*
«Какой-такой особняк? Белый с выступающими на двадцать метров балконами и краснокаменными колоннами? Ульев. Точно он, парни, я отвечаю… У него там всякие вкусности стоят, пылятся, ему они вовек не нужны, а нам в самый раз будут.»
Мало чем отличались в воображении Ульева коммуникации между воровскими группировками, осаждавшими покои его до вчерашнего ещё вечера. Вчера последнему главарю дворецкий снёс половину черепа с немногим содержимым. Глазное яблоко не отмывалось с мёртвой части живой изгороди, и воробьи никак не хотели его доедать. Печально. Хозяйка должна была ещё с утра звонить Чистильщику, но у того засоры оказались фатальнее. Он-то и сказал, что воробьи доедят, если тот не подоспеет. Ульев сидел на подоконнике, что над известняковыми верандами, и ждал. Луна уже ползла из-под облачных комьев, а маленькие твари не летели. Сегодня вообще мало воробьёв, никто не бьёт крохотными крылышками, не ковыряется в перьях клювами и вообще не делает мелкой суеты. Скучно. Богатые тоже плачут, Ульев плакал от сильнейшей скуки. Может, всё плохо?
Зато неожиданно прилетел Чистильщик. Оглянувшись по сторонам и противно прохрипев «сам это жри», улетел, оставив на стальной оградке блестящие дорожки царапин.
«Кокаин» - пронеслось в целом мозгу Ульева.
«А чего, собственно, мне надобно это жрать? Я сидел здесь с трёх после полудня и ждал эти два слова?» - следом.
Вороне можно верить? Даже ночной падальщик отказывается от подножного корма. Хотя вот они, условия!
Матёрый ублюдок. Ядовитый глаз прожигает мёртвую живую изгородь. В темноте виднеется только дым, технический "пакетъ" заглушает шипение.
Хозяйка принесла зерна. Рассыпала на кафель прямо в ванной. Ульев просил не разбрасывать зерно по твёрдому полу, т.к. частицы сильно отскакивают и трудно подбирать. Надо искать более молодую хозяйку, с такими же целыми мозгами.
Ульев вытянул когти. Пена из ванны упала на кафельные зёрна. Целые, цельные мозги… Как вымеряется целостность? Физический толк? Психический смысл? У вора своеобразный склад ума, он имеет право просто быть. Быть, наблюдать, получать своё. Воров Ульев в глаза не видел. Все были нейтрализованы без его непосредственного участия. Его личность затрагивала только финансовую составляющую. Клюя кофейные зёрна в швейцарской ванной, он мог лишь догадываться, что происходит на внутреннем дворе его жилища. Как раз в утренней газете, что выдавалась на весь дворец, он и узнавал о том, кому было отстрелено правое ухо, а кто получил дробь в хвост или гриву. Иногда с восточной стороны владений доносились смутные голоса и звуки борьбы. Но в швейцарской ванной комнате витало так много пены, что было трудно пробраться к дверному проёму. А может иногда и вовсе не хотелось.
- Р-р-р-р… – заскрипели перья. Ванная хороша, но слишком мала для такой птицы.
* *
Когда Ульев жил в обличии человека, он, не менее обеспеченный в материальном плане, выехал из своих угодий в городские трущобы. Выйдя из кареты, он прошёлся по заблёванному тротуару и, заглядевшись на трахающихся собак, вступил лакированным сапогом в зеленовато-коричневую лужицу. Размеры её были скудны, но сапог провалился в неё по голень.
- В какой всё-таки жопе я на самом деле живу, – молвил человек Ульев, – неужто кроме моих собственных владений не изобрелось приличных и как-никак чистых мест?
- Стой где стоишь, человек. – Раздалось откуда-то с небес. Смок развеялся далеко вверху, и, открывши зрительный путь на звёзды, возле на мгновение прекративших трахаться собак, опустилось антропоморфное свечение. Ульев слегка зажмурился и прикрылся белой манжетой.
