Отрывок из романа "Белые бураны"
Прошло два дня с тех пор как литовские партизаны, в числе которых были и Марите с Валей, переплыв Западную Двину, пересекли границу Литвы. Пока они еще не предпринимали никаких решительных действий против фашистских захватчиков, и немцы о них не знали и не тревожили их базовый лагерь. Партизанам нужно было на некоторое время затаиться, найти место в гуще лесов и разбить там базовый лагерь. Затем, разведать обстановку: где и какие по численности немецкие гарнизоны стоят вокруг лагеря, создать агентурную сеть в селах и городах, чтобы иметь глаза и уши, и знать о предпринимаемых немцами действиях, и только после этого проводить какие-нибудь серьезные диверсионные действия на крупных железнодорожных линиях и больших автодорожных магистралях. Иначе, им грозило бы быстрое разоблачение и уничтожение.
За это дело и взялись девушки-разведчицы – Марите и Валя. Ведь они были у себя дома. Особенно Марите, которая родилась в этих краях, в городе Зарасай, и знала здесь каждую тропку. Она ходила по знакомым с детства селам и агитировала своих земляков подниматься на борьбу с фашистскими захватчиками. Ее здесь знали многие еще по прошлым довоенным агитационным рейдам их комсомольско-молодежной бригады.
Гражутескский бор и стал основной базой ее партизанского отряда. Это было стратегически удобное место для базирования и нанесения врагу наибольшего материального ущерба, ведь неподалеку проходила большая железнодорожная линия, соединяющая Берлин-Варшаву-Вильнюс и Ленинград, по которой нескончаемым потоком шли немецкие военные эшелоны с войсками, боевой техникой, боеприпасами и продовольствием под Ленинград.
Недалеко от Зарасай рос огромный стельмужский дуб. Этому дубу было больше двух тысяч лет. Обхват его ствола – восемь с половиной метров. Он был ровесником рождения Иисуса Христа, был символом мощи и стойкости, любимцем литовского народа. Марите часто останавливалась возле него, и когда бывала в этих местах, обнимала его, заряжаясь его могучей силой. Сколько раз она ходила по местным селам, по тропке мимо него и рассказывала здешним людям правду о войне.
Их отряд вскоре начал разрастаться. Поверив словам Марите, в него начали вступать молодые литовские парни и девушки – добровольцы.
Однажды, когда Марите, вернувшись в отряд, встретилась с Валей, и они сидели у костра и читали газеты и книги, недавно доставленные в эти места самолетом, кто-то взял «Комсомольскую правду» и начал читать отрывок из поэмы о Зое Космодемьянской на русском языке. Марите, послушав эти стихи, попросила читающего еще раз повторить стихи о Зое. Все затихли и как завороженные сидели, не шелохнувшись, и слушали.
Когда Валя глянула на Марите – у той в глазах блестели слезы. Никогда раньше Валя не видела, чтобы Марите плакала, а тут…
Стихи были о юной московской девушке, такой же как и они, посланной с заданием в тыл врага, которую предал и выдал фашистам за «тридцать серебряников» ее же соратник. Немцы мучили Зою, водили босую и в одной рубашке в 30-ти градусный мороз по селу, добиваясь от нее, чтобы она призналась в поджоге их комендатуры, склада и дома, где стояли их солдаты, и выдала своих товарищей из отряда, но Зоя так ничего и не сказала фашистам. Ее повесили, но она стала примером и символом моральной стойкости молодых борцов в борьбе против фашизма. Посмертно, как потом и Александру Матросову, закрывшему своей грудью амбразуру немецкого дзота, молодой 18-ти летней девушке Зое было присвоено звание Героя Советского Союза.
От того и выступили у Марите слезы на глазах при чтении стихов о Зое, что она как бы почувствовала – это и ее судьба. Она готова была совершить такой же подвиг, как Зоя. Марите попросила у Атаева, который читал стихотворение, эту газету и потом сидела и читала ее, беззвучно шевеля губами. Партизаны, пораженные услышанным, сидели вокруг костра, не шевелясь, и отрешенно молчали. Было тихо-тихо и костер уже почти догорел. Нарушая молчание кто-то вдруг произнес:
- Да, трудно быть такой стойкой, как Зоя.
И тут вдруг Марите, встряхнув, подняла голову и сказала негромко и твердо:
- Мы тоже можем быть такими как Зоя. Нужно только очень сильно захотеть.
- Отдай мне газету, - попросила она Василия Атаева, ставшего потом командиром партизанского отряда «Кястутис».
- Бери, раз поэма о Зое так сильно тебя задела, - кивнул он ей.
И Марите, вырезав поэму, спрятала ее в кармане у сердца вместе с комсомольским билетом. С этого момента она стала другой. Из простой обычной девушки она превратилась как бы в факел, который горел, звал и освещал другим дорогу в борьбе против захватчиков. Она пошла в народ, и там где она бывала, начали возникать и действовать подпольные комсомольские группы. Они-то и сообщали обо всех передвижениях гестаповцев и полицаев, их карательных отрядов, направленных против литовских партизан.
И полетели под откос немецкие военные поезда… Партизаны захватывали на дорогах немецкие обозы, уничтожали автомашины с боеприпасами и продовольствием, жгли склады.
А немцы, тем временем, тоже не спали – они открыли настоящую охоту за Марите. Они искали ее всюду, рыская по всем окрестным селам, сулили большие деньги предателям и своим шпионам, но крестьяне и все трудовые люди любили ее, прятали как свое родное и единственное дитя от глаз оккупантов. Вовремя сообщали ей о пришедших за ней карателях. И Марите все время уходила, исчезала, будто растворяясь в воздухе. Она была неуловима.
Вахмистр Зарасайской полиции, Казанас, долго и безрезультатно гонялся за неуловимой Марите и не мог поймать ее. Но однажды к нему пришел один человек. Конечно, не сам пришел, а его привели. Этот человек не мог назвать своего имени – он был немой, хотя и хорошо слышал. Казанас стал его допрашивать, подозревая, что он партизанский разведчик. Но тот попросил листок бумаги и написал на нем имя немецкого начальника Гестапо города Вильнюса, и чтобы он обратился именно к нему за разъяснением о его данных. Он написал, что его фамилия Отс и он подчиняется только ему.
Когда Казанас дозвонился в Вильнюс и сообщил начальнику о немом человеке, именуемом Эдуардом Отто Отсом, тот сказал:
- Ну вот, счастье само идет к вам в руки. Это ведь наш агент, и не колотите вы его так сильно, а дайте ему задание. Пусть он ходит, следит и сообщает вам о партизанах, и об этой неуловимой разведчице, которая вам не дает спать!
И в башке Казанаса возник план: «А что? Это ведь гениально! Никто даже и не подумает, что за таким немым, немощным и жалким нищим скрывается агент! Он со своей нищенской котомкой может беспрепятственно ходить по всем селам». Так и решили с гауптштурмфюрером Гестапо Штофом – нищий немой будет ходить по всем селам и искать эту неуловимую разведчицу…
И у партизан начались проблемы. Начали попадать в засады и погибать их люди, исчезать их связные. Как будто злой рок преследовал их. И этот рок был и действовал под именем и фамилией Эди Оттова. Да, да, именно этот, вначале, казалось бы, безобидный и немой конюх из лесного хозяйства, что под Смоленском, которого так и не смог поймать там подполковник Зарубин вместе с лесничим Яншиным, его дочерью и тремя разведчиками. Он таки пролез сквозь болота и пересек линию фронта, пришел в Белоруссию и сдался Гестапо, а начальник Гестапо, получив указания свыше, его уже направил в тыл для борьбы с партизанами – сначала в Белоруссию, в тыл, а потом и в Прибалтику, чтобы раскрывать там действия коммунистического подполья и разных партизанских группировок. Они в это время там очень сильно активизировали свои действия: пускали под откос поезда с боеприпасами и техникой, громили склады германских войск. А эти боеприпасы и техника, ох, как нужны были немецким генералам и под Ленинградом, и под Курском, где немцы хотели взять реванш у русских за поражение под Сталинградом.
