Оскопленный гений

Алексей Казак Козлов
Это было в ту пыльную архивную пору, когда люди, одумавшись, снаряжали спасательные экспедиции, жаждая вдохнуть новые силы в умирающую русскую словесность. Речь шла в то время о спасении наследия 90-х годов, о признании его литературной ценности и подлинной красоты. Заново начинали работать застывшие типографии, и обывательские полки украсились наряду с золотисненными томами Салтыкова-Щедрина и Успенского опусами Крапивкина, очерками Перепёлкина, романами Бабалаева.

Естественно, эти события отражались на повседневной, обывательской жизни. Из тёмных уголков истории вытаскивали несчастных со сложными и солженицынскими судьбами. Выступая из тьмы безвременья в своих одинаковых полосатых халатах, эти несправедливо обиженные и уничтоженные тени изменчивыми силуэтами ложились на контуры новых времен.

Занимаясь в архивном отделе, ученые нашли упоминание о замечательном, великом писателе - Александре Петровиче Тамарине. Начали искать дальше и, наконец, прочитали следующее: "А.П. Тамарин арестован как неблагонадежный, его книги, собранные им в наволочке и предназначенные для печати, изъяты и уничтожены". Далее следовал ряд цифр, связанных с давлением в доменной печи, что мало интересовало исследователей.

Через полгода после сенсационного открытия в свет вышло издание сочинений А.П. Тамарина (10.000 экземпляров). По давней традиции, издание открывалось авторитетной исследовательской статьёй; далее следовало 545 абсолютно чистых страниц - именно так в памяти потомков выглядела униженная и оскорбленная душа поэта минувшего тысячелетия. Эти страницы, пожелтевшие от горя и сырости, вероятно, сообщали гораздо больше, нежели полемические статьи Достоевского, рваные матрацы Чехова, лёгкое дыхание Бунина.

Со временем некоторые читатели начали заполнять пустующие страницы - чернила высыхали.

Тогда только все эти суетливые люди, все эти мелочные издатели, писатели, трагики признали, как великолепна и трагична бывает судьба человека, лишенного права на прочтение и наследие - именно тогда мы осознали, как неизмеримо выше стоит этот оскопленный и великий гений никогда не написанной русской литературы.