АКТ ТРЕТИЙ
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Лес.
(Входят Тачстоун и Одри, Жак вслед за ними.)
ТАЧСТОУН:
Иди-ка, Одри, быстренько ко мне! Я, Одри, соберу тебе козлят .Ведь я же, Одри, все-таки мужчина! По нраву ли тебе мои черты?
ОДРИ:
О, боже, мне чертей ещё недоставало!
ТАЧСТОУН:
Я будто бы Овидий в стане готов – поэт капризный среди коз с пастушкой.
ЖАК (в сторону):
О, знание, как ты не ко двору! Ты будто бы Юпитер в келье дикаря.
ТАЧСТОУН:
Когда стихи не трогают души, когда ума движение дитяти не по силам, то это ранит более, чем счёт, предъявленный сверх меры. Крупицу поэтичности, господь, ей ниспошли.
ОДРИ:
Не знаю я, что значит «поэтичность». Честна ль она на деле, на словах ли? Можно ли ей верить?
ТАЧСТОУН:
В любой поэзии отсутствует правдивость, а только вымысел и боле ничего. Когда поэт в любви своей клянётся – воображению он только отдаётся. Ведь все влюблённые, как ни суди – поэты, а значит и обманщики при этом.
ОДРИ:
И потому ты просишь поэтичности у бога для меня?
ТАЧСТОУН:
Прошу. Ведь ты клялась мне, что честна. А будь ты чуточку поэтом, то всё, что говоришь я мог бы отнести к фантазии твоей.
ОДРИ:
А вы бы не хотели, чтоб я честною была?
ТАЧСТОУН:
Да нет, хотел бы. Но загвоздка в том, как говорят в народе, пытать уродину о честности нет смысла: ей честность – верная подруга до могилы. А честность в паре с красотою – как медовуха поданная к мёду.
ЖАК (в сторону):
Не шуточный наш шут.
ОДРИ:
Коль рожею не вышла, пусть господь дарует честность.
ТАЧСТОУН:
Нет! Девке честность предлагать – что предлагать свинье десерт.
ОДРИ:
Не дека я, хоть рожею не вышла.
ТАЧСТОУН:
За рожу небо ты благодари! Другие же огрехи сгинут сами. Но как бы не случилось – на тебе женюсь, о чём и извещён викарий местной деревушки сэр Оливер Мартекст. Он явится сюда, чтоб нас соединить.
ЖАК (в сторону):
Хотелось бы взглянуть на этой действо.
ОДРИ:
Пошли нам, господи, добра и счастья!
ТАЧСТОУН:
Аминь. Возможно, трус на этот шаг бы не решился, здесь вместо храма – до небес леса, свидетели – рогатое зверьё. Но что ж с того? Отваге – карты в руки! Как на рога смотреть – ведь и они чего-то стоят. Не даром говорят: «Никто не ведает, где горе, где удача, начало где и, где конец всему». Рога имеют многие мужчины, но их размер определить не могут, поскольку их супруги наставляют и тайну эту строго охраняют. В одном простолюдин с вельможей схож – рогами он на барина похож. Спасибо, боги – холостяк всегда безрогий. И всё же – как на это посмотреть! Безрогий, как убогий – к бою не готов, рогатый, как богатый – тратиться без слов. А вот сэр Оливер явился.
(Входит сэр Оливер Мартекст.)
Сэр Оливер Мартекст, вы нас под этим древом порешите или в часовню пригласите?
СЭР ОЛИВЕР МАРТЕКСТ:
Найдётся ль к кто ещё, кто б вам вручил супругу?
ТАЧСТОУН:
Я этот дар принять из рук другого не желаю.
СЭР ОЛИВЕР МАРТЕКСТ:
Брак быть не может совершён иначе.
ЖАК (появляюсь из укрытия):
Продолжите обряд, вручу невесту я.
ТАЧСТОУН:
Вам добрый вечер, славный господин. Как величать вас, как здоровье? Вы к месту оказались здесь. Приятно вспомнить о последней нашей встрече. Хотя б забавы ради вы перекреститесь.
ЖАК:
Ты, шут, действительно не шутишь?
ТАЧСТОУН:
Есть у быка ярмо, у лошади – узда, у сокола – бубенчик, у человека же – свои причуды:
петлю он выбирает добровольно.
ЖАК:
Вам, образованному парню, не к лицу венчаться под кустом, подобно побирушке. Пойдите в церковь, где вам истинный священник о таинствах расскажет брака. А этот парень вас собьет, как две доски, и вы развалитесь от брани и тоски.
ТАЧСТОУН (в сторону):
Уж пусть венчает этот, чем другой. Во храме так законами обвяжут – всю жизнь они, как воины, на страже. Когда ж обряд сей сотворят в лесу – в любой момент от жёнушки я ноги унесу.
ЖАК:
Идём со мной и слушай, что скажу.
ТАЧСТОУН:
Пойдём, поёдём! Повенчаны мы будем,
Чтоб жить в законном браке, а не в блуде.
Прощайте, падре Оливер,
Вы для меня сегодня не пример,
Я по канонам вашим не хочу жениться
А потому вам лучше удалиться.
(Жак, Тачстоун и Одри уходят.)
СЭР ОЛИВЕР МАРТЕКСТ:
Меня как человека можно ранить, призванием ж моё плутам не опоганить .
(Уходит.)