ДГ11 Нить и не может прерваться
- Наши настроения – как волны бескрайнего моря – темные, светлые, вверх, вниз, радость, печаль. Записал, как ты чувствовал, а ты уже другой... И так до бесконечности. Но, только записав все, можно понять себя, и свое море в душе, а, поняв себя, понять других, и найти для них лекарство от боли душевной, такой всеобъемлющей, такой иссушающей, непрекращающейся!
- Аланира, как же ты надоел мне своей философией.
- Я вчера думал, что потерял вас, караин.
- Разве только вчера? Трехголовый Дракон не успокоится, пока не перебьет нас всех. Это только дело времени.
Я просыпаюсь под этот разговор. Старик замолкает, и продолжает скрипеть пером по бумаге. У него открытое лицо, небольшая борода, и сосредоточенные глаза.
Безупречно одетый в темно-серый дорогой камзол, Ясеремшан сидит за столом, подперев голову рукой. Он уже не такой, как вчера. Сегодня он спокоен и собран. Заметив, что я проснулся, он улыбается и подходит ко мне. Его улыбка просачивается в сердце, рождая желание принадлежать, но я гоню эту минутную слабость.
И точно знаю, что Трехголовый Дракон тут ни причем. Более того, я еще ни разу не слышал, чтобы Мидландори убивал своих врагов по одному на темных улицах. Это больше похоже на стан Дорилина.
- Когда я смотрю на тебя, я полон самых приятных чувств ностальгии... – Хозяин замка касается моих волос, и гладит мое лицо. – Как же давно это было.
Я таю в охватившем меня сладком, нежном чувстве. Оно бескрайне и незмеримо. В кои-то веки падать в бездонную пропасть легко и приятно.
- Ностальгия заставляет нас бегать по кругу, караин! Раньше было лучше? Вы просто все забыли, но гордыня мешает вам в этом честно признаться хотя бы себе. Вы не считаете, что бегаете по кругу жизнь за жизнью? А я говорю вам, что бегаете. Доказательства? Все те же чувства, которые мы испытываем. Всякий раз нас затягивает на один и тот же круг, по которому бегали миллионы душ до нас, и по которому в прошлых, и в этой жизни бегали мы сами! - Старик подходит к нам, нахмурившись. Звук его шагов разрушает мою райскую потерянность в радужных глубинах.
- Аланира! Лучше затопи камин!
- Ненависть, зависть, обида, злость, месть... вот почти и все. Какое из этих пяти заставляет врагов искать вашей смерти?! Примитивно. Ибо мы даже не осознаем, что есть другие миры с другими уровнями чувств - чистых, не имеющих названия на нашем языке, ранее нами не испытанных, ибо для того, чтобы туда попасть, мы сначала должны осознать, что бегаем по кругу здесь.
Последнее очень верно. Не старик, а золото. Поэтому надо взять себя в руки. Я бы тоже хотел иметь философа в виде слуги, это успокаивает нервы. Но мне нужно идти. Я встаю, нахожу свой плащ на спинке кресла, и иду к двери.
- Куда же ты? – Ясеремшан вскакивает, и бросается за мной, но я останавливаю его жестом.
- Вас пытался убить не Лиатрис. Вы – один из пятерых посвященных, знающих секрет производства легированной стали. Подумайте, кому в Труберене выгодно, чтобы посвященный остался всего один. Будьте осторожны. За замком ведется наблюдение.
- Неужели ты уйдешь вот так, даже не назвав своего имени? Ну и самомнение! – Бросает он мне в сердцах, когда я уже выхожу за дверь.
- Самомнение или самосомнение? Между ними есть связь! – Доносится из-за двери надтреснутый, но глубокомысленный старческий голос. – Парень прав, караин, опасность не всегда таится в намерениях врагов, иногда она вьет гнездо в душах друзей.
Я иду к городу быстрым шагом. Меня занесло к одному из главных металлургов Труберена, и я еще умудрился поддаться на его ухаживания. Лучше некуда. Информация, которую я получил, как и воспоминания прошедшего вечера, были как притягательными, так и невероятными. Ибо теперь я знаю про него больше, чем он думает. Он совсем не такой симпатяга, каким хочет показаться, а религиозный фанатик, под стать Дорилину. И такой же безжалостный и непримиримый. Если бы сразу знал все это, не поехал бы с ним, пусть бы истек кровью на поляне.
Но вот и знакомая улица, и заброшенный дом. Половицы подо мной скрипят резко и отрезвляюще. Я беру вчерашний след, и иду по нему. Но я не та ищейка, которая бежит по следу через лес. Меня нельзя сбить, перейдя реку вброд. И меня нельзя отвлечь более сильным запахом. Я иду по следу, уходящему в прошлое, и горе тому, к чьему настоящему или будущему порогу приведет меня этот след.
