Осенью 1974 года, по возвращению моему с Кавказа, начались нелёгкие трудовые будни. С начальницей цеха, Балашевич, у меня началась война тяжёлая и затяжная. К этой войне подключилась на моей стороне и газета «Вечерний Донецк», но статей на страницах газеты об этой войне не было. На моё счастье начальник гребнечесального производства, покровитель Балашевич, был отправлен на новую работу в Моршанск, а директор фабрики, Рэм Герасимович Пушкин, был отозван в Москву, в главк. Новым же директором на нашу фабрику был назначен, Крылов Юрий Васильевич. Прежде Юрий Васильевич работал на нашей фабрике бригадиром грузчиков, затем он был избран секретарём партийной организации фабрики, а после этого он был избран первым секретарём Донецкого горкома партии, откуда и вернулся на фабрику в должности директора. Этот человек заслужил моё уважение, как к человеку, так и к руководителю. Но руководить стаей хищников и сделать из них справедливое и эффективное общество ещё никому в истории человечества не удалось. Как поведёт себя Юрий Васильевич в роли директора фабрики? Ведь народная мудрость говорит: «С волками жить – по-волчьи выть». Поживём – увидим.
Для Балашевич одного ордена оказалось недостаточно – она хотела большего, и стремилась к этому, нарушая все моральные и технологические нормы. Она добивалась того, чтоб красильный цех был признан безвредным производством без каких-либо изменений в технологическом процессе. В цех несколько раз приезжали лаборанты из института, но признать цех безвредным не удавалось. Красильный цех – цех с вредными условиями труда. Окрашенные шерстяные изделия безвредными для человека бывают только те, которые красятся растительными красителями. Химические красители, применяемые в текстильном производстве, все без исключения вредны для биологической жизни, степень вредности которых зависит от химических реагентов, из которых красители состоят. Слабо-вредные цвета неустойчивы и быстро линяют. Красивые цвета, устойчивые к воздействию на них человеческих выделений, атмосферы и солнечного света, красятся вредными красителями и закрепляются окислами хрома. Наиболее опасны шерстяные изделия серого цвета. Этот цвет красится польфаланами и вофаланами – солями тяжёлых металлов.
Регулярно, один раз в квартал, в нашем цехе во время работы проводился медицинский осмотр всех рабочих цеха. Медицинские работники интересовались состоянием наших зубов, слизистых оболочек, состоянием кожи и волосяного покрова. Бывали случаи, когда у рабочих на коже появлялась экзема, или же рабочие попадали в больницу с кровавым мочеизнурением. В марте 1980 года большинство рабочих с пятитысячного коллектива фабрики были поражены неизвестной болезнью с симптомами бытового сифилиса – у рабочих на коже появлялись розовые пятна. Пятна вызывали зуд, люди чесались, а зуд становился нестерпимым при употреблении алкоголя. Мне по секрету один человек из «органов» сказал:
– Это вызвано массовым экспериментом на людях.
После «Перестройки» станет известно, что «массовым экспериментом» был взрыв ядерного устройства в одной из шахт Донбасса.
У меня тонкая, отличная кожа тела. Однажды в присутствии своего ученика я налил в таз «ледяной» кислоты (уксусной) крепостью 96 градусов, разулся и стал мыть в кислоте ноги. Кислоту «ледяной» называют потому, что она превращается в лёд при температуре 15 градусов тепла по Цельсию. Я регулярно, один раз в месяц мыл ноги в кислоте. Это было полезно моим ногам. У моего ученика от удивления в буквальном смысле отвисла челюсть. В этот момент мимо нас проходил помощник мастера. Увидев выражение ужаса на лице ученика и причину его, помощник мастера сказал:
– Ноги, не фокус. Он может умыться кислотой и ничего дурного с ним не случится.
