Путевые заметки из повести я-деревенская

Алина Бартенева
                МАЙ 1999 года
        Судьба не раз круто разворачивала  мою жизнь, но вот, наконец, вроде всё пошло размеренным шагом. Ан, нет!
        Дочь вышла замуж, родила ребёнка,  должна выйти на работу, и зовет меня в Петербург помочь ей растить детишек. Всё решилось в считанные минуты, хотя и после долгих сомнений.
        Мы -  родители, иногда жертвуем собой на благо детей, не думая, что ждёт нас впереди. Такое мнение, «если не я, то кто», лишает  нас здравого рассудка. А ещё я всегда вспоминала папину поговорку: « Что это за родители, что детей до смерти не докормят». Это, конечно, не в прямом смысле слова.
         Несколько недель сборов так вымотали меня, что иногда по ночам я бредила. Перед отъездом умер брат. После смерти мамы не заладились у нас с ним отношения. Он тяжело болел, и по совету своего духовника я сказала ему своё «прости» по телефону, но он на контакт не пошёл.
 На душе осталась тяжесть.
         В районной библиотеке прямо накануне отъезда организовали прощальный творческий вечер. Я узнала, что у меня широкий круг почитателей. Стихи печатались в районной газете, и многие читатели даже делали вырезки из газет с моими «опусами». Было и радостно, и грустно.
    А в голове вертелось:
                Я уеду отсюда и уже не вернусь.
                Здесь остались друзья. Ну и пусть! Ну и пусть!
Кроме друзей я оставляла могилки своих родителей.
Но вот всё сделано, пора ехать.
        Доступ  «к телу отъезжающей» был открыт с самого утра. Телефон звонил непрерывно, дверь была нараспашку. Особенно растрогал приход Алёши, сына местного священника отца Анатолия, у которого я в последнее время работала «стряпухой».  Он принёс видеозапись творческого вечера и сказал: «Простите меня, если я вас чем-нибудь обидел!»
Да чем же мог он меня обидеть? Ведь они относились ко мне, как к родному человеку.
       Приходили подруги, кто-то говорил напутственные слова, поучал, как вести себя, чтобы дети не сели на шею, кто-то советовал беречь здоровье – не брать в голову дурного, а в руки тяжёлого, кто-то пытался всплакнуть, но раздумал, и всё обошлось прощальным поцелуем. Снабдив инструкциями, салом и самогонкой, друзья погрузили меня в машину отца Анатолия. Трижды перекрестив, батюшка отвёз на станцию, впихнул в видавший виды автобус и помахал прощально рукой.
       Сидя в обшарпанном с латанными-перелатанными креслами автобусе, словно лягушонка в коробчонке, я покатила в дальнюю даль.
        Пассажиры, возбуждённые тем, что их мало, занимали лучшие места, а я мысленно прощалась с родным посёлком.  Здесь прошла большая часть моей жизни. Были любовь и разочарования, встречи и прощания, радость и печаль, взлёты и падения…  Всё осталось позади…
Тяжело дышащий автобус стал наполняться едким сизым дымком. Весело болтавшие пассажиры стали постепенно впадать в забытье и вскоре затихли совсем. Водитель, подхватив на трассе двух девушек явно «не тяжелого поведения», стал заигрывать с ними. Он выпадал из-за руля, наклонялся к ним, что-то рассказывая смешное и похохатывая, хватал их за коленки, отчего девушки визжали от удовольствия.
  Дважды автобус оказывался на обочине, но водитель лихо выводил его на проезжую часть дороги. Однако случилось непредвиденное. Ветеран-автобус, не выдержав небрежного к себе отношения, задрожал сначала мелкой дрожью, потом задёргался, как в падучей, наконец, чихнул, пыхнул и заглох. Но весёлый водитель, не теряя присутствия духа, с энтузиазмом принялся реанимировать одряхлевшее сердце машины.
