Перегрузив сокровища и благополучно доставив их в условленное место, мы возвращались домой. Обратный путь шел в сопровождении безумными криками и песнями пьяных моряков. Мы победили! И ничего, казалось, не может нарушить нашего счастья. Но действительность показала, что это только казалось.
Вторую за путешествие схватку с сломляющей силой стихии наш пострадавший в бою корабль не смог пережить. И, попав в шторм, довольно быстро был проглочен бушующей массой воды. Сильные раскатистые волны, гонимые шквалистым ветром, понесли меня, ухватившегося за обломок мачты, прочь от тонущего фрегата, прочь от истошных криков моих товарищей.
Несколько раз я приходил в сознание, находясь на бессмысленно качавшемся куске древесины, облизывал пересохшие губы, глядел в безучастное голубое небо, щурясь от света ясного дня. И каждый раз, закрывая глаза, я думал, что этот раз последний.
Но вот опять сквозь веки пробираются урывки солнечного света. Постепенно возвращаясь к реальности, я сознаю твердь суши под своим телом. Волны мягко набегают и с шепотом возвращаются обратно в море. Кожу лица сильно стягивает от соли, и горло дерет, словно во рту застрял песок, невозможно сглотнуть. Я попытался перевернуться, но не смог: резкой болью напомнила о себе раненная в бою и изъеденная морской водой нога.
- О Святая Дева Мария! – услышал я, и ко мне подбежала молодая девушка, облаченная в монашескую рясу. Обрамленное рамкой одеяния лицо, словно святой лик мадонны, сошедшей ко мне с полотна эпохи ренессанса, нежное, с разгоряченными от волнения щечками, жгучие карие глаза, обведенные черной линией густых ресниц, изогнутые брови – вот, какая картина навечно запечатлена в моем сердце…
- Простите, я не смела подойти. Я боялась, что вы мертвы, - произнесла она, снизив голос на последней фразе почти до шепота.
Девушка помогла мне подняться, что стоило ей немалых усилий. Чуть оказавшись в вертикальном положении, земля пошла кругом перед моими глазами и стала уходить из-под ног.
- Держитесь, - и девушка удержала меня от падения, схватив за плечо.
Вот так, с поддержкой маленькой монахини, стараясь переложить весь вес тела на здоровую ногу, слегка покачиваясь и еле живой, я пошел прочь от чуть не убившей меня воды.
Дорога наша узенькой тропинкой шла по склону пологой возвышенности, устланной зеленым травяным ковром. Пройдя через проход в стене из тесно сплетенной растительности, мы оказались в наполненном звуками саду. В глазах, привыкших к виду морской пустыни, зарябило от обилия и многообразия красок: ярко сиреневые колокольчики, пурпурно-фиолетовые ирисы, чайные, лимонные, темно-бордовые розовые кусты, непорочно-чистые белые лилии.
В плену всей этой красоты, напирая на тебя словно грозовая туча, возвышался и упирался шпилями в голубое небо монастырь. Серый камень на добрую высоту человеческого роста порос ярким зеленым мхом. Круглое витражное окно, являющееся украшением фасада, молчало из-за отсутствия, скрывшегося за облаком, солнца.
Обойдя фасад с восточной стороны, монахиня подвела меня к обитой клепками деревянной двери. После глухих стуков тяжелым кольцом нам отворила маленькая старушка в монашеском одеянии и пропустила внутрь. Бросив на меня полный удивления и интереса взгляд, она хотела что-то сказать и уже было открыла рот, но я опередил ее:
- Чедо рифуджио.
Прошу пристанища, вот только что смог я вымолвить неповиновавшимся мне ртом. Старушка поддержала меня с другой стороны, и помогла моей спасительнице довести меня до крошечной кельи, где в ширину помещалась только кровать и стоявший рядом деревянный стул. Как только голова моя коснулась жесткого покрывала кровати, лица монахинь закружились в плавном хороводе и растворились в дымке забытья.
……………………………………………………………………...
Полоска рассеянного света падала от высокого узкого окна кельи. Мария сидела у изголовья кровати и читала библию, маленькую черную книжечку с золотым тесненным распятием на обложке. Немного времени спустя, при более близком знакомстве, я узнал, что нашедшая меня девушка – Мария - была монахиней Святого Креста – монастыря, расположенного на одном из множества разбросанных островков, находящихся в водных владениях Венецианской республики.
