Посвящается моему мужу и отцу наших детей.
Где проходит черта между иллюзией и реальностью? И что для человека важнее?
Мисима. Прочитала его автобиографический роман «Исповедь маски». Насколько нужно быть свободным человеком, чтобы так обнажать свой внутренний мир. Продолжаю интересоваться его жизнью, и мне открываются совершенно иные стороны личности. Ведь по сути дела никто не знает, каким он был на самом деле. Зачарованный Смертью Дьявол – довольно таки претенциозный псевдоним. С таким именем сложно представить человека, спокойно покинувшего этот мир. Интересно, знал ли он, когда впервые подписался им, каким будет его конец. Вероятно, он так увлёкся иллюзией, что сам стал героем своей последней ненаписанной книги.
Когда я сама начала писать, то почти сразу поняла, что своя собственная жизнь довольно неплохая почва для размышлений; ты можешь ухватиться за какую-нибудь идею и найти аналог в своей биографии. А там дорисовывай, изменяй, гни и сворачивай в рулет. Какая разница, что правда, а что нет? Главное, чтобы идея получила своё логическое развитие и финал. Я чувствовала себя драматургом, режиссёром, оператором и актёром одновременно. А когда впервые убила своего героя, возомнила себя ещё и Господом Богом, который вновь реконструирует создание человечества.
Где проходит черта между раем и адом?
Давно, в юности мне приснился сон. Я стою в замкнутом пространстве, и предо мной открытый люк. Оттуда, как на подъемнике, медленно и очень пафосно поднимается мужская фигура. Образ размыт, как залитая водой акварель. Он не показывает мне ни черт своего лица, ни костюма, ни глаз. Но я чётко знаю, что это именно ОН. Я очарована булгаковским Воландом и зачитываюсь стихами Уильяма Блейка. Пытаюсь понять психологию маньяка-убийцы. Смотрю фильмы ужасов и интересуюсь мистикой и смертью. Появляется непреодолимое желание прислониться к нему. Я подхожу и обнимаю его. Долго мы стоим в этом положении. Слова здесь - лишнее. Я ликую только от одной мысли, что он выбрал меня. Ощущение своей исключительности опьяняет рассудок, и даже нотки вожделения просачиваются сквозь щенячий восторг. А потом я просто просыпаюсь.
Сложно представить, что было бы со мной, если он тогда забрал меня вниз. Я долго слушала его лукавый голос, который казался таким справедливым и сулил такие лёгкие решения и удовольствия. Не нужно было долго и упорно добиваться желаемой цели. Всё лежало на поверхности. Но я-то люблю глубоко копнуть. Вероятно, это и стало моим спасением. Наверное, нужно пройти сквозь это хотя бы раз. И теперь, перейдя на другую сторону, я отличу этот голос от множества других голосов.
А сейчас я – девушка-подросток. Я люблю носить мальчишескую одежду. Мне нравится, когда меня принимают за мальчика или юношу. В этом есть особый смак и самооборона. Когда поздно возвращаешься домой, всегда есть опасность попасть в переплёт. Но, когда ты не провоцируешь своим внешним видом, остаётся больше шансов вернуться невредимой домой. Я пью водку и курю сигареты. Для меня это вовсе не атрибут взрослой жизни. Во мне много комплексов, а водка позволяет на время избавиться от них. Ты становишься самим собой, без прикрас и тормозов. Даже иногда поражаешься самому себе, насколько ты бываешь артистичен и прозорлив, остроумен и талантлив. Хотя бывают и не очень приятные открытия. В моей крови течёт ген тихого пьяницы. И я даю себе отчёт, что я просто хочу смотреть на этот странный мир взрослых нетрезвыми глазами.
Никогда не думала, что полюблю китайца. Я увидела его в одном фильме. Вначале казалось, что мне нравится лишь его образ, но, пересмотрев более десятка картин, поняла, что мне всё равно, кого он играет. Мне хочется видеть именно его. Я смотрю, как он стареет, и мне даже нравится видеть, как меняется его лицо. Ведь моё лицо тоже меняется в зеркале. Мы познакомились… А впрочем, не имеет значения, где и когда мы познакомились и познакомились ли вообще.
Я в своей квартире. Передо мной белый лист бумаги. Я чувствую, как мужчина за моей спиной прикасается ко мне, его красивые руки обнимают мою талию.
- Напиши своё имя, – прошу я его.
Он пытается взять ручку из моей руки, но я не отпускаю её, и тогда он обхватывает мою кисть и пишет. Моя рука, подчинившись его воле, послушно выводит три иероглифа. На белом листе бумаги появляются иероглифы «мост», «семья», «сияние».
