обычные превратности судьбы, только и всего. Убивать его? В принципе, наверное, оно того и стоило бы, но ... кем угодно, только не мной ... Ну а если у меня и было намерение, так сказать, попросить у него взаймы небольшую сумму, то... то неужели вы думаете, я настолько глуп, чтобы делать это таким дурацким способом?--Он с треском хлопнул ладонью по колену.--Нет, скажите, вы что, действительно так думаете?
Какое-то время инспектор Скотт старательно пытался вести стенографическую запись их беседы, но потом, видимо устав сражаться с бесконечными идиомами Милани, бросил это занятие и только внимательно слушал, плотно сжав губы под
пшеничными усами. Шону Винсону было предельно ясно, что происходило у него тогда в голове,--он по-прежнему искренне верил в то, что в тот вечер Милани быстро сменил одежду, вылез на улицу через окно своего номера и снова отправился на
встречу с Хиллом. Только на этот раз совершенно иного характера ...
Тут Шон с удивлением заметил, что Чамак тоже
внимательно смотрит на инспектора Скотта. Тот уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вдруг передумал и озадаченно нахмурился. А Чамак радостно захихикал.
--Туфта? Вы сказали--чистейшая туфта?-- задумчиво переспросил он.--Да, я это знаю.
--Вы ... вы знаете? И не ...
--Да, знаю. Но, видите ли, мне прежде всего нужно было заставить вас говорить,--как всегда, спокойным, почти равнодушным тоном пояснил ему Чамак.--Вообще-то, честно говоря, нас вполне устраивает тот факт, что к этому убийству вы не имели никакого отношения. Кстати, я совсем запамятовал сообщить вам,--его лицо буквально расцвело от удовольствия,--что жена владельца гостиницы видела, как вы влезали в окно своего номера в насквозь промокшей одежде. Около десяти часов вечера ...
--И больше никуда не выходил?--не веря своему счастью, спросил Милани после долгой паузы.
--И больше никуда не выходили,--подтвердил Чамак.--Это и есть лучшее подтверждение вашего алиби, друг мой.--Сказав прилюдно и вслух эту чудовищную ложь, Чамак выглядел так же доброжелательно, как старый добрый сказочник, только что рассказавший детям очередную
красивую небылицу, в которую они все искренне и с явным удовольствием поверили.
Милани, нервно передернув плечами, тихо спросил.
--Значит ... значит, я могу идти? Значит, вы не собираетесь меня задерживать? Даже как важного свидетеля?
--Нет, не собираемся. Даже как важного свидетеля. Можете идти куда заблагорассудится. Постарайтесь покинуть эту страну в течение ближайших сорока восьми часов, и вас никто не будет задерживать.
На лице Милани появилось выражение одновременно надежды и недоверия. Прижав руку к груди, он сделал нерешительвый шажок назад. Видно было, что в его голове вихрем проносятся мысли о подставах, ловушках, вариантах... Понимая, что делать этого не стоит, он тем не менее не удержался от
вопроса.
--Послушайте, но вы же сами обещали мне неделю! «Даю вам неделю, чтобы убраться из страны».--вот что вы тогда мне сказали, разве нет? Как же так? Неделю ...
--Друг мой,--тихо, но решительно перебил его Чамак.--Ваша привычка хитрить и изворачиваться, поверьте, до добра вас не доведет. Надеюсь, вы догадываетесь о наличии целого ряда, мягко говоря, опасных вопросов, на которые я мог заставить вас дать мне исчерпывающие ответы, но решил этого не делать. По своим собственным причинам. В основном потому, что совершенно не верю в то, что Халла
застрелили вы. Но если, упаси господь, вы, следуя вашей дурной привычке, вздумаете ставить мои высказывания под сомнение, спорить со мной или, что еще хуже, возражать мне, друг мой, то никакой пощады не ждите. Никакой!--Он громко стукнул рукояткой трости по столу.--Вам ясно? Итак, что
выбираете: свободу или тюрьму?
--Какой тут может быть выбор, сэр?! Уезжаю, уезжаю. Причем как можно скорее ... Я ведь ничего не имел в виду, сэр, поверьте. И даже не пытался возражать. Вы были абсолютно правы, это все моя дурацкая привычка ... Понимаете, дело в том ...--Тут он заговорил намного медленнее и осторожнее, со-
всем как давший пациенту лекарство врач внимательно следит за его эффектом.--Все дело в том, что мне, само собой разумеется, очень хотелось бы еще до отъезда переговорить с моим адвокатом ... ну, уладить кое-какие дела и все такое прочее, но он
сейчас, похоже, сильно занят, и мне казалось, что если у меня будет чуть больше времени, то ... В общем, только это я и имел в виду. Только поэтому и осмелился попросить ...
В тот короткий момент, когда Чамак, громко кряхтя, нагибался, чтобы поднять с пола спичечный коробок, который он всего минуту назад сшиб со стола ударом своей трости, Шону удалось заметить мелькнувшую у него под усами усмешку.
--Хм ... что ж, это другое дело,--отдышавшись, заметил Чамак.--Лично у меня нет никаких возражений. Правда, не знаю, как у мистера Мюррея ...По-моему, он совсем недавно говорил, что ваше поведение невыносимо и что у него сильное
желание как можно скорее умыть руки ... То есть отказаться давать вам юридические рекомендации.
При этих словах Мюррей будто заново родился. Весь засиял, заулыбался ... Видно было, что по каким-то только одному ему известным причинам изменившаяся ситуация устраивает его ничуть не меньше, чем Милани. Он даже чуть ли не захихикал, но вовремя сдержался. И тут же, обведя влаж-
ными, собачьими глазами всех собравшихся, поспешил заверить их, что главная обязанность любого уважающего себя адвоката--интересы его клиента, что тогда он говорил под воздействием очевидного стресса, но теперь полностью опра-
вился и готов в любую минуту приступить к выполнению своего профессионального долга. Святого профессионального долга!
-- Да, да, конечно же,--поддержал его Милани.--То есть, я хотел сказать, не могли бы вы позволить нам переговорить наедине прямо сейчас? Понимаете, мне ведь надо срочно уехать из страны, и, значит, другой возможности увидеться с ним просто
не будет ...
Чамак хоть и неохотно, но все-таки позволил себя уговорить. Скотт, хотя по-прежнему ничего не понимал, тоже согласился. В распоряжение Милани и Мюррея была предоставлена временно пустующая гостиная комната, куда им сразу же предложили пройти. Правда, в сопровождении констебля. В дверях Мюррей задержался, чтобы произнести ко-
роткую речь, одарить всех самой ослепительной улыбкой и заверить, что вернется уже буквально через несколько минут. После чего торжественно повернулся и вслед за Милани вышел. Дверь за ними медленно закрылась.
Проводив их долгим взглядом, инспектор Скотт резко повернулся к Чамаку.
--Ну и что дальше, сэр? У вас наверняка есть какой-то план. Надеюсь, вы не откажетесь поделиться им с нами? Тем более что сейчас у этой «сладкой парочки» есть шанс пошептаться о своих делишках, так сказать, без посторонних. Который, судя по всему, вы им специально предоставили. С какой, позвольте спросить, целью?
--Да, естественно, специально,--с готовностью согласился Чамак.--И надо признаться, никогда мне еще это не удавалось сделать так быстро и легко. Они сами будто напрашивались на это. Теперь игра начнет развиваться все быстрее и быстрее, джентльмены, причем кое-кому из игроков в весьма короткое время придется расстаться с целым рядом своих уловок. А знаете, интересно, очень даже интересно ...--Он за-
думчиво постучал концом своей трости по столу.
--Что именно, сэр?
--Интересно, продолжает ли наш драгоценный Милани носить тот самый пуленепробиваемый жилет? Подозреваю, довольно скоро он ему понадобится. Ох как понадобится!..Что ж, подождем. Ну а тем временем я хотел бы поговорить о дамах.

...Инспектор Скотт, чуть сморщив лицо, смущенно провел рукой по своим коротко подстриженным пшеничным волосам и бросил быстрый взгляд на епископа. Как будто был не очень уверен, что подобные вопросы можно обсуждать в присутствии духовного лица.
--О дамах, сэр? Вы имеете в виду... слова Мюррея о некоей леди из здешних мест? Тогда помогите мне, пожалуйста. Мне ненавистна сама мысль о том, чтобы ...
Винсон-старший, который все это время не отрывал пристального взгляда от окон, тяжело повернулся к нему. Его лицо почему-то выглядело скучным и неуверенным.
-- Неужели все это так уж необходимо?--спросил он.--Не скрою, князь, я очень и очень обеспокоен. И даже смущен. Понимаете, лично для меня понятие «злодейство» всегда было абстрактным. Чем-то вроде химической реакции. Но увидеть это здесь... Собственными глазами ...
--И тем не менее об этом придется тоже говорить. Но если до сих пор все эти реплики Милани и Мюррея, особенно те, которые они не сделали вслух, которые остались как бы за скобками, являлись нашими основными зацепками, то теперь меня интересует не столько что было сказано, сколько почему зто было сказано. С какой, интересно, целью? Для чего?--Он
задумчиво сморщил нос.--Например, слишком уж настойчивое заявление Мюррея о том, что какая-то дама из, как он выразился, «ваших очаровательных мест» собиралась убежать отсюда с Хиллом. Так это или нет, сейчас не имеет особого значения. Сейчас важно, почему он сказал это? Ведь какая-то
причина для этого у него былаl Ведь ему до зарезу нужно было, чтобы все знали, что и ему об этом известно. Кроме того, вряд ли стоит сомневаться, что Мюррей знал о Хилле куда больше, чем может показаться на первый взгляд. Говорить нам о
нем он особым желанием не горел, а вот к этому пунктику почему-то старался при влечь наше внимание. Причем учтитестарался изо всех сил!
--Очевидно, чтобы подозрение пало именно на эту даму,--предположил епископ.--Дать нам понять, что ему известно об этом убийстве куда больше, чем он считает необходимым нам сообщить.
--И все-таки определенные сомнения у меня остаются. Это, безусловно, уводит нас совершенно в другом направлении ... Дело, конечно, не из самых приятных, но, боюсь, нам тем не менее придется выслушать кое-какие местные сплетни и слухи. М-да ... Само собой разумеется, весьма желательно, чтобы
это были достаточно обоснованные слухи и сплетни ... Инспектор, вас не затруднит попросить дворецкого пригласить сюда миссис Хаген? Хотелось бы услышать ее мнение обо всем этом. Мы ведь его еще не слышали, а мне чего-то не хватает. Я знаю, кто убийца, но ...
Епископ, не скрывая искреннего удивления, поднял голову.
--Вы знаете, князь? На самом деле?
--Боюсь, что да, знаю. Догадался еще сегодня днем.--Чамак взял со стола серебряную чернильницу, задумчиво повертел ее в пальцах.--Видите ли, убийца допустил одну, всего одну, но ужасную промашку, которая, к сожалению, не получила должного внимания. Ладно, проехали. Вернемся к этому вопросу позже. Ну а пока Подождите, подождите, инспектор!
Прежде чем вы выйдете, на тот случай если Милани и Мюррей закончат свое совещание раньше, чем ожидается, вы должны еще до этого получить все необходимые инструкции.
--Слушаю, сэр,--пробурчал Скотт.
--Когда Милани вернется сюда, в эту комнату, вам тут же сообщат, что сегодня вечером ни от вас, ни от констебля помощи больше не потребуется, и вы оба покинете библиотеку. На глазах у всех ...
--Чтобы следить за Милани?
--Нет, нет, ничего подобного. Кто угодно, только не вы. Да вашу полицейскую форму будет видно за версту. Особенно если у Милани появятся основания предполагать, что за ним могут следить. Нет, констебль преспокойненько отправится к себе домой, ну а вы, сделав вид, будто собираетесь последовать его примеру, незаметно обойдете вокруг и подойдете к гостевому домику. Это не более чем догадка, но, как мне кажется, ее стоит проверить.
Скотт потрогал свои усы.
--Но ведь в гостевом домике никого нет, сэр! Вы ведь сами отправили дворецкого Дюрера в гостиницу.
--Вот именно, отправил. Итак, вы не будете входить внутрь, а спрячетесь где-нибудь поблизости и будете следить за тем, что может произойти. А тем временем...--Он повернулся к Шону Винсону и загадочно улыбнулся.--Вы выглядите как крепкий молодой человек, который в случае чего вполне
может за себя постоять. Не даст себя в обиду. Поэтому сейчас я наконец-то скажу вам, почему мне нужно было, чтобы вы присутствовали здесь и слышали все, что будем слышать мы. Кстати, как мне говорили, вы в свое время, кажется, изучали криминологию, то есть теорию криминологии, это так?--Он многозначительно кашлянул, и Шон, встретившись с его взглядом над полуочками, сразу же понял: этот «разбойник»
прекрасно знает его самый большой секрет.-- Соответственно, вам не хотелось бы подкрепить ваши знания небольшой практикой?
--Конечно, хотелось бы!--с жаром согласился Шон Винсон.--Еще как хотелось бы.
--Скажите, вы смогли бы незаметно проследовать за Милани? Куда бы он ни пошел ...
--Само собой разумеется.
--Мне самому все это, признаться, не очень нравится, но вы здесь единственный человек, который, похоже, способен сделать это. Однако, прежде чем вы окончательно согласитесь, я хочу поточнее объяснить вам, что именно вам предстоит де-
лать.--Чамак пристально посмотрел на Шона,
потом перевел взгляд на инспектора Скотта и епископа.--Видите ли, если я не ошибаюсь, то Милани сам себя заведет в смертельную западню.
Он терпеливо подождал, чтобы его слова поглубже проникли в сознание слушателей и вызвали у них требуемую игру воображения. Заставили бы их лихорадочно искать ответа. Атмосфера в библиотеке сразу же стала более напряженной.
--Иными словами, мой мальчик, в этом
тихом сельском уголке, где ни у кого для такого рода деяния не может быть никакого мотива, находится убийца, который вполне способен всадить пулю не только в Милани, но и в вас тоже. Сколь-либо глубокого образования у него, скорее всего, нет, однако соображает он, похоже, совсем неплохо.
И главное--быстро! Да и смелости ему тоже не занимать. Не могу сказать точно, прибегнет ли Милани к той же тактике, какую он использовал в случае с Хиллом, но думаю, все-таки снова выберет именно ее. Причем если решится, то сделает это как можно быстрее. Практически немедленно, потому что я лишил его времени. Ему приходится срочно покинуть
страну, и, значит, надо действовать не теряя драгоценного времени ... Моя мысль вам понятна?
--Достаточно, чтобы попытаться попробовать, князь,--слегка пожав плечами, ответил Шон.
--Очень хорошо.--Чамак повернулся и кивнул в сторону задернутых портьер, закрывающих дверь в стене на самом дальнем конце библиотеки.--Я не хочу, чтобы Милани, вернувшись, увидел вас здесь. Не откажите в любезности, пройдите, пожалуйста, вон в ту бильярдную комнату и наблюдайте оттуда вон из-за тех портьер. Выйти мы ему поможем тем же путем, каким он сюда пришел,--через окно на террасу. Она огибает эту часть дома, включая бильярдную комнату, где на нее тоже выходит дверь. Так вот, когда вы увидите, что Милани уходит, незаметно проскользните через нее на террасу и бесшумно последуйте за ним. Главное, постарайтесь его не упустить. Ни в коем случае! Это все. Ну а теперь, инспектор, можете
спокойно отправляться на поиски миссис Хаген.
Шоном Винсоном уже начало овладевать нетерпеливое ожидание предстоящего приключения, на редкость захватывающего действа ... Играть самые различные роли у него с самого рождения было в крови, ну а разве тайная слежка за преступником, тем более кровожадным убийцей, была чем-либо другим? Он же своими глазами видел труп ... Но не успел Шон
взяться рукой за правую портьеру, как зловещий образ убитого тут же, как молния, про мелькнул в его воспаленном воображении. Значит, подействовало ...
Луна в тот прекрасный теплый вечер стояла необычно яркая, и ее свет совсем неплохо освещал полутемную бильярдную комнату через ряд небольших ромбовидных окошек в самой
верхней части правой стены и нескольких более крупных окон в самом дальнем конце комнаты. Там же отчетливо виднелась стеклянная дверь, ведущая на террасу. Сейчас она была почему-то открыта ... Как и кабинет покойного мистера Хилла, бильярдная являла собой узкую и довольно длинную комнату с
очень высокими потолками. Широкий игровой стол стоял прямо посредине, а грифельная доска с мелками для записи счета и низенькая подставка для деревянных киев--напротив, у стены.
После душного влажного воздуха насквозь прокуренной библиотеки здесь веяло приятной прохладой. Плотные портьеры на двери заметно приглушали звуки извне, поэтому до Хью
доносился лишь смутный голос его отца, с жаром объяснявшего что-то Чамаку. Чуть раздвинув портьеры --не более чем дюйма на полтора,--он нащупал в темноте стул и осторожно, чтобы не производить ненужного, а может быть даже, и потенциально опасного шума, подвинул его к себе. Стеклянная
дверь на террасу слегка шевелилась от легкого бриза на улице, кроны ближайших деревьев мягко шуршали, пробивавшийся через узенькую щелку между портьерами тонкий лучик света из библиотеки весело играл отблесками на бильярдном столе и
противоположной стене. Это, невольно пришло в голову Шон, был бы идеальный дом для любых игр, включавших в себя такой обязательный элемент, как брожение в темноте, нащупывание требуемых вещей, укрывательство от безжалостных противников ..
Столичные остряки назвали бы это «игрой в прятки во мраке», что неизбежно заставляло его тут же подумать о Кэт Хаген и прелести тайного свидания с нею в полной темноте ... Впрочем, мечты мечтами, а дело есть дело: нащупав наконец-то позади себя стул, он тихо придвинул его почти вплотную к щелке между портьерами, осторожно сел на него, и практически сразу же из библиотеки до него довольно отчетливо донесся громкий, командный голос.
--Послушайте, я не прошу сказать мне, что все это значит!--громогласно возвестил он.--Нет, нет, имейте в виду, я требую, чтобы мне сказали: что все это значит? Сделанные лично мне определенные высказывания и даже многочисленные прозрачные намеки, которые, искренне чтя память нашего дорогого Хилла, не говоря уж о бедняжке Сандре, я еще как-то могу объяснить. Более того ...
Шон буквально прильнул к своей смотровой щелке. В комнате библиотеки прямо перед Чамаком стояла царственно-прекрасная и гневно-агрессивная фигура миссис Хаген. Высоко поднятый вверх подбородок, густая грива великолепно ухоженных пепельно-светлых волос, решительное выражение лица ... Ни дать ни взять сама статуя совершенства и справедливости в белых кружевах, правой рукой обни-
мающая за плечи на редкость симпатичную девушку с выразительными карими глазами--очевидно, ту самую Сандру Хилл,--а левой как бы обвиняюще тыкая указательным пальцем в Чамака. И хотя вид у «бедняжки Сандры» был явно очень усталый, нервный и, что самое странное, какой-то смущенный, по-своему даже растерянный, Шон она почему-то сразу же понравилась. Причем чисто инстинктивно ...
Назвать ее внешность аристократической или утонченной было, конечно, трудно. Несмотря на матово-бледный овал лица с нежной кожей и правильными чертами, а также широко расставленные
карие глаза, она совершенно не выглядела беззащитной. Пухлые губки, но при этом весьма волевой подбородок! Каштановые волосы были аккуратно убраны за уши, а у ее носа--
Шон был в этом уверен--наверняка несколько крохотных веснушек. Когда Сандра бросила мимолетный взгляд на миссис Хаген, в ее глазах отчетливо проявилось то, что в опопределенных кругах называется «выражением усталого циниз-
ма». По ее лицу было видно: плачет она редко, но если уж плачет, то по-настоящему и при этом, как правило, очень и очень горько ...
Да, ее присутствие здесь явно усложняло проблему. Из своего укрытия Шон Винсон мог видеть только заднюю часть головы Чамака, но вполне представлял себе его вдруг скривившееся лицо при виде совсем ни к чему появившейся здесь дочери покойного мистера Хилла. Впрочем, царствен-
ная миссис Хаген никому не дала ни единого шанса даже попытаться возразить.
--Более того,--продолжила она, еще крепче прижимая Сандру к себе, несмотря на ее отчаянные, хотя вроде бы и незаметные попытки освободиться от «дружеских объятий»,--я категорически настаиваю, чтобы мне объяснили, почему и для какой именно цели в этом доме присутствуют совершенно посторонние люди? Прямо сейчас, например, именно в эту минуту там, в гостиной,--миссис Хаген сделала выразительную паузу, будто этот факт делал данное явление еще более ужасным,--находится какое-то отвратительное существо в желто-коричневой шляпе и костюме с красной полоской. Скажите, по какой такой причине все эти совершенно посторонние люди присутствуют в моем доме? И, судя по всему, не
собираются его покидать! А вы подумали о чувствах нашего дорогого епископа? О моих собственных чувствах? Представляю себе, в какой ярости сейчас его преподобие! Естественно, и я тоже ...
«Наш дорогой епископ» негромко откашлялся и слегка отодвинулся вместе с креслом назад.
--Мадам,--предельно вежливо, даже несколько вычурно обратился к ней Чамак.--Одной из наименее приятных черт полицейской работы является то, что она вынуждает нас вступать в непосредственный контакт с людьми, которых мы в ином случае чурались бы как черт ладана. И примиге мои са-
мые искренние заверения в том, что я, как никто другой, понимаю вас и ваши уязвленные чувства.
Миссис Хаген презрительно хмыкнула, но затем, очевидно быстро взвесив все обстоятельства и почувствовав что-то «He совсем то», пристально на него посмотрела.
--Скажите, инспектор, причем скажите именно в присутствии нашего дорогого епископа: я ошибаюсь или мое чутье меня не обманывает, и в ваших словах на самом деле есть какой-то скрытый смысл?
