Часть 8.
Сосьва.
Райотдел милиции города Серова, куда с вокзала были препровождены десять высланных на поселение в Свердловскую область женщин из Белоруссии, был полон народа. Дежурный старшина Петренко, не особенно мудрствуя, принял решение: до прихода начальника отдела посадить их в «кутузку».
- Появится начальник, определит, куда вам кому, - косноязычно объяснил он женщинам, открывая оббитую железом дверь камеры временного содержания, - А пока, тут.
В небольшом помещении камеры временного содержания было тепло. Иззябшие в плохо отапливаемом вагоне женщины, уложив на деревянные нары уставших детей, сами улеглись рядом, и мгновенно уснули. Однако сон их был не долог. Не прошло и часа, как дверь камеры с металлическим лязгом распахнулась и громкий голос старшины, объявил: - Женщины, которые тут, выходють.
- А, которые там? – протирая глаза, спросила Лёлька.
- Не понял? – вглядываясь в полутьму помещения, спросил старшина.
- Я говорю, которые там, тем, что делать? – пряча улыбку, ответила Лёля. Старшина на минуту задумался, потом, так и не решив, что делать женщинам, «которые там», сказал: - Все выходють.
Проводя ссыльных по длинному коридору, старшина, громко, чтобы было слышно всем, предупредил: - Уси заходють тольки после маего стуку. Усим понятно? После чего подойдя к двери, на которой красовалась табличка «Начальник Серовского райотдела милиции майор Кирилов», вежливо постучал костяшками пальцев в филенчатое полотно и замер в ожидании разрешения войти.
Стоящая впереди всей группы Лёлька, решительно сделала шаг вперед и взялась за ручку двери.
- Стой, куды! – тот час раздался окрик старшины.
- Так вы же сами сказали, - делая невинные глаза, сказала Лёлька, - что уси заходять тольки после вашего стуку.
- Ну девка, ну… - старшина, который очень хотел сказать Лёльке, к какому Макару он постарается сослать эту молодую «язву», не успел досказать фразу до конца. Громкий голос за дверью произнес: - Войдите.
Старшина, суетливо подталкивая в спины женщин, вошел последним и доложил: - Вось таварыщ начальник ссыльные. Як я вам докладывал.
- Можешь быть свободен Петренко. Я разберусь и позову тебя.
Старшина, облегченно вздохнув, вышел за дверь.
Внимательно посмотрев на стоящих перед ним женщин, майор принялся разглядывать лежавшие перед ним на столе сопроводительные документы. Перелистав одну за другой несколько папок, он вдруг резко встал из-за стола. Держа в руках одну из папок, и пристально глядя на застывших в тревожном ожидании женщин, он спросил: - Кто из вас Анастасия Гузова?
Сделав несколько шагов, замирая от мысли, что сейчас этот грозный милицейский начальник разлучит ее с ребятишками, вперед вышла Настя.
- Это вы этапированы к месту поселения с детьми? – пристально глядя на нее, спросил Кирилов. Та, молча, кивнула головой.
- Где они? – последовал следующий вопрос. Настя метнулась за спины стоящих посередине кабинета женщин, и перед глазами начальника предстали дрожащие от страха дети.
- Трое, - покачав головой, почему то тоскливо произнес Кирилов. После чего он, посмотрев на Настю, спросил:
- Ну и куда мне вас девать? В ответ, Настя, пожав плечами, сказала: - Не знаю. После чего неожиданно, подхватив на руки мальчонку, по-бабьи, перемежая русские слова с белорусскими, запричитала: - Гражданин начальник, миленький! Тольки, тольки не оставляйте меня одну! Оставьте с бабами. Мы ж с одной деревни. Я ж одна не выдюжу их кармить! Мне ж без людей ни як нельга!
- Ладно, погоди, - махнув рукой, произнес Кирилов, после чего, добавил: - Не шуми, дай подумать.
Он подошел к стене, на которой висела карта района, посмотрел на нее, и, обернувшись к женщинам, сказал: - Направлю ко я вас всех в Сосьву. Там хоть и с жильем туговато, зато работа есть. А, раз есть работа – значит, не пропадете, значит выживете.