Партизаны через своих людей получили важные данные, что этот агент действует под кличкой «Шуберт», но кто он и как выглядит никто не знал, знали только подполковник Зарубин, Яншин и Ганин по его действиям в 1942 году в смоленском лесничестве.
Зарубина в начале 1943 года в связи с тем, что он раньше служил в Прибалтике, отозвали из действующей армии и направили в штаб партизанского движения в Прибалтике и Белоруссии, для координации их действий с действиями Красной Армии.
И когда у Зарубина появилось донесение из Зарасайского партизанского отряда «Кястутис» о том, что против них действует хорошо законспирированный агент немецкой разведки по кличке «Шуберт», у него сразу возникло и всплыло из памяти известное ему имя Эди Оттова – немого конюха из охотничьей усадьбы Яншина, любившего слушать музыку немецкого композитора Шуберта.
Почерк был тот же. Так же, как и в смоленском лесничестве на него никто не обращал никакого внимания, а он, жалкий немой инвалид, ходил где хотел, слушал, что хотел, и делал, что хотел. Кто его мог заподозрить? А он отлично исполнял свою роль и если б не случайное увлечение Насти с Ганиным, было бы тогда им всем очень плохо…
Зарубин это помнил. И хотя уже прошло целых два года, он позвонил начальнику Главного управления военной разведки, и попросил узнать, где находится подразделение разведки, руководимое лейтенантом Подлужным, которое в августе 41-го года находилось в Яншинской усадьбе смоленского лесничества. А конкретно ему нужны были: лесник Яншин, его дочь Настя и разведчик, поэт и сибиряк, младший сержант Ганин.
Через некоторое время Зарубину сообщили их координаты. Он послал туда машину со своим представителем, капитаном Терехиным, и через два дня эти люди были уже у него. Прибыл также из армии и поэт Ганин. И они, сидя в кабинете у полковника Зарубина, радовались, встретившись и увидев друг друга. Зарубин дал им хорошо наговориться, и приступил к делу.
- Ну вот, друзья, - сказал он, - собрал я вас по старому и так и незаконченному тогда делу… Помните август 41-го и нашу встречу и разговор за столом?
- Когда мы пили лесной бальзам и пели есенинские песни? – высказался Ганин.
- Не только это, Сергей! Мы тогда решали вопрос более важный, чем это: как поймать немого конюха, оказавшегося немецким шпионом! И тогда вы отправились в поход – искать его в наш тыл по прифронтовым селам.
- Да, у нас тогда ничего не получилось. Эдя Оттов, как в воду канул, - подытожил Яншин.
- Нет, нет, Григорий Игнатьевич, он не канул, - сказал Зарубин, - он прополз через линию фронта, прошел через болота и теперь всплыл в далекой Прибалтике. На днях мне сообщили оттуда наши литовские товарищи. Это где-то в районе города Зарасай. Они передали, что у них действует какой-то сверхсекретный немецкий шпион по кличке «Шуберт», и он наносит им очень много вреда. Не наш ли это конюх там действует? Кроме того, еще раньше в Белоруссии действовал тоже такой же сверхсекретный агент, который тоже сдал многих. Он исчез и появился опять – теперь уже в Прибалтике. Если это он, то вы лишь одни можете его узнать и разоблачить. Вот я вас и собрал лишь по этому поводу. Его нужно убрать, иначе, он наделает там много бед… Собирайтесь. Мы вас перекинем туда воздушным путем. День вам дается на сборы.
- Григорий Игнатьевич, а та снайперская винтовка еще при вас? – спросил он Яншина.
- Да, конечно, теперь я никуда без нее, - ответил тот. – Она у вашего капитана.
- Вот и хорошо – оружие личное, пристрелянное – оно не подведет, - констатировал Зарубин. – А вы, молодые люди, получите десантные автоматы и пистолеты. Ну, и гранаты, конечно – это обязательно! И сухой паек на трое суток. Ну, вот и все, идите и готовьтесь. Еще один день потренируетесь с прыжками, а я вас потом соберу и провожу на аэродром. Не бойтесь, вы будете доставлены точно, в отряд к партизанам, и вас там встретят наши люди. Они там на месте и расскажут вам: что и как!
- Поняли? – спросил, улыбнувшись, Зарубин. – Не боитесь?
- Нет, - ответил Сергей. – Что нам бояться! Разведчики ничего не боятся и мы будем действовать все вместе. Ну, а Насте мы поможем.
- Вас всех проинструктирует и научит прыгать с парашютом инструктор, - заверил их Зарубин.
Два дня пролетели, как один час. Все собравшиеся были увлечены сборами и прыжками с парашютом – за это время они сделали по два пробных прыжка.
Вечером следующего дня приехал Зарубин и проводил их аж до самого самолета. А через три часа полета они были уже над Прибалтикой. Точно по времени, когда прибыли в район Зарасая, они увидели в темноте, далеко внизу под собой, три пылающих костра. И по команде летчика «Пошел!», прицепив крюки от колец для раскрытия парашютов к страховочному тросу, они, один за другим, шагнули за борт самолета…
Шел первый летний месяц сорок третьего года. В лесах было тепло и тихо. Пахло сосновой смолой, в траве стрекотали кузнечики. Командир отряда, собрав свой небольшой штаб: замполита, заместителя, начальника штаба и всех командиров подразделений, сказал им:
- Товарищи, наш отряд сильно разросся и это опасно. Такому большому подразделению скрываться среди лесов будет очень трудно. Нас могут засечь и окружить каратели. Особенно опасно находиться всем вместе сейчас, когда появился этот неуловимый немецкий шпион. Через два дня мы должны разделиться. Здесь останется небольшой отряд под руководством Атаева, а мы пойдем дальше на юг, ближе к Вильнюсу.
Потом он отозвал Марите в сторонку и проговорил:
- Тебе, Марите, я поручаю пройтись по тем опилинкам, где будет вскоре проходить наш отряд – разведать там обстановку. Нет ли там стукачей – предателей и приготовленных нам ловушек. Пойдешь в сторону Алунты и Молетай. Тебя будут сопровождать и подстраховывать три наших новых товарища, прибывших к нам с «большой земли». Они пойдут отдельно, следом за тобой, так что, вы все время будете друг друга видеть. Недавно пришло сообщение из алунтской опилинки. Там на хуторе завелся какой-то «фрукт», который все время что-то вынюхивает. Возможно, это и есть тот самый секретный осведомитель гестапо. Пойди, разберись на месте и если это он – уничтожь его!
- Хорошо, командир, - сказала Марите, - только я в этом очень сомневаюсь. Такой важный и опытный осведомитель не может все время находиться в одном хуторе. Он должен постоянно передвигаться по дорогам, чтобы быть в курсе всех событий, должен быть мобильным и своим среди чужих… Когда выступать?
- Вот ты и проверь! - приказал ей Апивала. – А выступать нужно прямо сейчас – ждать нельзя. Врага надо опережать! Обращаться с сопровождающими тебя мужчинами будешь при помощи цвета: белый, красный, голубой. Косынка или цветок в руке. Красный – внимание, опасность! Белый – все в порядке, можно двигаться! Синий – за этим человеком нужно следить! Страхующие тебя товарищи будут вооружены и поедут на лошади с телегой, под видом переезжающих селян – отец, дочь и ее молодой муж. Я вас сейчас познакомлю, чтобы вы знали друг друга в лицо. Но поле этого вы не должны больше встречаться. Все время держитесь на расстоянии. У девушки, которая с ними, тоже будут такого же цвета платки, как и у тебя. Так что, обращай на них внимание. Это сигнал, поняла?
- Да, - ответила Марите, - ведите меня к ним – будем знакомиться.
Апивала отвел ее в отдельную землянку, где отдыхали вновь прибывшие и, познакомив с Настей, Сергеем и Яншиным, сказал: «Вы тут немного пообщайтесь», а сам вышел.