--Мадам, мадам,--обратился к ней Чамак, не скрывая легкого осуждения.--Умоляю вас, постарайтесь, пожалуйста, держать себя в руках. Его преподобие, не сомневаюсь, вряд ли одобряет ваше, с позволения сказать, высказывание о том, что
его присутствие стимулирует ваши органы обоняния. В силу чего считаю своим долгом настоятельно попросить вас уважать его духовный сан.
Миссис Хаген посмотрела на него так, будто не могла поверить собственным ушам. Сказать ей такое?! Сказать такое ей?! Она напряглась, заметно покраснела, из прелестных губок вылетели какие-то невнятные и непонятные звуки... Прошло по крайней мере полминуты, прежде чем она смогла достаточ-
но членораздельно произнести что-то вроде.
--Сэр, вы что, издеваетесь надо мной?
--Ну что вы, мадам! Как можно?--непонятно, с обидой или шутливо, проворчал Чамак. Шон без труда представил себе его широко открытые глаза, когда он вроде бы удивленно смотрел на нее.--Надеюсь, вам знаком этот классический и, соответственно, весьма популярный и известный анекдот, кото-
рый заканчивается фразой: «Мадам, я сам давно женат, поэтому предпочел бы бокал хорошего пива». Только так, и никак иначе. Кстати, о пиве ...
Почувствовав, что оказалась в весьма затруднительном положении, миссис Хаген резко повернулась к епископу, как бы прося у его преподобия поддержки и защиты. Однако у по-
чтенного и в общем-то всеми уважаемого святого отца, слава богу, вполне хватило здравого смысла не делать того, что поставило бы и его самого в весьма неудобное положение. Отвернувшись, он просто вовремя и надолго закашлялся. А затем тут
же, как и положено слуге Божьему, принял на редкость благочестивый и при этом вполне нейтральный вид.
--Ну знаете ли! Из всех непереносимых...--с трудом сдерживаясь, чуть слышно прошептала миссис Хаген,--из всех в высшей степени непереносимых ...
--Да, да, конечно же. А знаете, то же самое и практически на том же самом месте совсем недавно сказал нам и мистер Мюррей. Ну а теперь, миссис Хаген, я предельно точно скажу вам, зачем вы здесь и что именно вам надлежит делать.--Тон
Чамака заметно изменился: из издевательски вежливого стал резким, не терпящим никаких возражений.--Вы здесь только для того, чтобы давать показания. Для большей ясности повторяю: чтобы давать чистосердечные показания, а не отдавать приказы. Далее, вам было четко сказано, что вы должны прибыть сюда без какого-либо сопровождения. Поскольку определенную часть информации, которую нам сегодня удалось
узнать, боюсь, мисс Хилл, будет крайне неприятно слышать.
При этих словах Сандра Хилл впервые внимательно посмотрела на него. И хотя в ее глазах было что-то вроде намека на юмор, заговорила она спокойным, приятным голосом. Совсем как будто хотела задать самый обычный вопрос своей бу-
дущей свекрови.
--А разве именно поэтому я не имею полного права здесь присутствовать?--поинтересовалась она, не отводя взгляда от глаз Чамака.
Ее тихий, спокойный голос, казалось, совершенно незаметно внес в их беседу новый элемент. В нем чувствовалась жизненная сила, напряженность и даже трагичность, о которых
тогда никому не пришло в голову подумать. Яростное наступление миссис Хаген явно провалилось, но сдаваться она, похоже, и не собиралась. Только говорить стала чуть тише, напряженнее, сдержаннее ...
--Я просто хотела, чтобы эта кошмарная бессмыслица прекратилась, только и всего! Если вы все здесь просто не способны или не хотите вести себя достаточно по-джентльменски... я имею в виду различные недостойные намеки. Прежде всего от
Кэт--в свойственной ей непристойно-язвительной ма-
нере, которую я терпеть не могу,-- и в особенности от Кена. На которые они не скупились, очевидно желая к чему-то меня подготовить.
Миссис Хаген, крепко сжав челюсти, пере-
вела пристальный взгляд с Чамака на епископа.
--Что ж, раз уж мне приходится говорить об этом, то пусть все знают: это касается слухов о прошлой жизни нашего дорогого друга покойного мистера Хилла.
Сандра Хилл снова с любопытством посмотрела на нее.
--А что, это как-либо может изменить ситуацию?-- тихим, ровным голосом спросила она.
Последующие полминуты до Шона доносилось только то, как Чамак мерно постукивает карандашом по столу.
--Дорогая,--наконец произнес он, обращаясь к мисс Хилл.--Раз уж вы все равно здесь, то скажите, пожалуйста: вы что-либо знали о прошлой жизни вашего отца?
--Н-нет, ничего не знала. Я... Кое о чем я, конечно, догадывалась, но ... толком, уверяю вас, толком практически ничего не знала.
--А вы хоть с кем-либо делились вашими подозрениями? Или, как вы сами только что выразились, «догадками»?
--Да, делилась ... Например, с Кеном. Тогда мне почему-то казалось, так будет только справедливо.--Она чуть поколебалась, на лице появилось нечто вроде озадаченного, но вместе с тем явно недовольного выражения.--Но ведь все, что мне хоте-
лось знать,--почему этому придается такое большое значение. Ведь если бы папа сейчас был жив, никому, наверное, и в голову бы не пришло интересоваться его прошлым, разве нет? Но вот он умер, и ... и если у кого-то против него что-нибудь есть, то это обязательно должно выплыть наружу, тут же стать предметом всеобщего обсуждения ...--Она посмотрела на угол самого дальнего окна и тихим, очень тихим голосом добавила.--Видите ли, я никогда не была особенно счастлива. Да, жизнь меня,
признатъся, не баловала, увы, совсем не баловала. И вот когда счастье, казалось, уже совсем рядом, совсем близко, стоит только протянуть руку ... Зачем, ну скажите, зачем кому-то так понадобилось лишать меня этого?
Свежий вечерний бриз снова напомнил о себе: зашелестел листвой деревьев, обогнул весь дом, не обошел своим вниманием гостевой домик и пропал вдали. Так же незаметно, как и появился. И все это время карандаш, который держал в руке Чамак, неторопливо, мерно, не переставая постукивал
по поверхности стола: тук-тук-тук. .. как будто чей-то мозг бесконечно задавал всем один и тот же вопрос.
--Интересно, а сколько времени прошло с тех пор, как вы начали в чем-то подозревать вашего отца, мисс Хилл?
Она медленно покачала головой.
--Точно не помню. Ведь все было так неопределенно... Хотя некоторые сомнения, честно говоря, начали у меня появляться уже где-то лет пять тому назад. Понимаете, он вдруг изъявил желание, чтобы я жила вместе с ним в Лондоне. С чего бы
это? Мне тогда казалось, он всегда там и жил: я обычно писала ему письма где-то раз в неделю на имя мистера Мюррея, а он, как правило, раз в месяц отвечал мне письмом с лондонской почтовой маркой. Получив его приглашение, я тут же выехала
туда из Парижа. Ведь, помимо всего прочего, мне, как сами понимаете, очень хотелось целых несколько дней не ходить в школу. Когда мы встретились, отец сказал, что уже официально прекратил все свои дела в Сити и решил полностью заняться издательским бизнесом. Вместе с мистером Хагеном и
неким мистером Уилсоном ...
А затем как-то днем, когда мы сидели в холле отеля, он, заметив, как кто-то направляется в нашу сторону, вдруг... как бы это поточнее сказать ... занервничал. Потом вроде бы пришел в себя и сказал: «Ничего страшного, это мистер Уилсон,
но он не предупреждал меня, что собирается прийти сюда. Послушай, дочка, постарайся не удивляться ничему, что я могу сказать ему про наши дела. Я, как тебе должно быть известно, целый год провел в Индии, где--пожалуйста, запомни это!--моим лучшим другом был майор Брентон, А пока молчи. Молчи и, пожалуйста, постарайся ничему не удив-
ляться!».
Она, слегка поморщившись, провела ладонью по
своим блестящим каштановым волосам, будто у нее вдруг невыносимо разболелась голова.
--Обычно ... ну, понимаете, обычно такие вещи ставят в тупик, вызывают острое желание
узнать, в чем, собственно, дело. Но тогда мне еще ничего не было известно. Вообще ничего. Поэтому-то сейчас я и говорю, что имею право знать!--Она снова чуть поколебалась, пристально глядя на Чамака, но задать свой главный вопрос так и не смогла.
Вместо нее это сделала миссис Хаген, которая буквально выпалила его.
--Именно в этом-то и все дело! Именно поэтому я требую, чтобы мне немедленно все, абсолютно все сказали! Я по-прежнему категорически утверждаю, что это просто невозможно! Бедняга мистер Хилл ... Да, мне даже самой доводилось слышать различные слухи и сплетни. Но от слуг! Обратите внимание, джентльмены, от слуг! Чудовищные сплетни о том, что он якобы ... преступник!--Последнее слово она будто с нескрываемым презрением выплюнула.
-Думаю, будет намного лучше, если, прежде чем продолжать, мы сначала решим не с чем-нибудь, а именно с этим,--приказным тоном заявил Чамак. Причем его голос стал почему-то заметно грубее и даже жестче.--Мисс Хилл, простите, что приходится говорить вам все это в столь прямой и, возможно, даже несколько жестокой форме, но думаю, дру-
гой вариант был бы, возможно, еще хуже ... Да, эти слухи были вполне обоснованны. Покойный Хилл был не просто преступником, а преступником самого отвратительного, самого подлого типа: точнее говоря, рэкетиром, вымогателем и убийцей. Только, прошу вас, не спрашивайте ни о каких деталях. Поверьте, они слишком страшны и непереносимы.
--Нет, нет, это же просто невоз ...--начала было миссис Хаген, но тут же почему-то остановилась и повернулась к епископу.
Тот медленно кивнул.
--Мне жаль, мадам,--только и произнес он.
--Боже праведный, помоги нам, помоги!..--Она коснулась пальцами нежной кожи своего лица, своего прекрасного лица, на котором, если повнимательнее присмотреться, только теперь можно было разглядеть крохотные морщинки.--Это... это все теперь меняет ... это ... это же ... это же просто ...--Ее взгляд оста-
новился на Сандре Хилл, которая не отрывала глаз от Чамака.--Сандра, дорогая!--после небольшой эмоциональной паузы с каким-то явно фальшивым чувством продолжила миссис Хаген.--Извини, извини меня, ради бога. Теперь-то мне ясно, что не надо было тебя сюда приводить. Вообще не надо! Ты ведь и без этого была слишком расстроена. Все эти ужасные события, все эти чудовищные обвинения ... Дитя мое!
Делай, как я тебе скажу. Прежде всего немедленно иди к себе наверх и ложись в постель. Нет, нет, никаких возражений! Даже слушать ничего не желаю! Будь хорошей девочкой, иди к себе и попроси Кэт принести тебе ледяной компресс на голову.
Я же задержусь здесь, впрочем, надеюсь, совсем ненадолго и постараюсь разобраться со всем этим. Здесь какая-то ошибка ... да, да, наверняка ошибка, чудовищная ошибка, которую надо не-
медленно, слышите, немедленно исправить! Тебе скоро понадобятся силы, много сил. И ни о чем не беспокойся, дитя мое. Я сделаю все, что возможно. Ну а теперь беги, беги скорее к себе!
Она сняла руку с плеча девушки. Сандра Хилл не спускала с нее пристальнаго взгляда карих глаз. И совсем не выглядела слабой или беззащитной, как всего несколько минут назад. Наоборот, весь ее вид говорил о том, что сейчас чья-то помощь ей не особенно и нужна. Во всяком случае, просить о ней она не собиралась. и, внимательно выслушав прочувствованную тираду миссис Хаген, даже улыбнулась.
--Да, это действительно многое меняет, так ведь? --то ли подтвердила, то ли спросила она тихим, мягким голосом.--Но ... но вряд ли мне захочется выслушивать что-либо еще.
Сандра, как бы прощаясь, слегка кивнула всем и направилась к двери, но, дойдя до неё вдруг остановилась и снова повернулась к ним лицом. А пока она шла, с ней снова произошла какая-то заметная перемена: щеки порозовели, подбородок, казалось, чуть подалея вперед, в непривычно заблестевших глазах появилось выражение дерзкого вызова, губы отчетливо произносили знакомые слова, но при этом почти не шевелились ... Боец, са-
мый настоящий боец. Причем боец весьма бесстрашный и, по всей видимости, очень опасный!
--Единственный, кто во всем этом деле имеет значение,--это Кен. Прошу понять это,--сказала она низким голосом.--То, что думает он, и то, что имеет значение для него,--ее грудь вдруг вздыбилась и так же резко опустилась,--это то, что думаю я и что имеет большее значение для меня! Запомните это,
пожалуйста.
--Дитя мое!--удивленно произнесла миссис Хаген, тоже неизвестно почему выпячивая подбородок вперед.
--Спокойной ночи,--поворачиваясь, сказала Сандра Хилл, вышла и закрыла за собою дверь.
Девушка ушла, однако теплота и необъяснимая сила ее личности как бы продолжали витать в окружающей всех атмосфере напряженного ожидания. Это, похоже, ощущала даже сама миссис Хаген, стойкая и непоколебимая жена полковника, которая тут же попыталась приспособиться к новым обстоятельствам: пристально сверху вниз посмотрела на Чамака и епископа, пытаясь сохранить несколько потрепанное достоинство и одновременно выглядеть достаточно независимо, как бы «сохраняя дистанцию».
--Инспектор, надеюсь, вас не очень затруднит перестать постукивать карандашом по столу?-- необычно напряженным голосом попросила она.-- От этого же можно сойти с ума... Благодарю вас, благодарю ... Ну а теперь, когда мисс Сандры Хилл
здесь уже нет, не будете ли вы столь любезны объяснить ваши поистине зловещие высказывания? Надеюсь, они действительно имеют достаточно разумное объяснение!
--Безусловно, мэм.
--О боже мой, боже, боже!.. и .. и, значит, за всем этим может разразиться большой скандал?
--А с чего бы, как вы только что изволили выразиться, за всем этим должен обязательно разразиться «небольшой скандал?».
--Ну будет вам, не делайте вид, будто ничего не понимаете! Все, что мне только что довелось здесь услышать, просто чудовищно. В это невозможно поверить... Бедный, бедный наш дорогой мистер Хилл! ..Ну надо же! Мерзавец, негодяй, жалкий ...
Тук-тук-тук--столь же размеренно и отчетливо, как тикает хронометр, снова застучал карандаш Чамака по столу. Как же Шону Винсону в тот момент хотелось увидеть выражение его лица! Увы, Чамак сидел согнувшись и низко опустив голову ... Наконец он поднял ее и произнес.
--Миссис Хаген, скажите, а кто была та самая дама, которую покойный мистер Хилл уговорил бежать с ним?
 
         Г Л А В А 8


Епископ резко поднялся со стула, подошел к одному из окон и широко его распахнул--видимо, ему не хватало воздуха, поскольку в кабинете было довольно душно. Что же касается миссис Хаген, то она, похоже, не совсем поняла обращенного к ней вопроса. Потому что, бросив взгляд в сторону,
переспросила.
--Та самая дама? Бежать? Бежать с ним ... Что вы, собственно, хотите этим сказать? Да вы отдаете себе отчет, что говорите, сэр? Вы ... вы, должно быть, сошли с ума!--Она попятилась назад к своему стулу и, нащупав его рукой, медленно на него опустилась.
--Древнейший и, по-моему, банальнейший припев, к которому ... к которому за все эти годы я более чем привы,--Чамак понимающе улыбнулся.--«Князь, вы, должно быть, сошли с ума». Между прочим, один из самых любимых припевов старшего инспектора Мак-Грегори. Впрочем, лично меня это совсем не
раздражает. Пусть себе. Если так уж хочется ... И поверьте мне, мадам, прекрасно понимая, что эта тема не совсем, так сказать, тактична, я счел необходимым затронуть ее прежде всего потому, что она имеет хотя и довольно ужасное, но тем не менее са-
мое непосредственное отношение к данному убийству.
--Я совершенно ничего не понимаю. Не понимаю, что именно вы имеете в виду.
--Что именно я имею в виду? Хм ... Ну что ж, в таком случае, полагаю, мне лучше начать с самого начала. Кстати, надеюсь, вы не возражаете, если я буду курить?
Она демонстративно понюхала воздух, бросила многозначительный взгляд на Чамака.
--Полагаете, для этого может потребоваться особое разрешение? Сильно в этом сомневаюсь. И прошу вас, пусть мое присутствие здесь не отвлекает вас от главного дела, для которого мы все собрались ... Так что вы хотели сказать, князь? Я не ошиблась? Вы ведь так сами себя назвали?
--Нет, мадам, вы не  ошиблись.
--И тем не менее вы позволяете себе такие высказывания в отношении дамы.
--Что поделаешь мадам, я сейчас не аристократ, а полицейский.
Чамак с довольным ворчанием откинулся на спинку стула и неторопливо обрезал острый кончик своей длинной сигары.
--Благодарю вас. Пиво и табак, мэм,--это близнецы-братья, призванные хоть как-то скрасить мои, увы, безвозвратно уходящие годы. И у того и у другого довольно забавные истории. Кстати, знаете ли вы, например, когда впервые в истории человечества был введен так называемый «сухой закон»? Что, согласитесь, не лишено совсем неплохого чувства юмора. Самым первым «сухой закон» ввел еги- петский фараон Рамзес Великий. Приблизительно в 4000 году до нашей эры. В виде специального эдикта, которым его подданным под страхом смертной казни запрещалось напиваться хмельными напитками, изготовленными из различных видов ячменя, и устраивать пьяные гулянки как на улицах, так и в
любых иных общественных местах. По расчетам инициаторов данного эдикта, уже следующее поколение Египта полностью забудет вкус этого омерзительного, богопротивного зелья. Увы,
увы ... Закон оказался совершенно бездейственным и в скором времени был отменен. Теперь несколько слов о табаке...
Чамак зажег спичку, неторопливо раскурил сигару, выпустил несколько густых клубов сизого дыма, внимательно понаблюдал за тем, как они величаво плывут по комнате, и только потом продолжил.
--Так вот, историю табака, как я и намеревался
вам поведать, сильно исказили. Христофор Колумб впервые увидел, как американские аборигены с явным удовольствием курят сигары, еще в 1492 году. Картина была поистине любопытная и почти невероятная. Рассказывать о ней все равно что
говорить лондонцам о том, что ты видел индейцев в цилиндрах и с золотой цепочкой от часов. Жан Нико ...
--Может быть, все-таки вернемся к главной теме нашего разговора?--еле сдерживаясь, перебила его миссис Хаген.--К тому, для чего мы все здесь собрались?
--К теме? Главной теме? Что ж, если вам так уж не терпится, то давайте перейдем.--Чамак с видимым удовольствием сделал еще одну глубокую затяжку, выпустил в воздух густую сизую струйку дыма.-- Насколько мне удалось понять, миссис
Хаген, покойный Хилл был весьма склонен к различного рода галантностям, это так?
--«Галантности»--это, боюсь, не совсем точное определение, князь. Нет, нет, скорее он предпочитал быть предельно любезным, ведь в наше время большинство мужчин почему-то совсем не считают это таким уж необходимым.
--Понятно. И дамам это, конечно, очень нравилось?
--Не знаю, как всем, а вот лично мне он всегда казался весьма обаятельным ... Старый лицемер!
--Да, этот человек, безусловно, обладал незаурядными талантами, уж что-что, а это не вызывает ни малейших сомнений.
Хотя, как кажется лично мне, он испытывал что-то вроде большой симпатии ко всем вообще, но ни к кому в частности. Как вы считаете, миссис Хаген, это действительно так? Или я все-таки ошибаюсь?
--Нет, нет, князь, нисколько не ошибаетесь,--решительно ответила она. Причем уголки ее красивого ротика как бы поджались, и вокруг них снова стали заметны крохотные морщинки.--Ему, например, всегда очень нравилось читать отрывки из стихов великих поэтов, которые он находил в книжках моей дочери Кэт, и я полностью одобряла их совместное увле- чение. Молодые люди нашего, простите за вульгарное выражение, разболтанного поколения нередко предпочитают игнорировать ценности культурного наследия человечества. Именно так сказал о них каноник по радио не далее как на прошлой неделе, и я, должна заметить, целиком и полностью с ним
согласна ... Но Кэт тем не менее мистер Хилл был не
очень-то симпатичен, а уж Мад Морган--та вообще его
на дух не переносила.--Она немного помолчала, как бы обдумывая что-то важное. Даже невольно прищурила один глаз.--А знаете, мне вдруг пришло в голову, не могла бы... хотя нет, конечно же не могла ... так вот, не могла бы той самой быть... доро-
гуша  Лина  Мейсфорт из Бата? Одна из моих самых близких подруг, князь, но только ... только, само собой разумеется, намного, поверьте, намного старше меня. Но при этом я всегда говорила, что во всей их семье есть нечто весьма подозрительное. Ведь не зря же их кузина сбежала отсюда с этим ужасным человеком, который отлавливал птиц-сов для городского зоопарка. Наследственность есть наследственность, тут уж ничего не поделаешь. Рано или поздно она все равно скажется. Именно так я всегда говорю моему мужу. Вы согласны?
--С теорией вопроса, мэм, вполне возможно, и согласен, но только не думаю, что ваша мисс Лина Мейсфорт из Бата имеет к нашему делу хоть какое-либо отношение ...
--Миссис Лина Мейсфорт,--жестко поправила она Чамака.--Конечно же не имеет. Кроме того, насколько мне известно, они даже не знакомы. Все, что я сказала,--это то, что наследственность все равно скажется. Рано или поздно, но обяэательно скажется. И, честно говоря, князь, сплетни мне все-
гда отвратительны. Любые сплетни! Эти абсурдные слухи о том, что мистер Хилл якобы с кем-то собирался бежать ... Учтите, такого я в своем доме никогда не допускала и допускать не собираюсь! Прошу вас принять это к сведению, князь. Интересно, интересно, откуда у вас могут быть такие сведе-
ния? Кто вам их напел?