С признанием цеха безвредным производством у Балашевич ничего путного не вышло – надо было искать иной путь получения правительственной награды. Балашевич решила увеличить нормы на покраску шерсти. Я поднял скандал, доказывая, что увеличивать нормы покраски волокна нельзя, так как невозможно увеличить вместимость красильных аппаратов, а ускорить процесс покрасок нельзя из-за нарушения технологии крашения. Нормы на шерсть снизили. Балашевич мстила мне, как только могла, но рабочие меня не защищали, несмотря на то, что я защитил именно их, а не себя, ибо я красил нитрон, а не шерсть. Так было всегда, когда я на разных предприятиях добивался соблюдения правил КЗОТ-а (Кодекс Законов о Труде) для рабочих коллективов. Везде и всюду начальство вынуждено было подчиниться моим требованиям, но после этого мне мстили. Рабочие же меня никогда не защищали, хотя и пользовались льготами, которые я для них выбивал. Мне всегда приходилось защищаться в одиночку, и всегда успешно. Я всегда давал себе слово, что отныне никогда в жизни не стану защищать права рабочих, ибо они из-за своего раболепия и трусости не имеют права называться человеками. Я давал себе такое слово, но психика моя не выдерживала несправедливости, и я вновь и вновь бросался в драку с лицами «власть имущими».
Мстила мне Балашевич, но безуспешно. Наконец она придумала, как нанести мне удар так, чтоб я от него не смог увернуться. Увеличив в два раза норму покраски на нитрон, Балашевич легла на месяц в больницу для укрепления здоровья. Это был хитрый ход. Если я проработаю месяц по новым нормам, то они так и останутся – таково было положение. Я вызвал к себе хронометриста – это моё право. Целую неделю я не отпускал от себя ни на шаг хронометриста, заставляя его фиксировать каждый мой шаг и процесс крашения. Нормы и мне восстановили прежние, что не обрадовало начальника цеха. Война продолжалась, но она теперь уже не ограничивалась только работой. Этап за этапом я одерживал победы, но Балашевич находила новые и новые возможности ударить меня.
Ограниченные люди, дорвавшись до власти, начинают считать себя мудрыми, сильными и непобедимыми. Они всячески попирают человеческое достоинство своих подчинённых и поощряют льстецов. Человек, зацикленный на самолюбии, с маломощным мыслительным процессором, да ещё имеющий поддержку влиятельного лица, подобен грозному, но тупому носорогу. Такие люди превыше всего ценят занимаемое место на социальной лестнице: «Я – величина! А ты, кто? Бугорок!». У ограниченных людей недостаточно ума для того, чтобы понять, что самоуверенная «величина» может споткнуться о «бугорок» и грохнуться на землю. И чем большей будет такая «величина», тем катастрофичнее будет падение.
Понимая, что никакие земные силы не помогут мне победить пассию влиятельного лица, я обратился к Высшим Сферам за помощью. Я просмотрел все варианты, с помощью которых можно было бы убрать с моей дороги Балашевич. Только публичный позор амбициозной начальницы мог бы мне помочь. Я создал мысленный сценарий позорного уничижения начальницы цеха. Я представил, что Балашевич в своём кабинете разделась, вышла в цех и в голом виде стала танцевать среди рабочих цеха. Этот сценарий я и предложил Небу. Мой сценарий не должен быть выполнен в точности, но развитие событий должно быть аналогичным. Небо скорректировало мой сценарий, а события стали разворачиваться быстро и эффективно.
Влиятельный любовник моей начальницы, получив новое назначение, уехал работать в город Моршанск, а Балашевич стала искать себе нового любовника. Она пыталась завязать роман с водителем автомобиля директора фабрики, который был на десять лет моложе её. Жена этого человека работала на нашей фабрике в ремонтно-строительном цехе и узнала о сексуальных домогательствах начальника нашего цеха к её мужу. Эта женщина взяла с собой подругу и стала следить за Балашевич. Когда Балашевич отправилась в туалет по нужде, женщины вошли в туалет следом за ней и измазали её дерьмом с ног до головы. В таком виде Балашевич вынуждена была пройти через цех в свой кабинет. Несколько дней после этого случая Балашевич боялась даже зайти к себе в кабинет. Она ходила по фабрике с металлическим прутом в руках, из боязни очередной экзекуции. Партийное собрание исключило Балашевич из партии, но партбюро отклонило это решение, что является прямым нарушением устава компартии. Балашевич вынуждена была уволиться с работы и уехать из Донецка в Моршанск. Когда она явилась в райком партии, дабы сняться с партийного учёта, секретарь райкома, Мармазов, отобрал у неё партбилет и выгнал из кабинета. Так закончилась моя война с женщиной, которая занимала место на социальной лестнице, не соответствующее её умственному достоинству. Новым начальником красильного цеха назначили человека с нормальным понятием о человеческом достоинстве. Неразумные распоряжения администрации цеха и психическое давление на рабочих исчезло – цех начал работать в согласованном ритме, а рабочим цеха работать стало легко и приятно.