- Теперь будет хоть с кем ходить, - улыбнулась Марите, - а то все одна и одна.
- Ну, что ж, мы будем ходить с вами хоть и отдельно, но мысленно всегда вместе, - сказал Сергей.
- А вы хоть слова-то какие-нибудь литовские знаете, а то ведь встретите полицейских на дороге, они вас сразу же и расколют? – спросила Марите.
- Да! Вот это наше упущение! – воскликнул Сергей. – По-литовски мы «ни в зуб ногой» и «ни бум-бум»! То есть, ни черта не понимаем! Я вот только одно слово и запомнил – гевате, а что оно обозначает – не знаю!
- А где вы его услышали? – спросила Марите.
- Да, тут недавно один ваш солдат бежал, да за пень запнулся и сказал: «Вот гевате!».
- Мне понравилось это «гевате», - ответил Ганин.
- И что оно вам так понравилось? Гевате – это гадюка, а в общем – гадость! – засмеялась Марите. – Давайте я вас немного научу языку?
- Конечно, - сказал Сергей.
- Ну вот, запомните, если вас о чем-то спросят, а вы не знаете, то говорите: «Я не знаю по-литовски» - «Аш ня жиноу». «Я не понимаю» - «Аш ня супранту». А если будете здороваться с кем-то, то говорите: «Лабас ритас» - «Доброе утро», «Лаба диена» - «Добрый день», «Лабас вакарас» - «Добрый вечер». Поняли? «Аш» - это «я», «юс» - это «вы», «мяс» - это «мы», «норю» - это «хочу». «Вальгити» - это «есть». А выражение «Мы едем в местечко Алунта» будет выглядеть так: «Мяс важиоемо и Алунтос мястялес». «Дарбас» - это «работа», «дарбининкай» - «рабочие». «Мяс важиоемо дирбти» - «мы едем работать». «Ачу» - «спасибо», «ир» - это «и». «Мано» - это «мой». «Мяс норимя юмс пасакити» - «Мы хотим вам сказать». «Земля» - «жяме», «дорога» - «кяйлис», «идти» - «ейти», «хлеб» - «дуонас», «дайте» - «докить». «Бишки» - «немного», «манн» - «мне». «Докить манн бишки дуона». Аш норю вальгити» - «Дайте мне немного хлеба. Я хочу есть». «Озеро» - «эажерас». «Аш ейну ин эижера» - «Я иду на озеро». Ну вот, теперь поняли? – спросила она.
- Поняли! Конечно, поняли! – сказал Сергей. – Да, только, вот, с непривычки все перемешалось. И все равно вам большое «ачу» за этот блиц-урок, дроугас Марите.
Марите рассмеялась:
- Ир юмс ачу, мано дроугас Сергеюс! Результат, как говорится на лицо!
- А как будет «Я вас люблю»? – спросил Сергей.
- Аш юс милю! – ответила Марите.
- Так вот, я вам всем хочу сказать: «Аш юс милю!».
- Ир мяс тавя милимо, Сергеюс, - улыбнулась Марите.
В землянку вернулся командир отряда и спросил:
- Ну что, пообщались?
- Еще как, целый курс по литовскому языку прошли. Так что, ачу вам!
- Это хорошо. Теперь вы будете хоть немного адаптированы к нашим условиям и не будете так выделяться среди наших граждан. А это самое главное условие.
- Еще один вопрос, Сергей, - сказала Марите. – Вы случайно стихи не пишите?
- Пишу, - удивился Сергей, - а как вы это узнали?
- Поэта видно сразу, - ответила Марите. – От него исходит какой-то внутренний свет, великий крик души. А вам нравятся стихи наших поэтов, например, Саломеи Нерис? Смотрите!
Где же домик тот зеленый,
Палисадник пестрый.
Георгины возле дома,
Что садили сестры…
- Это великая и чудная поэзия, - сказал Сергей. – Я вам тоже хочу почитать несколько своих строк. Вот:
Мы, рождаясь, врезаемся в жизнь,
Словно стрелы…
И уходим, почив, среди начатых дел…
Сколько наших в борьбе той
Голов поседелых
Отшумело и стало лишь звуком капелл…
- Мне нравятся ваши стихи, Сергей, - сказала Марите. – Они глубокие – философские…
- А мне нравятся стихи Соломеи Нерис, ответил Ганин. – Они такие живые и непосредственные, как капли свежей росы на траве, в лугах возле дома.
- Ну, вот и хорошо. Познакомились? Теперь будет легче работать, - подытожил Апивала. – Марите, тебе задание наше ясно. А вам, товарищи, - обратился он к Сергею, Насте и Яншину, - нужно будет ее поддерживать – сопровождать, но только держаться на расстоянии, не общаясь, понятно?
- Да, - ответили все.
- Ну, тогда завтра утром рано и выступайте! – приказал командир.
…На следующий день, рано утром, подвода с четырьмя людьми выехали из партизанского лагеря. Их отъезда никто и не заметил, кроме часовых – весь лагерь еще спал. А им нужно было преодолеть большое расстояние – путь примерно в шестьдесят километров.
Весь день они ехали, останавливаясь лишь только, чтобы перекусить и накормить лошадь. К вечеру прибыли, наконец, в деревню, возле которой и был тот нужный им хутор. Поговорив с одним крестьянином-бедняком, который жил на окраине деревни, Марите пристроила своих друзей к нему на постой, а сама ушла на разведку в деревню – у нее в этой деревне были «свои люди». Вскоре она вернулась и сообщила: немцев поблизости нет, но день назад через деревню проходили какие-то нищие, два человека – один немой, другой слепой.
- Они недолго здесь задержались и ушли по дороге в ту сторону, откуда приехали мы с вами, - сказала она.
Уединившись с товарищами, Марите сообщила им тихо по секрету:
- От преданных нам людей я узнала, что немцы находятся в наших местах, в таких крупных городах, как Укмерге, Утяны а в таких небольших местечках, как Алунта и Молетай - находятся лишь их полицейские участки.
- Надо ехать назад, искать этих нищих. Нужно проверить, а вдруг это наши «клиенты»! – сказал Ганин.
- Хорошо, поедемте назад, - согласилась Марите, - но только не сегодня, а завтра. Сегодня к вечеру я должна побывать со своими девчонками на хуторе у местного влиятельного кулака – пособника немцев. Возможно, это он выдает здесь наших, и тогда его нужно убрать. Так приказал командир. Сегодня вечером у него праздник – он что-то отмечает, поэтому и пригласил к себе всех деревенских девушек на танцы.
- Так, может, мы тебе в этом поможем? - предложил Сергей.
- Нет, не надо. Я это сделаю сама. А вы будьте готовы к выезду – задерживаться здесь после этого будет очень опасно,- ответила Марите. – Ночью, как только я приду, мы должны немедленно покинуть это место. Поняли?
- Поняли,- ответили Сергей и Настя с отцом.
- И на всякий случай приготовьте и проверьте оружие,- добавила она, уже собираясь уходить.
- Есть! – отчеканил по-военному Сергей. Он понял: шутки прочь – началась нешуточная игра, в которой противнику нельзя было проигрывать. Проигрыш будет стоить им жизни. Нужно было опережать противника, то есть, делать неожиданный ход. А лучше всего ход конем, то есть вовремя убираться.
Марите ушла, а Сергей и Яншин начали готовиться к отъезду…
А Марите, тем временем, со своими подругами отправились на хутор на танцы. С собой она взяла маленький пистолет – Вальтер. Спрятать его под платьем было не сложно. Она специально для него сшила прикрепляющийся сзади к бедру карман, и пистолет был не виден даже при быстрой ходьбе, правда, садиться было нельзя.
Когда девушки пришли, на хуторе уже было людно. Пришли девушки и парни с других хуторов и деревень. Но Марите с Гражиной чуть отстали от остальных девчат. Это они сделали специально, чтобы оценить обстановку и приглядеться к хозяину.