Никудышный поселок Сосьва. Даже не поселок, а скорее большое село, разбросанное на плоском левом берегу одноименной реки. Если бы не лесопильный завод, да четыре лагеря, два из которых были лагерями особого режима, то так и осталась бы Сосьва никому не нужным селом, затерянным средь бескрайней тайги.
Неприязненно встретил поселок новую группу расконвоированных ссыльных женщин из Белоруссии. Промыкавшись в поисках пристанища добрую половину дня по поселку, в сумерках пристроились женщины на ночлег в конюшне леспромхоза. В маленькой, обогреваемой железной печкой, комнатушке сторожа, не раздеваясь, устроились они в углу на набросанной по полу соломе.
Сторож Савельич, принявший их ночевать, бескорыстием не отличался. Скорее наоборот. Прослышав о новой партии ссыльных, он тяжелой старческой рысью засеменил к сельмагу, наверняка зная, что найдет там вновь прибывших бедолаг. И не ошибся. В тесном помещении магазина, плотным кольцом окружившим «голландку», стояла группа плохо одетых женщин.
Покупая пачку махорки, он, поглядывая на них, спросил продавщицу: - А, чо Сергеевна, эти то давно стоят?
- Не боле получасу.
- Чо спрашивали?
- Вестимо чо, жилье однако.
Засовывая в карман овчинного тулупа махорку, он мысленно прикинул, сколь смогут выложить эти измученные, да еще с малыми детьми, бабы за ночлег. И решив, - «Что рублев сто за одну ночь они потянут», решительно подошел к старшей из них.
- Я табе так скажу, уважаемая, - отведя в сторону Лядову, произнес он, - Нигде вы жилье зараз не сыщете. А потому предлагаю вам всем остановиться на ночлег у меня.
- Да, поместимся ли мы все у вас. Как ни как нас тринадцать душ с детьми, - радуясь, и одновременно сомневаясь, что этот суетливый старичок, сможет их всех принять на постой, спросила Ольга Васильевна.
- Да ты милая не сумлевайся. Моих хоромов на всех вас хватит. Короче так, сотняжку гоните, и пошли.
Недолго совещаясь, женщины, собрав означенную Савельичем сумму, двинулись вслед за основательно затарившимся в магазине сторожем к окраине поселка.
Подойдя к старому, еще до революционной постройки, зданию конюшни, Лида удивленно спросила, глядя на провожатого: - Это куда же мы пришли?
- Это гостиница! Самая лучшая в наших местах для вашего брата гостиница, - весело ответил Савельич.
- Так на ферму, или конюшню похожа, - с сомнением в голосе, произнесла Лида.
- Истинные ваши слова барышня, - согласился с нею сторож, - конюшня, конечно конюшня, но жить можно. Я ж тут живу. После чего открыв ключом боковую дверь, сказал: - Проходьте женщины, будьте как дома.
Много позднее, когда на раскалившейся докрасна плите, закипел огромный медный чайник, он, к тому времени уже успевший выпить одну из принесенных бутылок «красненького», тоном добродушного хозяина, сказал: - Потчуйтесь дамы кипяточком, потчуйтесь.
Попивая горячий, до обжига губ, кипяток, Лида спросила: - А, что Савельич за народ тут? Даже разговаривать не хотят, не то, что на постой пускать?
- Народ то, девонька? Народ он и есть народ. Все боле не по своей воле пришлый. Сюда ведь еще при царях народ ссылали. Многие из тех, что выжили, остались. Прижились, стало быть. Те, из первых - себя коренными почитают. Другие уж при Советской власти сюда попали в двадцатых. С Тамбовщины, с под Воронежу. Хохлов тут тож не мало. Всякий, стало быть, тут народ. В конце тридцатых тоже понагнали, но те все боле в лагерях. Теперя вас – послевоенных гонють. Вот такой, стало быть, здесь народ девонька.
- Так отчего люди эти, сами много испытавшие, так плохо к нам относятся?
- Отчего? – Савельич пожал плечами, - Мабуть от того, что сами уже пачпорта имеють, а мабуть и боятся.
- Кого?
- Ну, вестимо кого. Власти.
