Неправильные глаголы

 


 Потом это вспомнилось - невзрачный серый день, конец лета или начало осени, точно уже не определить, слишком долго хранилось в  памяти ничем не выдающееся событие. Был дождь, внезапный, яростный, едва не сорвавший все планы. Задумывалась поездка на берег Угры, где в синеватой сосновой тени прятались деревянные домики - база отдыха, турбаза или кемпинг, одно из этих торжественных названий. Ливень стих мгновенно, как и начался, и мотоцикл летел по влажному асфальту, красиво и опасно наклоняясь на поворотах. Раиса (тогда ещё в паспорте было это смешное устаревшее имя) цеплялась обеими руками за талию Джонни (по-настоящему его звали обыденным Евгением), и испытывала восторг от лихого мелькания сосен, дорожных столбов и синих вывесок с названиями деревень и одновременно острый дискомфорт от бьющего в лицо ветра. Собираясь на Угру, Джонни надел ей на голову шлем, но не опустил стекло. Вероятно, он полагал, что любой нормальный человек знает - стекло необходимо опускать. Но Раиса тогда села на мотоцикл впервые в жизни, и не представляла, что ветер будет колошматить её голову в шлеме с поднятым стеклянным забралом безжалостными боксёрскими ударами, что ремешок вопьётся в горло, что рот и нос забьёт ледяным вихрем... Четверть часа Раиса ехала, зажмурив в ужасе глаза и задыхаясь, и только потом догадалась одной рукой опустить чёртово стекло.
  Что ещё было в этом дне, кроме скучающей московской семьи, блуждающей без дела по базе отдыха или кемпингу? Сторож базы, глуповатый человечек, который пошёл за штопором и вернулся через полтора часа, когда Джонни уже откупорил винную бутылку ножом. Острый запах влажной сосновой хвои и рыжие иголки, нападавшие на дощатый столик. Раиса перебирала хвоинки на столешнице и лениво болтала с московской семьёй. Мы здесь живём уже вторую неделю, сказала жена, изящная, тонкая в кости, русоволосая.
- Наверное, скучно? - спросила Раиса.
- Сначала было весело, - ответил муж, - здесь сразу пять семей отдыхали. Пляж, волейбол, рыбалка, грибы. Каждый вечер - шашлык. А потом все уехали, кроме нас...
  Мужу было на вид  лет тридцать с небольшим, Раисе он казался дряхлым дедом. Много лет спустя Раиса (то есть, уже Регина) нашла в памяти его волнистые волосы, красивый разлёт плеч, глаза цвета мокрого гранита. И фамилию.
- Знаешь, как их фамилия? - спросила Раиса, когда Джонни в одном из деревянных домиков базы налил ей вина в чайную чашку.
 Чашки прилагались к домику вместе с надбитыми стаканами, помятыми кастрюлями, шершавыми, как напильники, одеялами и - самым главным, ради чего Джонни привёз сюда Раису - узкой кроватью с провисшим матрасом.
- Как? - спросил Джонни, отпивая вина и одновременно снимая с плеча Раисы лямку чёрной маечки.
- Белоцерковские. Она зовёт мужа "Господин Белоцерковский", а пацана - "Белоцерковский" с именем и отчеством.
- Психи, - заключил Джонни.
  Поставил чашку и припал поцелуями к груди Раисы. Проходивший мимо мальчик из психической семейки замедлил шаг, заглянул в открытую нараспашку дверь домика. Раиса показала ему язык, потом мягко отстранила Джонни, встала и прикрыла дверь.

 
   Фестиваль "Мир гитары" открывался через два дня, и Регина должна была поторопиться к его началу. Иначе редактор отдаст материал Кочеткову, понимающему в современной музыке не больше, чем питекантроп в цифровом телевидении или Рощиной, не имеющей даже зачатков литературного стиля. На автобусной станции городка, куда Регина ездила для интервью с некогда знаменитым композитором, а ныне - довольным судьбой пенсионером, ей сообщили, что последний автобус ушёл час назад.
- А как же теперь быть? - спросила она растерянно.
  Не билетёршу за мутным стеклом, конечно, а самоё себя. Можно было, конечно, вернуться к радушным композитору и его жене и переночевать у них. И даже с редактором договориться о "Мире гитары" по мобильнику. Но пыльные улицы городка и домик композитора, увязший в кустах шиповника, как изюминка в пышной булке, слишком напоминали Регине её захолустную малую родину. По таким же не асфальтированным улицам она ходила в школу. В таком же доме с шиповником и жасмином она жила со вторым мужем. К чёртовой матери, подумала Регина, и решительно пошла от автостанции и вереницы таксистов, которые смотрели на неё каннибальскими глазами. Почти сразу удалось остановить на шоссе попутную машину. Отец Регины  назвал бы эту машину "самой опасной для жизни" - тяжёлая фура, дальний рейс, молодой и бойкий водитель.
- Конечно, подброшу, какой вопрос! - весело сказал водитель. - Такую девушку да не подбросить!
Через десять минут он уже начал спрашивать, живёт ли Регина в том городе, куда так спешит, замужем ли она, кем работает, есть ли у неё дети, как она относится к свободной любви. Регина смотрела на яркие облака, толпящиеся в ослепительно-синем небе, посмеивалась и отвечала честно: живу, была два раза, журналист, один сын, а что такое свободная любовь? Она представляла себе, какие лица были бы у матери, отца и второго мужа, если бы они видели её сейчас.
- Бабе под сорок, а ведёт себя, как малолетка! - кричал отец три года назад, когда Регина объявила, что уезжает жить в областной город, где нашла себе работу и сняла однокомнатную квартиру.
- Ты посмотри, как она ходит, - с омерзением проговорила мать, - с плеером! С плеером и с рюкзаком! Молодую из себя строит!
  Почему-то рюкзак и плеер вызывали особенную неприязнь.
    В прошлом месяце Регине не хотели продать банку пива в супермаркете.
- Вы шутите? Мне тридцать семь лет, - сказала она.
  Отёкшая тётка на кассе, наверняка ровесница Регины, посмотрела пристально и ворчливо ответила:
- Вам проще, вы при покупке, я при продаже, столько народу, вот теперь я вижу, что вам не восемнадцать...
- Женщина, а вам лет семьдесят! - мстительно крикнула стоявшая поодаль девчонка, которой тётка так и не продала пачку сигарет.
   Регина, вспоминая этот эпизод, засмеялась, чем обидела водителя фуры.
- Вырасти в детдоме - смешно по-твоему? - спросил он.
- Нет, что ты. Я вспомнила, как пугала сына в детстве: "Не будешь есть кашу, сдам тебя в детский дом!"
- Вот. Ты этим пугала, как Бабой Ягой, а я там вырос... А сколько лет сыну?
  Регина не стала шокировать юношу с трудным детством. Ответила - восемь, превратив второкурсника во второклассника. Люди принимают гладкую ложь легче, чем шершавую правду.


  Как писали в старых романах - ничто не предвещало беды, подумала Регина, тормоша Артёма за плечо и приговаривая: "Вставай, эй, вставай, мне на работу пора!". Фестиваль был как фестиваль, Регина немало повидала их за последние три года. Единственная беда, какую могло принести в мир сие событие - это отходы человеческих организмов, оставленные любителями гитарной музыки вокруг здания выставочного холла. Городские власти предоставили холл для "Мира гитары", не отремонтировав предварительно туалеты. Музыкантам, отыгравшим свои партии, тоже пришлось бегать в заросли сирени. Может, знакомство во время низменных поисков "кабинета задумчивости" и заложило негативную основу, предполагала Регина.
- Девушка, не подскажете, где здесь туалет? - спросил Артём.
Регина объяснила ситуацию и спросила, изображая шкурный журналистский интерес:
- А вы ведь соло-гитарист группы "Серые ангелы?"
   Группа с претенциозным названием совершенно не интересовала Регину. Со всеми, кто был ей нужен для интервью, она договорилась по телефону ещё вчера, память её диктофона была плотненько набита остроумными беседами с испанской звездой первой величины, с  экзотическими виртуозами гавайских "укулеле",  с отечественным исполнителем Баха и Моцарта на электрической бас-гитаре...
   Артём притягивал её с самого начала. Не как соло-гитарист малоизвестной столичной группы, а как индивид противоположного пола. Изящные кисти рук, явно никогда не державших лопаты, топора или оружия. Многочисленные металлические цепи, амулеты и кресты, украшающие загорелую грудь с весьма небогатой растительностью. Чёрная куртка-косуха на красивых, нисколько не брутальных плечах внакидку. Ярко выраженная и жирно подчёркнутая мужественность была неприятна Регине. Особенно с момента развода со вторым мужем. Тот даже вилкой не пользовался, ел с ножа, считая это очень мужественным.
- Можно взять у вас интервью? Я корреспондент "Приокской недели".
- У меня или у всей группы?
  Артём был так счастлив вниманию корреспондента, что даже о насущной потребности организма забыл. У группы тоже, но мне хотелось сделать акцент на молодых музыкантах, ответила Регина, хихикая в душе.
- Пойдёмте, я отведу вас  туда, где имеется нормальный туалет, и по пути обозначим тему беседы...
   В двух шагах находился офис Регининой редакции, где вечером лишь охранник, лениво кивнувший Регине, пил кофе и таращился в ноутбук. Регина проводила рок-юношу до пункта назначения и сама посетила дамскую комнату по коридору напротив. Зеркало над раковиной отразило её обыкновеннейший облик: бледное лицо, серые пятна усталости под глазами, и сами глаза - серые, без изысканных оттенков, светло-пепельные волосы до плеч, медальончик в виде ящерки поверх чёрной футболки. Ничего особенного нет в моей внешности, подумала Регина, кроме самой выдающейся черты. У меня нет возраста и характера.

- Блин, башка раскалывается, - конечно же, было первой фразой Артёма.
   Сколько раз я слышала это от любовников на одну-две ночи, подумала Регина. И всё равно, количество подобных фраз, слышанных от второго мужа, превышает оное от любовников примерно в таком соотношении, как население России к населению Нидерландов. Уровень моей любовной активности можно оценивать этой стереотипной мужской утренней фразой.
- Пива или кофе? - спросила Регина, стоя в дверях.
   Ни романтической сорочки с кружевами, ни ещё более завлекательной мужской рубашки на голое тело. Она одета на работу: джинсовая юбка, голубая блузочка, джинсовый жилет, в кармане которого торчал мобильник с ненавистными для родителей наушниками. Лицо подкрашено, волосы безыскусно падают на плечи.
- Какие у тебя волосы красивые, - сказал Артём в середине ночи, когда они курили при свете ночника и запивали дым остатками отвратительно горького аргентинского вина.
- Я никогда в жизни не ходила в парикмахерскую, - с усмешкой ответила Регина, - когда они отрастают длиннее, чем мне надо, я просто связываю их в хвост и подрезаю кончики.
- Ты любишь поступать не как все люди, да? - спросил Артём.
И протянул ей ладонь для пожатия:
- Очень приятно познакомиться, мадемуазель. Я из одного дурдома с вами.
   Меня уже не заморочишь никакими дружескими пожатиями, никакими придыханиями в пиковые моменты: "Мне ни с кем никогда не было так...". Моё лицо не выдаёт истинного возраста. Мне не двадцать пять, как Артёму, не тридцать семь, как написано в моём паспорте. Мне девяносто, а может, сто двадцать - столько информации о мужчинах хранит моя память. Иногда мне кажется, что я интимно общалась с вами всеми - царём Соломоном, Калигулой, Цезарем Борджиа, Наполеоном. И знаю ваши смешные и нелепые ужимки наизусть.
- Пей, - Регина сунула в руки Артёма ледяную банку, - только не надо восклицать: "Дай бог тебе здоровья!"
  Артём удивлённо посмотрел на неё и засмеялся.

    Розовое на небе  уступило место золотому и синему, но остатки румянца всё ещё горели над самыми высокими шпилями, башнями и антеннами. Асфальт с утра полили, и солнце сверкало на нём между редкими автомобилями подобно лужам жидкого золота. Большинство работающего народа давно умчалось в центр города. Воздух очистился от выхлопных газов и покачивал вверх- вниз флюиды цветов на клумбах, гроздьев сирени, мокрого асфальта.
 - Красивый у тебя район, - сказал Артём.
- Это окраина, - отхлебнув глоток цикория, сказала Регина, - здесь много зелени, но никаких достопримечательностей и старинных раритетов.
- Не очень-то я люблю древние камни, - ответил Артём, - а вообще, я предпочёл бы жить в Питере, в каком-нибудь дворе-колодце... мне часто бывает грустно, а те дворы хорошо подходят к грустным мыслям.
- Чтобы окончательно свихнуться от тоски? - усмехнулась Регина. - Тебе положить ещё омлета?
- Ага, - охотно согласился он.
   Вихрем хорошего молодого аппетита со стола уже были снесены сосиски, тарелка омлета с помидорами, сыр и полбанки острой закуски "тёщин язык", коей доброхотно снабжали Регину родители.
- Может, тебе блинчиков пожарить? - спросила Регина, вспомнив вечный зверский голод своего сына.
- Наверное, в следующий раз, - смущённо сказал Артём.
  Регину внезапно так кольнуло это смущение, эта сохранившаяся способность стесняться,  вроде атавистического хвостика, с которым рождаются иногда люди. Она встала, обняла Артёма за шею и поцеловала в макушку. Он немедленно схватил её в объятия и поволок в комнату. Кто из двоих задел во время падения на кровать телевизионный пульт - неизвестно. Телеврачи и телемошенники дружно закричали Артёму в спину об опасности вензаболеваний, тщетные, бессмысленные предупреждения для двух раскалённых организмов, отвергающих любую рациональность. Приземлись за окном инопланетный корабль или взойди в небе ядерный гриб, Артём не снизил бы темпа, Регина не ослабила бы хватки.

- Тебя на работе расстреляют, - сказал Артём, выковыривая из кармана зажигалку.
- Это я просто так сказала, - засмеялась Регина, - чтобы тебя разбудить. У меня свободный график. Главное, сегодня к четырём сдать статью о "Мире гитары". Фотки я скинула им по мылу.
- Когда ты успела? - Артём прикурил сигарету и протянул ей.
- Ты был в глубоком сне. Я ведь всегда просыпаюсь в пять утра, где бы и как бы не провела ночь.
- О, а я ни сова, ни жаворонок. Мне надо проспать восемь часов, в какое время суток - неважно. Слушай, мне со вчерашнего вечера кажется, что я видел уже этого скорпиона.
  Регина посмотрела на чёрный фетиш на своей левой груди, вытатуированный во время беременности назло врачам, родителям и первому мужу, и застегнула голубую блузку,  созданную китайцами, слава Богу, из немнущейся синтетики.
- Думаю, немало народу татуирует на себе свой зодиакальный символ. Достаточно трафаретно.
- Нет, я видел именно так - у девушки, на левой груди... почему ты не куришь?
- Я вообще-то не курю. Иногда балуюсь. Сейчас потяну два раза и отдам тебе.
- Ты и пьёшь мало, я заметил. Когда мы сидели  с нашими в отеле, ты почти не пила.
- Просто я не очень люблю пиво. Это не мой напиток.
   Она перешла в кухню, и тут ей позвонил редактор, спросил, удачно ли прошло интервью, когда будет готова статья. Регина отвечала, а рок-юноша обнимал её сзади за талию, втыкал подбородок ей в плечо, заворачивал вверх джинсовый подол - весь набор щенячьей первоначальной влюблённости, который одинаков у мужчин любого возраста, профессии и даже темперамента.
- Регинка. Пошли в жопу этого старпёра. Поехали на пляж.
  Она положила трубку и строго посмотрела на соло-гитариста группы "Серые ангелы".
- Если ты планируешь пляж, тебе придётся подождать, пока я допишу и отвезу статью.
  Мальчик послушно согласился подождать. Наверное, был хорошим сыном и хорошим учеником в школе, подумала Регина, включая ноутбук. Впрочем, хорошие ученики часто становятся бунтарями и первыми нарушителями всех и всяческих запретов. Я сама из этого сорта. Скорее всего, он был никаким. Русский, математика - три, история, география - четыре, музыка, физра - пять.
- Если хочешь, посмотри телек, возьми в холодильнике пиво, - сказала Регина, - веди себя, как дома, но не забывай, что ты в гостях.
   Мысли и желания её были приятно размяты и слабы, под стать телу. Рок-любовник пробудет в городе ещё три дня - "Серые ангелы" подписали договор о концертах в нескольких ночных клубах. Три дня я вытерплю, если, конечно, он не подцепит какую-нибудь другую журналистку или фанатку нынешним же вечером. Вытерплю эти щенячьи нежности и стандартные восторги-стоны-комплименты. Если можно было бы употреблять мужчин сразу, без шуршащих обёрток, в которые упаковала их цивилизация, я бы не использовала глагол "вытерплю", а думала бы "поблаженствую".
- А я? - спросил Артём минут через двадцать, заглянув через плечо Регины. - Ты у меня не взяла интервью! Обещала и киданула, да?
- Хорошо, - Регина отложила ноутбук в изножье кровати, - принесёшь пива -  возьму у тебя интервью.
  Артём побежал на кухню, принёс, открыл банку, облил руку Регины пеной и сам же эту пену слизал.
- Ваше полное имя, сэр? - спросила Регина, нажимая кнопку диктофона.
- Артемий Павлович Белоцерковский.
  Регина посмотрела на него таким долгим взглядом, что лицо у Артёма снова стало тем же трогательным, несовременным, смущённым, он повторял: "Ну, ты чего? Почему ты так смотришь?".
  Она выключила диктофон, попросила с улыбкой: "Прикури мне сигарету", втянула дым. Ей живо вспомнились ощущение ветра, бьющего в не закрытый стеклом мотоциклетный шлем, рыжие сосновые иголки на дощатом столе, изысканная столичная дама, которая звала мужа: "Господин Белоцерковский", а девятилетнего сына "Артемий Павлович". Внешность родителей отпечаталась в памяти очень чётко, а образ мальчика Регина не могла восстановить, разве что взгляд, которым он посмотрел из-за двери на то, как Джонни целовал её плечо и скорпиона на левой груди.