Чамак весело захихикал.
--Значит, вы им совершенно не верите, так ведь?
--Что касается меня, то вынуждена признать: лично я никогда ничего подобного не наблюдала. Более того, и не собираюсь наблюдать!--Она обиженно поджала губы и, бросив взгляд через плечо за спину, как бы всем телом подалась вперед.--Хотя
знаете, если он был настоящим преступником, то от него можно ожидать всего, чего угодно. Стоит мне только подумать, что мой собственный сын чуть не женился на дочери человека, который вполне мог темной ночью перерезать глотку любому из нас, у меня даже руки трясутся...
Она вздрогнула. Вот только не совсем понятно, вольно или невольно.
--Думаю, вам не нужно говорить, что я намерена незамедлительно потребовать от мужа, чтобы он принял срочные и самые жесткие меры в этом
отношении. Так или иначе, но от подобных глупостей молодых людей надо избавлять любыми доступными способами. Кроме того ...
Стараясь производить как можно меньше шума, Шон Винсон предельно осторожно отодвинул свой стул назад на место, поскольку дверь библиотеки, ведущая в коридор, вдруг открылась и в комнату друг за другом вошли Мюррей и Милани. Последний, как удалось заметить Шону, довольно ухмылялся, хотя первый выглядел куда менее счастливым. Милани, бегло оглядев всех присутствующих, остановил свой ставший вдруг внимательным взгляд на Чамаке.
--Благодарю вас, сэр, от всей души благодарю,-- чуть ли не торжественно произнес он.--Вот теперь я почти полностью готов и скоро, поверьте, очень скоро покину вас. Кстати, у гостиницы меня уже ждет заранее заказанная машина. Я быстренько
выпишусь оттуда, думаю, вполне успею на последний ночной поезд до Лондона и уже завтра поплыву на пароходе, если, конечно, завтра будет морской рейс. Если нет, то попробую добраться до Штатов через Францию. Остается надеяться, они не откажутся принять меня на неделю-другую. Итак..
Однако договорить ему не удалось.
--Князь Чамак,--с явно возрастающим гневом обратилась к нему супруга полковника Хагена.--Не будете ли вы столь любезны наконец-то объяснить мне, что, собственно, этот, мягко говоря,беспардонный человек делает в моем доме?
Милани, обернувшись, через плечо вопросительно посмотрел на нее.
--Похоже, вы чувствуете себя прямо-таки самой настоящей хозяйкой, мамаша, так, что ли?--насмешливо поинтересовался он. И тут же снова повернулся к Чамаку.--Ну надо же, ей бы уже давно пора о внуках думать, а она все еще, гляди-ка, трепыхается ... Что, кстати, напоминает мне: будьте
человеком и, образно говоря, постарайтесь не закрывать мне дверь в мою любимую Францию, ладно? Ко всему прочему мне, поверьте, очень хотелось бы слегка почистить мой французский ... Да, как я заметил, вы уже отослали этого надоедли-
вого инспектора и его прислужника в полицейской форме? Спасибо, от всего сердца спасибо. Это по-нашему, по-честному. Да, похоже, вам действительно можно верить. Что ж, тогда все. Как говорят, до новых встреч. Надеюсь, мне покажут, где здесь парадный выход?
--Вот даже как?--Миссис Хаген снова недовольно нахмурилась.--Не много ли вы себе позволяете, господин Невесть Кто? А знаете, князь, по-моему, вам следует немедленно пригласить сюда дворецкого или кого-нибудь еще, чтобы этого грубияна вывели через полуподвальный этаж. Или, в крайнем случае, через черный ход.
Милани на секунду-другую демонстративно прикрыл лицо рукой, потом, слегка вывернув кисть, приоткрыл его. На лице красовалась настолько наглая и бесстыжая ухмылка, что у Шона Винсона тут же возникло сильнейшее желание помочь ему выйти отсюда энергичным пинком под заднее место.
--Ладно, ладно, мамаша, чего зря кипятиться? Не хотите через парадную дверь, тогда я выйду через окно на террасу. Мне ваши сельские дома и их обитатели никогда особенно и не нравились. Дешевые картины, дешевая имитация под старину, дешевые деревенские манеры с претензией на столичную светскость ...
--Ладно, хватит! Убирайтесь отсюда!--резко приказал Чамак, вскакивая со стула.--Причем как можно скорее! Иначе ...
Это было последнее, что Шону Винсону удалось увидеть, поскольку он торопливо отошел от портьеры, пробежал через бильярдную залу к стеклянной двери на террасу, выскочил наружу и осторожно осмотрелся вокруг. К счастью, он был одет в темный костюм. Люминесцентные стрелки его наручных часов показывали половину десятого вечера. Он также не
без некоторого удивления отметил, что его сердце почему-то колотится намного сильнее, чем того можно было ожидать.
Ветерок уже практически прекратился, во все еще влажном воздухе стоял сладкий запах травы и цветов, луна по-прежнему светила очень ярко, освещая красивые, блестящие от влаги лужайки и темные кроны деревьев, длинные вечерние тени не-
заметно подбирались уже к самому дому. Где-то вдали, милях в полутора, виднелись тусклые огни, скорее всего, последнего местного автобуса, медленно пробирающегося по какой-то проселочной дороге; оттуда же доносились слабые звуки соба-
чьего лая.
Наконец в дальнем конце террасы тихо скрипнула балконная дверь, выпустив наружу узенький лучик желтого света. Оттуда, неторопливо раздвинув руками тяжелые темные портьеры, вылез Милани и сразу же закрыл дверь за собой. Чуть
поколебался, подняв голову вверх, как бы глядя на луну. Шон смутно видел его улыбающееся лицо. Затем улыбку будто стерли мокрой тряпкой. Милани внимательно посмотрел влево, вправо, не заметил ничего подозрительного и, похоже, несколько успокоился. Даже неторопливо зажег спичку и прикурил сигарету. Спустился по лестнице на влажную траву лужайки, снова осмотрелся вокруг и решительно зашагал в направлении деревьев, за которыми прятался Шон Винсон. Проходя мимо
стеклянной двери бильярдной, он, не останавливаясь, попытался в свете луны рассмотреть время на своих часах, махнул рукой и, весело напевая популярный в Америке тех времен мотивчик, пошел дальше. Вскоре его удаляющиеся шаги зашуршали по гравиевой дорожке.
Незаметно и практически неслышно следуя за ним по влажному и мягкому травяному покрову самого края лужайки, Шон тоже свернул за угол дома, хотя именно тут он чуть не грохнулся, споткнувшись об оставленную там садовником газонокосилку. Чуть похрустывающие шаги впереди звучали уверенно
и по-своему даже как-то весело. На изгибе дорожки, ведущей через двойной ряд раскидистых вязов прямо к воротам у домика привратника, Шону пришлось, пригнувшись, чуть ли не бегом пересечь широкую полосу, довольно ярко освещенную лунным светом, и тут же буквально нырнуть в тень деревьев на
правой стороне.
«Господи, какой же глупостью мне приходит-
ся тут эаниматъся!».--отдышавшись, подумал он. Ползать на коленках по мокрой траве, бегать через освещенные аллейки, нырять в укрытие темной листвы и, как самый настоящий разведчик, подсматривать из-за портьер или густых кустов, ко-
нечно, очень увлекательно. Но вот если кто-то вдруг застанет тебя за этим занятием, то выглядеть это будет просто глупо. Как минимумl Если не сказать больше.
Достаточно разогревшись, кровь бежала теперь по его венам уже заметно быстрее, невольно побуждая к более активным действиям. Шон нырнул в полосу тени вязов и, хотя Милани был всего метрах в двенадцати перед ним, пошел теперь уже в полный рост, практически не прячась. В этом, по его мнению, сейчас не было особой нужды, посколькуМилани шагал по гравиевой дорожке так громко, что на этом фоне все остальные шумы--треск случайно сломанной ветки, шорох опавшей листвы и осторожная поступь следящего за кем-то человека-- практически были не слышны. Его «жертва» на
ходу что-то негромко, как бы про себя, бормотал, шаркал ногами по гравию, время от времени весело, по-мальчишески пиная камушки ногой. Один раз он даже на секунду остановился, судя по движению губ, видимо, произнес какое-то грязное ругательство и резким движением пальцев «выстрелил» окурок
все еще дымящейся сигареты в сторону воображаемого врага.
Затем продолжил путь по гравиевой дорожке, буквально через минуту-другую решительно расправил плечи, вслух произнес: «Да пошли они все к чертовой матери!», махнул рукой и начал
громко насвистывать какой-то мотивчик. Когда они достигли открытого пространства перед домиком
привратника у самых ворот, Шону снова пришлось то и дело пригибаться или делать короткие перебежки, прячась за теперь уже редкие кустарники и деревья ... Милани без малейших колебаний спустился вниз по холму и уверенно направился к ближайшей деревне.
Асфальтовая дорога была совершенно пуста--ни машин, ни пешеходов,--и отчетливо видневшаяся в ярком свете луны забавная маленькая фигурка Милани в нелепой шляпе вышагивала в гордом одиночестве. Ни разу даже не обернувшись
назад. Когда они подошли почти вплотную к самому дому Моргана, Шон Винсон буквально вспотел от вполне естественного страха: а вдруг кто-нибудь из случайно оказавшихся на улице знакомых увидит его крадущимся в тени густого кустарника и вздумает удивленно, а главное--громко, слишком громко-- поинтересоваться, чем это он тут, интересно, зани-
мается, с какой это стати крадется и прячется?
Впрочем, его страхи, слава богу, оказались напрасными, и они, следуя друг за другом, как привязанные, без ненужных приключений наконец-то добрались до кучки деревенских домов, среди которых
единственным более-менее нормально освещенным был местный трактир. Это, с позволения сказать, «здание» стояло чуть вдали от асфальтовой дороги в грязном дворе, остро пахнущем соломой и навозом,-- приземистое каменное строение, которое
в свое время даже побелили, с покрытой соломой крышей и двумя выходящими вперед крыльями, что создавало видимость наличия некоего подобия внутреннего дворика. Все оконные ставни были ши-
роко открыты, и внутри были отчетливо видны силуэты мужчин, сидящих и расхаживающих с полными, полуполными и пустыми бокалами в руках среди густых клубов табачного дыма.
Шон сошел с асфальтовой дороги, не доходя где-то тридцати ярдов. Из трактира доносились громкий шум веселящихся людей, которые изо всех сил топали ногами по полу под аккомпанемент то вконец разбитого пианино, то, похоже, находящегося на последнем издыхании астматического аккордеона, то
бешено аплодировали, когда кто-нибудь из них считал нужным пьяно прореветь веселую песенку. Это вызва-
ло у него сильнейшее раздражение: ему до смерти хотелось курить, душа страстно жаждала бокал по всем правилам охлажденного британского пива, а он, как последний идиот, топчется в деревенской грязи, прячась от всех за густыми кустами.
Уже практически в полной темноте огибая здание трактира, Шон наткнулся на припаркованный там автомобиль. Боль от неожиданного столкновения, казалось, вернула его к реальной жизни.
Чей, интересно, этот двухместный седан? Милани? Да, скорее всего, его. Конечно, одному только Господу может быть точно известно, что этот человек собирается делать--то ли вернуться на ней назад к гостевому домику, как полагал Чамак, то ли отправиться куда-либо еще,--но на всякий случай, подумал Шон, совсем не помешало бы вывернуть из мотора свечи зажигания ...
А Милани тем временем стоял уже прямо перед трактиром и, чуть сгорбившись, задумчиво курил. Затем, похоже, наконец-то принял какое-то решение, поскольку красный кончик его еще дымящейся сигареты, совершив оборот в воздухе, упал на
мокрую траву где-то в ближайших кустах, а сам он направился к ступенькам коротенькой лестницы, ведущей во внутренний дворик трактира. Шон тихо прошел к передней части машины,
открыл пружинные запоры правой стороны капота и начал тихо, стараясь не производить ни малейшего звука, поднимать ее вверх, когда... когда вдруг отчетливо услышал звуки решительно приближающихся шагов. Поежившись от внезапно вы-
ступившего на спине холодного пота, он поднял голову--к нему неторопливой походкой приближался ... Милани, по каким-то своим причинам решивший изменить направление движения и пойти не во внутренний дворик, а ... прямо к машине.
Крышка капота опустилась на место, как Шону Винсону тогда показалось, с поистине чудовищным скрежетом, а сам он отскочил к толстому приземистому клену, прижался к его стволу и затаился, снова физически ощущая, как сильно коло-
тится его сердце, как по спине стекает противный липкий пот. Хотя лично он был почти на сто процентов уверен, что его никто не заметил. С его точки зрения, это было практически невозможно. Тут до его слуха донеслись звуки того, как совсем ря-
дом, в абсолютной темноте Милани возится с машиной: вот открылась передняя дверца, затем, после негромкого щелчка выключателя в салоне, зажегся и тут же погас неяркий свет
лампочки на потолке, вместо которой тускло засветилась приборная доска ... Милани, подняв голову, внимательно осмотрелся. В тот момент Шон Винсон мог отчетливо видеть его лицо, и его впервые за весь сегодняшний вечер охватил самый настоящий страх.
Трясущаяся нижняя губа, крупные капельки пота на взмокшем лбу... Милани попытался было довольно захихикать, но почему-то не смог. Вместо этого он открыл отделение для перчаток, пошарил там рукой и достал оттуда наплечную кобуру, из которой торчала рукоятка здоровенного автоматического пистолета. При виде его Шон Винсон чуть ли не вслух прошептал:
«Господи ты боже мой! Да, похоже, шутками здесь и не пахнет». При этом сердце его заколотил ось от страха, что Милани вдруг может его услышать. Хотя тот, наклонив голову, в тусклом свете приборной доски внимательно рассматривал свой автоматический пистолет. Вроде как изучал его. Или, скорее, проверял. Вот он, нажав на кнопку, освободил обой-
му, вынул ее, тоже осмотрел со всех сторон и коротким щелчком вставил на место. Затем поставил пистолет на предохранитель и снова вложил в наплечную кобуру. Еще раз огляделся, снял пиджак и надел ее под левую подмышку, на
мокрую от пота бело-голубую рубашку. Его тяжелое дыхание было слышно даже с того места, где прятался Хью.
Кроны деревьев тихо зашелестели от внезапно налетевшего ветерка. Из трактира донеслись громкие звуки хохота и стука стаканов о деревянные столы-- видимо, приветственно аплодировали какому-то смельчаку, осмелившемуся исполнить «сольный номер». Хриплый аккордеон сделал положенное
вступление--совсем будто прочищал горло перед исполнением главной партии,--после чего гомон постепенно стих, и в наступившей тишине чей-то тенорок манерно запел.
Кто-то внутри громко и, видимо, от души рассмеялся. Аккордеон, насколько это было вообще возможно, то ревел, то плакал, изо всех сил стараясь эмоционально выделить каждый слог. Затем чей-то голос громко выкрикнул:
--Эй, хозяин! Еще два горького!
Милани, по-прежнему тяжело дыша, снова застегнул свой пиджак на все пуговицы. Затем вытер вспотевший лоб шелковым платком, надел шляпу, поправил ее поля, выключил свет на приборной доске машины, захлопнул ее переднюю дверцу и,
резко повернувшись, куда-то пошел. Очевидно, на какую-то важную для него встречу.
Но пошел он не куда-нибудь, а прямо в трактир. Следуя за ним, Шон Винсон совершенно не знал, что, собственно, теперь ему делать. С одной стороны, поскольку в заведении, само собой разумеется, имелся черный ход, то если у Милани были
хоть малейшие подозрения относительно возможной или даже подозреваемой слежки, избавиться от хвоста здесь ему было бы проще простого. Но с другой --Шон меньше всего хотелось рисковать встречей с Милани лицом к лицу.
Зато, так сказать, «с третьей стороны», в трактире было полно народу, и к тому же ему очень, просто невыносимо хотелось свежего пива. Поэтому в конечном итоге он выждал ровно столько времени, сколько, по его расчетам, требовалось
для того, чтобы без особых опасений вывернуть свечи зажигания, и, уже не скрываясь, пошел вслед за Милани во внутренний дворик, а оттуда в трактир.
Итак, хотя и с осознанием собственной вины, что в разгар по- настоящему секретного и весьма важного задания он не смог удержаться перед мирским соблазном выпить бокал свежего пива, Шон Винсон тем не менее довольно решительно прошагал по внутреннему дворику и вошел в зал трактира. Внутри
стоял сильный запах пива, деревни и старого дерева. Причем стены, как ему показалось, были по меньшей мере метра полтора толщиной. Вряд ли кто мог достаточно точно сказать, когда именно и для чего оно было в свое время построено, за исключением того, что два примыкающих строения по бокам внутрен-
него дворика, в которых было полно старых ручных тачек и сена, в свое время, скорее всего, являлись конюшнями.
Народу в зале--заметно подвыпившего и постоянно натыкающегося друг на друга в узких проходах--оказалось куда больше, чем следовало бы ожидать. Через небольшие окна залы можно было
увидеть две большие комнаты в боковых крыльях со стойками бара в самом конце. Милани выбрал правую залу. Пригнув голову, чтобы не стукнуться головой о низенький потолок прохода, Шон Винсон прошел к центральной стойке бара. Там, у влажной стены, тускло горела пара масляных ламп. Большая часть посетителей предпочла веселиться в зале напротив, где кто-то громко бренчал на разбитом пианино, а еще двое не менее громко и азартно спорили о достоинствах и недостатках какой-то песни. В зале, куда вошел Шон, стояли деревянные скамьи с высокими спинками, длинные и тоже деревянные
столы с полированными медными кувшинами на них; на стенах то тут, то там виднелись заплатки из грязно-серого линолеума всех возможных размеров и видов; деревянная каминная полка со старинными часами без стрелок, втиснутая в один из темных
углов испорченная картина принца Альберта в костюме горного стрелка--он там стоит в горделивой позе, весьма неодобрительно взирая на то, что происходит вокруг.
Прямо под ним за столом сидели два или три сельских мудреца в матерчатых кепи, отчаянно о чем-то споря, не забывая при этом регулярно отпивать из высоких оловянных кружек. Один из них сказал.
--На твоем месте я не был бы таким дураком!-- затем мрачно повернул голову и грохнул кружкой о стол.--Говорю же вам, пароход взорвали прямо на рейде, и если слово лучшего канонира флота ее величества для вас недостаточно, то клянусь всеми чертями...--Бум! Это снова грохнула кружка об стол.
Мимо торопливо прошла пухлая официантка с подносом, полным пустых кружек и бокалов: она все время крутила головой, как бы уклоняясь от клубов табачного дыма, и с отсутствующим видом, механически улыбалась всем, на кого случайно
или преднамеренно падал ее взгляд. Спорщики хотели было ее о чем-то спросить, но она только улыбнулась им и пошла дальше по своим делам. Тогда они обратились к бармену, высокому, сановного вида человеку в темной рубашке с длинными ру-
кавами и явно скучающими полузакрытыми глазами, величаво стоявшему со сложенными руками на груди прямо за стойкой бара посреди беспорядочно разбросанных ящиков с пустыми и полными пивными бутылками.
При виде его создавалось полное впечатление, будто он безмятежно спит, не обращая ни ма-
лейшего внимания на то, что происходит вокруг, однако, как только в любом уголке залы поднималась чья-либо рука, требуя пива или чего-нибудь еще, он тут же оказывался у этого столика. Так было и с Шоном Винсеном: не успел тот подойти к стойке, как величественного вида бармен уже с искренним де-
ревенским гостеприимством поинтересовался, что ему хочется отведать.
Шон непонятно почему передумал, вместо кружки свежего пива попросил бокал виски с содовой и, терпеливо ожидая, пока «лорд-бармен» приготовит напиток, уставился на полированную медную пластину, стоящую на полке прямо напротив него.
Несмотря на плавающие кругом клубы густого табачного дыма, он мог достаточно отчетливо видеть дверь в узкий проход и ту, другую залу, где, небрежно развалившись на стуле, сидел Милани. Причем громкие шепотки посетителей вокруг него, вре-
мя от времени заглушаемые чересчур громкими аккордами дребезжащего пианино доносились до Шона.
В деревне новости разносятся быстрее света! Это уж точно. Услышав их, даже три «мудреца» дружно,
будто по строгому приказу, допили свои бокалы и обернулись, чтобы посмотреть на виновника всех этих слухов. Уголком глаза заметив, что Милани вдруг встал со стула и идет через проход прямо по направлению к стойке бара, Шон резко повернулся к стене с медной пластиной. Чей-то уже заметно пьяный голос громко и тупо просил кого-то спеть.
--Послушайте, дружище,--подойдя к стойке, поинтересовался Милани высокомерно-ледяным тоном, чем-то очень напоминавшим надменные манеры миссис Хаген.--В вашем богоугодном заведении вообще можно дождаться, когда
тебя обслужат, или нет?
Громкий шум в зале тут же заметно спал, превратился в некое подобие мерного жужжания--всем, очевидно, очень хотелось услышать, что последует дальше. Прекрасно исполненное
Милани показное безразличие к происходящему вокруг, видимость достоинства и манеры истинного джентльмена производили на всех просто неотразимое впечатление. Бармен тут же буквально подпрыгнул к нему:
--О, простите, сэр! Ради бога, простите! Я был уверен, полностью уверен, что мои люди там и немедленно вас обслужат. Еще раз извините. Итак, что изволите, сэр?
--Что я изволю? Ладно, тогда для начала бренди, пожалуйста,--с демонстративной отстраненностью произнес тот, одновременно делая вид, будто поправляет свой нашейный галстук.--Если, конечно, оно у вас имеется. Самого лучшего. Давайте целую бутылку и заодно принесите также бокал
свежего пива. Кстати, не хотите ли со мной выпить?. Да, да, лично вы. Так сказать, за компанию.