Два с половиной года я проработал в красильном цехе, испытывая постоянные боли в области печени. В марте 1975 года острые боли под правой лопаткой вынудили меня вызвать машину скорой медицинской помощи. Меня отвезли в хирургическое отделение больницы, которая находилась на посёлке «Победа», возле коксохимического завода. Обследовав меня, хирург сказал, что необходимо безотлагательно удалить жёлчный пузырь. Хирург ушёл из кабинета отдавать необходимые распоряжения, а я размышлял о положении, в котором оказался:
«Стоит ли удалять жёлчный пузырь, если мне было известно о том, что люди после удалёния жёлчного пузыря живут не более двадцати лет? Мне тридцать пять лет. Выходит, что я в лучшем случае смогу дожить только до пятидесяти пяти лет. Не слишком ли рано для меня отправляться в мир иной? Сейчас поздний вечер. Через два часа мне необходимо выйти на работу в ночную смену. Печень меня в настоящее время не беспокоит, так как мне ввели обезболивающие средства. Надо уйти от операции на печени и попытаться самостоятельно искать путь лечения её, дабы прожить до преклонных лет».
Я ушёл из больницы.
Не только печень меня беспокоила. Несколько раз мне пришлось вызывать машину скорой помощи по причине резких приступов слабости и головокружений. По неизвестной мне причине пульс моего сердца иногда падал до 50 ударов в минуту, а давление крови до 70 и ниже. Необходимо менять работу. Я за два года выполнил пятилетний план по своей работе и был несколько раз награждён министерством лёгкой промышленности. Администрация фабрики была обо мне неплохого мнения, поэтому я решил попросить администрацию фабрики найти мне работу в качестве помощника мастера, у которого не было бы тяжёлых физических нагрузок. Мою просьбу удовлетворили, предложив мне место помощника мастера в мотальном цехе прядильного производства. Теперь мне предстоит работать руководителем рабочего коллектива, и не какого-нибудь, а женского! Что такое – непосредственный руководитель рабочего коллектива? Это сущность, которая находится между наковальней и молотом, потому что начальство требует увеличение выпуска промышленной продукции без изменения технологического процесса, а рабочий коллектив пассивно сопротивляется, ибо физические возможности человека ограничены. Вот и приходится крутиться, если тебе небезразлична судьба твоих подчинённых.
Прежде чем я возглавил коллектив в мотальном цехе, меня предупредили о том, что этот коллектив неуправляем, что в этом коллективе ни один помощник мастера не смог задержаться более полугода, что этот коллектив грозится «убрать» и начальника смены, Гадяцкую Нину Ивановну. В первый же день моего руководства коллективом я предупредил работниц о том, что попытки убрать Нину Ивановну я буду пресекать, и найду приемлемый и эффективный метод наказания лидеров криминального демократизма.
Мне достался интернациональный женский коллектив, состоящий из 46 человек. В коллективе работали русские женщины, украинки, гречанки, татарки и цыганки. Национальные культуры у женщин были разными, поэтому отношение к работе и понятие взаимоотношений в человеческом сообществе у женщин тоже были разные. В этом коллективе были несовершеннолетние девушки, интересы которых приходилось защищать от экспансии взрослых женщин. Десять-двенадцать взрослых женщин постоянно были передовиками производства. В то же время в мотальном цехе ни одна бригада за всё существование фабрики ни разу не выполнила производственный план.
