Самыми весёлыми, шумными, желанными были приезды с фронта моего старшего брата Алексея. Он не закончил в Прокопьевске артиллерийскую спецшколу, он был в ней переросток, и хотел перевестись в Костромское артиллерийское военное училище. Это было не просто. Наша мать использовала знакомство с генералом Алексеем Алексеевичем Игнатьевым. Мой отец знал его с давних пор. Они близко познакомились во Франции, когда Игнатьев был в эмиграции. Отец, который служил в советском торговом представительстве во Франции, помог Игнатьеву вернуться в Москву, куда Игнатьев привёз ценности, вывезенные эмигрантами из России ещё в гражданскую войну. Ценности были возвращены государству. Об Игнатьеве все знали из его книги «Пятьдесят лет в строю», где он подробно пишет о себе. Моего отца он почитал и, когда отец умер, 30 декабря 1940 года, Алексей Алексеевич пришёл к нам, стал на колени перед гробом отца и долго молился.
Мать обратилась к нему с просьбой о переводе сына в Костромское военное училище, которое давало возможность досрочно окончить его, получить звание и быть отправленным на фронт. Игнатьев сказал, что с радостью поможет сыну уважаемого им человека, тем более, что просят его об отправке на фронт. И так брат уже в 1942 году попал на фронт. Три раза он был ранен. После госпиталя получал краткий отпуск и приезжал домой на несколько дней. Он никогда не приезжал один, а захватывал с собой своих товарищей, которые тоже после ранений получали отпуск. Вся эта шумная весёлая компания жила у нас, потом разъезжались, кто – к родным, а кто – обратно на фронт. Интересно, что никто из них ничего не рассказывал о войне, о фронте, о ранениях. Только шутки, смешные случаи. Так Алексей, смеясь, говорил, что в каждом освобождённом городе заводил себе подружку, а в городе Рогачёве даже женился. Его товарищ, тоже развесёлый, потешал нас рассказами, как они были приглашены в клуб после освобождения какого-то городка. Их с почётом усадили внизу на лучшие места, а на балконе сидели молодые девушки и грызли подсолнухи. Когда же после концерта ребята встали, то увидели, что обсыпаны шелухой от семечек так густо, что еле отыскали свои шинели.
Вспоминаю один интересный эпизод, связанный с отправкой Алексея на фронт. Он позвонил поздно вечером и сказал, что находится со своим эшелоном на путях недалеко от Курского вокзала. Он попросил позвонить его девушке Элле и с нею вместе разыскать его вагон, попрощаться и принести чего-нибудь поесть и выпить. И вот мы с Эллой бегаем по железнодорожным путям, зовём Алексея – где он, что он, ничего не понимаем. Везде много военных, все готовятся к отправке, шум, весёлые крики, песни… Брат вдруг объявился, смеялся, что мы так беспокоились, обрадовался нашим гостинцам и сказал, что не знает – когда эшелон будет отправлен. Была глубокая ночь. Я решила идти домой, так как бабушка могла заволноваться, а брата проводила Элла.
Я слышала от брата только то о фронте, что он был в артиллерийской разведке и после ранения, или после отпуска, его направляли туда же. Его фронтовые друзья ещё долгое время приезжали к нам и в других случаях, когда бывали в Москве, иногда семьями, поживут у нас и разъедутся по своим делам.
Мне, как несовершеннолетней сестрёнке, брат прислал денежный аттестат, аккуратно приходили деньги, но они конечно шли на всю нашу семью. Я понятия не имела – сколько денег присылали. Ещё была льгота, что нас прикрепили к знаменитому военторгу, который, к большому недовольству москвичей, недавно снесён. Военторг занимал очень красивое здание. Там продавались и продукты, и любые вещи, и для военных, и для гражданских. Во время войны товары отпускались по карточкам и по специальным талонам, разнорядкам, а после войны магазин, славящейся хорошим снабжением был открыт для всех. Магазин располагался тогда на нескольких этажах, огромные залы, переходы, с необыкновенно богатым ассортиментом товаров.
Уже после окончания войны и после нескольких дней отпуска Алексея отправили на Дальний Восток воевать с японцами. Эта война, как известно, быстро закончилась, но брат был тяжело ранен и лежал в госпитале города Благовещенска. Тогда и для него война закончилась, он, наконец, вернулся домой.
Из фронтовиков к нам ещё приезжал мой дядя Николай Владимирович Родионов. Потом он был тяжело ранен и уже не мог вернуться на фронт. Он иногда чего-нибудь рассказывал. Как-то сказал, что перед боем разрешали выпить водки. Я, зная, что он любитель выпить, смеялась: «Ты, небось, норовил две порции ухватить»… Но он серьёзно ответил: «Нет, дураки пили. Я не дурак.» И ещё рассказывал, что очень было страшно, когда налетали немецкие самолёты, которых на фронте называли странно: «рама». Они летали низко, но в них невозможно было попасть, какие-то неуловимые, так как середины у них не было, форма в виде рамы.