--Благодарю вас, сэр, о, благодарю. Конечно же не откажусь! С превеликим удовольствием, сэр.
«A что, если, стоя совсем рядом, Милани вдруг увидит меня?»--невольно подумал Шон Винсон. И на всякий случай отвернул лицо еще дальше к стене. Но американец, похоже, и не собирался его замечать. Налив себе приличную дозу бренди, он тут же опрокинул ее в рот и немедленно запил уже стоящим перед ним бокалом свежего бочкового пива. Затем,
не теряя времени, выпил еще один бокал. Бармен же тем временем с важным видом спешно открывал литровую бутыль домашнего пива.
--Хорошая нынче стоит погода, мистер Тревоз, не правда  ли?--покончив с бутылью и со стуком поставив ее на стойку, вежливо заметил он.
--Что вы сказали?
--Что погода нынче очень хорошая, сэр. Правда, могло бы быть и чуть попрохладнее.--Он, бросив на американца вопросительный взгляд и получив кивок, наполнил его бокал домашним пивом из бутылки.-- Хотя, сэр, говорят, у вас там, в Штатах, намного теплее. Это что, на самом деле так оно и есть?
--Да, намного... Плесните-ка мне еще бренди.
--Будет сделано, сэр. Да, отличная страна эти Штаты! Я вам еще не говорил, сэр, что у меня есть сводный брат кузена жены, который живет в Канзас-Сити?--Бармен довольно закивал.--Жил там без малого лет сорок, не меньше. Вот так. Его зовут Джордж Леннон, сэр. Вам, случайно, не доводилось о нем слышать, сэр? О Джордже Ленноне. Мнеговорили, у него там большой склад пиломатериалов. Не         слышали?
--Бывает. Штаты большая страна, это уж точно. Ладно, ваше здоровье, сэр! 
Никогда раньше Шону не доводилось собственными глазами видеть, насколько же сдержанными могут быть истинные британцы. Особенно в сельской местности. Всех посетителей этого трактира распирало дикое желание поскорее и поподробнее узнать, что, собственно, произошло в поместье «Калиновэ». Эта тема наверняка была главной, если не единственной темой для всех разговоров, однако, несмотря даже на присутствие здесь «основного игрока», которого недавно арестовали, как основного подозреваемого, в трактире велись вроде бы обычные разговоры.
На Милани не было брошено ни одного любопытного взгляда! И только бармен как ни в чем не бывало охотно продолжал беседовать со столь интересным собеседником, как приезжий американец. При этом не задавая ему ни одного не-
скромного вопроса!
--Надеюсь, вы здесь еще какое-то время побудете, мистер Тревоз?--спросил он.
--Нет-нет, сегодня вечером я уезжаю,--ответил Милани.
--Когда-когда?. Сегодня вечером?
--Да, именно сегодня вечером. Чему, признаться, чертовски рад. Послушайте ...
Он залпом выпил свой уже третий по счету бокальчик бренди и лениво облокотился о стойку бара. Было ли это вызвано чрезмерной дозой алкоголя или патологическим стремлением
находиться в центре внимания, или сознательно сделано для какой-то определенной цели--ибо, как только он начал говорить, шум в зале тут же утих, и его голос зазвучал будто со сцены,--Шон Винсон никогда так и не узнал. Зато сам Милани
отчетливо чувствовал, что благодарная аудитория готова слушать его буквально затаив дыхание! Осознание этого, а также три двойных бренди на фоне совсем недавно пережитого нервного напряжения сотворили чудо с его языком. Он много-
значительно прочистил горло, с довольным видом осмотрелся вокруг и снова повернулся к бармену.
--Послушайте, ну почему вы не хотите открыто и честно признать это? Почему просто стоите, любовно поглаживая свою кружку с пивом, и изо всех сил стараетесь быть со мной предельно вежливым?. Ведь я знаю, вы все здесь, включая также и лично вас, думаете только об одном--о том убийстве! О
нем, и только о нем одном. И при этом не перестаете искренне удивляться, почему это я здесь, а не в местной тюряге, так ведь?
Бармен тоже попытался сыграть отведенную ему роль, сделав вид, будто совершенно не замечает ставшего явным внимания окружающих. То есть посетителей. И даже довольно неумело изобразил некое подобие «искреннего» недоумения.
--Видите ли, сэр, вообще-то теперь, когда вы вроде бы сами заговорили об этом... Да, да, конечно же мы слышали об этом... Ужасно, все это просто ужасно...--Он, явно стараясь скрыть
смущение, лихорадочно протер грязной тряпкой стойку бара.--Нам всем, знаете, всем искренне жаль того бедного джентльмена ... Если бы не ...
--Да будет вам! Лучше подвиньте вон ту бутылку ко мне поближе. «Это ужасно, все это просто ужасно ...». Чушь все это! Полная хренотень! Просто эти столичные гаденыши в смокингах хотели повесить все это на меня, только и всего! Но не смогли! Кишка оказалась тонка. Так и передайте своим дружкам. Я с самого начала не имел к этому ни малейшего отноше-
ния и без особого труда сумел это доказать ...
Бармен расцвел, будто ему вдруг подарили целых сто фунтов стерлингов.
--Ну конечно же, конечно! Эээ-э ... поздравляю, от всей души поздравляю вас, мистер Тревоз. Мы даже и не думали, сэр ... В общем, какие-то слухи, конечно, здесь ходили. Как же без них? Слухи есть слухи, без них никак не обойдешься. Особенно у нас в деревне.-- Он вдруг понизил голос.--Тут, кста- ти, много говорили, что вы в тот самый вечер нанесли бедняге
мистеру Хиллу визит, ну и множество ...
--Вы говорите это мне? Ладно, тогда послушайте!-- Он быстро допил свой бокал с пивом, с громким стуком поставил его на стойку и ткнул бармена указательным пальцем в грудь.--Я никогда, слышите, никогда не был в его доме! Человеком, за
которого принимали меня, был сам старина Хилл.
Просто он специально оделся в шутовскую одежду, чтобы его никто не мог узнать. Именно это и скажите всем своим друзьям. И не только им, но и вашим деревенским увальням полицейским тоже.
--Простите, сэр, не понял?
--Это был старина Хилл. Собственной персоной! Говорю же вам, это был он! Вы что, не верите? Хотите сказать, я вам вру?
Бармен был настолько озадачен, что даже Милани не стал на него давить. Наоборот, тон его голоса понизился, стал мягким, доверительным, чуть ли не отеческим.
--Послушайте. Только очень внимательно. Я вам расскажу, как все это было на самом деле ... Старый Хилл очень хотел выйти из своего дома. Пусть вас не волнует, почему я вам все это рассказываю! Просто слушайте, и больше ничего. Значит, так. Хиллу нужно было незаметно уехать отсюда. Для этого он сначала отправляется в Лондон, заходит в артистический магазинчик и покупает там актерский грим, затем
идет в магазин готовой одежды и покупает там костюм. Конечно, все это можно сделать по-тихому, не вызывая ни у кого никаких подозрений, но, видите ли, наш старина Хилл в душе был артистом ... Более того, настоящим артистом! Что было, то было, следует отдать ему должное. И если он где-то оставил
следы своей обуви, то не хотел, чтобы они вели именно к нему. Для этого ему были нужны туфли иного, чем у него, размера.
Так-то оно так, но ведь нельзя же вот так войти в обувной магазин и, не привлекая к себе совершенно ненужного внимания, попросить показать тебе туфли на два-три размера больше. Это более чем странно, поэтому в магазине тебя все запомнят, и, если вскоре после этого где-то возникнет серьезная пробле-
ма, копы враз на тебя выйдут, это уж как пить дать.-- Наклонившись через стойку бара почти вплотную к лицу бармена, Милани вдруг слегка охрипшим голосом продолжил.
--Ну и что, как вы думаете, в этом случае делает Хилл? Не знаете? Тогда слушайте. Слушайте очень внимательно. Потому что это достойно описания в самых лучших книгах! Так вот, он отправляется в большое поместье, которое, не знаю почему, на-
зывается «Калиновэ». Ну, то самое место с дурацкой мебелью и развешанными по всем стенам дешевками, которые почему-то называются картинами и которые лично я бы постеснялся повесить даже в своей кладовке для угля. Затем однажды днем,
прихватив с собой сумку, в которой обычно носят книги, старина Хилл отправляется в комнату, где в таких местах обычно хранят ставший ненужным хлам, и, так сказать, «крадет» оттуда старую пару чьих-то туфель здоровенного размера. Спросите зачем? А затем, уважаемый, что теперь, если ему вдруг все-
таки придется оставить где-нибудь свои следы, то голова пусть будет болеть у того, кто является владельцем этих самых туфель, вот так. Понимаете?
И все это Хилл делает только пото-
му, что ему надо скрыться из дома. Но не просто скрыться, а скрыться по-настоящему незаметно, ну и ...
Последнюю часть предложения Шон Винсон уже практически не слышал. Он был настолько поражен, что чуть было не повернулся к Милани лицом и не заговорил с ним. Но, слава богу, сдержался и даже не пошевелился, продолжая молча, с пустым бокалом у рта тупо смотреть на висящий за стойкой
крупный плакат с изображением бодро шагающего и несколько сардонически ухмыляющегося Джонни Уокера. Буквально в одно мгновение рухнули основы дела, в пух и прах разбивая все и каждую из строившихся на них гипотез! Которые еще совсем
недавно, благодаря таинственным туфлям, в свое время принадлежавшим Кену Хагену, казались такими стройными, такими логичными, почти незыблемыми ... А ведь сколько было споров, сколько аргументов за и против, сколько было сломано копий и ... язвительных шпилек!
Но при всем огромнейшем внимании к этому трагическому событию, на довольно длительный
период ставшему главной темой для всей округи, самое простое, а может быть, и самое верное объяснение случившегося--а именно, что Хилл сам украл эти туфли для столь нужного ему маскарада,-- осталось, как теперь модно говорить, за
кадром или, по крайней мере, почему-то просто не принималось во внимание ... И что теперь прикажете делать с фантастической версией его отца-епископа, в соответствии с которой Генри Морган устроил полтергейст прежде всего и только для того, чтобы тайком, с позволения сказать, «позаимствовать» чьи-то старые туфли?
Максимум, на что Шон Винсон тогда отважился,-- это бросить на Милани беглый взгляд искоса. Впрочем, сразу же понял, что бояться, собственно, нечего: Милани был слишком увлечен, слишком полон неудержимым желанием отыграться за все перенесенные унижения, слишком переполнен алкогольной храбрости и слишком жаждал быть в центре внимания, чтобы смотреть по сторонам или хотя бы слегка понизить свой чересчур громкий голос. Вот он язвительно засмеялся, при этом пытаясь незаметно нащупать свободно болтающейся ногой, видимо, уже понадобившуюся ему металлическую опору под баром.
--Вот почему его приняли за меня, а меня за него, теперь понятно?--Милани многозначительно постучал пальцем по стойке.--Потому что ему надо было незаметно уйти из дома. Чтобы никто, ни одна живая душа не знала об этом. И даже не догадывалась. В этом-то и весь старина Хилл. Увы, теперь уже покойный старина Хилл. Так вот, он все сделал как надо, но когда вернулся домой, то обнаружил, что не может войти внутрь. Почему? Да потому что во время своего маленького приключения умудрился потерять ключ, вот почему! Ха- ха-ха! Уж кому-кому, а мне байки рассказывать не надо. Я сам все знаю ...
Но для бармена все это было какой-то абсолютной абракадаброй. Он украдкой бросил задумчивый взгляд в сторону бутылки бренди и осторожно кашлянул.
--Да, да, конечно же, сэр,--кивая, поспешил согласиться бармен.--Вообще-то, признаться, мистер Хилл действительно был несколько странноватым джентльменом. И если ему пришло в голову одеваться так необычно, то что ж, это его дело, и никого оно больше не касается, уж точно. Может, еще бокальчик домашнего пива, сэр?
Милани чуть не подпрыгнул в воздух.
--Значит, вы мне не верите? Не верите мне?! Хорошо, тогда слушайте, слушайте все! Я вам расскажу, я расскажу всему миру, каким отпетым мерзавцем и негодяем был наш старина Хилл, как мы его все ненавидели. Клянусь Господом Богом! Потому что мне до смерти хочется, чтобы об этом узнали все, потому что ...
--Но мистер Тревоз, сэр! Здесь же присутствуют дамы!
--Так вот, нашелся кто-то, кто оказался умнее его. Кто-то, кому удалось в его отсутствие проникнуть туда при помощи дубликата того самого ключа, а потом сделать вид, будто ключа нет и в помине. Но не это, нет, совсем не это я хочу поведать всему миру. Миру, то есть всем тем, кто считал Бена Хилла эда-
ким славным, прекрасно образованным и даже аристократичным парнем с манерами урожденного британского джентльмена, следовало бы знать, кем наш покойник был на самом деле. И они узнают, будьте уверены. Я расскажу им и всем вам ...
Как далеко он зашел бы в своих воспоминаниях, можно было только догадываться. Шону Винсону было понятно только одно: сейчас Милани старался использовать единственную и последнюю возможность хоть как-то отомстить своему бывшему дружку и хозяину--покойному Бену Хиллу. Но
его вдруг перебил бармен. Бросив беглый взгляд на часы и изобразив на лице удивление, он неожиданно громким, раскатистым голосом объявил.
--Последний заказ! Делайте последний заказ, дамы и господа, последний заказ! Ровно через десять минут мы закрываемся. Так что, если хотите, делайте, поскорее делайте свой последний заказ ...
В его голосе про звучали нотки особой повелительности, которые без спроса приходят к трактирщикам всего мира, как правило, всего за несколько минут до закрытия. И эти слова, само
собой разумеется дополненные красноречивыми просьбами не создавать заведению ненужных проблем, не лишать его лицензии за нарушение правил, практически моментально привели
всех посетителей в движение--большинство из них тут же поспешили к стойке, чтобы успеть заказать еще бокальчик бренди или кружку пива. В образовавшейся около стойки бара суматохе Шону Винсону не составило труда незаметно смешаться с толпой и, уже не опасаясь быть узнанным, спокойно наблюдать, в каком направлении и куда именно Милани собирается уйти.
Он совсем неплохо видел лицо Милани, по которому можно было судить, что только что посетившее его вдохновение, похоже, уже стремительно пошло на убыль. В тусклом свете
висящей прямо над ним масляной лампы Милани выглядел совсем не как великий оратор, а скорее как усталая, вконец затравленная дичь, за которой по пятам гонятся безжалостные охотники. Ему до смерти были нужны яркий свет и шумная компания, чтобы вновь не вернулись старые страхи, но люди уже начали потихоньку расходиться, и теперь Милани придется в полном одиночестве идти по темной дороге навстречу грядущей неизвестности. Или смертельной опасности? Ведь в том, что он собирался на встречу с настоящим убийцей, не могло быть никаких сомнений. Именно сегодня вечером и именно там, в гостевом домике ... Глядя на него, в тот короткий момент Шон Винсон находился во власти настолько сильного и стремительно растущего предчувствия, что мог бы с полнейшей уверенностью прокричать вслух: «Этот человек идет на верную смерть!».
Именно в силу чудовищности и, судя по всему, неотвратимости грядущего трагического события Винсону страшно хотелось тут же схватить Милани за плечо, резко развернуть лицом к себе и громко-громко прокричать: «Дa послушайте же, вы, идиот, не делайте этого! Не вздумайте туда ходить! Ни в коем случае! Если вам дорога собственная жизнь, оставайтесь
здесь. Оставайтесь здесь, иначе с вами случится то же самое, что совсем недавно случилось с мистером Хиллом!».
 Абсолютная уверенность в правоте такого предчувствия испугала даже его самого. А Милани, купив себе новую бутылку бренди и пару па-
чек сигарет, в это время торопливо рассовывал их по внутренним карманам пиджака. Сигареты, очевидно, означали, что до роковой встречи у него остается еще достаточно времени, которое, вполне возможно, придется где-нибудь скоротать. Никто больше не обращал или старательно делал вид, что не
обращает на него никакого внимания. Когда первые посетители постепенно потянулись к выходу, Милани внезапно принял решение и направился вслед за ними.
На освещаемой луной дороге перед зданием трактира группы вышедших посетителей начали разбредаться, яростные споры, равно как и громкие удаляющиеся шаги, постепенно затихали. Кто-то смешным, совершенно немузыкальным баритоном
запел «Ох, эти любимые джинсы», а кругом стояла такая тишина, что его слова, казалось, отражались эхом от самого неба. Какая-то женщина, очевидно слегка перебравшая, спотыкаясь и пьяно хихикая, пошла по направлению к автобусной остановке. В окнах трактира начал гаснуть свет.
Вскоре вокруг снова стало темно и тихо. Настолько невероятно тихо, что Шон боялся даже дышать. Он стоял у стены и думал: «Интересно, они выпустят на ночь собаку или нет?». Кто-то прямо над его головой открыл окно спальни, и до него
донесся даже скрип кровати, когда этот кто-то плюхнулся в нее, чтобы после утомительного трудового дня наконец-то заснуть праведным сном.
Милани молча сидел на переднем сиденье арендованной им машины и даже не пытался ни зажечь бортовые огни, ни завести мотор. Просто сидел, то и дело зажигая спички, чтобы
прикурить потухшую сигарету и бросить взгляд на часы. И непрерывно прикладывался к купленной в трактире перед уходом бутылке бренди. Позже Шон не мог точно вспомнить, сколько времени ему пришлось ждать там в темноте, но зато это хорошо помнили его сильно затекшие мышцы. Яркая луна начала заметно тускнеть, поскольку ее постепенно заволакива-
ли ночные облака.
Где-то вдали послышались смутные раскаты грома, затем шумок чем-то потревоженного домашнего скота. Наполовину сонный и размякший от долгого неподвижного ожидания, Шон резко встрепенулся, услышав, что передняя дверца автомобиля вдруг тихо открылась, и оттуда, громко задев бутылкой о боковую стойку, выскользнул Милани. Выглядел он, как ни странно, абсолютно трезвым. Первые пару сотен метров, когда его еще могли услышать обитатели деревушки, он шел довольно осторожно--не выходил из тени, не пел, не выкрикивал проклятия,--но затем, уже где-то в самом начале высокого холма, оглянувшись, чтобы убе-
диться в отсутствии опасности, вышел на середину дороги.
У невысокой каменной ограды церковного кладбища он вдруг остановился, прислонился к ней и довольно захихикал. Подняв голову, внимательно посмотрел на квадратную башенку церк-
ви, отчетливо видневшуюся там, где вырывавшийся из-за облаков свет луны заставлял тени от плюща принимать самые причудливые очертания и где чуть ли не у самого резного крылечка начинались могильные плиты. Милани посмотрел на все это
и, мрачно нахмурившись, почти торжественно произнес.
--Здесь навеки успокоились яростные прапращуры тех из нас, кто еще дышит и ходит по нашей бренной земле. И каждому уготовано свое узенькое, но собственное ложе. Спите спо-
койно... сучары!
Что-то, описав в воздухе широкий полукруг, с громким треском разбилось о каменную стену. Очевидно, уже опустевшая бутылка бренди, догадался Шон. А Милани, будто исполнив свой долг, как ни в чем не бывало пошел дальше. Этот открытый, богохульный и бесстыдный, иначе просто не
назовешь, вызов, казалось вдохновивший Милани еще больше, у Шона Винсона, наоборот, вызвал самый настоящий шок.
Его первым и самым естественным желанием было немедленно догнать Милани, похлопать его по плечу, хорошенько размахнуться и уложить прямо на дорогу. А что? Простая, совершенно необреме нительная и, главное, быстрая процедура, результа-
ты которой все, несомненно, только одобрят и которая, кроме того, наверняка поможет избежать массы бесконечных проблем. Включая его собственную, непосредственно связанную с весьма неудобной необходимостью следить за явно криминальным элементом!
Пистолета он особенно не боялся, поскольку
очень и очень сомневался, что у Милани даже в крайней ситуации хватит решимости вот так открыто застрелить человека. Раздумывая о плюсах и минусах такого подхода к решению проблемы, Шон невольно вспоминал и о скрытых сторонах характера своей «дичи», довольно наглядно проявившихся совсем не-
давно в местном трактире. Да, нет никаких сомнений: это тот самый случай, когда требуется либо жесточайшая порка, либо хороший специалист по безнадежным психическим заболеваниям. Само собой разумеется, в прямой зависимости от приня-
той точки зрения.
Тут Шону пришлось прерваться, поскольку Милани вдруг резко остановился. Почти прямо напротив темного дома Морганов. Чуть постоял, затем направился к дорожке на левой стороне, ведущей к стене парка поместья «Калиновэ». Там снова остановился, зажег спичку и потрогал рукой камни стены. Значит, шел по направлению к гостевому домику, в этом уже не могло быть никаких сомнений. Шон Винсон, прижимаясь как можно ближе к кустам на противоположной стороне, бесшумно крался за ним.
Вдруг сзади кто-то крепко схватил его за руку!
Более страшного шока испытывать Шону еще никогда не доводилось. Он мгновенно напрягся, но при этом неожиданность случившегося настолько парализо вала его способность нормально мыслить, что он даже не счел нужным обернуться и посмотреть, кто это или что это такое. В тот страшный момент в голову ему пришло только одно: «Это – убийца!». Наконец
кое-как придя в себя, Шон резко развернулся, приготовился ударить напавшего, но ... но тут ему прямо в ухо чей-то голос прошептал, причем настолько тихо--тише, чем шелест листвы живой изгороди,--что сначала Шон показалось, будто это он говорит сам себе.
--Все в порядке, не волнуйтесь. Я тоже за ним наблюдаю. Можно мне с вами? Мало ли что? Вам же может понадобитъся помощь.