Передовики производства предварительно пересортировывали пряжу перед тем, как начать её перематывать. Отсортированная, бракованная пряжа доставалась несовершеннолетним девушкам. Передовики производства получали индивидуальные денежные премии, а молодые девушки не могли выполнить плановое задание, поэтому заработок у девушек был таким, что девушки едва «сводили концы с концами». Передовики имели семьи, жили в квартирах, имели приличный заработок, и мужья-шахтёры приносили домой неплохие суммы денег. Девушки же были иногородними, жили в общежитиях, и не могли на скудный заработок даже сходить в кинотеатр.
Я категорически запретил передовикам производства отсортировывать пряжу и стал за это наказывать лишением премии. В итоге этого запрета и других моих новшеств моя бригада в первый же месяц моей работы в мотальном цехе перевыполнила план, а у девушек на 40% поднялись заработки, и появился интерес к работе. О методе моей работы с коллективом стали часто писать в фабричной газете, но были и отрицательные стороны моих новшеств. В моём коллективе теперь вместо прежних двенадцати передовиков производства было всего лишь два-три передовика. Среди старых и опытных работниц росло недовольство моим руководством. В связи с этим у меня появилось много врагов, среди которых были довольно влиятельные личности, ибо они имели тесные связи с вышестоящим начальством.
Первые два месяца моей работы мой коллектив был признан лучшим и получал поощрительные денежные премии. На третий месяц мой коллектив снова в выполнении месячного планового задания обогнал все остальные коллективы, но начальник цеха часть продукции, сделанной моим коллективом, приписал другому коллективу, в связи с чем, тот коллектив был признан победителем соревнования. Я спросил у начальника моего цеха:
– Александр Павлович, как нужно понимать твоё мошенничество в присуждении первого места по итогам соревнования?
Начальнику цеха не понравилось моё обвинение. Он недовольно скривился и ответил мне:
– Надо и другие коллективы поощрить и заинтересовать в ударной работе.
– Мошенничество в любом деле в конечном итоге приведёт к отрицательному результату, – сказал я начальнику и вышел из кабинета.
О мошенничестве начальника цеха я рассказал на общем собрании коллективу прядильного производства. Безусловно, моё публичное обвинение не понравилось не только начальнику цеха, но и администрации фабрики. В следующий месяц мой коллектив плановое задание выполнил, но с перевесом всего на 1%. Начальник цеха мне сказал:
– Надо поднажать, дабы выполнять производственное задание в таком же темпе, как и первые два месяца твоей работы.
– Всё, Александр Павлович, теперь ты получишь от моего коллектива то, что заслужил. Ты, наверное, и не подозревал о том, что коллектив имеет такую же психическую организацию, как и индивидуальная сущность. Любой коллектив – сущность. Мой коллектив перевыполнял производственные задания не по причине технического перевооружения, а благодаря моим просьбам и психического перенапряжения каждой работницы. Ты же своим мошенничеством с присуждением первого места разрушил психическую структуру моего коллектива. Коллектив теперь не верит, ни тебе, ни мне. После психического перенапряжения и последующего психического срыва индивидуальной сущности необходимо не менее двух месяцев на восстановление здоровья, а коллективу на это потребуется не менее десяти месяцев. Больше ко мне по вопросу ударной работы коллектива не обращайся.
– Ты не боишься за своё будущее? – спросил меня начальник.
– Тебе надо бояться за своё будущее, Александр Павлович, ибо ты – мошенник. Мне же бояться нечего. Бабич – сильный человек.
Начальник цеха по своей природе был авантюристом – занимался закулисными интригами и махинациями. Это присуще всем пастухам стада человеческого – бизнесменам, политическим и религиозным деятелям. Если в наш цех на работу поступали красивые молодые женщины, тогда начальник цеха с руководителем того коллектива, которому начальник приписывал продукцию моего коллектива, выводил в ночную смену понравившихся ему женщин якобы для покраски машин, или ещё чего-нибудь в том же роде. Чем они на самом деле занимались в ночное время на неработающей фабрике – остаётся только догадываться. Несовершеннолетних девушек для такой «работы» начальник не привлекал, ибо боялся уголовной ответственности.