   Расставание в троллейбусе - самое отвратительное из существующих в мире. Сидящие и стоящие вокруг в скрипучем стеклянно-металлическом катафалке пристально наблюдают, понимающе и ехидно кривят рты. Зависть, лицемерие, ханжество и прочие пороки руководят людьми, наблюдающими бесплатное шоу "расставание любовников в троллейбусе". Хуже всего было то, что Артёму следовало выйти раньше, чем Регине.
- Свернёшь направо от остановки и сразу увидишь свою гостиницу, - сказала Регина ровным голосом.
Она смотрела не в лицо Артёму, а в зеркало косметички, которую распахнула стоящая перед Артёмом женская особь. Зеркало отражало лица Регины и Артёма - он целует её своим стеснительным поцелуем, в висок около глаза, её кожа слегка сместилась от прикосновения, проявились невидимые обычно морщинки. Весь троллейбус видит, что "девушка" старше парня минимум лет на десять. Все завистливые, лицемерные, ханжеские рожи понимают, что странная пара провела вместе одну случайную ночь и сейчас расстанется навсегда.
- Ну, давай! - сказала Регина и подтолкнула Артёма в спину.
 Он выпрыгнул на тротуар, успел помахать рукой. Рожи наблюдали и констатировали молча со злорадными улыбками - а номер телефона-то он не спросил! Регина отвернулась от машущего Артёма и с непроницаемым лицом надела наушники. Можете повторить любимую сентенцию моих родителей: "Бабе под сорок, а ведёт себя, как малолетка!". Можете написать её в виде рекламного слогана длиной во весь троллейбус. Мне безразлично.

 - Я думала, мой муж мне давно надоел, - томно-расслабленным голосом проговорила Юленька, - а когда он уехал в Турцию, на меня как накатило... вторая волна любви, честное слово! Я его ждала, прямо как Ярославна...
- Как же ты его отпустила одного, - замирающим голосом, в котором явно слышались троллейбусные зависть, лицемерие, ханжество, спросила Рощина.
- Его фирма оплачивала лучшим сотрудникам... разве от халявы отказываются? А сама я ехать не могу, на нас кредит висит...
  Регина проскочила мимо беседующих как можно быстрее. Их голоса всегда казались ей липучими и слащаво пахнущими, как детская жевательная резинка. Они тебя не любят, говорил редактор. Считают, что ты слишком умная, слишком надменная, не ходишь с нами на корпоративы. А самое главное, я не замужем и не плачу кредиты за квартиру, машину, мебель, с усмешкой отвечала Регина. Редактор был свой мужик. Единственный, кого Регина считала бы достойным любви, если бы ему не было за шестьдесят.
- Не страшно, что за шестьдесят, - прокомментировал как-то он сам,  - страшно, что уровень мужских гормонов давно ниже уровня мирового океана...
  Статью о "Мире гитары" он похвалил. Фотографии уже отредактировали и подготовили, можешь посмотреть, я сам отобрал лучшие. Регина взглянула на экран и увидела испанского суперстар, с сакральной хмуростью гладящего струны, гавайских весельчаков в цветах и ярких рубахах, отечественного рок-идола в обаятельном прогибе назад с гитарой на весу и ... Артёма Белоцерковского, застенчиво улыбающегося, от чего Регина ощутила постыдную дрожь в нижней части организма. Как выражались библейские авторы " в чреслах". Фотография была сделана в гостиничном номере, где Регина выпивала с "Серыми ангелами", до того, как уехала домой с Артёмом и бутылкой мерзкого аргентинского вина. Она сфотографировала его просто так, а сбросила по мылу, наверное, нечаянно.
- Эту тоже берёте? - спросила Регина равнодушным тоном.
- Игорь выбрал. Сказал - хоть одно молодое лицо. "Мир гитары", а персонажи сплошь климактерического возраста... непорядок.
  Регина кивнула и, взяв задание на завтра, поехала домой. Жевательно-резиночные взгляды проводили её, до самой остановки Регина чувствовала и тащила за собой этой липкий хвост.


   Дверь квартиры была не захлопнута на замок, из кухни обдавало жарким ветром жареной картошки, которую во всём свете только Элька готовила с укропом и тмином. Эля Фатова не была прописана в квартире, имела своё неплохое жилище на другом краю города, но ключ от Регининой квартиры носила на своём брелоке уже два с половиной года, как и Регина - ключ от квартиры Эли. Обмен ключами произошёл сразу после реального знакомства (а до того была виртуальная дружба, длившаяся пару месяцев). Когда Регина и Эля вспоминали свою первую встречу, первая презрительно хохотала, а вторая улыбалась нежно-развратной и слегка смущённой улыбкой. О, это смущение, то, что приводило Регину в растерянность и насылало дрожь в её чресла.
  Впервые созвонившись и встретившись в цветущем весеннем сквере, искательницы приключений приобрели две банки слабоалкогольного коктейля, уселись на лавочку и стали беседовать о жизни так просто, словно знали друг друга со дня рождения. Если учесть скорость, с какой Регина прежде убегала от женщин, вмиг вспыхнувшая дружба была вдесятеро удивительнее. К девушкам подсели два парня, гораздо моложе не только Регины, но и Эли (а она пришла в мир на десять лет позже внезапной подруги).
- Девушки, может в кафе посидим?
  Регина немедленно согласилась, подав дурной пример Эле. Регинино отсутствие страха и комплексов привело четырёх молодых людей в кафе, в гостиницу, на гигантское ложе из двух составленных вместе кроватей, всех вместе в одну ванну...
- Меня один приятель зовёт "застенчивая шлюха", - созналась Эля в ванне.
- Ну, шлюха, и что? - серьёзно спросила Регина, - кому от этого плохо, если посмотреть философски?
   С того памятного дня Эля изменила угол взгляда на мир, а Регина приобрела первую после долгого перерыва подругу. Ритуальный обмен ключами не означал пошлого "я - тебе, ты - мне". Элька пришла и нажарила картошки просто потому, что ей стало скучно.
- У тебя столько тарелок было в раковине, - сказала Эля, - как будто в гостях был эскадрон гусар летучих.
- Одно голодное существо мужского пола моложе двадцати пяти равно целому эскадрону, - ответила Регина.
- Наследник, что ли, приезжал? - Эля накладывала картошку, перекатывая сигарету из правого угла рта в левый.
  Регина махнула рукой. Лень было рассказывать. Картошка благоухала, дым от Элиной сигареты улетал в окно, в синее небо, которое расчерчивал пушистой линией далёкий самолёт. В безмятежные летние дни не стоит говорить о случайных бессмысленных нечистых связях.

- Завтра я еду в Тарусу, на цветаевский фестиваль, - сказала Регина, - автобус идёт в семь сорок... и неизвестно, сколько пробуду там. А дальше - выходные. Хочешь, в субботу завалимся в клубешник какой-нибудь?
 Эля кивнула радостно.
- Я и сейчас хотела тебя на пляж вытащить.
- Что вас всех потянуло цеплять заразу в грязной воде, проклятой САНПИНом?
  Эля не успела спросить, кого - всех? Домофон засигналил с надсадным хрипом, который получался у всех пришельцев, незнакомых с характером старой западающей кнопки.
- Это кого дьявол принёс? - удивилась Эля.
- Кто там? - спросила Регина, уже предчувствуя ответ.
- Артемий Павлович Белоцерковский.
  Сказать, что Регина не обрадовалась, было бы лицемерием. Предвкушение сладкой ночи, прыжки адреналиновых чертей в крови, сознание, что ты запала в чужую душу - приятно, что ни говори. Если бы не сопутствующие радостным эмоциям предметы из багажа жизни: будущее расставание, забвение, физиономия, горящая от презрительных пощёчин судьбы.
- Это кто? - бесцеремонно спросила Эля, рассматривая снизу вверх высокую фигуру в кожаной безрукавке на голом торсе и кожаных же брюках со шнуровками.
- Её бой-френд, - в тон ей ответил Артём, и погладил Регинину талию сзади.
 Она аккуратно увернулась и спросила:
- Ты голодный? У нас картошка осталась.
- Конечно, - Артём сел на Регинино место и пропихнул ноги под стол (Эля со смесью юмора и ужаса на лице проследила за этим движением), - жрать хочу, как псина. Пацаны в гостинице все в расслабухе, репетировать не собираются, до девяти вечера я свободен, как сопля в полёте. На пляж-то поедем?

- Откуда ты выкопала этот артефакт? - Эля смогла задать вопрос, катавшийся раскалённым орехом у неё во рту только, когда Артём пошёл к пляжному киоску за пивом.
- На фестивале "Мир гитары"... о, ну не смотри на меня, как монахиня, узревшая настоятельницу с гаванской сигарой во рту! Я имею право выбросить избыток гормонов?
- Конечно, имеешь! Наоборот, замечательно! По-моему, он очень прикольный.
- Молодой организм в кровати - это всегда прикольно. За три дня он отодвинет мой климакс ещё лет на пятнадцать.
- Дура ты, какой климакс... а почему на три дня?
- Его группа будет выступать в нашей дыре три дня. Потом уедут в белокаменную.
- А сколько ему лет?
- Не знаю. Я не спрашивала. И он меня не спрашивал. Хочешь отбить?
   Элька засмеялась, откинувшись на песок. Посторонним не было бы понятно это веселье, и Артём, принесший три запотевшие бутылки, тоже не понял. Эля предпочитала мужчин от тридцати до сорока, тех, у кого на груди и животе буйная шерсть, а не чахлая поросль, как у Артёма. Регина всегда говорила с преувеличенным ужасом: "Мои жуткие ровесники?! Я всегда жалею, что не перестреляла их всех в детстве из рогатки!"
- Девки, хватит жариться, - сказал Артём, - быстро пейте пиво и поплыли до буйков.
  Эля не умела до буйков. Она совсем не умела плавать. Вошла в реку и села у самого берега, так, чтобы вода покрывала её тонким слоем. Некоторое время она могла наблюдать за Артёмом и Региной, плывущими среди многочисленных чужих тел. Потом они затерялись в толпе и расплющенном в зелёных волнах радостном солнце.

- Достань из красного пакета мои труселя, пожалуйста, - попросил Артём.
  Без зазрения совести снял мокрые плавки и выжал их. Элино лицо снова поплыло в нежно-развратной улыбке, и она показала Регине большой палец.
- Совсем обнаглели, при народе трясут хозяйством, - злобно сказала дама в малиновой панамке. - Здоровый жеребец, не стыдно тебе?
- Нет, не стыдно, - сказал Артём.
  Он уже оделся и лёг рядом с Региной.
- Родители в детстве не научили приличиям?
  Он ответил, глядя в небо и поглаживая Регинин живот:
- Мои родители говорили - что естественно, то не безобразно.
   Эля прикурила две сигареты, протянула одну Артёму, из другой потянула дым так яростно, что Регина сразу поняла - Элька нервничает. Она ещё не умеет спокойно относиться к безапелляционным суждениям, хамским поступкам, самодовольным и самоуверенным обывательским рожам.
- Девушка, а можно не дымить на людей? - воскликнула пышно-белая подруга дамы в малиновой панамке.
- Давайте перейдём на другое место, - сказала Элька, и вскочила было, но Регина удержала её за руку:
- Не поддавайся на провокации климактерических истеричек.
  Артём засмеялся, уткнувшись лицом в Регинин бок. Смеялся и гладил её бедро, целовал её шею. Дамы вскочили и подхватили с песка свои коврики, пакеты, глянцевые журналы.
- Тошно смотреть, - бросила через плечо пышно-белая, - небось, проплачивает ему за сексуальные услуги...
  Регина и Артём захохотали дружно, а Эльку трясло от ярости, хотелось запустить в жирные спины пустой бутылкой.


  Поехать на концерт "Серых ангелов" в клуб Регина отказалась. Она уже видела их выступление - не далее, как вчера, на "Мире гитары". Ей завтра рано вставать. У неё, кажется, обгорели плечи, как бы не поднялась температура... Она отказывалась лениво, не глядя в расстроенное лицо Артёма, и крутила в голове совсем иные причины.
  Она хорошо помнила то время, когда была в роли Артёма и упрашивала Сергея Олеговича, тогдашнего своего учителя литературы, пойти с нею вечером погулять. Что такого, просто погуляем, вечерами темно. Просто посидим в парке у памятника Пушкину. Почему нельзя, если я у тебя уже ночевала три раза, если ты всё равно на мне женишься. Сергей Олегович лениво отказывался, смотрел в окно на верхушки деревьев школьного сада, высвобождал ладонь из руки Раисы (тогда ещё Раисы!) - точь-в-точь, как Регина делает это сейчас.
  Он не обманул, женился на Регине спустя полгода, когда ей исполнилось восемнадцать. Ничего не нарушил в глазах общества, кроме одного - научил Регину лениво отворачиваться и конструировать благообразные декорации для неприятной лжи. Всему плохому учат людей старшие, взрослые, опытные.
" Я даже лучше поступаю", - оправдала себя Регина, - "Артём ведь не такой молоденький, как я тогда была".
  Кстати, сколько ему лет?
  Она не спросила, потому что уже было такое, тоже с Сергеем: "А сколько вам лет?". Невинный вопрос, во время невинного "медленного танца" на школьной дискотеке.
- Двадцать семь. А тебе сколько?
- Семнадцать.
- Не очень-то подходяще, тебе не кажется?
Артём, безусловно, тоже спросит: "А тебе сколько?", и ему ответ может показаться мало подходящим.


   Печальные мысли осаждали Регину весь вечер и подбивали её на глупости, слабости и пакости. Сделать сентиментальный звонок родителям. Или послать злорадный имейл нынешней жене Сергея, заведующей районным отделом образования. "Здравствуйте! Это Регина (Раиса) Королёва. Первая жена вашего мужа. Хотелось бы пообщаться с вами, хотя бы виртуально. Ведь у нас с бывшим супругом прекрасные отношения. Мы иногда даже занимаемся сексом по скайпу. Когда вы уезжаете на областные семинары руководителей".
- А что? - сказала вслух Регина. - Это даже не ложь!
  Она ограничилась тем, что переставила в мобильный симку, которую использовала только в Москве, набрала домашний номер сослуживицы Юленьки и сказала кукольным голоском: "Алё, а Валеру можно? А вы кто? Его жена? Передайте, что звонила Таня, с которой он отдыхал в Турции!". Хулиганская выходка дала Регине десять минут здорового смеха и прогнала дурные мысли, навеянные Артёмом. Всё встало на свои места - прошлое, настоящее, люди, предметы, идеи. Артёму хочется порезвиться, здоровое поведение молодого существа. Он не знает или не умеет (а половина людей на свете не умеет) осязать последствия внезапных эмоций. А я умею. Я - ветеран и инвалид эмоциональных войн. Мне вредно бередить мои раны с застрявшими в них осколками.
  Регина выпила стакан кефира, подправила ещё раз рубрику "Мелкие новости", которую готовила к каждым выходным и легла постель с книгой. Была половина десятого вечера.


   Глубокой ночью надрывно закашлял домофон.
- Кто там? - злобно спросила Регина.
- Я.
  Уже не считает нужным называться по имени, сволочь, гневно подумала Регина, готовясь выдать гостю дерзкую отповедь и спустить его с лестницы. Открыла дверь, он вошёл, поставил на пол бутылку шампанского и обхватил Регину двумя руками. Правильнее было бы сказать - облапал. Амулеты и медальоны, висевшие на его груди, впились ей в подбородок.
- Отпусти! Ты чего, совсем? Я, между прочим, спала уже!
  Артём пробормотал что-то хамское, вроде "на том свете выспимся", а дальше пошло сущее безобразие - стянул с неё пижамные шорты, одной рукой расстёгивался, другой - прижимал Регину к себе, вскинул её вверх, ворвался, не спрашивая согласия. И не встречая сопротивления, между прочим. Регина вдруг ослабела и не смогла протестовать. Она только констатировала: между прочим, он не пьяный, и у меня уже так было - среди ночи, в прихожей, внезапно, двенадцать лет назад...
  Ладно, я имею право омолодиться на двенадцать лет.
- Твою мать, Регинка, у меня никогда не было так классно!
  Она проснулась по привычке, в пять утра, хотя заводила будильник на половину седьмого. Кости и мышцы ног болели так, словно по ним проехали подряд несколько мотоциклов.
"Омоложение проходит слишком экстремально", - подумала Регина.
  Шевельнулась, задела нечаянно Артёма. Он открыл глаза и сразу потянул её к себе.
- Перестань, терпеть не могу с утра, это негигиенично!
- Зато полезно для здоровья!
  Нельзя не согласиться, подумала Регина уже в тарусском автобусе. Нет более здоровой усталости и более здорового сна - пусть даже и в дорожной тряске. Но хорошо, что через два дня это кончится. Дольше я бы не выдержала.


- Оставайтесь у нас! - предложил Регине председатель фестивального комитета. - Завтра будет вторая часть программы, коллективы из разных городов России и области. Моя двоюродная сестра с удовольствием возьмёт вас пожить. У неё свой дом с садом и пасекой.
  Свой дом с садом и пасекой был у родителей Юрия, второго мужа Регины. В большом селе близ родного городка Регины, там Юрка вырос. Когда Регина с мужем приезжали на выходные, свекровь сначала водила их по саду и огороду и показывала - кабачки, смородину, теплицы с помидорами, жимолость, груши "Дюшес". Потом приносила на стол блины и банки - с вареньем пяти сортов и с мёдом.
- Настоящий! Натуральный! Ты почему мёд никогда не ешь? - спрашивали свёкор и свекровь у Кирюшки, Регининого сына.
- У него аллергия, - отвечала Регина.
- Не ест натуральных продуктов, оттого и аллергия.
  Наверное, свёкор и свекровь, пытавшиеся изо всех сил угодить невестке и её сыну (от первого мужа, между прочим!) были позитивными и правильными личностями, а Регина, томившаяся тоской при виде грядок и ульев - асоциальная и патологическая. Она стойко притворялась. Много лет подряд. Хватит уже.
- Мне достаточно материала для моей статьи, - вежливо сказала Регина. - Когда идёт последний автобус?
  Председатель не успел ответить. Мобильник у Регины зазвонил, и она быстро ответила неизвестному номеру:
- Алло! Кто это?
- Я.
- А где ты мой номер взял?
  Регина оставила Артёма спящим в своей квартире. Потрясающая беспечность, даже глупость для взрослой женщины, живущей в мире, переполненном преступниками, уродами и извращенцами. Номерами телефонов они до сих пор не обменялись.
- Я на твоём домашнем нашёл последние звонки. Там было имя - Эля. Позвонил Эле, попросил твой мобильный. Она сказала, что ты её уроешь, но номер дала.
  Регина и Артём одновременно засмеялись. Опасный признак - когда ты и твой сексуальный партнер одновременно смеётесь. Это значит больше, чем даже одновременный оргазм.
- Ты где сейчас? - спросила Регина.
- В кафе, с пацанами. Почавкаем и поедем выступать. Я тебе там, дома, обед смастерил. Ты когда вернёшься?
- Пока не знаю. Я тебе пошлю СМС.
- Ну, давай. Знаешь... я сегодня новую песню написал.
- А разве ты пишешь? Я думала, у вас пишет Щапов.
- Щапов пишет лирические, а я - экспрессивные. У нас разная эмоциональность.
  Ишь ты, подумала Регина. Как говорила Юркина огородно-пчеловодная мамаша, все такие интеллигентные, некого на хрен послать. Она снова спросила председателя о транспорте. Оказалось, последний автобус ушёл час назад.
- Ничего, - сказала Регина, - поеду на такси. 


