Немцы подступали к Москве. Весь западный небосклон непрерывно пылал красно-оранжевым цветом. Непрерывно был слышен гул орудий, днём и ночью. Был приказ всему населению эвакуироваться, особенно это касалось детей: вывозить детей. Мой муж, Юрий Михайлович, вспоминая детство, рассказывал: летом 1941 года он был в пионерском лагере от министерства, где работала его мать. Правительственные учреждения уже готовилось к эвакуации. К пионерскому лагерю подъехали автобусы и всех детей отвезли к поезду, где их встречали родители вместе с сотрудниками. Так быстро и организованно все они были эвакуированы.
Его отец, Михаил Максимович Родионов, как специалист, получил бронь, и был отправлен со своим предприятием в город Молотов. Он очень любил свою семью, жену и сына. Судьба дала им последнюю встречу где-то на полпути в Молотов. Они повидались на железнодорожных путях, при случайной встрече, надеясь на лучшее. Но Михаил Максимович умер ещё до окончания войны от воспаления лёгких.
Моей маме эвакуировать своих детей не надо было. Алексей и Борис выехали в город Прокопьевск вместе со своей артиллерийской спецшколой.
В Москве специально ходили по квартирам и проверяли – не остались ли где дети. Я в это время была во Владимире.
Ещё в начале войны многие, уезжая, понимали, что идёт эвакуация населения. А я ещё не знала этого слова «эвакуация». Знакомые по школе девочки прощаясь, говорили мне, что их родители тоже уезжают и надо брать с собой тёплую зимнюю одежду и обувь, к зиме не вернутся. Но моя мама, отправляя меня и бабушку во Владимир к родственникам, не считала наш отъезд «эвакуацией». Просто мы уехали «на лето», месяца на полтора, как будто на дачу. И никаких тёплых вещей с собой не взяли.
Наша квартира стала пустеть. Сразу уехали две еврейские семьи; в одной из них старенькие родители не выдержали условий эвакуации и не вернулись, умерли. Уехала семья Бояринцевых, пожилые люди. Их младшая дочь, Нина Бояринцева, окончившая перед войной школу, в эвакуации подала заявление об отправке её на фронт. Она просилась на север во флот, и добилась своего: её отправили в береговые войска, где она и прослужила всю войну.
Ещё одна соседка, Берта Израильевна Арансон, как фармацевт была призвана в армию и прослужила всю войну, занимаясь снабжением медикаментами. Уехали другие соседи, некоторые освобождали комнаты. Остались супруги Шепелёвы. Всю войну прожила в Москве Волоцкая Клавдия Ивановна, ожидая мужа-фронтовика. К счастью, он вернулся жив и здоров.
Из нашей семьи остались мама, бабушка и я. Наша домработница Паша сначала попала на трудовой фронт, но вскоре оказалась продавщицей в московском магазине, о чём мы узнали только после войны. Пёс Дик был отправлен со знакомым лётчиком на подмосковный аэродром и погиб при бомбёжке аэродрома.
Прошла массовая эвакуация населения 16 октября 1941 года. Я её очень хорошо помню. Я вылезла из окна на наш широкий подоконник, и, лёжа пузом на собачьем коврике, видела как со стороны Покровских ворот по проезжей части и по Покровскому бульвару шли вереницы людей в сторону Замоскворечья. Тащили вещи, узлы, чемоданы, везли на всяких приспособленных тележках, колясках, разную поклажу. Прошло очень много народу. Я глазела, мне было любопытно, но никакой тревоги не было. Моё второе интуитивное «предсказание» было: «Москва сдана не будет», хотя многие считали, что будет «по-Кутузову»: сначала Москву сдадут, а потом немцев выгонят. Я твердила: «Москва сдана не будет.» А мама сказала: «Я уйду с последней тачанкой.»