Во всех рабочих коллективах начальник нашего цеха имел «своих» людей, с помощью которых он убирал неугодных ему руководителей рабочих коллективов. «Своими» людьми начальник начал бороться и со мною. В моём коллективе начались тайные переговоры и такие противодействия, что нормально работать мне уже не удавалось. Я стал заносить в тетрадь все нарушения рабочего режима и подносить виновницам на подпись. Работницы вынуждены были подписывать мои замечания, ибо нарушения были, а у меня были свидетели этих нарушений. Я собрал довольно значительный компромат, на основании которого, если не начальником нашего цеха, то вышестоящим руководством «свои» люди начальника цеха были несколько раз лишены премии.
Мотальные машины, да и любые иные однотипные машины вообще, не могут быть одинаково хорошими в работе, потому что, у каждой машины, так же как и у каждого человека, есть сугубо индивидуальный характер. На хороших машинах работали опытные работницы, а на плохих – молодые девушки. Пряжа тоже не может быть одинаково удобной в переработке. Удобную пряжу перерабатывали опытные работницы, а неудобную – молодые девушки. Быть передовым рабочим на предприятии, где членов рабочего коллектива делят на «своих» и «чужих», нетрудно. Для этого надо иметь хорошие отношения с руководителем коллектива, чтоб при его содействии получить рабочее место на хорошей машине и перерабатывать удобное сырьё. Ведь известен закон диктаторов: «Разделяй и властвуй!». Это везде так – на всех предприятиях и производствах.
Лидером оппозиции в нашем коллективе была Василевская, красивая молодая женщина, имеющая влиятельную поддержку в профсоюзном комитете фабрики. Её надо было убрать из коллектива, не нарушив при этом законодательство. Надо было создать неприемлемые ей условия работы. Я стал подходить к молодым девушкам и предлагать им поменяться рабочими местами с Василевской. Девушки не соглашались – боялись. С таким же предложением я подошёл и к Наташе Срибной. Наташа согласилась. Я Наташу привёл на рабочее место Василевской, а Василевской сказал:
– Ты теперь иди на место Наташи и покажи ударный труд.
Василевская отказалась выполнить моё распоряжение. Я выключил машину и сказал:
– На машине работают четыре человека, а ты им не даёшь работать. Всем четырём работницам время вынужденного простоя по твоей вине будет оплачено за твой счёт. Теперь ты можешь пойти в профсоюзный комитет и узнать, насколько правомочны мои действия.
Василевская сходила в профком, а, вернувшись оттуда, была вынуждена подчиниться мне. На следующий день Василевская у меня уже не работала – она перевелась в другой цех. Перевелись в другие цеха и ещё две работницы – помощницы Василевской в интригах. Я собрал освободившийся от лидеров оппозиции коллектив и об объявил:
– Уважаемые интриганки, все ваши попытки убрать меня, или же Нину Ивановну Гадяцкую, приведут к тому, к чему уже и привели. У меня нет осведомителей, но я знаю обо всех ваших подготовительных действиях и вовремя принимаю необходимые меры противодействия, поэтому вы терпите провал за провалом. Вы же не знаете о том, что мне достаточно увидеть разговаривающих между собой людей, для того чтоб знать, о чём идёт беседа. Я это легко узнаю, даже если эта группа будет находиться далеко от меня в зоне прямой видимости.
На мою беду женщины мне поверили. Чувствовалось, что в коллективе продолжает вестись подрывная деятельность против меня, но я теперь уже не мог знать, что конкретно готовили женщины, ибо они договаривались тайно, так чтоб я их не видел во время переговоров.
Однажды ко мне подошла председатель совета бригады, Лариса Петрова, и сказала:
– Володя, уйди из нашего коллектива добровольно, ибо тебе и твоей жене будет очень даже нехорошо.