- Это же отчего им власти то бояться, - недоуменно спросила Лида.
- А, кто ж ее не боится. Это дураки страху не имеют. А тут люди жизнью ученые. К чему, к примеру, людям с участковым нашим Охлопковым всякие отношения портить.
- А, что он участковый?
- Да вы же – ссыльные, для него головная боль. Вы хоть и на поселении, а пригляд за вами нужон. А ему скажи это надоть? Вот и я говорю, что без надобности! Он то – Охлопков, и приказал местным никого на постой не брать из вашего брата. Много уже таких перебывало тут, да мало кто оставался. Почитай все вскорости назад в Серов подались.
- А, нам в Серове сказали, что здесь работа для нас есть, и жилье найдется.
- Казали-мазали, - пробурчал Савельич, - Работы здесь навалом. Хоть у нас в леспромхозе. Руки рабочие только давай. Только ить Охлопкова то на рябой кобыле не объедешь.
- А, кстати, - вмешалась в разговор до сих пор молчавшая Лёлька, - Где он сам. Мы его сегодня по всему поселку искали. Так и не нашли.
- Эта вы девушка его понапрасну искали. В загуле он. Всему поселку известно, где он. У крали своей, в Новой Заре. Покуда не нагуляется, сюда не приедет.
- Так, как же нам быть? – в свою очередь спросила сторожа Лядова.
Сторож пожал плечами, затем сделав хороший глоток из второй бутылки «красненькой», сказал: - Покумекать женщины надобно. Я так разумею, что вам к Ильичеву надобно.
- А, кто это Ильичев? – перебивая Савельича, спросила Лида.
- Ильичев то? Ильичев – он голова! Человек в лесном хозяйстве ученый. Он сюда ранее меня попал, как «вредитель». Свой срок отбыл, да здесь и остался. А к кому ему в ту Москву было возвращаться? Жена развод сразу оформила, опосля того, как его арестовали. Дети от отца отказались. Не захотели, стало быть, детьми «врага народа». Это уж потом его обратно в академии звали, а он тут остался. Директором леспромхоза стал. Так вот я так думаю, что акромя его никто вашему горю не поможет. Так что оно может и к лучшему, что Охлопков загулял.
Утром следующего дня Савельич отвел женщин к Ильичеву, правда, не из альтруистских побуждений, а за две бутылочки «красненькой».
Коротко стриженный худощавый мужчина, лет пятидесяти, внимательным взглядом серых глаз осмотрел стоящих в коридоре леспромхоза женщин.
- Проходите в кабинет, - негромко произнес он, открывая перед ними двери. Тихо, словно боясь нарушить тишину пустого помещения, женщины прошли и остановились в центре кабинета.
- Присаживайтесь, - закрывая за собой дверь, произнес хозяин кабинета, и указал рукой на ряд стульев стоящих возле стены. Пройдя к столу он, не присаживаясь, спросил: - Кто из вас старшая. Встав с места и сделав несколько шагов, вперед вышла Лядова.
- Как вас по имени отчеству, - внимательно глядя на нее, спросил Ильичев.
- Ольга Васильевна.
- Ольга Васильевна, какие документы у вас имеются?
- Ничего нет кроме вот этой бумаги, что выдали нам в райотделе города Серова.
- Покажите.
Лядова протянула директору леспромхоза сложенный вчетверо листок, вырванный из школьной тетради. Ильичев развернул и прочел текст препроводительной записки, адресованной местному участковому.
- Кроме этой бумаги, как я полагаю, других документов у вас нет?
Лядова отрицательно покачала головой.
- Да, оно и понятно. Личные дела придут позднее с почтой, - произнес Ильичев, и присел на стоящий возле стола стул.
- Что же вы женщины умеете делать? – ни к кому конкретно не обращаясь, произнес он.
- Да мы все можем, гражданин начальник. Мы женщины сельские, к любому труду привыкшие. Вы уж только нас на работу к себе возьмите, а мы не подведем, - ответила за всех Лядова.
- Это хорошо, что вы к любому труду привычны. Только, знаете ли, что… Я прошу вас не называть меня больше «гражданином начальником», мы не в лагере. Меня зовут Анатолий Николаевич, а посему впредь прошу меня только так и называть, - он сделал паузу, после чего продолжил: - Я надеюсь, коль вы женщины сельские, то такое орудия пролетариата, как пила и топор вам известны.