- Как ты? - спросил из телефона застенчивый Элин голос. - В состоянии двинуться куда-нибудь за пределы хаты?
- Не называй так мои апартаменты. Хаты остались в прелестной Тарусе, где много цветов, мёда и любителей поэзии. Там слишком шумно, и я кайфую в тишине, в своей ванне.
- Значит, не пойдём трясти стариной?
- Почему? Через четверть часа я буду реинкарнирована. Поедем в "Бомбу".
- А почему туда? Я думала, в "Чёрный квадрат".
- В "Бомбе" сегодня выступает Тёмочка.
- Ах, как ты нежна!
- А то. Возлюбленный явился в два часа ночи и до зари драл меня так, что кости трещали.
- Ты моральная садистка! У меня судороги от зависти.
- Ближе к вечеру он позвонил - одна предательница предоставила ему номер.
- Ага.
- Он даже приготовил мне обед.
- Что-нибудь из французской кухни?
- Видимо. Вытащил из морозилки пельмени, которые я держу для Кирюшки, и зажарил их на сковородке.
- Какие изыски!
- Короче, рисуй глаза, надевай трусы с кружевами и двигай к десяти в "Бомбу". Встретимся у входа.

 

   Человеческое тщеславие - гораздо более мощный двигатель любви чем даже гормоны. Разве физиологические бури заставляли семнадцатилетнюю Раиску закатывать истерики, стоять в саду у Сергея по ночам, убегать из окна запертой родителями спальни? Нет, всё было вызвано похвалами, которые молодой красивый учитель литературы публично возносил её сочинениям. "Блестяще! Совершенно! Русская Франсуаза Саган!". За эти реплики Раиса (тогда ещё Раиса) влюбилась сильнее, чем за синие глаза и стройную фигуру Сергея.
  Наверное, у меня тогда так же дурацки-радостно светились зрачки, как у Артёма сейчас, подумала Регина. И помахала Артёму рукой. Этот жест побудил его совершить стремительный выпад ногой вперёд, с крутым замахом гитарой, наверняка, отработанное движение. Клубные девки восторженно заверещали. Элька крикнула на ухо Регине:
- Я думала, он поёт. А он, оказывается, всего лишь играет.
- Соло-гитара - это не всего лишь, - преувеличенно строго возразила Регина. - Во многих рок-группах соло-вокалист и соло-гитарист - одно лицо. А их Щапов не играет. Только поёт.
- Песни так себе, - сказала Элька, - надеюсь, ты не фанатка?
  Регинин смех влился в неровный гул перерыва - со всех сторон визжали, хихикали, звенели посудой. Официант тронул Регину за плечо, рука у него была неприятно влажная, что, впрочем, не удивляло - в душном зале даже стены и столы подёрнулись плёнкой несвежей влаги.
- Вы - Регина? Артём Белоцерковский просил вас пройти к нему в костюмерную.
  Регина, держа за запястье Эльку, прошла тёмным коридором, тесной прихожей, пролезла между вешалкой и огромной картонной коробкой неизвестного назначения. Они вынырнули в свет и гомон. "Серые ангелы" в перерыве курили и прохлаждались пивом. Вентилятор выл и гудел, посылая ветер на голые до пояса, блестящие от пота тела.
- Садитесь, девочки, - пригласил лидер "Ангелов", Антон Щапов.
 Мужик чуть помоложе меня, подумала Регина. Невольно она глянула в мутное зеркало, висевшее над головой Артёма. Бледная девушка с художественно-беспорядочно разбросанными по плечам волосами. Чёрная маечка с красными и желтыми зигзагами. Узкие плечи. Слабые нежные губы. Красивая девушка, если только не сядет лицом к свету. На свету видна тонкая-тонкая сетка вокруг глаз, как будто слой пыли. Именно такая сетка видна на лице Щапова, который сидит как раз под лампой.
- Иди ко мне, - сказал Артём, - садись.
 Она устроилась на его колене, а Элька - на колене потянувшего её за руку ударника Сени.
- Мы ещё не имели честь познакомиться с мадемуазель, - поклонился Эльке Щапов.
- Элеонора, - в тон ему ответила Элька, - можно просто - Элеонора Алексеевна.
  Регина же смотрела на висящую на спинке стула знакомую косуху Артёма. Из кармана торчал уголок паспорта. Регина спокойно вытащила его и открыла первую страницу. Так я и думала, усмехнулась она. Двадцать четыре года. В переводе на женский возраст - это как раз семнадцать. Мы раньше стареем душой, но дольше храним внешнюю красу.
- Эй! Отдай! Не смотри! - крикнул Артём. - Там такая уродская фотка!
  Собственно, фотку Регина не успела заметить.


  В воскресенье после обеда "Серые ангелы" уехали в Москву. Вот и всё, подумала Регина, в этой мысли не содержалось ни тоски, ни радости. Мало ли такого было и сплыло по мутной реке моей жизни?
- Я позвоню, - сказал Артём, - позвоню, как доедем, и потом - в середине недели. Если не будет концертов, я приеду в четверг или пятницу, окей?
  Регина ответила - конечно, я тебе всегда рада. Дежурные слова, которыми положено отвечать на стандартные обещания. Светский этикет начала двадцать первого столетия.
    Ей некогда было особо рефлексировать. Дважды звонила мать и просила привезти лекарство для бабушки, у которой в середине зимы случился инсульт. Лекарство стоило весьма недёшево. Регина купила его, припоминая, что бабушка за всё детство взяла её к себе в гости лишь три раза, соответственно, и подарила три подарка: жёсткое, как картон, кримпленовое платье, трёхколёсный велосипед и путёвку в пионерский лагерь. Подобные мысли мелочны, нехороши, греховны, но они со мной, мои мысли, как кожа, ногти и волосы.
  В родительском доме были все в сборе - отец, мать, сестра матери и Кирилл с какой-то общипанной, откровенно страшной девчонкой. Парализованная бабушка не в счёт, хотя мать демонстративно показала той пачку таблеток:
- Видите, мама? Раиска вам купила. Узнаёте Раиску?
  Бабушка пускала слюни, мухи толклись в окне, с кухни тянуло чадом картошки, жареной с салом.
- Ну, я поеду, - сказала Регина. - У меня автобус через час.
- Что, и не пообедаешь? - сердито спросил отец.
- У меня дел полно.
- Деловая какая стала, мадама с Амстердама. А мы все твои статьи, это, складываем в папку. Знакомые хвалят. Говорят, это, Райка ваша хорошие статьи пишет, чиновников, это, разносит по полной программе.
- Я веду рубрику "Культура", какие там чиновники...
  Регине ужасно хотелось спросить сына, где и для чего он раздобыл столь жуткую девку. Но Кирилл прилип к тощему существу с фиолетовыми волосами - взглядом, телом и, наверное, мыслями.
- Кто это чудище? - спросила Регина у матери уже в прихожей, показав на девкины босоножки в виде греческих сандалий, такие пыльные и грязные, будто девка прошла в них пешком от самой Греции.
- Говорит, та бабушка его познакомила. Говорит, бабушкина лучшая студентка, отличница... Эта отличница в туалете набросала прокладок, прямо не завёрнутых, отца чуть не вырвало...
 "Та бабушка" (первая Регинина свекровь) была одинаково ненавидима Региной и её родителями. "Как она невзрачна", - сказала свекровь о Регине двадцать лет назад, - "с твоей благородной внешностью, Сергей, ты мог бы найти что-то поэлегантнее!". Регина этих слов не слышала, Сергей передал - от благородства, наверное. "Но твой литературный стиль маме понравился", - заключил он, - "она поговорит с ректором, чтобы тебе поставили на экзаменах все четвёрки".
- Ладно, я побежала, - сказала Регина, - я напишу Кирюше на мыло.
Мобильник у неё дрогнул от свежей СМС-ки.
"Хай! Я доехал. Смертельно соскучился. Ты как?"



    Начало недели принесло несколько обыденных неприятностей: потребовали написать опровержение на статью о плохо организованном детском празднике в ДК "Строитель", сын не отвечал на имейлы, а по мобильнику бурчал коротко: "Я занят, перезвоню позже", журнал, в который Регина отослала свой рассказ, ответил, что "рассказ не вписывается в общий авангардный фон нашего издания".
  "Пора куда-то поехать, наверное. К морю, пальмам и беззаботным людям", - думала Регина.
  Но до отпуска оставалось ещё три недели, выбирать цель путешествия было лень. Вообще, всё было лень. От скуки Регина позвонила на номер, который давно следовало стереть из памяти мобильника. Конечно, там не ответили, по давней договорённости, Регина всего лишь делала звонок, абонент перезванивал сам, убедившись предварительно, что рядом нет свидетелей: коллег, партнёров по бизнесу, взрослых сына-дочери. Сегодня ответного вызова не прозвучало вовсе.
- Ну и прекрасно, - сказала Регина вслух, - под сорок лет бабе, а ведёт себя, как малолетка! Вообще нечего связываться со старьём, у которого дети чуть помоложе тебя. Надо работать с молодёжью.
  Это невольно вызвало воспоминания об Артёме, который, как и предполагалось, ни разу больше не дал о себе знать. Фаллоимитатор, что ли, купить, подумала Регина, снимать напряжение, стресс и всё такое. Или почитать порнорассказы в Интернете? Но апатия придавила к дивану так властно, что не было сил шевельнуть ни ногой, ни рукой. Буду читать Дорис Лессинг и заполнять мысли прекрасным, а не ментальной грязью.


   Командировка ожидалась интересная. Регина давно находила на Интернет-форумах посты некоего Р.Нечаева, содержащие неглупые мысли о синтезе народного и современного искусства. Она попросила его имейл, они переписывались некоторое время, и оказалось, что Нечаев живёт в одной области с Региной, в отдалённой деревушке, куда уехал добровольно несколько лет назад. Он прислал Регине около тридцати фотографий своих удивительных инсталляций под открытым небом. Сооружения из соломы, дерева, камня и тому подобного поражали воображение.
- Это, действительно, синтез, - говорила Регина редактору. - Смотри, где ты видел подобное? В музее Гугенхейма?
  Редактор мялся, осторожничал. Потом, наверное, показал каким-то своим приятелям из министерства культуры, и махнул Регине - поезжай! Сними видео, выложим на сайт нашей газеты, чтобы народец обсуждал. Регина вышла радостная, почти побежала.
 - Региночка, у вас тапочек весь в грязи, - шоколадным голосом сказала Рощина.
  Слово "тапочек" она акцентировала. Во-первых, у редакционных дам было принято называть все вещи уменьшительными именами и сюсюкающими неологизмами: "телефончик", "машинка", "дитёнок", "вкусняшка". Во-вторых, они дружно презирали Регину за ношение кед и мокасин. Впрочем, стоило прийти в короткой юбке и туфлях на высоком каблуке, раздавался хоровой возглас: "Это же вредно для здоровья!".
  Они твёрдо знают, что обувь должна быть немецкая, фирменная, с каблуком в три-четыре сантиметра. Овощи и фрукты следует привозить только с маминой или свекровкиной дачи. Детей надо родить непременно двоих, в возрасте до тридцати лет. Говорить о сексе неприлично, говорить о визите к гинекологу - нормально и правильно.
- Что ж, - ответила Регина, посмотрев на левый кед, чуть пострадавший в троллейбусной давке, - значит, это деталь моего личного стиля.
 

   Инсталляции были ошеломительные, как, впрочем, и их автор. Мужчина king size, метр девяносто ростом, девяносто весом, глаза задумчивые, без алкогольного или "творческого" тумана, одет в простую джинсу, нигде не измазанную сельскими прелестями. Наверное, моих лет, отметила Регина, и подумала, что замечательно было бы влюбиться в такого нормального и нетривиального мужика. С подобных экземпляров можно создавать модели для обитателей других планет - "типичный представитель населения Земли". Но такие люди встречаются  всё реже и реже. Типичного мужчину ещё можно выловить в деревенских дебрях. А женщины, наверное, совсем вывелись. Разве я, к примеру, могу послужить моделью " представительницы Земли"? Неопределённого возраста, с лицом, искажённым косметикой, с фигурой, спрятанной в грубой джинсовой шкуре, с мыслями, заваленными мусором. Кто из знакомых женщин подойдёт? Элька - нет. Жена редактора, милейшая и добрейшая Надя - тоже никак. Рощина, Юленька и иже с ними - обожеобожеобоже... Регина засмеялась своим мыслям и вдруг рассказала их Нечаеву. Он тоже улыбнулся, и сказал, что Регина не совсем права.
- Цивилизация ведь развивается. Типажи следует поменять. Я был бы нормален лет пятьсот назад, а в нынешнем времени я чувствую себя, как мамонт на Бродвее.
  Они пили чай в его саду, Нечаев спросил Регину, плеснуть ли ей коньяку в чашку.
- Можно, - кивнула она и прислушалась к прозрачной тишине, в которой жужжали насекомые.
- А вы пчёл не держите?
- Нет, - Нечаев засмеялся, наливая себе и Регине коньяк, - я ведь курю. Пчёлы этого не потерпят.


  Чёрт возьми, небо такое красивое! Многослойное - цветовые прозрачные полотна, перекрывающие друг друга на стыках и образующие новые и новые оттенки - жемчужно-розовый, мандариновый, лиловый. Облака, вспененные ветром, несутся прямо в лицо, облачная гряда расширяется вверху и создаёт бесконечную перспективу - дорога в рай, или иной параллельный мир, который, если даже не сотворён пока, заслуживает быть созданным за этим небом, над вершинами этих готических сосен. Почему же мне нигде, даже в идеальном пространстве, с идеальным мужчиной не бывает хорошо?
- Простите, я на минутку, - Регина встала, - как говорят англичане, мне надо заплатить пенни.
  В дощатом строении под ясенем стали понятны причины депрессивных мотивов, звучавших весь день в голове. В этом есть плюсы и минусы. Хорошо, что безумства с Артёмом не дали ненужных ростков, плохо, что уже три месяца подряд происходят срывы и сбои - то дважды в месяц, то ни разу. Неужели это климакс или что там бывает хуже - эндометриоз, полипы шейки матки, рак?
 Прекрасная привычка - всегда носить в косметичке один-два тампона. Более важный навык для журналистки, чем даже литературный стиль.


   Сергей предупреждал, слишком ранние роды - раннее отцветание организма. У тебя начнётся климакс раньше сорока, говорил он, точнее, не говорил, а кричал.
- Это надо додуматься - залететь через месяц после свадьбы, теперь весь город скажет, что я женился на тебе по залёту, что я с тобой спал, когда ты ещё училась у меня!
- Но это правда, - с насмешкой сказала Раиса (тогда ещё Раиса), - ты спал со мной, когда я у тебя училась.
- Иди, сообщи всему городу.
- А мне ни капельки не стыдно. И если тебе было стыдно, не надо было этого делать.
  Он обнял её и попросил прощения, что всегда получалось у него мастерски, Раиса забывала самые злые его слова, самые мерзкие поступки. Впрочем, ничего мерзкого Сергей никогда не совершал. Он не совращал старшеклассницу. Девочка сама влезла к нему ночью в палатку во время "литературно-краеведческой экспедиции". У него всегда имелись в НЗ презервативы, всё честно и прилично.
- Я думал, ты посоветуешься со своей матерью или сходишь к врачу, попросишь подобрать тебе таблетки...
- Я не пойду делать аборт. Я никогда в жизни не сделаю ни одного аборта, понял?
 - Какой аборт, дура сумасшедшая. Мне просто обидно, что ты не доучишься в институте, не получишь высшего образования...
- Переведусь на заочный, подумаешь.
   Он сказал несколько дней спустя - ты меня так напугала, когда кричала это, про аборт, у тебя глаза горели, как у дикой кошки, лицо стало белое-белое, а рот - кровавый. Сколько в тебе всё-таки страстей, моя Джульетта...
  Я скорее Лолита, усмехнулась она, во мне порочные страсти. Это сравнение Сергею не понравилось, он вообще не любил Набокова.


   Регина смыла под душем автобусную пыль, плохие воспоминания, грустные мысли и тоску о невозможном. Теперь можно выпить чаю, полежать полчаса с книжкой и тело восстановится, клетки мозга очистятся, репортаж об удивительном художнике напишется сам собой. "Ей насочинять - как поссать сходить", - говорил Юрка, второй муж. В первые два года брака он говорил это восторженно, в последующие - раздражённо, злобно, отчаянно, бессильно. Именно в такой последовательности.
   Домофон заскулил жалобным голосом - так он звучал лишь при особо изысканной муке. А именно - когда Артём давил на кнопку суставом среднего пальца. По-другому не получается, объяснял он.
- Кто? - спросила Регина.
- Я.
    Ну, и на кой дьявол ты мне сегодня сдался, подумала она растерянно. Но впустила. Человек ехал из Москвы, других знакомых у него в нашем городе нет.
- Что ж ты даже без СМС-ки? А если б я была в отъезде?
- Я хотел сюрприз сделать.
   Артём был в незнакомом виде и настроении. Светлая куртка, белая футболка, голубые джинсы. Волосы стянуты в "хвостик" на затылке. Тихая улыбка. Как будто его перевели за хорошее поведение из преисподней в рай, и, соответственно, выдали другую униформу.
- Вот тебе подарок.
  Подарок был странноватый - длинная, до полу, футболка испещрённая фотографиями шедевров мировой архитектуры. Эйфелева башня сплеталась с Тадж-Махалом, здание Сиднейской оперы налезало на собор Василия Блаженного.
- Это что, платье?
- Типа ночнушки. Я купил в Париже в прошлом году.
- В прошлом году мы не были знакомы, мессир. Вы купили это для какой-то из бывших своих куртизанок?
  Он засмеялся, вместо ответа схватил Регину за талию, покружил и сообщил, что зверски голоден.
- В физическом смысле или в сексуальном?
- В обоих.
- Я сейчас сделаю тебе ужин. Обмажу курицу кетчупом, посыплю тмином и засуну в духовку. Это быстро и вкусно. А что касается другого... придётся тебя разочаровать. Я сегодня профнепригодна.
  Он сразу понял - не так наивен в этих вопросах, отметила Регина. Иногда даже кобели на десятку старше меня не понимают иносказаний.
- Ничего страшного. Я сделаю тебе массаж, ты сделаешь мне минет.
  Регина расхохоталась. Накопившийся в голове мусор вдруг вывалился, как будто Артём резко открыл невидимый люк. Стало легко и просто.
   Она возилась с ужином, Артём рассказывал ей о концерте в подмосковном диско-клубе под открытым небом, о гитаре, которую пообещали ему купить родители, читал из блокнота тексты своих новых песен.
- А тексты хорошие, - сказала Регина, как будто и не Артёму, а самой себе или своему редактору, - это даже не песни. Поэзия.
  Артём схватил её за запястье, хотел притянуть к себе, но она вырвалась.
- Подожди минутку. Вот, погрызи пока фисташек.
  Она ушла в ванную и обругала ни в чём не повинный тампон яростным шёпотом - за его необъяснимую чистоту. Гормональные истерики организма - это очень и очень плохо. Но даже если во мне прорастают злокачественные побеги, сегодняшняя любовь будет полноценной. Я это заслужила.