Почти беззвучный шепот прекратился так же внезапно, как и появился. Медленно повернувшись, Шон увидел, что стоит спиной прямо напротив высокой двери калитки, за которой в тусклых лучах лунного света поблескивают очки Моргана. Остальные части его тела были практически невидимы. Шон молча, по-прежнему не решаясь говорить даже шепотом, кивнул в знак согласия--да, в данной ситуации любая компания ему, честно говоря, совсем не помешала бы! Когда Морган, перепрыгнув через живую изгородь, опустился теннисными туфлями на мокрую траву другой стороны, калитка тихо скрипнула, и натянутые как канат нервы Шона едва выдержали.
Но нет, это несколько дальше по ходу стены скрипнула совсем другая калитка--Милани наконец-то нащупал в стене вход во двор гостевого домика. До них обоих вполне отчетли- во доносились звуки его шаркающих по сырой траве шагов. Вот он остановился, зажег очередную спичку. Шон Винсон,
буквально касаясь кончиками пальцев земли, низко нагнулся и быстро перебежал залитую лунным светом полоску дороги. Следом за ним то же самое сделал Морган. Затем, с явным облегчением выпрямившись и слегка отдышавшись, они проследовали внутрь за калитку.
На секунду Шона охватило внезапное беспокойство: Милани исчез из его поля зрения, его больше не было ни видно, ни слышно. Отяжелевшие от вечерней влаги ветви близстоящих деревьев сильно закрывали обзор и к тому же практически не пропускали и без того тусклый лунный свет. В воздухе
над дорожкой плавали странные обрывки чего-то вроде паутины--при движении по дорожке они то и дело влетали в рот, вызывая рвоту или по меньшей мере дикое желание грязно выругаться. Шон почувствовал, как Морган тихо похлопал его по
спине, и, пригнувшись, пошел дальше по, казалось, бесконечной тропе тайной войны. Конец ей настал довольно внезапно, у ближайшего поворота, когда перед ними вдруг оказалось совершенно открытое пространство прямо перед уродливого вида домом. Его зарешеченные темные окна зловеще поблескивали, и на его фоне они снова увидели силуэт Милани.
Он медленно выходил откуда-то из-за деревьев на открытое место и в вытянутой правой руке держал пистолет, которым, явно нервничая, медленно описывал широкий полукруг. Впечатление было такое, будто он хотел одним махом охватить все
пространство перед собой. Вокруг ничего не шевелилось. Ни звука, ни движения--ничего, ровным счетом ни-че-го.
Затем Милани опять исчез из их поля зрения. У шел по направлению к выложенной красным кирпичом дорожке, ведущей прямо к дому. Все, что им удавалось слышать, были звуки его шаркающих по мокрой траве ног--неуверенные, осторожные, нащупываюшие, возможно даже немного трясущиеся.
Последовала тишина. Долгое, томительное молчание. А затем ... затем вдруг все ожило. Совсем как в сказке... Милани заговорил! Негромко, сдавленным голосом, но с такой внутренней силой, что Шон с Морганом невольно поежились.
--Выходи! Выходи оттуда! Только медленно, и не вздумай хитрить, не вздумай ... Ты у меня на мушке ... Ну, давай, давай, медленно выходи ... Не заставляй меня нервничать ...
Кому это он говорил? Убийце?




















           Г Л А В А 9

Теперь главной, если не жизненно важной задачей Шона Винсона было во что бы то ни стало увидеть, кто именно там находился. Даже если это ставило под угрозу полного краха все их дальнейшие планы!
«A где, интересно, сейчас инспектор
Скотт?»--пришло вдруг ему в голову. Ведь Скотт, как предполагалось, сейчас должен был быть где-то здесь, прятаться в укрытии ... И если по иронии судьбы Милани чисто случайно наткнулся именно на него, а не на человека, которого он рассчитывал здесь встретить, то ... то это означало конец всему!
Шон нервно поежился, постарался сдержать невольную дрожь в ногах и руках и, не раздумывая, двинулся по направлению к открытому, освещенному то появлявшейся, то пропадавшей луной месту перед темным зданием. Под его ногой недовольно чавкнул раздавленный комок грязи, но он не обратил на это никакого внимания.
На фоне относительно светлого пятна изгибы и очертания самого здания казались еще мрачнее, хотя зарешеченные окна время от времени загадочно, чуть ли не гипнотически поблескивали. Казалось, гостевой домик тоже за кем-то внимательно наблюдает. У Шона Винсона было острое ощущение того, что все это совсем не смешно, что дом действительно наблю-
дает или, по крайней мере, наблюдает кто-то неизвестный, затаившийся в комнате убитого человека! Его вдруг вспотевшее от напряжения лицо овеял легкий порыв свежего ветерка.
Чуть вытянув голову, он бросил быстрый взгляд вправо и тут же убрал голову назад. Метрах в пятнадцати от него стоял Милани, слава богу, спиной к нему, и внимательно всматривался в толстый дуб почти у самой кромки кирпичной дорожки. Пистолет он держал не на вытянутой руке, а слегка
опущенным вниз, очевидно, чтобы его не могли выбить неожиданным ударом.
--Выходи же, выходи,--повторял Милани вроде бы спокойно, но уже с явными признаками растущей истерии.-- Вон ведь твоя рука, я ее вижу ... Даю тебе еще пару секунд, не больше. Выходи, я не сделаю тебе ничего плохого. Хотя платить мне все равно придется. И не только сейчас, а всю оставшуюся
жизнь. Надеюсь, тебе понятно?
Затем последовал шепот, который оказался слишком тихим и невнятным, чтобы его можно было расслышать на таком расстоянии. Шон, встав на руки и колени, тихо подобрался поближе и увидел, что Милани тихо, шаг за шагом пятится назад к
светлому пятну дворика.
--Я тебя знаю?--произнес Милани, и Шон впервые за сегодняшний вечер отчетливо увидел, как тот слегка пошатнулся,--он был чуть ли не смертельно пьян и держался на ногах только благодаря крайнему нервному возбуждению. Но только держался на ногах, поскольку, похоже, полностью утратил
внимание и осторожность.
--Я тебя знаю?--громко, слишком громко для такого случая повторил он.--И не вздумай со мной
шутить! Только попробуй выкинуть какую-нибудь штучку, как горько пожалеешь об этом! Понял? Ты понял?--Он рыгнул. Со стороны казалось, ему трудно дышать.--Я помню: если бы вчера вечером твой пистолет не оказался у меня, ты сделал бы со
мной то же, что и с Бенном ...
Подобравшись почти совсем близко, но по-прежнему скрываясь в высокой и влажной траве, Шон поднял голову. Да, надо чуть вернуться назад и обойти вокруг, поскольку Милани стоял к нему боком и тот, второй, скрывающийся за толстым дубом, был практически совсем не виден. Тусклый лунный лучик
на какое-то время осветил Милани: растерянное лицо, полуоткрытый рот, довольно странно выглядевшее на всем этом фоне перо в шляпной ленте. Затем из-за дуба послышался тихий шепот. Тихий, но тем не менее вполне достаточный, чтобы разобрать слова.
--Благодарю тебя, мой друг. Я знал, что именно так оно и будет, но все дело в том, что я совсем не тот человек, за которого ты меня принимаешь. Убери свой пистолет, убери его ... Ш-ш-ш!
У Милани вдруг заметно затряслись руки. Он покачнулся, лихорадочно протер глаза, как бы пытаясь что-то перед собой рассмотреть. Впереди хрустнули сухие ветки--кто-то вышел из-за дерева ...
--Ах это ты, грязная крыса!--внезапно произнес Милани, но почему-то таким голосом, будто увидел привидение и собирается заплакать. В том, как он произнес слово «крыса», слышалось и отчаяние, и растерянность, и полнейшее недоумение. Он сделал нерешительный шаг вперед ...
То, что Шон Винсон обернулся назад именно в этот момент, было чистейшей случайностью. Просто ему вдруг захотелось убедиться, что Морган где-то позади него. Но когда он вытянул шею, его взгляд упал на гостевой домик позади Милани, и ему сразу же что-то не понравилось--теперь там явно
что-то было не совсем так. Присмотревшись повнимательнее, он понял, что именно,--окна! Ближайшее к парадной двери окно медленно и осторожно открывали ...
Милани всего этого, естественно, не мог видеть, поскольку стоял к дому спиной, но зато тот, другой, притаившийся за толстым дубом, видел и даже испустил какой-то странный, напоминавший громкое бульканье звук—«гp-p-p»--за которым последовало шумное, прерывистое дыхание. Он вдруг
резко прыгнул вперед и обхватил Милани за плечи, будто хотел за него спрятаться.
А в том самом окне вдруг показалась крошечная желтая вспышка, меньше, чем иголочное ушко, но звук последовавшего за ней выстрела прозвучал в практически полнейшей тишине так, будто прямо над головой взорвалась бомба. Шон тут же
вскочил на ноги как ужаленный, а стоявший буквально за его спиной Морган, заикаясь, произнес.
«Гос-по-ди т-т-ты м-м-мой ...»--но все внимание Шона было обращено на Милани. Его шляпа с цветным пером в ленте слетела с головы, одна нога вдруг резко подвернулась, он завертелся на месте, как будто
неожиданно оказался на –«колесе смеха», другая же нога неестественно изогнулась, затем Милани на секунду замер и ... рухнул на землю с простреленной головой.
Обнимавший его за плечи человек громко вскрикнул, и его пронзительный вопль причудливо слился С многоголосым щебетом потревоженных шумом птиц, устроившихся на ночь в
зарослях деревьев и кустов. Но при этом, очевидно оторопев от неожиданности, стоял как вкопанный и только лихорадочно тыкал правой рукой в направлении окна. Как будто хотел заклеймить смерть позором. Затем тоже рухнул на землю, но не
замертво, а отчаянно пытаясь отползти к кустам ...
Трах! Еще одна недолгая пауза, во время которой стрелок в окне, скорее всего, старательно прицеливался. Человек из-за толстого дуба пытался встать на ноги, когда его поразила следующая пуля. Широко взмахнув руками, он прислонился
к стволу ближайшего дерева, снова резко вскрикнул ...
Трах! Хладнокровная, чудовищная, поистине нечеловеческая точность снайпера просто поражала: он стрелял ровно через пять секунд, лишь слегка перемещая мушку прицела слева направо ...
Трах! В кустах прямо за Шоном кто-то, вскрикнув от боли, шумно завозился. Не в силах больше переносить это, он вскочил на ноги, но Морган тут же схватил его за ступню и опрокинул на траву, при этом на одном дыхании прокричав ему в
самое ухо.
--Не будьте же, черт побери, таким идиотом! Не успеем мы подняться, как этот мерзавец, не моргнув глазом, нас всех тут же уложит!
Господи, как же вокруг шумно, почему-то подумалось в тот момент Шону. Трудно было даже поверить, что весь этот гам производили всего лишь потревоженные птицы, стремительно летавшие туда-сюда в перемежающемся лунном свете! А сбоку
дома неожиданно появилась какая-то неуклюжая фигура, выкрикивающая малоразличимые звуки ... Это был инспектор Скотт, приближавшийся к входной двери с выпученными глазами. Вот он буквально взбежал по низенькой лестничке крыльца, держа в одной руке карманный фонарик, тонкий лучик света которого прыгал по стенам как сумасшедший, а в другой что-то еще; при этом он продолжал нести какую-то никому не понятную галиматью насчет того, что действует от имени закона ...
Впоследствии практически никто из них не мог достаточно точно вспомнить, что, собственно, и как там происходило. Морган воскликнул что-то вроде «Господи, что же это такое!», а затем они вместе с Шоном Винсоном уже бежали по траве через лужайку по направлению к дому. Свет фонари- ка Скотта на секунду отразился в окне пока еще неизвестного
снайпера, и кто-то отпрыгнул от него, словно огромная черная жаба. И тут же про гремел громкий выстрел, от которого стекло со звоном рассыпалось вдребезги,-- это прямо в него случайно выстрелил сам неожиданно потерявший равновесие стрелок. Затем последовало еще несколько ярких вспышек подряд, сопровождаемых громкими хлопками выстрелов. Это
Скотт, в ажиотаже стремительно развивающихся событий забыв о непреложных полицейских правилах, начал стрелять в ответ. Когда же они вслед за ним поднялись на крыльцо, он, резко повернувшись на шум, их тоже чуть не продырявил.
Слава богу, Морган достаточно громко и, главное, вовремя успел послать его к чертовой матери, и тот не стал стрелять по своим. Но снайпера в комнате уже не было, и все, что оставалось делать Скотту,--это, побагровев от неописуемой досады, изо всех сил трясти выпуклую оконную решетку. До тех пор, пока
чей-то голос не произнес.
--Дверь!
И все ринулись в указанном направлении. Дверь оказалась не заперта. Однако не успел инспектор
Скотт ударом ноги ее распахнуть, как далекий, но достаточно четко слышимый хлопок другой двери где-то в самом конце дома точно указал направление, в котором успел скрыться снайпер-убийца. Минут через пять-шесть они все еще бесцельно и, что еще
хуже, совершенно безрезультатно шатались по кустам и подлеску. Единственным результатом их поисков стало то, что Скотт споткнулся и разбил свой фонарик. После чего все молча согласились друг с другом: да, для настоящей охоты за человеком это выглядит слишком уж глупо. Кроме того, даже возмущенно
галдевшие птицы уже потихоньку заканчивали свой протест и одна за другой возвращались на свои «спальные» места.
Постепенно все вокруг снова приобретало прежний мирный и по-своему даже умиротворенный вид. За исключением тела Милани, безжизненно лежавшего на красно-кирпичной дорожке, со-
всем рядом с тем самым толстым дубом, за которым прятался кто-то неизвестный. И все!
Морган, облокотившись на перильца крыльца, попытался прикурить сигарету, зажигая спички заметно подрагивающими пальцами.
--Ну и что теперь?--пожав плечами и не обращаясь ни к кому конкретно, поинтересовался он.
--Как это--что теперь? Далеко-то ведь ему все равно не уйти, говорю же вам!--возбужденно ответил инспектор Скотт. И как бы в доказательство своей непререкаемой правоты потряс в воздухе крепко сжатым кулаком.--Нам ведь прекрасно известно, что он всегда возвращается в поместье, разве нет? Каждый раз!--Он сделал невольную паузу, чтобы хоть
чуть-чуть отдышаться. Затем уже несколько спокойнее и более членораздельно продолжил.
--Ладно, поступим так: вы двое посмотрите, можно ли что-нибудь сделать для тех, кого
подстрелили, ну, может, поудобнее их положить, остановить кровь, а я тем временем пойду в наш большой дом. Он там, там, ему больше негде быть, и мы все знаем об этом!
--Думаете, вы в него попали?--как можно более спокойным тоном спросил Шон.--Я имею в виду, когда стреляли в то окно ... Потому что если на самом деле попали, то ...
--Ах вот вы о чем? Понимаете, в тот момент я был не совсем в себе и поэтому толком, честно говоря, ничего не понял.--Скотт тупо посмотрел на пистолет в своей руке.--Все произошло так внезапно ... А теперь будьте, пожалуйста, повнимательней. Был ведь и тот, другой, в которого стреляли... где он?
И, главное, кто он?
--Откуда мне, черт побери, знать это?--снова пожав плечами, отозвался Морган. А затем, чуть помолчав и с сожалением вздохнув, не без нотки горечи добавил.--Да, хорошенькая из нас получилась команда, ничего не скажешь. Еще бы
совсем чуть-чуть--и прямо коммандос, да и только ... Просто бери и вставляй в специальный учебник по проведению особо опасных спецопераций. Для слушателей полицейской академии. Или даже для захватывающего детективного романа. Ладно, инспектор, идите делайте свое дело, а мы тут поищем
пропавшее тело. Хотя лично я сейчас предпочел бы принять что-нибудь успокоительное.--И он, безнадежно махнув рукой и чуть сгорбившись, пошел, вернее сказать, обреченно побрел по лужайке.
А в ушах Шона Винсона по-прежнему стоял оглушительный грохот недавних выстрелов; не менее ошеломительным казалось и охватившее их всех разочарование полученным результатом. Он кивком молча поблагодарил за предложенную ему
сигарету, но когда брал ее, пальцы его тоже чуть подрагивали.
--Послушайте, неужели все это было на самом деле?--недоуменно произнес Морган.--Весь этот балаган... стрельба... и все в считаные секунды ... Чушь какая-то!.. Нет, нет, что-то здесь не так. Я не верю, просто не верю ...
--Увы, все это произошло на самом деле. К сожалению, вполне реально, тут уж ничего не поделаешь,--подтвердил Шон Винсон, заставляя себя подойти поближе к распростертому на земле телу Милани. Вокруг него почти физически
ощущался запах свежей крови и смерти. Когда Морган зажег спичку, ее дрожащее пламя на мгновение осветило пятна крови на листьях куста около толстого дуба, куда тот, второй человек пытался уползти, спасаясь от выстрелов.--Полагаю, вряд ли можно сомневаться, что ... --неуверенно добавил Шон.
Мертвый Милани лежал на траве вниз лицом. С широко раскинутыми руками. Внезапно резко побледневший Морган, присев на корточки, поднес горящую спичку к его голове, но она, догорая, обожгла ему пальцы, и он тут же снова вскочил на ноги.
--Мертв. Никаких сомнений. Пуля попала прямо в затылок. Чуть выше шеи. Это ... э-э-э ... это было что-то вроде того, чем должна быть настоящая битва. Хотя лично я пока не могу точно сказать, что, собственно, здесь произошло.--Он нервно передернул плечами.-- Честно говоря, если бы сейчас кто-то вы-
сунулся из окна, нацелил на меня палец и крикнул: «Бах!»--я, хотите верьте, хотите нет, тут же выскочил бы из собственной кожи... Впрочем... хм... Послушайте, ведь этому неизвестному
снайперу в окне нужны были только Милани и тот, второй, а больше он ни в кого стрелять и не собирался. В нас-то ведь он стрелять и не думал, хотя мы были перед ним совсем как на ладони ...
--Ошибаетесь, в инспектора Скотта он же выстрелил!
--Да, да, вы правы... И все равно намеренно стрелял выше головы только для того, чтобы его отогнать. Совсем не так, как в Милани, в которого он целился как в живую мишень. Ух ты, аж мороз по коже дерет! И в того, другого, тоже. А может, он
просто потерял голову? Почему-то растерялся?. Не знаю, не знаю. В общем, признаться, лично мне даже в голову ничего не приходит.--Он начал нервно вышагивать взад-вперед.--Ну, чего же мы ждем? Надо же как можно скорее найти того, второго. Кто он такой? Вы, случайно, не знаете?
--Нет, не знаю. Кажется, я тоже никогда его раньше не видел. Узнать его, во всяком случае, смогу вряд ли. Кстати, вот, у меня есть зажигалка. Все лучше, чем спички,--предложил Шон.--Если, конечно, нам все-таки придется пойти по этим
следам крови ...
Однако никто из них совершенно не спешил начинать. Морган первым сделал жест рукой, означавший что-то вроде: «Сначала давайте докурим, а уж потом...». Вслух же он произнес:
--Вообще-то я как раз задумался: кто, интересно, это может быть?
Сама мысль об этом, а главное--о том, что им вскоре предстояло увидеть, была для Шона Винсона такой же ужасной, как и все то, что совсем недавно произошло. Ведь им, скорее всего, надо будет пройти по следу совсем немного, поскольку снайпер, судя по всему, был отменным стрелком, и, значит, вторая
жертва не могла уйти далеко. Морган, похоже, думал точно так же, ибо немедленно добавил.
--Да, выстрел наверняка был точным. Думаю, очень точным. Господи, что же это происходит? И где? В этой тихой, благословенной Богом сельской обители! Какому маньяку могло прийти в голову дожидаться у окна своих жертв, а потом хладнокровно стрелять в них, будто в глиняных голубей
в тире?! Я был абсолютно уверен, что такое просто невозможно, но ... но именно такое и случилось на самом деле! Причем не где-нибудь, а именно здесь!-- Он обреченно махнул рукой.--Знаете, нам надо все время разговаривать. Это хоть как-то подстегнет нас, не даст окончательно упасть духом. Что, кстати, мне кое о чем напоминает. У меня ведь есть с собой фляжка. С шотландским виски. Случайно, видите ли,
прихватил. Не желаете присоединиться? Глоток-другой нам сейчас не помешает, это уж точно.
И Шон Винсон не заставил себя долго упрашивать.
--Конечно, желаю! Да еще как!--немедленно и весьма охотно согласился он.
--Два любителя-криминолога боятся какого-то убийцы- привидения,--заметил Морган, передавая ему фляжку.--И причина нашего с вами страха кроется в том, что где-то совсем рядом с нами, с парой пуль в бренном теле лежит кто-то, кого мы очень даже хорошо знаем.
Шон жадно сделал щедрый глоток виски, слегка поежился, когда огненная жидкость чуть обожгла его горло, но практически тут же почувствовал себя явно лучше.
--Что ж, пошли посмотрим,--сказал он, возвращая фляжку. Освещая себе дорогу необычно ярким пламенем самой обычной зажигалки, они нехотя пересекли кирпичную дорожку и направились в сторону толстого дуба. В этом месте невысокие бордюрчики дорожки были разрушены, а большая
часть их красного цвета выглядела кровавым следом, идти по которому не составляло никакого труда: жертва определенно продиралась через кусты черной смородины, направляясь туда, где деревья располагались чаще и были заметно толще,
чем на соседних участках. Воздух стал уже явно холоднее, вокруг противно зажужжали комары. Судя по более обильным следам крови на кусте папоротника, можно было почти безошибочно догадаться, что раненый человек, явно все больше и больше слабея, с трудом полз здесь на животе.
Где-то совсем недалеко от них послышался шуршащий звук. Пламя зажигалки качнулось сначала вправо, затем влево, потом от внезапно налетевшего порыва свежего ветерка чуть не погасло.