Моя жена была секретарём комитета комсомола фабрики. Какие действия могут совершить члены оппозиции, чтоб эти действия ударили мою жену? Я не мог найти на этот вопрос ответ, ибо не совершал действий, которые могли бросить на меня хотя бы тень. А моя жена в моих действиях участие не принимала, и вовсе не знала ничего о том, что творится в моём коллективе. И я не думаю, что моя жена в своей работе могла совершить что-либо такое, в котором её можно было упрекнуть. Спустя некоторое время я узнал о том, что оставшиеся в коллективе члены оппозиции составили петицию в какой-то областной орган управления и заставили всех членов коллектива подписать его. Итак, уже созрела психическая гроза, но когда грянет гром – я не знал. Приходилось пассивно ждать развязки.
В погожий майский день я вышел во двор фабрики, чтоб на свежем воздухе покурить. Здесь стоял и курил начальник моего цеха. Я обратился к нему:
– Александр Павлович, в моём коллективе происходят странные на первый взгляд события. Ты об этом прекрасно знаешь, но в ход событий не вмешиваешься. Как ты объяснишь мне причину своего бездействия?
Начальник мне ехидно ответил:
– Однажды ты сказал мне, что Бабич – сильный человек.
– Своим ответом ты убедил меня, что всё происходящее в моём коллективе началось с твоей подсказки. Возможно, мне придётся уйти из этого коллектива, но в таком случае и ты уйдёшь из цеха, и долго будешь искать себе спокойное место, ибо я влиятельным противникам подлости не прощаю.
По петиции членов нашего коллектива в цех приехала комиссия из обкома профсоюза. Члены комиссии в кабинет начальника цеха по очереди вызывали на допрос работниц коллектива. Молодые девушки сказали членам комиссии, что в жалобе написана сплошная ложь, а девушек лидеры оппозиции заставили подписать жалобу угрозами. Вызвали и меня на допрос и устроили очную ставку с одной девушкой. Я признал, что был такой случай, когда я по рабочему вопросу в ссоре с этой девушкой употребил нецензурное слово. Девушка тоже признала, что она была неправа и довела меня до такого состояния, что я не сдержался и выразился нецензурно. Вот и всё – это был единственный мой проступок, заслуживающий осуждения. Руководитель комиссии вынес вердикт:
– Нездоровый коллектив, требующий оздоровления.
– Чем я и занимаюсь довольно длительное время, – ответил я.
Начальник цеха был вынужден уйти, а на его место была назначена начальник нашей смены, Нина Ивановна Гадяцкая.
С ранней юности я искал ответ на вопрос: «Почему в высших учебных заведениях царской России изучали «Римское Право», а в СССР его не изучают? А кто ещё, кроме меня, в СССР задумывался над этим вопросом? Что есть в «Римском Праве», пугающее советских руководителей? Это истинное значение политических детерминантов (определителей). Коммунисты пролетариям навязали понятие того, что демократизм обеспечивает свободу волеизъявления, но не объяснили, что такая свобода даётся только демократам, т.е. только представителям сословия «демос», но не пролетариям. Демос – народ, но народом называется сословие, которое обладает недвижимой собственностью, т.е. дворяне. В коммунистической стране дворянами были коммунисты, ибо весь «двор» Советского Союза была коллективной собственностью коммунистов. А пролетарии, это тот прослоек общества, который кроме своих половых органов не имеет иной собственности, ибо латинское слово «пролес» обозначает «половой орган и потомство», произведённое этим органом.