- О Святая Дева Мария! Вы очнулись!- и она, приподняв мою голову, поднесла к губам чашу с водой. – Только не пейте! Попробуйте просто прополоскать рот.
Как оказалось, Мария не отходила от моей кровати, ждала того момента, как я приду в сознание. А после стала ухаживать за мной, добиваясь моего скорого выздоровления.
Организм мой быстро креп и набирал силы, но раненная нога затягивала мое пребывания в монастыре. За это недолгое время нашего общения, меня с Марией связала крепкая дружба, и иногда я даже претворялся слабым специально, чтобы продлить приятные для меня моменты нахождения в ее обществе. Во время прогулок на свежем воздухе, Мария показала мне весь монастырский сад, рассказала о своей скупой сиротской судьбе. Разговаривать с ней было удивительно легко и просто. Вот, кажется, она только ушла, закрыв за собой дверь, а у меня уже в голове вертится, как много осталось того, что мне бы хотелось обсудить с ней. Или просто ее увидеть? Я с нетерпением ждал нового дня. И вскоре осознал, что мое томление, никак иначе, как томлением влюбленного и не назовешь.
Не засматриваться на Марию было просто невозможно. Ее красота, чистая праведная душа, скромность породили во мне самые прекрасные чувства. Со временем я стал замечать искристый блеск в ее глазах, легкий румянец смущения, взгляд из-под ресниц. Неуверенно я предполагал, что это немногое давало мне право надеяться на взаимность. Сердце мое учащенно билось, когда стали возникать неловкие мгновения молчания, Мария опускала глаза и теребила рясу тоненькими белыми пальчиками.
Однажды мы прогуливались вдоль береговой линии. Море почернело и гнало тяжелые пенные волны. В воздухе чувствовалась мелкая морось. Запнувшись, Мария упала мне на руки. Глаза наши встретились, и я почувствовал близость ее тела. В ту же секунду она, оттолкнув меня, отпрянула. Я понял, что настал момент объясниться и рассказать о своих чувствах. Я быстро встал на колени у ее ног, зажав мягкие теплые ладошки в своих руках.
- Мария, - стараясь вложить как можно больше тепла в свои слова, заговорил я. – Не смею просить прощения за свои чувства, но я уже не в силах с ними совладать. Я люблю вас!
- Но я предана служить Господу, - пыталась возражать она, отводя в сторону взгляд.
- Мария, ты прекрасное Божие дитя! А что говорил Господь детям? Любите, плодитесь и размножайтесь! Любовь это не грех! Это благодать, данная людям за все их добрые деяния. Наоборот греховно хоронить себя заживо в этой сырой каменной могиле, - я замолчал, боясь, что напугал ее пылкостью своих речей. Мария не сводила с моря глаз. Успокоившись, и уже более деликатно, я продолжил. - Невозможно разделить наши родственные души. Прошу, поверь в праведность и чистоту моих чувств. Я хочу, взяв тебя под руку, идти вместе по жизни. Я готов оберегать тебя от всего худого, я готов подставлять спину всем вселенским ветрам в защиту тебя! Мария, прошу, будь моей женой.
Встав с колен, я обнял и поцеловал Марию. Она ответила взаимной нежностью губ. Подхватив ее на руки, я зашагал по бьющейся об ноги воде к открытому отливом гроту.
После, сжимая в объятиях эту хрупкую нежную драгоценность, я рассказал о своих деяниях, о том, как мы отняли и спрятали богатства нашей родины.
- Обещай, что поедешь со мной. Нам надо на день заглянуть в Венецию, рассказать о случившемся товарищу, оставшемуся по вине некоторых обстоятельств в городе. А потом мы уедем далеко из этих мест, - вверял я Марию.
Нами с товарищами были сформулированы подсказки, помогающие в поисках спрятанного клада, а указателем на его местонахождение была, заказанная специально нами с товарищами, большая монета. Всего было изготовлено 4 образца – по экземпляру на каждого члена нашего маленького общества. Во время болезни я, улучив момент, старательно спрятал свою монету в проделанном мною углублении толстой обложки библии, которую практически не выпускала из рук Мария. Отличительным знаком этой библии, были тесненные золотом ее инициалы М.А.В в правом верхнем углу переплета.