    В держателе над раковиной рядом с одинокой зубной щёткой Регины поселилась вторая. Дерзко изогнутая, вызывающе чёрная. Регина заметила её рано утром, когда встала писать репортаж. Артём ещё спал, следовательно, он поместил в ванную символ своего постоянства вечером или ночью.
- Я к вам пришёл навеки поселиться, - пробормотала Регина. - Причём, не спросив вашего согласия.
  Она села за компьютер и обнаружила в мейл-агенте сообщение от сына. Оно пришло поздно вечером, наверное, в одном из тех тягуче-сладких перемирий между любовными боями, которых было три или четыре - Регина плохо помнила.
 "Ваше величество, мы прибудем завтра к 20.00. - я и подруга моего сердца. Приготовь что-нибудь вкусное. И не бросай слишком надменных взглядов, нижайше прошу."
  Каков слог, с усмешкой подумала Регина. Впрочем, не удивительно - сын кандидата педагогических наук и журналистки, внук доктора филологических наук. С восьми месяцев я читала ему вслух стихи. Дальше понеслась стремительным галопом проза. В три года - "Волшебник Изумрудного города". В пять лет - "Хроники Нарнии". В восемь - "Три мушкетёра"... а дальше сам читал всё подряд, от инструкций к пылесосу до Ветхого Завета, насасывался информацией, превращался в ментального вампира.
 - При таких задатках мальчик сделает блестящую карьеру в науке, - заявила "та бабушка", когда Кирилл был в одиннадцатом классе, и начала массированную атаку на знакомых в областной комиссии ЕГЭ.
- На фиг мне сдалась эта наука? Выращивать плешь на башне и дырки в мозгу? - презрительно заявил Кирилл.
  Сам выбрал художественный колледж, отделение - "художник-ювелир", сам возил документы и плевать хотел на истерические крики "той бабушки" и нотации отца.
- Пусть делает, что хочет, - ответила Регина, когда обе бабушки и Сергей воззвали к ней, как к последней инстанции.
    В то время Регина второй год сама делала, что хотела - жила одна в чужом городе, почти не общалась с родителями, не поддерживала отношений со вторым мужем и тем любовником, из-за которого порвала со вторым мужем. С точки зрения всех родных и знакомых, она бросила своего сына. То, что сыну было на момент её переезда пятнадцать лет, и что он сам пожелал остаться с дедом и бабкой, чтобы окончить школу, к которой привык, никто не брал в расчёт.
- Ты должна была остаться дома до тех пор, пока Кирилл не получит аттестат! - орал в трубку Сергей.
   Регина слишком устала оправдываться. Она просто молчала и делала по-своему. Кирилл действовал абсолютно теми же методами - то ли подражал, то ли генетически был полным повторением матери.
- Куда бы Тёмку спровадить на это время, - сказала Регина компьютеру, - впрочем, может, он сам уедет? Он не говорил, на сколько дней заявился.


   Артём явно не собирался уезжать. Он принял душ, умял полную тарелку омлета с грибами и половину батона с маслом и кофе, бродил по квартире в одних трусах, выходил в таком виде курить на балкон. Все бабки, заседающие на лавочках перед подъездом, конечно, видели, лениво думала Регина. Одна из бабок часто ездила в городок Регины навестить свою сестру. Каждый её визит сопровождался вываливанием вороха сплетен на несчастные головы родителей Регины, а также Сергея, Юрки и того любовника, из-за которого Регина бросила Юрку.
   "Если мне давно безразлично, что подумают родители, то реакции Кирилла на Артёма и Артёма на Кирилла должны быть вообще до лампочки".
  Однако мысли об этих реакциях пощипывали и покусывали, как йод на ссадине.
- Я поеду в редакцию, отвезу материал, - сказала Регина, - ты посиди дома. Тебе не купить билет на автобус, у меня вокзал по дороге?
- А я сегодня домой не собираюсь, - бодро ответил Артём. - Фига ли там делать? Концертов не предвидится.
  Кажется, ночью, в самой длинной лав-паузе, когда пилось вино и курилась одна на двоих сигарета, Артём рассказывал, что ему осточертели "Серые ангелы" - группа, не имеющая ни концепции развития, ни индивидуального лица в рок-музыке. Щапов хочет петь только свои песни, а в них отчётливо звучат ностальгически-плагиатные нотки то "Алисы", то позднего "Наутилуса".
- Я хотел бы свою группу создать. Но пока бабла мало.
  Регина не допускала мыслей, что молодой любовник планирует выпрашивать деньги у неё. Он мальчик неглупый и понимает, что журналистка в областном еженедельнике - это не вдова Онассиса. Артёмом руководит только одно чувство - страсть. Любви нет, Регина слишком хорошо знала все краски, звуки и вибрации этого ужасного чувства. Любви, слава небесам, у Артёма нет.
 - Я поеду в редакцию, отвезу материал, а ты, будь добренький, сходи в магазин, купи вина и какой-нибудь не жирный торт. У нас вечером гости будут.
 А что. Хороший способ поиграть у Кирилла на нервах. Что касается Артёма, то здесь сложностей не должно быть - страсть не останавливают стены, традиции, соперники, дети и предрассудки.



   По законам природы, которая последние полтысячи лет, как известно, мстит человечеству, и всё делает ему назло, Кирилл уродился вылитой копией Регины. Если бы победили гены Сергея, сын получился бы блестящим красавцем (высокий рост, чёрные волнистые волосы, синие глаза), уравновешенным, целеустремлённым, благополучным мужчиной. Но от Сергея не досталось ничего, кроме надменной улыбки и некоторых интонаций в голосе. Когда он говорил: "Это моя мама, можно просто - Регина. Это моя подруга, Алина Смолина" в его голосе звучала добродушная усмешка. Как у Сергея, когда он хвалил сочинения "хорошистов", а в более поздние годы, став директором школы - родителей, оказавших "материальную помощь".
- Это мой сын Кирилл, - сказала Регина в тон своей генетической копии, - а это мой бойфренд, Артём.
- Очень приятно, - Кирилл протянул Артёму руку, усмешка в его голосе стала саркастической, точно, как у Сергея на бракоразводном процессе.
 Артём ничего не ответил, и Регина удивлённо посмотрела ему в лицо - шокирован? обижен? выбит из колеи?
  Непонятно. Лицо - совершенно обычное, как будто все его прежние любови имели сыновей почти одного с ним возраста. А может, и так, вдруг с ужасом подумала Регина. А если он по натуре любитель тёток постарше? Каких только нет на свете "утончённо-извращённых", как Юрка выражался.
- Пойдёмте поедим и вина выпьем, - сказала Регина, - я сделала мясо по-французски, а Тёма купил французское вино. Поддельное, конечно...
- А мы с собой принесли, - подала голос Алина Смолина, - как угадали. Настоящее французское, мой папа привёз из командировки.
- Папа - журналист? - спросила Регина.
- Нет. Инженер-автомобилестроитель.
  Всё с тобой понятно, подумала Регина, подавая на стол, и краем глаза рассматривая девушку. Наша область усиленно привлекает иностранные инвестиции. Строит автозаводы совместно с немецкими и французскими партнёрами. Перспективный бизнес, успешный папа и такая невзрачная дочь. Девка была похожа на самоё Регину в восемнадцать лет: бледная, тощая, с бумажно-белой кожей и мелкими чертами лица. Наверное, так же брезгливо посматривала на меня "та бабушка", подумала Регина, но сочувствия к Алине не испытала.
- Вы, говорят, у Валерии Сергеевны учитесь? - спросила она, накладывая девушке салат.
- Да, - ответила та, - отделение русской филологии. Мы там с Кириллом и познакомились.
- Всё просто, - сказал Кирилл, снижая свой сарказм до тонкого ехидства, - я пришёл у бабушки денег стрельнуть. А мадемуазель Алина металась перед бабушкой с каким-то рефератом...
  Артём разлил вино по фужерам, положил Регине на край тарелки два помидора-черри. Регина чмокнула его в висок - нарочно, чтобы Кирилл позлился. Он ужасно злился в детстве, когда Регина целовала при нём Юрку, и в отрочестве, когда она ушла от Юрки, и любовник заезжал за ней вечером на машине, чтобы повезти  в кафе, в кинотеатр в соседний городок или просто в лес для сеанса секса.
- Я закончу школу и тоже буду каждый день жениться! - злобно орал Кирилл и, шарахнув дверью, убегал к отцу.
 Впрочем, там он долго не засиживался - терпеть не мог вторую жену Сергея.
  Сейчас Кирилл просто посмотрел на мать юмористически. И приподнял фужер:
- Ну, давайте, за знакомство!



    Регина и Артём вышли на балкон - помахать на прощание Кириллу и его подружке. Встреча прошла на высококультурном уровне, думала Регина и скользила взглядом по золотым, голубоватым и лиловым электрическим огням в густой синеве летней ночи. Во влажном воздухе смешивались запахи газонной травы, ночной фиалки, сигарет, остывающего асфальта.
   Мы расстались не друзьями, не врагами, не родственниками даже. Странная группа людей, которые несутся по планете Земля, как по беговому тренажёру - не двигаясь с места, просто тратя бессмысленно энергию. Алина для Кирилла то же самое, что Артём для его матери - топка сжигания тоски, одиночества, и, как ни скрывай, тяжёлых комплексов.
- А ты давно развелась с его отцом? - спросил Артём, щёлкая зажигалкой.
- Давно. Кириллу не было и трёх лет.
    Про существование Юрки и совсем уж незначительного третьего Регина решила промолчать. И так упала ниже некуда.
  Артём обнял её за талию и сказал:
- Пойдём, побродим по улице? Ночь такая тёплая.
- Пойдём. Невредно вытрясти алкоголь и калории.



   Рано утром Регина нашла в почте два мейла. Одно было от Кирилла, второе - от Сергея. Регина сразу поняла, что сынок позвонил и настучал папеньке о том, что у блудной мамаши имеется непристойно молодой партнёр. Стало так противно, что, не открывая письма, Регина взяла с журнального столика Артёмовы сигареты и закурила прямо в спальне.
" Регина, здравствуй! Как ты поживаешь? Давно мы не общались... Как у тебя здоровье, работа? Слушай, у меня есть к тебе предложение. Я организую на базе своей школы областной фестиваль юных поэтов. Будут редакторы двух литературных журналов, несколько довольно известных молодых литераторов. Не хочешь ли ты приехать для репортажа в вашей газете?"
- Что за на фиг? - сказала Регина Элькиными словами.
  Выходит, Кирилл не жаловался, не сплетничал. Он написал в своём обычном стиле:
  " Бон матэн, шер маман!
Как ваше драгоценное ничего? У меня аццки болела голова от смесей двух французских вин. Но я нашёл в себе силы накропать сие послание. Знаешь, ты очень достойно держалась. При том, что ситуация сложилась в самый раз для пошлого телесериала. Не могу сказать, что я  в великом восторге от вашего выбора, королева-мать, но это не серьёзно, я понимаю и толерантно молчу. Что касается меня,  то Алина - всего лишь веха на сложном пути рыцаря-пилигрима, и нервничать из-за неё - не стоит ваших усилий.
Хочешь честно? Я с ней даже не спал ни разу. Не возбуждает пока:(
Целую.
Бай."
 - Эй! - позвала Регина, тряхнув Артёма за плечо. - Хватит дрыхнуть! Я соорудила шикарный завтрак, но ты должен его отработать - авансом!
- Мусор, что ли вынести? - спросил он, зачёсывая волосы назад - пальцами.
Регина засмеялась и стянула с него одеяло.


    В понедельник рано утром Регина проводила его на автобус, идущий до самой Москвы. Без пересадок, очень удобно. Ей было не по себе в пятичасовом утреннем тумане, одежда и волосы, впитавшие нездоровую влагу, испарения большого города, казались отравленными. Регине казалось, что она заболеет или потеряет Артёма навсегда. Автобус попадёт в катастрофу или же просто порывистый гитарист остынет к взрослой любовнице. Пять миллионов юных девушек с яркими губами, свежими щёчками и упругими телами бродит по Москве в поисках Артёма...
  "Начинается идиотство", - с ненавистью сказала сама себе Регина, - "бред ревности, патологическая тоска. Ревность - к чему, тоска - о ком? Случайная связь, переросшая в романчик быстрого приготовления."
 Она вошла в круглосуточный магазин, купила упаковку булочек с изюмом и пачку сливочного масла. Вспомнила, как Юленька, Катюша и Рощина обсуждали кулинарные рецепты, которые скачивали из Интернета, а потом заполняли ими целые страницы газеты с комментариями: "Любимое блюдо актёра N.N.", "Рецепт, подаренный нашей газете певицей N.N.N.".
- А вы любите выпечку, Региночка? - спросила Рощина.
- Регина с её стройностью может позволить себе есть выпечку три раза в день, - мяукнула Катюша.
"Вот и буду есть булки три раза в день. С маслом и сладким чаем. Я с моей стройностью могу позволить себе всё. С моей стройностью, с моей свободой, с моими принципами. Всё, кроме дебильной тоски по чужому мальчишке"...
  Через три часа звякнула СМС- ка: "Я уснул в пути и проснулся на плече соседки по креслу. Угадай, что я сказал спросонья?"
"Отработать завтрак, Регинка?"
"Блин, как ты угадала?!"
  Регина швырнула телефон, не ответив. Её перегнуло пополам мучительным спазмом в животе. Тайные механизмы тела снова включились в режим самоуничтожения, исторгая не кровь даже - мутно-багровую грязь. Липкий кошмар, название которого врачи тщательно скрывают от пациентов - ползучее, с клешнями, питающееся падалью.
- А я не хочу слышать этого названия. И думать о нём - не хочу, - Регина зажгла газ под чайником.
  Переставила симку в мобильнике, набрала номер Юленьки и простонала томно: ""Алло, а Валеру можно? А вы кто? Его жена? Передайте, что он на прошлой неделе забыл у меня свои боксеры"...
  Смех притупляет боль.


- Почему, почему ты не хочешь сходить к врачу? - с ужасом восклицала Элька. - Почему ты сразу вообразила себе самое ужасное?
- Это не самое ужасное, - усмехнулась Регина. - Вы, людишки, испортились за последние полтысячи лет. Ваша личная хворь кажется вам концом света. Что бы вы сказали, если бы налетевшие кочевники сожгли ваши жилища и продали вас в рабство к чёрту на кулички?
- Я не "вы", - воскликнула Элька, - я сама по себе, не вхожу ни в какую толпу. Да, перспектива рака у близкого человека кажется мне страшнее гипотетических войн прошлых веков. Считай меня приземлённой мещанкой после этого.
- Ты же грамотная девушка, Элеонора. Знаешь, что рак не лечится таблетками. А вырезать часть моих внутренностей, причём именно ту, что вырабатывает молодость и наслаждение, я не хочу. Я не голова профессора Доуэля.
 Элька возразила, что это может быть совсем другое, попроще.
- Глотать гормональные пилюли? Растолстеть на сто сорок килограммов? - усмехнулась Регина. - Тоже мало счастья. Отстань, Элька! Хочешь я тебя свезу в выходные посмотреть искусство господина Нечаева? Тебе понравится.
- Искусство или Нечаев?
- И то, и другое. Он в твоем вкусе дядька - примерно моих лет. Холостой, между прочим.



   К четвергу организм Регины, поняв, видимо, что она не собирается уделять ему особого внимания, прекратил истерику. Зато начался припадок у природы: сырые ветры притащили в город ливни, морось и туманы. Целыми днями грязная вода низвергалась с крыш, гремела в водостоках, заполняла тротуары. Регина работала, как одержимая, не глядя на мутное небо. Дожди всегда повергали её не в излюбленную Юленькой, Рощиной и иже с ними "депру", но в сплин, обворачивающий душу, подобно мокрой ткани. Артём не звонил, не писал, всё кончилось, как Регина и предчувствовала. Сама она не считала достойным звонить первой.
"Он прав. Хорош дурью маяться, порезвились и баста".
  Алина Смолина прислала ей по электронной почте свои "литературные опыты", уже одобренные "той бабушкой" и Сергеем. Регине казалось назойливым желание девчонки подлаживаться ко всем родственниками Кирилла и хвалиться своей писаниной. Она просмотрела небрежно. Миниатюры с нотками то ли бунинских рассказов, то ли солёной тоски скандинавских писательниц. Какой-то странный гибрид. Ничего не скажешь, стилистически ровно, и сюжеты не избитые.
  В то же время, ничего особо свежего. Так пишут хорошо начитанные тётки сорока лет, а не девушки.
- Эй! - сказала Регина вслух. - Ты начинаешь задаваться, Королёва! Строишь из себя вредную климактерическую тётку-критикессу!
  Она написала Алине ответный мейл: "удивительные образы", "абсолютно самобытные сюжеты"... В это время пришло новое "мыльное" послание - от редактора московского журнала, которому Регина пару месяцев назад отослала свой рассказ. Одновременно зазвонил мобильник. На дисплее светился номер Артёма.
- Алло, - сказала Регина, щёлкая мышкой по письму редактора.
  Артём молчал, хотя и не отключался.
- Ты чего? Денег, что ли нет? - догадалась Регина. - Сейчас, я сама тебя наберу!
  Она перезвонила, и - странное дело! - всё равно не отвечали.
- Белоцерковский, ты язык проглотил? Напиши СМС-ку тогда, чёрт побери!
  СМС-ка не пришла, и Регина мысленно послала Белоцерковского ко всем чертям. Мейл от редактора оказал действие большой рюмки дорогого коньяку. Что пьянит разум и чувства лучше признания и удовлетворённых амбиций? "Любовь", - с презрительной миной передразнила Регина то ли Юленьку и Рощину, то ли персонажей телесериалов.
" Ага, как же. Всё, что приносит ваша любовь - это несколько секунд оргазма, месяцы тоски, злобу на весь свет, ревность, ненужных детей или ещё более ненужные аборты. Пошли вы куда подальше с вашей любовью! Что хотел сказать этот козлина своим странным звонком?"
  Несколько раз в течение вечера Регина набирала номер Артёма. Телефон даже не брали, хотя связь, судя по гудкам, была прекрасная.