Но когда Марите издали увидела хозяина, она чуть не обомлела: это был известный ей Паршин – человек-хамелеон и угорь, который чуть было не убил в сорок первом году Ванюрку Жигунова. «Вот она, встреча, - подумала она. – Сколько веревочке не виться, а все равно всему приходит конец».
Они с Гражиной незаметно отошли и слились с другой группой девушек и парней, которые стояли здесь раньше. Было шумно, играла музыка. Но уже опускались вечерние сумерки. Марите сказала Гражине:
- Этот человек мой давний враг. Мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз. Как только станет темно, вызови его за овин. Скажи, мол, одна особа очень сильно влюблена в него и хочет сообщить ему очень важную весть.
- Он не поверит этому, - сказала Гражина.
- А ты его сначала увлеки чем-нибудь. Ты же такая красивая и молодая,- ответила Марите. – Тогда он подумает, что эта особа ты и пойдет за тобой.
- Попробую, - согласилась Гражина.
- А у тебя есть родственники где-нибудь в других селах подальше отсюда? – спросила ее Марите.
- Да, есть.
- Тогда после всего этого немедленно уходи к ним. А теперь иди, действуй, я буду ждать между теми сараями,- указала рукой Марите.
- Они разошлись и Гражина начала действовать. Когда зажгли огни и танцы разгорелись, некоторые парни и девушки начали угощать друг друга самогоном. Все закрутилось, как на карусели. Гражина старалась все время держаться ближе к хозяину, а тот, подвыпив, расслабился, танцевал и щупал всех девушек, которые ему нравились.
После нескольких лет сдержанности и тихой жизни, он решил, что НКВД ему уже не страшен и наконец-то пришло его время. И он может пожить так, как хочет. С новой властью он договорился. За то, что он раскрыл немцам некоторых подпольщиков, они обещали ему шикарную жизнь, и поэтому он так широко праздновал свой день рождения. Конечно, у него были и охранники – пятеро здоровых молодых батраков, которые работали у него на хуторе и заодно охраняли своего хозяина. Но как можно удержаться, когда все, выпив, так веселятся. И они тоже выпивали и веселились.
Этим и воспользовалась Гражина. На очередном танце она как бы нечаянно столкнулась с Паршиным, и когда он, подвыпивший, ухватился за нее, она и начала раскручивать его за эту ниточку. Она с удовольствием поддавалась, улыбаясь и поощряя его на разные, совсем не безобидные действия. А тот все больше и больше увлекался девушкой, прижимал ее, готовый тут же начать свои любовные действия. И тогда Гражина шепнула ему:
- Пан Инвар, ну разве так можно – на людях!
- Мне можно везде. Я здесь хозяин, - сказал Паршин.
- Конечно, вы здесь пан, но я стесняюсь, - ответила Гражина. – Пойдемте хотя бы вон за те сараи.
- Пойдем, - расплылся в улыбке хозяин, - ты меня возбуждаешь.
И он потащил Гражину за тот самый сарай, где уже стояла и ждала их Марите. Когда они очутились одни и Паршин стал расстегивать свой пояс, перед ним вдруг появилась Марите. Гражина, ойкнув, убежала, а Марите, встав перед ним, сказала:
- Ну что, предатель, помнишь меня?
- Кто ты? – спросил, оторопев Паршин.
- 1941 год, май месяц, Алунта. Иван Жигунов, встреча в ресторанчике. Я та девушка, которая все это время искала встречи с тобой, чтобы отомстить за своего друга!
- Постой, я не хочу умирать сейчас, в свой день рождения, - выдавил из себя Паршин.
- А я не могу больше ждать. За все твои предательства именем рабоче-крестьянской власти, огонь!
Марите приставила к сердцу Паршина вальтер и выстрелила. Выстрел был глухой и почти не слышный. Он потонул в шуме и веселой музыке возбужденных музыкантов…
Марите, спрятав вальтер в свой потайной карман на бедре, вышла из-за сараев как будто ни в чем не бывало и пошла тихо по дорожке к селу… Через несколько минут она прибежала запыхавшись в ту избу, где ее уже ждали с запряженной в телегу лошадью Сергей и Яншины. Крикнув им: «Быстро! Уходим!», она упала на сено, брошенное в телегу. И все, как по команде, вскочив в телегу, погнали лошадь по дороге из деревни на север.
Через десять минут они уже скрылись в серой мгле наступившей ночи. Еще было немного видно дорогу, поэтому беглецы, подгоняя бегущую лошадь, старались, пока было видно, как можно дальше отъехать от деревни. А когда уже наступила полная ночь и стало совсем темно, они свернули с дороги. Справа был густой сосновый лес, а слева ложбина с озером, возле которого росли довольно высокие кусты ивняка. Они и спрятались там, посчитав, что если их будут искать, то, скорее всего, кинутся в лес, чем к открытому месту у озера.
Распрягли лошадь, давая ей хоть немного отдохнуть перед завтрашней трудной дорогой, а сами, достав из-под телеги автоматы и винтовки, заняли круговую оборону.
В два часа ночи, когда показался из-за облаков тонкий серп луны, они снова, не мешкая, запрягли лошадь и погнали ее по дороге. Ночью им никто не мешал и к утру, лишь за одну ночь они преодолели 35 километров обратного пути. Им нужен был лишь один такой однодневный бросок, чтобы они смогли добраться до своего родного партизанского края. И они решили ехать днем, ведь сидеть в лесу и ждать ночи было еще опасней, чем ехать – их могли увидеть и донести. А ехать, ведь едут же крестьяне из села в село, из села в город… и они поехали. «Аусвайсы» у них были в порядке и когда они уже преодолели большую часть своего обратного пути, на одном из проверочных пунктов возле Зарасая, охранники остановили их для проверки документов.
Стоя там, они заметили немцев, которые вели по дороге перед собой каких-то двух нищих. Первой их заметила Настя. Она шепнула Сергею тихо, почти одними губами, так, что даже сама наверное не слышала своего голоса, но Сергей все понял.
- Смотри, кто к нам подходит… Не поворачивайся – это наш «немой».
Ее отец, также глядевший в ту сторону, тоже вдруг повернулся к подходившим полицейским с двумя нищими.
«Неужто это провал? – мелькнула мысль в голове у Сергея. – Мы искали Эдика, а он сам нас нашел!».
Марите, предъявлявшая документы проверяющим, заметила странное поведение своих товарищей и поняла, что этот нищий и есть тот самый опасный агент, которого они искали. Она открыто и твердо глянула прямо в глаза «нищему» и тот, не выдержав ее взгляда, отвел свои глаза в сторону…
Полицейские прошли пункт проверки, предъявив пропуска и сказав, что они ведут этих двух голодранцев в комендатуру к начальнику, и солдаты пропустили их.
Когда немцы удалились, а солдаты у моста проверили и отдали Марите все их документы и они въехали в город, то все были мокры и бессильны от нервного напряжения. Ведь только один взгляд этого Оттова в лицо Насти или Яншина был бы достаточен, чтобы всю их группу тут же схватили и увезли бы в гестапо.
Но, к счастью, этого взгляда Эдя Оттов как раз и не сделал, раздраженный и озабоченный своим арестом. Ему было не до каких-то там литовских крестьян, которые ехали на подводе в город Зарасай. Ему нужно было самому как-то выпутываться из лап зарасайских жандармов, звонить в Вльнюс, вызывать своего шефа фон Штофа, чтобы он подтвердил, что Эдя Отс является тайным агентом их службы и послан в их края с особым заданием.
Получив документы и отъехав от дорожного поста, Марите оставила подводу и сказала своим товарищам:
- Сергей, и ты, Настя, оставайтесь здесь, возле комендатуры, и следите за этой парочкой Эди Оттова. Если они выйдут из жандармерии и пойдут куда-нибудь – идите за ними: нужно все время держать их в поле нашего зрения. А мы с Григорием Игнатьевичем поедем в одно место на восточную окраину города к моим знакомым – там все и остановимся. А с вами мы встретимся к вечеру на углу Витаута и Вильнюс гатве (улицы) или же на квартал дальше – Витаута и Дариуса и Гиренаса гатве, поняли?