Женщины согласно закивали головами.
- Ну, а коль известно, оформлю я вас всех на 7 лесозаготовительный участок. Жить будете прямо на делянах в балках. Продуктами вас обеспечат, ну а готовить будете сами. Зарплата, за вычетом тех двадцати процентов, что будут идти в доход государству, будет зачисляться на ваш счет в сберегательной кассе. Наличные деньги, согласно положению об оплате труда заключенным, выдаваться не будут. Вопросы ко мне есть?
Робко поглядывая на Ильичева, со своего места встала Анастасия Гузова. Оглянувшись на подруг, словно ища у них поддержки, она произнесла: - Анатолий Николаевич со мной мои дети.
- Дети? – растерянно произнес он, и выражение его лица на мгновение стало таким же, каким некогда было оно у начальника райотдела милиции города Серова.
- Сколько? – глухо произнес он.
- Трое.
- Возраст?
- Погодки они у меня. Младшему пять.
Ильичев на минуту задумался.
- Вот, что.… Кстати как вас зовут?
- Настя я, Гузова.
- Вот, что Анастасия, - произнес Ильичев, приняв решение, - Эту зиму будете работать на лесоучастке поваром. Жить с детьми будете вместе со всеми в балках. Отдельного жилья у нас нет. А, к следующей осени будем думать, как перевести вас в поселок. Устраивает вас такой вариант?
- Ой, Анатолий Николаевич, миленький! Конечно, конечно устраивает! – радостно воскликнула Настя, но директор леспромхоза жестом остановил ее.
- Ваше зачисление на работу оформим приказом только после того, как придут ваши документы. До этого времени вы поступаете в распоряжение начальника 7 лесоучастка. Он обеспечит вас спецодеждой, жильем и работой. Разумеется, оплата вашего труда будет, производится только с официальной даты приказа. Вопросы есть?
Вопросов ни у кого не было, они возникли после того, как группа после трехчасовой езды по разбитой узкоколейке прибыла на 7 лесоучасток. Оглушенные тарахтением отживающего свой век мотора, старенькой мотодрезины женщины, нетвердо ступая, спустились с открытой платформы на укутанную толстым слоем свежевыпавшего снега землю. Поражая взгляд своей нетронутой белизной, он, сверкая на солнце алмазными бликами, был повсюду. Плавно стекая со склонов недалекой безлесой сопчонки, заполняя собою редкие прогалины, он исчезал, в огромной, без конца и края вечнозеленой тайге. И, казалось бы, окончательно исчезнув в ней, неожиданно вновь появлялся искрящемся белоснежным покрывалом для того, чтобы на этот раз заполнить скованное морозом пространство извилистой Сосьвы.
- Красиво, - заворожено оглядываясь округ, тихо произнесла Лёлька.
- Холодно, - плотнее прижимая руками к груди тощий ватник, отозвалась Лида.
- Да, ты посмотри, посмотри! – не унималась Лёлька.
- Чего уж смотреть! Тебе то в мамкином пальто хорошо смотреть. А я гляди того – дуба дам! – стуча от холода зубами, невнятно ответила Лидия. Притопывая на месте ногами, она первая заметила идущего к ним по накатанной дороге мужчину.
- Вон девочки кто-то идет к нам! Пошли на встречу! – и, не дожидаясь остальных, подхватив свободной рукой узелок, бросилась вперед.
Идущий к дрезине мужчина остановился, неспешно закурил, внимательно глядя на приближающуюся группу женщин.
- Нам нужен начальник 7 лесоучастка, - задыхаясь от быстрой ходьбы по рыхлому снегу, первой произнесла Лидия.
- Я начальник участка, - последовал короткий ответ. Мужчина внимательно посмотрел на нее и вновь перевел взгляд на приближающихся к нему женщин. Завидев у них на руках детей, он, недовольно хмыкнув, и громко, так чтобы его могли услышать подходящие ближе женщины, сказал: - Я - начальник участка. Мне уже звонили из конторы. Предупреждали о вашем приезде. Сейчас я вас расселю, выдам спецодежду и продукты на неделю.