 Ушло на это часа полтора, однако пассажиры из комы не вышли и ничего не заметили. С трудом превозмогая одышку, мотор всё же заработал, и автобус покатил дальше. Сизый туман в салоне стал погуще, теперь отключилась и я.
  Опоздав на два часа, мы прибыли в Ростов-на-Дону. Купив билет на поезд до Петербурга, решила позвонить детям, чтобы встретили, а то ведь сало и самогонка   весили ни мало. Набираю номер, зять отвечает: «Алло!». Быстро проговариваю номер поезда и вагона, число и место. А он опять: « Алло! Кто говорит?» « Ты что, глухой?! – взрываюсь я, а он опять своё «Алло». Наконец я догадалась: надо нажать кнопку вызова. Н у,  д е р е в н я !...   
 
       Томным голосом диктор объявила что-то, из чего я поняла только последние слова: "...до Санкт-Петербурга на третий путь». Подхватив сумки,  мелкой рысью бегу на вторую платформу. Подошёл поезд. В пятый вагон пассажиров почти нет, и был он полупустой. Но тут оказалось, что это поезд сорок третий, а у меня билет на тридцать пятый. Пока  всё это выясняла, объявили, что он тоже уже пришёл на первый путь к первой платформе. Теперь уже галопом я неслась к своему поезду. Пассажиров тьма, и все в пятый вагон. Когда втиснулись в него, оказалось, что нас больше, чем посадочных мест.
        Но постепенно все укомплектовались, улеглись и захрапели. С огромным трудом  взобралась на верхнюю полку, у самого входа в тамбур. Спутниками моими были в основном мужчины-кавказцы, с чёрными, грозными усами и специфическим запахом, к которому добавлялся «аромат» их носков и «амбре» из близко расположенного туалета. Ночь была кошмарной. Боясь свалиться,  не давала себе уснуть, схватившись за поручень. Дверь в туалете висела на одной нижней петле и, чтобы закрыться, требовалось усилие. Кто посильнее остервенело хлопал ею, кто послабее держал дверь рукой и при необходимости истошно орал: «Занято!». К утру вагон потихоньку стал разваливаться. Сначала отвалилась дверь в туалет. Не выдержав натиска, она упала прямо на сидящего на унитазе кавказца. Он громко на весь вагон заматерился на чистом русском языке. Дверь приставили к окну. Поток пассажиров в наш туалет значительно уменьшился. Зато замок на двери в тамбур испортился, она не стала закрываться и самопроизвольно хлопала. Эффект был потрясающий. Все проснулись. Курильщики выходили в тамбур, и оттуда дым валил столбом. Я попробовала «легкой горной козочкой» спрыгнуть с полки, приземлилась на больную ногу, громко охнула, перед глазами поплыли кровавые круги, и я едва доползла до столика, где расположился с завтраком бойкий молодой человек – единственное русское лицо во всём вагоне. Набив полный рот едой, он что-то весело рассказывал, при этом изо рта прямо мне в лицо вылетали куски картофеля, солёного огурца и хлеба. Его громкое чавканье так раздражало, что хотелось спрыгнуть с поезда. Дико болела нога, в голове стучали молоточки. Глотнув сразу две таблетки от боли и, положив валидол под язык, я тупо уставилась в окно, надеясь, что вид родной природы успокоит меня. Но не тут-то было! За окном открылась безрадостная картина. Обожжённые лесные полосы, забитые молодой порослью и сухостоем, нераспаханные, заросшие бурьяном поля, искорёженная техника на заброшенных полевых станах, горы мусора у железнодорожного полотна ещё больше расстроили меня. Сами собой родились строки:   
                Искорёженная Россия,
                невостребованные поля…
                В необъятную свалку бессилия
                превратилась родная Земля.
                Над страной вороньё кружится,
                предвещая зловещий век.
                Что с тобою могло случиться
                С гордым именем  - Человек?!
                И за что невзлюбил ты Родину,
                что вскормила тебя, как Мать?    