Сергей и Настя остались на площади а Марите с Яншиным поехали по главной улице города и свернули на улицу Дариуса и Гиренаса. Там жили «знакомые» Марите, а впрочем, это была ее явочная квартира. Подъехав к дому и остановив лошадь как бы для того, чтобы подтянуть на ней подпруги, Марите внимательно изучала все условные сигналы на дверях и окнах явочной квартиры. Увидела, что форточка была открыта, занавеска отшторена и ничего настораживающего не было, значит, все в порядке – квартира действовала.
Постучав в окно и вызвав хозяйку, она поздоровалась с ней и спросила:
- Свейкас юм (здравствуйте вам)! Вы тетя Алдона?
- Тейп (да), - ответила «тетя». – А вы кто?
- Я Марите из Скудутишек, вашей младшей сестры дочка. Она передает вам большой привет, пожелание здоровья и всего самого-самого наилучшего.
- Дякуй, дякуй юм, брангои гитсенайте (спасибо, спасибо вам, дорогая родственница)! – ответила тетя Алдона.
- Тетя, я не одна к вам приехала, а со своими друзьями. Можно к вам войти? – спросила Марите.
- Входи, входи, доченька, мы гостям всегда рады!
Это был пароль и сообщение о том, что здесь все в порядке.
- Там на улице еще наша подвода стоит. Пустите нас у вас пожить на день, на два? – спросила Марите.
- Конечно, конечно, давайте, заезжайте, я сейчас открою вам ворота! – крикнула тетя и кинулась открывать ворота.
- Распрягайте лошадь и заходите в дом. Там никого пока нет, - пригласила она Марите и Яншина. – Но скоро приедет моя дочка, она пошла к подруге, тогда вы с ней и познакомитесь.
Марите подошла к Яншину и сказала:
- Можно заезжать и распрягать лошадь. Мы здесь поживем день или два, пока я сделаю свои дела, а вы свои.
Яншин понимающе кивнул головой.
Через некоторое время пришла и Вероника – дочь хозяйки. Марите знала ее – она ведь уже приходила сюда, в город, месяц назад и агитировала молодежь подниматься на борьбу против своих врагов – новой фашистской власти. Тогда она встречалась с Вероникой на квартире у Моники. И там они договорились о явке на квартире у Вероники – здесь на окраине города было более удобно и незаметно встречаться с приезжими людьми. В их молодежной группе, состоящей из четырех человек, были еще и двое парней: Казюкас и Римонтас.
Увидев Веронику и как бы знакомясь с ней, Марите отвела ее в сторону и шепнула:
- Я приехала в город с заданием из партизанского отряда. Через ваш город по центральной трассе проезжает много автомашин немецкой армии, которые везут свои грузы на фронт. Кроме того, здесь под городом есть зернохранилище, а в него в конце лета свозится много зерна нового урожая для гитлеровской армии. Нам поручено взорвать этот объект. И это нужно сделать как можно быстрее… И действовать нужно слажено, чтоб создать панику… Иначе, мы не сможем выполнить это задание. Немцы будут настороже… Скажи, Вероника, готова ли ваша группа к таким действиям, чтобы помочь Красной Армии в освобождении нашей родины от гитлеровских захватчиков? – спросила Марите.
- Да, готова! – ответила Вероника. – Надоели уже нам эти их немецкие драконовские порядки. Куда ни сунься – ничего нет и ничего нельзя сделать. Людей хватают, расстреливают, молодежь как скот забирают и угоняют на работы в Германию. Что мы им тут рабы какие-то, не можем уже и жить, и дышать на своей земле вольно?
- Фашисты – это потомки тех же крестоносцев, которые угнетали наш народ еще семьсот лет тому назад, - сказала Марите. – Теперь они пришли и устанавливают здесь свои законы и порядки. Итак, мы выполним задание?
- Да, Марите. Мы все будем действовать, - ответила Вероника.
- Хорошо, - кивнула Мельникайте, - тогда нам нужно делать все быстро и слажено. Разобьемся на две группы. Сначала пойдем и заминируем мост из города по улице Дариуса и Гиренаса. Это сделает первая группа и один из ваших парней Казюкас, который хорошо знает эти места в Зарасае. А мы с тобой и остальными товарищами займемся зернохранилищем. И это нужно сделать сегодня же ночью. Сейчас с утра мы с тобой пойдем на разведку, понаблюдаем за нашим объектом и решим, как все это лучше сделать. Договорились?
- Да! – ответила Вероника. – Я сейчас побегу к своим, соберу их и сообщу им об этом задании, и мы тут же приступим.
- Я пойду с тобой, - сказала Марите, - мне нужно с твоими товарищами поговорить отдельно, с глазу на глаз, увидеть их и понять, смогут ли они это сделать без колебаний.
Яншину же она сказала, чтобы он пока отдыхал, занимался телегой и лошадью, и ждал их возвращения.
- Не беспокойтесь! Мы к вечеру все вернемся, - заверила она его.
А Сергей с Настей, тем временем, довольно долго издали наблюдали за зданием комендатуры. Вскоре оттуда полицейские вывели и толкнули в зад, гогоча, Эдю Оттова и его напарника «слепыша» - товарища по нищенскому бизнесу. Нищие сразу же отправились на центральную улицу в середину города. Улицы в Зарасае расходятся от площади в разные стороны, как лучи от солнца: Гроджио гатве, то есть улица, Бажорио гатве, Синагогес гатве, Покалнес гатве, Шауляй гатве, Бажничос гатве, и центральная улица – Витаута гатве. А по полукругу вокруг площади Селюс айкште идут: Вильнюс гатве, Дариуса и Гиренаса гатве, Малюно гатве, Данелайчо, Киршос и Тайкос гатве…
Настя и Сергей Ганин, чуть подождав, тоже отправились, держась на некотором расстоянии вслед за «нищими». Преследуемые тихо и долго плелись по центральной улице, кое-где останавливаясь и выставляя свои руки или поношенные фуражки и выпрашивая у прохожих деньги или кусок хлеба…
И тут вдруг, как гром среди ясного неба им навстречу вышли из-за угла Марите и Вероника. Нищие стояли в тени у дерева, а девушки, о чем-то говоря, прошли мимо и поэтому их не заметили. А Настя с Сергеем просто остолбенели! Что же теперь будет?
А Эдя Оттов по наитию, что ли, тут же заинтересовался этой красивой и смелой девушкой, в которой он узнал по ее взгляду ту крестьянку, встреченную им на проверочном пункте. С чего бы это она так уверенно и смело расхаживает здесь по улицам города, в который только что приехала из провинции. «Тут что-то нечисто!» - подумал он. А чутье у него было собачье.
И он, бросив своего напарника, с палкой и котомкой спешно направился вслед за Марите и Вероникой.
- Сергей, смотри! – шепнула Настя Ганину, показывая своим взглядом в сторону «нищего».
- Это очень плохо. Надо как-то их срочно предупредить, - сказал ей тихо Ганин. – Иди на ту сторону улицы и жди их. Когда они пройдут, повернись спиной к нищему и, обгоняя их, скажешь Марите о слежке. Тут же уходи куда-нибудь в сторону, чтобы он тебя не узнал, понятно?
Настя так и сделала точно по инструкции Сергея. Перешла улицу и стала ждать. Когда Марите с Вероникой поравнялись и прошли мимо нее, она стремительно устремилась за ними и, обгоняя, сказала:
- Марите, не оборачивайтесь! За вами следят, сзади, метрах в двадцати идет их агент-нищий с котомкой – он следит за вами. Уходите как можно быстрее от него. Мы возмем его под контроль .
- Поняла, - ответила Марите, - спасибо, Настя!