--Надо бы посмотреть здесь повнимательнее,--заметил Морган.--Похоже, кто-то только что застонал. Вы не слышали?
Шагнув вперед, Шон чуть было не наступил на это. На до блеска начищенную черную туфлю, слабо шевелящуюся в куче сухих листьев у самого основания толстого кленового дерева. Туфля прямо у них на глазах дернулась вверх, показав
часть одетой в полосатые костюмные брюки ноги, и снова превратилась всего лишь в до блеска начищенную черную туфлю. На коре отчетливо виделись царапины, оставленные владельцем этой туфли, когда он, смертельно раненный в плечо и шею,
обессиленно сползал по стволу дерева вниз... При свете поднесенной к его лицу зажигалки было видно, что этот пока еще неизвестный им человек уже мертв.
Встав на колени, Шон Винсон не без труда перевернул его довольно тучное тело на спину: перепачканное землей лицо, открытые как бы от крайнего удивления глаза и даже рот. Они в
полном молчании долго смотрели на его лицо, которое, вполне естественно, отнюдь не красили следы еще не засохшей крови.
--Кто же это, черт побери?--почему-то шепотом произнес Морган.--Мне никогда не ...
--Подержите, пожалуйста, зажигалку,--резко отвернувшись, неожиданно попросил его Шон Винсон, с трудом удержавшийся от яростного приступа рвоты.-- И давайте лучше побыстрее уйдем отсюда. Я его знаю. Это адвокат. Его зовут мистер Мюррей.
Они снова выбрались на освещенный луной двор перед домом. Шон Винсон почему-то отчетливо, до мельчайших деталей помнил, как совершенно случайно пнул ногой валявшуюся на земле шляпу Милани, когда они с Морганом пересекали
красную кирпичную дорожку, а затем, не сговариваясь, направились к гостевому домику. Один его вид вызывал множество далеко не самых приятных воспоминаний о том, что тут совсем
недавно произошло, но все же здесь было лучше, чем там, где снайпер оставил свои навеки усопшие жертвы. Уже на подходе Морган бросил долгий взгляд на здание дома и вдруг резко остановился.
--А знаете, я все-таки понял, что именно мы сделали не так,--сказал он.--Или, скорее, не сделали так, как надо было бы сделать ... Да, забавно, очень даже забавно. Даже странно, как это мне не пришло в голову раньше. Свет!--Он выразительно ткнул пальцем в сторону окон.--Мы преследовали нашего снайпера и не могли найти его ни в доме, ни во дворе, но
при этом даже не подумали включить свет в доме! Прибавьте к этому психологический стресс неожиданности и... Впрочем, о чем это я говорю? В любом случае прежде всего нам нужен
свет! Ну а уж остальное образуется само собой ... Нам нужен свет!
Он бодро взбежал по ступенькам крыльца, пошарил рукой за открытой дверью, щелкнул выключателем, и холл, будто по мановению волшебной палочки, осветился тусклым, но вполне
приветливым электрическим светом. Что, безусловно, было куда лучше, чем стоять в кромешной тьме и при мигающем свете простой зажигалки смотреть на окровавленный труп неизвестного мужчины. Сейчас же вполне можно было даже представить, будто они с Шоном Винсоном в прохладный день греются у
не яркого, но очень уютного костерка.
--Все, что мы можем сделать,--произнес Шон, неторопливо усаживаясь на самую верхнюю ступеньку крыльца,--это не суетиться и терпеливо ждать возвращения инспектора Скотта.С нашими уважаемыми баловнями капризной судьбы.--И не-
вольно подумал: «Идиотская фраза, совсем как в низкопробной пьесе. «Баловни капризной судьбы». Надо же такое сказать. И откуда только мне пришло это в голову?».
Морган кивнул. Он стоял, опершись о притолоку открытой двери--воротник пиджака поднят, лицо повернуто в сторону.
-- Да, да, конечно же. Вы правы, вы абсолютно правы. Все кончено. Вопрос только в том, кто такой этот Мюррей и зачем кому-то понадобилось его убивать?
--Почему его убили, лично мне неизвестно, а вот чтобы понять, кем он был, вам надо было бы услышать обо всем, что произошло сегодня вечером. Причем в подробностях. Но это очень долгая история, а мне совсем не хочется ее пересказывать. Во всяком случае, сейчас. Хотя ... хотя, знаете, кое-что об этом вам, пожалуй, следовало бы знать уже сейчас.
Морган автоматически сунул руку во внутренний карман пиджака, достал оттуда фляжку с виски, сначала отхлебнул из нее сам, затем протянул Шону Винсону.
--Угощайтесь, пожалуйста. Итак, я весь внимание.
--Понимаете, дело в том, что мой старик, ну, знаете, епископ ... Так вот, ему почему-то показалось, что вы и есть тот самый убийца. Или, по крайней мере, весьма подозрительный тип ...
Моргана почему-то это совершенно не удивило. Во всяком случае, даже если и удивило, то он никак это не показал. Только сделал глубокий выдох, как будто наконец-то ему показали конкретные факты.
--Ах вон оно что! Да, собственно, чего-то в этом роде я и ожидал. Ведь рано или поздно кому-то это обязательно, ну просто непременно должно было прийти в голову, а если так, то почему бы не вашему отцу? Я видел это по его внешнему виду, по тому, как он смотрел на меня. Вот только так и не понял, с чего бы это? Почему?
--Прежде всего из-за того самого следа туфли, помните? Оставленного туфлей Кена Хагена на еще влажной земле прямо возле боковой стороны дома. Так вот, именно этот след и навел тогда отца на мысль, что вы, явившись в «Калиновэ», с це-
лью украсть эти туфли, воспользовались для этого секретным проходом в Дубовой комнате. Но, обнаружив, к своему глубочайшему удивлению, там кого-то спящего, разыграли эту комедию с полтергейстом. Что, по всеобщему признанию, вы проделали просто мастерски.
--Боже праведный!--произнес Морган, недоуменно почёсывая затылок.--А знаете, такое предположение, признаться, мне никогда даже в голову не приходило. Я имею в виду, насчет кражи старых, никому не нужных туфель. Хотя что касается всего остального, то да, думал. И даже ожидал что-то в этом роде.
--Само предположение конечно же было неверным с самого начала, что наглядно подтвердил сегодня не кто иной, как сам Милани. Эти туфли понадобились именно Хиллу для его запланированного маскарада с одеждой и гримом.
Я собственными ушами слышал, как Милани говорил об этом. А потом Хилл, скорее всего, спрятал эти туфли где-нибудь наверху, потому что не мог сжечь их, и, значит, сейчас они все еще находятся в доме. Однако мой старик предпочел пойти другим путем и придумал довольно правдоподобную версию, доказывающую, что вы не могли знать ни о присут-
ствии викария в доме, ни о том, что там в это время происходило. Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения. Нам всем прекрасно известно, что к тому якобы полтергейсту лично вы не имеете никакого отношения ...
Морган заметно нахмурился.
--Извините, но я имел самое непосредственное отношение к тому якобы полтергейсту,--возразил он.-- В том-то все и дело. Вы хотите сказать, что не нашли никаких зацепок, которые я, к вашему сведению, специально оставил? Да, именно это меня больше всего и волновало. В тот момент мне очень хоте-
лось полностью соответствовать былой традиции, ну и к тому же, признаться, во мне уже сидело бог знает сколько весьма крепких коктейлей, наверное, именно поэтому я и «забыл», маленькую красную записную книжечку, на которой стояли мои инициалы. Ведь надо же, черт побери, дать поработать и поли-
цейским ищейкам!--Он на секунду задумался, затем, слегка усмехнувшись, добавил.
--Пусть наглядно всем покажут, что не зря едят государственный хлеб.
--Вы хотите сказать ...
--Потом, когда я вспоминал все это, у меня, конечно, возникали определенные не совсем приятные ощущения.--Морган досадливо стукнул ладонью по косяку двери.--Так называе-
мые наказания детства. Иногда мне даже хочется вот так же, но только изо всех сил ударить самого себя! .. Когда все это случается не мысленно, а вполне реально, то становится совсем не смешно. А вот к полтергейсту я имел самое непосредственное
отношение, это уж точно. Хотя в остальном вы правы, вы абсолютно правы: я на самом деле не знал, что в той комнате спал наш викарий. Не знал даже, что в доме тогда вообще кто-либо был!--Он, отвернув голову чуть в сторону, немного помолчал, видимо заново переживая случившееся. Затем снова повернулся, с виноватым выражением лица.--Вообще-то, честно говоря, та, признаюсь, не совсем удачная демонстрация предназначалась для вашего отца ...
Дело тогда обстояло приблизительно
следующим образомю У меня есть привычка каждый вечер перед сном проходить пешком около шести миль, но вчера, совершая привычный моцион, посреди пути я неожиданно оказался застигнутым этой чертовой бурей и в результате не имел какого-либо достаточно убедительного алиби, к своему глубочай-
шему сожалению. Но, как мне стало известно, епископ тогда находился в поместье, а он, благодаря своей увлеченности различного рода детективными историями, всегда любил меня хоть в чем-нибудь да подозревать. Так вот, в ночь полтергейста я воз-
вращался с моей обычной прогулки. Чтобы сократить путь, решил пройти через парк и, вдруг заметив, как в Дубовой комнате зажегся свет, решил попробовать воспользоваться этим благоприятным обстоятель ством в своих собственных интересах. Ведь в Дубовой комнате никто не жил и, как правило, никогда не останавливался даже на одну ночь, а епископу история с привидениями была прекрасно известна. Поэтому я тайком прокрался через боковую дверь для слуг, наткнулся на старину Кнола и спросил его, где остановился на ночь его преподобие.
«Как ни странно, но, знаете, он решил провести эту ночь в Дубовой комнате»--с готовностью ответил Кнол. -- Морган снова помолчал, слегка поправив криво сидящие очки.--О чем я тогда, собственно, думал? Да ни о чем! А если и думал, то скорее
о необычности ситуации ... Но чем больше размышлял об этом, тем больше мне нравилась сама идея. Я вернулся домой и вместе с Мад выпил несколько бокалов их великолепного коктейля. Но эта мысль уже не выходила у меня из головы. Ну а остальное вам, думаю, известно.
Он подошел, медленно опустился на верхнюю ступеньку лестницы. Снова чуть помолчал, а затем вдруг сказал.
--К тому же я собственными глазами видел в тот вечер Милани. Как он спускался по холму к гостевому домику. Именно так утверждал и сам епископ, но ведь я не мог сказать об этом полковнику, так ведь? А епископу почему-то тогда никто не поверил, ну, отсюда все и началось.--И Морган выразительно ткнул указательным пальцем в сторону лужайки.

Луна продолжала постепенно и неуклонно подниматься вверх по темному небосклону, уже чуть ярче освещая мрачные деревья парка. Лужайку начала окутывать мистическая дымка--похоже, неотвратимо наступал час самоубийц и черного отчаяния тех, кто по тем или иным причинам не мог уснуть. Шон Винсон тоже начал чувствовать смутное, ничем не объяснимое беспокойство: ведь люди из поместья «Калиновэ» должны были бы давным-давно здесь появиться. Интересно, лично мне казалось, что эти громкие выстрелы должны были бы разбудить всю округу,--задумчиво произнес он.--Почему же здесь до сих пор никого нет? Почему нам приходится сидеть тут и как бы сторожить остывающие трупы этих бедолаг?
--Мад!--неожиданно громко произнес Морган,
вскинув голову вверх.--Боже мой, она ведь наверняка слышала их не хуже, чем мы! И будет рисовать себе картины, как я ...--Он резко вскочил со ступеньки.-- Нет, нет, так дело не пойдет! Послушайте, долг или не долг, но мне прежде всего надо немедленно вернуться к себе... хотя бы всего на несколько минут... и известить Мад, что со мной все в порядке!
Не беспокойтесь, я вернусь минут через пять, не позже. Надеюсь, возражать не будете?

Шон молча кивнул, хотя при этом более всего на свете хотел, чтобы здесь как можно скорее оказалось множество очень шумных и по-настоящему разговорчивых людей. Чтобы они осветили фонарями все вокруг и наконец-то убрали бы отсюда жертв охоты этого чудовища-снайпера! Пока Морган уда-
лялся по зеленой, покрытой мглой лужайке, Шон подошел к пятну света, пробивающемуся из холла через открытую дверь, и встал прямо в самый его центр. По идее, ему надо было войти в дом и включить там все лампы. Кроме того, на улице ста-
новилось все холоднее и холоднее--он даже отчетливо видел, как при дыхании из его рта вылетает облачко пара.
Не без некоторых колебаний он все-таки вошел в холл. Там было еще страшнее и неприятнее, чем днем: протертые чуть ли не до дыр желтые половики, черные портьеры, темная мебель с кисловатым запахом застарелого полироля, допотопная переговорная труба на стене у самой двери. Зато теперь Шон понимал
все уже значительно лучше. Дом был пустым не только сейчас, он был пуст всегда! Похоже, в общепринятом смысле слова старый Хилл здесь вообще никогда не жил. Для него это было
просто место, где он надевал одну из своих масок, не более того. Причем наверняка с поистине сатанинским удовольствием!
Только представить себе, как он спускается по этим ступенькам в своем высоком накрахмаленном воротничке--эдакий седовласый сатир, время от времени властно, по-хозяйски поглядывающий через перила... Бр-р-р, от одной только мысли об этом
невольно становилось немного жутковато. Интересно, убрали ли уже его труп из кабинета? Вообще-
то должны. Во всяком случае, днем все об этом говорили как о чем-то само собой разумеющемся. Впрочем, не желая даже думать об этом, Шон Винсон, скорее автоматически, поступил так, как они с инспектором Скоттом и Морганом поступили совсем недавно, когда впервые оказались внутри дома,--
подошел к двери на правой стороне и осторожно заглянул в комнату, где тогда прятался тот самый снайпер.
Электрического света там не было, но Шон Винсон даже и не попытался зажечь хотя бы газ. Нет, он предпочел воспользоваться зажигалкой, но, как и раньше, в ее слабом колеблющемся свете толком ничего так и не разглядел. Унылое место без мебели и обычных домашних украшений, место, которое когда-то, очевидно, было гостиной или чем-нибудь в
этом роде ... Но при этом довольно чистая и по-своему даже ухоженная комната. Практически голый деревянный пол с остатками лака по краям. Никаких отпечатков обуви и никаких признаков того, что ответные выстрелы инспектора Скотта ранили или, по крайней мере, зацепили снайпера. Хотя
каминная полка была в нескольких местах продырявлена пулевыми отверстиями, а одна из них даже вдребезги разбила висящее над нею зеркало.
Никаких следов, кроме почти выветрившегося запаха пороха и разбросанных у окна осколков
оконного стекла. Под его ногой вдруг громко скрипнула одна из половых досок. Очевидно, со временем несколько усохла и расшаталась. И
практически сразу такой же, только намного более сильный скрип раздался где-то в глубине дома. Дунув на пламя зажигалки, Шон резко обернулся, прислушался: да, точно--по дому явно кто-то ходил. Угадать точное направление, откуда именно доносились эти слабые звуки, казалось, было практически невозможно. Откуда-то сверху? Сбоку? Откуда?! Сейчас он, наверное, не очень удивился бы, если бы в комнате вдруг появился ... сам Бен Хилл. Или его призрак... Но ему тут же пришло в голову совершенно иное объяснение. Ведь ничто не доказывало, что убийца на самом деле скрылся из дома! Ни они сами, ни кто другой этого не видел. До них донесся только стук входной двери, только
и всего. Ну а если снайпер по-прежнему находится здесь, в доме, то уж пара пуль у него наверняка еще осталась.
--Доброе утро,--неожиданно прервал его размышления чей-то голос из темной глубины холла.-- Ну и как вам нравится ваше занятие?
Шон Винсон тут же узнал этот голос, равно как и тяжелую поступь медленно приближающихся шагов. Он узнал бы их в любом месте и в любое время. и вздохнул с огромным облегчением. Это были голос и шаги князя Чамака. Хотя голос был почему-то несколько иным--в нем уже не слышалось  вечно сердитой и даже агрессивной ворчливости; кроме того,
теперь в нем отчетливо прослушивалась некая горечь, которую мало кому из людей вообще когда-либо доводилось слышать. Опираясь на трость и тяжело дыша, как буд-то ходьба доставляла ему ни с чем не сравнимые трудности, Чамак появился из-за угла лестницы. Бледный, без шляпы, с накинутым на плечи шерстяным клетчатым пледом и непривычно растрепанными волосами. А проницательные ма-
ленькие глазки, необычно изогнутая линия загнутых усов как бы специально указывали на нечто вроде
свойственной только ему одному усталости.
--Да знаю я, знаю,--тяжело вздыхая, проворчал он.--Наверняка хотите поинтересоваться, что я здесь делаю. Что ж, охотно вам отвечу. Что я здесь делаю? Самого себя проклинаю.--Последовала долгая пауза, во время которой глаза Чамака сначала медленно проследовали вверх по лестнице, а затем назад, вниз и на Шона Винсона.--Вообще-то... Скажи они мне о том тайном проходе в Дубовой комнате раньше, то ко-
нечно же... Ладно, бог с ними! Сам виноват. Надо было самому все внимательнейшим образом просмотреть. И предусмотреть!--добавил он, громко стукнув концом трости об пол.--Я сам допустил, чтобы так случилось! Да, я сам поощрял это, причем делал это вполне сознательно, чтобы облегчить доказательство своей правоты в столь запутанном деле, но никогда
даже не предполагал, что может случиться такое! В мои намерения входило лишь устроить приманку, ну а уж затем.--Его голос стал еще ниже.--Что ж, надеюсь, такое больше не повторится. Никогда! Хватит. Даже один раз остаться в дураках для меня и то слишком много.
--Скажите, а вам не кажется, что в общем-то Милани получил вполне по заслугам?--не без умысла поинтересовался Шон.
--А знаете, мне тут, сам не знаю почему, пришла в голову интереснейшая мысль о смысле правосудия,-- как бы не слушая его, произнес Чамак.--Или, скорее, о том, что образует смысл правосудия, и других тому подобных вещах, которые, по сути, являются понятиями ничуть не менее относительными, чем весьма беспредметный спор о том, сколько ангелов
сможет станцевать на головке дамской булавки. И представляете? Это оказалось для меня неразрешимой. Я так и не смог решить, что делать дальше. И вот новое развитие событий.--Он как бы нехотя ткнул тростью в сторону открытой двери.-- Новое развитие событий почти решило мою проблему! Хотя лично мне это, признаться, не доставляет ни ма-
лейшего удовольствия. Лучше бы оно ее не решало. Вообще никак не решало! Более того, я всячески старался этого не допустить. Вам, например, известно, что я для этого делал? Неподвижно сидел на стуле в холле второго этажа поместья
«Калиновэ». После того, как все остальные отправились в свои спальни на покой. Сидел и, не отводя взгляда, смотрел в проход к спальням, где, полагаю, располагалась её спальня. И почему-то ничуть не сомневался: дождавшись, когда все в
доме заснут, этот человек спустится по лестнице вниз и направится на встречу с нашим Милани. И если бы мне довелось увидеть его чуть раньше, то я точно знал бы, что мои предположения верны, и я смог бы перехватить его, и тогда... Тогда все могло бы быть совсем иначе.--Он прислонился к боковой стойке лестницы и, чуть поморгав глазами поверх
узеньких очков, продолжил.--Однако тогда я еще ничего не знал о существовании того тайного прохода в Дубовой комнате, через который можно никем не замеченным выйти из дома наружу.
Вот через него-то этот человек и вышел. Через тайный проход, но, увы, не мимо меня! Сделать это, оказывается, очень и очень легко: сначала пройти буквально несколько метров из одной комнаты в другую, а затем оттуда вниз по лестнице прямо во двор. Причем все это время я, сидя там, ни-
чего не подозревал и терпеливо ждал вплоть до момента, когда здесь раздались громкие выстрелы ...
--Ну и?
--Комната этого типа оказалась пустой. А вот дверь в Дубовую комнату напротив была чуть приотворена, и там на самом краешке каминной полки стояла оставленная кем-то догорающая свеча ...
--Эту свечу оставил там мой отец,--перебил его Шон.--Когда они обследовали ...
--Да, да, ее действительно зажгли несколько раньше,--подтвердил Чамак.--В ожидании чьего-то возвращения. Когда мне на глаза попалась эта спрятанная за обшивкой дверь ...
В поведении доктора вдруг появилось что-то заметно необычное и даже странное: он начал говорить и говорить, будто хотел многословно объяснить что-то ... Но не Шону Винсону, который был ему нужен скорее только как какая-то «ширма»,
а кому-то другому, тому, кто незримо присутствовал где-то рядом.
--Скажите, а почему вы все это рассказываете именно мне?--мало что понимая, спросил его Шон.
--Потому что убийца туда не смог вернуться,-- ответил Чамак. При этом он то ли случайно, то ли вполне намеренно повысил голос, и он громким эхом про катился по всему холлу.--Потому что я стоял у выхода из этого тайного прохода и ждал, пока там не появился инспектор Скотт и не сообщил мне о том, что здесь произошло. Таким образом, убийца просто не мог туда вернуться! Он был практически
лишен возможности попасть в дом, поскольку все двери и все окна нижнего этажа были крепко-накрепко закрыты. Точно так же, как всего двадцать четыре часа тому назад туда при всем желании не мог войти Хилл.
--Да, но тогда ...
--Сейчас все обитатели дома уже на ногах, и буквально через несколько минут всем станет ясно, что в одной из спален никого нет. Она пуста! Кстати, инспектор Скотт уже знает об этом. Равно как... и кое-кто еще. Более того, несколько человек
с фонарями и лампами уже приступили к прочесыванию местности вокруг дома. Убийца скрывается либо там, либо,--в его голосе зазвучали зловещие нотки,--либо где-то здесь!--Он
снял руку с боковой стойки лестницы, выпрямился, кивнул вверх.--Ну так как, пойдем посмотрим там, наверху?