Каждый из вас идет от события своей жизни к другому событию по поверхности времени, оставляя цепочку следов. Когда знаешь, что искать, эта цепочка приведет туда, где она началась – в вашу душу.
Все то, что вы делаете, может быть отслежено от поступка к вашей душе, даже если между вами и поступком прошло большое количество времени, и вы искренне верите, что не оставили свидетелей. Таким образом все, что вы сделали, связано с вами неразрывно вашей же цепочкой следов, независимо от того, сколько вы будете молчать, и как сильно вы желаете дистанцировать себя от совершенного.
Самое смешное, что меня не остановит даже ваша смерть. Потому что если вы считаете, что цепочка следов обрывается у вашей могилы, вы глубоко ошибаетесь. Я не Бог, и я не Справедливость.
Я отражение тьмы в вашей душе. Бегство от меня не поможет. Не хотите, чтобы я пришел к вам искать возмездия – наполните душу светом. Только тогда я, больше не видя своего отражения в вас, потеряю ваш след.
Вот здесь, в этой комнате, было совершено преступление. Женщина, писавшая об исчезновении матери, не знала, что мать была убита ее мужем, и закопана тут же, в подвале дома. С тех пор состарились, и умерли и сама женщина, и убийца. Но что мне до этого. Пока я отражаюсь в его душе, он никуда от меня не уйдет.
Он колет дрова во дворе, и я подхожу сзади очень тихо.
- Ах! – Он замечает меня, и роняет от неожиданности топор. – Караин Изиран, вы меня напугали! Мы все вас вчера искали! Караин Синелис желает знать, куда вы пропали, уже не говоря про Дорилина!!!
- Я разгадал загадку, Триарль. – Садясь на еще не расколотый пенек, я вижу, как выражение его лица становится серьезным и заинтересованным.
Между нами повисает пауза, во время которой помощник Макса не отрывает от меня пристального взгляда. Я достаю у него из кармана листок из дневника, и читаю вслух:
- «Я шла сегодня домой, и у нашей двери в темноте кто-то стоял. Не успела разглядеть, кто это был. Он исчез быстро и бесшумно. Дома никого не было, хотя я была уверена, что мама не должна была никуда уйти. Эли плакала в кроватке. Как она могла бросить малышку?». Тот, кто стоял в темноте, был тот, кто убил мать этой женщины, вашей жены. Вы просто не успели вовремя исчезнуть из дома, чтобы создать алиби. Вы слишком долго провозились в подвале, закапывая тело. А поздно ночью вы вернулись якобы со службы, застали жену плачущей, и стали ее успокаивать, и уверять, что мама найдется.
- Но... Но... – Ара меняется в лице, и хватается за сердце. - Получается, что это был мой дом?!
- Да, поэтому вас туда так влекло. Я нашел труп, и я нашел вашу собственную могилу на местном кладбище. Могу все это показать. Вас звали Артир. По прозвищу «ненавидящий весь мир». Вы убили вашу тещу, потому что она отражала всю неприглядную грязь вашей души. Вы посчитали, что если разобъете зеркало, то отвратительное лицо перестанет появляться в вашей жизни.
Деревья над нами шумят от ветра, и я, следя за взглядом Ары, понимаю, что от потрясения знакомый пейзаж вокруг дома вдруг кажется ему диким и фантастическим.
- Значит, мы живем не один раз? – Глухо спрашивает он.
- Вы когда-нибудь пробовали соткать гобелен из ниточки, которая назад в рисунок уже не возвращается? Что бы получилось, если бы перед ткачом лежала гора разрозненных ниток разной длины, большинство из которых – бессовестно короткие? Нить не прерывается никогда. Но рисунок, который она создает, зависит от ее цвета. Именно поэтому осветлить свою нить важно как можно раньше.
- Как ее осветлить? – Мой собеседник оглядывается в поисках на что бы сесть, осознает, что до крыльца не дотянет, и оседает прямо на землю.
- Стремлением понять. В том числе, что громкое уродство душ наших близких, которое они обрушивают на нас, не стесняясь, есть отражение тихого смрада в наших собственных душах. И, чем громче то, что мы в них ненавидим, тем глубже и тише то же самое сидит в нас. Вы осуждаете Дорилина за все то, что он творит. Но вы сами сделали бы то же самое, если бы обрели его власть. Вы презираете Макса за его слабость, но глубоко в душе вы сами неимоверно слабы, а прячете это даже от самого себя. Взгляните в лицо вашего личного уродства, примите решение его исправить, и вам не придется смотреть на мир, стыдливо закрыв лицо вуалью, сплетенной из тьмы и гордыни.