Предупреждая вопросы, он резко развернулся и решительным шагом пошел обратно. За ним, вытянувшись неровной цепочкой, оступаясь в глубоком снегу, поспешили женщины.
- Вот ваше жилье, - произнес он, когда группа вышла на небольшую, окруженную со всех сторон плотной стеной леса, поляну.
- Два крайних слева балка в вашем распоряжении, - произнес начальник лесоучастка, указывая рукой на небольшие вагончики, установленные на тракторные сани-волокуши.
- Ну, будем говорить не апартаменты, - входя первой в балок, сказала Лёлька, и, улыбнувшись, добавила: - Но все же жить можно.
- А, как мне после маминых бункеров, так вовсе царские палаты, - опуская на пол узелок, тихо произнесла Лида. От этого неожиданно пришедшего воспоминания ей стало грустно. Она сейчас с превеликим удовольствием согласилась бы быть с рядом мамой, в том, больше похожим на звериную нору, чем на человеческое жилье, бункере, чем быть здесь, за тысячи верст от нее, в относительно удобном для человеческого проживания вагончике.
- Ты, что Лидок затужила? – глядя на погрустневшую подругу, спросила Лёлька.
- Маму вспомнила.
- Маму, - тихо, как эхо повторила за нею Лёля, и чуть помолчав, сказала: - А я свою маму все реже и реже вспоминаю. Боюсь, что скоро и лицо ее забуду.
Неожиданно они, эти уже отвыкшие от слез девочки, заплакали.
- Это, что за слезы? – глядя на них, спросила Ольга Васильевна.
- Мамок вспомнили, - по-детски всхлипывая, произнесла Лёлька. Та, подойдя к ним, обняла обеих, и ласково прижимая их головы к своей груди, сказала: - Что мамок вспомнили – это хорошо. Это очень хорошо девочки мои, что вы мамок своих помните. С памятью о близких своих жить легче. А плакать, ну что ж, поплачьте, только не долго. Сейчас с вами пойдем к начальнику харчи да спецодёжку забирать. Так, что носы утирайте, и айда за мной.
Через полчаса, загруженные ватниками и валенками, девчонки во главе с Ольгой Васильевной, весело ввалились в балок. Примеряя стеганные ватные штаны, Лидия к своему ужасу заметила, что они ей непомерно велики. Пояс брюк приходился на плечи, а при небольшом усилии, их можно было натянуть еще выше.
- Да, что же это такое? – произнесла она, оборачиваясь к Лёльке. И замерла. Вместо знакомой фигуры подруги, возле нее, притопывая на месте, стояли стеганные ватные штаны. Ни рук, ни головы Лёльки не было видно. Неожиданно пояс брюк распался, и из него показалось смеющиеся лицо подруги.
- Ух ты! – восхищенно выдохнула она, - Это же надо! Вот это штанцы! Да с такими штанами мне ни телогрейки, ни шапки не надо! А, что Васильевна, поменьше размеров нет?
- Нету девоньки. Все одежда одного 54 размера, а валенки 45ый.
- Во бляха-муха, а как же все это носить? – беспокойно спросила у Лядовой Лида.
- Так и будем носить, - простодушно ответила та.
- А, я дырки ниже пояса прорежу, и буду их вместо комбинезона носить, - сообразила Лёлька.
- Девоньки, одежду не портить. Она казенная, - строго предупредила Ольга Васильевна, глядя на женщин.
Весь вечер в обоих балках женщины, подшучивая друг над другом, занимались подгонкой одежды. Сегодня они впервые почувствовали некую уверенность в своем, несвободном, зависящим от многих обстоятельств, будущем. А, ведь здесь, в глухой тайге, за тысячи километров от родного дома им, несправедливо осужденным законом, еще предстояло прожить долгих-долгих пять лет.
Спокойным и тихим для белорусок был этот вечер на отдаленном 7 участке Сосьвинского леспромхоза. Зато совсем неспокойным оказался он для директора леспромхоза Анатолия Николаевича Ильичева.