И теперь уже Насте самой нужно было уходить и действовать быстро и точно, чтобы уцелеть и не быть опознанной Отсом. Впереди, в метрах тридцати показались какие-то полицейские. Их было двое, они шли и о чем-то разговаривали. Настя быстро свернула в ближайший переулок, а за ней последовали и Марите с Вероникой. «Нищий», ускоривший, было, шаг почти до бега, остановился на углу улицы, в которую юркнули девушки и стоял в нерешительности, очевидно размышляя: идти ли ему дальше за девушками или дождаться полицейских и уже с их помощью устроить погоню.
Ганин, наблюдавший за его действиями с противоположной стороны улицы, понял – наступил тот самый критический момент, который может лишить их всего, и даже жизни. И хотя этот момент был для него не особенно благоприятен, так как навстречу им шли полицейские, нужно было действовать, иначе начнется облава с проверкой документов и они из города тогда вряд ли уже выберутся. Он глянул себе под ноги – там валялся увесистый булыжник, которым обычно в городах мостили улицы. Вокруг никого не было. Схватив его и обмотав фуражкой, Сергей быстро перешел улицу и, приблизившись к нищему, стоящему к нему спиной, ударил его сзади камнем по голове. Сделал он это быстро и точно, почти без замаха и лишнего шума, как это учили его делать в разведгруппе.
Нищий рухнул, как подкошенный. Сергей успел подхватить его под руки и посадить на землю у стены дома в тени под деревом. Для полного соответствия естественности его позы, он кинул перед ним фуражку, сыпнул немного мелких монет, как будто нищий задремал на жаре, ожидая более крупного подаяния.
Полицейские, который шли и разговаривали, находились еще метрах в пятнадцати от Сергея, и все же он успел произвести все эти действия, не привлекая их внимания. Сделав это, Сергей тут же свернул в проулок и стал удаляться как можно быстрее вслед за девушками.
Когда шедшие полицейские поравнялись с нищим, один из них подошел к «сидящему и спящему» под деревом и лишь усмехнулся, говоря:
- Смотри, Бронюс, вот хорошая работа у этого мужика! Сидит себе на воздухе, отдыхает, да еще и деньги за это получает, и наверно не малые…
- Какие там деньги – мелочь какая-то! – ответил второй.
- Э-э-э, не скажи, - заметил первый, - мелочь-то, мелочь, а за день наберется несколько марок и никаких тебе налогов и никакой ответственности – полная свобода и демократия… Пошли, пусть отдыхает, трудяга, - засмеялся он.
Очнувшись через некоторое время, Эдя Оттов поднялся, пошатываясь, и стал размышлять, не понимая, что же с ним такое все же произошло? Почему он вдруг вырубился? Кружилась голова и болел затылок, и вообще, голова была как чугунная, ничего не соображала. Он даже забыл, за кем только что гнался? Так, медленно приходя в сознание, он опять присел возле своей фуражки с медяками, да так и остался сидеть и ждать, пока к нему снова подойдут какие-нибудь полицейские и окажут ему необходимую помощь…
А Марите с Вероникой, обойдя по порядку всех членов ее молодежной группы, собрала их всех вместе и, глядя им прямо в глаза, сказала:
- Ну что, братцы, послужим с честью нашей родине для освобождения ее от немецких захватчиков – так, как когда-то против тевтонских рыцарей сражались наши предки, ведомые князем Витаутом?
- Послужим – ответили, воодушевленные ее словами, собравшиеся парни и девушки.
И Марите стала разъяснять им свой план действий…
- На окраине нашего города находится зернохранилище, в котором хранится зерно для гитлеровской армии. Нам нужно будет уничтожить это зернохранилище и еще взорвать мост. Все это нужно будет сделать по очереди – одно за другим, чтобы избежать погони за нами, когда мы будем отходить. Поэтому, мы разделимся на две группы, - сказала она, - Яншин, Римонтас, Вероника и я займемся зернохранилищем. Вторая же группа, в которую войдут Казюкас и Дануте, а также наши русские друзья Сергей Ганин и Настя, займутся минированием моста. Казюкас, ты поведешь наших товарищей к мосту, а страшим группы будет Сергей Ганин, он разведчик и знает толк в этом деле. В течение суток мы должны все это сделать. Надо спешить, товарищи, враги идут за нами по пятам. Мы только что с Вероникой оторвались от их слежки. Но, не бойтесь, все обошлось хорошо. Наши разведчики оказались на более высоком уровне и хитрее их. Так и надо воевать против этих гадов…
- А теперь приступим к обсуждению плана,- сказала она. – План поджога зернохранилища таков. Мы тут днем понаблюдали с Вероникой за зернохранилищем и увидели: здание его большое и деревянное, с высокими окнами, находится на окраине города. Вокруг него забор из колючей проволоки. У въезда на территорию зернохранилища находится караульное помещение: в нем всегда присутствуют от шести до семи человек охраны – три человека находятся снаружи, двое охраняют здание спереди и сзади, и еще один охранник стоит у караульного помещения на воротах. Итак, мы втроем: Римонтас, Яншин и я подходим к забору сзади здания и разрезаем там кусачками колючую проволоку, затем пробираемся к зданию с тыла и снимаем часовых, а дальше Яншин и Римонтас снимают часового у ворот и забрасывают гранатами караульное помещение. Ты же, Вероника, будешь стоять недалеко от ворот караульного помещения и следить за часовым снаружи у ворот – будешь отвлекать его внимание, притворяясь пьяной. Если что – бросаешь туда гранату. А я займусь непосредственно поджогом и подрывом здания зернохранилища.
- Вторая группа, в которую входят Казис и Дануте, а также Ганин и Настя будет действовать по указанию Ганина, у него есть все: мины, план моста и динамитные шашки. Минировать он будет сам. Вы же ему будете только помогать. Потом, после «дела», вы все расходитесь по домам, а мы исчезаем. Григорий Игнатьевич, готовьте подводу, сегодня вечером мы должны уехать из города. Подводу с лошадью оставим за мостом в роще, там будет находиться и группа минирования моста. Ну, а дальше уж, что бог пошлет, - сказала она. – Но сегодня ночью мы должны обязательно отсюда уехать. Этот надоедливый немой «идиотов» меня сегодня узнал на улице, а раз так, то завтра уже вся полиция кинется делать облавы и искать меня по домам по всему городу. Вот такие дела, товарищи!
- Задание всем ясно? – спросила она у собравшихся и слушавших ее людей.
- Да, - ответили ей хором «ребята».
- Ну, тогда будем действовать. Начало операции в 22.00.
Только к вечеру, когда уже начало темнеть, добрался Эдик Оттов до жандармерии. А пока он объяснял полицейским, а потом и начальнику Казанасу при помощи карандаша и бумаги о том, что с ним случилось, прошло еще около часа, и уже совсем стемнело…
- Чего ты так поздно приплелся, не мог раньше, пока еще светло было? – разозлился и стал кричать на него Казанас.
- Не мог, - ответил, написав на бумаге Оттов, - у меня был удар и помутнение рассудка. Я потерял сознание и еле до вас добрался. Но теперь я точно знаю, что эта девушка партизанка. Проведите немедленно облаву и проверку документов по всему городу, и вы ее поймаете. Она еще здесь. Они что-то там замышляют…
- Нет! Никак нельзя, - сказал, как отрезал, Казанас, - искать какую-то бабу-партизанку ночью, в темноте, в спящем городе – это же все равно, как искать иголку в стоге сена… Ты поздно пришел, господин нищий. Теперь это сделать мы сможем только утром… Так что, утихомирься и жди… Она ведь ночью наверно тоже спит. Ведь все же нормальные люди ночью спят. Или нет, как ты думаешь?
- Партизаны – люди не нормальные, они ночью не спят, а рыскают, действуют, - ответил Оттов. – Это их лучшее время.
- Ну, все равно… У нас по городу стоят посты, патрулируют полицейские, так что, будем надеяться, что до утра они ничего нам не сделают. А утром мы начнем действовать…их ловить и садить.
А Марите и ее соратники в это время совсем не спали. В 22.00 они уже были у склада с зерном… Там, при свете электролампочек, было все видно как днем: у входа и вокруг здания ходили и стояли часовые, а в караульном помещении еще сидели и «резались» в домино охранники. И это было на руку нападавшим: в караульном шумно, и из-за шума ничего не будет слышно, а часовых было видно как на ладони.