   Вечер пятницы напоминал библейское описание начала всемирного потопа. Хляби небесные не просто разверзлись - их несло, как дизентерийного больного. Серые потоки на асфальте завивались водяными косицами. Регина прыгала через ручьи и лужи и кляла уродливо устроенный мир, чёртовых автолюбителей, брызгающихся со всех сторон, а больше всех - себя, за то, что поленилась отвезти материал в редакцию с утра. Утром небо сыпало лишь мелкую водяную пыль.
  Поездку к Нечаеву придётся отложить. И даже совместную домашнюю пьянку с Элькой - тоже. Пока Элька доберётся до меня, она получит последовательно ОРВИ, трахеит, бронхит и двустороннюю пневмонию.
" Почитаю всласть, послушаю весёлую музыку. Никаких горестных мыслей, иначе превращусь к понедельнику в Юленьку, и буду ходить по свету в офисном костюмчике цвета беж и туфельках на каблуках в пять сантиметров..."
  Регина едва успела переодеться и поставить чайник, как в дверь позвонили. Она отперла сразу. Никогда не выработается привычка смотреть предварительно в глазок у жительницы городка, где не запирают жилищ, даже уходя на работу. Гены не перекроишь, усмехнулась себе Регина, и не увидела на пороге никого страшного. Ни маньяка с бензопилой, ни толпы цыганок с колдовскими пассами. Длинноногая молодая девушка в короткой замшевой юбочке и джинсовой курточке, с белокурыми волосами до талии, с которых стекала вода.
- Вам кого? - спросила Регина.
- Регина Королёва - это вы?
- Я.
- Тогда вас.
- Вы из редакции? - задала неуверенный вопрос Регина.
  Шестым чувством ("чувством жопы", как говорил Юрка) она уже поняла, кто эта мокрая нимфа.
- Нет. Я Лена Белоцерковская. Жена Артёма.
  Регина усмехнулась - скорее, своему странному предвидению, развившемуся не иначе, как в предчувствии скорой смерти, чем мокрой девушке.
- Входи. Тебя срочно надо переодеть.



  Лена не устроила классического спектакля "Жена и любовница", в каком Регина участвовала дважды в жизни. В первый раз она сама (будучи лет на пять моложе нынешней Лены) ворвалась в хрущёвскую квартирушку, где Сергей находил отдохновение от ночных воплей сына, мучимого резавшимися зубами и кишечными коликами. Обитательница квартиры, изящная дама в атласном мини-халатике, сразу приняла боевую стойку. Раиса (тогда ещё это имя) бросилась по-ягуарьи, вцепилась в волосы соперницы и стала таскать её по узкой прихожей. С полок и этажерок сыпались щётки, шляпы, флаконы и прочая житейская дребедень. Соперница была не промах - вонзила в руки Раисы свои холёные, остро заточенные ногти. Глухое рычание и яростный мат неслись от обеих воительниц. Раиса была моложе, сильнее, и сражалась за правое дело, поэтому победила. Она шла домой с разодранными в кровь запястьями, но с гордым злорадством в сердце. Пусть эта шалава явится завтра в свою вонючую школу с чёрным фонарём под глазом! Раисе было особенно радостно от того, что шалава пару лет назад была её учительницей математики и лепила ей тройку за тройкой. Сергей завёл с математичкой служебный роман, но свет чёрного фонаря озарил трагический финал.
  Второй раз Регина участвовала в подобном сражении спустя тринадцать лет. На рассвете, едва солнце подрумянило верхушки золотых по-осеннему берёз, явилась Жена. Наверное, всю ночь не спала, разрабатывала тактику и стратегию, усмехнулась Регина.
- Что, пришли мне волосы выдирать? - спросила она. - Мне ваш муж на фиг не сдался. Можете не переживать. Мне не в кайф заниматься сексом в машине, я ему давно сказала.
  Жена коротко взвыла, как собака, получившая пинка, и ринулась в бой. Она не имела ловкости Регины, но подавляла весом. "Отожралась на девяносто килограмм, хавронья", - с отвращением говорил её благоверный, - "и хочет какой-то супружеской жизни с такой фигурой!".
  Отец Регины выскочил из спальни, увидел дочь на полу, а руки толстой бухгалтерши с молокозавода - на её горле, болевым приёмом вывел хавронью из строя и выкинул её за дверь.
- Дошлялась? - крикнула мать. - Дождалась?
  Регина услышала, как соперница вопит на улице: "Убью, сука! Шлюха семиабортная, шалава подзаборная!"
   Ей стало смешно, она хохотала, пока Кирилл не сказал: "Посмотри в зеркало, у тебя скула ободрана".
    Лена Белоцерковская не бросалась в бой. Она взяла из рук Регины спортивный костюм, махровые носки и тапочки, и прямо при ней, молча, стала раздеваться. У неё была безупречная фигура - красивые ноги, аккуратная маленькая грудь, спортивный животик. Кожа, правда, слишком белая и с пупырышками, но это от озноба.



- Будешь чай? - спросила Регина. - Или лучше коньячку под серьёзный разговор?
- Коньячку, - ответила Лена.- Можно в чай плеснуть.
   Она ещё ни разу не посмотрела Регине прямо в глаза. Странное смущение давило ей на плечи, комкало линию красивых губ. Как будто это она спала с чужим мужем, будучи на тринадцать лет старше его, дважды разведёнкой с асоциальным образом мыслей.
 - А ты на чём приехала, на электричке? - спросила Регина.
- Нет, меня знакомый один подбросил. Я не собиралась ехать. Вышла побродить по улице. Тут сосед машину из гаража выгоняет. Я спросила - ты куда? Она говорит - к матери на выходные. Я вспомнила, что вы тут живёте...
- Артём раскололся? - с жёстким презрением спросила Регина.
  Лена быстро мотнула головой. Отпила большой глоток чая и сказала, по-прежнему, глядя в стол:
- Он со мной не живёт. Уже восемь месяцев. Мы официально не разведены, но на самом деле... У него никого не было, никаких баб. А тут... мне Сеня Фельдман рассказал. Вы его знаете, ударник у "Серых ангелов"?
- Знаю, - ответила Регина, - это ты мне звонила с Тёминого мобильника?
- Я, - тоскливо шмыгнув носом, ответила Лена, - они выступали в клубе... я приехала, сидела в костюмерной. Телефон Артёма на подоконнике лежит. Я взяла и нашла имя - Регина.
- И что ты хотела сказать?
- Ничего. Просто услышать ваш голос.
- Зачем?
  Лена не ответила. Закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. Регина налила коньяк в рюмку, вложила в её руку:
- Выпей. И хватит ныть. Не нужен мне твой Артём. Было бы из-за чего плакать.
    Лена отняла руки от лица и посмотрела Регине в лицо. Косметика на её веках размазалась, но Регина заметила - глаза тоже очень красивые, чисто голубые, без примесей.
- Вы благородная, - сказала Лена, - только вы не поняли. Артём не хочет со мной жить, и совсем не из-за вас. Не бросайте его. Он вас очень любит.
   Ещё того лучше, подумала Регина, посмотрев в окно, за которым смешались ночь, вода и размытый электрический свет. Средневековые страсти плохо смотрятся в обрамлении газовой плиты, холодильника и микроволновой печки. Нечаев правильно говорит - цивилизация развивается, типажи надо менять.
- Иди, Лен, умойся. А я пока на стол что-нибудь подам. Разговор нервный, а коньяк крепкий, нужны калории.



   Под первые три рюмки Лена уже научилась смотреть в лицо Регине и успела рассказать ей несколько фрагментов из своей жизни. Первый фрагмент, конечно, основополагающий для Лены, подумала с внутренней усмешкой Регина. Поэтому девочка рассказала его прежде всего, нарушив хронологическую последовательность. У Лены нет детей. Нет, и наверное, вряд ли будут. Чья вина? Артёма и Лены, одинаковая. Он сказал - пожалуй, сделай аборт, зачем нам сейчас, мы только школу закончили. Лене было жалко, но она послушалась, повелась. Она по натуре подчинённая, это просвечивает в речах, поведении, даже мимике...
  Итак, Лена сделала аборт в семнадцать лет (а во сколько же они поженились, удивилась Регина), и с тех пор больше не беременеет. Сначала никто от этого не страдал, но когда оба закончили вузы, когда все подруги стали рожать, как крольчихи, хвалиться колясками и щебетать о детях, Лене стало страшновато. Она начала бегать по врачам, ездить в санатории, пробовать иглоукалывания, грязи, травки и настойки... В результате сбился гормональный баланс, началась всякая гадость - мазня, аменорея, истерия, булимия...
- Он что, упрекал тебя? - спросила Регина.
- Нет. Ему вообще, мне казалось, до лампочки - есть дети, нет их. Он весь в своей дурацкой музыке. Это я, я его грызла. Истерила целыми днями, мотала нервы...
- Устраивала попытки суицидов, да? Убегала из дома, не разговаривала неделями?
- Да.
- Как мало в мировой литературе сюжетов, чёрт возьми!
  Регина пояснила свой иронический комментарий - я тоже в первый раз вышла замуж очень рано, и абсолютно по той же схеме развивались события - за исключением аборта и бесплодия, конечно. Потом положила Лене ещё пару ложек фасолевого салата и спросила:
- А вы что, в одном классе учились?
   Нет, ответила Лена, с нашей женитьбой вообще история удивительная, поражающая воображение, никто не верит, что такие истории бывают в реале. Всё началось задолго до нас, после войны, когда прадедушка Лены, акушер-гинеколог (а фамилия у него была очень для тех лет невыгодная - Гуревич) допустил смерть молодой женщины во время родов. По словам Лениной бабушки, вины врача не было. Девушка страдала щитовидкой, и доктора предупреждали её , что рожать для неё - жизненно опасно. Она пренебрегла советами и умерла на третьи сутки после родов, оставив мужу новорожденного сына. Первый ужас этой истории - что муж служил в органах, тех, что в описываемое время не нуждались в точном назывании. Органы - этим всё сказано. Второй ужас - шёл пятьдесят третий год, массовая охота на очередных ведьм, "убийц в белых халатах". На костёр отправляли предпочтительно ведьм с невыгодными фамилиями: Гуревич, Гурович, Гурвич...
- И твоя девичья фамилия - Гуревич? - спросила Регина.
- Нет, что ты. Мама вышла за русского, с безобидной фамилией Зайцев.
  Лена продолжила своё странное, действительно, будто выдуманное повествование. Служивший в органах старший лейтенант Белоцерковский немедленно устроил арест "врача-убийцы". Через три месяца умер Сталин, и политических осуждённых распустили по домам, но прадед не вернулся. Он успел умереть в лагере - урки убили или подцепил какую-нибудь скоротечную инфекцию, неизвестно.
  Прабабушка Гуревич осталась одна с двумя детьми ( счастье, что её тоже не арестовали, заметила Регина). Старший лейтенант Белоцерковский остался с крошечным сыном. Он больше не женился, то ли сильно любил свою погибшую жену, то ли некогда было. Он ведь продолжал работать в органах, а в свободное время вливал подрастающему сыну в уши злобные истории о врагах народа, сгубивших его мать.
  Не стоила бы внимания эта злобная сволочь, но Ленина прабабушка, восемнадцать лет спустя, увидев среди экзаменующихся в своём институте юношу с редкой и ненавистной фамилией "Белоцерковский" с торжеством в сердце задала несколько вопросов, пропитанных ядом. Юноша на вопросы не ответил, пролетел как фанера над Парижем, и тщетно отец его бегал по всем инстанциям, жалуясь на проклятую профессоршу... как её фамилия? ах, Гуревич! Всё понятно!
   Прошло ещё двадцать лет, и инспектор райкома партии Белоцерковский (райкомы корчились в агонии, но, как умирающие ехидны, испускали последний яд) увидел в списке нуждающихся в жилье молодую семью. Муж - экономист, жена - врач-педиатр. Почему-то с разными фамилиями, он - Зайцев, она - Гуревич... Она сохраняла род, видите ли, фамилию, которая почти вымерла. Инспектор навёл справки, и, по закону жанра, зло вернулось к внучке злобной профессорши и врача-убийцы. Квартиру они не получили. Тоже бегали по инстанциям, орали, трясли справками... Тут как раз райкомам наступила крышка, и никто инспектора не наказал.
  Вот так развивалась вендетта, кровная вражда в наше время. Самое странное, что Артём и Лена сто раз слышали эту историю, но не принимали во внимание. Заросшие плесенью байки дедов и бабок о непонятных временах, когда людей ни за что отправляли в концлагеря и в институт принимали не цивилизованно, за деньги, а по-дурацки, за какие-то вопросы по химии...
- Мы не были в одном классе. Мы в одной музыкалке учились, и то на разных отделениях, я на фортепиано, он - на гитаре...
  Выступали вместе на концертах. Болтали, переглядывались, впервые поцеловались за роялем, в пыли бархатного занавеса. Им было тогда по тринадцать лет. Дальше Артём провожал Лену до дома в течение трёх лет. В шестнадцать, когда родители Лены  уже называли Артёма  "твой жених", юные влюблённые поехали на пикник с друзьями.
- Дальше - классика, - сказала Регина, - костёр, вино, романтика, и переспали. Верно?
- Ну, петтингом мы и раньше занимались, - засмеялась Лена.
  От коньяка у неё горели глаза и щёки. Какая красивая девка, подумала Регина. Я такой не была даже в двадцать четыре. Впрочем, то, что истеричка, сразу видно. Опять ревёт!
- Потом случилось, что мать с отцом уехали на дачу, и Артём остался у меня ночевать... а они вдруг вернулись - машина сломалась... застали нас в своей собственной кровати.. ну, она же двуспальная была...
  Начался семейный скандал и следствие, в ходе которого высветилась неизвестная до сей поры родителям Лены фамилия - "Белоцерковский".
 - Ты? С внуком этой мрази? Этого сталинского палача, который людей забивал ногами насмерть?
    Лене было наплевать на никогда не виденного ею прадеда Белоцерковского, равно, как и на своего погибшего врачебного предка. На кой дьявол людям история древнего мира, когда в крови кипят гормоны?
 - Я тогда считала, что это любовь. А это просто безумие было, подростковый гормональный взрыв. Любовь - это сейчас. У  него - к тебе...
  Лена уронила голову на стол и завыла в голос. Регина обняла её - просто чтобы остановить этот неприличный в одиннадцать вечера вой. Лена прижалась головой к её груди, как никогда не прижимался родной сын Кирилл.
"При чём тут Кирилл? Что за дебильные ассоциации? Девица никак не годится мне в дочери. Она моложе меня на тринадцать лет. Сестричка младшая, психически нездоровая..."
  Регина погладила Лену по давно высохшим белокурым волосам. Они поцеловались одновременно. Сначала  вполне пристойно, в щёчку. Потом ещё раз, коротко, в губы. А дальше - глубоким захватывающим сумасшедшим поцелуем, как никогда Регина, ненавидевшая целоваться, не делала этого с мужчинами, как никогда Лена, находящая высшее блаженство в слиянии губ, не делала со своим единственным - Артёмом.
  Лена первая потянула рубашку с плеча Регины. Ненормальные, приводящие в ужас и странный азарт поцелуи посыпались на груди.
 - Очуметь, - пробормотала Регина, - нас обеих надо в Кащенко.
   И раздёрнула молнию на груди Лены.


   
    Регина проснулась, села в постели, ощущая слитые в странный сплав тоску от рассвета, замаскированного дождём, и покалывающую похмельную боль в висках. Немедленно проснулась и Лена. Села, убрала с лица свои русалочьи волосы и пробормотала, мазнув взглядом в сторону от Регины:
- У меня до сих пор коньяк в горле плещется.
   Ей стыдно, с внезапным омерзением  подумала Регина. Она припёрлась сюда, незваная, рыдать и рассказывать идиотские саги из своей лузерской жизни, она первая стала раздевать меня и она же первая бросилась в запретные территории. Так смело, что Регина спросила её: "У тебя, наверное, это было уже?". Нет, что ты, ответила невинная дева. Никогда ни с кем, кроме Артёма, а с женщинами даже в мыслях не бывало. В тебе есть какое-то колдовство, Регина. На тебя нельзя смотреть и не соблазниться. Наверное, у тебя десятерная доза феромонов. И гладила, гладила ладонями, трепетала пальцами, прижималась пылающим животом.
  А ведь это совсем другие ощущения, отмечала Регина. Terra Incognita, эрос параллельного мира, любовь детей, рождённых Евой, но не от Адама...
   А сейчас эта мелкая поганка стыдится посмотреть мне в лицо. Я тоже испытываю некоторое смущение, но мне можно, я не приходила, не начинала, не просачивалась тайным ядом. Значит, эта любовь тоже строится по примитивной схеме, которую я знаю наизусть? Симпатия - вожделение - слияние - взрыв - холод - отвращение.
   Да чтоб вы все провалились, крикнула мысленно Регина. Встала и пошла в кухню, нагло отражая своей бледно-серой в сумерках кожей блики неживого рассвета. Ты же говорила ночью, девочка-жена-Артёма, что у меня безумно чувственное тело. Смотри на него в любом освещении, стыдливая дрянь.
- Тебе налить пива? - спросила из сумерек.
  Лена возникла в сером свете сама - целомудренно завёрнутая в плед.
- Налей, пожалуй... Знаешь, я нигде не могу найти ни трусов, ни лифчика. Куда я их могла швырнуть, ума не приложу.
   Регина засмеялась, отдала ей бутылку и пошла в спальню. Барахлишко Лены - кокетливые рюшки цвета бордо, стриптизёрский вкус у моей странной пассии - лежало аккуратно под рубашкой Регины. Рубашка была та самая, испещрённая хитро сплетёнными шедеврами архитектуры, подаренная Артёмом. Очень удобная вещь, чтобы носить дома.