Где проходит черта греха? А может, это не черта, а множество чёрточек, точек и загогулин, похожих на эти иероглифы? Можно ли считать грехом помыслы или лишь материализованное прелюбодеяние является грехом?
- А твой муж держится молодцом.
- Да уж. Молодцом. Он ругается на всех китайцев и японцев вместе взятых, да ещё и на татаро-монголов в придачу.
Сегодня его уже нет со мной. Я проводила его на поезд.
Я беру его за руку и веду за собой по коридору вдоль открытых купе. Я иду быстро, как будто хочу поскорее выйти на воздух, чтобы не задохнуться в наполненном незнакомыми людьми вагоне. Он послушно следует за мной. Снег, первый робкий снег медленно парит в воздухе и, прикасаясь к коже рук и лица, превращается в маленькие пресные слезинки. Я обнимаю его за шею и прикасаюсь губами к его шраму на левой брови. Будто он только что получил эту травму, и я своим касанием хочу избавить его от боли.
Мы довольно странно смотримся. Мне 43, ему 54. Забавная парочка.
Где проходит возрастная черта, за которой запрещается любить и быть любимым? На этот раз я знаю ответ. Её просто не существует. И нам плевать, что думают, глядя на нас, прохожие и эта любопытная проводница. Она просто пожирает нас взглядом, иногда отвлекаясь на вновь прибывших пассажиров.
- Ты будешь по мне скучать? – спрашивает он меня, наконец.
- Ты сам знаешь ответ на свой вопрос.
- Я хочу услышать его от тебя.
- Да. Я буду очень скучать… Почему ты решил поехать поездом? На самолёте ты бы уже сегодня был дома.
- Поэтому я и решил ехать поездом. Чтобы ещё немного побыть с тобой.
- Как ты думаешь, долго продлится наш роман?
- Всё будет зависеть от твоего сердца. Ты в последнее время стала слишком влюбчивой… Думаю, ты вернёшься домой, пойдёшь в душ и прохладной водой смоешь воспоминания обо мне.
Проводница предупреждает, что сейчас тронется поезд. Он впрыгивает в уже идущий вагон. Я ещё держу его руку. Надо отпускать. Я ускоряю шаг, чтоб не отставать от вагона. Руки разлучились, а глаза продолжают жадно смотреть, силясь запомнить черты лица. Я уже бегу. Вдоль перрона черта. Она ровно и непрерывно разделяет нас всё больше. Я стараюсь не плакать, чтобы в его памяти осталась моя улыбка. Решётка. Стоп. Дальше нельзя. Я стою и провожаю свой последний поезд. А снег продолжает порхать надо мною. Поезд всё дальше и дальше от меня, и доносятся уже еле слышные звуки колёс. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Они синхронно перекликаются с биением моего сердца, и через мгновение остаются лишь в нём. Я держусь за прутья решётки и продолжаю всматриваться вдаль. Клетка. На миг я уверена, что это клетка. Мне достаточно обернуться назад – и клетки уже нет. Ещё раз бросив взгляд на исчезнувший поезд, я отпускаю решётку и возвращаюсь по уже пройденному пути. Вокзал как будто вымер. Ни одной души. Я иду вдоль перрона, параллельно разлучнице-черте, и продолжаю улыбаться. Светлое чувство по-прежнему живёт во мне. Оно осталось. Поезд не смог увезти это неповторимое ощущение счастья, когда ты находишься в хмельном восторге от всего происходящего вокруг. Завтра этот волшебный снег растает, точно так же, как сегодня растаял мой последний поезд. А я всё иду и ловлю эти нежные и хрупкие снежинки. Мои движения уже похожи на танец. Снежинки тают на кончиках пальцев. Раз – два - три. Раз – два - три. Раз – два - три. Я - маленькая девочка, бегущая вдоль лесного ручейка. Песенка переливающейся воды так чиста и приятна.
Осень. За окном пасмурно. Обычно в это время занудно тарабанит по подоконнику дождь. Но сегодня тишина. Я открываю глаза. Родной и до боли знакомый силуэт. Мой взгляд прикасается к спине. Я помню на ощупь каждый её сантиметр. С закрытыми глазами я найду каждую родинку. Знакомый запах. Я пододвигаюсь ближе и прислоняюсь к нему. Тепло. И слышен лёгкий шелест дыханья.
- Ты опять думаешь о своём китайце? - произносит голос мужа.
- Перестань ворчать. Ты единственный, с которым я смогла прожить вместе более 15 лет. Не переживай, вся моя любовь достанется лишь тебе. А если бы ты почаще говорил мне хорошие слова, у меня и вовсе отпала бы потребность влюбляться в кого-нибудь ещё.