Господин Ширматросов опьянело-вальсировал по брусчатой мостовой порта Оренбургское.
Стрижи конически спадали вниз, цепляясь длиннющими когтями за шкирку господина Ширматросова. И поднимали его в сточный, чуть прелый воздух...
Чистый, прокуренный пароходами воздух.
Липкие крылья бестий бешено бились по лицу, и тысячи звезд, взглянув хмуро на господина Ширматросова, полно раздались в сиянии.
Ласковая ночь свилась в лету.
Одна папироса, прикуренная от луны и брег... Звонкий гомонящий берег.
Отовсюду туман. По которому взбираются пьяные, веселые фрейлины, легкой натуры. Небрежные от рома крепыши, дающие сдачи любому проходимцу. Чудаковатые полицмейстеры в смешных гимнастерках и кафтанах. Умиротворенные сонные псы.
Каждый по своей территории.
Будто разрезанный пирог малиновых границ, отделил сладкие места от косточек и поругал, подразнил, пригрозил золотой ручкой ножа.
Мясо.
Тут же, в подоле городской суеты мясники, валят на скошенные тачки туши, и раздаётся бравый возглас пушки.
Прибыл паром "Надежда".
Господин Ширматросов плюет на какого-то лакея в борелевых подранках и кричит ему сверху сумку гадостей.
Манит луна. С каждым вздохом, она набирает света, тепла, ледяного уюта далей, и заставляет глазеть и одуревать. Её барная стойка, полна каньонами всевозможных вин, воронками коньячных бочонков, рытвинами джинов,..
Бестолковая лень похватала за грудки господина Ширматросова.
Лень выпросила на себя внимание и околдовала вверенное соображение.
Получилось минутное лихо.
Образы святых на белоснежных простынях, серебристыми затворниками, изобразившими вечную силу мира, запели из земли всепоглощающей радостью.
Свершилось чудо.
Господин Ширматросов поглубже укутался одеялом, и рассказал своему сну любовь, тайной которой стали иррационные роли его жизни.