Чуть помолчав, Шон тихо сказал.
--Да, да, вы правы, сэр, конечно же правы. Но ... но, полагаю, инспектор Скотт успел предупредить вас, что этот парень настоящий снайпер. Стреляет без промаха и, боюсь, до сих пор вооружен.
--Да, успел. Именно потому, что в данный момент он вполне может находиться где-то здесь, поблизости от нас, и слышит меня, я и обращаюсь к нему: «Опомнитесь! Ради всего святого, не совершайте эту глупость! Вас загнали в угол. Если вы
сделаете это, вас ждет только виселица. Пока еще у вас есть определенные оправдания, но, как только вы убьете полицейского, ждать вам будет просто нечего!».
Чамак уже начал подниматься вверх по лестнице. Он двигался медленно, мерно дыша и методично постукивая тростью по ступенькам--тук-тук-тук..
.--Не волнуйтесь, друг мой, я совсем не собираюсь разыскивать этого человека,--заметил он через плечо.--Мы с вами всего-навсего пройдем в кабинет и там подождем. Секундочку, сейчас я включу тут свет.
Когда наверху раздался сухой щелчок выключателя, Шон Винсон почувствовал, как у него сильно заколотилось сердце. И хотя верхний холл был абсолютно пуст, ему показалось, что где-то в глубине дома снова раздался противный скрип половиц.
Тук-тук-тук--мерно постукивала по полу трость Чамака. А его туфли при каждом шаге поскрипывали. Шон отчаянно пытался придумать что-нибудь спасительное, но не мог. Чамак произносил слова медленно, размеренно, мягким, успокоительным тоном, делая до странности правильные логические ударения. Очевидно, пытался выманить убийцу на свет божий. В тот момент его вполне можно было
сравнить с человеком, который старается достать очень нужную ему вещь из осиного гнезда. А дом, казалось, продолжал прислушиваться. Если убийца все еще здесь, он наверняка слышал, как его слово за словом лишали последней надежды незаметно скрыться с места преступления, а каждый удар тро-
сти Чамака об пол, очевидно, звучал для него как очередной гвоздь, забиваемый в ...
Честно говоря, если Шон чего-то и ожидал, то прежде всего получить пулю! Поскольку совершенно не верил, что вооруженный снайпер может вот так взять и сдаться. Без борьбы. Но тем не менее, хоть и обреченно, следовал за Чамаком.
--Скажите, князь, а вы уверены, что будете в состоянии доказать вашу версию?--на ходу спросил он.--Уверены, что убийце нет смысла даже пытаться не признать свою очевидную вину?
--Нет, не уверен. Совершенно не уверен.--Чамак, не останавливаясь, сделал шаг внутрь кабинета, немного там постоял, вглядываясь в темноту, затем поднял правую руку и щелкнул выключателем.
Кабинет выглядел точно так же, как и раньше,-- вот только тело убитого Хилла унесли. Яркий свет низко свисающей с потолка лампы оставлял большую часть комнаты в тени, однако все равно было видно, что все стулья стояли на своих местах, а накрытый салфеткой обеденный поднос по-прежнему красовался на боковом столике вместе с вазой, из которой выглядывали уже увядшие розы.
Чамак внимательно огляделся вокруг. Дверь на балкон с ее стеклянным верхом была по-прежнему плотно закрыта. Какое-то время он стоял совсем неподвижно, будто задумавшись. Затем медленно подошел к одному из окон.
--Да они здесь,--сказал он.--Инспектор Скотт и его люди. Видите свет фонариков вон там, внизу, среди деревьев. Видите? У одного из них в руках, кажется, очень мощный мотоциклетный фонарь. Да, похоже, эту часть парка они уже полностью
прочесали, но убийцу так и не нашли и теперь возвращаются сюда.
Все, больше сдерживаться Шон Винсон уже был просто не в состоянии! Он резко повернулся к Чамаку и чуть ли не закричал.
-- Ради всего святого, вы обязаны, просто обязаны немедленно, не сходя с места, сказать мне-- кто это? Кто ...
За окнами неожиданно мелькнул луч белого света, и почти одновременно снизу донеслось чье-то громкое восклицание, за которым последовали не менее громкие крики и топот множества ног. Чамак неторопливо повернулся к закрытой двери и
концом трости ткнул в ее верхнюю стеклянную часть.
--Друг мой, вам лучше войти внутрь,--мягко произнес он.--Все закончено. Они вас заметили.
Ручка двери медленно начала поворачиваться, затем, как бы в нерешительности, остановилась. В верхней части двери чуть звякнуло стекло, и через него прямо на них уставилось длинное пистолетное дуло, однако это не заставило Чамака даже пошевелиться. Он просто стоял на месте, глядя
на чей-то расплывчатый силуэт за стеклом.
--На вашем месте я бы даже не пытался,--мягко посоветовал он.--Надеюсь, вы в курсе дела, что пока у вас еще остается шанс остаться в живых. Ведь после громкого дела с женщиной-убийцей все пришли к молчаливому соглашению, что женщин вешать будут только при возникновении особо отягчающих об-
стоятельств. Коих в вашем деле, насколько мне известно, пока еще нет.
После этих доброжелательных слов стальное дуло, чуть неуверенно покачавшись, резко опустилось вниз, будто державшая его рука вдруг ослабла. Дверь дрогнула, сначала только слегка подалась вперед, затем широко открылась. Она была очень бледна. Настолько бледна, что плотно сжатые губы на ее лице по контрасту казались чуть ли не синими. А ведь буквально совсем недавно ее широко расстав-
ленные голубые глаза казались весьма решительными, не как сейчас... полными страха и смертельного отчаяния. Лицо же стало вдруг каким-то старым-престарым, подбородок заметно дрожал.
--Ладно, сдаюсь. Ваша взяла,--тихо произнесла Сандра Хилл. Пистолет системы «Маувзер» выпал из ее руки в желтой резиновой перчатке и с громким стуком упал на пол. Чамак, проявив совершенно неожиданную для его возраста и комплекции проворность, подскочил к ней и успел вовремя
подхватить потерявшую сознание девушку на руки.










           Г Л А В А 10

Эта история, судя по всему, рассказывалась, пересказывалась и повторялась уже далеко не один раз. Причем наверняка в самых различных--вполне вероятных, маловероятных и даже невероятных-- версиях. Ее неоднократно, широко обсуждая, публиковали в популярных изданиях, резко осужда-
ли в женских журналах, упоминали в проповедях, молитвах и, само собой разумеется, передавали в сплетнях всех мастей и видов. Сандра Хилл--девушка, настоящее имя которой было совсем не Сандра Хилл и которая не состояла ни в каком в родстве с убитым ею человеком,--сама поведала миру эту весьма печальную историю всего за неделю до того, как
добровольно приняла смертельный яд в знаменитой бристольской тюрьме Хорфилд. Очевидно, именно поэтому Чамак до сих пор продолжает категорически настаивать, что это дело было, увы, далеко не самым лучшим.
--В этом-то, собственно, и заключалась вся его суть,--обычно говорил он.--В том, что девушка была не его дочерью, а любовницей. В течение тех двух лет, которые он провел в Америке. Именно в этом кроется объяснение, о котором я более-менее отчетливо начал догадываться только ближе к концу всей совсем не веселой истории. Причем учтите: на основании уже имевшихся у нас свидетельств можно было бы с
самого начала без особого труда вычислить ее в качестве возможного убийцы, но мотивы... меня поставили в тупик ее возможные мотивы!
Сейчас же у нас имеется практически готовый ответ, судя по всему достаточно адекватно отвечающий как характеру самого старины Хилла, так и ее собственному. Видите ли, она оказалась чуть ли не единственной на всем белом свете женщиной, которой не на словах, а на деле удалось не только привлечь, но и все это время удерживать его абсолютное внимание и привязанность. Когда же Хиллу со временем окончательно надоело убийствами и прочими уголовными деяниями делать грязные деньги в Соединенных Штатах и он твердо ре-
шил бросить это занятие, переехав в Англию и начав там новую жизнь в качестве совершенно нового человека, то, естественно, взял с собой и эту очень близкую ему девушку. Кстати, именно она и была той самой «дамой с великосветскими манерами», о которой, если помните, в свое время упоминал Милани.
Полагаю, кое-что в ее чистосердечном признании можно, как принято говорить, прочитать между строк. По ее словам, первоначально в планы Хилла входило-- конечно, после того, как ему удастся утвердить себя в новой стране в качестве вполне интеллигентного и законопослушного гражданина, --представить ее всем как свою законную жену, однако всему этому, как нередко бывает, помешала нелепейшая случайность.
Она говорит, что в своем безудержном стремлении достичь желаемой респектабельности Хилл просто-напросто чересчур перестарался. Когда он почти заканчивал подготовку необходимых финансовых документов для покупки своей доли акций в той самой издательской фирме, при этом даже не упоминая о
своих «домашних» делах, их с Сандрой совершенно случайно увидел в лондонском отеле Г.Р. Уилсон. Помните, когда она представлялась нам его дочерью, то тоже рассказала нам нечто подобное. Тогда, сильно смутившийся от столь неожиданной
встречи и испугавшись, что его совместное проживание в отеле вместе с молодой красивой девушкой без обручального кольца на пальце, да еще в столь критический момент, может серьезно
повлиять на его репутацию, Хилл растерянно пробормотал что-то о своей дочери. Ну а впоследствии у него уже не было иного выхода, кроме как придерживаться этой совершенно неудобной, но, к сожалению, единственно возможной в тех условиях версии. В силу чего, во избежание какого-либо скандала, девушке, само собой разумеется, пришлось временно проживать за границей. Ведь если бы они продолжали жить в одном доме, то рано или поздно их чувства наверняка возобладали бы над здравым смыслом, и тогда ... тогда на это вполне могли обра-
тить внимание другие. Ну, скажем, слуги ... Размеры разразившегося общественного скандала в таком случае было бы трудно даже предугадать. Представляете: «отец заставляет собственную «дочь» заниматься с ним любовью?! Да по сравнению с этим все его остальные преступления показались бы не более чем невинными детскими забавами.
Это, как я уже говорил, ее версия. С ней конечно же вполне можно и согласиться, однако, как мне представляется, Хилл был слишком осторожен и достаточно дальновиден, чтобы позволить простой случайности, такой, как, скажем, неожиданная
встреча в отеле, заставить его тупо следовать идиотской и, главное, потенциально еще более опасной линии поведения. По-моему, Хилл специаль но поставил девушку в такое положение, чтобы поскорее избавиться от ее постоянного присутствия
и иметь совершенно необременительную возможность время от времени, правда не слишком часто, забывать о своей роли «добропорядочного сельского джентльмена» и наносить ей чисто любовные визиты в другом городе другой страны. Отсюда и
квартирка в Париже, предполагаемая дама-компаньон, которой, само собой разумеется, никогда и в помине не было, ну и, конечно, вся эта трогательная история о ее прошлой жизни.
Судя по всему, Хилл на самом деле искренне верил в свою способность полностью вжиться в свой новый образ «добропорядочного сельского джентльмена» и при этом не видел особой
необходимости убирать ее из своей жизни. Ему казалось, его план безупречен. Он ведь на самом деле уже полюбил тихие, полные внутреннего благородства научные занятия, мечтал о
будущих свершениях, а ее нынешнее положение в качестве любовницы, живущей в близкой, но другой стране, позволяло ему видеться с ней, когда ему было угодно, и заниматься своими делами без каких-либо помех или претензий с ее стороны. Соб-
ственно, в этом-то и заключался настоящий, истинный характер старины Хилла.
Впрочем, довольно скоро новая жизнь ему, как того и следовало ожидать, тоже изрядно поднадоела. Возможно, по той простой причине, что окружавшее его общество сделало ее для него достаточно, мягко говоря, неудобной. Его там откровенно недолюбливали, не принимали в свой круг, к нему не относились как к своему и, значит, фактически лишали его ощущения собственной власти и всесилия, к которым он не только сильно привык--буквально «сросся» за последние годы жиз-
ни в Америке. Более того, ему все время давали понять, что его терпят только из-за значимости и прибыльности его законного издательского бизнеса. Вот откуда вспышки его необузданного гнева и регулярные запои!
Дело дошло до того, что он в конце концов решил на все плюнуть, уехать из страны и в очередной раз начать новую жизнь среди новых людей. Будет по-прежнему поддерживать определенный уровень респектабельности и возьмет девушку с собой в качестве либо «законной жены», либо «многолетней
любовницы». Но тут все его вроде бы безукоризненно продуманные планы оказались полностью разрушенными в результате двух совершенно неожиданных осложнений: на его горизонте внезапно появился Милани, а девушка «безумно и вполне искренне», во всяком случае, как она сама утверждала, влюбилась в Кена Хагена.

Настоятельно рекомендую вам внимательно ознакомиться с ее исповедью. Забавный, должен заметить, документ, забавный. Эдакая гремучая смесь ненавязчивой искренности, откровенного цинизма, юной наивности, довольно взрослой
зрелости, махровой лживости и просто потрясающих всплесков дичайшей риторики! В течение всего периода их близких отношений с Хиллом она ухитрилась практически одновременно испытать по отношению к нему острые чувства ненависти, любви, презрения и восхищения. К этому можно без
сомнения добавить ее потрясающее умение искусно скрывать отсутствие какого-либо образования и прекрасный вкус, которого совершенно не было у Хилла.
Время от времени ему все-таки приходилось приглашать ее провести неделю-другую в Лондоне и, естественно, в поместье «Калиновэ», где все без исключения относились к ней, к ней, а не к Бену Хиллу, весьма благосклонно и где довольно скоро в нее влюбился Кен Хаген. По ее словам, она тоже «влюбилась в него без памяти». Я до сих пор помню один из пассажей ее признания: «С ним было очень удобно. Именно такой мне и был нужен, с которым по-настоящему спокойно и комфортабельно, с которым не приходится «уживаться, как лед и пламя». Именно такой она и осталась в моей памяти: пре-
дельно спокойная, рассудительная, вызывающая ощущение абсолютной искренности.

Как бы там ни было, но ей вдруг представилась поистине уникальная возможность, которой было бы просто грех не воспользоваться на все сто процентов. Для Хилла она должна была открыто посмеиваться над возникшей «новой страстью», а тот в свою очередь наверняка будет ее одобрять и даже всячески поощрять, поскольку это позволит ему достойно ото-
мстить людям, столь открыто третировавшим его. Кроме всего прочего, Хилл уже серьезно подумывал о том, чтобы уже в самое ближайшее время вместе с Сандрой--давайте пока называть ее именно этим именем--уехать из Англии в какую-нибудь другую страну, против чего она, кстати, совершенно не возражала.
«Но до этого ты должна всячески поощ-
рять его ухаживания,--наставлял ее Хилл.--Обручись с ним! Изображай свое долгожданное огромное счастье и открыто демонстрируй это прямо перед их мерзкими рожами!» Одна мысль обо всем этом доставляла ему нескрываемую радость
предвкушения триумфальной победы. О месть, эта сладкая, сладкая месть! 
Затем, когда новости о состоявшейся помолвке будут официально объявлены, он сам доведет до всеобщего сознания истинное положение дел и, торжественно откланявшись, с довольно-иронической улыбкой покинет их вместе со своей невестой. И если у кого-либо из вас найдется более эффектив-
ный способ сделать посмешище из людей, которых вы ненавидите всей душой, то я готов и с превеликим удовольствием, и с чувством глубочайшей приэватель ности выслушать его.
Хотя при этом, справедливости ради, следовало бы сразу же отметить: план этот был слишком уж совершенен, чтобы его можно было бы практически реализовать. И главным препятствием стала сама Сандра, которая была категорически против этого .
-- По какой причинен--можете спросить вы. По самой банальной: она очень, очень хотела забыть свое далеко не безупречное прошлое и стать миссис Кен Хаген, но для этого ... для этого ей надо было прежде всего избавиться от мистера Хилла. Иначе говоря, убить его!
Но ведь одного желания и твердой, пусть даже самой твердой решимости, хотя без них в таких случаях тоже вряд ли можно на что-либо рассчитывать, для этого было явно мало,
поэтому девушка, похоже, срочно начала внушать себе, что ее совершенно не понимают, что к ней относятся как к никому не нужной вещи, что это унижение человеческого достоинства, ну
и все такое прочее. И внушала до тех пор, пока искренне не поверила. А затем ... Ну а остальное было делом техники. Кстати, в своей исповеди она отнюдь не без гордости сообщает, с какой
точностью и мастерством спланировала свои дальнейшие действия.
А действовать надо было немедленно, ибо Милани был уже здесь, а он представлял серьезнейшую угрозу не только для Хилла, но и для Сандры тоже. Совершенно случайно столкнувшись с Хиллом в лондонском отеле, Милани, ко-
нечно, вряд ли знал или хотя бы догадывался о том, что бывшая любовница его американского друга выступает здесь в качестве его дочери. И тем не менее Хилл сразу же решил убрать его со своего пути. Во-первых, он мог помешать ему достойно осуществить его месть этому надменному обществу--
дать возможность Сандре обручиться с ее ухажером Кеном Хагеном, а затем сделать из них всех посмешище. Но главное же--по причине того, что, рано или поздно узнав обо всем этом, Милани стал бы, как ненасытная пиявка, шантажировать его. Везде и повсюду! И никогда бы не оставил его в
покое! Короче говоря, он превратился в досадную помеху. Совсем как прыщ на самом неудобном месте. А с неудобными помехами Хилл привык разбираться быстро и радикально.
Сандра полностью одобрила его план, но при этом одновременно готовила другой, свой собственный. Ведь Милани мог быть смертельно опасным и для нее лично! Ее переписка с Хиллом носила, мягко говоря, весьма личный характер и включала в себя детали плана убрать Милани. Хилл уничтожил все письма, которые она прислал а ему, однако в ее парижской квартире оставались все те, которые он прислал ей. Причем в одном из них, датированном всего двумя днями раньше убий-
ства, он открытым текстом сообщает, что подготовил «все необходимое» и «договорился о встрече в пятницу вечером в уединенном месте у реки».
Всех деталей, полагаю, Сандра не знала, зато к этому времени уже успела довести себя до такого исступленного состояния, когда физическое избавление от «этого монстра Хилла» искренне казалось ей поистине бесценным подарком всему
человечеству. С чем в принципе трудно не согласиться. Хотя в эмоциональном плане она, безусловно, несколько переиграла, нарисовав ту самую карточку Таро с восемью крошечными
мечами.
Вот что-то приблизительно вроде этого Чамак рассказывал каждому, кто просил его объяснить, как это ему удалось разобраться во всей этой весьма запутанной истории и довольно быстро вычислить преступника и его мотивы.
В последующем Шону Винсону приходилось терпеливо выслушивать самые различные детали этой истории: ведь она еще долго оставалась одной
из наиболее любимых тем для обсуждения в поместье «Калиновэ», где он, сделав официальное предложение Кэт Хаген и получив ее согласие, стал весьма частым и желанным гостем. Особенно после того, как все-таки выучил столь нужную фразу, ставящую его будущую тещу на место. По глубочайшему убеждению миссис Хаген, в кратких перерывах между слушанием новостей по радио и настойчивыми заверениями полковника, что для главы столь важного издательского бизне-
са состояние его ума вызывает самые сильные опасения и нуждается в срочном и кардинальном улучшении, ей было известно о коварных планах этой подозрительной Сандры Хилл практически с самого начала. Равно как и о том, что кругосвет-
ное путешествие ничего, кроме пользы, Кену не принесет. Такой «счастливый» конец, как вы, очевидно, заметили, вполне типичен для подобного рода историй. 
Впрочем, что касается конкретных объяснений, то больше всего Шону Винсону запомнилась беседа, состоявшаяся дождливым, мрачным днем в офисе Г.Р. Уилсона, когда они сидели вокруг весело потрескивавшего камина и внимательно слушали очередное повествование Чамака.
Последний, удобно откинувшись на спинку глубокого кожаного кресла, с явным удовольствием курил сигары, которые держались хозяином кабинета скорее для антуражной видимости, чем для практического использования. За окном мерно по-
стукивал дождь, чудь вдалеке, за его смутной пеленой, все еще достаточно четко виднелись контуры купола собора Святого Павла; огонь в камине был теплый и яркий, сигары--ароматные и вкусные; к тому же Г.Р., закрыв дверь в приемную, где сидел его секретарь, достал из высокого застекленного шкафа
бутылочку отменного шотландского виски, бокалы из тонкого стекла и расставил их перед гостями.
Присутствовал среди них и Генри Морган--он привез в Лондон совсем недавно законченную рукопись своей новой книги с многообещающим
названием «Отравление в графстве». А вот епископа, как ни странно, там не было. Чамак что-
то рассказывал в своей обычной неторопливой и полной многозначительных остановок манере, когда его вдруг вежливо, но твердо перебил сам Г.Р.Уилсон.
--Нельзя ли поконкретнее, князь? К чему так много второстепенных подробностей и мало кому нужных обобщений? Во всяком случае, в реальной детективной истории. Читатель не более чем мимоходом проскочит эту главу. Убедится, что от
него не скрывают важные факты, и тут же о ней забудет. Лучше расскажите нам, почему вы сразу же подумали, что виновата именно эта девушка. Если у вас имеются достаточно веские основания, то поделитесь ими и с нами, вашими верными дру-
зьями. Иначе ...
--Вот именно,--поспешил согласиться с ним Морган.--Ведь это всего-навсего детективная история, не более того. И касается в основном самых обычных, незначительных эмоций, более-менее непосредствен но связанных с актом убийства.
-- Заткнитесь!--строгим тоном оборвал его Г.Р.