Только национальная культура и национальная форма правления кровно заинтересована в благополучии собственной нации, а политические партии ничего общего не имеют с национальной культурой. Политические партии на самом деле не что иное, как бандитские образования. Слово «банда» применяется в международных языковых информационных системах не только к криминальным структурам, но и к любым общественным образованиям, не имеющим родственной связи. Любое политическое объединение является бандой, не только в понятии «объединение», но и в понятии криминальной группировки, ибо политические организации всегда были, и будут бороться с национализмом. Всегда следует помнить о том, что национализм создан природой, т.е. самим Богом, а политические организации – людьми, стремящимися к власти. Что такое «национальная партия»? – оскорбительная несуразица, ибо нация не может быть партией, т.е. бандой. Определением «национальная партия» нанесено оскорбление национальным культурам, ибо это выражение опускает значение национальных культур до уровня бандитских образований. Всегда следует помнить и то, что в политических партиях нет генной, т.е. родственной связи, поэтому такие объединения не регистрируются в Высших Сферах, т.е. являются незаконными. Иными словами – политический деятель является тем существом, который преступил Законы Неба.
Интернациональные сообщества перенасыщены всевозможными несуразицами. Откуда произошло слово «несуразица»? На санскрите слово «сура» имеет определение «небесный закон», поэтому слово «несуразица» имеет противоположное определение – противоречие логике неагрессивных взаимоотношений. Слово «несуразица» наиболее применимо к противоречиям между конституцией государства и демократическим правительством этого же государстве. Партийная и административная форма правления в СССР была антагонистичной по отношению к конституции СССР. Несуразица ярко выражается в новообразованных государствах, когда одни законы конституции не дают возможности исполнения других законов этой же конституции. Несуразица – законодательный хаос, вызванный маразматическим понятием морали в демократических сообществах.
Аристократическое сообщество – голова нации и государства, придумывало законы, защищающее нацию, а попа (народ) – задница государства, исполняла эти законы. Уничтожили династию царей – задница стала главой государства и начала издавать законы, а мозги-то у задницы жёлтые и запах соответствующий имеют. К чему пришли? Сравните уровень жизни в странах, где сохранились королевские династии, и уровень жизни в поп-государстве – СССР. Я жил в поп-стране, поэтому неразумно было удивляться несуразицам.
Несуразицы проявлялись на всех уровнях коммунистического Бытия. При выдаче заработной платы на камвольно-прядильной фабрике надо было платить членские взносы в «общество охраны природы», которое неизвестно где находится, да и вообще, существует ли оно на самом деле? Надо было платить взносы в ДОСААФ, в добровольную пожарную дружину и прочее, и прочее. Надо было бесплатно работать за себя и «за того парня», неизвестно за какого.
На камвольной фабрике было три смены – «А», «Б» и «В». Я работал в смене «В». Из каждой смены нашего цеха отчислялось по три месячных оклада неизвестным лицам, которые тоже неизвестно где находились, а какое количество месячных заработков перечисляла вся фабрика «тем парням»? – мне неизвестно. Фабрика отсылала в Киев ежемесячно оклад человеку, который был оформлен заместителем директора фабрики, но которого никто никогда в глаза не видел.
Надо было поддерживать и театры, в которых показывали, не национальные спектакли, а политические клоунады господствующей расы, поэтому посещаемость в театрах была крайне низкой. Помощникам мастеров вручали по пачке билетов в театр или же в цирк, которые он должен был продать своим подчинённым. Это делалось ежемесячно. Однажды и мне вручили билеты, а я их принёс рабочим, но рабочие нашего коллектива отказались посетить театр. Тогда я разорвал билеты, за которые я теперь должен отдать в профком свои личные деньги. Рабочие моего коллектива собрали обрывки билетов и деньги, отнесли их в профком и закатили там скандал. Больше в мою бригаду не только билеты в театр перестали давать, но даже для нашей бригады и отчисления всевозможных членских взносов отменили.