Ножницы, которыми режут железо и провод у Яншина и Римонтаса были, и им без труда удалось внизу изгороди вырезать «окно» - отверстие, чтобы пролезть всем троим. Первыми через эту дыру проникли и уползли к складу Яншин и Римонтас, прихватив с собой каждый по отрезку железной трубы. Марите пока не лезла – ждала сигнала…
Когда часовой неспешно шел к противоположному углу зернохранилища, Римонтас смог незаметно подползти к ближнему углу и встал, вписавшись, в тень. Яншин тоже подполз и встал за ним сзади. Одежда у них была темная и издали они были почти невидны. Когда часовой, ничего не подозревая, подошел к их углу, Римонтас взял и просто бросил ему пыль в лицо. Тот схватился за глаза, а Римонтас ударил его сверху куском трубы по голове. Яншин же схватил его автомат и сумку с патронами.
С первым часовым было покончено… Они зажгли спичку, дали знак Марите, а сами кинулись ко второму часовому. Римонтас по дороге надел еще китель и кашкет, снятые с первого полицейского..
В это время часовой, что стоял у ворот возле караульного помещения, заметил Веронику. Она еле плелась, пошатываясь и падая, причем что-то еще бормоча и напевая себе по-литовски. Потом остановилась у ворот и села на землю.
- Эй, ту, мяргяле (девка), а ну, давай, иди отсюда поскорей, - крикнул ей полицейский.
- О-о! Мой дорогой солдатик, это ты? – воскликнула Вероника, еле ворочая языком. – Аш тавя милю! (Я тебя люблю!). Ейк пас маня (Иди ко мне).
- Иди отсюда, пьянчуга, пока я тебя не пристрелил, - крикнул ей полицейский, и добавил:
- Шлюха!
- Зачем стрелять, солдатик, я же не собака и не шлюха, - начала тянуть на разговор и отвлекать его Вероника. – Я просто немного выпила на вечеринке и возвращаюсь к себе домой.
- Оно и видно, сколько ты выпила, раз возвращаешься таким образом на четвереньках, - огрызнулся полицейский. – Иди, иди, пока цела – нам не положено болтать тут со всякими, стоя на посту.
Пока Вероника, стоя у ворот, препиралась с полицейским, Яншин и Римонтас справились и со вторым часовым. Затем, подобрались к третьему… Схватив его и заткнув ему рот фуражной, они уложили и его. Все произошло удачно: тихо и незаметно для отдыхающих в караульном помещении, и те даже и не вышли поглядеть – стоит ли их часовой у ворот?
И вот, нападающие притихли с гранатой в руке, ожидая сигнала Марите. Наконец, в зернохранилище что-то звякнуло, полыхнул огонь и повалил дым – здание загорелось изнутри… А к воротам уже бежала Марите. Полицейские внутри караулки, увидев пламя, повскакивали с мест, хватаясь за оружие, но было уже поздно – в них полетели гранаты и все было кончено за несколько секунд.
Взломав замок на воротах, все участники нападения устремились прочь от зернохранилища на окраину города, через мост к лесу. У моста их уже ждали Настя, Казис и Дануте.
- Все, ребята, разбегайтесь теперь скорее по домам, пока полицейские сюда не приехали, - сказала им Марите.
А в городе уже поднялся шум, началась стрельба, послышались крики и загудели машины…
Подпольщики разошлись по знакомым лишь им тропинкам в город, к своим домам, а к мосту уже подъезжала машина с вооруженными полицейскими в кузове, в которой сидел и Эдик Оттов. Именно он сказал, чтоб полицейские ехали к этому мосту. Он знал, что партизаны могут уйти ночью только через этот мост. Когда прогремел взрыв и загорелось зернохранилище, он среди всеобщей паники написал на бумаге и, жестикулируя руками, объяснил Казанасу, что в первую очередь нужно блокировать мост, и сам взялся ехать туда с полицейскими на машине. Казанас же с остальными полицейскими кинулся к зернохранилищу.
Машина с Оттовым уже приближалась к мосту…
- Давай я сама это сделаю, - сказала Марите Ганину, - а вы все следите за тем, чтоб никто из них отсюда не ушел живым.
Она схватилась за рукоятку электровзрывателя и застыла в ожидании. Когда машина на большой скорости влетела на мост, Марите повернула ручку взрывателя – мост взлетел на воздух… Машину с полицейскими взрывом перекинуло и ударило о берег. Всех, кто в ней был – разбросало по берегу. Почти все полицейские погибли, лишь один Оттов остался жив. Его выбросило в воду и даже не ушибло. Через несколько минут он уже выкарабкался из воды на берег в экстазе радости, что остался жив. Эдя даже крикнул, подняв руки вверх со сжатыми кулаками.
Но ему, конечно, не нужно было кричать на этом берегу… Яншин с Ганиным, услышав крик с человеческим смехом в темноте, немедленно отправились туда с автоматами наизготовку и нашли там его. Он стоял и не верил своим глазам, что это они – разведчики из усадьбы Яншина. А когда понял и стал вертеться, Сергей приставил свой автомат к его груди и через секунду все было кончено…
Подъехала Настя на подводе и партизаны с Марите, сев в телегу, неспешно отправились по лесной дороге на Восток, в глухомань лесов, в партизанские края.
А через день они были уже в своем отряде. Все произошло так быстро, как в калейдоскопе – одно событие сменялось другим. Марите в своей землянке не успела даже как следует выспаться, как ее уже позвали к командиру отряда. Придя, она доложила ему о том, что было сделано ее группой за все это время.
- Пособник гитлеровцев на хуторе – расстрелян! Агент гестапо Эдя Отс найден, разоблачен и казнен. Взорван мост в Зарасае и машина с полицейскими. Но главное – уничтожено зернохранилище, в котором сгорело все зерно, предназначенное для снабжения гитлеровской армии. Вот пока и все, - сказала она и скромно затихла.
- И все?! Ты говоришь таким голосом и так скромно? – удивился командир, подходя и пожимая ей руку. – Ты так быстро сумела выполнить столько заданий. Это большое дело, которое стоит действий нескольких групп. За это в армии дают ордена. Но у нас, партизан, здесь пока таких орденов нет. Поэтому, награждаем мы как можем. Объявляю тебе всеобщую благодарность и отдых на три дня – иди, отдыхай.
- Только, вот, - замялся он, - наши бойцы послезавтра идут взрывать немецкие эшелоны. Немцы что-то уж очень засуетились: прут и прут свои войска и технику по железным дорогам. Это ведь неспроста, как ты думаешь? Опять, наверно, готовят какое-то наступление на фронте…
- Наверно, - ответила Марите.
- Ну вот, а для подрыва их эшелонов нужны квалифицированные кадры – хорошие подрывники, соображаешь?
- И что, вы мне предлагаете возглавить такую группу? – улыбнулась Марите.
- Да нет, я просто хотел проинформировать тебя о ближайших намеченных делах и все! У нас ведь есть и другие подрывники, например, Урбанавичус, который взорвал уже несколько составов. А ты иди, отдыхай! – махнул он рукой в сторону двери.
- Нет, нет, - товарищ командир, какой уж тут отдых! – воскликнула Марите. – Я давно уже мечтала участвовать в таком деле. Так что, позвольте отложить отдых на несколько дней. А уж потом, когда мы это сделаем, вернемся, тогда и отпразднуем, и отдохнем…
И тот аж расцвел в улыбке.
- Эх, Марите, люблю я тебя вот за это и ценю! Настоящий ты человек – деловой и решительный! – воскликнул он.
- Так что, товарищ командир, мне готовиться?
- Конечно, конечно, готовься – иди, готовься! А как же ты думала. Без тебя мы все равно не обойдемся. А отдыхать мы будем, Марите, потом, после войны, - констатировал он. - Пойдут две группы: твоя и Урбанавичуса. О согласованности действий договорись с ним сама, поняла?