- Домой не поедешь? - спросила Регина после завтрака.
  Она села с ноутбуком на диван, изо всех сил делала вид, что очень занята, и ей нет дела до Лены. Надо сразу избавляться от такого. Нельзя потакать безумию. Мало его было в моей жизни? Когда Сергей расплачивался с одним автомехаником, а я целовалась с другим (это был Юрка) в двух метрах сзади, за углом гаража, в запахах разогретого железа и машинного масла. Когда Юрка подъехал в шесть утра и посигналил охотничьей крякалкой, и я хотела выбежать в дверь, а Сергей вскочил, закрыл дверь собою, бледный, страшный, орал: "Я всё знаю, не выпущу, шлюха, тварь!", и Кирилл вопил спросонья в своей кроватке, и я распахнула окно и крикнула: "Юра, лови, я прыгаю!" Второй этаж был, между прочим. Когда редакторша занюханной районной газетёнки сказала: "Ваш моральный облик, милочка, так запачкан, что хуже некуда", и я в ответ на это перед её рожей сбросила сарафанчик, стринги и пошла по коридору - прямо на улицу, со словами: "Смотрите, я умею ещё хуже!"
  Много было: капельницы в венах, вымывающие токсины от лошадиной дозы снотворного, продымлённые бары, рюмки с водкой и банки с алкоэнергетиком, дорогие заграничные отели и ночёвки на вокзалах, истерический смех, дожди, похабные фотографии в Интернете, литературные премии.
  Только заискивающих искорок в твоих прекрасных глазах, Лен, не хватало мне для общего набора. Иди туда, откуда явилась - в небытие.
- Нет, не хочу, - ответила Лена, - можно, я у тебя побуду до понедельника?
-  Ммм... а в понедельник тебе на работу?
- Нет. Я не работаю.
- Супер. А на что же вы живёте? Он нежирно получает за своё искусство, ты не работаешь.
- Я делаю лечебные массажи, на дому или по вызову. Постоянные клиентки у меня только по средам и четвергам.
  Регина помолчала и сказала:
- Он мне не звонит уже неделю. Ты поспособствовала?
- Нет, - Лена засмеялась, взяла пульт и включила телевизор.
  Уже и разрешения не спрашивает, нахалка.
- Ему нечем звонить. Я у него украла телефон. Он мне позвонил на домашний - он же сейчас у родителей живёт. Орал-орал, где мой телефон, я ответила - в фонтане плавает. Он спросил - ты задалась целью довести меня до дурдома?
- А ты задалась такой целью? - подняла глаза от ноутбука Регина.
   Лена подвинулась к ней и вдруг обняла, положила голову на плечо, без капли эротики, как ребёнок ищущий ласки, как Кирилл это делал лет в шесть.
- Регинка... не прогоняй меня! Ты встречайся с ним потом, мне уже безразлично. Меня не прогоняй. Мне так хреново.



    Элька дважды звонила, и ещё звонила Надя, жена редактора, с которой Регина иногда общалась на уровне "своя-в-доску-мама-и-озорная дочка". Регина не брала мобильник, отправив обеим одну и ту же СМС-ку: "У меня новый очень странный роман. Отрыв башки. Позвоню в понедельник".
  Никакого отрыва башки не было. Просто Регина не могла взвесить и привести в порядок свои мысли. Собственно, мысли отсутствовали. Внутри вяло шевелились  изорванные, скомканные, размазанные эмоции.
  Чтобы не усиливать безумие сидением дома и душещипательными беседами, она повела Лену в торгово-развлекательный центр. Стекло, металл, блеск и шум снимают напряжение лучше транквилизаторов. Любовницы ходили, держась за руки, как обычные нормальные подружки. Рассматривали в витринах косметические баночки, часики, телефоны, видеокамеры. Покачивали на ладонях сверкающие безделушки, прикладывали к груди кофточки и шарфы.
- Давай купим тебе белья, хотя бы пару смен. Нельзя же до понедельника ходить в одном и том же.
- У меня денег мало, - с улыбкой старшеклассницы, не выучившей физику, сказала Лена, - только на дорогу до Москвы.
"Всё в жизни бывает впервые", - говорила себе Регина, не скрывая от Лены саркастической улыбки, - "думала ли я, что буду покупать трусики другой женщине?"
  Она нарочно взяла на свой вкус - без рюшек и кружев, 95%  - cotton, 5 % - elastan, две пары, чёрные и ярко-фиолетовые. Лена ни словом не возразила. По-видимому, она была в таком же бессильном размазанном состоянии, как Регина.
  Они обедали в пиццерии, гуляли по мокрому после недавних дождей скверу, забрели нечаянно на выставку какого-то художника-символиста. Глядя на летящие по грязно-голубому полотну непонятные образы - то ли эльфы, то ли инопланетяне, Лена вдруг сказала:
- Мне как-то Артём сказал - ты не умеешь, Ленка, жить экзистенциально. Ты всегда мечтаешь, в голове у тебя твой мечтательный бред. А течения жизни ты не ощущаешь. Знаешь, сегодня я ощущаю... А ты?
- А я - наоборот, - ответила Регина, - я не умею мечтать. Я только ощущаю реальность.
  Она тут же мысленно скривила себе недовольную рожу - зачем откровенничать? Ты сто лет не раскрывала душу мужчинам, а женщины тем более, не стоят искренности. Как там, в Библии - горше смерти женщина...

 

- Дай, я запишу твой телефон, - сказала Лена.
- Зачем? - Регина посмотрела ей прямо в глаза, а до этого всё утро отворачивалась, то к окну, то к монитору.
- Как зачем? Дай, и всё. Я хочу общаться с тобой.
- Хорошо, дам. А ты дай мне домашний телефон Артёма.
  Регина нарочно говорила жёстко, безжалостно поворачивала крючок в губе попавшейся рыбки. Рыбка жалко дрожала, ей не хватало - воздуха? ярости? обиды?
- Послушай, почему ты так странно разговариваешь? Как будто хочешь прогнать меня навсегда. Я ничем не обидела тебя. Нам было хорошо вместе. При чём здесь Артём?
- Мне с ним тоже было хорошо. Откуда я знаю, зачем ты хочешь влезть ко мне в душу? Может, думаешь таким образом вернуть его себе? Он мне не особенно нужен,  я не влюблена. Но я никому не отдаю, не уступаю и не подчиняюсь. Поняла?
  Лена молча оторвала стикер от пачки, лежавшей рядом с компьютерной мышкой, календариком и степлером, написала ряд цифр, прилепила на стол.
- Спасибо, - сказала Регина, - доставай свой мобильник, пиши мой номер.
- Не хочу, - ответила та тоненьким голосом.
- Только не надо истерик, ладно? Я тебя провожу на вокзал, а потом мне в редакцию надо. Пошли?
  Лена пошла. Видно было, что она молча плачет и отворачивается, чтобы Регина не видела. Твою мать, подумала Регина, ещё бросится под поезд. От истеричек всего можно ожидать. Очень мне нужны на совести окровавленные шпалы.
- Ленка, хватит уже. Никто не умер. Погода хорошая. Мы нормально провели время. Получили новый жизненный опыт. Чего реветь?
- Ты думаешь, что я... из-за пошлой ревности... способна...
- Ничего я не думаю, дура. Стой! У тебя опять вся тушь потекла!
   Регина повернула обмякшую хлюпающую деву к себе лицом, стала вытирать ей своим платком чёрные слёзы. Поцеловала в щёку, как ребёнка. Лена в ответ припала губами к её рту, присосалась бессовестно, так, что замедлила движение привокзальной толпы. Регина заметила одуревший взгляд матроны с двумя пустоглазыми сыновьями-подростками, и прилив хулиганства заплескался у неё внутри. Она растянула поцелуй насколько хватило воздуха в лёгких. Получился готовый эпизод для европейского интеллектуально-психологического фильма: залитый розовым солнцем перрон, толпа аккуратно огибает двух страстно целующихся женщин, лица людей ничего не выражают, кроме животного недоумения, несётся хриплая музыка, кажется, хип-хоп из телефона подростка, который глядит на небо, курит и не замечает скандальной сцены. Только голуби подходят вплотную к целующимся и клюют крошки у их ног.



  - Регина, - позвал редактор расстроенным голосом, - зайди, пожалуйста. Есть разговор.
  Что успело произойти с утра в мире, похожем на слишком жидкое пюре или слишком густой кисель? Все движутся неловко, разговаривают медленно, лица застывшие - или мне так кажется, подумала Регина. В кабинете редактора уже сидела Юленька, с опухшими и покрасневшими глазами.
- Вот, - растерянно показал на Юленьку редактор, - неприятная история получается, Регина...
- В чём дело? - Регина не села.
  Она уже догадалась, и ей стало томительно-противно, тошнота надавила на горло.
- Юлия Александровна попросила всех поискать в телефонах некий номер, он нашёлся у меня - твой, с московской симки. Она говорит, с этого номера ей регулярно звонят и говорят оскорбления...
- Вероятно, я могла дать симку сыну, он часто бывает в Москве, - сухо ответила Регина, - а какого рода оскорбления?
  Юленьку как прорвало - она забулькала слезами и соплями, затараторила, обращаясь не к Регине, а к редактору:
- Мы всегда знали, что Регина смотрит на нас всех как на людей третьего сорта, мы мирились с этим, потому что у неё есть реальные заслуги, она гораздо талантливее нас всех, но это же не повод, чтобы издеваться... Разве я виновата, Валентин Егорович, что у Регины неблагополучно сложилась личная жизнь? Почему она отыгрывается на мне?
- Кто вам сказал, - сама удивляясь неприятному скрипу в собственном голосе, спросила Регина, - что у меня неблагополучная личная жизнь? На мой взгляд, она гораздо благополучнее вашей!
- Очень рада за вас! - вскинулась Юленька. - Вот и живите со своими взглядами и не трогайте других людей!
- Я вас не трогала!
- Скажите спасибо, что я не обращаюсь в полицию! Не думаю, что там поверят сказкам о баловстве вашего сына!
- Регина, - остановил ответ Регины редактор, - думаю, извинение положит конец этому неприятному инциденту.
- Прошу извинить меня, Юлия Александровна, - сказала Регина, - всё? Я могу идти?
  Ей кивнули, она прошла, точнее - пробежала мимо любопытных, злорадных, удивлённых, насмешливых рож - в туалет. В кабинке сделала три глубоких вздоха, подавляя слёзы и тошноту. Поселившаяся в теле безымянная хворь немедленно напомнила о себе. Регина искала в сумочке тампон, и слышала, как у раковины сморкается и хлюпает Юленька, бубнит злобно: "Шизофреничка! Сексуально неудовлетворённая идиотка!". И успокоительно журчат вода и Рощина: "Успокойся, это не стоит твоих нервов"...
  Sancta simplisita, подумала Регина. Никто и ничто не стоит ничьих нервов.



   Наде было пятьдесят три. Семь лет назад она перенесла операцию по поводу меланомы, облучение, химиотерапию - весь набор современных горестей, которыми Вселенная заменила стандартные беды прошлых веков: гибель мужчин в войнах, эпидемии чумы и чёрной оспы, пожары и голод. Внешность у Нади была не соответствующая её возрасту и статусу - худенькая, с рваной стрижкой, одетая всегда в джинсы и какой-нибудь затейливый "верх" с бахромой, бусинами или заклёпками. Надя написала две книжки юмористических рассказов. Она рисовала карикатуры для газет и смешные картинки для детских журналов. В отличие от Регины, Надя умела шутить не только вербально, но и графически.
- Очень подходящая мне жена, - говорил о ней редактор, - прямо противоположная. Будь мы похожи, сдохли бы вдвоём с тоски.
   Рассказывать плохое и горькое Наде было проще, чем Эльке. Она не переживала бурно, даже улыбалась, но уже в ходе разговора набрала на мобильнике некий номер и попросила "записать мою подругу на завтра, на десять утра".
- Зачем? - вскрикнула Регина. - Я не для этого тебе рассказала! Мне не нужны диагнозы и рецепты. Мне ничего не нужно, просто я не могу носить это в себе.
- Диагноз ты уже сама себе поставила, - спокойно ответила Надя, - если они его подтвердят, ты не испугаешься. А может, всё гораздо проще.
- Я не ожидала от тебя такой трафаретности, - Регина сердито отодвинула от себя чашку с кофе, в котором безвозвратно растаяло мороженое, - то же самое мне говорила Элька.
- Ты думала, я достану из сумки Псалтырь и прочту тебе в утешение пару страничек?
  Регина засмеялась. Она вдруг вспомнила, как они с Надей ходили по магазинам, и, меряя кофту в кабинке, Регина сказала:"Она мне мала!".  Надя крикнула: "Ты меряешь поверх футболки, да ещё солнечные очки на груди висят... дура! Вот дура!"
  Они перегибались пополам от хохота в тесной кабинке, матерчатые стенки колыхались, тряпки с вешалок в обессилевших руках спадали на пол...
 - Надька, я тебе сейчас такую фишку расскажу. Гораздо интереснее поганых болячек. У тебя когда-нибудь был секс с другой женщиной?
- Бог отвёл. А что?
- А меня, видимо, привёл...
  Она рассказывала, Надя слушала, мешала ложкой мороженое в вазочке, искрила глазами удивлённо, но не осуждающе. За окнами кафе плавилось мягкое солнце, скорее майское, чем июльское на вид, сверкали струйки фонтанчика в виде чудной композиции из слепленных друг с другом множества рыб, деревья бросали асфальт филигранную тень.



- Надо сделать УЗИ, - сказал симпатичный доктор, по возрасту - лет сорока, по ухоженности и искусной застенчивости - двадцатипятилетний.
- Зачем?
 - Не могу сказать с уверенностью, но похоже на беременность пяти-шести недель.
- Этого не может быть. Ведь у меня несколько раз было кровотечение.
- Насколько я понял - не сильное? Так бывает на ранних сроках. Вероятна угроза выкидыша. Давайте удостоверимся точно. Сходите на УЗИ, это на первом этаже.
  Обычный взгляд Регины, предназначавшийся врачам - недоверчивый и слегка насмешливый окрасился враждебностью. Но она спустилась на первый этаж, под злобное ворчание кучки тёток и бабок вошла без очереди в кабинет, положила перед толстеньким существом в белом халате три купюры:
- Можно УЗИ матки - прямо сейчас?
 Армянские смуглые пальцы, поросшие чёрными волосами, аккуратно втянули деньги под ладонь.
- Конечно. Раздевайтесь, пожалуйста.


  Последним врачом в жизни Регины, не считая стоматологов, была Лизарская. До сих пор при звуке её фамилии Регина вспоминала ледяной кафель на полу в кабинете и раздирающую боль от проникновения руки Лизарской в своё узкое астеническое лоно. Врачиха была старая дева лет пятидесяти, настолько огромная и толстая, что Регинины тогдашние сорок пять килограммов дрожали от ужаса в её тени.
- Краситься беременным нельзя! - поучительно заявляла Лизарская, даже не Регине, а Сергею.
 Регину она, видимо, считала умственно отсталой малолеткой.
- Это нарушает кожное дыхание, и ребёнок может родиться с отклонениями. Вы ей не позволяйте этого делать.
  Беременным нельзя было также носить туфли на каблуке, хотя бы и в четыре сантиметра, джинсовую одежду, синтетическое бельё, нельзя было есть клубнику, апельсины, шоколад. Больничного по поводу токсикоза, однако, беременным не полагалось - "это естественное состояние".
- Вы понимаете, что меня выворачивает по десять раз в день? Что я не могу утром встать с постели?
- А ты заводи будильник на час раньше, - спокойно заявляла медицинская садистка.
  В итоге Регина написала заявление об уходе из типографии, куда родители пристроили её сортировщицей. Она орала Сергею, что ей наплевать на минимальное пособие, полагающееся безработным, и на голодные времена (шёл жуткий девяносто третий год). Сергей устроил трудновоспитуемую жену фиктивно уборщицей в дом инвалидов. Полы мыла вечерами мать Регины. Дерзкая беременная, выйдя из периода токсикоза, договорилась со своим бывшим одноклассником, раздолбаем Вахрянко, и тот сперва привёз ей с московского блошиного рынка туфли семидесятых годов, на гигантской расписной платформе, а потом вытатуировал на её левой груди чёрного скорпиона. Сергей бушевал, обещал положить Регину на весь оставшийся срок беременности в областную "патологию беременных", призывал в союзники свою мать и Лизарскую.
- К Лизарской я больше не пойду, - сказала Регина, - а если будешь приставать, пойду, но обложу её матом и харкну ей в рожу. Лучше отстань, понял?
  Сергей отстал. Рожать Регину отвезли в областной роддом. Процесс оказался очень недолгим и обошёлся практически без врача - час Регина корчилась на заднем сиденье мужниного автомобиля, за полчаса в приёмном покое Кирилл выбрался в мир.
 

- Кирилл, привет! - Регина сидела в крошечном кафе на набережной и говорила в мобильник расслабленным голосом.
  Слабый ветерок от реки делал пыльный городской день слабым подобием морского курорта. Блестящая река, прозрачное небо, растянувшиеся по противоположному берегу сады, белые домики с красными крышами, сверкающие купола храмов. Не прекрасно ли жить на фоне таких пейзажей? Есть солнце, есть воздух, нет рака.
- У меня новость. Не знаю пока, хорошая или плохая. Я сегодня сделала УЗИ. Беременность пять-шесть недель, плодное яйцо в норме.
  Кирилл молчал. Регина, кажется, всеми клетками тела почувствовала его ощущения. Её руки завибрировали мелкой дрожью от ужаса, отвращения и растерянности.
 " В первый раз в жизни я чувствую связь со своим ребёнком. Этого не было даже, когда он был грудной. Как странно".
- Как странно, - вдруг повторил Кирилл её мысль, - ты мне первому говоришь?
- Да.
- А почему не ему, я имею в виду твоего музыканта? Ведь это... от него?
- Потому что ты - мой единственный близкий родственник сейчас. А он мне никто.
 Кирилл снова помолчал - может, он тоже впитывал на расстоянии идущие от Регины напряжённые волны.
- Спасибо, мам, - тихо сказал он. - Приехать к тебе? Помочь или так просто, поболтать?
- Сейчас пока не надо. Мне хочется одной побыть. Всё-таки, это очень волнующее событие, знаешь ли. Как сказали всезнайки в белых халатах, если разница в возрасте между детьми более десяти лет, беременность расценивается как первая.
- Круто! - Кирилл засмеялся своим прежним, ироническим смехом. - Ты, значит, юная мамашка теперь?
- Ага. Ты пока не говори никому - я имею в виду деду, бабке и особенно твоему отцу и иже с ним. Мало ли что. У меня есть угроза выкидыша. Предложили лечь на сохранение, я, конечно, отказалась. Уколы мне и Валька поделает.