…………………………………………………………………..
Оказавшись в Венеции, я вложил своей невесте в руки орден нашего тайного общества и оставил ее у знакомой лавочницы, а сам поспешил к Пьетро. Меня насторожила сухая встреча старой служанкой, которая сообщила, что хозяина нет дома. Решено было подождать. Но заметив, как искоса перешептываются слуги, я убедился, что дело не ладное. Тяжелое предчувствие повисло камнем на сердце.
- Передайте от меня хозяину вот это, - и я положил на гладко шлифованную столешницу футляр, в котором хранился кинжал. – Прошу прощения, но больше ждать не имею возможности.
Кинжал был мастерской работы и умел хранить секреты: в рукояти, полость, куда вставлялось остро заточенное лезвие, была немного глубже, чем было необходимо, и таким образом образовывалась крохотная пустота. Но надо знать секрет, чтобы это обнаружить. В этом самом углублении и хранилось заранее предусмотрительно подготовленное послание, предназначенное для глаз Пьетро.
Выйдя на крыльцо, я сразу заметил французских солдат, поджидавших меня. Направо повернул голову, налево – везде пути отступления закрыты, и я опрометью кинулся по прямой через изгородь в чужие владения. Взбираясь по камням, выступам дверей, окон я прыгал от крыши к крыше, и в итоге, тяжело дыша, затаился в голубятне. Достаточно времени просидев в компании голубей, я крадучись вылез из укрытия и слез на землю. Осмотрелся, убедился, что скрылся от преследователей, и пошел быстрым шагом за Марией, теперь уже с твердой уверенностью ухитриться немедленно покинуть город.
Мария вышла на улицу и ждала меня у крыльца. Вот я вижу ее тонкую фигуру в простом мирском платье, она поворачивает лицо и, завидя меня, улыбается. В волосах играет нежный ветерок, и непослушные прядки спадают на лицо. Она мне представляется такой желанной, как никогда, и вот он близок момент нашей встречи. Сейчас возьму за руку, и мы вместе кинемся прочь из этого уже ставшего чужим города, хоть вплавь, хоть как. Я увеличиваю шаг, и… немая боль пронизывает меня в спину, буквально взрывая всю мою сущность. Пошатнувшись, я упал, а сзади остался стоять француз с белым крестом на груди и зажатым в вытянутой руке пистолетом.
Джованни прервал рассказ, и глаза его затуманились. Тяжелая пауза повисла в воздухе. Я уже думала, что сейчас он уйдет, и… не хотела этого. Но он встал у окна, смотря через тюль на улицу, и продолжил:
Эти печальные узкие улицы древней Венеции. Скольких событий, печальных и радостных, были свидетелями стены обрамляющих их домов.
Опять мгновение молчания.
Боль ушла, и вместе с ней ушел и я. Но не на прекрасные небеса, позолоченные солнечными лучами. Не туда, где меня бы ждали ушедшие товарищи, и встречал бы старик с большой белой бородой и ласковым взглядом глаз, в отражении которых застыл весь библейский рай. Нет. Хотя, в то же время, я и не увидел адского пламени, чумазых дьяволят и огромного чана, где, булькая и урча как голодный желудок, кипит огненная лава.
Я ушел, и в то же время остался. Мое состояние стало подобно комару, сотню столетий назад застывшему в янтаре. Меня никто не замечает, а я вижу все и всех, но ничего не могу сделать.
Французского солдата наказали, ведь был приказ доставить меня живым.
Мария посчитала все случившееся с нами укором Божием, и вскоре вернулась в монастырь отмаливать мою бессмертную душу. Через положенный людям срок она родила сына, и добрая мать настоятельница помогла подыскать для малыша состоятельную семью, готовую принять младенца. В благодарность Мария отдала мой орден новой матери своего сына (который потом добрые покровители отдали мальчику, как завещенную ему вещь), и завернула в толстые пеленки свою библию, как последнее благословение матери.
Год цепляется за год, столетие за столетие. Так, передаваемый из поколения в поколение и достойно хранящийся как семейная реликвия, Библия дошла и до твоих дней…
Джованни ушел, а я лежала на кровати и безотрывно глядела в окно. И все думала… Думала… В конце концов, глаза затуманились поволокой дремы.
Продолжение следует http://www.proza.ru/2012/10/29/1114