- Поняла, - ответила Марите.
- А теперь иди, найди Атаева – он тебе хочет что-то сказать хорошее, чему ты обрадуешься,- сказал Апивала.
- А что он мне может сказать такое, чему бы я обрадовалась? – спросила удивленно Марите.
- Ну, не знаю, не знаю, с ним и поговори, - улыбнулся загадочно командир.
- Иди, иди, не теряй времени даром, - добавил он.
Марите тут же кинулась искать по всему лагерю Атаева. Нашла его, веселого и перебрасывающегося шутками, у одного из партизанских костров. Подошла к нему и встала, вопросительно глядя на него и, когда он заметил ее и подошел к ней, спросила:
- Ну, и что ты там мне хотел сказать такое хорошее, Вася?
Тот обрадовался:
- А, Марите! Во-первых, здравствуй, дорогая,- он посерьезнел, взял ее за локоть и отвел в сторону.
- Ну, говори же, что ты так тянешь! – нетерпеливо воскликнула она.
- Сейчас, сейчас… Только ты смотри, сильно не волнуйся и с ног не падай, поняла? – сказал он загадочно и выпалил вдруг, не сдерживая эмоций.
- Радуйся, твоя мать жива!
- Что? – опешила Марите, еще не соображая, что он говорит и не веря своим ушам.
- Мама? Где она, где? – крикнула Марите, прижимая свои руки к сердцу.
- Сейчас, сейчас, я все скажу. Ты погоди только, не спеши, ты все узнаешь! – начал успокаивать ее Атаев. – Твоя мать сейчас находится у меня в гостях, в моем селе и в моем доме, в пятнадцати километрах отсюда. Так что, отпрашивайся на несколько часов у командира и я тебя к ней отведу.
- Пошли, - крикнула Марите. – Он знает и у меня есть день в запасе…
Как ласточка, веселая и радостная, летела Марите в село Атаева на встречу с матерью.
Когда они увиделись, то просто кинулись друг к другу и, обнявшись, так и застыли, плача и ничего не спрашивая.
- Мама, мамочка… Как же ты осталась жива, рассказывай… Ведь наш дом-то… его полностью разбомбили? – стала расспрашивать ее Марите, когда они с матерью наплакались и успокоились. - А где же отец? Что с ним?
- Когда немцы налетели и начали бомбить мы с твоим отцом сообразили и в погреб залезли, а когда вылезли, смотрим – а дома-то нашего нет. Все бегут, ревут… А затем, когда услышали, что немец уже близко подходит, мы все в лес подались вместе с такими же бездомными погорельцами. Потом ходили по деревням, отец своим кузнечным делом на еду нам зарабатывал. Так и перебивались все эти полтора года… А вот этой зимой его не стало,- заплакала снова мать. – Простыл, заболел и умер…
- Мама, мама, сколько же горя ты пережила… Как тяжело терять родного и любимого человека…
И они обе снова, уткнувшись друг в друга и обнявшись, сидели и плакали, не сдерживая слез.
- Ну что ж, - сказала потом Марите, - отца нет, а мы-то остались живы и жить теперь будем все время вместе.
- А где ж ты была все это время? – начала расспрашивать ее мать.
- Была я в России, за Уралом, в городе Тюмени. Работала там на заводе. А потом попросилась сюда, на фронт. И вот теперь я партизанка. Но все это время я скучала и всегда думала о вас с отцом, мама. Вспоминала наш маленький домик с палисадником и цветами возле него. И все время про себя повторяла стихи Саломеи Нерис. Они как будто о нас написаны. «Где же домик тот зеленый, палисадник пестрый. Георгины возле дома, что сажали сестры. Ширвинта журчит невнятно, гусей к себе клонит. Реют ветры-лебедята, тучку в небе гонят…».
- О, да, стихи о нашем домике и о нас, - сказала мать.
- Надо идти в отряд,- прервал их разговор Атаев,- до темноты мы должны уже быть в лагере.
- Да, - сказала Марите,- прощай мама, нам нужно уже уходить.
- А когда же мы с тобой опять встретимся, - спросила мать.
- Не знаю мама, не знаю,- ответила Марите,- но ты жди и я тоже буду ждать…
А через два дня Марите с партизанами отправилась в сторону центральной железной дороги: Берлин – Варшава – Вильнюс – Ленинград, в район Дукштаса. Шли только по им знакомым лесным тропам скрытно и осторожно, не общаясь с местными жителями, чтобы враг ничего не заподозрил… А когда подошли к станции Дукштас – послали туда своих людей на разведку, и разведчики узнали от железнодорожников, что немцы там ждут проезда какого-то особо важного эшелона с войсками и военной техникой, который пройдет транзитом на Ленинградский фронт. И партизаны стали готовиться к его подрыву…
Накануне выхода на задание Марите встретилась с командиром группы подрывников Бронюсом Урбанавичусом. Они оба были друзьями еще с 1942 года, со времен ее учебы в балахнинской спецроте подрывников, где он был у них инструктором по подрывному делу.
- Ну что, коллега, ты готова? Нам предстоит долгий путь к «железке», и там придется провести много дней, - сказал Бронюс. – Мы решили разделиться на несколько групп и действовать последовательно и согласованно. Одной из групп будешь командовать ты. Сейчас немцы, несмотря ни на что, быстро восстанавливают железную дорогу и гонят по ней свои составы. Группу, которую поведешь ты будет действовать севернее нас и начнет подрывать составы первая. После того, как немцы восстановят железную дорогу и пошлют по ней новые поезда, их уже встретим мы, а потом и другие группы, которые будут действовать в Адутишских лесах близ Швенчониса. Этот каскад взрывов создаст неразбериху на железной дороге и перекроет вообще все движение поездов по этой линии железных дорог. Ну как? Тебе мой план боевых действий нравится? – спросил Урбанавичус у Марите.
- Это гениально, Бронюс, спасибо тебе за то, что ты такое придумал. Так и будем действовать, - сказала она, вставая, а затем, подняв вверх кулак, произнесла:
- Прощай, командир, расстаемся ведь не надолго? Но пасаран!
Так и расстались они с Бронюсом перед последним ее походом. Думали ненадолго, а оказалось – навсегда…
Летом 1943 года фашисты активизировали свои действия на всех российских фронтах. Они день и ночь скрытно по железным дорогам подтягивали свою боевую технику и личный состав к линии фронта, как на Курской дуге, так и в район Западного и Северо-Восточного фронтов. И большая доля поездов, перевозивших личный состав и военную технику шла и через Литву по железнодорожной линии: Варшава – Вильнюс – Ленинград. Их нужно было как-то остановить. Такое задание для партизан и было дано из «Центра». Поэтому все группы подрывников партизанского отряда «Вильнюс», имени Костаса Калинаускаса, и были отправлены в эти заповедные и глухие места почти на месяц для многочисленных подрывов военных поездов на железнодорожной линии, проходившей через маленькую и невзрачную станцию Дукштас…
И 8 июня здесь, на железной дороге, прогремел первый взрыв – сошел с рельсов и был почти полностью уничтожен состав, везший немецких солдат и их боевую технику на Западный фронт. Этот подрыв был совершен группой партизан под руководством Марите Мельникайте. А потом взрывы начали греметь и на других участках этого пути. Там, южнее Дукштаса стали действовать группы партизан, разделенные и ушедшие в те места вместе с Урбанавичусом.
Марите же с пятью членами своей группы ушла на Север от Дукштаса. Партизаны не сидели долго на одном месте, они постоянно передвигались. Совершив подрыв в одном районе железной дороги, они уходили дальше, вглубь лесов, и затем, выйдя вновь к ней в другом месте, подрывали ее там. Таким образом, никакие карательные отряды немецких войск не могли за ними угнаться. Но в этих долгих походах таяли и силы, и боевые запасы самих партизан. А возвращаться назад в лагерь партизан, чтобы их пополнить было далеко не безопасно…