 
 ... могу представить себе, что скажут родители, коллеги, Сергей... даже редактор, Элька и Надя. Валька, конопатая соседка-медсестра, озвучила всех единственной фразой, одной интонацией с испуганно-брезгливым придыханием.
- И надо оно тебе, без мужика-то?
  Можно не писать толстых книг и яростных феминистских статей, не снимать авангардных фильмов, не устраивать митинги и перфомансы. И надо оно тебе, без мужика-то? Пять тысяч лет вы учились вычислять, строить, сочинять музыку, управлять генами и запускать космические корабли. Ваши ложные фетиши, которым вы молитесь с упоённостью дикарей - Интеллект, Духовность, Культура. А внутри этих пустотелых божков сидят древние инстинкты, воняющие несвежими костями мамонта. Рожать следует для мужика, для того, чтобы прикрепить его к себе вечными цепями. У ребёнка должен быть отец. Одной трудно растить детей, ведь пособие-то крошечное! Рожать надо до двадцати пяти, чтобы успеть "поднять" дитя.
  - Ну, извините, - сказала Регина синей темноте, просверлённой неоновыми точками, - я всегда привыкла делать не по-вашему. Я давно выросла из мамонтовой шубки.
 И вернулась с балкона в спальню, где брошенный на подушку мобильник наигрывал старую-престарую песенку "I'll meet you at midnight".


  - Здравствуй, - сказал застенчивый голос.
Регина как будто вживую увидела тяжёлые ресницы и безвольные губы Лены. "Вы очень вовремя. У нас здесь разврат", - мелькнула в голове затасканная шуточка.
- Ну, привет.
- Как у тебя дела?
- Пока не родила. Что у тебя новенького? Не помирилась с мужем?
- Нет. Зачем.
- Что значит, зачем? Идти вместе по жизни благословенной обществом ячейкой.
- Регин, ты чего?
- Прикалываюсь, не обращай внимания.
- Можно, я приеду на выходные?
  Регина помолчала несколько секунд. Трудно анализировать голос человека, находящегося за сто пятьдесят километров от тебя. Первобытные инстинкты всё-таки требуются иногда. Считывать невербальное - с блеска зрачков, дрожания ноздрей, запаха кожи.
- У тебя что, любовь ко мне?
- Да, - сказала Лена, не раздумывая, - я все эти дни думала только о тебе. У меня никогда не было такого - я имею в виду, таких мыслей...
  Вот вам, Регина Королёва, революционерка, анархо-феминистка, готовый набор, предложенный девой Фатум. Влюблённая в вас бесплодная дева. Будущий младенец. Сварите из этого набора супчик, отведав одну ложку которого лопнут Сергей, "та бабушка", Юленька, юристы, моралисты. Лесбийский брак, полноценная семья, мама, ещё одна мама и малыш. Уедем в Нидерланды, обвенчаемся, будем яростно мозолить глаза мещанской шушере...
- Лен, я себя чувствую неважно. Вероятно, лягу в больницу. Так что на этой неделе не получится.
- А что с тобой?!
- Ерунда. Женское, воспаление, надо проколоться антибиотиками.



   Живот не болел. Кровомазание прошло. Аппетит усилился, но пока не тошнило. Регина, созвонившись с Сергеем, отправилась на обещанный им фестиваль юных поэтов. Фестиваль прошёл правильно, воспитательно и нудно. Сергей был корректен, остроумен, вальяжно-красив.
- А ты так замечательно выглядишь, - сказал он, - над тобой время не властно. Вечная тинейджерка, чёрт возьми.
  Регина посмеивалась всю обратную дорогу в автобусе. Знал бы ты, бывший супруг, уважаемый директор школы, каковы истоки моей молодости. Замечательное настроение помогло распахнуть дома все окна (нам с бэби нужен свежий воздух), сварить полезный овсяный суп, быстро написать статью о фестивале и отправить её редактору. В почте висел имейл от Нечаева.
" Вы не будете против, Регина, если я на днях заскочу к вам в гости? Буду в городе по делам. Могу захватить экологически чистых овощей и ягод для вас."
- А что? - сказала Регина. - Нормальный ход. Идеальный мужчина. Пересплю с ним и объявлю, что ребёнок от него. Поженимся. Вы будете довольны, первобытные охотники?



    У Эльки тоже хватает в жизни странностей, проблем и ужасов. Просто она не научилась ходить с бледным траурным лицом, с кругами под глазами и мировой скорбью во взгляде, как это делают Юленька, Рощина или даже Лена Белоцерковская, когда у них потёк кран в ванной или муж задержался на работе. Элька перенесла пять выкидышей, бросила сколько-то мужчин, и сколько-то мужчин бросило её. У неё есть внебрачный ребёнок, девочка, рождённая от большой и в страшных муках умершей любви. Чтобы пойти с Региной в клуб, Эльке нужно тащить девочку через полгорода к своей мамаше или умасливать сердитую престарелую соседку. Элька никогда не жалуется. У неё всегда улыбка на губах, сигарету во рту и кейс с рекламными проспектами в руке. Она работает даже, когда отдыхает. Вот, пожалуйста, и Нечаеву показывает свои рекламки - компьютеры и составляющие, программное обеспечение, флешки...
- Ты бы лучше свои стихи показала, - сказала Регина и насадила на плстмассовую шпажку ещё одну ягоду клубники, - всё-таки, он - человек искусства.
- Правда? Есть стихи? - спросил Нечаев, посмотрев а Элькин вспыхнувший профиль.
- Ой, да что там, - Элька занервничала и убрала рекламы, - они обыкновенные. Налейте ещё вина, Роман.
  Он налил - себе и Эльке. Регина сегодня не пьёт, потому что колет антибиотики. Зато клубники, привезённой Нечаевым, она смолотила целую тарелку, и сейчас расправлялась со второй. Беременным ведь нельзя есть клубнику, правда, доктор Лизарская?
- А пойдёмте в клуб? - предложила Элька. - Сегодня в "Бомбе" хорошая движуха.
- Я не пойду, - ответила Регина. - Мне через час укол, и вообще, что там делать на трезвую голову.
- Я тоже как-то не в восторге от клубов, - смущённо сказал Нечаев.
- Тогда в кафе. Я знаю такую маленькую кафешку. Там сделано типа пункта обмена. Можно принести книгу, которую уже прочитал и оставить для других людей. А себе взять их книги. И так же диски меняют - музыку, фильмы.
- Сходите, - подмигнула Нечаеву Регина, - там классный яблочный штрудель.
  Она помахала им вслед с балкона. Хорошую пару ты составила, Регина. Элька замечательно смотрится с Нечаевым, ей всегда нравились мужчины такого возраста, роста и характера. Правда, только в американских фильмах - в жизни они давно вымерли.
  " Вот и разгадка", - думала Регина, заворачиваясь в одеяло, - "вот откуда взялось: "И надо оно тебе, без мужика-то?". Они рожали для таких мужчин. А теперь таких мужчин нет, да и женщин таких - тоже. Мутировавшие самки рожают мутирующее потомство для генетически модифицированного мира. Какая страшная антиутопия".



   Голос домофона напоминал вой мучимой кошки. Регина протёрла глаза. В комнате была кромешная тьма - Нечаев и Элька не могли сойти с ума так внезапно, чтобы явиться в середине ночи. Впрочем, что думать? По голосу домофона было ясно, кто это.
- Регинка, открой. Это я.
- Твою мать, - сказала Регина в ответ.
  Но открыла. Малоизвестный музыкант не популярной группы, официальный муж Елены Белоцерковской, автор талантливых стихов, отец будущего ребёнка Регины Королёвой дрожал, как цуцик.
- Там что, так холодно? - спросила Регина.
- Нет, - ответил он.
   Не обнял, не подхватил на руки, как делал это прежде. Нагнувшись, развязывал шнурки в темноте. Регина щёлкнула выключателем, и теперь увидела, что лицо у Артёма странное, весьма странное. Он был белый, как мел. Не бледный, а именно - белый, как будто все эритроциты дружно покинули его организм. Губы на белом лице казались даже не синими, а чёрными.
- Что с тобой? - воскликнула Регина.
  Схватила его за плечи, усадила на банкетку под горящей настенной лампой. С лампы свисала и казалась особенно нелепой сейчас игрушечная синенькая Смурфетта, которую забыла когда-то Лёля, дочка Эльки. Зрачки Артёма, расширенные до величины арбузного семечка, не видели Регину.
- Ты что, сволочь, принял? - без голоса простонала Регина. - Ты чем, падла, укололся?
- Спиды, мескалин, - утекающим в небытие голосом проговорил Артём, - и, кажется, пару линий... Сенька просто выводил меня из стресса...
- И ты так ехал из Москвы?!
- А что? Меня только сейчас сильно торкнуло... когда я тебя увидел. Регина, сука ты, зачем же ты с Ленкой? Лучше б ты с ротой солдат, лучше б ты с целым вагоном гастарбайтеров, чем с Ленкой...
- Ах, вот оно что, - Регина убрала от него руки и отошла на несколько шагов, к противоположной стене.
- Ромео и Джульетта помирились. И Джульетта выдала покаянную исповедь. Ну, и какого чёрта ты сюда тащился со своим наркотическим стрессом? Она от меня не залетела, можешь быть спокоен.
  Он закрыл лицо руками, сполз на пол и, сжавшись в ком, хрипло зарыдал.
- Я с ней не живу почти год... я её видеть не могу спокойно... а ты зачем, зачем трогала эту гадину?
  Регина стала поднимать его с пола. И задрожала с ним вместе - неестественной жуткой дрожью.
- Вставай! Сдурел что ли, плачешь, как сопляк. Было бы из-за чего. Пойдём  в ванную, умоемся. Да иди же, чтоб тебя! Я не могу на себе тащить такого лба! Мне нельзя, я беременная, между прочим.
  Она умыла его, отвела в постель, принесла стакан томатного сока. Артём не говорил и не плакал, но трясло его по-прежнему. Мескалин, подумала Регина, когда-то и мне довелось отведать пару кристалликов. Как же это снимается? Позвонить Наде? Залезть в Интернет?
  Она надела тапочки и вышла на лестничную площадку. Слава Богу, за Валькиной дверью хохотали несколько голосов и бухала-повизгивала электронная музыка.
- Валя... прости, пожалуйста... есть у тебя, чем уколоть...
  Пьяненькая Валька, сделав серьёзное лицо, посчитала у Артёма пульс, заглянула ему под веки и заявила, что капельницу ставить нет необходимости.
- Отлежится. Не много отведал. Только таблеток никаких не давай и алкоголя, слышишь, Регинка? Нашла, тоже мне, с кем связаться...



    Устами идиотов с нами глаголет Бог. Туповатая Валька, смысл жизни которой - нетрезвые посиделки с себе подобными дебилками всё время изрекает абсолютные истины. Нашла, с кем связаться... Из всех мужчин, которые бродят по земному шару, рыщут, как голодные псы в поисках денег, карьеры, доступных баб, ты, Регина Королёва выбрала на старости лет лохматого то-ли-гитариста-то-ли-поэта. На шесть лет старше твоего сына. Нашла с кем связаться - с типом, не имеющим нормальных заработков и официально не разведённым. Ты умудрилась залететь от него - при полном отрицании абортов. Тебя впервые за эту несчастную беременность скрутил токсикоз, а биологический предок твоего ребёнка трясётся под одеялом от наркотического опьянения.
  Регина терпела, сколько могла. Потом побежала в ванную и несколько минут корчилась от бессмысленных спазмов. Желудок пустой - три часа ночи. Надо пить холодную воду, примачивать ею лоб, пока не станет полегче - не сядешь на холодный кафель, дрожащая, не хуже своего непутёвого бойфренда, в ледяном поту и ужасе.
  Неужели будет, как в первый раз?
   Конечно, сейчас можно выбрать любого врача. Очень доброго, корректного, желательно, мужчину. Терпеть не могу, когда ко мне прикасается баба... Регина немедленно вспомнила Лену, и тошнота мигом исчезла. Лена ассоциировалась с мятным леденцом. Или глотком холодного клюквенного морса. Бедная Ленка. Она исковеркала себе психику бессмысленными попытками родить ребёнка от Артёма. А вселенский распределительный пункт сунул этого ребёнка мне. Если она узнает, подвинется рассудком окончательно. Будет ходить по Москве с запеленатой куклой на руках и петь колыбельные писклявым голоском.
   Была бы я верующей, меня загрызли бы десять волчищ с железными клыками, каждый отхватывал бы по куску живой плоти с рычаньем: "Не прелюбодействуй!", "Не лги!", а больше всего старался бы "Не возжелай чужого мужа!". А я не желала. Я не знала, что Артём - чей-то муж, что у Лены нет детей, что я ни с того, ни с сего забеременею.
   К счастью, я не верую ни во что, кроме окружающей реальности. Реальность такова - пока не замутило снова, надо съесть чего-нибудь солёного и посмотреть, как чувствует себя несчастный наркоман.
  Артём спал, изредка вздрагивая. Регина укрыла его одеялом и залезла под это же одеяло сбоку. Он горячий и согреет меня. Живое тепло изгоняет демонов.



   Артём спал почти до полудня. Регина успела приготовить завтрак, написать две статьи, отправить их по электронной почте и записаться по телефону на приём в женскую консультацию. Окна были нараспашку, солнце слепило, Регина ходила в яблочно-зелёной пижамке с шортами и думала, что желает всему миру провалиться в тартарары. Пусть останется только кусок реальности: я, мой дом и Артём. Желательно, спящий всегда, как сказочная красавица.
 - Доброе утро, - сказал он, растирая лоб ладонью.
- Что, головка бо-бо после химических экспериментов?
- Немножко. Остаточные явления.
- Аппетит есть? Жрать дам, кофе - нет. Валька сказала - ничего возбуждающего.
- Кто это - Валька?
- Соседка. Медсестра.
  Регина принесла подносик с двумя тарелками. На одной - гречневая каша с котлетой, на второй - хлеб, масло и сыр.
- Куда столько?
- Я знаю твои способности по уничтожению продуктов.
  Артём сел в подушках и хмуро посмотрел на Регину из-под своих спутанных лохм:
- Мне так неудобно за этот эксцесс. Ты, небось, думаешь, что я постоянно под кайфом.
- Ничего я не думаю.
- Это в первый раз. Я, конечно, пробовал травку и экстази, но давно. Сейчас - из-за Ленки.
- Говно твоя Ленка. А врала-то как Ганс Христиан Андерсен: я тебя люблю, я хочу быть с тобой! Впрочем, я с самого начала понимала, что она делает просто назло тебе. Тупая бабская месть.
- Она, по ходу, реально в тебя влюбилась.
- Ага, и доложилась о своей любви мужу.
- Я ей не муж. Я тебе не говорил про неё, потому что... всё равно дело решённое. В октябре развод.
- Ты ешь давай. Сейчас я тебе яблочного сока принесу. Настоящего, с мякотью. Мне друг привёз яблоки из деревни.
  Регина поставила стакан на диван, Артём схватил её руку и поцеловал.
- Ты что?
- Прости меня за безобразное поведение.
- Да фиг с тобой.
  Она села рядом с ним, вытянула вперёд руку с телевизионным пультом. Он снова перехватил её ладонь.
- Регина... мне не Ленка рассказала. Она трепанулась Антону, ну, лидер моей группы, помнишь его.  Сказала, что не может дождаться этого развода, и хочет жить с тобой.
  Регина засмеялась.
- Это не прикольно, блин! - крикнул Артём. - Я вообще-то сам хотел тебе предложить... я знаю, у меня нет бабок и тому подобного. Но тебе ведь это не нужно.
- А ты думаешь, мне очень нужно исцелять чужие разбитые сердца?
  Регина даже передёрнулась - так злобно плеснули ей на голову воспоминания.
- Меня никто не исцелял. Меня только топтали все, кому не лень. Ничего, не сдохла, видишь, живая и даже довольная жизнью. И ты очухаешься. Люди так устроены. Давят друг друга ногами, как тараканов, и такие же, как тараканы, живучие.
  Артём обнял её сзади особенным образом. Не осторожно. Не ласково. Не сильно. Как будто украл закрытую информацию Регины, ненавидевшей осторожных трусов, ласковых подлецов и сильных идиотов. Он сделал это так, что нельзя было подобрать точного наречия. Регина закрыла глаза, и раздражение мгновенно покинуло её - словно вода, вытекшая из разбитой банки.
- Ты мне сказала ночью, что беременна.
- Ты даже помнишь? - усмехнулась Регина.
- Это же от меня?
   Регине нужно было соврать, это был её моральный долг. Но она сказала: "Да", дурацким расслабленным голосом, героиня телевизионной мелодрамы, чёрт побери, нет, нет, ещё хуже - жена охотника на мамонтов.
- Супер. Я думал, у меня никогда детей не будет.


   Регина, конечно же, не взяла Артёма с собой в консультацию. Самцы, которые трепетно дожидаются  в хлорированных коридорах своих подруг, набитых живым фаршем, всегда были ей смешны и противны. Может, потому что Сергей так дожидался. Может, потому что это фальшиво выглядит. От того, что ты, владелец бойкого сперматозоида, торчишь в коридоре, твоей благоверной не станет менее больно, тяжело и стыдно. Боль не шоколадка, пополам не делится.
- Лучше вынеси ковёр из спальни во двор и выбей его. Принеси практическую пользу.
  Он отрабатывал вовсю - дважды за время её отсутствия позвонил Регине и сообщил, что выбил все ковры в квартире, а коврик из туалета постирал.
- Чем ты его постирал, горе луковое?
- Ванишем. Думаешь, у меня руки только под гитару заточены?
  Регина подумала, что со стороны походит сейчас на Юленьку. Та любит назидательно разговаривать по телефону - одним и тем же тоном с восьмилетней дочерью и тридцатипятилетним супругом.
- Ладно, мне некогда. Я в аптеке, скоро буду.
  Она накупила витаминов и йодсодержащих препаратов, прописанных любезным и доброжелательным доктором. Вышла на воздух и набрала номер редактора.
- Привет, Егорыч! Нормально мои статьи? Я завтра буду прямо с утра. Сегодня пришлось навещать ненавистных мною людей в белых халатах. Нет, ничего страшного. Скажи, а ставка корреспондента в отделе местных новостей у нас по-прежнему не занята? У меня есть подходящий мальчик. Нет, сценарное отделение ВГИКА. Слушай, но ведь у нас половина редакции - с дипломами истфака и филфака педуниверситета. Ага. Завтра привезу с собой. Ты что, сын у меня не по этой части. Он учится на золотых дел мастера. Окей, целую.
  Она обнаружила в телефоне три пропущенных вызова. Один раз звонил Артём и дважды - Лена.
- Семейка сумасшедших прилипал. Навязались на мою голову, - сказала Регина и прыгнула в маршрутку.