Партийное руководство нашей фабрики требовало не менее одного раза в месяц устраивать собрания в рабочих коллективах. Нужны регулярные собрания рабочих коллективов с целью создания в коллективах единства и осознания того, что рабочий коллектив является семьёй человека, а его дом, квартира и семья – всего лишь, место для кратковременного отдыха. В закрытых письмах, которые шли широким потоком из ЦК КПСС в обкомы, горкомы и райкомы были указания на то, что коммунистическое общество должно быть матриархальным. Это понятно, почему именно так, ибо только матриархальный образ жизни безболезненно и незаметно уничтожает национальные культуры, создавая на почве женской природной полигамии покорное стадо двуногих животных. Матриархальный образ жизни в СССР утверждался порядками, называемыми социальными. Строилось множество женских общежитий и детских учреждений для детей дошкольного возраста. Молодая женщина родила ребёнка – получила однокомнатную квартиру. Ребёнок воспитывается в яслях, затем – в детском садике, затем – в школе, а далее – институт, армия и родное предприятие или учреждение. Не папа и мама, и не нация воспитывали молодое советское поколение, а агрессивное государство, поэтому вооружённая толпа советских людей без сомнений и зазрения совести могла спокойно отправиться грабить Чехословакию, Венгрию, Афганистан и т.д., убивая ни в чём неповинных «террористов». Именно, «террористов», ибо мирные жители оказывали вооружённое сопротивление агрессорам. Ведь и фашисты советских партизан называли «террористами».
У коммунистов с молодыми людьми, которых воспитала советская власть, проблем не было. Но в стране было много людей старого поколения, воспитанных, пусть и не в идеальных, но всё же, в патриархальных сообществах. У этих людей были родители и дети, о которых надо было заботиться. Женщины на работе восемь часов бегают вокруг станков, а после работы надо бегать по магазинам, где надо было выстоять в длинных очередях за сдохшей от голода курицей, и за иными малосъедобными продуктами питания, которые почти все были дефицитными. После этого надо было бежать в детский садик за ребёнком, а затем дома готовить кушать, стирать бельё и делать уборку в квартире. А тут – собрание после трудной работы. Кому оно нужно? Конечно же, собраний не было.
Партия требовала систематически проводить воспитательную работу среди рабочих коллективов и составлять о такой работе отчёты. За невыполнение этих требований партия наказывала жёстче, нежели за невыполнение планового задания. Надо было писать отчёты о проведённых собраниях и писать протоколы собраний, которых не было. Надо было сидеть и придумывать выступления рабочих на вымышленном собрании, составить протокол мифического собрания и занести его в журнал протоколов рабочих собраний. Писали липовые протоколы все помощники мастеров, писал такие протоколы и я. Надоело мне это комедиантство, поэтому я, перед тем как уйти в отпуск, написал такой протокол собрания, что о нём старался не думать и не вспоминать.
Свой отпуск я проводил как обычно, на Кавказе. Вернувшись из отпуска, я приехал на фабрику. Я шёл по чужим цехам, а работницы цехов смотрели на меня и усмехались, а некоторые из них откровенно смеялись. Что-то произошло, но не плохое для меня, ибо улыбки были приветливыми. В нашем же цехе женщины, увидев меня, стали откровенно хохотать. Они подошли ко мне, а председатель совета бригады, Лариса Петрова, начала читать из журнала протоколов собраний моё последнее сочинение. Она громко, с пафосом, читала из журнала о том, как женщины плакали, провожая меня на курорты. О том, как они, «утирая слёзу рукавом», просили меня беречь себя, а коллектив, обещали они мне, в благодарность за хорошее моё отношение к своему здоровью, будет работать без перерывов и выходных дней «за того и этого парня» и, вообще, за всех парней, за которых партия просит советский народ работать бесплатно. Гомерическим хохотом сопровождалось чтение моего сочинения. Женщины читали моё сочинение, наверное, ежедневно, а мне теперь стало ясно, что читала это сочинение вся фабрика, коль смеялись, увидев меня, работницы других цехов. Администрация фабрики проглотила мою «пилюлю» молча, но протоколы вымышленных собраний писать меня больше не заставляли.
Однажды мне сказали, что я обязан присутствовать на рабочих собраниях прядильного производства. Я пришёл на собрание и выступил с критической речью. Рабочим моё выступление понравилось, поэтому мой авторитет среди рабочих фабрики резко возрос, а начальство безмолвно проглотило мои обвинения, ибо доказательства в обвинениях руководства фабрики были вескими и неопровержимыми. После этого меня на собрания больше не приглашали.