                Ведь страдает Земля бесплодием,
                А могла бы обильно рожать…
 
 
        От тоски, грусти, боли и усталости я вдруг разрыдалась в голос, слёзы градом лились из глаз, тело содрогалось от плача. Я закрыла лицо платком, изо всех сил пытаясь унять рыдания. Все в вагоне затихли и уставились на меня, а мне казалось, что это тараканы шевелят чёрными, как смоль, усами, окружают меня со всех сторон, угрожающе щёлкают зубами и подползают ко мне все ближе, ближе…Боже! Так ведь сходят с ума!  Кто-то предложил место на нижней полке. Так что следующая ночь прошла для меня прямо таки прекрасно, за исключением…
   Вечером к нам в купе подсел молодой человек богатырского роста. Взметнувшись на полку, он без матраца и подушки сразу заснул. Я дремала внизу. Вдруг вижу: над моей головой зависли две огромные ноги. Увеличиваясь в размерах, они падали прямо на меня. Я заорала дурным голосом, и в этот миг парень сверху рухнул вниз сначала на столик, потом прямо мягким местом на мою сумку с продуктами, где сверху лежало раскрытое лезвие, служившее мне вместо ножа.
    Туманными глазами он оглядел всех вокруг, вскочил на ноги и, схватившись за зад, выбежал из купе. Больше мы его не видели. Сначала все ошарашено молчали, потом, сидевший напротив меня мужчина, захохотал таким хохотом, что вагон содрогнулся. Эхом смех покатился по вагону. Ничего не понимая, в следующих купе хохотали потому, что хохотали (извините за тавтологию) в предыдущих. Наконец, все угомонились и стали обсуждать проблему безопасности пассажиров. Дескать, на западе уже давно есть ремни безопасности, а вот в России…
   Да на то она и Россия, чтобы хоть чем-нибудь  отличаться от запада.
   Настало раннее утро, я открыла глаза, так и не заснув после падения соседа.
Сидящий напротив молодой человек сказал, приветливо улыбнувшись: «Добрый день! Вам принести чаю?». Кто-то уступил место у окна. Мир показался светлым и не таким уж злобным. Даже кавказцы, побрившись, оказались не такими страшными. За окном началась Московская земля, стало чище, и природа радовала глаз.
        Поезд прибыл в «Первопрестольную». Вагон не качался, попутчики ушли созерцать ночную Москву, и я, воспользовавшись тишиной, опять заснула сном младенца. А когда проснулась, поезд уже шёл по направлению к Питеру, и сосед-армянин рассказал леденящую душу историю. Оказывается, пока я блаженно спала, меня едва не обокрали. В почти пустой вагон вошли двое молодых людей в кожаных куртках и начали шарить по сумкам пассажиров. Один наклонился к моему баулу, что стоял на полу.
А в это время вошёл мой сосед и спросил его, мол, что ты тут делаешь.
               - Да это бабка моя. Денег на пиво не дала.
               - Что-то я не видел у неё никаких внуков, хотя еду с ней вторые сутки,- грозно сказал сосед, и парней, как ветром сдуло.
     Сначала я ничего не поняла, потом меня обдало жаром, и я бросилась проверять – на месте ли мой новёхонький ридикюль, где все документы, деньги. Он лежал у меня в ногах, и ничего не стоило его схватить и убежать. Всё на месте! Боже правый! Как бы я приехала в Питер без документов? Я с благодарностью вспомнила отца Анатолия. Прямо перед отъездом он дал мне молитву «Живые впомощи…». Дай Бог ему здоровья! Садясь в поезд, я мысленно прочла ещё охранную молитву, которой научила меня мама. Царство ей Небесное!
         Остаток ночи я лежала в обнимку с сумочкой. Утром под мелодию замечательной песни: «Как упоительны в России вечера» мы прибыли в северную столицу. Несмотря на май, город встретил меня морозной, но солнечной улыбкой. Что ждёт меня здесь? Приживусь ли я в этом мегаполисе?
    Я ведь до мозга костей  д е р е в е н с к а я!