    Дома была идиллия. Жужжал пылесос - Артём заканчивал уборку спальни. С кухни пахло жареным, и доносились довольные жизнью голоса Кирилла и Алины. Крутил шумовкой в сковороде, конечно, Кирилл. Его с пяти лет тянуло на кулинарные эксперименты. Иногда он заявлял, что после своего ювелирного колледжа поступит заочно в пищевой вуз. Алина тыкала пальчиками в планшете, проще говоря, бездельничала, пока мужчины исполняли традиционные женские повинности.
  "Вывернутый наизнанку мир", - подумала Регина. Уложила свои лекарственные покупки в холодильник, чмокнув одновременно Кирилла в висок, и спросила:
- Вы сами явились или мой сожитель вызвонил?
- Фи, маман, - Кирилл бросил на на блюдо очередную порцию чего-то плоского жареного (не блин, не оладья, не драник), - какое совково-деревенское название для возлюбленного!
- Мы ехали с учёбы, - ответила Алина, - и Кирилл мне рассказал прекрасную новость о вас. Я позвонила на ваш домашний, ответил Артём. Мы не вовремя?
- Всё нормально. У нас, как у Мартовского Зайца, Шляпника и Сони - всегда время пить чай.
  Алина и Кирилл засмеялись, на смех явился Артём. В трусах и чёрной майке. Так мне удобно убираться, ответил он на ироническое замечание Регины, да, и во двор я выходил так же, кому не нравится, пусть задёрнут шторки.
- Нормальный имидж, - сказал Кирилл, - жаль, что я не могу себе позволить такого роскошного неглиже. Генетика у меня плохая - по материнской линии. Кожа бледная, ноги тощие.
- Кстати, - усмехнулась Регина, - мне предложили посетить генетика, ибо у женщин старше тридцати пяти высок риск рождения ребёнка с синдромом Дауна.
- Когда пойдёшь? - спросил Артём.
- Я сказала, что отцу ребёнка двадцать четыре года. Доктор испуганно скомкал недописанное направление.



- Знаешь, а мне нравится быть журналистом. Во всяком случае, не скучно.
- Бывают моменты, когда в новостях застой. Ничего не происходит, мотаешься по отдалённым районам, ищешь, и находишь только какие-нибудь нудные совещания глав администраций...
- Я люблю ездить.
- Я тоже. А как тебе коллектив?
- Не знаю. Я никого пока в лицо не помню, кроме Егорыча. Какие-то тусклые тётки в никаких шмотках.
- Они меня ненавидят и презирают. С тех пор, как появился ты, их негатив утроился.
- Злоба разрушает ауру, можешь им передать.
- Через пару месяцев придётся передать это и моим родственникам.
- Зачем? Ты живёшь отдельно, никак с ними не пересекаешься. Зачем забивать себе голову всякими козлами и козами, когда можно просто жить и радоваться? Кстати, как насчёт радости - если очень осторожно?
- Техника безопасности уже не требуется. Плод укоренился. Дурное семя цепкое, как говаривала моя бабуля.



   Лена возникла необычным путём. Придя в первый раз в дожде, второй визит она нанесла в тумане. Туман стоял феноменальный. С семи вечера город покрыли густые облака - от асфальта до самых высоких шпилей. Кое-где в просветах между мутной белизной полыхало красное солнце. Туман напоминал сливочное суфле с раздавленной клубникой. Всю ночь эта сырость висела между домами. На рассвете Артём вышел на балкон покурить, и был похож на античного бога, в облаках по пояс.
- Надо сфоткать, - сказал он, вернувшись в спальню. - Туман нереально красивый, особенно над Правобережьем. Весь красный.
- Красный рассвет - к ветреным дням, - пробормотала спросонья Регина.
  Уже утро кончилось, Артём уехал на работу, а облака всё колыхались на улицах, вызывая страшное недовольство водителей. Регина дома правила большую статью о юбилее музыкального училища, когда в дверь позвонили.
  Воздух в подъезде тоже был мутный и влажный. Отдельные клочья тумана просочились и сюда, создав сказочный ореол вокруг белокурой, одетой во всё белое Лены.
  - Привет! - воскликнула Лена. - Впустишь?
  Регина молча впустила. Молча позволила туманной деве повиснуть у себя на шее. Всхлипывание и шёпот гармонировали с туманом - мягки, влажны, бесплотны.
- Я знаю, что он у тебя. Он звонил Сене. Мне до него дела нет. Я люблю тебя, а не его...
- Ленка, - сказала Регина, - ты бы хоть разулась, что ли... Артёма нет, можно спокойно поговорить.


   Есть люди, похожие на английские неправильные глаголы - они не подчиняются заведённым порядкам, их прошедшее время выглядит странно, а настоящее завершённое (действие, только что закончившееся или никогда не происходившее) - вообще нелепо. Похоже, что я собрала под одной крышей все три формы своего глагола, думала Регина. Артём ассоциируется со странноватым прошедшим, Лена - с безумным настоящим завершённым, а я сама - неопределённая форма, застывший в неизвестности инфинитив. По отдельности формы глагола не работают. Они всегда в одной строчке, они спрягаются, поглядывая друг на друга.
- Я-то спокойно могу переносить и тебя, и Артёма. Но у него к тебе полнейшая идиосинкразия.
- Я знаю, - потупилась Лена.
  Надо же было так измучить пацана, в общем-то, добродушного, чтобы его дёргало от одного упоминания твоего имени. Эту фразу Регина не озвучила. Она смотрела, как Лена целует её руку. Сначала осторожно - верхнюю часть кисти. Потом страстно - пальцы. Нежно - ладонь. Никто никогда не целовал так моих рук. Мужчины просто не умеют, им не дано.
  Под белым платьем на Лене был белый комбидресс. Весь кружевной, не удивительно, если кружева ручной работы. Это её стиль жизни. Изысканная принцесса, полнейший антипод Регины, облачённой в джинсовую простоту, как рыцарь Ланселот в волшебные латы. Моя простота позволяет мне быть сложной внутри. А ты, в заколдованной паутине кружев, проста, как пять рублей.
  - Тёма, извини, у меня душ шумит. Приехала твоя благоверная. Ну, да, нарисовалась  часа полтора назад, вся дыша духами и туманами. Я ей пока не говорила. Страшновато. А вдруг она под машину сиганёт? Постарайся пораньше, ладно?
 

   "Лена даже еду любит ту, которую я на дух не переношу. Я ещё в прошлый раз заметила, она с аппетитом слопала всю морковку из рагу, которую я всегда выбрасываю. Мажет хлеб сливочным маслом. Не таким чудовищным слоем, как Артём, но всё-таки. Как можно есть масло?"
  Туман не рассеивался. Он словно устал, его полосы и клочья вяло провисли, а местами искрошились мелко.
- Гадость какая, - заметила Регина, ставя на стол тарелки, - ненавижу туман.
- А мне нравится. Так таинственно. Я ехала к тебе, как будто путешествовала в параллельном мире.
   Голос Лены имел свойство внезапно слабнуть в концах фраз, она непроизвольно совершала лёгкое придыхание, очень схожее с любовным вздохом. Ни шёлковые волосы, ни лазурные глаза, ни ослепительно-белая кожа не были таким сильным афродизиаком для Регины, как это слабое придыхание. Интересно, Артёма в ней это тоже заводило, подумала она в середине поцелуя. Поцелуй вышел патологически длинным - остывал обед, выл и плевал кипятком чайник на плите... и лишь ковыряние ключа в замке отбросило возлюбленных в разные стороны.
  Интересно, когда оба партнёра - женщины, можно называть их возлюбленными?



   Так уже было. Сергей жил уже отдельно, снял комнату в доме без «удобств». Все годы после развода «та бабушка» неустанно попрекала Регину тем, что «бедный Серёжа вынужден был снимать угол в доме без удобств». Притом, что стояло лето, и Сергей на весь отпуск уехал к матери, а пресловутый угол служил временным  складом его вещей.
   Зачем он пришёл – неизвестно. Регина молча впустила его, и Сергей, тоже беззвучно, прошёл на кухню, где Юрка сидел над тарелкой пельменей и кружкой пива. Сергей остановился у входа, картинно оперся о косяк. Его умение принимать изящные позы и делать красивые продуманные жесты  во время объяснения уроков пленяло Регину  в семнадцать лет. В двадцать – доводило до бешенства.
- Вот, значит, твоё представление о счастье? – надменно спросил Сергей. – Небритый пролетарий в застиранной футболке?
- А в табло вы получить не хотите, господин учитель? – немедленно рванулся из-за стола Юрка.
    Регине не пришлось его удерживать – Сергей усмехнулся презрительно и ушёл.
  Артём, конечно, не красовался у двери. Он подошёл вплотную к столу, за которым сидела Лена. Мрачно положил пакет с купленной по просьбе Регины зеленью. И посмотрел на Лену в упор, от чего она вся сжалась, хотя на лице Артёма не было угрозы.
«А ведь я впервые вижу их вместе», - подумала Регина, - «курьёзная ситуация, даже для меня».
   Она набросила джинсовку – осенние вечера прохладны, положила в карман плеер и вышла на балкон. По очистившемуся от тумана небу медленно полз язык ночной синевы, почти неприлично приникая кончиком к бесстыдно красному закату. Медленно катили машины. Вечер располагает к вальяжности. Регина надела наушники. Будет интересно определить, кто лучше гармонирует с этим вечером -  Крис де Бург или Люмен.



   Артём тронул её за плечо. Она сняла наушники и удивлённо посмотрела ему в лицо – так быстро?
- Она ушла, - сказал Артём.
- Как? Ты что, выгнал её?
- Нет. Цивилизованно поговорили. Я сказал – ты понимаешь, что у тебя нет шансов? Никто из нас с тобой жить не станет. Мы с Региной любим друг друга, и у нас будет ребёнок.
- Идиот! – вскрикнула Регина. – И что, она сразу ушла?
- Да. Почти сразу. Не волнуйся ты. Она даже не заплакала.
- Твою мать! Ты понимаешь, она сейчас пойдёт на вокзал и бросится на рельсы. Или доедет до Москвы и нажрётся каких-нибудь таблеток.
- Пройденный этап, - говорил Артём, пока Регина обувалась, и сам обувался тоже, - она три раза травилась таблетками и два раз вены резала. У неё всё не по-реальному, истерики, игра на публику…
   Они выбежали во двор, и Регина спросила двоих алкашей, традиционно проводящих на лавке под ясенем время от семи утра до полуночи:
- Девушка в белом куда пошла?
  Алкаш махнул влево. Регина сначала бежала первой, потом Артём догнал её и крикнул:
- Не беги, сумасшедшая! Мы в кроссовках, а она на своих дебильных шпильках. Сейчас догоним.
- Девушка в белом куда пошла? – спросила Регина у мужика на углу, мывшего машину.
- На стройку, - ответил тот.
   Недостроенный дом располагался метрах в пятидесяти от Регининого, прав был Артём, Лена недалеко ушла в своих белых каблуках с серебряными звёздами. Она светилась в полумраке, как призрак. Упомянутые звёзды сверкали под фонарём.
- Дэвушка, эй, куда пошёл! – крикнул очнувшийся от дремоты сторож-таджик.
   Лена неслась, как клочок снега, гонимый ветром – в чёрную пасть недостроенного дома, в котором – Регина задрала голову и не сумела быстро сосчитать, было то ли семь, то ли восемь этажей.
- Ленка, стой!
   Истерическая снежинка не остановилась, конечно, безумие гнало её до конца - броситься с самого верха, разбить свою белую красоту в кровавые осколки. Артём догнал её в два прыжка на тёмной лестнице, загромождённой строительными инструментами. Следом подоспели Регина и сторож.
- Ленка, дура ненормальная, - Артём едва удерживал несостоявшуюся самоубийцу за аристократически тонкие запястья, - хватит уже. Хорош выть, полиция приедет.
  Регина не уговаривала - быстро влепила Лене пощёчину, и та смолкла, как выключенный телевизор.
- Какой дэвушка красивий и глупий, - сказал сторож, провожая троих до углового фонаря, - водка пить плохо, брат-сестра огорчать нэхорошо.



   "По закону жанра Лена должна была взлететь со спринтерской скоростью в своих каблуках на самый верх стройки. Я бы догнала, мы боролись бы на самом краю, и Лена, поскользнувшись, улетела бы, к дьяволу, вниз. И мы с Артёмом устало поцеловались бы под звуки полицейской сирены. Так снимают финалы нормальные голливудские режиссёры".
  Регина села в кровати, осторожно столкнула колено Артёма, которое он неизменно забрасывал во сне на её ноги. Лилово-серые сумерки висели в комнате, тишина, даже машин не слышно - пять утра. Лучшее время суток. Люди ещё не проснулись, ночная нечисть свернулась в углах, дрожа от предчувствия рассвета. Лена спит не по-человечески и не по-демонски, бессильно свесив тонкую руку с края кресла-кровати. Как будто сон свалил её внезапно, сбил с ног ударом в шею.
  "Придётся ей кровать купить", - подумала Регина, - "на этой раскладушке неудобно".
  Она ушла в кухню, зажгла крошечный свет на вытяжке над плитой. Под ложечкой сосало так жгуче, яростно и требовательно, как бывает только в беременности.
- Сейчас, проглот, - пробормотала Регина, - дай хоть разогреть что-нибудь.
  Она нашла остатки вчерашнего риса с мясной подливкой, поставила на огонь.
- Это не девчонка. Это мужик внутри меня завёлся, требует жиров и белков.
  Что же, природа всё уравновешивает. У нас в доме и так женщин больше, чем мужчин. Природа уравновешивает, ей наплевать на традиции и устои. Она благосклонна лишь к тем, кто живёт, не допуская в свои мысли слов "можно", "нельзя", "хорошо" и "плохо". Кто хочет, как растущий зародыш в животе у Регины - пищи, воды, тепла. Простых вещей.
- Доброе утро, - Лена возникла в дверном проёме, опять светясь, как привидение в Регининой светлой пижаме.
- Ты зачем так рано встала? - спросила Регина. - Я хотела одна посидеть. Покормить эмбриона и попечатать.
- Я люблю рано вставать. Ты занимайся своими делами - кушай, работай. А я завтрак приготовлю и плиту почищу.
  Регина усмехнулась:
- Роль кухарки не очень подходит к вашей благородной наружности, мадемуазель.



   "Искусство в наши дни не может решать те задачи, что стояли перед ним на заре существования человечества. Древний художник изображал на стене пещеры мамонта и шерстистого носорога с прямой практической целью - заколдовать и убить животное. За долгие века человеческой истории искусство научилось очаровывать, сводить с ума, поднимать на бунт, управлять сознанием людей, создавать выдуманные миры. Всё это было!  Старыми приёмами никого не удивить, и не изменить мир.
   Современное искусство должно быть загадочным и простым одновременно. Как виртуальная среда, которая покорила людей именно сочетанием доступности и тайны. Возьмите равные части природы и воображения, аккуратно смешайте их и добавьте нужную дозу своего видения мира - и шедевр искусства готов. Вопрос в том, что редкий художник, писатель, режиссёр нашего времени знает эту дозу. Роман Нечаев относится к посвящённым. Его скульптуры, созданные с применением несложной и, в общем-то, далеко не новой технологии..."
- Надо позвонить Эльке, - отодвинув ноутбук, сказала Регина, - она три раза вчера звонила, а я до сих пор не ответила. Свинство полнейшее.
  К удивлению Регины, ответил мужской голос с явным кавказским акцентом. Он выкликнул: "Элеонорррра!" и удалился со смехом.
- Извини, я вчера не брала трубку. Событие планетарной важности, УЗИ на двадцать второй неделе.
- Ой, а я и забыла, идиотка. Ну, и что рассмотрели?
- Абсолютно здоровый плод мужского пола.
- Супер!
- А у тебя что случилось?
- Ничего. Я звонила, потому что мне Вконтакте написал твой бывший. Тот, который отец Кирилла.
- Странно. Что ему от тебя надо?
- Не от меня, а от тебя. Я вот скопировала и распечатала его писанину... послушай только!
"Уважаемая Элеонора! Извините, что тревожу вас по деликатному и, вероятно, малоприятному для вас поводу. Ведь Раиса (Регина, как она себя называет) - ваша подруга. До меня и её родителей дошли слухи, что Раиса беременна, и живёт с девушкой и парнем одновременно. Других контактов, кроме вас, Элеонора, у меня нет. Раиса оборвала все связи с родными, не приезжает и не звонит несколько месяцев. Я думаю, наш с Раисой сын в курсе событий, но, соответственно настроенный матерью, он на все мои вопросы отвечает: "Не знаю. Не моё дело". Очень прошу вас, Элеонора, внесите ясность в ситуацию. Раиса всегда была женщиной психически нестабильной, склонной к эпатирующим поступкам. Она словно поставила себе жизненную цель - оскорблять общество аморальными поступками. Вероятно, она видит в этом своеобразную гражданскую и личностную смелость, не понимая, что ставит сама себя в положение социального парии. Ужасный тройственный брак - если он имеет место в действительности, может испортить карьеру не только самой Раисе, но и Кириллу. Не говорю уж о будущем ребёнке Раисы. Мало того, что она отважилась на беременность в критическом возрасте, взвесив на себя страшный риск и ответственность, она заранее обрекает дитя на роль изгоя. Я не представляю, что почувствуют несчастные родители Раисы и её сожителей (ведь юноша и девушка, конечно же, имею родителей), когда узнают правду. А какие бури творятся в душе Кирилла? Внешне он может не показывать эмоций, но внутри..."
- Можешь не дочитывать, - усмехнулась Регина, - дальше пойдёт разбор аргументов, выводы и мораль. И что ты ответила?
- Что ничего не знаю.
  Регина засмеялась.
- Вчера меня на работе спросили о том же. Не напрямую, конечно, откровенностей придворный этикет не позволяет. Всякими намёками. Я притворилась тупой, намёков не понимающей.
- Тайное всё равно становится явным.
- Ага. В тему о тайнах - кто тот джигит, что взял трубку? Только не ври, что наняла себе секретаря.
- Это Бакур. Мы познакомились в баре "Сулико".
- О, май год! Элька, ты даже хуже меня. А Нечаев как же?
  Элька вздохнула скорее грустно, чем юмористически.
- Регинка. Помнишь ты говорила - идеальные люди не вписываются в современный мир. Он слишком для меня хороший, понимаешь? Я не могу жить с идеалом. Я чувствую себя рядом с ним бракованной игрушкой... А может, его с твоей Ленкой познакомить? Она такая вся... барышня из восемнадцатого века...
  Лена возникла в комнате, как будто подслушивала разговор с помощью неведомых шпионских устройств. Поставила на телефонный столик перед Региной тарелку с крошечными пирожками. Регина взяла один, надкусила. Начинка была сырная, обожаемая здоровым плодом мужского пола.
- Я её спрошу, - Регина погладила запястье Лены, - но идея вряд ли будет иметь успех. Простое и сложное не сочетается.
   
Октябрь 2012
 Медынь