Уже в конце рабочего дня, без предупреждения, в кабинет Ильичева ввалился опухший от недельной пьянки участковый инспектор Охлопков. Не здороваясь, он вплотную подошел к вставшему ему навстречу Ильичеву, и, дохнув перегаром, хрипло спросил: - Где ссыльные?
Спокойно глядя в еще мутные глаза участкового, Анатолий Иванович коротко ответил: - В тайге.
Взбешенный спокойствием Ильичева, Охлопков заорал: - По какому праву ты принял их на работу без документов и отправил на лесоучасток, без моего на то согласия.
- Присядьте, - негромко произнес Ильичев, и указал участковому на стоящий рядом со столом стул. После чего сам сел на свое место.
За долгие годы общения с подобного рода людьми у Анатолия Николаевича выработалась стойкая привычка оставаться спокойным даже тогда, когда те, выходя из себя, начинали угрожать ему. Вот и сейчас, прежде чем начинать разговор, он достал из стола пачку «Казбека», раскрыл ее и предложил участковому. Тот, охочий до всего, что достается даром, сменив гнев на милость, взял папиросу. Прикуривая, он уже спокойнее произнес: - Ты же понимаешь, Анатолий Николаевич, что идешь на грубейшее нарушение всех инструкций по приему на работу осужденных лиц.
Анатолий Николаевич согласно кивнул головой.
- А, раз понимаешь, то зачем делаешь?
- А, что скажи мне товарищ участковый делать, если не хватает рабочих рук.
- Зеков, что ли не хватает?
- Хватает. Только кто мне даст охрану, чтобы охранять их в тайге.
Довод начальника леспромхоза был убедительным, поэтому Охлопков согласно покивав головой, сказал: - Оно конечно, охрану никто не даст. Но и мне скажи, как быть? Они же, согласно правилам содержания, раз в неделю должны ко мне являться на регистрацию. Это же, как скажи мне, будет выглядеть, если они будут жить в тайге, а я здесь – в Сосьве? Мне, что ли к ним ездить?
- Так я, Владимир Петрович буду один раз в неделю отпускать их в поселок. Нужно же им будет в баню сходить, да и мало ли еще какие дела могут возникнуть у женщин. Вы только назначьте им явочный день, и все будет в порядке.
- В порядке, в порядке, - пробурчал участковый, - За ними, как не крути, надзор нужен. А, как я буду его осуществлять? Мало ли какая проверка из района! Все сиди, кури Охлопков! Мигом из рядов попрут. Я хотя, и на хорошем счету у начальства, - произнося это, он горделиво поднял голову, - а за такие дела, как ты понимаешь, Анатолий Николаевич по головке не погладят. Тут смазка нужна, хорошая смазка. Не подмажешь – не поедешь. Он сделал выразительный жест пальцами.
- Так, что же с них взять? Им ведь выдача наличных денег не положена. Вы ведь знаете об этом Владимир Петрович.
- А, с них и брать ничего не нужно, - поспешно ответил Охлопков, уже заранее предвидевший ответ Ильичева.
- Ты Николаевич, - улыбаясь, произнес участковый, - к ним в бригаду еще одного человечка зачисли. Официально чтобы числился. Десятую долю с заработка бригады будешь перечислять этому человечку на сберкнижку. Вот и вся недолга. Я тебе паспорт и копию трудовой книжки предоставлю вместе с документами ссыльных. Ну как, договорились? – как о чем-то уже решенном, спросил Охлопков.
Ох, как хотелось Анатолию Николаевичу сказать этому наглецу участковому все, что он о нем думает. Но, вспомнив, ищущие у него последней защиты, взгляды ссыльных женщин, наполненные неосознанным страхом глаза детишек, он скрепя сердцем, сказал: - Договорились.
- Ну, вот и ладненько, - радостно произнес Охлопков, вставая со стула.
- Это бы дело неплохо бы замочить, - радостно продолжил он, пощелкивая себя указательным пальцем по кадыку.
- Не держу, - коротко ответил Ильичев, желая, как можно скорее выпроводить участкового.
- Ну, тогда до скорого, - произнес Охлопков, направляясь к дверям. Анатолий Николаевич с облегчением вздохнул, едва за ним закрылась дверь.