- Я есть Бог. Для того ли я создал тебя человеком, чтобы ты, сидя у себя в искусственном мире, глаголил о мерзости бытия? Это твоя планета, твоя родина. Уродливой ты её не делал, но и не пытался на ней ничего переставить да пересотворить. Тебе дана была великая власть, которую ты бездушно переиначил на собственный лад.
-Бог? – осведомился Ульев, - Но тебя ведь нет.
И всё как-то, знаете ли, стало на свои места. Рационалистический баланс мира восстановился у всех, даже у малокритичных собак, что к тому времени уже разделались со своими важными делами. Правда, что плохо, Бог обиделся и превратил богача Ульева в богача-птицу Ульева. Имя ему дано «Руфь». При всём при этом, сколько уже прошло времени с этой оказии, Руфь издаёт пока что скорее кукарекающие звуки, нежели величественное пение. Но Ульев был уверен, что ещё распоётся как следует. Время, благо, есть.
* * *
Задумал Ульев написать картину. Как всё было…
После ликвидации воровских сообществ по разграблению великой птичьей собственности хозяйка предприняла попытку возвести буферную зону для всяких неугодных впредь и на века. Посадила урожай из колючих (изобрела же как-то) лоз картофеля. На сельскохозяйственную часть владений пригнали сотню тысяч уборочных машин. Пока они заботливо укутывали урожай в косые снопы, Ульев пожёвывал в клюве молодое деревце и думал о вечном. И так его мысли увлекли самого его в неведомые глубины к тому моменту гедонистски настроенного сознания, что тот не заметил, как один из копающихся в почве тракторов вместе с гнилозёмом выбросил на белый свет приличных размеров кусок говна, что пролетел вопреки законам природы в противоположную от поля сторону по тошнотворно чёткой траектории и, в полёте обляпав Руфь-Ульева, шмякнулся на фресковую стену с изображением королевской короны. На почве пережитых чувств возник доселе неведомый образ мысли. Ульев высказал своё «ко-ко-ко», но в мыслях это было ровным счётом так:
«Я должен написать картину.»
Ульева было не остановить.
Куплены были и холст, и масло. Зажмурив красны очи, Руфь силился изобразить великие города и страны, объединённые в единую метрополию, один кагал, внешне похожий на Вавилон, но внутренне отражающий красоту и чистоту идеального социального общества, без златотканых рамок властолюбивых богачей, коим сам являлся. Безо всяких обязательств, где всё твоё – это как бы всё для всех и наоборот!..
Но постиг великую птицу кризис мысли.
Из натруженных глаз потекли цельнометаллические слёзы; откуда ни возьмись, налетели синички и начали бешено клевать мгновенно застывавшую при соприкосновении с землёй платину. Прекратив плакать, Ульев заметил, как все синицы умерли. Ульев заботливо подобрал их и положил в небольшие гробики. Пустил по реке.
- Надо не рисовать, - сказал себе великий Руфь. – Надо строить.
Мимолётный, модный на то время, декадентный кризис минул внутри Ульева за короткие сроки. Сил придавало ещё одно мощное знамение: закон природы вновь встал на сторону антропологической сущности Руфи. На крыльях появились невзрачные очертания пальцев сызнова зарождающихся кистей рук.
Хозяйка купила также швейцарского производства бронебойную машину, из коей хорошо ездить и вещать к чудовищным массам из воробьёв. В отсеке для кофейного зерна было полно места. Нашлись сидячие места и для особо крупных ворон.
* * * *
Ныне колоссальный замок объединён с более могучим миром. Объединила метрополия все малые народы с Большим народом имени Руфи. Зерно забрасывается в огромные печи к ненасытным платиновым гигантам, заново воскресшим синицам. Великую Башню надстраивают каждый год на сотни километров. Интересно, что же будет дальше? Далёкий иль уже близкий нам космос?..