Чамак, остановив задумчивый взгляд на кончике своей дымящейся сигары, произнес:
--Да, но тем не менее он абсолютно прав. Иначе все это не будет выглядеть достаточно достоверным. Как, например, если бы современный писатель ни с того ни с сего решил подвергнуть реальные мотивы совершенного преступления столь же детальному анализу, как и обстоятельства ранней жизни
Сандры среди полевых ромашек и одуванчиков или откровенно похотливые фрейдистские влечения, лежащие в основе непреодолимого желания какого-нибудь мужчины поцеловать домашнюю работницу.
Когда запрет болезненно ранит нежную душу человека, получается преотличный роман, когда же человек сам попирает какой-либо запрет, получается всего-навсего детективная история.
--Значит, все-таки русские!--заметил Г.Р.
--Так я и знал,--ворчливо произнес Чамак.--Чуть
что, значит, снова «эти русские». Их мне меньше всего хотелось бы обсуждать. После долгих и мучительных размышлений я пришел к выводу, что единственным правильным ответом любому, для кого во всем виноваты русские, и только русские, был бы немедленный и беспощадный удар в челюсть!
Кроме того, мне, мягко говоря, совершенно безразличны извечные душевные страдания и муки любого, повторяю, любого существа, чья фамилия оканчивается на «ов», а отчество на «ович». Не говоря уж о том, что, насколько мне известно из вашей литературы, эти люди совсем не человеческие существа в истинном смысле слова. О господи!--Чамак молитвенно закатил глаза к потолку.--Прости меня, грешного, за совершенно неумную и неуместную остроту. Впрочем, попробуйте вообразить себе загробную беседу между, скажем, Марком Твеном и Анатолем Франсом или кем-либо из знаменитых
русских, и у вас, возможно... только возможно ... появятся слабые проблески понимания того, что я мог иметь в виду. Хотя должен признать у нас, в России, во всём виноваты евреи.
Г.Р. недовольно хмыкнул:
--Вы сами, похоже, совершенно не понимаете, о чем говорите. Кроме того, не могли бы мы вернуться к теме нашего разговора? Речь идет о последней главе, и нам бы хотелось поскорей с ней закончить.
Чамак задумчиво наморщил лоб и молчал, словно он ещё находидся по ту сторону от Ла-Маша. Потом он заговорил.
--Самое интересное в деле об убийстве Хилла,--пробурчал он, предварительно взяв со столика свой бокал с виски и с явным удовольствием сделав из него большой глоток,--заключается в том, что данное явление можно понять, только если дать себе труд попробовать разобраться в значении соответ-
ствующих фактов.
Подозрение о том, кто мог совершить это убийство, возникло у меня задолго до моего личного знакомства с ним. В частности, первым фактом, который не вызывал ни вопросов, ни сомнений, было то, что убийца не мог быть из маленького сельского сообщества. Более того, он или она не
только не был одним из здешних, но и был посторонним лицом, судя по всему хорошо знавшим Хилла в его прошлой,  на тот момент времени нам еще неизвестной, жизни.
--Почему?
--Почему? Что ж, давайте начнем с неудачной попытки убийства Милани самим Хиллом. С того момента, когда мы, следуя нашей предыдущей логике, решили, что именно Хилл вышел тогда из дома в маскарадном костюме, а затем снова вошел в него через парадный вход. Тогда основная про-
блема заключалась в следующем: действовал ли Хилл вместе с сообщником, которого он тайком поместил в собственном кабинете, чтобы обеспечить себе алиби, или работал один, а некто Икс, совершенно неожиданно оказавшийся в кабинете с целью убить хозяина, стал помогать ему вводить в заблуждение всех остальных, когда увидел реальную возможность заполучить убедительное алиби для самого, или самой, себя?
А также имелись ли какие-либо свидетельства того, кем, собственно, был или был, этот наш Икс? Далее. Все явно свидетельствовало против того, что у Хилла был сообщник Ну для начала, а зачем ему, собственно, нужен был сообщник? Только для того, чтобы обеспечить себе алиби? Помещать в своем кабинете кого-то, кто не может активно показывать, что он там физически присутствует, не может служить реальным доказательством того, что он там был на са-
мом деле? Если бы Хиллу на самом деле нужно было алиби   его присутствия там именно в определенное время, он бы постарался найти такого сообщника, которы сделал бы что-то, что потом могло бы служить тому достаточно убедительным доказательством.  Ну, например, постучал бы на пишущеи машинке. Или хотя бы походил, подвигал кресло ... Но ничего этого не было. И какой тогда смысл в алиби, которое ничем не подтверждается, а всего лишь ставит его самого в зависимость от сообщника? Зачем, интересно, с кем-то делиться секретом, который требуется всеми силами сохранить в тайне?
Это так или иначе приводит нас ко второму и, пожалуй, самому существенному возражению. Хилл разыгрывал перед всеми определенную роль, и ему больше всего на свете не хотелось, чтобы хоть кто-нибудь догадался, кто он такой на самом деле, и что ...
--Минутку, минутку,--перебил его Г.Р.--я ведь и
раньше выдвигал то же самое возражение! Он никому не мог сказать ни кем был раньше, ни что собирается убить Милани. Такого человека у него тогда не было, да и доверять он никому не мог. Зато кто-то,--он бросил выразительный взгляд на Моргана поверх очков,--кто-то распустил слух о «невинной жертве», которую Хилл сумел уговорить побыть в его кабинете, чтобы помочь кое-кого разыграть. Ну а уж после этого «бедная жертва» уже не могла раскрыть заговор, не рис-
куя при этом поставить под удар правосудия прежде всего себя.
Чамак заметил его взгляд поверх очков на Моргана и тихо захихикал.
--Послушайте, хоть кому-нибудь из вас придет в голову считать Хилла способным на такое «правдоподобное» оправдание? Ну а в вашем благородном сельском сообществе, Морган,
кто-либо мог бы представить себе Хилла в роли легкомысленного и при этом полного благородства шутника? Любителя разыгрывать со своими соседями веселые, совершенно невинные спектакли? Ну, скажем, если бы он пришел с такого рода
предложением лично к вам, вы поверили бы в чистоту его намерений? Согласились бы помогать ему? Лично я, признаться, сильно сомневаюсь. Нет, нет, настоящее возражение заключается в той самой карте Таро. С восемью крошечными мечами.
Если вы верите в какого-то невинного сообщника, то как, интересно, собираетесь объяснить этот символ и, так сказать, фирменный знак убийцы? Откуда она там взялась? И для начала, зачем, для какой, собственно, цели этому невольному сообщнику вообще прихватывать ее с собой?
Ну ладно, вопрос о карточке, как таковой, мы более подробно рассмотрим чуть позже, а пока давайте для начала попробуем исходить из предположения, что у Хилла вообще не
было сообщника: а) потому что он ему был просто не нужен и б) потому что он в любом случае побоялся бы кому-либо доверить свои планы. Доказать такое положение я могу иным способом. В качестве доказательства этого у нас есть ваши свиде-
тельства, Г.Р.
--Совсем не хотел ими делиться,--заявил тот.--Но подумал, а вдруг это поможет вам что-нибудь придумать?--Он хмыкнул.
--Когда вы в тот вечер нанесли визит Хиллу, он испуганно вздрогнул от одного стука в дверь, еще даже не видя вас. Человек, ожидающий своего сообщника, обычно так себя не ведет. Это на него совсем не похоже. Пойдем дальше: он сначала вы-
нул свой ключ из кармана, чтобы открыть вам балконную дверь, а потом вы сами видели, как он положил его в тот же карман, после того как, выпустив вас, снова закрыл дверь.
Короче говоря, отправляясь убить Милани. Хилл намеревался выйти совершенно один, затем запереть за собой балконную дверь и взять ключ с собой.--Во время последовавшей небольшой паузы Чамак многозначительно постучал пальцами по подлокот нику кресла.--Для решения того, где лучше всего искать убийцу Хилла--того, кто незаметно проник в дом и ждал его возвращения,--имелось несколько относительно подходящих вариантов. Причем один
из них был настолько очевиден, что невольно казался по-своему комичным.
--Интересно ...
--Вот именно, интересно,--с готовностью согласился Чамак.--Убийца съел ужин Хилла!
Последовало долгое молчание. Затем Чамак покачал головой.
--Ну а теперь попробуйте внимательно вдуматься в поистине чудовищный и до крайности нелепый смысл этого несуразного факта. Покрутите его со всех мыслимых и не мыслимых сторон, прежде чем пытаться доказать мне, что убийцей был именно кто-то из вашего небольшого сообщества! Скажите,
может ли хоть кто-нибудь из вас представить, как полковник  Хаген, его супруга миссис Хаген, Кен Хаген Морган, назовите любого ... намереваясь убить Хилла, с аппетитом поедает в его кабинете вкусный ужин?  Или представьте  себе как кто-либо из них, желая по тем или иным причинам нанести старине Хиллу самый обычныи визит вежливости, не застает его дома, но при этом неожиданно натыкается на оставленный для него вкусный ужин! Нет, это не просто абсурдно, не просто нелепо, это--немыслимо! 
Вот откуда мое замечание, что это дело само себя объясняет. Размышляя над столь поразительным поведением нашего Икса, я тогда вслух произнес: «Интересно, почему это он съел ужин Хилла?» На что Кен Хаген тут же, не задумываясь, радостно ответил:
--Неужели не ясно почему? Он был
очень голоден!».
Но при этом никому даже в голову не пришло, что мистер Икс был очень голоден, поскольку только что проделал достаточно долгий путь и из-за крайней спешки еще не успел поесть. Те, кто живут по соседству и привыкли регулярно питаться у себя дома, вряд ли способны на такое. Еще одним вполне очевидным подтверждением этого, признаться, не слишком сложного логического умозаключения
можно считать тот факт, что мистер Икс не только прибыл сюда издалека, но был настолько близко знаком с Хиллом, что счел для себя вполне возможным без каких-либо колебаний сесть и вкусно поужинать в, казалось бы, совершенно чужом
жилище. Такое позволяется лишь родственникам или достаточно близким людям, но никак не соседям.
А теперь задайте сами себе один простой вопрос: сколько людей были действительно
настолько близки мистеру Хиллу, чтобы позволить себе такое? Ну а потом поинтересуйтесь вопросом о ключе. У скольких людей мог быть ключ, который подходил бы к балконной двери кабинета Хилла? Так вот, помните? Ведь Хилл, уходя, ее запер и ключ положил в карман, а мистеру Икс надо было туда
войти.
--Да, но Икс мог войти и через парадный вход,--начал было Морган, однако тут же заметил свою оплошность и остановился.--Понятно, понятно. Одно и то же--что та дверь, что другая ... Икс не мог просто позвонить, чтобы слуга его впустил.
--Для цели, ради которой он явился, конечно же нет,--согласился Чамак.--Это если иметь в виду убийство мистера Хилла.--Он снова чуть помолчал.--Но ведь к сочетанию этих двух факторов, то есть неизвестного, который живет далеко отсюда, но у которого почему-то есть ключ от дома, добавляется еще одно не только забавное, но и весьма су-
щественное обстоятельство. Вернувшись после якобы удачного убийства Милани, Хилл с досадой обнаружил что потерял где-то ключ от балконной двери. Он поднялся нaвepx, заглянул через стеклянный верх окна внутрь и увидел там...
мистера или мисс Икс! Скажите, открылся бы он вот так запросто кому-либо из своих соседей, стал бы в тот момент по-дружески беседовать, согласился бы на предложение войти в дом через парадный вход, если бы тем, вторым не был...кто? И первый правильный ответ, который мне тогда пришел в голову, был: кто, кроме родной дочери, никогда его не выдаст?
В полном соответствии с его логикой--никто! И хотя тогда я еще не знал, что она не его дочь, а давнишняя любовница, правило есть правило. Оно редко когда изменяет себе.
Ну а теперь, полагаю, нам пора поближе заняться этой полной загадочного таинства картой Таро с восемью крошечными мечами. Один из наиболее забавных, связанных с этим элементов заключался в том, что не только не нашлось хоть кого-то, кто достаточно точно знал бы ее истинное значение, но и никого, кто хоть когда-либо слышал об интересе Хилла к такого рода оккультным деяниям. Лично он никогда даже не упоминал об этом и, по свидетельству многочисленных знакомых, никогда не прибегал к помощи гадальных карт Таро. Хотя на
книжных полках в его кабинете было полно книг именно на эту тему... В то время я не придавал этому особого значения, пока на горизонте не объявился Милани, который увлекался этим шаманством и знал, что Хилл с ним знаком тоже. Значит, убийцей, скорее всего, был некто, неплохо знавший Хилла еще там, в Америке. Или, по крайней мере, знавший о нем что-то такое, чего никто, кроме него, не знал.
Учитывая мои все более и более растущие подозрения относительно так называемой «дочери», я попытался связать эти два явления вместе, однако конкретного подтверждения не было до тех пор, пока на сцене не появились Милани и Мюррей. Я не мог не обратить внимания на то, что любые мои ссылки на «дочь» тщательно и явно намеренно игнорировались,
старательно исключались из разговора. Единственно, что позволил себе Лангдон,--это намекнуть на какую-то «загадочную женщину», с которой Хилл собирался убежать. Зачем, интересно ему понадобилось это делать? Затем Милани по-видимому случайно оговорился, что он полностью в курсе дела о размере состояния Хилла. Так или иначе, но пришлось признать: свое знание о чем-то из прошлои жизни Хилла эти двое собирались использовать, чтобы «неплохо заработать».
Милани еще можно было как-то понять, поскольку ему, как я полагал, был известен убийца, но вот что такое могли знать они оба? Что такого удалось раскопать Мюррею? На чем таком они собирались заработать кучу денег? Именно тог-
да мне в голову стали приходить первые смутные догадки, хотя я далеко не сразу в них поверил: эта загадочная дочь, почему-то не жившая вместе с отцом, эта не менее загадочная карта из колоды Таро, которой Хилл пользовался только во время сво-
его пребывания в Америке, и этот рисунок акварелью, из которого можно было предположить, что его сделала женская рука, это довольно странное отношение адвоката... –Чамак махнул рукой куда-то в сторону.--Ну а что и как происходило потом, мы уже знаем из признания самой девушки. Она прилетела сюда в пятницу из Парижа с твердым намере-
нием убить Хилла, точно зная только одно: в это время он должен будет идти на встречу с Милани. На их последнюю встречу. Что ж, прекрасно, пусть он сначала расправится с ним--это и в ее интересах тоже,--ну а затем настанет и его очередь. Пистолет был уже при ней--тот же самый, которым
она потом застрелила Милани и Мюррея.
Девушка поднялась наверх, на балкон, открыла своим ключом дверь и вошла внутрь. Хилл, очевидно, уже ушел по их делам, но она вдруг увидела... Вы понимаете?
Морган кивнул.
--Его собственную одежду, небрежно брошенную на кресло, причиндалы для макияжа ...
--Вот именно. Ей было заранее известно, что он отправился убить Милани, переодевшись и тщательно загримировавшись. И тем не менее ей в голову почему-то не пришла поистине великолепная идея. Во всяком случае, сразу. Тогда она просто не могла знать, что во время своих бурных странствий
Хилл умудрился потерять свой ключ. Зато потом, не без гордости говорила она нам, когда услышала, как Хилл возится у закрытой двери, безуспешно пытаясь ее открыть, такая идея у нее в голове все-таки появилась. Что произошло дальше--всем
вам, полагаю, уже известно: она с помощью резиновой перчатки устроила короткое замыкание и прекрасно разыграла последовавшую за всем этим комедию.
И все это, стоя у окна, видел и слышал Милани, последовавший за Хиллом, как только ему удалось выбраться из реки. Девушка впустила Хилла внутрь, помогла ему переодеться в его обычную одежду, а затем... затем привела свой дьявольский план в действие, воспользовавшись не своим, а его пистолетом, который нашла в ящике письменного стола даже не надевая своих перчаток. Как бы случайно она присела на подлокотник кресла и преспокойно застрелила своего «папу-любовника». После чего тщательно протерла рукоятку пистолета, задула горящие свечи и отправилась...на
встречу со Спинелли. На ту самую роковую для него встречу на лужайке у дома.
Но он был осторожен, очень осторожен. Прежде всего проверил ее дамскую сумочку, вынул оттуда ее собственный пистолет, полностью его разрядил и только потом приступил к разговору о деле. Буквально через несколько минут, сообразив, что ее
загнали в угол, она попыталась как-то выкрутиться. Пожаловалась, что Хилл далеко не так богат, как считают, умоляла дать ей возможность слетать домой в Париж, где она наверняка что-нибудь придумает, и, наконец, уговорила Милани встретиться с ней на следующий день вечером, чтобы обсудить условия их «обоюдовыгодной сделки».
Чамак неторопливо раскурил толстенную сигару, затем снова продолжил свое захватывающее повествование.
--Ни в какой Париж Сандра Хилл, конечно, лететь и не собиралась. Нет, она просто-напросто села на последний автобус в Бристоль, где у нее был
зарезервирован номер в отеле. Само собой разумеется, на другое имя. Переночевав там, она первым же утренним поездом доехала до Лондона и сразу же позвонила по междугороднему те-
лефону в Париже, где ее хорошо вышколенная служанка первым делом сообщила ей о телеграмме, сообщающей о трагической смерти ее «дорогого и всеми уважаемого отца». Затем, выждав должное время, она связалась с адвокатом Мюрреем и
попросила его вместе с ней немедленно отправиться в поместье «Калиновэ». Адвокат, само собой разумеется, согласился, но по дороге прямо сказал ей, что знает о ее истинных отношениях с Хиллом, о которых тот якобы поведал ему в порыве откро-
венности.
Он тоже потребовал себе половину состояния Хилла, на что Сандра, как ни странно, тут же согласилась. Без каких-либо отговорок или возражений! А Мюррей тем временем уже ли-
хорадочно обдумывал, как ему связать это убийство с телефонным звонком Милани, в котором тот выражал серьезнейшие опасения, что его вот-вот могут арестовать по обвинению в убийстве, и просил срочного совета, как ему себя вести дальше.
Слушая его, Мюррей пришел к выводу, что конкретные факты  его собственного дела стали известны Милани от этой самой девушки, которая «не была родной дочерью Хилла». О чем Мюррей не замедлил ей тут же сообщить. Точнее, как теперь принято говорить, прозрачно намекнуть.
Сандра же тем временем напряженно обдумывала, как ей быстро и надежно избавиться от них обоих: и от Милани, и от Мюррея. А затем признала, что Милани действительно все
знает и требует свою долю наследства. Они договорились встретиться вечером у гостевого домика; кстати, не согласится ли Мюррей поприсутствовать на той встрече, чтобы оказать
ей моральную, юридическую, а возможно, и какую-либо иную помощь?
Все чуть не провалилось, потому что мы тогда дали Милани возможность поговорить с Мюрреем наедине. Теперь-то вам, не сомневаюсь, вполне понятен ужас и нервозность Мюррея, когда он услышал мои слова, что Милани уже готов за-
говорить. Ему показалось, я имею в виду--говорить о том, что ему известно про ту девушку. И тем не менее план Сандры полностью сработал: у Мюррея появились новые подозрения относительно желания «Сандры Хилл» сохранить все в тайне. Он
подумал, что у нее есть серьезные основания скрывать не только кто она такая, но и что-то еще. Что-то куда более важное и, значит, куда более дорогое.
Мы, конечно, уже никогда не узнаем, о чем именно тогда говорили между собой Милани и Мюррей. Нам известно только то, что последний в чем-то подозревал Милани и решил во что бы то ни стало присутствовать на их встрече вечером на лу-
жайке у гостевого домика. Спрятавшись где-нибудь поблизости за кустами.—Чамак выкинул еще дымящуюся сигару в камин, откинулся на спинку кресла, задумчиво прислушался к мерному постукиванию дождя за окном. Затем, помолчав, тихо добавил.
 Они оба были с самого начала обречены. Что
случилось затем--вам всем хорошо известно.
--Итак, с моральными соображениями теперь, похоже, все в полном порядке,--довольно пожав плечами, заметил Г.Р.--Кому-то конечно же придется на одной или даже двух страничках поразглагольствовать о том, что все это бессмысленно и весьма прискорбно и что, не оставь она одну, всего одну незначительную улику, найти настоящего убийцу было бы попросту невозможно ...
--Нет, нет, боюсь, этот номер не пройдет.--Чамак
весело хихикнул.--Этой одной, всего одной незначительной уликой был большой и в высшей степени калорийный ужин, дымившийся прямо у вас всех перед носом. Точно так же вы
могли бы утверждать, что обклеенные рекламными листками пива «Гиннесс» переполненные товарные склады дают ключ к пониманию теории увеличения объема продаж крепкого портвейна.
Г.Р. ухмыльнулся:
--И тем не менее лично я искренне рад, что единственный детективный сюжет, в котором мне довелось поучаствовать, слава богу, не изобиловал так называемыми маловероятными ситуациями вроде ...ну, скажем, тех, что встречаются у Моргана в его книгах, где внедренные шпионы в образе придворных
лакеев почему-то метают отравленные дротики через замочные скважины, изменники страны под видом министров правительства ее величества тайно встречаются в секретных воровских притонах по соседству со зданием парламента. Иначе говоря,
я хочу сказать, что под вероятностью следует понимать ...
Шон Винсон обернулся и, к своему глубочайшему удивлению, увидел, как Морган буквально вскипает от гнева.
--Значит, вы искренне полагаете, что это вполне вероятная история?
--А что, разве нет?--спросил Шон.--Она ведь точно такая же, как одна из тех, которые регулярно сочиняете вы.  Как утверждает мистер Уилс...
Морган, как бы останавливая его, вытянул вперед руку.
--Ну, будет вам, будет,--примирительно произнес он.--Давайте-ка лучше выпьем.

...На следующий день они проводили Чамака до Лондона. В гостинице снова отпраздновали завершение дела и отправились домой. А Чамак поехал в воздушные ворота Лондона, аэропорт Хитроу и купил билет. Как удивились бы его друзья, если бы увидели, как он отправился к автобусу, отводившему пассажиров к самолёту компании «Украинские международные линии». Билет был выписан до Киева.